Охотники на Велеса

Пролог

В N-ской области в таком-то году

 морская свинка сказала человеческим голосом: ой!

И умерла.

Как вы это объясните, батюшка?

Из присновспоминаемых вопросов к священнику в прямом эфире,

начало XXI-го века.

Голос иногда бывает единственным проявлением

 нечистой силы, которая не имеет видимого облика:

погибший насильственной смертью «ойкает» на месте гибели.

Древнее карпатское поверье.

«Славянские древности». Этнолингвистический словарь.

ПРОЛОГ

Стрела с пестрыми перьями вонзилась в ярко-зеленую моховую кочку в двух шагах от нее. Девочка замерла.

– Шаг назад и вправо, – коротко приказал ей спутник. Девочка не думая выполнила приказ. Своему наставнику она доверяла безгранично.

– Что вам нужно? – негромко заданный вопрос путника затих в глубинах окружающего их непроходимого ельника. – У нас нет с собой ничего.

Чистая правда. Двенадцатилетняя девочка была одета как бедный деревенский мальчик: в холщовые штаны и рубаху. Коротко стриженные рыжие выгоревшие волосы были непокрыты. Ее спутник, высокий плечистый мужчина с легкой проседью в светлых волосах также носил холщовую, крепкую, но дешевую одежду. В их котомках не было ничего кроме небольшого запаса еды.

Впереди раздался треск, на звериную тропинку перед путниками с дерева спрыгнул страшного вида детина, заросший черной бородой, с красным носом, с выбитыми передними зубами. Он даже не выпрямился, медленно подходил к ним, согнув хребет, пристально вглядываясь в девочку страшными голубыми глазами. Заслышав шорох еще и сзади, она обернулась. Несколько человек выступили из-за маленьких елок, и теперь путники оказались окружены. Девочка молча бросила быстрый взгляд на своего учителя, самого доброго человека в мире. Он никак не сможет никого убить. А здесь требовалось убивать. Этому ее уже жизнь научила.

Ее наставник опустил голову, весь уйдя в молитву.

Страшный детина рывком бросился к девчушке, схватил за руки и прижал к шершавому стволу огромной сосны. Другой высоченный свирепый разбойник цепким захватом пленил мужчину путника. Тот все еще молчал.

Когда рука с грязными ногтями вцепилась в ворот ее рубахи, девочка поняла, что сейчас произойдет. Ей будет не только стыдно, это будет ужасно больно, и она умрет. Даже взрослые женщины умирают после такого, она видела.

В лесной тишине – птицы внезапно замолчали – резко прозвучал хруст разрываемой на ней рубахи.

- Ты точно девка? - невнятно выговорил страхолюдина, неотрывно глядя в темно-синие детские глаза. Его зловонная пасть исказилась в ухмылке.

Но как только липкая рука медленно поползла вниз, проверять, девка она, или нет, пленник внезапно резким движением отбросил в сторону держащего его разбойника, подхватил с земли небольшой ствол дерева, и потрясенная девочка не успела даже и проследить, как увлеченный ею разбойник свалился навзничь с проломленным черепом. Её больше никто не держал. Она ошеломленно смотрела, как стекленеют голубые глаза, как вытекает на зеленый мох кровь из-под затылка разбойника. Потом она медленно перевела взгляд сначала на ноги и дубинку в руках, затем посмотрела в лицо своему наставнику. Тот, прищурившись, пристально смотрел ей в глаза, его собственные серые глаза сверкали жестким блеском. И только тогда девочка испугалась. Она не ожидала увидеть в глазах, всегда смотревших на неё с добротой и нежностью, такую муку.

- Любава, ты как? Не молчи же! – хрипло выговорил мужчина.

- Ты убил из-за меня, – с трудом ответила девочка и посмотрела по сторонам.

Все остальные разбойники с перепугу разбежались. Они снова остались вдвоем. Только теперь рядом лежал труп. И ее наставник, монах, христианин убил из-за нее человека.

Она запахнула на себе разорванную рубаху и, придерживая ее одной рукой, прижалась к своему спутнику. Тот крепко обнял ее.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросила девочка, подняв голову, глядя в потухшие глаза обнявшего ее человека. Ей было его отчаянно жаль.

- Я думаю, что Господу Богу все наши просьбы так же забавны, как и твоя постоянная молитва, превратить тебя из девочки в мальчика, – горько ответил мужчина.

– Не думай об этом сейчас, – тихо сказала девочка. – Давай жить дальше.

Тогда он чуть отстранил ее от себя, чтобы внимательно посмотреть в доверчивые синие глаза.

– Теперь я думаю, что женщины получают свою женскую мудрость всю сразу, независимо от возраста, – он с трудом ей улыбнулся. – Ты права. Не отходи от меня.

И Любава смотрела, как он, оставляя за собой темный кровавый след, затащил труп разбойника в ямину под корнями выворотня.

– Зашей рубаху, пока я закопаю могилу. Но не тяни. Быстро зашей. Нам надо уходить отсюда.

Она успела зашить рубаху, и даже нашла четки, брошенные ее наставником там, где он, защищая ее, схватил дубину. Но почему-то не отдала их.

Глава первая

Крысы мерзко пищали и прыгали вверх, надеясь добраться до вещевого мешка, привешенного к потолочной балке. Приближающийся дождь усиливал все запахи, и местное зверье посходило с ума. Вспышки молний вспарывали темноту летней ночи. Раскаты грома становились все громче и громче. Любава поправила бревнышки, горящие в немудреном очаге времянки, в которой ее застигла гроза. Крысы очень раздражали. Их наглое верещание и хлопание тушек на землю после очередного подскока к ее мешку все время сбивало с попыток дочитать до конца девяностый псалом.

– Живый в помощи в крове Бога Небесного водворится... – в очередной раз начала она с начала.

Змеистая молния распорола мир на две половины.

"Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы, летящия во дни, от вещи, во тьме приходящия..."

Удар грома потряс навес, под которым путница спасалась от грозы. Но крысы притихли только на мгновение.

– Вот, твари непуганые, - с раздражением подумала Любава, в очередной раз, сбиваясь с чтения псалма.

"На аспида и василиска наступиши, попереши льва и змия..."

Так. Правило пятое из свода правил дружинницы. «Из всякой ситуации нужно уметь извлекать пользу».

И какую пользу должна извлечь христианка из близкого соседства стаи сумасшедших крыс, мешающих чтению псалмов? Она может, нет, даже она должна потренироваться в том, что у нее хуже всего получается, по мнению ее наставников.

Любава потянулась, открыла колчан с сулицами, висевший у нее за плечом, выбрала подходящую сулицу, тщательно прицелилась и с удовольствием метнула. Одна крыса завалилась набок. Только, кажется, не та, в которую она метила. Хвастаться таким броском не стоит. А никто и не собирался хвастаться. Честно. Главное, что остальные крысы разбежались.

Девушка не поленилась выбрать из поленницы три рогульки, составила их стоймя, связала кусочком бересты, и привесила дохлую крысу так, чтобы та болталась в воздухе. Затем подняла сулицу, аккуратно ее вытерла, даже  поводила наконечник над огнем и засунула оружие обратно в колчан.

И больше ее крысы не беспокоили.

Времянку накрыло пеленой летнего дождя, девушка спокойно задремала у очага, дочитав, наконец, до конца девяностый псалом. Но тонкий крысиный писк был только началом звериного самовыражения этой ночью. Любаву разбудило близкое ржание. Громкое, густое конское ржание. Пожалуй, поспать ей не удастся. Более того, ночная бессонница – это самое меньшее из того, что ей грозит.

На пороге времянки в лунном свете возник темный силуэт.

И это было уже не пятое, а первое из свода правил дружинницы: «мужчина всегда сильнее, уважай опасность».

Любава ровно села в ожидании дальнейших событий и подложила очередное поленце в очаг. "Правило первое" внимательно осмотрелся. Трупик крысы слегка поколебался непосредственно перед ним. Лужа темной крови блестела в лунном свете. Незнакомец перевел свой взгляд от колеблющейся крысиной тушки на замершую возле очага Любаву. Треснуло поленце в очаге, и вспышка пламени осветила ее рыжие кудри и косу того же цвета.

– Ведьма, – с невероятной смесью отвращения и надежды проговорил незнакомец.

– И тебе доброго пути, человек хороший. Ты держал путь в Ольгино? Да с дороги сбился? Случилось у тебя плохое что?

Любава сама возвращалась из Ольгина, где неожиданно, прямо на Яблочный Спас забил чудесный источник. Люди потянулись туда толпами.

Незнакомец вздрогнул. Спрашивать ведьму, откуда она это знает, он не стал. Сделал несколько шагов вперед, обогнув хлипкое сооружение с крысиным трупиком в центре. Воин, судя по движениям.

Любава быстро соображала. Погнать ночью человека в дождь и грозу к Ольгиному источнику могла только сильная нужда. Горе. Отчаяние. Он сбился с дороги. Чтобы ты сделала, Любава, если бы была здоровенным воином и встретила одинокую девку, знающую путь к чудесному источнику? Правильно. Ты бы насильно заставила ее показать тебе правильный путь.

– Не подходи близко, человек ты мой хороший, не пугай беззащитную девицу.

В ответ на эти бесстрастно произнесенные слова незнакомый воин замер на месте. У Любавы была с собой фляга с водой из источника. И она бы с радостью отдала ее, чтобы помочь. У нее и без того всегда в запасе было крещенская вода, великая агиасма. Но!

Ее принимают за ведьму и не решаются трогать. Не примет ли незнакомый воин ее дар за проявление слабости? Да и возьмет ли он целебную воду от ведьмы?

"Пока не попросит, не предложу".

Незнакомец опустился на одно колено по другую сторону поленницы, разглядывая рыжую девицу.

– Послушай, воин, я была в Ольгино, и вода из источника у меня есть с собой. Но в твоем горе она не поможет. Только время зря потеряешь. Ни то, ни се водичка.

Он дернулся, но остался на месте. Любава совсем уже собралась выхватить головню из очага, ткнуть его и бежать в лес. Там-то ее никто не найдет. Но не шевельнулась.

– Что еще обо мне знаешь? – хрипло спросил  незнакомец.

– Ничего я о тебе не знаю. Даже имени твоего не ведаю. Но погнать тебя к источнику в грозу и дождь могло только сильное горе.

Глава вторая

Под синим августовским небом свободно раскинулись столы и скамьи деревенского рынка. День сегодня был базарный.

– А вот кому яичек свежих...

– Кому молочка, сметанки наивкуснейшей...

– Репки сладкой, крупы греческой, заморской...

Всеслав неторопливо продвигался между рядами, старательно вслушиваясь в деревенские сплетни. Не за молочком он пришел сюда, не за крупой заморской. Даже не за уздечками и прочей конской утварью добротной. Этого широкоплечего молодца привело на рынок любопытство. Ведь он даже имени исцелившей его брата ведьмы не вызнал.

– Слышал, дед, а Любка-то Людмилина, говорят, в Трех ключах ведьмовством да колдовством промышляла.

– Слышал. Брехня то бабья.

Всеслав остановился и прислушался. И не он один прислушался. Добрые люди вокруг перестали торговать и покупать, а приняли живейшее участие в разговоре.

– Не скажи, дедуля. Проверенные люди ее намеднесь в Трех ключах видели. Воина приезжего рысь подрала, а братец его Любку откуда-то привез. Она подранного братца и исцелила. Ведьмовством, знамо дело, потому как больше ему ничто уже помочь не могло.

– Вот брехня, так брехня. Куда этой девчонке рыжей исцелять кого-то.

– Не возьмет княгиня ведьму в свою дружину. Христианка она, княгиня наша.

Рынок гудел от пересудов. И в этот гул, приветливо улыбаясь, храбро вплыла Любава. Скромная, то есть, девица в льняной вышитой рубахе с голубой узорчатой тесьмой по рукавам и горловине, в голубой вышитой паневе, стянутой на тонкой талии кожаным поясом. В прическе на мелких косичках, уложенных на висках, по четыре серебряных височных кольца каскадом привешены с каждой стороны, серебряный обруч вокруг головы. Волосы, даже не столько рыжие, сколько бронзовые, тщательно в косу заплетены. И ленточка голубая из косы торчит. И пять ожерелий на шее и на груди. Ни дать ни взять, девица-краса за покупками направилась, а про слухи пакостные ведать не ведает.

При ее приближении пересуды стихали, чтобы с новой силой усилиться за  спиной девушки. Любава плавной походкой добралась до бортников.

– Дедушко Владимирко, хочу медку твоего прикупить. Уж больно он нам с бабой Милой по душе пришелся. И воску-то немного продай. Для мазей травяных.

– Допрыгались вы, Любка, с Людмилой с вашими мазями да настойками. Слышала, что люди бают? Ведьмой тебя кличут.

Вошедшая в роль Любава широко распахнула глаза, синие-синие.

– Дедушко, уж ты-то таких глупостей не повторяй. Какая из меня ведьма.

– Не ты, что ли в Трех ключах раненого воина от хвори избавила, а, Любка?

– Куда мне, Добронрава милая, неужто ты в такое веришь? Люди добрые, вы же меня хорошо знаете, ну разве же я похожа на ведьму?

И девица с невинным видом обвела взглядом внимательно изучавших ее поселян.

Всеслав и сам уже почти решил, что обознались люди. Не эта девица-краса его брата исцелила. Мало ли, в конце концов, на Руси синеглазых рыжих девок? И не слишком он к той ведьме в полутемной избе присматривался. Все больше на брата смотрел. И в этот момент Любавин невинный взор скрестился с его все еще подозрительным взглядом. Девица чуть вздрогнула, но мгновенно взяла себя в руки.

– Да полно тебе, дедушко Владимирко, продай меду-то.

Итак, она его узнала. Всеслав усмехнулся. Он не осуждал ведьму за ее притворство. Тяжела все-таки жизнь колдуньи в народе. Случись какое горе, недород какой, или падеж скота, все на ведьме выместят. Убьют, утопят, в клочья разорвут. Это сейчас они тут добрые, пока не прижало по-настоящему.

– А ты наложи на себя крестное знамение, Любка, коли ты не ведьма.

– Вот вам крест истинный, не ведьма я.

Любава истово четыре раза перекрестилась на все четыре стороны. Народ вокруг мгновенно затих.

– Не могут ведьмы крестного знамения на себя наложить. Корежит их.

– Давай, Любка, крынку под мед. Говорил я, нельзя верить глупым бабам. Только бы побрехать им.

Любава забрала кувшинчик с медом, круг темного воска и, скромно потупив глазки, поплыла к выходу с рынка. Всеслав устремился за ней. Их пути пересеклись под огромной березой сразу за рынком.

– Любава!

Девица остановилась и молча смотрела на краешек черевички, выглядывавший из-под расшитого подола.

– Я не отблагодарил тебя за исцеление, – неизвестно отчего смутился Всеслав. – Что ты хочешь в награду?

Девица немного помедлила. Потом подняла на него ясный взор.

– Когда у тебя появится возможность сделать доброе дело без всякой корысти, вспомни обо мне и сделай.

– Странная ты ведьма, – ошеломленно произнес Всеслав.

– Ведьма! Ведьма! Люди добрые, Любава все-таки ведьма!

Подслушавший их разговор мальчонка бросился обратно на рынок.

– Ведьма! На всех морок навела. Не могла она крестное знамение сотворить!

Любава развернулась лицом к хлынувшему с рынка народу. Она не привыкла убегать от опасности. Один из дружинников княгини, также посетивший рынок в базарный день, бросил на все это безобразие пристальный взгляд, условно свистнул Любаве, обращая на себя ее внимание, быстро вскочил на коня и ускакал.