Он меня купил

Глава 1. Подпись

Я стояла в центре этого идеального, бездушного кабинета, мне казалось, я слышала, как тикают не часы, а таймер, отсчитывающий триста шестьдесят пять дней моей новой жизни. Рядом — человек, чьи карие глаза только что были цветом старого дуба, а теперь потемнели, как мокрая земля.

Сумка с паспортом и документами лежала у ног, жалкий кулек, на фоне этого безупречного минимализма.

Марк Торн сидел напротив, за монолитным столом, похожим на глыбу черного льда. Он изучал бумаги — мои бумаги. Долг отца. Диагноз. Заключения врачей. Счета коллекторов.

Я заставила себя оторвать взгляд от его рук — больших, с четкими костяшками, лежавших неподвижно, — и повела глазами по кабинету. Искала спасения в деталях, как всегда. Полки с деловыми наградами, схемы. Ни одной личной вещи.

На нижней полке, почти у пола, стояла книга «Методы реставрации темперной живописи. Практическое руководство. 1954 г.». Здесь, в этом царстве цифровых экранов и холодного будущего, он выглядел как артефакт, занесенный из другой вселенной.

— Редкость…

Марк поднял голову.

Впервые за все время он посмотрел на меня не как на приложение к документам. Его карие глаза, которые секунду назад были просто темными, будто вобравшими в себя весь свет из комнаты, изменили оттенок. В них проступили золотистые искорки, словно луч из ниоткуда упал на них.

— Вы разбираетесь в реставрации, мисс Луговская? — Голос был ровным, но в нем появилась новая нота. Не интерес. Оценка.

Я проглотила комок в горле и кивнула.

— Я… я историк искусства. Реставратор. Раньше работала в музее отца.

— «Раньше», — повторил он. — А теперь оформляете витрины в цветочной лавке. Не очень рационально.

— Нужно платить по счетам.

— Нужно спасать отца, — поправил он еще более безжалостно. — Николай Луговский. Инфаркт. Долг в восемнадцать миллионов. Кредиторы грозятся конфисковать коллекцию вашей матери. Для него это смертный приговор.

Марк перевернул папку и толкнул ее через стол.

Брачный договор. Пункты, подпункты. «Сторона А (Марк Торн) обязуется погасить все указанные долги Стороны Б (Вера Луговская)… Обеспечить медицинское обслуживание Николая Луговского… Сторона Б обязуется вступить в законный брак… исполнять супружеские обязанности… следовать указаниям Стороны А в вопросах публичного поведения…» Холодные, юридические формулировки, выстраивающие мою жизнь как тюремный распорядок.

— Зачем Вам именно я?

— Мне нужен эксперт и доступ в закрытый мир. Безупречная, трогательная легенда. Брак с дочерью известного, но попавшего в беду искусствоведа — идеальный ключ. Вы — необходимая часть операции. Ваш отец — единственный, кто может аутентифицировать то, что мне нужно.

— А если я откажусь?

— Тогда через неделю вашего отца вынесут из квартиры в черном мешке. От сердечного приступа. Или от падения с лестницы. Выбор за вами, Вера.

Я подняла глаза на Марка. На его лицо — прекрасное и абсолютно непроницаемое, как маска греческого бога, сброшенного с Олимпа и научившегося не чувствовать. Затем взяла ручку. Дорогую, тяжелую, холодную. Поставила первую подпись. Затем вторую. Третью. Сделка совершилась. Я продалась.

Марк забрал один экземпляр контракта.

— Контракт вступил в силу, — произнес он. Теперь его голос звучал иначе. Тише, плотнее, будто пространство кабинета сжалось до размеров мышеловки. — Документ предусматривает супружеские обязанности. Я считаю правильным установить базовые параметры. Чтобы избежать неловкости впоследствии.

— Какие… параметры?

Он встал. Медленно, с грацией крупного хищника, и обошел стол. Его тень накрыла меня, перерезала полосу света от панорамного окна.

— Совместимости, — сказал он, останавливаясь перед ее креслом. Он не касался меня, но его близость была физическим давлением. — Вы согласны на предварительную оценку?

Это было не предложение. Это был приказ, замаскированный под вежливый вопрос. Унижение, поданное как деловая необходимость.

Я не могла говорить. Кивнула, глядя куда-то в область его горла, на идеально завязанный галстук.

— Хорошо.

Он наклонился. Большая, теплая рука взяла мой подбородок, заставив поднять голову. Первое намеренное прикосновение. Его пальцы были твердыми, но не грубыми. Они скользнули по линии челюсти к шее, остановились на месте, где бешено стучала кровь. Я чувствовала, как по спине бегут мурашки. Стыд, жгучий и всепоглощающий, смешивался с леденящим ужасом.

— Встаньте, пожалуйста.

Я подчинилась на автомате, ноги будто ватные. Он сделал шаг назад, давая пространство, и медленно обошел меня. Его взгляд был тяжелым, осязаемым. Я чувствовала его на затылке, на лопатках, на пояснице. Он не трогал, но казалось, что он снимает мерку. Оценивает товар.

Марк остановился сзади. Его дыхание коснулось шеи, сдвинуло прядь волос.

Его рука легла на живот, чуть ниже талии, — широкой, плоской ладонью. Не для ласки. Для контроля. Чтобы почувствовать, как она замирает, перестает дышать.