Олигарх и отчаянная разведёнка

1

— Почему вы молчите? — тихо спрашиваю я.

Градов Марк Валентинович сидит за массивным дубовым столом, покачивается в своем огромном кожаном кресле и читает книгу. Медленно перелистывает страницу, а затем смотрит на меня исподлобья:

— Ты куда-то торопишься?

Мне от его прямого и чёрного взгляда резко становится неуютно. В горле пересыхает, а нижнее правое веко дёргается.

Ох, лучше бы я молчала.

Меня же предупредили, что Марк Валентинович — очень непростой мужик и с ним лишний раз лучше рот не открывать. Не любит пустой болтовни.

— Нет… — неуверенно отвечаю я. — Не тороплюсь.

Но я вру. Беспомощно и глупо вру.

Я тороплюсь. Меня после этого собеседования на позицию няни ждёт мама в больнице. Ей вчера вырезали желчный пузырь, и ей очень грустно. Говорит, что на больничной койке она чувствует дыхание смерти.

Но я отвлеклась.

Не понимаю, зачем я соврала?

Марк Валентинович возвращается к чтению.

Ему около пятидесяти.

Коротко стриженные виски — седые.

В нахмуренных тёмных бровях тоже пробились седые волоски. На переносице пролегла глубокая морщина сосредоточенности. Что за книгу он такую читает? Почему так хмурится?

Линию волевого мощного подбородка повторяет аккуратная, короткая борода, на которую лёгкая седина легла аристократичными пятнами.

Тонкая линия губ с чуть опущенными уголками застыла в выражении презрительной усмешки.

Он весь — воплощение мощи и авторитета. Не той, что кричит, а той, что молча заставляет окружающих выравнивать спины и взвешивать каждое слово.

Одет он в брюки и белую рубашку. Рукава которой закатаны, и я могу полюбоваться сильными, жилистыми предплечьями.

Верхние пуговицы расстегнуты. Под тканью угадываются линии крепкого и развитого тела.

Сразу чувствуется — он хозяин.

Хозяин своей и чужих жизней.

Хозяин этого огромного роскошного дома, в который я приехала в отчаянии. В который боялась зайти.
И из которого меня могут выгнать с позором.

Да, я зря приехала, но у меня на сегодня не было других вариантов.

Я непростительно долго ищу работу после сокращения. Оказалось, что женщины сорока пяти лет никому не нужны.

Ни мужчинам.

Ни работодателям.

И всем всё равно, что у тебя опыт, стаж. На прошлом собеседовании мне в лоб сказали, что будь я помоложе, то меня взяли без лишних разговоров, ведь они собирают команду молодых и энергичных.

Да, я отчаялась.

Поэтому, когда подруга мамы тетя Клава позвонила мне и сказала, что один угрюмый богатей ищет внукам няню, то я взяла и поехала.

— Очередная посредственная ерунда, — недовольно цыкает Марк Валентинович и откладывает книгу.
Откидывается на спинку кресла и пристально молча на меня смотрит.

Я жду, когда он начнёт спрашивать меня о том, какой у меня опыт работы с детьми. Где мои рекомендательные письма от прежних семей, а он молчит и смотрит.

У меня, кстати, нет никаких рекомендательных писем, потому что няней я раньше и не работала, но я воспитала и вырастила троих детей.

— Скажу честно, — говорю я, не выдержав гнетущей тишины, — я птица залётная…

— Что это значит? — хмуро уточняет Марк Валентинович.

— О вас мне рассказала подруга мамы, — слабо улыбаюсь я, — она у ваших соседей убирается по понедельникам и пятницам… — вздыхаю. — Подслушала разговор…

Замолчи!

Замолчи!

Зачем ты сейчас выкладываешь ему все подробности своей отчаянной аферы?

— Вот я и пришла, — подытоживаю я, сдаваясь.

— Вот и пришла, — медленно повторяет он, прищурившись. Его взгляд становится ещё острее. — И как же тебе повезло, что тебя взяли и пустили без лишних вопросов.

— Почему без вопросов? — удивляюсь я. — Меня спросили, кто я такая и зачем пришла.

— И что ты ответила? — он вскидывает бровь, и седая ниточка в ней серебрится под светом.

— Я соврала, — вырывается у меня признание.

— Что именно соврала?

Наверное, сейчас мне стоит встать и уйти.

— Что я няня и что вы меня пригласили сегодня на беседу.

Я крепко сжимаю ручки моей сумочки.

Это была идея тёти Клавы. Она мне эту ложь и придумала. Вот уж сумасбродная тётка, но почему я её послушала?

— Продолжай, — его голос низок и спокоен, но в нём нет гнева.

Скорее, любопытство. Он проводит ладонью по бороде, и его пальцы на мгновение задерживаются на седом пятне.

Женат. На безымянном пальце — золотая линия обручального кольца.

Странно. Почему тогда он занимается поисками няни для внуков? Чую загадку.

Так, Наташа! Твоя любовь к загадочным мужчинам закончилась сложным разводом, слезами, безденежьем и долгами.

— Меня зовут Наталья Викторовна, — говорю я, обрывая мой внутренний монолог о загадочных мужчинах. — Мне сорок пять лет. Я бухгалтер. Вернее, была бухгалтером. Двадцать два года в одной фирме. А потом её поглотил крупный холдинг, и весь наш отдел… сократили, — делаю паузу и возмущённо добавляю. — Бессовестные.

Он не прерывает меня. Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, по-прежнему на мне.

— У меня трое детей, — продолжаю я, и голос мой звучит чуть увереннее. — Старший Костя сейчас работает младшим инженером-проектировщиком. Средний Вася учится на программиста на третьем курсе. Младшая Леночка на первом курсе археологии. Никто не болен, не сидит в тюрьме и не состоит на учёте в наркодиспансере. Я считаю это своим достижением.

— Мать-одиночка? — уточняет Марк Валентинович.

Я ненавижу это клейкое, унизительное слово, но… это правда.

— Да, детей я поднимала одна, — говорю так тихо, что сама себя почти не слышу. — Я развелась с мужем, когда Лене было всего два года.

— Разведёнка, — громко и недовольно прищёлкивает языком Марк Валентинович и прищуривается. —Не смогла сохранить семью, — презрительно, на грани отвращения хмыкает, — не уважаю таких женщин.

Воздух выходит из лёгких, и я чувствую, как красные пятна стыда заливают мою шею и щёки.
— Вы не правы, — сипло отвечаю, решив оспорить презрительные слова Марка Валентиновича.