Олимп - триада трёх планет.

Глава 1.

Глава 1.

Начало, или что делать, если не везёт — и как с этим бороться!

Меня зовут Надежда Ивановна Удача-Земная. Да-да, именно так: Удача — фамилия, Земная — придаток, от которого самой смешно и больно одновременно. Ирония судьбы, правда? Вся моя жизнь — сплошное «невезение», а имя и фамилия звучат так, будто я должна сыпать счастьем направо и налево, словно Дед Мороз подарками. Только Дед Мороз хотя бы иногда появляется, а моя удача предпочитала шифроваться в подполье.

Почему такие странные имя и фамилия? Всё просто: я — брошенка. Подкидыш. Девочка из приюта. Моим «родителям» (или, как я их называла, «горе-родителям») даже не хватило совести дать нормальное имя. Случайно попавшаяся на глаза нянечка в ЗАГСе, видимо, открыла святцы и ткнула пальцем в первое попавшееся имя. Так и стала я Надеждой. Ну а фамилия… кто-то явно был не в духе. «Удача-Земная» — звучит, как насмешка.

В детском доме меня воспитала Марфа Васильевна, старенькая нянечка, которую все мы звали просто Мамой. Она была для нас матерью, бабушкой, наставницей и главным генератором оптимизма. Умеете представить женщину, которая в свои шестьдесят с лишним лет могла одновременно варить суп из «того, что нашлось», латать нашим штанам дыры и объяснять, как правильно ставить ударения в стихах Пушкина? Вот это была она.

Мама умела всё. Даже водила нас в лес на экскурсии, в музей и в цирк, хотя на это ей официально никто денег не выделял. Она была тем самым человеком, благодаря которому мы не превратились в унылых, обозлённых сирот, а выросли хоть немного людьми. Правда, сиротская жизнь всё равно оставляла свои следы: каждый второй из нас мечтал о родителях, которых не знал или помнил смутно.

Мне было легче: я своих никогда не видела. Меня оставили ещё в младенчестве. Так что для меня «родители» были абстрактным понятием — вроде инопланетян. Все о них говорят, но никто не видел.

Марфа Васильевна умерла, когда мне исполнилось двадцать. И будто специально всё подгадала — оставила завещание, в котором значилось: «Надежде Ивановне Удаче — мой скромный вклад». Слово «скромный» я тогда поняла буквально. Ну что может оставить нянечка из детдома? Две пары шерстяных носков и старый чайник?

Оказалось, всё гораздо интереснее.

Но до этого момента я успела попробовать взрослую жизнь. Работала посудомойкой в ресторане. Таскала на себе горы тарелок и слушала шёпот официанток: мол, смотри, какая у неё фамилия, а моет чужую посуду. Я не обижалась. Привыкла. Даже шутила над собой: «Земная Удача — она такая, вечно на земле и вечно неудачная».

Учиться дальше я не смогла. Попытки поступить в институты проваливались одна за другой. То знаний не хватало, то плату не потянуть. Платные курсы? Да, закончила парочку. И что? Никому они были не нужны. Мир устроен просто: у тебя либо есть связи, либо ты остаёшься посудомойкой с дипломом «высококвалифицированного специалиста по мытью вилок».

И вот звонок от нотариуса. Оказалось, что Марфа Васильевна оставила мне подарок к моему двадцатилетию. В голове мелькнуло: «Вот это да, сейчас точно достанется что-то в стиле "старая икона, которую купят на барахолке за три копейки"».

Я пришла, подписала бумаги и получила доступ к банковской ячейке.

Когда открыла её — едва не упала. Внутри лежали драгоценные камни. Целая куча! Я вытащила их и, как жадный гоблин, распихала по карманам. Здравствуй, моя прелесть. Честно? Я тогда выглядела именно так: растрёпанная сиротка с глазами безумного Плюшкина.

А ещё там были банковские счета. На одном — десять тысяч долларов. На другом — пятьдесят тысяч евро.

Я онемела. Никогда в жизни не держала в руках даже сотни евро, а тут… пятьдесят тысяч!

Вернувшись домой, я сразу же устроила пир. Заказала из ресторана самое дорогое: омары, икру, шампанское. Обложилась едой и, как героиня голливудского фильма, включила свой любимый «Марвел». Всё это было настолько абсурдно, что я сама смеялась, глотая шампанское и икру. Вот она я — Земная Удача, та, что никогда не везла. И вдруг — богачка.

Я тогда впервые в жизни почувствовала себя аристократкой. Ну ладно, не богиней, но хотя бы баронессой на пенсии.

Правда, на следующий день мир снова ткнул меня носом в мою «удачу». Я пошла в больницу с жалобой на головные боли, и мне поставили диагноз: рак, третья стадия. Неоперабельный. Жить — меньше года.

Сказать, что я обалдела — это ничего не сказать. В тот момент я впервые подумала: «А может, и правда моё имя — издёвка?»

Я отказалась от химиотерапии. Зачем? Выпадут волосы, буду ходить с лысиной, а потом всё равно умру. Нет уж. Я решила: если судьба отвела мне год — я проживу его красиво.

И вот я стою на балконе с бокалом шампанского, гляжу на закат и думаю: «Ладно, раз уж жизнь решила сыграть со мной в злую шутку, я сыграю в ответ. Посмотрим, чья возьмёт».

Я ещё не знала, что впереди меня ждёт совсем другой мир. И что фамилия моя — Удача — наконец-то оправдает себя.

Глава 2.

Глава 2.

Размышления героини о будущем

Надежда Ивановна Удача

Чтобы не растерять эту свежесозданную красоту и статус новоявленной «леди с миллионами», я решила провести вечер с размахом. Не какой-то там поход в магазинчик у дома, а по полной программе: театр и ресторан.

Вечером — театр. Сразу после обеда я поехала в торговый центр, на первом же этаже прикупила шикарное чёрное платье до пола, с блеском и глубоким декольте. Зачем скромничать, если теперь я могу себе позволить блистать? Пока кассирша смотрела на меня с плохо скрытой завистью, я, ни минуты не колеблясь, расплатилась наличкой — так приятно было щёлкнуть пачкой евро, словно в кино.

Переоделась прямо в примерочной, вышла, и в отражении витрины себя не узнала: кто эта женщина с гордо поднятой головой и прижатым к локтю блестящим клатчем? Это я, та самая Надя, которая ещё вчера тёрла жирные кастрюли в ресторанной мойке?

Чтобы соответствовать образу, заказала VIP-такси. Машина подъехала длинная, чёрная, с водителем в перчатках и с идеально уложенными волосами. Сев в салон, я расправила плечи и приказала:

— В театр.

Прямо как дама из старого романа.

Спектакль, если честно, оказался нудным: костюмы красивые, актёры громко кричали со сцены, но сюжет… ну, в общем, я сидела и мысленно считала, сколько стоит каждая люстра в зале. Однако я упорно отсидела до конца — богатые дамы не должны вскакивать и хлопать дверью.

Зато потом был ресторан. Тот самый, где я когда-то мыла тарелки.

Вошла гордо, с достоинством. Никто из персонала меня не узнал. Ни одного сочувственного взгляда, ни одного «о, Надька, ты ли это?». А может, узнали, да промолчали — боялись спутать. Официантка, сдержанно улыбаясь, повела меня к столику. Столик ломился от роскоши — я выбрала самые дорогие блюда в меню: лобстеров, устриц, стейки, салаты с названиями на трёх языках.

Когда всё это поставили передо мной, официантка с уважением спросила:

— Вина к лобстеру?

— Конечно, — отрезала я. — Шампанское. Самое дорогое.

И вот сижу я, ем, пью, наблюдаю, как по залу ходят люди. Кто-то меня разглядывает. Кто-то шепчется. В глазах у некоторых — восхищение, у других — зависть. А внутри у меня распирает смех: «Эх вы, ещё вчера я за вами ваши тарелки драила, а теперь вы думаете, что я какая-нибудь княгиня».

К середине ужина я уже немного устала. Нет, не от еды, а от мыслей. В голове вертелось главное: будущее. Да, деньги есть. Камни есть. Но куда всё это вложить? Что делать завтра?

Я вспомнила про криокамеру. По договору разрешалось брать с собой всё, кроме живых существ. Значит, можно взять камни, золото, даже документы. Но доллары… а вдруг они обесценятся? Вспомнила я СССР после распада — купоны, деньги, которые превратились в фантики.

Нет. Надо думать шире. Что всегда будет в цене? Земля. Металлы. Камни. Вино и женщины, как говорил один известный киногерой. Но в криокапсулу вино не возьмёшь, а вот камни — легко.

Вернувшись домой, даже не раздеваясь, я села за компьютер. Интернет пестрел объявлениями. «Купи землю на Луне», «Забронируй участок на Марсе», «Арендуй планету на сто лет вперёд». Читала я всё это, и смех разбирал: «Вот до чего люди дошли!». Но чем дальше читала, тем серьёзнее становилась. А вдруг действительно стоит рискнуть?

Я даже заявку отправила — на три планеты с цифровыми названиями. «Галактика номер такая-то, планета №3456, атмосфера пригодная». Прислали фото: фиолетовая, голубая и салатовая. Красота нереальная, хоть в рамку вставляй.

Но пока я думала о звёздах, на Земле было дело поважнее: продавался огромный кусок земли с развалинами заводов, лесами, озером и речкой… в Чернобыле! Всего за 25 тысяч долларов. Смешная сумма. Только вот сразу я таких денег не снимала. Надо было продавать часть камней.

Я открыла пару сайтов, выложила на аукцион несколько рубинов и бриллиантов. Сразу заказала официальную оценку, перевела оплату. Всё чинно, легально. Но в душе всё равно сомневалась: не украдут ли?

Не прошло и получаса — звонок в дверь. В глазок смотрю: китаец. Вежливый, в костюме, с чемоданчиком. Представился как господин Сан. Всё по правилам: показал документы, фото совпадает. Я впустила.

Он разложил на столе бархат, начал осмотр камней. И тут — снова звонок. На пороге стоял другой, европейского вида, с очками в толстой оправе. Представился Самуилом Абрамовичем Шпаком. Ну да, фамилия говорящая. Сразу видно — акула ювелирного бизнеса.

Я впустила и его. Сели оба, раскладывают бархаты, лупы, что-то шепчут. Ощущение, будто я в кино про миллиардеров, только играю главную роль.

— Камни неплохие, — сказал Шпак, прищурившись. — Особенно этот, — он ткнул пальцем в крупный рубин. — За него дам цену выше рынка.

— А я дам ещё выше, — тут же отозвался китаец.

Я сидела, слушала их перебранку и думала: «Боже, вот это жизнь. Вчера драила кастрюли, сегодня у меня дома торгуются китайцы и евреи». Хоть сериал снимай!

Пока они спорили, я задумалась: а что, если всё это — не случайно? Камни явно не простые. Откуда они у Марфы Васильевны? Она ведь жила в детдоме, получала копейки. Загадка.

Когда, наконец, они сделали свои предложения и ушли, я осталась сидеть за столом с ощущением, что мир перевернулся. У меня в руках оказалось оружие. Нет, не пистолет и не нож. Деньги. Камни. Земля. Планеты. Всё сразу.

И я впервые за много лет почувствовала: жизнь только начинается.

Глава 3.

Глава 3.

Планы на будущее и встреча с друзьями

Проводив всех «деловых людей» и закрыв за ними дверь, я тяжело выдохнула. На столе остались бархатные подложки, крошки от печенья и запах дорогих сигар, которыми мои гости благоухали так, словно собирались устроить заседание ООН. Я собрала чашки, поставила чайник и, наконец, позволила себе расслабиться.

Горячий фруктовый чай пах бергамотом и сушёной клубникой, пар клубился над чашкой, словно дым от костра. Я отломила печенье, макнула в чай и села прямо на диван, поджав ноги под себя. Рядом лежала шкатулка — та самая, из-за которой весь этот балаган и начался.

Она выглядела просто: резная деревянная поверхность, гладкая крышка, чёрный бархат внутри. Никаких золотых узоров, никаких драгоценных вставок. Но ведь не зря за неё готовы были платить сумасшедшие деньги? Я открыла крышку, заглянула внутрь. Бархат оставался бархатом, никаких двойных днов, тайных кнопок или скрытых отсеков. Просто шкатулка.

— Может, внутри дух Джина сидит? — пробормотала я и тут же прыснула смехом.

Чтобы не думать об этом лишний раз, я решила спрятать её надёжно. Взгляд упал на старого плюшевого медведя — моего единственного «друга» из детства. Огромный, с облезшей шерстью, но родной. Марфа Васильевна подарила его мне на десятый день рождения. Он всегда стоял на комоде, словно охранял меня.

— Ну что, старик, теперь ты у меня сейф, — сказала я, беря ножницы.

Аккуратно распорола животик, вынула немного поролона и вложила внутрь шкатулку. Потом тщательно вшила всё обратно и, чтобы не бросалось в глаза, повязала ему на шею шёлковый шарф, недавно купленный к моему новому платью. Получилось даже стильно. Медведь стал похож на француза-денди.

Из драгоценностей я оставила себе только пару бриллиантов и один камень — тёмно-синий, завораживающий, как ночное небо. Он просто понравился. Я пришила его в потайной карман, как когда-то учила меня Марфа: «Спрячь так, чтобы никто не догадался». Остальные камни тоже спрятала к мишке.

Теперь главный вопрос — с кем идти в будущее? Родных у меня нет. Друзей по жизни тоже. Но есть два человека из интернета, с которыми я переписывалась последние годы. Один — парень-мажор, студент юрфака в Лондоне. Второй — девушка-психолог, с которой я познакомилась на форуме, когда у меня было особенно плохо.

Я решила начать с него. Он был онлайн.

Мы немного поболтали, как раньше — про погоду, про учёбу, ни о чём. Я плавно перевела разговор на здоровье. Сказала, что мне осталось немного жить. Он сразу заволновался: сколько денег нужно на операцию? Можно ли что-то сделать?

— Дело не в этом, — написала я. — Мне нужна юридическая поддержка. Я же правильно помню, ты учишься на юрфаке?

— Да, — ответил он. — Через полгода диплом.

— Отлично. Мне нужно оформить документы на сто лет вперёд. Чтобы моё имущество не растащили. Чтобы всё сохранилось.

Он долго молчал. Я уже начала думать, что он отключился. Минут через десять пришёл ответ:

— Ты планируешь жить сто лет?..

Я усмехнулась и напечатала:

— Нет. Но я хочу, чтобы после меня что-то осталось. И чтобы не досталось чужим.

Он пообещал поговорить с отцом, у которого своя юридическая фирма. И я вздохнула с облегчением. Полгода ждать диплома у него я не могла, а отец — это шанс.

Следом я позвонила подруге-психологу. Мы не общались почти год. Она взяла трубку сразу:

— Надя?! Я думала, ты исчезла.

— Жива пока, — пошутила я. — Но ненадолго.

Я рассказала ей всё честно. И про болезнь, и про криокамеру, и про камни. Она ахала, хваталась за голову, пыталась включить свою терапевтическую лексику:

— Ты сильная! Борись! У тебя вся жизнь впереди!

Я хмыкнула:

— Я и борюсь. Только по-своему. Мне нужна встреча. В кафе. Живое общение.

Она согласилась.

---

Кафе было уютным: деревянные столики, мягкий свет лампочек под абажурами, запах корицы и свежего хлеба. Я заказала латте и пирожные — и нам, и себе. Подруга пришла вовремя, как всегда. Высокая, стройная, с идеально уложенными волосами. Села, посмотрела на меня долгим взглядом:

— Ты изменилась, — сказала она. — Стала увереннее. И глаза блестят.

— Может, потому что я наконец богатая, — усмехнулась я. — Представляешь, у меня дома китайцы и евреи спорили, кто купит мои камни. Хоть кино снимай.

Мы смеялись, пили кофе, ели пирожные. А потом я рассказала ей всё. Абсолютно всё. И про криосон, и про планеты, и про землю в Чернобыле. Она слушала, кивала, время от времени задавала вопросы. Но главное — не смеялась и не крутила пальцем у виска.

Когда я закончила, в её глазах было уважение.

— Я с тобой, — сказала она. — Хочешь, я стану твоим поверенным?

— Хочу, — ответила я и впервые за долгое время почувствовала, что я не одна.

---

Вечером я шла домой и заглянула в витрину ювелирного магазина. И снова увидела то самое ожерелье — тонкое, словно паутина, из белого золота и платины. Оно не продавалось, висело как экспонат. Я каждый раз любовалась им, но никогда не думала, что смогу купить. И вот теперь я остановилась и задумалась: а почему бы нет?

Может быть, это станет символом новой меня.

Я пошла дальше, но в душе уже знала: однажды я его куплю.

Глава 4.

Глава 4.

Договоры и объединение друзей

За дверью, как мы и договаривались, меня уже ждали трое. В глазок — и картинка как из кино про большие деньги: двое в костюмах, у которых лацканы блестят так, что можно подкрашивать губы по отражению, третий — в бархатной кипе, с идеальными пейсами и строгим портфелем цвета горького шоколада. Я вдохнула, поправила прядь, и открыла.

— Прошу, господа, — максимально вежливо. — Проходите.

Они скользнули в квартиру осторожно, будто входили в храм или в банковское хранилище. Тёмные пальто — на спинку кресла, портфели — рядком на стол. Запах дорогого одеколона, полированного дерева и бумаги, которая всегда знает себе цену. Юля уже сидела во главе стола — прямая спина, ладони на гладкой папке, взгляд холодный, но не злой. В этой женщине было то спокойствие, которым можно тушить пожары. Вот бы я так умела.

— Давайте без прелюдий, — открыла встречу Юля, кивая на папки. — Документы.

Первым ожил представитель в кипе — сухой, собранный, с тонкими пальцами пианиста. Из портфеля он достал договор с гербовой печатью и аккуратно подвинул к Юле.

— Консорциум господина Шпака, — негромко сказал он. — Предмет — отчуждение части земельного массива в зоне отчуждения… — уголок губ едва тронулся иронией, — простите за тавтологию.

Второй — высокий брюнет с серебряной запонкой в виде трезубца — молча положил на стол два договора: «опцион на планету №…» и «долевое участие в лунной локации». Третий — русоволосый, мягкий с виду, но с глазами человека, который привык держать удар, — дополнил набор «пояснительными записками» на трёх языках.

Я, если честно, уже слегка расплылась внутри: вот это размах. Вчера у меня дома спорили еврейский ювелир и китайский оценщик, а сегодня — земля, Луна и какие-то «планеты под ключ». Осталось только шампанского плеснуть и объявить торги звонком.

Юля не расплывалась. Юля работала. Она развинтила ручку, сделала пометку зелёными чернилами на первом листе, поменяла местами два приложения, перечеркнула скрепку и кивнула мне — мол, наблюдай и учись. Потом начала читать вслух. Не для них — для меня.

— Так. В договорах на планеты и лунную долю — стандартные опционные условия. Суммы депозитов… мм-м… шесть и восемь процентов, возвратные, при условии отрицательной экспертизы пригодности. Сроки — сорок пять дней на дью-дилидженс. Тут вопросов нет, — она пододвинула мне обе папки. — Эти, по сути, бронь. Можем подписывать при желании.

Я взяла папки, но не открыла — глупо изображать специалиста там, где есть Юля.

— А вот чернобыльский лот, — Юля постучала ногтем по строке, — пункт двадцатый меня не устраивает категорически. «В случае, если покупатель в течение ста лет не объявится или будет отсутствовать на участке, не производя обустройства, право обратного выкупа закрепляется за консорциумом продавца без компенсации вложений». Удобно. Для вас.

Мужчина в кипе ничуть не вздрогнул.

— Это стандарт, — мягко произнёс он. — Земля особой категории. Мы обязаны… следить.

— Следить — прекрасно, — Юля улыбнулась так, что мне стало немного холодно. — Но вы не обязаны присваивать без возмещения. Тем более, что на нас ложатся обязательства по консервации и охране. Где формула возврата капитальных вложений? Где оговорка о форс-мажоре? Где реестр подтверждающих действий?

— Сударыня, — вмешался высокий с трезубцем, — у нас предусмотрен перечень работ, достаточных для признания участка «в разработке». Вот, приложение «Б». — Он повернул лист ко мне, бегло перечисляя: — геодезия, вырубка аварийных деревьев, консервация фундаментов, очистка водоёмов…

— И все эти работы должны быть согласованы заранее с вами, верно? — подняла бровь Юля. — И оплачены нашими средствами через ваших подрядчиков?

— Так безопаснее, — подтвердил мужчина в кипе.

— Безопаснее для вас. Не для меня, — сказала я, сама удивившись, насколько уверенно прозвучал мой голос. — Я не против контроля. Но я против класть деньги в бездонную бочку. В моей жизни уже была пара таких бочек. Спасибо, больше не хочу.

Юля кивнула мне и развернула ноутбук.

— Господа, вот моё предложение: пункт двадцатый полностью переписать. «Право обратного выкупа возникает только при отсутствии действий по обустройству в течение пяти последовательных лет». Перечень действий расширить и считать выполненным не через ваших подрядчиков, а по факту — актами независимого технического надзора и фотофиксацией с привязкой координат. Все капитальные вложения — в реестр, с последующим безусловным возмещением по формуле «факт минус амортизация» при любом обратном переходе права. И, — она подняла палец, — отдельный раздел: «форс-мажор и длительные обстоятельства». Если со мной что-то случится — болезнь, криосон, катастрофа — срок приостанавливается. Точка.

— Криосон? — мужчина в кипе впервые отвёл взгляд. — Зачем вам это слово в договоре?

Юля не моргнула.

— Затем, что госпожа Удача — публичная фигура для узкого круга специалистов. Институт крионики потребует от нас прозрачности. Мы оформляем наследственно-доверительную схему, в которой детский дом госпожи Удачи получает права доверительного управления на случай её длительного отсутствия. Вас заранее уведомят. Утверждённый график работ — тоже. Никаких «века не объявится» в вакууме. Всё будет по-взрослому.

В комнате стало тише. Я слышала, как тикают настенные часы — подарок Марфы Васильевны: золотистая стрекоза ползла по циферблату, будто время можно ловить руками. И в эту секунду в дверь позвонили.

— Давай я, — сказала Юля. — Ты не вставай.

Но я уже шла. Открыла — и в проёме стоял Алексей. Свет с лестничной клетки ударил ему в плечо, и на миг он показался мне странно высоким, почти героическим. Нос с горбинкой, смеющиеся глаза, пальто нараспашку, в правой руке — кофр с документами.

— Сюрприз, — сказал он, обнимая меня быстро и всерьёз. — Разрешите внедриться?

— Внедряйся, — у меня почему-то перехватило горло. — У нас тут «век не объявится» и прочие радости жизни.

Глава 5.

Глава 5.

Прощание с жизнью

Утро началось не так, как я ожидала. Не с тоски и не с привычного чувства обречённости, а с какой-то странной лёгкости — словно организм сам решил подарить мне прощальный подарок. Я проснулась с ясной головой, удивительно бодрой, почти счастливой. Может, это и было последнее милосердие моего больного тела — дать почувствовать себя живой хотя бы напоследок.

Я села на кровати, обняла мишку — верного хранителя шкатулки — и впервые за долгое время улыбнулась. «Ну что ж, Надежда Ивановна, — сказала себе вслух, — если уж умирать, то красиво. Пусть в капсуле я буду не больной заморышем, а женщиной. И пусть эта чёртова коробка станет не гробом, а колыбелью новой жизни».

Я аккуратно разложила на кровати наряд, выбранный для этого дня. Бежевый костюм с тонким сиянием ткани — скромно, но элегантно. Под него — бельё, расшитое камнями. Плевать, что никто не увидит, кроме врачей. Я знала: даже уходя в сон, хочу оставаться женщиной.

В ванной я долго стояла под горячей водой, смывая не только усталость, но и страх. Каждое движение казалось прощанием: с руками, с лицом, с волосами. Взгляд в зеркало — и передо мной женщина, которая, несмотря ни на что, хочет бороться за красоту и за право быть собой.

Собравшись, я выпила кофе прямо в белье с камнями, как аристократка, которой больше нечего бояться. И снова мишка — сидит рядом, словно знает, что сегодня день особенный.

Телефон молчал. Но я была уверена: они придут. И действительно — звонок в дверь, и на пороге Юля с распухшими от слёз глазами. Она кинулась ко мне и вцепилась, как ребёнок в мать. За ней — Алексей, сдержанный, собранный, но в его глазах всё та же боль.

— Держись, — только и сказал он, но голос дрогнул.

Мы поехали втроём. В парке перед институтом сделали фото: смеялись сквозь слёзы, пили по глотку шампанского из спрятанной бутылки, будто отмечали праздник. Юля вечно шутила: «Ну ты даёшь, Надя! Вот ведь нашла себе бал-маскарад — капсулу вместо сценической подмостки!» Мы смеялись, хотя внутри у всех всё сжималось.

Перед входом нас встретил профессор. Он дал пять минут на прощание. Мы знали — времени мало. Алексей проверил документы, настоял на дополнительных копиях. Он ведь теперь мой душеприказчик. Я удивлялась: кто бы мог подумать, что парень из интернета станет тем, кому доверю свою жизнь.

— Всё предусмотрели, — сказал он. — Ты вернёшься.

Я обняла их обоих. И в тот миг поняла: я не одна. Я не брошенка. Пусть даже моя семья нашлась в самый последний момент.

Криозал встретил холодом и тишиной. Десять капсул. Половина — заняты. Моя стояла последней в ряду. Металлическая, сверкающая, как будто из фильма.

— Надежда Ивановна, — произнёс профессор, — ложитесь. Это начало новой главы.

Я легла, прижимая к груди мишку. Крышка медленно опустилась, и я увидела их лица в последний раз. Щёлк — фото. Снимок «до». Я знала: будет и «после».

— Считайте до ста, — сказал голос.

Я успела только до двадцати.

Темнота.

---

Яркий писк. Болезненный, как будто кто-то сверлил мозг. Глаза открылись — и тут же вспыхнула боль. Я зажмурилась, потом снова попыталась.

Надо мной — стеклянная крышка, треснувшая паутиной. Я прижала к себе мишку. «Живой?» — первая мысль.

Я толкнула крышку, вспомнив слова профессора. Замок аварийного выхода поддался с третьей попытки. Крышка отъехала в сторону, и посыпались осколки. Я вылезла наружу.

Слабость — ноги дрожат, руки ватные. Но я жива.

В соседних капсулах — две девушки. Молодые, совсем юные. Спят? Живы? Я не решилась их будить.

Писк не прекращался, а потом в коридоре послышались шаги. Вбежали люди в скафандрах. Они замерли, увидев меня.

— Леди… — один из них проговорил растерянно. — Мы не ожидали. Как вы себя чувствуете?

— Голова раскалывается… Сколько прошло? Где я?..

Я прижимала мишку, чувствуя, что мир вокруг не тот. Воздух казался другим, стены — чужими, а глаза людей в скафандрах светились непонятным блеском.

И я впервые поняла: что-то пошло совсем не так.

Глава 6.

Глава 6.

Хаониды
(как меня зарегистрировали в будущем, напугали прошлым и попытались продать настоящее)

Кар-капсула скользила над дорогой так тихо, что хотелось проверить — она вообще включена? Ни вибрации, ни дрожи, только мягкое «ммм» где-то в глубине, словно большая и очень довольная кошка мурлыкала себе под нос. Стены и потолок — прозрачные, как аквариумные, и я, прижимая к груди мишку-сейф, таращилась наружу, как школьница в первый раз на море.

Город был… не город. Пространство — раскрытое, небоскрёбов нет, вместо них — дома-скалы, дома-деревья, дома-дюны. На крышах — огромные диски, похожие на солнечные тарелки, только внутри у них вращались кольца и натянутая, как паутина, сетка из светящихся нитей. Когда на это падало солнце (не золотое, а чуть лимонное), вся конструкция переливалась так, что я невольно прикрыла глаза: «осторожно, Удача, сейчас ещё ухнешь в пантеизм».

Небо — сумасшедший коктейль бирюзы, мяты и лайма. Облака двигались быстро, наслаиваясь друг на друга полупрозрачными мазками — будто кто-то сверху принялся рисовать гуашью и не дождался, пока подсохнет первый слой. Меня качнуло: то ли от красоты, то ли от того, что мой мир «до» вдруг оказался чёрно-белым телевизором на фоне этого 8K.

— Дышите глубже, леди, — мягко сказал один из сопровождающих. Голос шёл не из его рта — из динамика в подголовнике. — Тахикардия от сенсорной перегрузки — нормальна.

— Спасибо, доктор Айболит, — пробурчала я. — Только не оттаскивайте от тюленей, я сама.

Он не ответил — у них тут, видимо, чувство юмора импортное, в наличии пока нет.

Кар опустился на площадку у островного дома. Дом — как кусок белого камня, который вылез из моря и решил немножко пожить. Огромные арочные окна, вместо стекла — прозрачный, податливый материал: нажимаешь — он пружинит и снова гладкий. Меня проводили внутрь по холлу без мебели, но с текстурами — стены будто дышали каменной гладью, пол хрустел не песком, а чем-то похожим на очень мелкие кристаллы. Запах — свежий, как в кедровой бане после дождя.

Меня посадили в прозрачное кресло (оно само подстроилось под спину — привет, мебель будущего), и я, продолжая играть в «держи осанку, Земная Удача», ждала куратора. Неожиданно из соседнего проёма вышел человек — худой, высокий, с лицом, на котором даже если бы случился конец света, отразилось бы только лёгкое «мм». Пальцы длинные, как у пианиста; волосы — тёмные, собранные в низкий хвост; взгляд — не острый и не мягкий, «сканирующий».

— Мерлин Вайд, — представился он бархатным, но ровным голосом. — Ваш куратор.

Я моргнула.

— Простите, Мерлин?

— Да, — в уголке его рта едва заметно дёрнулось. — Нас иногда развлекают родители.

— Моих, видимо, развлекало слово «Удача», — ответила я. — Вышло… спорно.

Мы обменялись человеческими улыбками — редкая валюта в этой стерильной красоте — и он кивком указал на стол. Стол был дубовый, старомодный, и над ним парил шар размером с арбуз, сияя внутри медовыми искрами. Рядом лежал шар поменьше — «апельсин». Ещё дальше — тонкая пластина с живыми узорами, как ртуть.

— Пройдём регистрацию, — сказал Мерлин. — Положите ладони на шар. Держите спокойно, будут ощущения тепла и лёгкого покалывания. Не отдёргивайте руки.

— А если отдёрну?

— Будет больно.

— Прекрасная мотивация, — вздохнула я и положила ладони.

Шар вздохнул в ответ. Под пальцами пошёл жар, как будто сжимаешь разогретую грелку. В глубине вспыхнули салатовые и фиолетовые полоски, поползли спирали, зашипели искры. Где-то возле локтей побежали мурашки — классические такие, советские. Запахло озоном и едва уловимыми травами. Меня качнуло — шар будто «узнавал» меня, сканировал, отлистывал страницы моего личного архива. Я стиснула зубы, вспомнила Марфу Васильевну и её «терпи, Надя, это полезно», и досчитала до двадцати трёх. В этот момент жар отступил. На коже остались розовые полукружья — и тут же исчезли, словно их кто-то слизнул.

— Регистрация прошла успешно, — Мерлин посмотрел не на шар, а как будто «сквозь» него. — Договор с криоинститутом подтверждён. Маркеры личности совпадают. Эфир стабилен.

— Эфир — это… — Я прищурилась. — Надеюсь, не то, чем лечили в XIX веке?

— Эфир — это то, чем вы являетесь в XXI+, — спокойно ответил он. — Ваша энергетическая подпись. Совокупность данных о живом.

— Хорошо, — сказала я. — Если я живое, то почему мне так холодно?

— Потому что вы проснулись, — чуть мягче произнёс он. — И потому что прошло не пять и не десять лет.

— Сколько?

— Столько, чтобы всё вокруг стало другим. Точной цифры я пока не назову: вам нужно обследование и адаптация. Поэтому — следующий шаг.

Он повернул ко мне тонкую пластину. На её поверхности вспыхнуло мягкое голубое: пунктиром, как в детстве по тетрадке, обозначились поля «имя», «место рождения», «планируемые связи».

— Планируемые связи, — прочитала я. — Это как? «Хочу троих мужей, собаку и огород»?

— Не обязательно в этой последовательности, — на этот раз он улыбнулся вполне по-человечески. — Но да, нам нужно понимать, в какой модели вы собираетесь жить. Это важно для охраны, логистики и… отбора.

Слово «отбор» упало в тишину, как ложка в пустую кастрюлю.

— Я слушаю, — сказала я максимально нейтрально. — И одновременно не слушаю. Потому что слово мне не нравится.

— Вам не нужно, чтобы оно нравилось, — он перестал улыбаться. — Вам нужно, чтобы вы понимали правила. В нашем мире сильные кланы хаонидов устроены так, что выбор партнёров — многошаговая процедура. Сначала вас предлагают — как редкий ресурс. Если вы говорите «нет», вы автоматически обязаны будете позже выбрать двоих. Если говорите «да», у вас остаётся право добора. Совет редко отказывает, но очень плохо переносит публичные отказы. А публичным считается любой отказ, о котором знает больше трёх человек.

— Великолепно, — я закрыла глаза на секунду. — То есть «нет» — можно, но потом два «да» — обязательно. Табличку «согласна на всё» не выдадут случайно при входе?

Глава 7.

Глава 7.

Размышления героини о бытии и небывальщине

Меня провели по винтовой лестнице, у которой перила были такими гладкими и прохладными, что казалось — их отполировали не руками, а самой водой, веками точившей камень. Шаги бионика звучали чётко, отмеренно, а я цеплялась взглядом за каждую деталь, как туристка в чужой стране, впервые попавшая в дворец.

На втором этаже раскинулся зимний сад. И это был не тот «зимний сад», где в торговых центрах стоят три несчастные пальмы с пластиковыми листьями. Нет. Здесь всё дышало жизнью. Листья сверкали, словно их только что протёрли воском, влажный воздух пах пряной зеленью и чем-то похожим на ваниль с горечью какао. Я вдохнула глубже — и почувствовала, что лёгкие будто сами улыбаются.

Моё внимание привлекло одно растение. На длинных изогнутых стеблях свисали гроздья странных плодов — не то бананы, не то финики. Только фиолетовые, с зелёной крапинкой, и поверхность у них была перламутровая, как у ракушек. Казалось, что они вот-вот начнут искриться. Я невольно сглотнула — но тут же передёрнула плечами: спасибо, конечно, но есть этот шедевр флористики я бы не решилась. В моём воображении он тут же зашевелился и приветливо подмигнул.

— Красиво, — пробормотала я вслух. — Но в рот такое точно не возьму. Я ещё не настолько сумасшедшая.

Бионик, словно не услышал, проводил меня к высоким прозрачным дверям. Они были из того же «стекла», что и окна, только при прикосновении слегка поддавались, как резина. Он склонил голову, как вышколенный дворецкий, и сообщил:
— Куратор разрешил вам задать вопросы. Через полчаса принесём ужин.

Я усмехнулась про себя. Отлично. Значит, сначала меня накормят, а потом начнут допрос с пристрастием. Всё как в жизни: сперва «кушай, дорогая, отдыхай», а потом «подпиши вот здесь и тут, и ещё вон там».

Комната, куда меня ввели, была просторной, будто её строили с расчётом на то, что тут можно устраивать и приёмы, и танцы, и сборы целого семейства. В углу — стол и два кресла, рядом — кровать с высоким изголовьем и шкаф. Всё аккуратно, чисто, но без излишеств. Зато санузел — боже, какая роскошь! Вода текла ровной серебряной струёй, и, честное слово, я чуть не кинулась туда сразу.

Я только устроилась поудобнее, когда в дверь снова постучали. Вошли двое — Гейом и ещё один, такой же хмурый и безэмоциональный. На руках у них были подносы. И тут запах ударил в нос. Рыба. Запечённая, с дымком. Я будто провалилась в прошлое, где летом на даче папы соседки мы жарили карасей на костре.

— О, спасибо, ребята, — у меня даже слюна во рту собралась. — Надеюсь, тут нет ваших генно-модифицированных тараканов, запечённых с сыром?

Они никак не отреагировали. Словно я пошутила в пустоту. Один поставил на стол поднос, другой — кувшин с рубиновой жидкостью и резной бокал. Я взяла бокал, полюбовалась — ручная работа, тонкая гравировка, будто иглой рисовали. Запах… пахло вишнёвым соком. Сделала глоток. И правда — сок. Богатый, сладкий, густой.

Бионик, устроившись прямо на полу в позе лотоса, поднял на меня взгляд.
— Госпожа, задавайте вопросы. Я весь — внимание.

Я фыркнула. «Госпожа» — это я? Вот уж сказка. Вчера я была умирающей сорокалетней тёткой без диплома и мужа, а сегодня — «госпожа». Ну ладно, раз играем в театр — так театр так театр.

— Хорошо, — я облокотилась на стол, как адвокат в суде. — Самый важный вопрос: что такое этот ваш «отбор»?

Он чуть наклонил голову, будто взвешивал, сколько можно рассказать.
— Отбор проводят и для женщин, и для мужчин. Это процесс выбора спутников — любовников или мужей. У вас будет больше прав на втором этапе, когда выбирать будете вы. Но есть подвох: если откажетесь от одного кандидата, придётся взять сразу двоих. Совет редко разрешает отказы. И обид не прощает.

Я чуть не поперхнулась соком.
— Ага. То есть, если я скажу «нет», меня тут же выдадут замуж за троих? Отлично! Мечта детства: целый гарем, и я в центре. Только вместо слуг — мужья. Браво, аплодирую стоя.

Он не улыбнулся. Даже глазом не моргнул. Я уже поняла: у этих биоников либо эмоции вшиты глубоко, либо их вообще нет.

— Второй вопрос, — продолжила я. — Могу ли я увидеть земли, которые купила перед сном?

— Только после подтверждения вашего владения. Тогда вы сможете посетить территорию с сопровождающими мужчинами. Но лучше ускорить отбор. С будущими супругами у вас будет больше свободы.

Я скривилась.
— Понятно. Короче, хочешь сходить на свою землю — сначала выйди замуж. Ага, классика жанра.

Он чуть помедлил, потом добавил:
— Совет: не выбирайте землян.

— Это почему ещё? Я же сама землянка.

— Вас пробудили с помощью крови хронидов. Вероятно, именно она исцелила вашу болезнь. Земляне остаются землянами. Их отправляют на другие планеты. Если выйдете замуж за землянина — его оставят здесь. А вас переселят.

Я уставилась на него. В голове вертелась только одна фраза: «Чем дальше в лес, тем толще партизаны».

— И последний вопрос. — Я подалась вперёд. — Почему ты всё это мне рассказываешь? На что рассчитываешь?

Он впервые замялся. Потом тихо сказал:
— Сначала я отвечал по приказу. Нас прослушивали. Но сейчас… энергия куратора заблокирована. Вы — наследница трёх планет. Вам будут льстить и хитрить. Всё, что скажете, могут использовать против вас. Мы не хотим служить куратору. Мы хотим свободы.

Я молча смотрела на него. Впервые в его голосе проскользнула эмоция. Настоящая. Грусть.

— Мы просим вас выкупить одного хаонида. Его зовут Ким. Он спасал земную женщину, за это его приговорили к казни. Он достоин второго шанса.

Я медленно откинулась на спинку стула. Ну вот. Началось. Сначала сок, потом откровения, а теперь — сделки.

— Ладно, — я подняла бокал. — Я подумаю. Но учти: если завтра у меня будет встреча с Павлом и его дочерью, я хочу говорить с ними без ваших «прослушек». Пусть твой брат принесёт чай и заглушит всё. Договорились?

Он молча кивнул.