Омега в императорском гареме. Не хочу покориться альфе

Глава 1. Под солнцами

Селеста

Я стёрла тыльной стороной ладони капли пота, стекающие по лицу, и прищурилась на солнца, повисшие над нашим крошечным домом. Жара не отпускала никогда. Каждый год был жарче предыдущего, и каждый новый урожай — скуднее. Как ни вкалывай, земля отдаёт всё меньше и меньше.

Я пыталась убедить дядю Тимоти, что нам пора уезжать, но он упрямо врос в этот клочок земли. Эта земля наша, — сказал он тогда. Упрямый, как бык. Теперь поля вянут, урожай тает на глазах, и скоро торговцы вообще перестанут у нас что-либо покупать.

— Ленивая девчонка, перестань витать в облаках! Сами сорняки не вылезут, — резкий голос тёти Дарлы хлестнул с крыльца, как плётка.

Я прикусила щеку изнутри и выдавила улыбку:
— Да, тётя Дарла.

Снова опустилась на сухую землю. Пальцы в мозолях и ноющие от боли, цеплялись за упрямые корни сорняков, которые, похоже, тоже не собирались сдаваться без боя.

Жизнь на ферме не всегда была такой. Когда я впервые сюда попала — после аварии шаттла, в которой погибли мои родители, — Тим и Дарла казались почти добрыми. Приютили, дали кров, еду…
А потом их доброта скисла, превратилась в требования, а требования — в работу от зари до зари.

Теперь, если я хочу поесть, сначала должна отработать в полях свою еду.

— Как закончишь там, залатай дырку в поливочном шланге, — крикнула Дарла с крыльца. — Воду переводишь!

Я кивнула, хотя плечи сразу опустились. Бедные руки, как будто прошли через мясорубку: мозоли, трещины, грязь забилась под ногти так, будто там прописалась.

Почти слышу голос отца: «Изолента, супер-клей и WD-40 чинят всё на свете, малышка». От воспоминания грудь сжало.

Работа, как ни странно, и спасала. Не давала зацикливаться на том, что будет, если тётя с дядей решат что хлопот со мной больше, чем пользы. Мне девятнадцать — вполне достаточно, чтобы выставить за дверь. Достаточно, чтобы отправить обратно в город, откуда я сбежала. А я слишком хорошо помню, что ждёт меня там.

В перенаселенных хабах женщин сортировали как овец. Альфа. Бета. Омега. Закон решал, где тебе место и кому ты принадлежишь. Мои родители были бетами, значит, я тоже должна была попасть в этот разряд. А дальше — всё. Никакого выбора. Брачные контракты. Контроль гормонов и «охоты». Свободу с тебя снимают, как шкуру.
Мне повезло проскочить в шестнадцать: я была ещё слишком мелкой для тестов. Здесь, в этой глуши, я какое-то время была в безопасности.

Прижала палец к царапине от шипа, поморщилась от жжения и слизнула крошечную бусинку крови. Веснушки, обгорелая на солнцах кожа, упрямые жёсткие кудри — всё это не делало меня особенно красивой. Но какая, честно, разница?

Сюда всё равно никто не приезжает, кроме туристов, да и тем не до меня. Они платят за зрелище — за зверьё. Земной скот здесь редкость, экзотика, часто стоит дороже всего нашего урожая. Может, когда-нибудь тётя с дядей и правда продадут пару зверей, чтобы как-то выкарабкаться.

К тому времени, как солнца опустились ниже, поля зажглись золотом; половина растений уже безвольно опустилась к земле. Я задержалась на крыльце, глядя, как из темноты выплывают светлячки. Одного аккуратно поймала, сложив ладони лодочкой, и прошептала:
— Хоть бы я была такой же свободной, как ты, мой маленький жук.
Потом мягко выдохнула — светлячок взмыл вверх и исчез в ночи.

Ужин в тот вечер был… странным. Дарла и Тимоти уже сидели за столом и, что само по себе было чудом, ждали меня, не притрагиваясь к еде. На столе стояла миска с пюре, кукуруза, стекающая маслом, и — я моргнула — мясо. Настоящее мясо, густой, терпкий запах ударил в нос.

Я поморщилась, садясь за стол:
— У нас праздник какой-то?

— С чего бы вдруг празднику быть? — слишком легко отмахнулась тётя Дарла. Улыбка у неё получилась натянутой.

— Нельзя, что ли, просто по-человечески поужинать вместе? — слишком поспешно вставил Тимоти.

Где-то под рёбрами нехорошо свернулось подозрение, но запах еды сбивал с толку. Я вцепилась в вилку, застонала от удовольствия — картофельное пюре таяло во рту, пропитанное маслом.
— Обалденно, тётя Дарла.

Тётка только дёрнула уголком губ:
— Знаю, девочка. Ешь давай.

Я доела все до крошки, но ощущение, что за мной следят, никуда не делось. Тяжёлый взгляд дяди прожигал насквозь, руки Дарлы дрожали над столом. Что-то здесь не чисто. Совсем. Тяжёлый, ритмичный стук в дверь поставил точку в моих подозрениях.

Тарелка выскользнула из моих пальцев и со звоном покатилась по полу.

— Тимоти, — прошипела Дарла, побелев, — Открой.

Глава 2. Тяжесть короны

Город Валаис

(Тейн)

В дверь его покоев заколотили так, будто собирались выбить из петель.

Тейн Риллан приоткрыл глаза; темнота всё ещё упрямо держалась в комнате. Солнца даже не показались на небе! Интересно кто посмел будить его в такую рань?

Мужчина пошевелился, осторожно выбираясь из переплетения чужих рук и ног. Девушки из его гаремные забылись от долгой бурной ночь крепким сном. Обычно он отпускал их ещё до рассвета, но не сегодня.

— Надеюсь, это действительно важно, — прорычал он, распахивая дверь.

На пороге стоял Джаэл, его ближайший друг, с каменным лицом ждал за дверью как изваяние.
— Боюсь, новости плохие, Тейн. Твоему отцу хуже. Ты нужен во дворце.

Сердце у Тейна ухнуло в пятки, но лицо осталось непроницаемым. Не говоря ни слова, мужчина накинул хламиду из тёмного бархата с золотом; редкие искры вышивки поймали дрожащий свет факелов.

Его отец — император Хурок Риллан — был не просто правителем. Легенда. Самый свирепый воин, какого только знал Валаис. Смотреть, как эту силу пожирает болезнь, которой не мог дать имени ни один целитель, было невыносимо.

— Мама? — коротко спросил он, пока они быстрым шагом шли по коридору.

— Она с ним, — тихо ответил Джаэл.

Страх когтями царапнул его сердце, хотя вслух он в этом не признался бы. Двадцать шесть лет это возраст чтобы править, но не возраст чтобы свободно жить. Не по-настоящему.

Трон — это жертва, и как только он на него сядет, пути назад не будет. Город нельзя оставить без правителя — ни на день, ни на час. Враги тут же нахлынут из всех щелей.

Когда они дошли до императорских покоев, из зала вышла его мать. Императрица Нитара — когда-то тёмные волосы блестели сильнее звездной ночи, сейчас усыпаны серебряными прядями, в уголках глаз — скопились морщинки скорби. Всё такая же статная. Всё ещё сильная. Но уже уставшая.

— О, сын мой, — ее голос дрогнул. — Он зовёт тебя.

Тейн поцеловал мать в щёку и вошёл.

Комната сверкала роскошью: золотая филигрань, шёлковые гобелены, мраморный пол. В центре — огромная кровать, на которой маленьким, почти невесомым силуэтом лежал Хурок Риллан. Когда-то широкий в плечах, несгибаемый, сейчас он походил на собственную тень.

У Тейна перехватило дыхание.
— Отец…

Сначала — тишина. Потом неглубокие вдохи. Лёгкое дрожание ресниц. Тейн обхватил холодную руку отца и наклонился ближе.

— Тейн… — прохрипел Хурок, выдыхая каждое слово. — Обещай мне… будешь править терпеливо. Власть развращает. Не дай ей забрать тебя у самого себя.

— Я обещаю, — резко сказал Тейн. — Я буду справедливым. Как ты.

Слабая улыбка тронула губы императора.
— Ты станешь больше, чем я. Запомни: твоё слово будет вершить судьбы миллионов.

Его свёл приступ кашля, на белой сорочке расползлось алое пятно.

Тейн нащупал пальцы Нитары. Их ладони сомкнулись на руке Хурока.
— Я люблю вас обоих, — выдохнул он. — Мир жесток… но мы ещё встретимся по ту сторону.

Грудная клетка поднялась. Опала. Замерла. Тишина накрыла покои.

Императрица выпрямилась и глубоко поклонилась своему сыну. Голос её не дрогнул:
— Да здравствует император Тейн Риллан.

И вместе с этими словами, корона Валаиса незримо опустилась ему на голову — тяжёлая, безжалостная.

Глава 3. Продана, как скот

Селеста

Стук в дверь становился всё громче. Я смотрела, как дядя медленно поворачивает ручку. На пороге стоял мужчина в длинной коричневой мантии. Капюшон опущен до подбородка, от него тянуло опасностью, как дымом после пожара.

Кожу обдало могильным холодом. Гости у нас — редкость. А такие гости — вообще из разряда невозможного.

Тимоти и Дарла заговорили с незнакомцем вполголоса, быстро, отрывисто. Потом, натянув фальшивые улыбки и поманили меня поближе:
— Селеста, поди-ка сюда, девочка.

Я застыла.
— Что происходит?

— Иди сюда! — рявкнула тётка. Она схватила меня за запястье и потащила к человеку в капюшоне. — Это Селеста. Мы же говорили, какая она красавица.

Сердце ухнуло вниз и начало молотить, когда мужчина достал маленький сканер.
— Она не прошла тестирование? Это скажется на цене, — его голос был низким, шероховатым.

— Цене? — переспросила я, чувствуя, как страх извивается змеей в груди.

— Ну, я полагаю, она Бета, — поспешно вставил Тимоти. — Сколько за такую дадут?

Воздух вышибло из лёгких.
— Вы продаёте меня? — голос предательски дрогнул между страхом и яростью.

Дядя только пожал плечами, и на секунду под жадностью мелькнула тень вины.
— Лучше так, чем лишиться фермы. Считай, ты делаешь семье одолжение.

— Вы издеваетесь?! Я же ваша племянница, единственный ребёнок вашей сестры! — глаза тут же заполнились слезами.

Дарла лишь закатила глаза:
— Ещё повезёт, поймаешь себе в супруги какого-нибудь Альфу.

— Или «повезёт» стать рабыней! — выплюнула я, чувствуя, как во рту скопилась горечь.

— Верь в себя, девочка, — отмахнулась Дарла и повернулась к покупателю. — Сканируйте.

Сканер загудел, скользнул надо лбом. Пауза. Чужой резкий вдох.

— Я заплачу втрое больше, чем за Альфу, — произнёс мужчина.

— Почему? — выдохнула Дарла.

Капюшон чуть наклонился, голос стал почти благоговейным:
— Потому что она не Бета. Она Омега. Редкая, как звёздный свет. Почти исчезнувшая.

Глаза Тимоти жадно блеснули.
— Тогда сто пятьдесят тысяч. Сразу.

— Годится.

Диск мигнул цифрами, на столе тут же появился мешочек, наполняющийся чипами. Дарла даже облизнула губы, пока Тимоти хватал добычу.

У меня внутри всё провалилось. Мою свободу, мою жизнь… только что уместили в один мешок с деньгами.

— Я бы заплатил и вдвое больше, — расхохотался мужчина, доставая сияющие наручники. — Пойдём, девочка.

— Нет!

Я рванулась к двери. Врезалась в грудь дяди, ударила его локтем по лицу и вырвалась. На один-единственный удар сердца у меня появилась надежда!

— Драко! У нас беглянка!

Проём двери заполнила гора мышц. Железные пальцы вцепились мне в волосы. Боль полоснула по телу, когда меня дёрнули назад, выкручивая руки до крика. Я всё равно билась, царапалась, визжала.

— Я никогда вас не прощу! — завопила я Дарле и Тимоти, перед глазами плыло. — Когда-нибудь вы об этом пожалеете!

— Бойкая малявка, — хмыкнул человек в капюшоне. — Кому-нибудь доставит удовольствие её приручать.

Меня дотащили до шаттла и буквально зашвырнули внутрь. Голова ударилась о стекло, перед глазами взорвалась россыпь искр.

— Пожалуйста… — прошептала я. — Отпустите.

Работорговец откинул капюшон. Смуглая кожа, бритая голова, золотые кольца в ушах, глаза — ядовито-фиолетовые, неестественно яркие.
— Я Сисиски, работорговец. Тебя проверят на «чистоту», потом отправят в общую группу. Завтра вылетаем во Валаис. На аукционе ты будешь настоящим призом.

Я отвернулась к иллюминатору, отказавшись смотреть на единственный дом, который у меня ещё оставался. Предательство резануло больнее, чем любые цепи. Может, я и правда проклята — обречена терять всех, кого люблю.

Но что бы они ни сделали — я поклялась, что не дам им себя сломать.

Ни сейчас. Ни когда-нибудь.

Глаза Тимоти жадно блеснули.
— Тогда сто пятьдесят тысяч. Сразу.

— Годится.

Диск мигнул цифрами, на столе тут же появился мешочек, наполняющийся чипами. Дарла даже облизнула губы, пока Тимоти хватал добычу.

У меня внутри всё провалилось. Мою свободу, мою жизнь… только что уместили в один мешок денег.

— Я бы заплатил и вдвое больше, — расхохотался мужчина, доставая сияющие наручники. — Пойдём, девочка.

— Нет!

Я рванулась к двери. Врезалась в грудь дяди, ударила его локтем по лицу и вырвалась. На один-единственный удар сердца — надежда.

— Драко! У нас беглянка!

Проём двери заполнила гора мышц. Железные пальцы вцепились мне в волосы. Боль полоснула по всей голове, когда меня дёрнули назад, выкручивая руки до крика. Я всё равно билась, царапалась, визжала.

— Я никогда вас не прощу! — завопила я Дарле и Тимоти, перед глазами плыло. — Когда-нибудь вы об этом пожалеете!

— Бойкая малявка, — хмыкнул человек в капюшоне. — Кому-нибудь доставит удовольствие её приручать.

Меня дотащили до шаттла и буквально зашвырнули внутрь. Голова ударилась о стекло, перед глазами взорвалась россыпь звёзд.

— Пожалуйста… — прошептала я. — Отпустите.

Работорговец откинул капюшон. Смуглая кожа, бритая голова, золотые кольца в ушах, глаза — ядовито-фиолетовые, неестественно яркие.
— Я Сисиски, работорговец. Тебя проверят на «чистоту», потом отправят в общую группу. Завтра вылетаем во Валаис. На аукционе ты будешь настоящим призом!

Я отвернулась к иллюминатору, отказавшись смотреть на единственный дом, который у меня ещё оставался. Предательство резануло больнее, чем любые цепи. Может, я и правда проклята — обречена терять всех, кого люблю?

Но что бы они ни сделали — я поклялась, что не дам им себя сломать.

Ни сейчас. Ни когда-нибудь.

Глава 4. Материнские хлопоты

Тейн

Император Тейн Риллан сутулился за своим новым столом и мрачно разглядывал гору бумаг. Прошло всего несколько недель с момента смерти его отца, а корона уже ощущалась цепью на шее.

Светская жизнь — канула в прошлое. Свобода — похоронена. И с каждым указом, с каждой петицией он всё больше боялся раствориться в титуле, потерять самого себя.

Он провёл шершавой ладонью по лицу и тяжело вздохнул.

— Ох, дорогой, неужели наставники так и не научили тебя сидеть как подобает?

У Тейна дернулась века. Мать вошла в кабинет без стука, голос звучал мягко — обманчиво мягко.

— И тебе доброе утро, мама! — протянул он. — Что привело тебя так рано ко мне?

Нитара с показным интересом зашагала по комнате, поправляя шторы, разглаживая складки на ткани. Тейн следил за ней настороженно. Этот блеск в её глазах никогда не сулил ничего хорошего.

— Мама? — осторожно подобрался император.

— Слышала, — невинно начала она, устраиваясь напротив, — Ты так и не удосужился заглянуть в гарем с момента коронаций.

Тейн резко выдохнул.

— И какое тебе до этого дело?

— Как Императрица-мать, я обязана присматривать за женщинами в гареме и готовить их к… твоему вниманию. Тебе пора брать жену, сын мой.

Брови Тейна поползли вверх.

— Я ещё толком на трон не сел, а ты уже толкаещь меня под венец?

— Тебе нужен наследник, — с ангельской улыбкой ответила она.

— Надеешься, что я скоро умру? — сухо поинтересовался он.

— Тейн! — мать резко оборвала его, а потом смягчила тон: — Ты император. Твой долг — перед родом. Валаис нельзя оставить без преемника.

Он откинулся на спинку кресла, вытянул ноги.

— Когда я буду старым и толстым — тогда и подумаю о наследниках. Сейчас у меня королевство на грани. Прости, если женщины — последнее, что у меня в голове.

Нитара фыркнула:

— Ты мужчина в самом расцвете сил. У тебя есть… потребности. Лучше уж тратить их в гареме, чем где-нибудь ещё. Для того гарем и существует.

— Этот гарем был отцовским, — буркнул Тейн. — Прости, если мысль о том, чтобы переспать с его любимицами, меня не радует.

Глаза матери опасно блеснули.

— Тогда, возможно, пришло время для обновления. Для… свежей крови?

Тейн выдернул одну из бумаг из общей кучи, будто углубляясь в чтение.

— Если мне понадобится кто-то новый, я сам её найду, мама. Не нужна ни твоя помощь, ни чья либо другая, чтобы найти себе женщину.

— Конечно, конечно… — пропела Нитара, поднимаясь с подозрительно бодрым видом.

— Мама?

— Я услышала тебя, сын! — слишком невинно отозвалась она и выплыла из кабинета.

Тейн сжал переносицу устало выдыхнув. Он прекрасно знал этот взгляд. Мать всё равно поступит по-своему.

И она поступила.

Нитара нашла Джаэла на посту у дверей гарема. Подошла с улыбкой:

— Джаэл, дорогой, не будешь ли ты так любезен заглянуть сегодня вечером на аукцион? Подбери кого-то новенького. Экзотическую пташку. Моему сыну нужна … мотивация.

Джаэл вопросительно изогнул бровь.

— Его Величество одобрил это поручение?

— Разумеется, — без тени смущения ответила она. — Он считает эту идею просто чудесной! Просто слишком занят, чтобы сказать об этом лично. – голос у нее стал немного писклявым.

Джаэл явно не поверил ни единому слову, но всё равно склонил голову:
— Как прикажете, мать-императрица.

Улыбка Натиры смягчилась.
— У матери работа никогда не заканчивается. – довольно выдохнула женщина.

Глава 5. Путь во Валаис

Я шагнула на ржавый трап шаттла, будто в собственную могилу. Корабль протяжно застонал под ногами: казалось, он старше меня и раза вдвое более уставший от жизни.

Кожаные ремни врезались в запястья при каждом движении отдаваясь ноющей болью. Ноги стянули цепями как раз настолько, чтобы я могла идти — короткими, унизительными шажками навстречу непонятному будущему.

Я пыталась прикидывать варианты: горничная, служанка, дешевая рабочая сила где-нибудь в подвале на задворках планеты… Каждый следующий вариант казался хуже предыдущего.

Я вообще буду кому-то нужна? Или меня просто превратят во что-то неузнаваемое? Я никогда не была из тех, кто одевается так, чтобы на них оглядывались.

Всю жизнь работала, считая, что задачи на день важнее любых нарядов и зеркал. Толчок в спину швырнул меня вперёд. Я крутанулась и сама пнула в ответ, сумев пошатнуть громилу за собой. На один короткий вдох во рту появился вкус свободы — и тут люк крейсера с грохотом захлопнулся, меня рывком втащили на палубу. Голова ударилась о металл, в глазах забил горячий свет.

Мир сузился до стука сапог и глухого смеха людей, для которых чужой страх — всего лишь спорт.

Меня дотащили до крошечного трюма без единого иллюминатора и швырнули на тонкий матрас. Пахло маслом и старым металлом. Красные аварийные лампы метались по стенам, как сигналы бедствия. Никто не заговорил со мной по-человечески. Никто не предложил ни пледа, ни стакана воды.

Надо мной нависли двое. Один — Сисиски, спокойный, деловой. Второй — громила по имени Драко, ухмылялся так, будто зубов у него было больше нормы.

— Снимите с неё всё, где можно спрятать контрабанду, — отрезал Сисиски, сухо, механическим тоном.

Чья-то рука потянулась к моей одежде, и на мерзкий миг мир просто провалился. Я зажмурилась, пока грубые пальцы раздирали слой за слоем то, что раньше было одеждой. Стыд и холод легли поверх кожи ещё одной цепью.

Они хлопали и тыкали меня без всякого стеснения— проверяли карманы, водили сканером в поисках имплантов. Аппарат пискнул, маленькая панель загорелась зелёным. Сисиски тихо присвистнул:
— Чистая. И уникальная. — Голос стал тяжелее, тягучий от жадности. — Омега. На неё будет спрос.

Щёки обожгло стыдом и унижением. Каждый взгляд врезался в меня, как ещё один холодный гвоздь. Драко что-то пробурчал, а Сисиски уже вернулся к делу:

— Уведомим самых богатых покупателей во Валаисе. Она принесёт нам целое состояние.

Меня оставили наедине с гулом трюма. Оглушающий разряд ещё ходил по мышцам мелкой дрожью, пока, наконец, не начал отпускать. Я медленно поднялась, каждое движение — спор с собственным телом, которое так и норовило упасть обратно на пол. Металл под ладонями был скользким от чего-то такого, о чём я предпочла не задумываться. Глаза щипало от слёз, но челюсть сводило яростью куда сильнее, чем страхом.

Валаис всплыл в памяти, как детская страшилка: жестокие суды, ещё более жестокие мужчины. Однажды я уже стояла каменной статуей в городском переулке и смотрела, как патруль утаскивает женщину для владык Валаиса — и тогда дала себе одну-единственную клятву: никогда к ним не приближаться. Мысль о том, что меня просто передадут в такие руки, впервые сделала смерть чем-то… почти понятным выбором.

Но та давняя клятва во мне оказалась живучей тварью. Руки они могли связать, свободы — лишить, но мою волю им не купить. Я прижала кулаки к губам, почувствовала вкус металла, вкус пыли и прошептала:
Они меня не сломают. Я найду выход. Я снова буду свободна.

Когда шаттл дёрнулся и взлетел, мир за маленьким иллюминатором сузился до звёзд. Дом сжался в яркое пятнышко где-то позади. Я заставила себя отвернутся. Назад я больше не оглянусь.

Глава 6. Аукцион

Селеста

Прошли несколько суток с того момента, как меня схватили, — и вот меня, как скот, гонят с шаттла по трапу. Голова гудит, после последней драки расползается синяк, но хуже боли — унижение: меня выталкивают на дневной свет голой, даже тряпки какой-нибудь не пожалели.

Кожу обжигает жар, но я не позволяю им увидеть, как больно. Подбородок выше, плечи назад — шагаю так, будто у меня всё ещё есть права выбора. По мне уже и так достаточно прошлись за эту короткую жизнь. Слёз они от меня не дождутся.

Меня подталкивают к громоздкому зданию. Вблизи его величие оказывается фальшивкой: облезлая краска, ступени жалобно скрипят, обои разодраны и в разводах. Внутри пахнет плесенью и безнадёжностью.

Но стоит дверям распахнуться — как у меня перехватывает дыхание. Дюжина женщин оборачиваются на меня; все обнажённые, как и я. И все — ослепительные: кожа — как драгоценные камни, чешуя, лишние конечности, нечеловеческая грация. Даже человеческие женщины выглядят фарфорово-идеальными — тёмные блестящие волосы, тонкие фигурки.
На их фоне я чувствую себя неуклюжей и заурядной сельской дурехой.

— Здесь ты останешься, пока не начнётся аукцион, — объявляет Сисиски.

— Романа! – гаркает похититель.

Из глубины комнаты выпорхнула женщина постарше, взгляд — острее ножа.
— Я займусь ею. – пропела она.

Меня потащили по коридору в купальню — такую роскошную, что она просто не вязалась с облезшим зданием снаружи. Огромная ванна уже наполнялась мерцающей голубой водой, сверкающей, как редкие драгоценные камни.

— Это заживит следы на твоём теле, — пояснила Романа, вливая в воду фиолетовый флакончик. — Синяки сойдут.

Я чуть не фыркнула… пока тепло не разлилось по рукам и ногам, боль в голове не стихла, а мышцы не начали раслаблятся. Вырвавшийся вздох выдал меня с головой.

Романа молча трудилась, смывая с меня годы грязи, выдёргивая каждый лишний волосок, шлифуя до какого-то идеального образца, в котором я себя не узнавала. Когда макияж был закончен, а кудри высохли и вспыхнули золотом, она развернула кресло к зеркалу.

В отражении на меня смотрела чужая: глаза обведены чёрным, губы блестят, волосы сияют, словно их пряли из солнечных лучей.

Я подняла руку, зацепила цветную линзу и стянула её, показывая правду. Одно око — бледно-небесное. Второе — неестественно изумрудное, чужое, мёртвое.

Романа ахнула. Я горько усмехнулась своему отражению. Пусть видят проклятую девчонку.

Но старуха только цокнула языком:
— Ох, дитя. Этим ты их не отпугнёшь. Наоборот — заставишь драться за тебя ещё яростнее.

Живот скрутило. Проклятие, которое я столько лет считала своей защитой, оказалось всего лишь ещё одной биркой: редкий экземпляр.

Когда Романа нанесла напоследок какое-то масло, тело само вспыхнуло жаром. Я сжала зубы, пытаясь не выдать реакции.

— Ты готова, — просто сказала Романа.

Меня вернули в общий зал. Все женские взгляды снова уткнулись в меня, но теперь в них не было равнодушия — они стали острыми, ядовитыми. Зависть. Ненависть.

Я ещё не успела разобраться, что именно во мне их так задело, как в дверях появился Сисиски, хлопнул в ладони:
— Пора, леди. В строй.