Он - мой враг

Глава 1

Новосибирск встречает пургой и морозами. Сидя в самолете, я схожу с ума от неизвестности. Мало того, что в этом городе у Тавади нет филиала, так еще и странная просьба насчет денег из сейфа, которые я должен был положить почему-то в коробку из-под торта. Если это взятка, а в сейфе босс хранит неучтенную наличку, то весьма странная.

 Как только приземляюсь, сразу звоню Тавади.

– Прилетел? Хорошо. Дуй в местный роддом.

– Куда? – от удивления даже нарушаю правило: не задавать глупых вопросов.

– В роддом номер два. У тебя со слухом проблемы?

– Просто все так неожиданно.

– Потом поговорим. Деньги привез?

– Д-да.

– Тебя ждет у входа в аэропорт машина. Сразу ко мне!

Ветер на улице просто сбивает с ног. Давно уже не сталкивался с такой непогодой. Пытаюсь что-то разглядеть сквозь пелену снега, но все сливается в одну массу.

– Кирилл Михайлович? – голос раздается за спиной, и я поворачиваюсь.

– Да.

– Прошу вас.

Огромный силуэт шагает впереди. Я вижу только черную спину, но сейчас мечтаю спрятаться куда-нибудь от этой пурги. Хорошо, что машина припаркована в нескольких шагах от выхода из аэровокзала. Забираюсь на переднее сиденье и отряхиваюсь.

– Ну, и погодка! Только черти в такую метель свои дела делают, – пытаюсь пошутить.

Неожиданно ловлю косой взгляд парня и присматриваюсь. Этого человека я вижу впервые, и он не представился. Новый сотрудник? Хотя... я вряд ли знаю всех работников компании Тавади.

Тогда, значит, этот громила охраняет босса в мое отсутствие? Тоже не вяжется. Сплошные загадки!

– Поехали? – парень искоса смотрит на меня.

– Да, – секунду наблюдаю, как мощные пальцы поворачивают ключ, и спрашиваю: – Может, расскажешь, что делает в роддоме Новосибирска Арсен Николаевич? Я, когда улетал в Израиль, не слышал, чтобы у него в планах был наследник. А прошла всего неделя.

– Здесь жила его пассия, – глухо отвечает водитель.

Еще удивительнее. Первый раз слышу, чтобы босс заводил любовниц в глубинке. Ему и столичных красоток хватает.

– Какая? Как зовут?

Опять быстрый взгляд в мою сторону, в глаза словно буравчики вставлены, так и норовят просверлить насквозь.

– Поговорите об этом с боссом. Кажется, Лиза.

Его ответ бьет кувалдой по мозгам. От потрясения я не знаю, что сказать, и замолкаю. Смотрю на дорогу, где завивается в спираль метель, слышу снег, стегающий по стеклу, движение дворников и не могу прийти в себя.

Что здесь делает Лиза? Она же вышла замуж и осталась в Москве. Тавади забыл о ней и все время находился в Санкт-Петербурге, решая дела с партнерами.

– Ничего не понимаю…

– А тебе и не надо. Выполняй приказы, и все!

 Я растерянно смотрю себе на колени, где в пакете спрятана коробка. Разрозненные пазлы становятся на место. Взятка в виде торта, подаренная в роддоме, вряд ли кого-то удивит. Но что делает Тавади в роддоме? Пытаюсь в уме подсчитать срок беременности, ничего не получается. Если она ждала ребенка босса, тогда уже должна была родить. А если это ребенок ее мужа, по всем срокам рано.

– Тортик на родины везешь? – выдергивает меня из мыслей водитель.

– Не твое дело!

– Вот и поговорили.

Кошусь на соседа. Здоровенный мужик! Плечи занимают всю спинку кресла. Я тоже высокий и крупный, но тут просто гигант. Он делает вид, что не замечает моего интереса. Вытягивает шею, всматриваясь в лобовое стекло, и тихо матерится. Неожиданно мой взгляд приковывают черные полоски на коже водителя. Напрягаю зрение: странные щупальца выглядывают из-под воротника и прячутся под волосами.

«Чаки? – шокирует открытие. – Что здесь делает Чаки?»

Холодным потом покрывается спина. Надежда, что босс оставил девушку в покое и позволил ей жить своей жизнью, тает, как дымка. Неужели этот урод что-то сделал с Лизой? Сердце сжимается от ужаса, спазм перекрывает дыхание, и я закашливаюсь в приступе паники.

– Ты болеешь? – Чаки поворачивается ко мне.

Тут же по ушам бьет сигнал клаксона. Чаки матерится, вцепляется в руль и пытается его повернуть. Машина юзом катится по скользкому асфальту, выезжает на встречную полосу. Мимо с отчаянным визгом проносится черная Мазда.

– Твою ж мать! Тормози!

– Сам знаю, что делать. Заткнись!

Чаки с трудом выравнивает движение, он кажется невозмутимым, но я вижу, как подрагивают его пальцы. Меня и самого трясет от напряжения и неприятных открытий, которые сыплются одно за другим.

– Далеко еще? – спрашиваю, лишь бы нарушить гнетущую тишину, и вздрагиваю от звука собственного голоса.

– Приехали.

Машина тормозит на стоянке у приемного покоя. На фронтоне здания светится неоновая вывеска: два аиста по краям несут в клювах младенцев, а в центре написано: «Родильный дом №2».

Глава 2

Прихожу я в себя внезапно. Только что была темнота, и вдруг слышу голоса.

Они пробиваются сквозь пелену замутнённого сознания и шурупами ввинчиваются в мозг. Мужчина спрашивает, женщина отвечает. Мужчина говорит тихо с паузами, женщина истерично частит. Слов не разбираю, просто доносится бу-бу-бу, то громче, то тише.

– Пожалуйста, не кричите, – пытаюсь сказать этим шумным людям, но изо рта вырывается только сип.

– Лиза пошевелилась! – взвизгивает женщина, и кто-то начинает меня теребить.

Мне сразу хочется закрыть уши рукам, пытаюсь это сделать, но они такие тяжелые, а сил нет, чтобы поднять. Отключаюсь от внешнего мира, ухожу в себя, осмысливаю то, что сейчас услышала. И сознание вдруг возвращается. Это мама? Что она здесь делает? Она же в Москве. Должна приехать через две недели.

Приоткрываю тяжелые веки и тут же захлопываю их. Свет. Пронзительный и беспощадный льётся сверху и режет глаза.

– Позовите врача! – приказывает мужчина.

Его голос мне знаком. Он часть моего прошлого. Да это же Арсен! Что этот человек делает рядом со мной? Паника захлестывает сознание, начинаю мотать головой, отказываясь верить в его присутствие.

– Лизочка, дочка, открой глазки, милая, – откуда-то издалека доносится мамин плач.

– Ма-ма? – выдавливаю первое слово.

– Да-да! Это я! –мама плачет и гладит меня по руке, горячие капли падают на кожу и обжигают ее, как раскалённые угли.

Снова приподнимаю веки. Почему они такие тяжелые, словно кто-то положил сверху камни. В этот раз получается лучше. Я вижу расплывчатый силуэт плафона на потолке, он медленно плывет по кругу. От этого вращения из желудка поднимается тошнота.

– Выключите свет, пожалуйста... больно....

– Где больно, Лиза, – голос мамы истерично вибрирует на самых высоких нотах.

– Глаза... и уши... тише...

– Доктор, что с ней? – голос Арсена встревожен.

– Пациентка приходит в себя, не торопитесь.

Где я? Откуда тут доктор? Резко открываю глаза: белые стены, мебель, халат врача, ни одного яркого пятна. И от этой белизны тошнит ещё сильнее.

– Мне плохо...

– Где плохо? – это уже мама. Она наклоняется надо мной. Я вижу растерянное лицо, опухшие глаза, дрожащие губы.

– Мама...

– Лиза, я посвечу вам сейчас фонариком, не бойтесь.

В глаз попадает резкий луч света. Я вскрикиваю и хочу ударить врача по руке, но только вяло шевелю пальцами.

– Уберите! Больно!

– Тихо, тихо. Все в порядке. Ваша девушка пришла в себя, Арсен Николаевич.

– Разве пришла? Посмотрите, она же ничего не соображает.

– Не все сразу. Пережить такое и скакать сайгаком никто не будет. Дайте время. Организм сильный, молодой. Надеюсь, восстановится быстро.

– Мама, где я? Вы кто?

– В роддоме.

– В роддоме? – отказываюсь это принимать. Какой роддом? Мне рожать ещё не скоро. – Как я сюда попала? Почему ты здесь и Арсен? И где Игорь?

Теперь я смотрю вверх уже спокойно. Зрение привыкает в свету, фокус становится ясным и четким. Понимаю, что лежу в кровати, в больничной палате, а вокруг меня близкие люди. Прислушиваюсь к себе. Что-то странное: не чувствую, как шевелится Темочка. Провожу рукой по животу. Он плоский. И тут к сознанию пробивается правда: ребёнка нет.

– А-а-а!  – крик вырывается из горла и оглушает меня. Я резко сажусь и тут же падаю на спину. – Где мой ребёнок?

– Лиза, Лиза! Пожалуйста! – мама хватает мои руки и прижимает их к кровати.

– Что вы сделали с моим малышом? – я уже ничего не соображаю, бьюсь, вырываюсь, пытаюсь встать, и чем больше меня держат, тем сильнее стремлюсь избавиться от врагов. – Мне надо идти! Пустите! Где мой сын?

– Доктор...

Шприц я не вижу, просто чувствую хлопок по плечу, и свет теряет яркость. Звуки становятся тише и вовсе пропадают. Люди вокруг кровати растворяются в дымке, а в душе просыпается покой.

Второй раз я просыпаюсь в темноте. Открываю глаза осторожно и тут же распахиваю смело, приглушённый свет от бра направлен в стену, мне не мешает. В комнате тишина, только слышится чьё-то сопение. Приподнимаюсь на локтях: руки дрожат, не держат тело. Откидываюсь на спину и дышу, дышу, восстанавливая силы. Со второй попытки сажусь. На диване, стоящем в углу, прямо в одежде спит мама. Ее волосы разметались по подушке, красивое лицо осунулось и как-то разом постарело, покрылось глубокими морщинами.

Бедная моя мамочка! Какой тяжёлый год для неё выдался. Сначала папа, потом мое бегство от жениха, а теперь ещё и я попала в больницу.

Тихо всхлипываю и спускаю ноги на пол. Прохладный ламинат холодит подошву. И где же Игорь? Почему его нет? Ничего не понимаю. Вот появится, разберусь с ним по полной программе. Опять свои отчеты делает!

Прислушиваюсь к звукам и к своему телу. Неожиданно легко дышится, ничто не давит под рёбра.

Глава 3

Услышав слова босса, я невольно сжимаю кулаки. Еле сдерживаюсь, чтобы не вмазать ему хорошенько по красивой морде! Разве можно объявить о смерти мужа прямо в лоб женщине, которая пережила операцию и только что пришла в себя от шока.

«Ублюдок! – хочется крикнуть мне, но молчу, хотя в душе бушует раскалённая лава. После нашей стычки пару дней назад нужно пока держать нейтралитет.

Делаю шаг в палату и поражаюсь внезапной тишине. Следом за мной влетает перепуганная медсестра.

– Вы где находитесь? Это палата родильницы, а не проходной двор! А вы целой толпой заявились!

– Простите, как вас зовут? – поворачивается к ней Тавади.

На его глаза смотреть страшно: горят чёрные угли, полыхают искрами. Медсестра под этим взглядом сжимается, словно становится меньше в размерах.

– Мария Изотовна.

– Драгоценная Мария Изотовна, закройте дверь с той стороны! – приказ звучит, как удар хлыста. – Это вип-палата, за которую я плачу. Когда мне будет нужно, тогда и уйду.

– Но...

– Кирилл, проводи даму к ее посту!

В пылу ссоры мы забываем о Лизе. Громкий хохот заставляет всех вздрогнуть.

– Ну, вы даёте! – она хлопает ладонями по кровати и закатывается от смеха. – Разыграть меня решили? Ха-ха! Это жестоко!

 Новый приступ буквально сгибает девушку пополам. Она падает на бок, мать бросается к ней:

– Лиза, ты пугаешь меня! Девочка моя, что с тобой?

Но та не может остановиться. Смех становится каким-то нездоровым, истеричным. Он звенит в ушах, перемежается всхлипываниями и присоединившейся икотой. Взгляд блуждает по стенам и людям, не останавливаясь ни на чем.

Арсен реагирует первым. Одним прыжком он оказывается у кровати, обнимает Лизу и крепко прижимает к себе.

– Тихо, тихо, моя девочка. Все проходит, и это горе пройдет.

– Я не верю… Это розыгрыш!

– Разве можно шутить такими вещами? Прими это и живи дальше.

– Может, укол? – робко предлагает медсестра.

– Вышли все! Немедленно! Закрыли дверь! – вскидывается Тавади.

– Я останусь с дочкой.

– Алена Игоревна, вы только сделаете хуже.

– Пойдёмте, я вас провожу.

Беру ее осторожно за плечи и выталкиваю из палаты. Боковым зрением вижу Лизу. Она спрятала лицо на груди у босса. Ее плечи вздрагивают, но уже непонятно, от смеха или рыданий.

– Как же так! Зачем он так резко? – причитает мать. – Я считала его джентльменом, а он…

Ее лицо, красное от слез, опухло, вокруг глаз – синие тени. Эти дни и ей дались тяжело. Трое суток она практически не спала, не отходила от Лизы. А ещё пришлось сдерживать напор полиции, решать дела с документами, что в чужом городе, не зная никого, сделать очень трудно.

И с похоронами возникла заминка. Тело убитого мужа ещё хранилось в морге. Полиция не выдала его родным, пока не выяснит все обстоятельства трагедии. А единственный свидетель все дни находился без сознания.

– Я не одобряю поступок босса, но в принципе понимаю его, – уклончиво отвечаю матери. Иногда лучше некрасивая правда, чем постоянная ложь.

– Но Лиза ещё не пришла в себя. Можно было бы и подождать.

– Сколько? День, два, неделю?

– Зачем вы так? – она снова плачет, но уже тихо, без истерики.

– Алена Игоревна, а как вы узнали о случившемся с вашей дочерью? – наконец задаю давно мучивший меня вопрос.

– Что? – она поднимает на меня глаза. – А-а-а, это… Сначала я забеспокоилась. Мы разговаривали с Лизой перед сном. Я забыла у нее спросить, как последнее узи, перезвонила, она не ответила. Всю ночь ворочалась, а утром позвонила снова, и опять абонент недоступен. Набрала номер Игоря, ответил незнакомый голос. Это был полицейский. Он и рассказал…

– Не Тавади?

От неожиданности я забываю о случившемся в палате. Мне казалось, что именно босс позвал мать Лизы в Новосибирск.

– Что вы! Это я сообщила Арсену и попросила помощи. Мы иногда созванивались и болтали по старой памяти. Вот он и взял на себя все наши проблемы. Золотой человек! Эх, если бы моя дочь не влюбилась, наверное, сейчас жила бы счастливо за границей.

«Да, это точно! – думаю про себя я. – А еще было бы лучше вам вообще с Тавади никогда не встречаться!»

– А Лиза сразу после случившегося родила?

– На второй день. Мы только прилетели, а тут и роды. Врачи пытались сохранить беременность, да куда там… Опасались за жизнь Лизочки и малыша. Слава богу, все сложилось нормально.

Алена Игоревна вытирает слезы. Платок промок насквозь. Я протягиваю ей свой. Мне до боли в сердце жалко эту женщину, которая жила, горя не зная, за спиной мужа, и в один год потеряла его, зятя, а может лишиться еще и внука.

Мы сидим в коридоре и напряжённо прислушиваемся: из палаты не доносится ни звука. «Неужели Арсену удалось успокоить Лизу?» – я закрываю глаза.

Глава 4

Лиза очнулась? Волнение сжимает грудь от нахлынувшей внезапно радости.

– Скоро буду, – отвечаю коротко и спокойно, но все же спрашиваю, хоть и боюсь выдать эмоции: – Елизавета Васильевна пришла в себя?

– Нет. Ты нужен для другого дела. Деньги еще остались?

– Да.

– Отлично.

Быстро делаю несколько фотографий тела, благо патологоанатом не возражает, удовлетворенный небольшой мздой, и бегу к машине. Черный джип утром предоставил мне отель по приказу босса.

Радость уступает место беспокойству. Что боссу от меня надо? Это хорошо, что он мне пока доверяет, иначе позвал бы на помощь Чаки. Я не сомневаюсь, что киллер крутится где-то рядом. Кто следующий? Вот в чем вопрос.

Тавади ждет меня в приемном покое. Он вообще передвигается по роддому как по собственному офису. Все ему уступают дорогу, никто не задает вопросов, охрана кланяется, а главный врач заглядывает в глаза.  Еще бы, босс решил инвестировать средства в переоборудование клиники.

– Долго ходишь!

– Город незнакомый, плутаю немного.

– Что выяснил в полиции?

– Сомневаются, что это ограбление, – говорю и внимательно слежу за реакцией Тавади. Он мрачнеет, но чувств не выдает.

– А что думают?

– Думаю, у Игоря были враги.

– Правда? Вот идиот! У меня забрал женщину, а сам не сумел обеспечить ей защиту.

– Они любили друг друга.

– Заткнись!

Слово вылетает с шипением. И это так неожиданно, что я удивленно смотрю на босса. «Ага, задевают тебя мои слова, – злорадствую про себя я. – Что ж, еще не вечер, придет и мой час».

– Простите. Какие будут распоряжения?

– Найди мне мамашу- наркоманку, – неожиданно говорит босс.

Я теряюсь и не нахожу сразу, что ответить. В голове начинают проноситься вопросы. Зачем она нужна? Неужели он и правда подменил детей? Это же надо быть таким дерьмом, чтобы мстить женщине, которую, судя по всему, он любит! Или он хочет, не марая рук убийством, избавиться по-быстрому от младенца?

– Кого?

– Кирилл, не тупи. Ты же слышал наш разговор с медсестрой в палате недоношенных.

– Она, наверное, еще лежит в роддоме. Сутки прошли после родов.

– Вот и организуй мне с ней встречу. Сделай так, чтобы никто нас не видел. Ты же знаешь теперь, где находятся камеры.

– Но меня не пустят в отделение родильниц. Это же не вип-палата, – пытаюсь найти отговорку я.

– Кирилл, шевелись! Мне тебя научить, как надо действовать? Я еще ночной эпизод не забыл.

– Вы можете узнать ее фамилию и номер палаты? Вам это проще сделать.

Эту маленькую хитрость я придумываю на ходу. Вдруг понадобится!  Кто-нибудь вспомнит, что известный олигарх интересовался какой-то наркоманкой, и даст показания.

Тавади секунду мнется, потом достает телефон. Звонок главному врачу, и у меня на руках есть все данные этой женщины.

– Этой информации достаточно?

Я читаю данные с документа, присланного мне на телефон.

Некто Мария Соколова поступила в роддом вчера утром в состоянии наркотического опьянения. Родила недоношенного мальчика с абстинентным синдромом.

– Как таких тварей земля носит! – сквозь зубы говорю, едва сдерживая злость.

– Не наше с тобой дело. Жду звонка!

Я разворачиваюсь и иду к двери. Выход только один: надеть медицинский халат, шапочку, нацепить маску и идти прямой      наводкой в отделение.

Это оказывается несложно сделать. На выходе из вип-отделения я замечаю приоткрытую дверь в ординаторскую. Заглядываю туда с независимым видом – пусто. На вешалке висит халат, здесь же – колпак, на столе лежит фонендоскоп.  То, что нужно! Быстро переодеваюсь.

В отделение проникаю беспрепятственно. Все заняты своими делами. Медсестры суетятся, по коридору прогуливаются женщины. На них надеты белые рубашки, торчащие из-под халатов. Они идут медленно и осторожно, держась за стену.

Я чувствую неловкость. Ворвался чужак в сугубо женский мир и любопытствует.

– Вы пришли к Соколовой? – неожиданно спрашивает сзади женский голос.

– Да, – вздрагиваю я.

 Неужели главный врач предупредил? Тогда какой смысл в этой конспирации?

– Очень хорошо, как раз ждем нарколога. Вот та дверь в углу.

Соколова – женщина с бледным, как снег лицом, и синяками под глазами, молча встает с кровати. Я вижу, что ее трясет так, что зубы щелкают друг о друга.

– Есть ширнуться?

– Сначала разговор.

 Молча вывожу ее из отделения. Никто даже глазом не моргнул. Мы спускаемся по лестнице на четвертый этаж. Сюда же я зову Тавади.

Глава 5

Мне не удаётся подумать над словами Кирилла: Арсен подхватывает за локоть и ведёт к выходу из вип-отделения. Радостное волнение от первой встречи с моим малышом переполняет сердце, и слова помощника отодвигаются в дальний угол памяти.

– Наденьте халаты, маски и шапочки, – просит нас медсестра и почему-то переглядывается с врачом.

Он кивком показывает ей на медицинский столик, и та мгновенно исчезает за дверью. Я краем глаза замечаю эти движения, но анализировать их не могу: жадно смотрю сквозь стеклянную стену, пытаясь угадать, в какой кроватке лежит мой малыш. Но инкубаторы все выглядят одинаково, а таблички, привязанные к ним издалека не видны.

Я выхватываю одноразовый халат, пытаюсь надеть, промахиваюсь мимо рукавов, не могу попасть и чуть не плачу.

– Не волнуйся, я помогу, – Арсен подходит сзади.

Я чувствую его присутствие, но оно давит на меня ещё больше и вызывает нервную дрожь.

– Постарайтесь успокоиться, – просит врач. – Малыши очень чувствительны к состоянию мамы.

– Н-не м-могу, – стучат зубы, а рот кривится, разъезжается по сторонам, не могу контролировать себя совсем.

– Может быть, укол? – предлагает Арсен.

– Нет! – взвизгиваю и пугаюсь собственного голоса. – Я постараюсь.

Делаю несколько вдохов, забираю халат и одеваюсь сама. Шапочку натягиваю вообще одним движением, маска только раз проваливается мимо уха, и все.

Мы входим в святая святых роддома. В этой палате выхаживают самых крошечных детей.  Здесь же лежит и мой Темочка. Сердце бешено колотится в груди, сейчас его переполняет нежность.

– Вот ваш малыш.

Врач подводит нас к кувезу, обвешанному проводами. Рядом пикает монитор, стоит штатив капельницы. На лбу младенца – повязка, из-под неё торчит прозрачная трубочка, нос закрыт странной маской. Малыш тяжело и часто дышит, его крохотная грудь едва шевелится.

Я смотрю расширившимися от ужаса глазами на ребёнка, и какое-то непонятное чувство растёт в груди. Мне хочется убежать и спрятаться. Неужели это мой Темочка? Нет, это не тот малыш, который активно толкался в животе.

Делаю шаг назад, потом другой и натыкаюсь на кого-то. Кручу головой, а перед глазами сплошной туман.

– Лиза! Лиза, что с тобой? – едва слышно доносится голос Арсена.

– Это не мой ребёнок, – едва шевелю губами. – Это не мой ребёнок! – говорю уже громче. – Где мой сын?

– Мамочка, вы о чем говорите? – вскрикивает медсестра. – Ваш малыш перед вами.

– Лиза, дочка, – мама всхлипывает и прижимает маску к лицу дрожащими пальцами. – Я больше не выдержу!

– Нет! Это не он! – упрямо твержу я.

Сама не понимаю, почему вдруг так решила, но не могу ни смотреть на этого новорожденного, ни прикоснуться к нему.

Младенец вдруг приоткрывает глазки, будто затянутые пленкой, и кривит крохотный рот. Едва слышный писк доносится из кувеза.

– Тихо, тихо! – доктор отводит меня подальше. – Вы пугаете своего малыша.

– Он не мой!

Боковым зрением ловлю искаженное гримасой лицо Арсена. Прочитать эмоции не успеваю, он берет меня за локоть и тащит обратно.

– Смотри внимательно, – он показывает на табличку, привязанную к кувезу. – Что здесь написано? Твоя фамилия?

Смахиваю с глаз слёзы и приглядываюсь. На белой табличке с голубой окантовкой вижу расплывающиеся строчки:

Кудрявцева Елизавета Васильевна

Пол: муж. Вес: 1300. Рост: 38 см.

Дата рождения: 22.01. 2018. Время: 21-30.

Дополнительный сведения: роддом номер 2.

Номер: 856.

– Д-да, выдавливаю из себя. – Это фамилия Игоря. Я взяла ее после свадьбы.

Зачем эти никому не нужные сведения, не знаю, просто нужно что-то говорить, иначе сойду с ума прямо на этом месте.

– Посмотри на ручку малыша. Видишь?

Согласно киваю. На крошечном запястье мягкая табличка с теми же словами. Получается, что малыш мой? Но почему так заходится сердце? Почему не принимает этот факт? Откуда сомнения? Ответов на вопросы нет, и, кажется, не предвидится.

– Я успокоилась, – шепчу деревянными губами. – Можно подойти?

– Хорошо, – вижу опять быстрый взгляд врача в сторону медсестры, в руке которой зажат шприц. – Вы можете даже погладить его. Наташа, помоги.

Эти слова уже обращены к медсестре. Она открывает окошко кувеза и отодвигается, давая мне возможность приблизиться.

Я подхожу к кувезу без прежнего страха и трепета. Малыш спит, но выглядит очень слабым и маленьким.  Кожа кажется хрупкой и прозрачной, кажется, если я дотронусь до неё, она покроется трещинками. Я смотрю, смотрю, и не вижу ни одной знакомой черты. Разве что волосы темные, как у мужа, но такой цвет имеют половина жителей планеты.

– Я могу посмотреть на его лицо?

Глава 6

По приказу Тавади я звоню его партеру по бизнесу Василенко. Неужели он решится увезти Лизу из Новосибирска, оставив в роддоме ее ребёнка? Представить даже не могу, что крутится в голове у этого человека. Он кажется совершенно одержимым. Забросить все дела, чтобы лично заняться местью женщине, которая не идёт на уступки, может только безумец.

Чего босс добивается? Чтобы Лиза упала в ноги и молила о пощаде? Или хочет запереть ее в своём замке?

– Да, слушаю, – отвечает в трубке веселый незнакомый голос.

– Я разговариваю с Дмитрием Павловичем Василенко? – настороженно интересуюсь я.

– Нет, ха-ха, – доносится смешок и приглушённый шёпот кому-то говорит: – Анжела, прекрати. Не обращайте внимания, вы просто позвонили, хм, не в самый удачный момент.

– Простите, а вы кто?

– А вы кто?

– Кирилл Морозов, помощник Арсена Тавади.

– Слушаю вас, – смех за кадром прекращается, звук захлопывающейся дверь сигнализирует о том, что кто-то вышел. – Отец сейчас в Тихом океане, инспектирует новую яхту. Что вы хотели? Я Павел, его сын, сейчас управляющий директор компании.

– Боссу нужен ваш самолёт. Он сейчас в Новосибирске.

– Не вопрос. Организуем. Когда? – неожиданно легко соглашается Павел.

– На завтра.

– Проблематично, – я мысленно выдыхаю: ничего не пришлось придумывать, самолёт отпадает естественным путём. – Вот через тройку дней, можно. Прости, друг, сейчас наша крылатая машинка улетела на Мальдивы, у друга отпуск с семьей. День туда, день обратно, день на проверку.

Да, три дня меня не спасут. Нужно что-то придумать. Я обещаю передать Тавади информацию и отключаюсь. Но сочинять ничего не пришлось: умница Лиза наотрез отказалась улетать в Москву. Недоношенного малыша нельзя было транспортировать.

Постоянная занятость делами Лизы отодвигает на время мысли о подмене детей. О чем Тавади разговаривал с наркоманкой, я не знаю: на второй день она выписалась из роддома и исчезла из поля зрения. Я не волнуюсь, потому что ее ребёнок тоже пролежит ещё долго в роддоме, откуда его никто не сможет забрать даже на день.

Решив, что с этой проблемой я разберусь позже, погружаюсь в насущные дела: вызываю клиринговую компанию для уборки Лизиной квартиры, помогаю ее матери упаковывать вещи в контейнер, занимаюсь похоронами.

Они проходят по-деловому. Сослуживцы Игоря прощаются с ним сухо, босс нервничает и поглядывает на Лизу, а она стоит, превратившись в камень, и смотрит в одну точку. И вдруг во время прощания с телом она оживает и кричит. Ей показалось, что муж шевелится. Я бросаюсь к ней и увожу от гроба. Ее взгляд становится осмысленным, и больше за весь день она не проронила ни слова.

Месяц пролетает незаметно. Босс курсирует между роддомом и отелем, где понемногу начинает заниматься делами, я в основном на подхвате. Прежней близости между нами нет. Приказы он отдаёт сухо, бесстрастным голосом, в мою сторону не смотрит. Часто бывает раздражён и срывает на мне зло. Одно радует: Чаки нигде не видно, возможно, вернулся в Москву.

– Кирилл, зайди ко мне, – зовёт меня босс после похорон. Я молча иду следом на ним в номер. Останавливаюсь у дверей, жду приказа. – Садись, разговор есть.

– Слушаю.

– Пора возвращаться домой, как считаешь? Ты ещё по матери не соскучился?

– Я взрослый мальчик.

– Не бурчи! Разве ей не нужна помощь?

– Нет. Мы каждый вечер созваниваемся.

– Короче, перевозить будем Лизу вместе с ребёнком, – его лицо мрачнеет, губы сжимаются в нить: злится. – Значит, ты должен полностью оборудовать самолёт аппаратурой.

– Может быть, проще обратиться к санитарной авиации? У них уже все есть на борту.

– Мысль хорошая, но оставь ее при себе. Звони Василенко, я сам буду разговаривать.

– А врачи уже выписывают Лизу? – пытаюсь увести босса от этой идеи.

– Пока, нет! Но это не важно. На подготовку нужно ещё неделю-две. Звони.

Приходится набирать номер. С нетерпением жду ответа, но Тавади легко договаривается о самолете.

– Я могу идти?

Спрашиваю и угрюмо смотрю на босса. Сейчас меня терзают противоречия. Понимаю, что ничем не могу помочь Лизе, да и вряд ли сейчас она захочет оторваться от покровителя, который взял ее и ребёнка под широкое крыло, и ем себя поедом за слабость и зависимость от этого человека.

– Погоди. Есть здесь одно незавершенное дело. Найди мне ту наркоманку.

Заметив мой удивленный взгляд, он напрягается и нервно щёлкает пальцами, хотя обычно не позволяет себе подобных вещей.

– Хорошо. Ей что-то передать?

– Скажи, что я интересуюсь ее здоровьем и напоминаю о долге. И ещё, после того как она выполнит обещанное, предай ей это, – он протягивает мне свёрток.

Ничего не понимая, я сажусь в машину и заглядываю внутрь бумаги – деньги и пакетик с белым порошком.  Не слишком много, но на несколько доз вполне хватит.

Глава 7

Экран телефона светится странными словами: «Лиза, вы уверены, что ребёнок, за которым вы ухаживаете, ваш?»

Я смотрю круглыми глазами на смс и не знаю, как реагировать. Кому в голову пришло так шутить? Что за чушь? Просыпаются старые сомнения, но я решительно отбрасываю их. Ерунда! Это на уровне фантастики. Конечно, бывают случаи, что в роддоме путают детей, но ни мама, ни Арсен не допустили бы это. Да и прикипела я сердцем к малышу, даже мысли не допускаю, что он не мой.

Оглядываюсь – никого. Набираю номер, с которого пришло сообщение. «Абонент временно недоступен», – говорит бесстрастный голос.

И тут меня словно что-то толкает: бегу назад в отделение. Сердце заходится где-то в горле, и душит плохое предчувствие. Врываюсь, даже не надев халат: у кроватки сына стоят врачи, медсестры везут аппаратуру. Что? Почему? Только что все было хорошо! Ничего не соображаю от ударившей в голову паники.

– Что случилось? – бросаюсь к Елене Ивановне и отталкиваю ее в сторону: я сейчас непременно должна увидеть ребёнка.

Но меня хватают за руки и тащат прочь. Подобное уже когда-то было.

– Выведите мамашу отсюда! – приказывает неонатолог.

– Нет, пожалуйста! Не надо!

Но меня выталкивают в коридор и захлопывают перед носом дверь. Я изо всех сил дергаю ручку, и тут над косяком загорается мигающая красная лампочка, и строгий голос монотонно повторяет: «Код синий, Илья Владимирович, пройдите в палату. Код синий!»

Из ординаторской выбегают люди и оттесняют меня в сторону. Я прижимаюсь к стене, а потом опускаюсь без сил на пол. Ноги не держат, телефон падает из разжавшихся пальцев и тут же начинает звонить. Смотрю на экран, но ничего не вижу, глаза закрывает пелена тумана.

Кто-то проносится мимо и суёт мне в руку телефон.

– Ответьте! Здесь нельзя шуметь!

Провожу пальцем по экрану и подношу мобильник к уху.

– Да, – отвечаю деревянными губами.

– Лиза, я тебя сегодня потерял, – недовольный голос Арсена вибрирует на высокой ноте, отодвигаю телефон, кажется, что в мозги впивается булавка. – Ты где?

– У Т-темочки, – судорожно всхлипываю. – Не могу больше говорить.

Отключаюсь и смотрю неподвижным взглядом на дверь в надежде, что вот-вот получу объяснения. «Господи, – в который раз уже за это время молю Бога, хотя раньше в религию не верила, – не дай совершиться беде. Спаси сына!»

Неожиданно начинаю креститься.

– Лоб, живот, правое плечо, левое плечо, – бормочу вместо молитвы себе под нос. – Лоб, живот, правое плечо, левое плечо. Во имя отца и сына и святого духа.

Сильные руки поднимают меня на ноги и хорошенько встряхивают.

– Ты что делаешь? Прекрати истерику! – приказывает Арсен.

– Я-я не...

– Глупая, иди сюда!

Он крепко прижимает меня к груди, и только сейчас я по-настоящему даю волю слезам. Рыданья вырываются изо рта вместе со словами:

– Я не знаю, что случилось. Они там... внутри, ничего не говорят.

– Лиза, я тебе предлагал перевезти сына в Москву. Сейчас у него были бы лучшие врачи. Теперь будем расплачиваться за твоё упрямство.

– Зачем ты так? – я отстраняюсь, но он не даёт мне это сделать.

Наша молчаливая борьба помогает мне прийти в себя. Может быть, ничего страшного не случилось, а я паникую.

Дверь отделения недоношенных распахивается, и на пороге показывается Елена Ивановна.

Я бросаюсь к ней.

– Что?

– В рубашке твой сынок родился, Лиза. Удалось спасти.

– Следить за ребёнком нужно лучше! – вмешивается Арсен. Его лицо перекошено от злости, глаза опять превращаются в чёрные провалы. – Я вас всех под суд отдам!

– Да? – в дверях показывается Илья Владимирович, заведующий отделением. – Это ваше право. Но разве вас не предупредили, что мальчик в тяжелом состоянии? Это будет чудо, если он выживет и станет полноценным человеком.

– Доктор, не слушайте его, – я закрываю Арсена собой и умоляюще складываю руки. – Скажите, что с Темочкой? Я сойду с ума от неизвестности.

– Значит, так. Была внезапная остановка сердца. Такое у новорожденных детей случается, а у недоношенных даже часто. Если бы ваш малыш был дома, не спасли бы. А мы успели заметить и отреагировать.

От такой ужасной новости подкашиваются ноги. Я цепляюсь за Арсена, не в состоянии принять ее, он поддерживает меня за талию.

– И что вы предлагаете делать?

Арсен по-прежнему в плохом настроении. Я кошусь на него, не понимаю, с чем связана такая неуправляемая злость? С тем, что застрял на полтора месяца в Новосибирске рядом со мной? Так я не просила. Мог бы и улетать. Или тоже волнуется за моего ребёнка?

– Мальчик опять на ИВЛ. Будем наблюдать до утра. Если дыхание восстановится, думаю, вам нужно лететь в столицу, там больше возможностей для лечения.