Когда эта пара вошла в магазин, сразу стало понятно: надвигаются неприятности. Проработав в салоне полтора года, я научилась определять тип людей по одежде и походке, и всё в облике возможной покупательницы говорило о том, что лучше бы с ней не связываться даже самому опытному консультанту.
Десятисантиметровые шпильки, шикарная серебристая шубка, шёлковый платок и кольцо с крупным бриллиантом – с такими дамами можно было остаться без премии, особенно если она пришла не в настроении. Мне, в отличие от неё, эмоции показывать было нельзя – только мило улыбаться и угождать во всём, но к этому я уже давно привыкла.
– Добрый день! Если вам нужна будет помощь – пожалуйста, обращайтесь.
Здороваться первой, всегда быть рядом ненавязчиво, заинтересовать, рассказать обо всех преимуществах – эти правила засели в голове намертво. Я не только в обычной жизни работала в салоне элитной детской мебели, но ещё и подрабатывала в подобном месте во сне. Правда, там обычно выглядела иначе: никакой белой блузки и чёрной юбки, только странная, а порой и весьма откровенная одежда – например, купальник. У меня и волосы во сне были не рыжие, а какие-то тёмные, пушистые.
– Нам нужна детская для новорождённого, – сказала женщина, надувая свои и так полные губы. – В классическом стиле. Да, милый?
Мужчина кивнул. Он был настоящим красавцем: высокий, широкоплечий, с тёмно-русыми, отливающими золотом волосами и стальными глазами. Нос с горбинкой идеально сочетался с прямыми низкими бровями, мягких изгибов губы явно привыкли к усмешкам, а короткая щетина не смотрелась небрежно. На нём были чёрные джинсы и песочного цвета пальто, а ещё коричнево-синий, с ненавязчивым узором шарф, такой уютный рядом с кричащим розово-золотым платком женщины.
– Уж точно не ампир, – сказал он, и я поспешила улыбнуться:
– Прошу вас, сюда. У нас представлено несколько образцов, но также вы можете ознакомиться с каталогами. Возможно множество вариантов на любой вкус. Какую цветовую гамму вы предпочитаете?
Говорить им о ценах сейчас нужды не было: одна только шуба блондинки стоила тысяч триста.
– Пожалуй, светлую, – отозвалась блондинка. – Да, милый? Или что-то с синим, как вон там. А, может, серебристое? Я не уверена, правда, что этот оттенок будет сочетаться с обоями…
Вскоре мы уже сидели за столом, и женщина, представившаяся Полиной Вячеславовной, одну за другой перелистывала страницы. Я поняла уже, что ей крайне важно одобрение партнёра (кажется, не мужа, потому что кольцо Константин Дмитриевич не носил, и женой её не называл), и в целом процесс подбора мебели женщину не особо увлекал. Максимум, на что её хватило, это цветовые сочетания, да и то, предложенные мной. Потом она резко потеряла интерес, и говорила я в основном с Константином Дмитриевичем, который точно знал, чего хочет.
Как я и предполагала, его не волновала стоимость детской, главное, чтобы всё было подобрано идеально. Уже через сорок минут я вместе с технологом ехала вслед за большим джипом Горовых, чтобы произвести замеры у них в квартире. Настроение было отличное: Константин Дмитриевич выбрал один из самых дорогих вариантов, а, значит, меня ждал хороший процент от продаж при том, что особых усилий я не прилагала. К тому же, им были необходимы услуги декоратора, а наш салон сотрудничал с прекрасным магазином «Дрим Хоум», где и можно было найти необходимые для детской аксессуары.
Полина и Константин жили в высокой новостройке неподалёку от центра. Квартира у них была просторная, светлая, и, конечно, с дорогим ремонтом, но ещё как будто необжитая. Мы разулись, и хозяин провёл нас в комнату с эркерами, где предполагалась детская. Стены были белыми, не считая одной, с нишами, светло-бирюзового цвета.
– Кроватка будет здесь, – показала Полина. – Да, милый? А пеленальный столик тут. А комод, наверное, поставим возле этой стены. Нам ещё нужен ковёр. У вас продаются ковры?
– Мы сотрудничаем с турецкой фирмой, – с готовностью отозвалась я. – У них также есть каталоги. Я могу прислать вам ссылку на их сайт.
– Пусть нам дизайнер подберёт! – распорядилась женщина. – Вы ведь тоже дизайнер? Присмотрите тогда несколько вариантов, а я скажу, какой мне нравится. Да, милый?
– Да, – отозвался Константин, и мне показалось, что он едва сдерживает смех. – Вам что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. Мы проведём замеры.
Константин кивнул и остался, а Полина вышла. Её явно не интересовало дальнейшее, в то время как хозяин наблюдал за всеми нашими действиями.
Меня это не раздражало – привыкла. Заказчики попадались разные: и равнодушные, и дотошные, и спокойные, и нервные. Хорошо, что с этой парой я ошиблась, решив, будто Полина начнёт выпендриваться. Ко мне и к технологу Ларисе она относилась как к обслуживающему персоналу – не больше и не меньше, для избранника старательно изображала интерес. Уж не знаю, замечал ли он эту наигранность.
У неё уже был заметен животик, но двигалась она проворно, и то и дело с кем-то болтала по телефону. Попрощаться не вышла, и в итоге до двери нас провожал только Константин.
– Через две недели мебель должна прийти со склада, – напомнила я. – Если это произойдёт раньше – я вам сразу позвоню.
Он кивнул.
– Спасибо. Собственно, времени у нас предостаточно.
Мысленно я сказала всего одно слово, и оно было далеко от делового стиля речи. А Константин как ни в чём не бывало продолжал:
– Это моя мама, Анастасия Игоревна, и отец – Дмитрий Петрович. Вера только что с работы пришла, мы ещё даже не ужинали.
– Добрый день, – сказала я, сразу осознав, что сопротивляться нельзя – сживёт со свету. Причём, не только без премии оставит, но и без работы, а этого я допустить никак не могла. – Рада с вами познакомиться…
Улыбка наверняка получилась жуткая, но всех это устроило.
– И мы рады, – сказала женщина, а её супруг кивнул. Он был, в отличие от Кости, черноволос, но с почти такими же серыми глазами.
– Проходите. Мама, давай своё пальто.
– У вас там по подъезду какая-то странная женщина бегает, – сказал Дмитрий Петрович.
– Местная сумасшедшая, – отозвался Константин с улыбкой. – Она не представляет опасности. Как долетели?
– Отлично.
Сердце моё колотилось, как бешеное. Получится ли потихоньку улизнуть? Но Константин явно не собирался меня отпускать, а хватка у него была железная. Мне пришлось сесть рядом с ним за стол в просторной гостиной, и старательно делать вид, что не смущаюсь прикосновений своего «жениха». Не знаю, о чём только мужчина думал? Нас ведь легко могли раскрыть! Да и живота у меня не было…
Впрочем, кажется, о беременности никто и не знал, также как никого не насторожило моё имя. Возможно, Константин держал эти отношения в тайне? Вскоре выяснилось, что его родители по полгода жили в Турции, а Полина предпочитала Бали. Сюда она вернулась буквально месяц назад.
– А кто вы по профессии?
– Дизайнер, – отозвалась я, радуясь, что Константин не успел перебить.
– Вера работает в фирме, с которой я сотрудничаю, – сказал мужчина, с мягкой, но от этого не менее опасной силой сжимая мою руку.
– Значит, вы именно так познакомились?
– Угу, – без каких-либо признаков стыда кивнул Константин. – На корпоративе. Ещё до того, как начали раздавать выпивку.
Дмитрий Петрович фыркнул, а Анастасия Игоревна погрозила сыну пальцем.
– Давай без намёков, Костя!
– Я вообще-то не пью, – не удержалась я, и «свекровь» кивнула.
– Правильно. Но ты такая бледная! Совсем не загорала?
– Я стараюсь защищать кожу от солнца.
– Правильно, – снова одобрила женщина.
Знала бы она, какое количество конопушек у меня может вылезти – предложила бы вообще на улицу не выходить.
– Может, поужинаем где-нибудь? – предложил Константин. – Мы ещё не взяли помощницу, и холодильник почти пуст.
– Говорят, «Пион» неплох, – сказал Дмитрий Петрович.
– Поехали туда, – тотчас согласился Горов и взял телефон. – Для нас место найдут.
Вслух я материлась редко, но сейчас очень хотелось сказать пару крепких слов этому самоуверенному гаду. Останавливал только взгляд Анастасии Игоревны, в котором была какая-то странная надежда. Да, она глядела по-прежнему оценивающе, на что имела полное право. Любая мама хотела для сына красавицу и умницу.
– В семь вечера, – сказал Константин.
– Отлично. У меня как раз будет время освежиться, – улыбнулась его мама.
Мы проводили их до прихожей, и снова мне приходилось терпеть нежную хватку Горова, который прижал к себе по-хозяйски плотно. Хорошо хоть, руку ниже талии не опускал…
– Увидимся в ресторане, – сказал он, подавая матери сумочку.
– До свидания, – улыбнулась я, уже зная, что туда совершенно точно не отправлюсь.
– До встречи, – кивнула Анастасия Игоревна, а её супруг пожал мне руку.
Когда за ними закрылась дверь, я тотчас попыталась выбраться из объятий Константина, и вздрогнула, когда он рассмеялся.
– Какой насыщенный день!
– Константин Дмитриевич, я понимаю, у вас горе, но…
– И снова мы на вы? – Он поднял брови. – Да ладно тебе, Вера! Какое горе? Я избавился от обманщицы!
– Хорошо. Пусть так, и вы её не любили… Это не моё дело. Мне пора домой.
– Нет, апельсинчик. Мы с тобой ещё не закончили.
Я пожалела, что хватать и швырять в него нечего, и предупредила как можно решительней:
– Будьте благоразумны, Константин! Эта ложь так или иначе вскроется, и тогда…
– Ты поможешь мне, Вера, или очень быстро вылетишь с работы.
– Да ты с ума сошел! – сердито выкрикнула я. – Ничего я тебе не должна!
Он поймал меня за руку и так рванул к себе, что я чуть из сапог, которые успела обуть, не вылетела.
– А мне удобно считать иначе. Будь паинькой, поиграй со мной в любовь, а, когда родители утолят любопытство – я тебя отпущу. – Он обнял меня, растерянную происходящим, и бестрепетно прижал к себе. – Никто из моего окружения не знает, как моя избранница выглядит, и тем более не знал о её «беременности». Полина много времени проводит в жарких странах, и скоро свалит из города.
В коридоре я накинула куртку и взяла сумку, и Константин открыл мне дверь. Он не стал переодеваться, оставшись в тёмно-синем пиджаке из мягкой текстурной ткани, синих брюках из более плотного и однородного полотна и белой в тонкую голубую полоску рубашке. Верхней одеждой было, как и при первой нашей встрече, бежевое пальто и шарф – на этот раз бордово-песочный. Волосы мужчины были аккуратно уложены, но мне почему-то казалось, что небрежная лохматость пойдёт ему больше.
– Прошу.
Автомобиль был синего цвета, просторный, с бежевым кожаным салоном. Константин смотрелся в нём отлично, а вот я выглядела секретаршей при боссе.
– Думаю, тебе не стоит тратиться на меня. Или, по крайней мере, договоримся, что я верну этот наряд после.
– Как хочешь, – отозвался он, выруливая с парковки.
Движения его рук были отточенными, плавными, порой как будто ленивыми. Так водит человек, у которого длительный стаж, и который хорошо свою машину знает.
– Давай устроим блиц-опрос, чтобы в случае чего быстро сориентироваться. – Я со вздохом кивнула, и он тотчас задал первый вопрос: – Когда у тебя день рождения, сколько тебе лет?
– Двадцать пять, – с готовностью отозвалась я. – Родилась двадцать восьмого августа.
– Дева, значит. Хорошо. Я-то сам гороскопами не увлекаюсь, но вот мама в подобное верит. Мне тридцать четыре, родился десятого июля. Ты, наверное, на маму похожа?
– Очень. У нас и глаза, и волосы, и фигуры почти одинаковые.
Он бросил взгляд на цветок у меня на блузке, словно до этого не замечал его.
– Интересная вещица. Из чего она?
– Кожа. Моя подруга сделала. Она увлекается подобным рукоделием.
– А ты?
– Ни шить, ни вязать я не умею.
– Но хобби есть?
– Да. Я леплю мифических зверьков из полимерной глины.
– Интересно. А что ещё?
– Играю на пианино.
– Музыкальная школа?
– Нет, частные уроки. Это было своего рода хобби.
Он кивнул.
– Получается, живёшь с мамой? А где отец?
– В другом городе. Они развелись, когда мне было одиннадцать.
– Ясно. Наверное, это был для тебя непростой период?
– Весьма.
Он не стал уточнять, да я и не привыкла делиться такими подробностями с едва знакомым человеком. Мы ещё поговорили о моей учёбе, о его работе, об увлечениях Константина, среди которых был сноубординг, верховая езда и мотоциклы, а тут и торговый центр впереди показался.
– Надеюсь, тебя не особо взбесит, если наряд выберу я.
– Кто платит – тот и заказывает музыку, – отозвался я сдержанно. – Но учти, никаких откровенных нарядов я надевать не стану.
– Неужели ты думаешь, что я поведу тебя к родителям в платье с разрезом до трусов?
Я пожала плечами.
– Я стараюсь не думать лишнего, потому что вся эта ситуация изначально нелепа.
– Полтора часа сегодня, потом ещё пара встреч – и ты свободна, как ветер.
– Очень надеюсь. И я не буду много есть за ужином.
– Почему? Не голодна?
Не желая снова затрагивать тему денег, я кивнула, но он только усмехнулся в ответ.
– Не верю. Небось, целый день на сухом пайке! Знаю я девчонок твоей профессии, одни йогурты с мюслями да всякие там диетические батончики.
– Ты не прав. Я всегда беру с собой поесть пюре с рыбой или супчик. Просто сегодня разогреть было негде.
– Ясно, – недоверчиво усмехнулся он. – То есть на диетах не сидишь?
– Я всеядна и ограничиваю себя только во вредной еде. – Хотела было добавить, что это из-за мамы, которой многое было нельзя из-за болезни, но вовремя спохватилась. – Полнота мне не грозит, у нас все в семье стройные.
– Замечательно, – кивнул он. – Моя мама терпеть не может толстых. Помнится, она грозилась водить меня в спортзал за руку, если посмею нарастить пузо… У каждого свои заморочки.
Я пожала плечами. Моей маме было всё равно, как человек выглядит. Уж ей-то было известно, что люди далеко не всегда способны поддерживать приятный для окружающих облик.
Вскоре мы уже шли мимо сияющих отделов с безликими манекенами в витринах. Константин смотрел по сторонам внимательно, я же глядела под ноги. Чтобы мужчина выбирал мне одежду – да никогда такого не было!
– Какие цвета ты любишь? – спросил он.
– Белый, чёрный, и, пожалуй, оливковый и нежно-зелёный.
– Потому что подходит к твоим глазам?
– Отчасти. Ещё ношу оранжевый и голубой по настроению.
– А что насчёт моделей?
– Я уже сказала – ничего чрезмерно откровенного, никаких сверхмодных луков. Конечно, мода всегда нас преследует, но я не стану носить то, что мне конкретно не подходит.
В субботу мы с мамой вовсю собирались, в воскресенье отдыхали и даже погуляли немного, а в понедельник я встала в четыре, чтобы проводить её на поезд. Самолёт сразу отпадал – ей было очень тяжело подниматься и спускаться по длинным лестницам, к тому же, от аэропорта до больницы было гораздо дольше ехать.
Я привыкла подставлять маме плечо, и она уже давно не казалась мне тяжёлой. К тому же, за время болезни очень похудела, но всё равно держалась молодцом. Сразу по приезду её должна была встретить тётя, которая была куда сильнее меня.
– Хватит уже переживать! – сказала мама, когда я устроила её в купе. – На верхнюю полку мне лезть не надо, а до туалета уж как-нибудь доберусь.
– Надо было всё-таки заказывать сопровождение.
– Глупости! – отмахнулась она. – Я ещё крепкая! Раз уж нашла силы на косметику и причёску – не всё потеряно.
Я слабо улыбнулась: она и правда хорошо выглядела, тональник скрыл круги под глазами, а волосы, хотя и поредели, оставались шелковистыми и яркими.
– Пиши мне, ладно? И я буду звонить. А, если вдруг что-то будет беспокоить, зови проводницу, Аллу Сергеевну!
– Конечно, маленькая моя, – и она мягко сжала мою руку. – Всё будет хорошо.
Я тихо вздохнула. Последние месяцы мы всё время были рядом, исключая только те дни, когда мама ложилась в одну за другой больницы. Бесконечные обследования, лекарства, уколы… Я так привыкла к этому, что не могла представить квартиру без её бодрого, несмотря ни на что, голоса.
Мы плакали вместе, когда становилось совсем плохо. Мы верили друг в друга. Она была моим светом в непроглядной ночи, а я – её опорой. И вот теперь, в который раз поцеловав маму на прощание и выйдя из поезда, я ощутила внутри болезненную пустоту. Словно льдом сковало ноги, а в горле першило, но у меня получилось улыбнуться ей, смотрящей в окно.
– Я тебя люблю!
– И я тебя, – прочитала в ответ по губам.
Поезд вскоре тронулся, и я долго смотрела ему вслед, не понимая собственных чувств. Это было опустошение столь полное, что оно превращалось в боль, но мне удалось победить её простыми домашними делами.
И снова все мысли были о маме, ведь я занималась готовкой, только чтобы разнообразить её будни. Из-за некоторых врождённых особенностей и хронических заболеваний, ей нельзя было многие обычные продукты вроде изделий, содержащих глютен, и я привыкла печь хлеб из рисовой, гречневой и кукурузной муки, а ещё постоянно покупать хлебцы. И вот теперь, выполняя обещание, данное маме, впервые за долгое время шла в кулинарию за пирожными – для себя одной.
Я нарочно выбрала самые яркие вкусности, а заодно взяла любимый клюквенный морс. Вечер предстоял странный – животных мы не держали, и я привыкла к мирному общению с мамой. Как минимум месяц без неё справлюсь? Конечно, мы будем говорить по телефону, да и тётя была тем человеком, с которым не страшно и на необитаемый остров попасть, и всё же – как?..
Дома было слишком тихо и пусто, только кран, будь он неладен, капал. Сколько раз мы вызывали мастера, чтобы поменял прокладку и сам смеситель – не сосчитать. Он всё равно капал, причём, всегда в одном и том же ритме.
Я поставила чайник и долго сидела на кухне, глядя на пирожные. Они казались муляжами – красивыми, но безвкусными. Не такой ли была и я сама? Не потому ли несколько лет назад случилось то, что случилось? А вдруг болезнь мамы была как-то связаны с моими разочарованиями? Нет, это были запретные мысли. Они расстраивали маму ещё больше, чем моё состояние наседки. В погожие дни она чуть ли не силком выпроваживала меня развеяться, и никогда по возвращении я не заставала её в слезах, хотя и подозревала: плачет, пока не вижу. Вот и теперь она не просто уехала: взяла с меня обещание наладить досуг, а не заниматься только работой, готовкой и домашними делами. Но куда я могла пойти? Может быть, в кино?
Мои мысли оборвал телефонный звонок, и, хотя я до последнего не хотела отвечать незнакомому номеру, а всё же взяла трубку.
– Снегирёва, выходи! Нужно поговорить.
Это снова была Полина, и я отозвалась со вздохом:
– Сейчас не девяностые, Полина Вячеславовна, чтобы устраивать разборки. Успокойтесь уже, пожалуйста, и обсудите эту ситуацию не со мной, а с Константином!
– Костя со мной говорить не станет. Он всё неправильно понял. И твоя задача, если не хочешь проблем, донести до него правду.
Я потёрла лоб.
– Мне сейчас не до ваших ультиматумов, Полина. Бога ради, разбирайтесь со своим женихом сами!
Зря я выразилась именно так: в голосе женщины тотчас зазвучали истеричные нотки.
– Женихом, да? Бывшим женихом, дура ты никчёмная! И всё из-за твоей неуклюжести! Быстро вытащила во двор свою тощую задницу, или хуже будет!
Мне вдруг захотелось дать ей жёсткий отпор. Интуиция подсказывала: Полина поймёт только по-плохому, а трусихой я никогда не была, хотя и казалась всем робкой. Но одно дело было избегать конфликта, и совсем другое – подчиняться приказам какой-то неадекватной мадам!
Полина ждала меня возле подъезда, и стало неприятно оттого, что она знает, где я живу.
– Значит, так, Вера, – отчеканила она. – Ты берёшь и закругляешься с Горовым сегодня же! Он отходчивый, и вернётся ко мне через пару недель. Тощие рыжие простушки не в его вкусе!
Я хмуро посмотрела ему в глаза.
– Костя, я не багаж, чтобы куда-то меня на ночь глядя тащить.
– Зачем же так грубо? Я понесу тебя на руках, если устала.
– А если я не хочу? Скажи маме, что у меня мигрень!
На мой лоб тотчас легла широкая, приятно тёплая ладонь.
– Я тебя вылечу. Чувствуешь, сразу полегчало!
Я поджала губы.
– Можно мы поговорим по-серьёзному?
– Можно. Но только у тебя дома.
Пришлось уступить: он бы всё равно добился своего, пусть даже я была ничуть не менее упряма. Полина уже уехала, и тётеньки у второго подъезда проводили нас внимательными взглядами.
– Местная полиция нравов, – усмехнулся Константин. – Ты на каком этаже живёшь?
– На девятом.
Мы вошли в лифт, и до самой квартиры мужчина не отпускал мою руку. А когда разулись, я тотчас повела его на кухню, где так и лежали неиспробованные сладости.
– Какой чай ты любишь?
– Чёрный, крепкий, без сахара, – отозвался он, осматриваясь. – А здесь мило.
Не знаю, была ли в его словах издёвка: кухня у нас была самая обычная, в современном стиле, без дорогого гарнитура и с акцентом на стульях с васильковыми подушками.
– Благодарю. Ты сладкое ешь? У меня есть пирожные, печенья диетические без сахара и глютена, мармеладки на стевии.
– Просто чай, – отозвался он, переводя взгляд с ромашковой тюли на меня. – Моя мама любит всякие диетические штуки.
Я поставила перед ним горячую чашку.
– Давай прямо сейчас проясним ситуацию.
– Давай, – улыбнулся он. – Хотя, разговоры ни к чему не приведут. Ты всё равно поедешь со мной, Вера.
– Я могу в любой момент разорвать договорённость, ты же понимаешь? – как можно строже сказала я.
– Уже нет. – Он сделал небольшой глоток. – Теперь придётся ждать, пока родители нагостятся. Прости, морковка, но лучше бы тебе не видеть, каким я бываю, когда кто-то отказывается выполнять мои просьбы.
– Ты хотел сказать приказы.
Константин подвинул свой стул ближе к моему, и, не обращая внимания на то, что я отстранилась, сказал по-прежнему дружелюбно:
– Когда я начну приказывать – тебе станет страшно, малышка. Давай не будем до этого доводить, хорошо?
Я скрестила на груди руки. Хотелось жёстко поставить его на место, но что я могла? Хитрожопость мне была не свойственна, соблазнить Горова уж точно не получилось бы. Разве что вызвать отвращение, но то был крайний вариант.
– Чего конкретно ты хочешь?
– Чтобы ты приняла участие в праздновании дня рождения моей младшей сестры. Если я появлюсь там один – это будет выглядеть странно. Да и Дина очень хочет с тобой познакомиться.
Я вздохнула. И нескольких часов не прошло, как мама уехала, а меня уже вырывали из привычного тихого мира. Может, оно было и к лучшему. Может, всё это поможет мне прийти в себя, обозначить новые ориентиры… Константин по-своему истолковал моё молчание.
– У меня хорошая семья, Вера, – сказал он. – Они тебя не обидят.
– И поэтому ты им лжёшь? – не сдержалась я.
– Я хочу уберечь их от последствий моей ошибки. Полина, она… – Он усмехнулся невесело. – Нравилась мне, но создавать с ней семью было безумием. Конечно, она бы продолжила играть роль, изображая вежливую и милую особу, но это не могло длиться вечно.
– И ты рад, что избавился от неё.
– Именно так – избавился. – Он посмотрел мне в глаза. – Но, знаешь, я действительно хотел этого ребёнка. Была бы девочка – заплетал бы ей косички, бантики всякие красивые покупал, кукол и дома для них. Научил бы на велосипеде кататься, на роликах, на коньках. А с сыном ходил бы в спортзал, на рукопашный бой, учил бы его водить машину и мотоцикл. Я был бы хорошим отцом. – Он хмуро посмотрел в сторону. – Я был готов им стать.
На мгновение мне стало жалко Горова. Сомнений не было: он говорил это искренне.
– Ты молод. У тебя ещё будут и сын, и дочь, и любимая женщина.
– Будут, – кивнул он. – А пока что помоги мне не расстроить близких.
Спорить дальше у меня не было сил.
– Ладно, я поеду. Куда именно?
Название района мне ни о чём не говорило, но, когда Константин объяснил маршрут, я немного сориентировалась.
– Значит, ехать часа полтора, не меньше. Надолго?
– До воскресенья. Вечером я отвезу тебя домой, и, думаю, родителям этого будет вполне достаточно.
– А что ты скажешь им потом?
Он допил чай и усмехнулся.
– Что мы оказались слишком разными, и я стал инициатором расставания. Устроит?
– Мне всё равно. Главное, чтобы это поскорее закончилось.
Он положил руки на стол, сплетая длинные пальцы.
Поздняя осень была в этом году на удивление тёплой – ни снега, ни морозов, и деревья ещё в разноцветной листве. Я и носила либо короткую куртку, либо лёгкое пальто, раздумывая, нагрянут ли в ноябре настоящие холода, станет ли скользко на дорогах, придут ли кромешные дни, когда серое небо глотало яркие цвета, делая мир чёрно-белым.
Некоторое время мы ехали молча, а потом мне позвонила мама. До этого мы только переписывались, и я была рада услышать её голос. Она собиралась скоро ложиться, и сказала, что чувствует себя нормально – особенно потому, что ей попались отличные соседки по купе.
– Мы едим курицу и пьём чай, говорим о книгах, музыку слушаем. Как у тебя?
– Всё нормально. Помнишь ту синичку без лапки? Сегодня она снова прилетала.
– Отлично. – Я чувствовала в её голосе улыбку. – Значит, будет вновь и вновь возвращаться. Передавай ей привет!
– Обязательно. Доброй ночи тебе и соседкам, – сказала я. – Люблю и крепко обнимаю.
– И я тебя, Вера. Береги себя!
Я убрала телефон, и Константин сказал:
– Вы с мамой близки.
– Так и есть. Как ты это понял?
– По твоим интонациям. – Он улыбнулся. – Со мной ты говоришь иначе.
Я пожала плечами. Был ли смысл что-то на это отвечать? А Константин продолжил:
– Сколько твоей маме лет?
– Сорок восемь. И она, кстати, милый оптимист, а потому с ней в принципе сложно не найти общий язык.
– А бывают оптимисты не милые?
– Бывают фальшивые, Костя. У которых внутри никакого позитива нет, одни лишь слёзы и затаённые обиды.
– Хм, – отозвался он. – Кстати, что насчёт обидчивости? Тебя легко ранить?
– Да, и я, хотя и не мстительна, но злопамятна. У меня нелегко получается отпускать – людей в том числе.
– Поэтому ты ищешь настоящую любовь, – кивнул он. – Чтобы потом не было больно расстаться. Ясно. Я вот, напротив, легко отпускаю.
– Это я уже поняла.
– А что ещё поняла? Интересно, каким ты меня считаешь, и действительно ли тебе важна внешность.
Он просил то, что я легко могла ему дать: правду. По крайней мере, относительно него самого.
– Ты избалован, Костя. Ты трудно принимаешь отказы, но сам легко разрываешь отношения, когда они перестают тебя устраивать. Думаю, ты всё-таки добрый человек, но и требовательный. А ещё зависим от удовольствий, и любишь девушек, с которыми весело. – Он фыркнул, а я закончила: – Что касается внешности – я не зацикливаюсь на брюнетах. Единственное, чего не переношу, так это вредные привычки – курение и пристрастие к алкоголю.
– То есть тебе и толстячок зайдёт, и дрищ?
– Если этот дрищ будет умным и надёжным – да. Если он не будет унижать меня, не станет требовать того, чего сам дать не может – почему бы нет? Конечно, мне приятно видеть красивое мужское тело. Так же, как мужчинам нравится изящество и грация.
– Кстати о них, – ухватился Константин. – Откуда у тебя такая осанка? Йогой занимаешься?
– Я занималась балетом. Потом получила травму и была вынуждена оставить танцы, но за осанкой всё также слежу.
– Хм, – повторил он. – Любопытно. Я думал, таких строгих, скромных и красивых в наше время уже не найти.
– У меня много недостатков, – хмуро отозвалась я.
– А кто сказал, что я тебя идеализирую? Ты верно заметила, мне по нраву весёлые и раскрепощённые.
– Значит, нам не составит труда вскоре расстаться, потому что тебе станет со мной скучно.
И я отвернулась к окну, не понимая, что по поводу этой ситуации чувствую, но Константин молча ехать не мог.
– Расскажи о себе. Мне нравится узнавать новых людей, разные там истории из жизни.
– Что конкретно тебя интересует?
– Ну, например, какой ты была в школе. Отличницей, небось?
– Милым интровертом. Особо ни с кем не дружила, но травле не подвергалась. Сидела себе смирно на четвёртой парте у окна, и получала свои заслуженные четвёрки. Большая часть времени у меня уходила на уроки музыки и занятия балетом, и моя лучшая подруга как раз из балерин.
– Она и сейчас танцует?
– Не балет, – улыбнулась я.
– Так, любопытно. То есть ты всегда была сдержанной и задумчивой?
– Нет, – после заминки ответила я, разглядывая его руки, лежащие на руле. – Я бывала разной в разные периоды.
– Размытый ответ.
– А ты хочешь знать грязные подробности? Разочарую: их не было. Я наклюкалась всего раз, да и то, поблизости от дома. Спела на улице «Беспечный ангел» и благополучно добралась до квартиры, где заснула под мамину сдержанную ругань.
– То есть у тебя и мама на эмоции скупа?
Я посмотрела на далёкие синие холмы.
– Ты всё неправильно понял, Костя. Мы не роботы, умеем смеяться, сходить с ума, придумывать и говорить глупости. Но после ухода отца много ещё плохого было, а трудности, они не только закаляют. Думаю, и на меня, и на маму тот поворотный момент оказал сильное влияние.
Дом Горовых был выполнен в райтовском стиле, который отличали горизонтальные линии, крыши с широкими свесами и, конечно, массивное остекление. Мне понравилось сочетание тёмного камня и светлого дерева в отделке, понравились аккуратные дорожки, проходящие по всему участку, и продуманный, хотя, на мой взгляд, чересчур холёный ландшафтный дизайн. Стриженым кустам я предпочитала некоторую дремучесть, когда оставался простор для фантазии.
– Ну, как тебе? – спросил меня Константин, когда мы вышли из машины у большого гаража.
– Дом прекрасный, – сказала я. – Но классическому стилю озеленения я бы предпочла английский. Ну, или кантри… А ещё лучше пусть это будет обычный вишнёвый или яблоневый сад.
– Как у Чехова? – улыбнулся Константин, подходя и беря меня за руку.
– Вроде того. Мне нравятся узловатые ветви старых деревьев, плющ, душистые травы и кусты плетистых роз. Знаешь, у них такие маленькие махровые бутоны – нежные, умопомрачительно душистые!
– А какие по цвету? – спросил он.
– Пастельно-розовые и кремовые, а ещё, конечно, белые. Я вообще неравнодушна к белому цвету.
– Совсем-совсем не любишь яркое?
– Ну… Иногда. Если оно уместно. Моя подруга недавно устраивала вечеринку в честь своего дня рождения, и темой было пламя. Просили всех прийти в красном.
Константин приобнял меня за пояс.
– Неужели моя робкая барышня ходит на вечеринки? Любопытно было бы посмотреть на тебя в танце.
Я на всякий случай положила ладони ему на грудь – не оттолкну так задержу хотя бы.
– На тусовках я ни разу не балерина, Костя. Неужели ты думаешь, что выделываю разные пируэты, когда хожу с подругами в клуб? Мне это не интересно.
– Не любишь привлекать к себе внимание?
– Раньше любила, но для всего есть подходящее время и место.
– Вот с этим согласен, мандаринка. А потому сейчас мне срочно нужен поцелуй: родители смотрят на нас из окна.
– Пусть дальше смотрят. Под их взглядами я в любом случае не собираюсь целоваться!
– Ну хотя бы сделай вид, что я тебе интересен. Ты очень напряжена сейчас.
Подавив вздох, я обняла его за плечи и вытянулась на носках, запечатлев на губах Константина лёгкий поцелуй.
– Доволен?
Он легонько облизнул губы.
– Нет. Почувствовал себя подростком лет тринадцати. Разве так целуются пылкие влюблённые?
– Когда на меня смотрят – я вообще никак не целуюсь. Можешь считать занудой, если хочешь, но ласки – не для чужих глаз. Даже такие невинные, на первый взгляд.
– Я не собирался лезть тебе в рот языком, – улыбнулся Константин. – Но своё всё равно получу, милая.
Губы его накрыли мои на несколько секунд, и я очень осторожно, продуманно ответила. Ещё не хватало потерять контроль над ситуацией! Тем более что целоваться мне совсем не хотелось, пусть я и не испытывала к «возлюбленному» сильной неприязни.
Костя проворчал, что это никуда не годится, но я была непреклонна.
– Давай не будем заставлять твоих родных ждать.
– У тебя глаза по цвету как авантюрин, – сказал Костя вместо того, чтобы отпустить меня. – Такие холодные и сдержанные. Знаешь, мне вообще-то нравятся пылкие женщины, но в тебе есть какая-то тайна, и это влечёт.
Я поджала губы.
– Ага, а как только ты меня раскроешь – сразу потеряешь интерес. Ты игрок, Костя. В этом и проблема. Когда игра заканчивается твоей победой – ты уходишь, не оборачиваясь.
– С чего ты решила?
– Пример Полины был весьма ярким.
Он закатил глаза и фыркнул.
– Я уже много раз объяснял тебе ситуацию с ней. Да, иногда я бываю груб, но только если мне лгут. Я простил бы глупость, гордость, жадность, но не ложь.
Меня так внезапно накрыло воспоминаниями, что на пару секунд окружающий мир перестал существовать. В дымке прошлого встали знакомые лица, вспыхнули знакомые улыбки, послышались голоса. Когда-то я сама не простила. Когда-то давно мне было очень больно, и отголосок этой боли преследовал до сих пор. Константину было легко отпустить, мне – неимоверно сложно. Когда-то давно я поставила на кон своё сердце, и – проиграла…
– Вера?
Я сморгнула воспоминания и посмотрела на него.
– Пойдём в дом. Чем быстрее мы здесь закончим – тем лучше. Всё равно твои попытки переделать меня ни к чему не приведут.
– Я и не планировал технических работ, – усмехнулся он. – Наоборот, пытаюсь получше узнать и понять тебя, а ты куксишься.
– Моё право.
Он безболезненно ущипнул меня за бок.
– Ладно, идём, вреднючело! Представлю тебя своим.
Я волновалась, но не потому, что боялась произвести плохое впечатление. Как раз это беспокоило меня меньше всего. А вот то, каким стал взгляд Кости, определённо не сулило ничего хорошего. Он явно готовился поменять правила игры, притом так, что шансов закончить партию без потерь у меня не было.
И почему я об этом не подумала? Действительно, разве могли «влюблённых» положить по разным комнатам? Да и спален на всех наверняка не хватило бы…
Я вздёрнула подбородок.
– Отлично.
– Правда? – поднял бровь Константин.
– Конечно. Ты увидишь, какой некрасивой я бываю во сне. Особенно когда валяюсь с открытым ртом и похрюкиваю.
– Но это же прекрасно! Я тоже люблю пускать слюни, и хрюкать будем на пару.
Разве можно было сдержать смех? Костя тоже рассмеялся, и вдруг, склонившись, потёрся носом о мой нос.
– Ночь обещает быть интересной, морковка. Я также готов сопровождать тебя в душ.
– Спасибо, но я моюсь самостоятельно с восьми лет.
– А я – нет. Мне обязательно нужна помощница. Потрёшь спинку?
– Нет.
– Ну хоть одно плечико!
– Нет, – не справляясь с улыбкой, сказала я. – Ни пяточки, ни пальчика, Костя.
– Жаль, – вздохнул он, ведя меня всё дальше от остальных танцующих. – В таком случае, могу предложить тебе расслабляющий массаж. Я хорошо его делаю.
– Верю, но, пожалуй, откажусь.
– И зря, потому что в третий раз я отказа не приму, милая. Значит, душ – мимо, массаж тоже, но вот поцелуй ты мне подаришь прямо сейчас.
Возмутиться он мне не дал: поймал за подбородок, поцеловал напористо, почти жёстко, но, почувствовав, как напряглись мои руки и пустилось вскачь сердце, тотчас сделался нежным. И хотя мне бы следовало остановить его, благо что Костя не держал чересчур крепко, я почему-то решила в этот первый и единственный раз сдаться. Пусть заберёт этот поцелуй себе – и успокоится.
Отвечать ему было неожиданно легко, и, к моему стыду, приятно. Нет, меня не поглотила безумная страсть, не прошибло влюблённостью, но тепло, поселившееся внутри, растопило те мерзкую сосульку, что давно уже проткнула насквозь сердце. А как без неё жить – я не знала! Привыкла, притерпелась к боли и холоду. И, чувствуя тёплые губы Кости на своих, вдруг испугалась отпускать, а потом – принимать его…
– Всё, – прошептала я, выгадав момент. – Пожалуйста, хватит.
– Уверена? – отозвался он, слегка отстранившись. – А мне кажется, что нам обоим нужно ещё.
И снова поцеловал меня, обхватив накрепко своими сильными руками. Теперь я совершенно точно не смогла бы вырваться, и решила просто переждать эти мгновения в спокойной сдержанности – насколько она была уместна. Но пережидать, чувствуя прикосновения его губ, было сложно, особенно когда Косте перестало хватать лёгких и невинных ласк. Он попытался поцеловать меня глубже, и терпение моё лопнуло.
Я резко мотнула головой, чуть не заехав ему по носу, и Костя меня отпустил.
– Мы о таком не договаривались! – Я бросила быстрый взгляд в сторону и поняла, что свидетелей нет – мы стояли за домом, у красного декоративного куста. – Я сейчас вызову такси – и уеду домой! За кого ты меня держишь, Костя?..
– Тебе не понравилось? – отозвался он спокойно.
– Нет! Это слово для тебя что-то значит? Я боялась, что нас увидят, и готова была изобразить нежный поцелуй, но прежде ты сам сказал, что не полезешь мне языком в рот!
– Прости, увлёкся.
– Прости? В твоём голосе ни капли раскаянья! – Возмущение переросло в ярость. – Тебе по-прежнему весело, ты играешь! Конечно, ты сейчас скажешь, что всё нормально, что это всё шалости, но я не та, кто оценит твою игривость! И говорила сразу: найди другую!
– Успокойся немного, мандаринка. Не бушуй. Я не хочу искать другую, мне нравишься ты.
– Ну, конечно. Нравлюсь! – я возмущённо взмахнула рукой. – Да тебе по приколу наблюдать за тем, как я злюсь и сопротивляюсь! Если бы прямо тут, в саду, отдалась – ты бы сразу интерес потерял!
– Возможно. Но, скорее всего, захотел бы ещё.
Я сощурилась.
– Сколько, Костя? Два раза, три? Какими были самые долгие твои отношения?
– Два года.
– А потом? Только скажи честно: наскучила?
Он покорно кивнул, и глаза были всё такими же бесстыжими.
– Зато я честно сказал ей об этом.
– Так же, как Полине, да? Разбил сердце, но сейчас скажешь, что она восприняла это спокойно?
– Нет. – Он вдруг стал серьёзен. – Ей было, как и мне, больно. Но иногда люди сильно меняются со временем, и одним лишь сексом сыть не будешь. Она замкнулась, я отдалился. Нам было хорошо, но уже не так, как прежде. Каюсь: не захотел работать над отношениями. Понял, что на самом деле всегда желал её, а не любил. Любовь – другое. Она за два года не закончится.
Я вздохнула, остывая.
– Скажи прямо: чего ты от меня хочешь? Эта игра, или одолжение, или партнёрство – лишь прикрытие, да? Тебе скучно? Грустно? Одиноко? Что у тебя происходит внутри, Костя? Как мне помочь?
Он шагнул и взял меня за руку.
– Идём.
– Куда? – насторожилась я.
Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза.
– Угрозы вашему благосостоянию я не представляю, будьте уверены. – Поднялась, чтобы подойти к Косте, и Анатолий тоже поднялся.
– Я не хотел вас оскорбить.
Мне вдруг захотелось выплеснуть на него хотя бы часть эмоций.
– Вы отлично понимаете, какую цель преследовали, Анатолий! Этот ваш оценивающий взгляд весьма красноречив. Вы подсчитываете стоимость одежды на мне и делаете вывод, что я меркантильная девчонка из среднего класса, вцепившаяся пиявкой в богатого парня. Да, так и есть. Я вцепилась. Кто отрывать будет? Вы? Ваши родители, может быть? Не стоит из-за этого беспокоиться. Когда Константину надоест моя сдержанность, он прямо скажет, что остыл, и найдёт себе очередную смешливую блондинку.
– Вы странная, – хмыкнул Анатолий. – И говорите совсем не как влюблённая девушка.
– Я не люблю напоказ. Когда всем раздавали большие горячие сердца – мне досталось маленькое и холодное, в котором чувства спрятаны так, что обычным глазом не разглядишь. К тому же, я всегда в броне, которую колкостями и каверзными вопросами не пробить.
Он рассмеялся, взгляд перестал быть цепкими.
– С вами интересно. Никаких односложных ответов и страха.
– Откуда бы ему взяться? Я же не на экзамене.
– Вы – вторая, кого Костя привёл знакомиться с родителями. Первой была Нэлли. Мы все думали, что он на ней женится, такие были жаркие чувства. Но Костя со своим большим и горячим сердцем порой не может совладать. Он ведь ревнивый, вспыльчивый.
– Не замечала.
– Заметите, если на горизонте появится конкурент. Тогда Костя из ласкового котика превратится в дракона. Это-то Нэлли и напугало. Она современная, самодостаточная женщина, ценила себя и своё время. А Костя – собственник. Ему хотелось всего и сразу, и чтобы он – на первом месте.
– Я не против патриархального уклада в семье. Всё равно ведь у каждого короля есть своя королева, а у королевы есть хитрость.
Он снова рассмеялся, тёмные глаза блеснули из-под густых бровей.
– Да, возможно, у вас всё получится. По крайней мере, вы будете его уравновешивать. О детях ещё не думали? Красивые получатся.
– Извините, но на интимные вопросы я отвечать не буду.
– Правильно, – кивнул он. – Но не обижайтесь. Такой уж я вырос – только и делаю, что нарушаю чьи-то границы. Если вас это сильно задело, искренне прошу прощения.
Да, несмотря на внешнюю несхожесть, они были всё-таки похожи.
– Благодарю, и давайте тему детей закроем. Я забеременею, только когда буду к этому готова.
Он кивнул, и тут к нам вернулся Костя, несущий на руках зевающую племянницу.
– Всё ещё выкаете? – сказал он. – Странно.
– Пап, я спать хочу.
Костя передал Злату отцу, и мы вчетвером направились к дому. Шагали небыстро, и братья разговаривали о бизнесе, я же думала о маме. Наверное, она уже давно уснула, и мне вдруг тоже захотелось спать. Я представила зачем-то, как Константин возьмёт меня на руки и отнесёт в кровать, поможет раздеться, укроет. Никаких приставаний, просто мягкая забота. Очень давно я не ощущала её, не принимала с радостью…
Я вздохнула, и Костя посмотрел на меня.
– Устала?
– Не знаю. Вроде бы. Хотя мы ничем утомляющим и не занимались. Свежий воздух, наверное, подействовал, я давно за город не выезжала.
– Значит, буду вывозить тебя почаще, – сказал он – наверняка для брата.
А в саду между тем продолжалось веселье, и Анатолий тотчас попросил Дину сделать музыку потише – Злата уже спала. Мы с Костей поднялись вслед за ними по лестнице и простились в просторном коридоре.
– Сюда, милая. Вот наша спальня.
Комната оказалась просторной и красивой, в серебристо-бежевых тонах, но сразу было понятно, что она гостевая. Здесь не хватало уюта, разве что зажжённые Костей лампы добавили тепла.
– Твоя сумка на кресле. Ванная за той дверью. Хочешь, включу музыку?
– Зачем? – улыбнулась я.
– Мы мало танцевали. А, может, покажешь какое-нибудь красивое па?
– Нет, не покажу, – отозвалась я лукаво.
– Боишься, что мне не понравится?
– Не-а. На меня эти приёмчики не действуют. Если я и захочу для тебя станцевать – то только по собственному желанию, а не на слабо.
Я встала у окна, скрестив на груди руки, он сел на край постели. Пальцы одну за другой ловко расстёгивали пуговицы на рубашке, и меня это совсем немного волновало. Я знала: под одеждой скрывается прекрасное тренированное тело – и сильное, и гибкое. Надо было уже сейчас прервать попытку Кости меня соблазнить.
– Я – умываться.
– В душ?
– Возможно.
– Ладно, буду ждать здесь.
– Может, хочешь пойти поболтать с братом? – предложила я, на всякий случай подойдя вплотную к двери в ванную: Костя уже обнажил широкую грудь и плоский живот.
Шагать было тяжело, хотя на моём пути не было препятствий, и пол оставался абсолютно гладким. Это был тот самый коридор – не светлый, хотя снаружи царил день. Но далёкое золотое солнце было мне недоступно: я знала, что в здании не имелось ни единого выхода наружу, а на окнах стояли решётки. Путь был только один: к двери в конце коридора, за которой пряталась боль.
Даже во сне я хорошо её чувствовала и знала, что меня ждёт, ведь проходила этот путь не один десяток раз. Белая дверь будто притягивала, ноги шагали сами собой, и доносился холодный перезвон инструментов – не монстр, обычный врач готовился к операции…
Как и всегда, я попыталась повернуть обратно, спрятаться где-то, но любой коридор этого здания выводил к белой двери, а в открытых палатах для меня не было места. Там уже лежали те, кому ещё можно было помочь, кого не надо было ни резать, ни зашивать…
Последние метры меня в кабинет тащили – не люди, блеклые фигуры с цепким множеством рук. Я извивалась, пыталась их бить, кричала и визжала, пусть и знала точно: финал будет один. Коридор позади уже стал красным, и эти с виду жуткие существа на самом деле пытались меня спасти. Вот только, даже осознавая это, я всё равно продолжала бороться – до тех пор, пока не оказалась в той самой комнате. Тотчас исчезли и окна, и дверь, и вообще все люди. Там не было ничего – только я наедине с болью и далёким, словно доносящимся из-под пола звуком плача. Он становился всё громче, боль нарастала, и я попыталась спрятаться в углу, но потолок вдруг рухнул сверху, и я проснулась под громогласное: «Это всё твоя вина!».
В комнате было непривычно темно, Костя спал на боку, отвернувшись от меня. Осторожно, чтобы не разбудить его, я вылезла из-под одеяла и подошла к окну: снаружи было тихо. После города звенящая тишина была непривычна, хотелось услышать хотя бы далёкий гудок, но время было раннее, все крепко спали. Ни людей, ни машин, ни собак. Даже ветра не было слышно. Как будто мир позабыл, как звучать.
Я долго смотрела на солнечные фонарики в саду и крупного мотылька, кружащегося возле света. Обычно в ноябре все насекомые уже засыпали, но он этот малыш был упрям. Когда-то и я так летела средь мрака, думая, что мерцание впереди спасительно, но то оказалась коварная ловушка: меня не обогреть хотели, а сжечь дотла. И хорошо, что Константин не пытался копать глубже в моё прошлое. Никаких сокровищ он бы там не обнаружил.
Минут через двадцать я смогла заставить себя лечь в постель. После кошмара, систематически повторяющегося раз в месяц, хотелось прижаться к Косте, согреться возле него, но я осталась на краю под своим одеялом. Мне не нужна была ни игра в любовь, ни любовь настоящая.
Правда, утром я всё же проснулась оттого, что мужчина лежал близко, почти обнимая меня. Между нами оставались одеяла, но устроился он уютно, и я, зашвырявшись, тотчас Константина разбудила.
– Сколько времени? – пробормотал он, дав мне возможность ускользнуть к телефону.
– Восемь.
– Рано. Давай дальше спать.
– Я обычно так и встаю.
– Но не в выходные же! – пробурчал он. – Да и дома все ещё дрыхнут. Что ты будешь делать, бродить по коридорам?
– Могу и поспать, только воды попью.
– Давай.
Через пять минут он уже спал, а я пошла в ванную, чтобы позвонить маме. Она уже подъезжала к вокзалу, и пообещала, что перезвонит мне от тёти.
– Как спала? Как себя чувствуешь?
– Неплохо, – сказала она с улыбкой в голосе. – Хотя и не так удобно, как в своей кровати.
– Ты уже завтракала?
– И чай пила. Ты ведь меня знаешь, я ранняя пташка.
Она действительно просыпалась около семи, и я, хотя не была стопроцентным жаворонком, к этому режиму привыкла.
– Пожалуйста, мам, будь осторожна. Я очень за тебя переживаю.
– Всё будет хорошо, ты же знаешь Владу. Она мне унывать не позволит! Да и врачи в клинике хорошие по отзывам. Я справлюсь, Верочка. Обещаю. Ещё быстрей тебя буду бегать!
– Уж плавать так точно! – сказала я, и мы простились.
Волнение за неё не позволило мне крепко уснуть, и, когда Костя проснулся около десяти, я уже вся извелась и оголодала.
– Доброе утро, – с улыбкой сказал он. – Давно на меня смотришь?
– Доброе. С тех пор, как ты сбросил одеяло, – честно сказала я. – После третьего раза я перестала тебя укрывать.
Он потёр глаза, взъерошил волосы и сел, упираясь спиной в подушку. Вид у Кости был забавный, если не считать того, каким большим, длинным и сильным он был. Я прежде не лежала рядом с настолько высоким мужчиной, и теперь поняла, насколько он подавляет собой, даже просто потягиваясь. Такой и одним пальцем удержит, если захочет.
– Как насчёт плотного завтрака и прогулки по лесу?
– Согласна.
Погода для прогулки была отличной, да и завтрак мне понравился. Судя по всему, у Горовых всё-таки были помощники, в том числе, повар, потому что на выбор предложили несколько блюд: оладушки с повидлом, омлет со свежей зеленью и помидорами, тосты с овощами и курицей, а также чай, кофе и сок. Я попробовала всего понемногу, почувствовала себя сытой, и вскоре вместе с Костей, его братом и племянницей, и дядей с тётей мы отправились на прогулку. Поначалу шли вместе, а потом разделились на пары, чему я была только рада: тётя Лариса поутру была очень любопытна, и заваливала меня вопросами обо всём. Врать ей не хотелось, и, хотя Костя своими шутками спасал ситуацию, а некоторые острые углы обойти не удалось. Например, не коснуться темы развода.
В порыве чувств я накрыла ладонью его пальцы, и, когда медсестра отошла, сказала тихо:
– Спасибо тебе. Я так растеряна… не могу осознать происходящее. У меня никогда не было собаки!
– А у меня были с детства. Года три я без лохматого. Как последнего потерял – больше пока не хочу. Этого жалко, конечно.
– Думаешь, хозяина найдут?
– Вряд ли. Особенно если у пса ни клейма, ни чипа нет. Хотя он, если по морде и ушам смотреть, породистый, на лабрадора смахивает.
Я тяжело вздохнула. Даже если бы это была дворняга, для меня бы ничего не изменилось. Представить, что творилось в голове хозяина, когда он делал с животным подобное, было невозможно.
Мы провели в клинике полтора часа – дожидались полиции и затем общались с офицером, потом с хирургом, не делающим радужных прогнозов. Здесь не было стационарного лечения, но и везти пса в город было нельзя. Костя договорился с врачами «по-своему» – как я поняла, за немалое вознаграждение, что несчастный, названный Подберёзовиком, останется под присмотром как минимум на сутки.
– Если нам удастся его стабилизировать, – сказал хирург Валерий Петрович, – тогда и перевезти в город сможете. Там и в стационар хороший можно поместить, у нас-то особо условий нет…
Клиника действительно была небольшой, и – единственной на посёлок. Хорошо хоть, она вообще здесь имелась… Но нам всё равно пришлось мотаться туда-обратно в город за лекарствами, и я была удивлена, что Костя не высказывает недовольства по поводу такого выходного.
Мы много говорили в дороге, перекусили в маленьком кафе у заправки, и был в этом странный уют. Всё будто не со мной происходило, и отрезвил лишь разговор с мамой.
У неё всё было хорошо. Тётя и её подруга уже отвезли её в больницу, где были отличные условия. Про пса я рассказывать не стала, упомянула лишь прогулку, и мама с хитрецой в голосе пожелала нам прекрасного воскресенья.
– Не опоздай на работу после долгих прогулок, – сказала она, и я рассмеялась.
– И ты не перегуляй. Вот почувствуешь себя лучше – медсёстры не догонят!
Мне было немного грустно с ней прощаться, но я знала: мама в надёжных руках. Тётя была мало того, что упрямой и требовательной, так ещё и подозрительной. К тому же, она уже давно предлагала помощь, и мне в какой-то момент стало легче дышать.
Это был позабытый вкус свободы – и горький, и нежный одновременно. Мне стало стыдно за свои чувства, за то, что смею радоваться дню без обязанностей, и Костя тотчас заметил, как я хмурюсь.
– Проблемы?
– Никаких. Мама уехала в столицу к своей сестре, дома без неё пусто.
– Так поехали ко мне, – невозмутимо отозвался он. – Зачем в одиночестве встречать воскресный вечер?
– Я выполнила свою часть сделки, Кость.
– Нет, милая. Теперь ты мне ещё и за собаку должна.
Его слова резанули по сердцу, но Костя тотчас примиряющее поднял руку:
– Это была глупая шутка. Я бы в любом случае не оставил пса умирать. Но согласись, выходной прошёл совсем не так, как мне бы хотелось.
– А с каких пор я выполняю все твои хотения?
– Думаю, с того момента, как понравилась мне, – улыбнулся он. – И тебе всё равно нечего делать, так ведь?
– Я всегда найду, чем заняться, Кость.
– Не сомневаюсь, но сейчас мы поедем в ресторан, а потом уже занимайся, чем хочешь. То есть – завтра. Я ведь ещё планирую показать тебе свою берлогу.
– То есть заманить в ловушку для более активных ухаживаний, – подсказала я.
– Почему бы и нет? Я нахожу в тебе всё больше хорошего, и был бы рад если не романтике, то хотя бы дружбе.
Его было сложно перехитрить и невозможно переубедить.
– Это правда? – хмуро спросила я. – Или ты так говоришь, чтобы посмотреть на мою реакцию?
– Какой будет реакция, я уже знаю. Мне хочется увидеть, какой ты бываешь, когда радуешься.
– Думаешь, ресторан заставит меня снять маску сдержанности?
– А мы там ещё и потанцуем! Знаю одно отличное место, где после восьми всегда играет мини-оркестр.
– А как же Подберёзовик?
– Сейчас его жизнь в руках врачей, но я обещаю поехать к нему завтра с утра.
– И что дальше?
– Если пёс стабилен – отвезу в город, в хорошую клинику. А как в себя немного придёт – найдём ему передержку или сразу семью. Мне почему-то кажется, что он справится.
Мне надоело сопротивляться.
–Ладно. Спасибо за приглашение, я согласна. Но в таком виде я никуда не поеду, мне нужно привести себя в порядок.
– Сколько?
– Максимум час.
Он кивнул.
– Тогда сейчас отвезу тебя и вернусь. Мне бы тоже не помешало переодеться.
На том и расстались. Я уже не сомневалась, что хочу провести вечер с ним, но пообещала себе, что это будет первый и единственный наш поход в ресторан. Никаких больше семейных посиделок и танцев. Никаких встреч наедине тем более.
– И сколько раз ты проверял? – с улыбкой спросила я.
– Много, но не думай, что у меня было под сотню партнёрш. Главный мой испытуемый – сестра. Она, когда не поест, становится дико раздражительной, ворчливой, придирчивой – невыносимой, короче. Поэтому я раньше, когда мы жили поблизости, привозил ей еду, и имел удовольствие наблюдать, как Дина из чудища капризного превращается обратно в милую девчушку.
– Я не настолько голодна, хотя, наверное, ты прав. На сытый желудок всё же становлюсь более общительной.
– И это прекрасно! – сказал он и стал предлагать мне разные блюда.
В итоге мы выбрали несколько, но первым принесли бутылку красного вина – судя по всему, полусладкого.
– Спаивать не буду, – сразу сказал Костя. – Но, уверен, немного ты попробуешь.
– Если только один бокал, – отозвалась я. – Потому что в принципе никогда не пила больше.
Он не настаивал, да и бокал этот я растянула на полчаса. В основном мы ели и разговаривали, пока я окончательно не расслабилась, наслаждаясь обществом Константина. Особенно хорошо мне стало, когда ему позвонили из клиники и сказали, что пёс, вероятнее всего, выживет, и его можно будет выходить.
– Интересно, как можно сократить кличку «Подберёзовик»? – улыбнулся мужчина. – Безя? Рёзик? Зовик?
– Все три звучат одинаково странно, – хмыкнула я. – И в целом кличка… необычная. Может, просто Берёз? Или Брюс, например. Хотя, это уже далеко от изначального варианта.
– Брюс Подберёзович, – рассмеялся Костя. – Мне нравится. Давай за его здоровье и выпьем!
– Пусть поправляется, – кивнула я, поднимая бокал вслед за ним.
С каждой минутой становилось всё радостнее оттого, что согласилась на эту встречу. Костя и смешил, и поддразнивал меня, а потом сам выбрал десерт: нечто, похожее на желе, при этом собранное из нескольких слоёв. Я поначалу морщилась, но потом распробовала, и мужчина даже начал завидовать.
– А дашь попробовать?
– Ладно, только немножко.
Он хмыкнул и подвинул стул близко к моему. Кормить Костю пришлось с рук, то есть с вилки – сам он желе брать категорически отказался.
– М, вкусно. Можно ещё?
– Можно, но тогда и я твой хочу попробовать!
– Да на здоровье. – Он дал мне второе из двух крошечных пирожных. – Видишь, как я предусмотрителен! Десерт так и называется – «сладкая парочка».
Вручать мне пирожное он не хотел, и давал откусывать по кусочку, пока я случайно не коснулась губами его пальцев. Мужчина сразу напрягся, брови опустились, и взгляд упал на мои губы, которые я поспешно промокнула салфеткой.
– Вкусное. Спасибо.
– Тебе спасибо, – отозвался он. – За то, что не выдумываешь чувства.
Чуть в стороне, справа от нас, начали играть живую музыку, и некоторое время мы просто молча слушали. Я окончательно расслабилась и увлеклась звучанием скрипки, поэтому не воспротивилась, когда Костя обнял меня за плечо и склонился, мягко касаясь губами моего лба.
– Вот теперь другое дело. Теперь ты уже не хочешь от меня сбежать.
Я слегка развернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, и поняла, что впервые за долгое время хочу поцеловать мужчину. Не просто за ручку походить, не поболтать, не встретиться ради встречи. Именно поцеловать, обрести в прикосновении ту ласку, от которой внутри всё растает и затем вспыхнет.
Что так на меня повлияло? Золотое тепло ресторана, музыка и вино? Костина общительность, открытая улыбка и лёгкое, но в то же время властное объятие? Я устала бояться. Мне не хотелось снова возвращаться к трудным воспоминаниям, сравнивать, анализировать…
– О чём думаешь? – спросил Константин. – Я вот о том, как тебе идут распущенные волосы. Они ещё и мягкие, наверное.
Я не возразила ни взглядом, ни жестом, и он коснулся моих волос, осторожно пропуская пальцы сквозь пряди.
– Прохладные и приятные. – Он склонился ниже. – Пойдём танцевать?
– Но никто не танцует…
– Тогда я тебя поцелую. И не говори, что никто не целуется в ресторане. В этом – можно.
– Разве?..
Но поцелуй был более чем целомудренным, а потому и особенно чувственным. Короткое, едва ощутимое прикосновение губ, вызвавшее в теле дрожащий отклик. На удивление нежное, словно я что-то для мужчины значила… И уже не хотелось верить, что он со мной всего лишь играет.
Костя не стал нападать. Он усмехнулся уголком рта, встал и протянул мне руку. Одновременно с нами на небольшое пространство в центре зала вышли ещё две пары.
– Я не хотела признаваться, но мне хорошо. Наверное, и бокал вина для меня – слишком.
– На одном вине не похорошеет, – сказал Костя. – Тем более что ты и один бокал не допила. Ищи причину в другом. – Он смешно повёл бровями. – Во мне, например.
– Ты тоже причастен, – улыбнулась я. – И я благодарна тебе, Кость. Мне и правда бывает трудно расслабиться в последнее время.
– Почему?
– Ну… работа, никаких особых увлечений… – Я не хотела говорить о болезни мамы, из-за даже с подругами несколько месяцев не встречалась. – Я ходила на курсы повышения квалификации, потом ещё были некоторые финансовые трудности в семье. Машина у нас ломалась, я её гоняла по сервисам, и везде меня считали наивной дурочкой, которую можно развести на деньги. Хотя так и есть, в механизмах я ничего не понимаю, хотя вожу неплохо.
От ужаса я не могла ни пошевелиться, ни закричать. Тело будто судорогой пронзило, и оно меня совершенно не слушалось.
– Заорёшь – убью! – прохрипел безумец. – Давай деньги, телефон… всё давай!
– Берите…– выговорила я, с трудом схватив губами воздух. – Вот сумка…
Он так швырнул меня вперёд, что я врезалась лбом прямо в почтовый ящик, по пути потеряв туфлю. Обернуться не успела – последовал болезненный тычок в спину.
– Ты, не крутись! Не смотри на меня!..
Я сжалась, обхватывая себя руками. Всегда думала, что в такой ситуации смогу сопротивляться, звать на помощь, быть сильной. И вот – не смогла… У меня уже дрожали губы, и страх накатывал волнами, отчего состояние было похоже на предобморочное.
Было слышно, как напавший копается в моей сумке. Он безжалостно выбрасывал из неё всё: косметику, ключи, зеркальце, салфетки… Нашёл телефон, потом кошелёк… Вытряс оттуда всё до последней копейки и злобно швырнул его о стену.
– Украшений нет?!
– Я не ношу…
Сумка полетела в меня, и следом донеслись какие-то ненормальные звуки. Он бормотал будто и не по-русски вовсе, как одержимый, а потом прошипел:
– Стой здесь!
И слетел по лестнице с таким грохотом, будто на каждой ноге было по подкове. Я же ещё пару минут стояла, не оборачиваясь, а потом расплакалась. Смотрела на свои раскиданные вещи, на телефон, который он то ли выронил, то ли швырнул по дороге – и не могла поверить, что это всё происходит по-настоящему. И это в нашем подъезде, где спокойно поднимались домой даже маленькие дети!
Я должна была выйти к Косте, что-то предпринять, но не успела: скрипнула дверь, и страх накатил с новой силой, пока его не победил взволнованный голос:
– Верочка, что здесь произошло?
– Вера! – подхватил второй, и через несколько мгновений я оказалась в объятьях Кости.
Он зашёл в подъезд благодаря дяде Мите – моём добром соседе, который обычно помогал нам с мамой справляться с разными мелкими техническими проблемами, исключающими починку упрямого крана.
– Какой-то отморозок, дядь Мить… – шмыгнула носом я, вцепившись в пиджак Кости. – Наркоман, наверное…
– Прямо в подъезде напал? – воскликнул мужчина. – Надо вызывать полицию!
– А что толку? – я постаралась справиться с эмоциями, чтобы он не переволновался. – Я даже лица его не видела!
– Он тебя ударил, малышка? Где-то болит? – взволнованно спросил Костя.
– Нет. Ну, лоб немного… Он сзади меня схватил, придушил, а потом вперёд швырнул… Деньги вытряс, телефон… разбил.
Костя принялся ощупывать меня, а дядя Митя причитать:
– Где это видано? Вот же сволочь какая! Откуда он только взялся у нас?
– Дядь Мить, предупредите, кого сможете, – пробормотала я, даже не пытаясь воспротивиться нежным Костиным ощупываниям. – Пусть будут осторожны. Теперь уже его не поймаешь.
– Я увидел, что какой-то странный тип в капюшоне выбежал, шатаясь, – сказал Костя. – И заподозрил неладное, решил проверить. Нельзя было тебя одну отпускать!
– Да у нас никогда подобного! – возмутился дядя Митя. – Все же свои!
– И среди своих может попасться ублюдок. Вера, у тебя голова не кружится?
– Немного.
– Ты здесь постой тихонько, я твои вещи соберу, – сказал он, и дядя Митя принялся Косте помогать, продолжая возмущённо восклицать.
Полицию мы в итоге так и не вызвали. Вряд ли без особых примет они могли найти негодяя, да и украл он всего две с половиной тысячи… Костя взял мою сумку, помог надеть туфлю, и довёл до лифта. Он обнимал меня за пояс, а я всё никак не могла заставить себя отцепиться от его пиджака.
– Я открою, – сказал он, когда я не попала в скважину ключом.
Мы вошли в коридор, и мужчина тотчас обнял меня со вздохом.
– Бедная девочка. Сильно испугалась?
У меня снова задрожали губы.
– Да. Очень. Откуда этот урод там взялся? Неужели поджидал? Он был совершенно неадекватный: шипел, издавал какие-то ещё звуки, бормотал…
– И напал бы на любого, кто там оказался в эту минуту. Такие мрази ничего не соображают, Вер. Не ты так этот твой дядя Митя…
Я почувствовала, как снова стало тепло глазам, и спрятала лицо у него на груди. Костя принялся мягко, медленно водить ладонями по моей спине и плечам – так приятно и успокаивающе. Нет, рядом с ним меня бы и пальцем никто не тронул, не то что душить начали…
– Дай-ка я ещё раз посмотрю твой лоб, – сказал он, и я подняла голову. – Небольшая шишка всё-таки есть. Болит? Нужно приложить холодное.
Но я снова молча спрятала лицо, и он не стал настаивать.
– Какой же день сегодня… Безумный.
– Наверное, тебе лучше остаться дома?
– Нет. Поедем. Это поможет мне переключиться.
Но мы ещё несколько минут стояли, обнявшись, в прихожей, и Костя меня не торопил.