Глава 1
Здравствуй, мой Ад…
Унылые лица… Фальшивые улыбки… Стеклянные глаза…
Именно так я и представлял самое громкое событие года, на которое меня притащил друг. Было так много шума вокруг этого дня, все с тихим восторгом ждали открытия галереи современного искусства «Ночь», будто изголодались по шедеврам прибабахнутых творческих личностей. А я не мог сдержать улыбки, наблюдая, как организованные группы с абсолютно идиотскими выражениями лиц рассматривают старый ржавый велосипед с приваренной к нему металлической корзиной из ближайшего супермаркета. Отвернулся, потому что даже знать не хотел, как сие творение называется. И без этого мусора в голове достаточно.
Ведь понимал, что идти не стоит. Но нет! Каратицкий прицепился как банный лист, обещая феерию красивых женщин и море алкоголя… Ну и где это все? Где феерия? Но насчёт алкоголя не обманул.
В самом центре основного зала установили остров бара, слепя знатоков искусства отличным бухлишком. Собственно, сам виноват, Денис Саныч. Доверился? Вот и пожинай плоды, лицезрей пёстрый ковёр однотипных силиконовых кукол, лишенных возможности естественно улыбаться, и слушай заунывные разговоры о вечном — о деньгах. Да у меня скоро чесотка от этого всего начнётся: фонды, инвестиции, прибыль… Бр-р-р-р-р-р…
— Денис! — пробегающий мимо Каратицкий стукнул меня по плечу, пытаясь увлечь за собой, но я даже и не думал напрягаться, потому что у бара было спокойней, пьяней и безопасней. Подальше от соблазнительных роботов со сканером бабок вместо глаз, да и от искусства тоже достаточно далеко.
Гонял льдинку по резному хрусталю бокала и лениво осматривал толпу, фальшиво восторженно приветствуя проходящих. И если бы эта толпа была незнакомой… Да тут добрая половина моих клиентов! Куда ни плюнь, вспыхивают подробности: разводы, раздел имущества, заказные информационные атаки в СМИ… Какого чёрта им тут надо? Нет, не так. Какого чёрта тут надо МНЕ?
— Раевский, мать твою! Это ты, что ли? Грёбаный ты обаятельный мерзавец, — сильный хлопок по спине выбил меня из жалостливых мыслей, а обернувшись, будучи готовым вмазать по морде какому-нибудь бесстрашному утырку, обомлел… Передо мной стоял Сашка Кондрашов, одноклассник, с которым мы не виделись почти двадцать лет. — Рай! Рай! Ты что, вернулся?
— Кондра! — заржал я во всё горло, внося смятение в до глубины души интеллигентную часть элиты и с силой обнял седеющего и весьма пузатого здоровяка. — Я думал, что ты крепко в столичной прокуратуре осел!
— Да осел-осел. И только мой геморрой привык к мягкому креслу с шикарным видом из окна, как меня встряхнули и сослали сюда. Вот… Теперь я возглавляю прокуратуру дома. Держит меня земля, не отпускает морская галька, — Кондра осматривал меня, звонко цокая… Ничего не поменялось. — А ты прям… Будто и не стареешь. Только холёный такой стал, большой, как медведь! От баб поди битой отбиваешься?
— Ой, Саш, — махнул бармену, указывая на бутылку вискаря на стеклянной витрине. — А ты всё не меняешься. Только тёлки на уме, да? Песочек сыплется уже, седина ползёт по вискам, «балкон» корешок закрывать скоро начнет, а всё про женщин…
— Чур меня! — друг сел на соседнее кресло, подставил свой пустой бокал, ожидая, пока я сверну горлышко бутылке. — Давно остепенился, говорят, даже поумнел. Немного, поэтому сильно не очаровывайся. Счастлив, женат, трое детей, старший в следующем году в универ поступает. Вот у него да – яйца гудят так, что с первого этажа слышно! Подросток, сам помнишь…
— Ну ты даёшь! Что это за женщина такая святая, сумевшая усмирить твой пыл?
— А это любовь, Рай. Настоящая. Не гибнущая даже через двадцать лет совместной жизни. Классика гармоничных отношений, она пилит — я молчу, я отказываюсь делать ремонт, а она звонит дражайшей свекрови. И так по кругу. Это и есть бесконечность любви, — Сашка усмехнулся и осмотрел меня с любопытством. Было видно, что спросить хочет, но никак не решится. — Ты-то как? Как перевелся из универа на третьем курсе, так и не слышал я о тебе ничего. Как в воду канул, позабыв про друзей детства.
— А я Урал покорял, — наигранно весело подмигнул другу. — И он сдался, Кондра. Как миленький… И доучивался я там, и практику проходил, и контору первую открыл тоже там.
— Сука! Это ты, что ли, тот самый Раевский? Много слышал от коллег, но не думал, что тебя может занести настолько далеко. Ты ж с пелёнок на побережье, морская вода в крови. Помнишь, как мы кормовую кукурузу туристам продавали?
— Ага, — мечтательно протянул я. — На велосипеды копили, юные коммерсанты.
— А как вино у моей бабуськи из погреба тырили, помнишь? Половину сами выпивали, а половину на пляже толкали, — не унимался Сашка. Его прокурорская морда зарумянилась от ярких эпизодов детства. И я только сейчас понял, что давным-давно не ворошил память. Сколько же лет прошло!
— Конечно, помню. И обезьянник, который нам обеспечил твой дядя Гриша, тоже помню.
— Даааа… Знатно нам тогда попало. Но дядя Гриня говорил, что это воспитательное мероприятие. Обманул, сука! Мне отец ремнем так задницу отходил тогда… До сих пор фантомные боли мучают. Женат?
Сашка так внезапно сменил тему, что аж сам опешил. Поблекшие серые глаза сузились, он будто приготовился к возможному отпору.
— Был, но ты, очевидно, урвал последнюю святую женщину, — усмехнулся и опустошил бокал. — Не вытерпела Лизка моего темпа жизни, командировок и незатыкающегося даже во время секса телефона. Детей нет, так сказать, заядлый холостяк.
— Сам дурак, надо было не брать трубку, — заржал Сашка и стал рыскать взглядом в толпе. — Я сейчас тебя со своей Алькой познакомлю, она знает, что делать с моими яйцами, когда звонит телефон во время супружеского долга. Ты даже не представляешь, сколько у неё одиноких подруг! Мы вмиг тебе святошу подберем!
— Прекрати, Сань. Не надо мне никого искать, я ещё не уверен, что осяду тут. Так, приехал на разведку за компанию, — кивнул в сторону веселящегося у сцены Каратицкого. Сука… Костя уже успел склеить двух сисястых тёлок, что так откровенно тёрлись то ли о его пах, то ли о портмоне в переднем кармане джинсов. Ладно… Там дубль, им и то, и другое подавай.
Глава 2
Только тёмной ночкой можно познать РАЙ…
Сказать, что меня потряхивало — ничего не сказать. Тело будто добровольно уселось на электрический стул, упиваясь болезненными содроганиями мышц. Кровь вскипала, дыхание то приходило в норму, то пускалось в спешный бег навстречу обрывочным воспоминаниям.
Это она… Она здесь? И давно?
— Ночка… — на выдохе произнёс я то, что уже почти двадцать лет больнючей занозой замерло на самом кончике языка.
Это ласковое прозвище, придуманное мной, наждачной бумагой скользило по сердцу, срывая броню, которой я оброс за все эти годы. Внутри всё кровоточило, выпуская всю боль, обиду, гнев…. А мозг подыгрывал этому безумию и швырял в меня яркими воспоминаниями прошлого. Там мы были молоды, бессмертны и ещё верили любовь. Романтика висела в воздухе: закаты, звездное небо и луна, отражающаяся в неспокойном море.
— Если хочешь, могу рассказать, — Сашка вручил мне ещё один стакан. Опрокинул, даже не поморщившись. Моё тело переставало воспринимать алкоголь, когда уровень адреналина зашкаливал. Точно… Это всё адреналин, поэтому меня так колошматит. Тогда почему немеют руки? Почему так хочется подойти и увидеть её глаза? Вспомнит? Узнает?
— Познакомь, — выдохнул я.
— Стой, Рай! Зачем? Ну подумай сам, сколько лет прошло! — Сашка пытался остановить меня, но это было невозможно.
Я шёл сквозь толпу, расталкивая со своего пути всех и вся. Следил за рукой этого блондина, тянущейся к её талии. Его толстые сосиски пальцев откинули шёлк волос, погружаясь в золотистую паутину, прикрывающую обнаженную спину.
— Кондра, ты либо помогай, либо не мешай!
— Чёрт с тобой, Рай, — хохотнул друг, догоняя меня. Дернул головой, смерив вопросительным взглядом, и издалека громко затянул. — Георгий Леонидович… Какие люди в нашей деревне!
До неё оставалось всего два шага… Всего два…. А я до сих пор дышал, как загнанный зверь. Прожигал взглядом её затылок, мысленно призывая обернуться. Мне нужны были её глаза, глубокие, чёрные, как самая адская ночка.
— Александр, — блондин напыщенно склонил голову и протянул Кондре руку. — Какая же это деревня? Сочи давно уже превратился из курортного центра в деловой. Хочешь поднять бабла — приезжай сюда и начинай дружить с нужными людьми. Всё просто. А органика курортной болтливости сделает всё за тебя сама.
— Это точно, — Сашка чуть оттолкнул меня и первым подошел к столику. — Разрешите представить. Мой школьный друг…
Дальше он что-то говорил… Смеялся и размахивал рукой, вовлекая блондина в разговор, чтобы дать нам двоим время прийти в себя.
Ночка всё поняла… Ей не нужно было слышать моё имя, мой голос. Она словно ощутила моё присутствие кожей. Вновь напряглась, приосанилась и медленно повернула голову. Мои шаги были бесконечными…
Этот метр между нами я преодолевал вечность. Рассматривал всё тот же точеный профиль, островатый нос, резкие скулы и от природы пышные и чуть вздёрнутые губы. А когда она подняла густые ресницы, приоткрывая свою соблазнительную тьму глаз… Я полетел прямиком в ад. Отправился туда без права на реабилитацию.
Ну здравствуй, мой АД… Это она… Огромные черные, как ночь, глаза были полны грусти и… безразличия. В них больше не было пламени, не было танца чертей, не было страсти…. Там залегла толща льда. Мне хватило и быстрого взгляда из-под ресниц, чтобы застыть от исходящего от неё холода. Она снисходительно скривилась, попытавшись выдавить дежурную улыбку, и вновь отвернулась, чтобы припасть губами к запотевшему бокалу шампанского, словно её давно мучила жажда.
— Раевский Денис Александрович, — Кондра похлопал меня по плечу, вроде и по-дружески, но достаточно сильно, чтобы привести в чувства. — Гроза всех судебных тяжб, головная боль прокуроров и любимчик судей.
— О! Раевский, — блондинчик даже не обращал внимания на Ночку, чуть оттолкнул её, чтобы протянуть мне руку. А я был так зол от этого его пренебрежительного жеста, оттого и переборщил с рукопожатием. На холёном лице мужчины отразилось удивление, а Саня наступил мне на ногу под столом, когда понял, почему этот придурок морщится, уродуя напомаженное лицо. — А Александр Раевский вам случайно не родственник?
— Ещё какой, — рассмеялся Кондра и махнул официанту, чтобы принёс наши бокалы.
— Дальний. Всего лишь отец, — я отпустил руку блондина и тоже рассмеялся.
— Георгий Ляшко, — блондин отрепетированным жестом взмахнул своей шевелюрой, когда понял, что наше знакомство может быть ему полезным. Сука продажная… — Очень приятно. Слышал, ваш отец ушел на покой?
— Его давно уже ушли. Молодое поколение все пятки пообступало. Но это нормально. Всем нам приходится рано или поздно уходить, забывая счастливые деньки прошлого, — я с благодарностью сжал ледяной бокал. — Прекрасный вечер. И галерея просто отменная. Вашей жены, да?
— Ну, до жены нам ещё далеко, — мужчина наконец-то спохватился и решил всё же включить джентльмена. Дежурно приобнял свою спутницу, звонко чмокнул в висок и чуть развернул к нам лицом, как куклу безвольную. — Адель Ночкина, виновница сего помпезного мероприятия. Это её детище, на которое ушло два года жизни, вагон нервов и океан денег. Кстати, мы до сих пор рады спонсорам.
— Ну, не все в нашем мире меряется деньгами. Денис Раевский, — я подхватил её трясущиеся пальчики и поднёс к губам. Ладонь её была влажной, кисть напряжена, но стоило мне пройтись мизинцем по нежной коже запястья, как она расслабилась и позволила себя поцеловать. — Очень приятно.
— Взаимно, — она снова скривилась в неестественной улыбке и отвернулась к окну с видом на ночное море.
— Какими судьбами? — Ляшко был воодушевлен знакомством, оперся локтями о круглый высокий стол, не сводя с меня своего поросячьего взгляда крошечных глаз, обрамленных выгоревшими ресницами.
Взгляд его был въедливым, хитрым, колючим. Знал я таких… И не любил. Твари продажные. Дружат, пока выгодно, а потом ты остаешься на обочине, наблюдая, как они отъезжают, не желая делить с тобой трудности. Таким людям хорошо, когда сытно, тепло и спокойно, а в обратном случае… Они просто ищут другую рыбку, к которой можно прицепиться в поисках пропитания.
Глава 3
— Хорошо устроился, — Сашка осматривал просторную террасу с видом на море.
— Да не устроился я, Кондра. Сам впервые вижу этот, как выразился Каратицкий, уголок Рая… С самолета прямиком на бал попал, — дом стоял почти на самом обрыве скалы, щедро одаривая ощущением свободного полёта.
Ровный ковёр стриженого газона утекал в бесконечность, бликуя лишь теплыми лучами подсветки, тянущейся по ветвям фруктовых деревьев. Весна уже основательно обжилась на юге, а дома ещё местами лежал снег.
Каратик не соврал. Новый посёлок и правда был вполне интересным. Необычным, что ли… Здесь не было высоких заборов, в душном унынии которых ты вынужден медленно задыхаться.
Тут безграничный, опьяняющий простор…
Хаотично разбросанные участки разделялись густыми зарослями плодовых деревьев, меж которых растворялась сетка номинального ограждения. Домики были одноэтажными, объятыми белоснежной круговой верандой и прижатыми к земле плоской крышей, чтобы никто не смел воровать свободу чистого южного неба.
И даже пришлось констатировать, что мне здесь определённо нравилось. Не потому что красиво, модно и престижно. А потому что дышалось… Кстати, соседних домов тоже не было видно. Они словно растворились в буйной зелени крон, создавая ощущение единения с природой.
Каратицкий редко пользовался служебным положением, но для сына и его друзей расстарался на славу. Город застраивался с такой скоростью, что даже отсюда до центра практически рукой подать, причем не по горному серпантину, а по современной скоростной трассе.
— Только Альке не говори, что удалось вырвать здесь гнёздышко, а то она остатки моей крови высосет, — Саня заглядывал в темные окна дома, пытаясь рассмотреть планировку. — Ну так ты остаешься или как? Рассчитывать на тебя?
— А что? Есть предложение? — я не мог оторвать взгляда от серебристой ряби моря.
— Ты, наверное, не помнишь, но у меня завтра день рождения. Юбилей, Раевский… Сорокет подкрался незаметно, — прохрипел он, махнув своему водителю. — Но ты сильно не скалься, сам там будешь.
— Даже не думал, — скинул пиджак, от которого просто невыносимо сильно пахло её парфюмом.
Этот запах дурманил, пьянил и заставлял вновь и вновь проживать то мгновение. А ведь хорошо было… Поистине хорошо. Как физически, так и эмоционально. Словно в кротовую нору провалился, где все было как раньше. Я, она и крышесносные поцелуи под луной.
— Тогда ты приедешь? Да? — Кондрашов смотрел в глаза с такой надеждой, что смешно стало. Мой друг…
Мой старый добрый Кондра. Я тогда многих оставил… Просто перелистнул страницу своей жизни. Было больно, тоскливо и мучительно. А когда спустя годы я так или иначе сталкивался с друзьями детства, они все пренебрежительно фыркали, демонстрируя жгучую обиду за мой поступок. Но Сашка не стал… Он восторженно и абсолютно искренне радовался нашей встрече и под кожу не лез, потому что знал, что там либо до сих пор гноится боль, либо уже давно поросло мхом.
— Приеду, Сань. Что подарить? Краску для волос или вагон ректальных свечей от геморроя?
— Пожалуй, выберу второе, а то разориться можно, — заржал он и обнял меня. — Хочешь совет?
— А если не хочу?
— Тогда я тем более дам его тебе, — Кондра закурил и сел в ротанговое кресло. — Я не знаю, что у вас произошло, Денис, но прошло слишком много времени, чтобы пытаться реанимировать то, что мертво. Срок исковой давности давно истёк, брат.
— А ты считаешь, что оно мертво? — усмехнулся и допил остатки вискаря прямо из горлышка бутылки, унесенной со светского раута. — Что-то я не заметил.
— Ляшко — это известный трехголовый Горыныч, Рай. Он своей хитростью и мягкой силой умудрился залезть во все сферы бизнеса, поэтому у него слишком много знакомств, слишком много возможностей. Он хитрожопый жук, понимаешь? А ты человек новый, поэтому просто будь осторожен.
— Заботливый какой ты стал. А ещё говорят, что в прокуратуре у нас бездушные сухари батрачат, — я чуть склонился к другу, чтобы в глаза мне посмотрел. Чтобы вспомнил, что осторожность и я – понятия несовместимые, так сказать, конфликтующие. — Но ты меня тоже не знаешь, Кондра! Я плюшевость и мягкость сбросил, как сезонную шерсть, поэтому это ещё кому режим осторожности пора врубить.
— В том-то и дело, Рай. Мне кажется, что ты сам себя плохо знаешь, — Кондрашов встал, поправил пиджак, затянул галстук, явно собираясь с мыслями. — Но ты всё равно мой друг и можешь рассчитывать на меня.
— С прокурорским благословением?
— Можешь гоготать сколько угодно, но мир другой. Рай, ты даже не представляешь, насколько изменился город! Здесь правят бабки и власть. Нет того или другого, считай, что ты ничтожество. А вот если у тебя дубль, то можешь быть смел и спокоен, ты в безопасности.
— Значит, будем обрастать властью. Ну? Поможешь старому другу короноваться?
— Помогу, конечно. Но чем?
— Для начала найди мне хорошее помещение для офиса, — это решение было стихийным, внезапным. Да, я думал об этом, но не сейчас. Я так устал, последний год просто выжал меня до последней капли, и приехал я только для того, чтобы попробовать выдохнуть. И как-то плохо начался мой отдых… Очень плохо. С переезда, мать твою!
— Ты уверен?
— Как никогда. Чуйка у меня сильная, братец, — а вот это было чистой правдой. Интуиция у меня похлеще, чем у любой бабы. И вот сейчас я всем нутром чувствую, что уезжать никак нельзя…
— Чёрт с тобой, Рай… — вновь повторил он шутку нашего детства, наспех обнял и быстрым шагом направился к парковке. — Завтра в восемь часов вечера. Геолокацию я скину. И только попробуй не явиться!
Автомобиль отъехал, унося с собой неон фар, и территория стала ещё прекрасней. Густой солёный воздух затрещал воплями цикад, затягивая меня в уютное прошлое. Но я отчаянно тому сопротивлялся, потому что Кондрашов был прав. Нет смысла возрождать к жизни то, что давно вымерло. Не найду я ту девчонку с перепачканным сладкой краской лицом. Не найду…
Глава 4
Я подарю тебе, Ночка, все рассветы этого мира…
Новый день пошёл сразу не по плану. Никакого тебе ленивого утра с видом на рассвет за чашечкой кофе, ни философских мыслей, и уж тем более тишины.
Проснулся я от громкого топота, вскочил и, открыв дверь, мгновенно впечатался в Костю. Этот лощеный ловелас сжимал в руке бумажный пакет с фастфудом и подставку с картонными стаканчиками кофе.
— Тройной американо! — рассмеялся он, пытаясь увернуться от оплеухи. — Как спалось? Скажи, воздух здесь абсолютно волшебный! Приснилась невеста жениху?
— Отвали, Рай! Какого хера тогда тебе не спится в этом волшебном воздухе?
Каратик осмотрел спальню, поочередно толкнул двери, оценивая и гардеробную, и стильную ванную комнату.
— Дом хоть и мебелирован, но кофемашины здесь точно нет, — Костя присвистнул, махнув вглубь дома. — Я тут привёл кое-кого.
— Кого? — скинул боксеры и встал под душ, наслаждаясь прохладой воды.
— Раюша… — сладко протянула Верка Вьюник, так игриво заглядывающая в ванную. — Здравствуй, дорогой мой.
— О! Тяжелая артиллерия подоспела, — отвернулся на всякий случай, с ВДВшниками мне точно сейчас разборку не потянуть.
Верка была младшей сестрой Вадика, максимально любимой, долгожданной, а поэтому и крайне своенравной, даже взбалмошной. Нет, она не безголовая шелупонь с доступом к папочкиному счету. И даже не нимфоманка под кислотой, что все чаще встречалось у современной молодежи. Она просто отчаянно пыталась найти свое дело, чтобы жить не по указке и чужим правилам, а по велению души. И порой сильно перебарщивала с напором. Но это было простительно. Молодость… Это мы уже в сухарей прожжённых превратились, гребём по кровью добытой дорожке, не замечаем мира вокруг. А она другая.
— Мне прям сейчас Вадику набрать и сказать, что ты пялишься на голых мужиков? Или после завтрака?
— Да что я там увидеть-то успела? Костя, ну скажи ему… Только попку красивую рассмотрела, и всего-то!
— Не плачь, Верка, — Каратик обнял её и утянул из спальни от греха подальше. — Мы ждем тебя на кухне.
— Ябеда!
— Наконец-то…
Когда с утренними процедурами было покончено, я оперся о каменную столешницу раковины и уставился на собственное отражение в зеркале. Что видел?
Азарт…
В глазах было столько азарта, что становилось страшно.
Видел ли я раньше подобное?
Нет.
Не штырило меня так ни когда я ловко выкурил всех конкурентов из города, ни когда выиграл первое громкое дело, и уже тем более когда женился. Но и это все благодаря ЕЙ!
Я после немого, беспричинного расставания, а вернее, её побега, был зол настолько, что на этом напряжении долетел и до пятого курса, и до практики у самого Тухманова! Моя внутренняя пружина ярости, обиды и невзаимной любви толкала меня вперёд, к новым победам, лишь бы просто доказать, что чего-то стою. Что я не просто сын того самого Раевского, а он — отец того самого Раевского. Получилось или нет — время покажет, конечно. Но я уж точно не один из. Но все получилось только потому, что тем августовским днём моя Ночка растворилась из моей жизни, не оставив ничего кроме старого фото, на котором мы были счастливы.
Да, не штырило. Да, не коротило меня после неё так ни разу! А вот сейчас чувствовал дикое возбуждение. Казалось, если просто поднести спичку — вспыхну, к чертям собачьим. Вот только одному не хотелось… Нееет, Ночка. Вместе сгорим.
Хоть совет Кондра был и непрошенным, но здравый смысл в нём был. Для чего мне это?
Чтобы было, блядь!
Я закутался в халат и вышел, наткнувшись на свою дорожную сумку, которую вчера после самолёта оставил в машине у Каратицкого. Прекрасно… Надел футболку, джинсы и распахнул двери на террасу.
В прохладу комнатного воздуха ворвалось сухое пекло с запахом моря. Расправил легкие, вдохнул и осмотрел шикарный вид, открывающийся из окна спальни. И правда хорошо здесь. Тихо и спокойно. Не обуваясь, обошел веранду вокруг.
— Мы тут, Раюша! — Верка с Костей сидели прямо на ступенях и пили кофе, лопая бургеры. — Ты ещё зол?
— Есть немного. Вадик знает, что ты здесь?
— Неа, — упрямо махнула головой Вера. — Я ушла из дома.
— Здрасьте-Настя, — захрипел Каратик. — Ты сказала, что всё согласовано! Под плаху решила меня загнать? Знаешь, что со мной сделают твои братья?
— Кокосики открутят, и все, — Вера хохотала, даже не думая играть в сожаление. Пофиг ей было… Зараза!
— Костя, блядь, ты же давно её знаешь, пора бы уже привыкнуть, что её словам, конечно, верить можно, но делить на сто! Ну всё… Вадик нас убьет!
— Некогда вашему Вадику. У него головушка своими проблемами забита, — хохотала Вера. — А меня мамочка отпустила, кстати, под вашу ответственность. Вы же мне как братья, мальчики. Моя наивная и добренькая мамочка до сих пор надеется, что раз я закрыла сессию, то останусь учиться в медицинском, поэтому и позволила мне отдохнуть летом.
— Ну, а у тебя на этот счёт другое мнение, естественно?
— Конечно, — девчонка рухнула спиной на дерево веранды и подставила солнцу свою хитрую мордочку. — Костя, ну расскажи ему!
— Короче, это всё Верка. — Костя махнул в сторону открытой двери в гостиную. — Я ей разрешил сделать дизайн-проект наших домов. Потренировалась на этом объекте, теперь вот мучает мой.
— Ну, неплохо, — я обернулся, осматривая современное помещение, в котором не было ничего лишнего. Все по делу, без ненужной помпезности, но и флёра стерильной гостиницы тоже не было. Гармония уюта, мужского помещения и современной сдержанности.
— И если ты решил остаться, то Вера поможет тебе обжиться. Поверь, мужчинам это совершенно не под силу.
— Ладно, Вер, — я махнул рукой, понимая, что эти двое уже не отцепятся. — Только кофемашину купить не забудь. Сегодня!
— Любой каприз за ваши деньги, — прошептала Вьюник, захлопала длинными ресницами и так нагло сунула свою ладонь мне под нос.
Глава 5
Пьянее реальности может быть только любовь…
Двадцатилетней выдержки…
РАЙ…
Кондрашов расстарался на славу. С чувством выполненного долга встретил меня в центре города. Здоровяк насмешливо приспустил на переносице солнечные очки и гордо махнул рукой на сверкающее здание торгового центра, будто всю ночь строил своими руками.
— С новым годом жизни тебя, что ли, — я обнял Санька, со всей дури хлопнул по спине, слушая треск позвонков, и закурил, присаживаясь на капот его тачки. — Что ручищами машешь, будто даришь от всей широкой прокурорской душеньки?
Расположение было просто идеальное. Максимальная близость к транспортным развязкам, шикарная платная парковка, да и проходимость на высшем уровне. Опытным взглядом наметил, где выигрышнее будет смотреться вывеска, оценил гостиничный комплекс напротив и невысокое здание полицейского участка через дорогу. Прелестно…
— Это к Каратику, вот станет наш Костик мэром, там и будет дарить блага старым друзьяшкам, — Кондра заржал, хлопнул меня по плечу и потянул к входу. — Молоков мне должен давно, вот, считай, ради тебя отказался от одного желания этой рыбки золотой. Первый этаж, отдельный вход, подземный паркинг. Ну как тебе? Нравится?
— Восхитительно, — я даже не ожидал, что первое же место будет настолько удачным. Кондра будто был сильно заинтересован в том, чтобы я остался. Обернулся, рассматривая возбужденно-румяного друга. — А чего это ты так расстарался? Желанием пожертвовал, а ведь мог обменять на блага для семьи. Молоков — это же нефтяник, кажется? Ему принадлежат транзитные узлы, через которые гнали «черную» в Европу?
— Он-он… — качнул головой Кондрашов. — Только я уже не в том возрасте, чтобы за богатством рваться, да и о заднице начинаешь печься как-то трепетнее. Но если тебе не нравится…
— Конечно, нравится! — присел на подоконник, осматривая просторный светлый офис, прикидывая, сколько людей смогу перевезти сюда. Желающие найдутся однозначно, в этом я не сомневался, вот только мне нужны лучшие, поэтому придётся ещё и служебные хаты рядом с офисом искать, чтобы мои гении юриспруденции не ерепенились сильно. Возможно, Лисицын, он, кажется,глубоко семейный, а близость моря сильно кружит голову женам и малолетним отпрыскам. Да и Вареникову тоже можно свистнуть, он вообще из небольшого городка, поэтому и Чёрное море для него оазисом рая покажется. Надо Верке сказать, пусть возьмётся за офис.
— Тогда давай, — Кондра кинул мне папку с документами. — Подписывай, башляй денег за год вперёд, и расходимся. Реквизиты в договоре, кстати…
— В смысле – за деньги? — настроение было на удивление шикарным. — Платно???
— Придурок, — рыкнул Кондра, набирая сообщение на телефоне. — Молоков сказал, что ключи и карты от паркинга у охраны, там же и договор с автографом оставим. Пойдем, а то мою задницу надерут, если за продуктами не успею.
— Исключительная степень доверия у вас тут, Санёк. Ключи, документы у дяди Степы из ЧОПа… А что, если не заплачу?
— Куда ты денешься, Рай? Тебя тут каждая вторая собака знает, а те, кто не знают, знакомы со мной. Мы с тобой просто идеальная парочка твикс. Я сажаю, ты выпускаешь… Бесконечность жизненной цепи.
В офис можно было попасть как с улицы, так и из центрального фойе бизнес-центра. На первом этаже извилистой лентой тянулись безлюдные, но зато дорогие бутики, небольшой итальянский ресторанчик, кофейня, а за стеклянной стеной, сверкая новьём спортивных снарядов,завлекал прохожих современный тренажерный зал, в который мужики приходят позырить на сочные женские булочки.
Я уже было завернул за угол, но замер как вкопанный… За ровным рядом беговых дорожек прятался небольшой ринг с гирляндой боксёрских груш. И за самой дальней я заметил мельтешащую женскую фигурку. Практически прижался к стеклу, рассматривая аппетитную задницу, тонкую талию и открытую, в крошечном топе цвета спелой малины, спину…
По смуглой коже стекали капли пота, теряясь в намокшей ткани. Точёная фигурка манила, вызывая головокружение, амнезию, тахикардию и последующую остановку сердца... С шумом сглатывал слюну, следя за тем, как трясётся её попка, неосознанно порыкивая с каждым еёпрыжком. Длинная шея, чёрные как смоль волосы, собранные на макушке гнездом мелких кудряшек. Ночка так отчаянно лупила грушу, что пружинки колыхались, как ненормальные… Прилипали к мокрой коже, будто нарочно дразнили меня!
Даже ощутил жар её тела, солёный запах липкой испарины, упругость натруженных мышц. Её тонкие ручки с неистовой частотой лупили по красному снаряду, взметая в воздух мелкую пыль. За грушей стоял тренер и довольно махал головой, то и дело вскидывая брови от откровенного изумления. А удивляться было чему… Она сейчас походилана обезумевшего бесёнка, надирающего зад своему обидчику. И что-то мне подсказывало, что я его знаю лично…
— Идём, Рай! — шикнул Кондра, пытаясь утянуть меня, но не тут-то было. Меня и бульдозером теперь отсюда не вытащить. Глаза просто прилипли… Мягкие булки женской попки вибрировали, красивые икры то напрягались, являя резкий рельеф, то вытягивались, маня утонченностью. Моя Ночка была разгневана… Лупила по снаряду с неистовой злостью, не зная пощады.
— Готов поспорить, что она представляет мой прекрасный лик!
— Ты в зеркало-то смотришься? — заржал Саня, пугая по-утреннему ленивых посетителей. — Твой лик печатал сломанный принтер, Рай, не льсти себе! То ли дело я…
Рванул дверь и, даже не пытаясь анализировать свои действия, стремительно вошёл в тренажёрный зал, игнорируя подорвавшегося администратора. Слышал, как Кондра за спиной принялся забалтывать суетливую девушку, чтобы не успела поднять шум, пока я вилял между тренажёрами.
Она была всего в шаге от меня... Замер у толстых канатов, опустил руки, стискивал пальцами, чтобы вернуть себе холодный разум. Но разве это было возможно? Нет… Как маньяк ненормальный, тянул носом, ловя нотки её парфюма с примесью горячего пота. Закрыл глаза, представляя, как охренительно ощущается в руках её тело. Как горячий ломтик тоста… С пылу с жару, спэшэл фо ми…
Глава 6
Меня просто подбрасывало от непроходящего возбуждения! Молнии так и шарахали по телу, выстреливая со всей дури в пах. Буквально через силу закончил нужные дела бюрократического характера, забрал ключи от офиса и, перехватив Верку Вьюник в центре, торжественно вручил адрес пустого офиса.
Верка прыгала до потолка, вытанцовывая танец Чунга-чанга прямо в центре города, совершенно не парясь о чужом мнении. Она забросала меня тонной вопросов, быстро конспектируя то, как я вижу этот офис, и, махнув моей кредиткой в воздухе, унеслась. Помещение было новым, чистым, свежим, поэтому сотворить несколько более-менее уютных рабочих зон и, естественно, кабинет для начальника — раз плюнуть для этого метеора.
Я ещё постоял какое-то время у офиса, рассматривая улицу, диссонирующую с воспоминаниями двадцатилетней давности. И дело даже не в прогрессе и навязанном современном лоске, уничтожившем уют узких улочек, а в том, что я был другим.
До сих пор не мог понять – эти обрывки прошлого несут в себе больше боли, страха или радости? Вроде и времени прошло много, но ты смотришь на это как-то иначе. Детьми были мы. Горячими, безголовыми и упорото влюбленными.
— Ладно, это мысли не на трезвую голову.
А у меня осталось последнее дело, не сделав которое, приобрету пару седых волос и дыру во лбу от родительского проклятья. Дом, в котором я вырос, находился в пригороде, и я даже не ожидал, что настолько кайфану, пролетая мимо мест, с которыми связано моё детство.
Сворачивая на свою улицу, я притормозил и на всякий случай сверил адрес с навигатором. Да нет… Не ошибся, вроде…
Вот только дом оказался намного меньше, чем тот, что замер в воспоминаниях. По высокому каменному забору тянулся густой виноградник, уже налившийся буйной зеленью в пышных листьях. Припарковался у гаража, достал из салона два букета белых роз, от которых мама просто с ума сходила, и подошел к калитке. Пальцы по памяти ткнули в стёртые кнопки кодового замка, и калитка, тихо скрипнув открылась.
Но везение моё продлилось недолго… Уже через пару секунд двор утонул в грозном лае, а на меня нёсся огромный питбуль.
— Фу, блядь! — заорал я, даже не думая сходить с места. Знал, что убегать бессмысленно, а отворачиваться – уж тем более, поэтому был только один вариант — попробовать подавить зверя морально. И это сработало… Пёс прижал задницу к каменной плитке извилистой дорожки, отчаянно тормозя.
— Рич, фу! — визг мамы донёсся с заднего двора, и через несколько секунд выбежала и сама мама, размахивая соломенной панамой в одной руке и граблями – в другой. — Денис? Денис! Отец, сын вернулся!
— Мама… — выдохнул я, вдруг так явно ощутив, как же сильно соскучился. Мы виделись несколько раз в год на нейтральной территории, потому что дома я не был с того самого вечера. Зимой вывозил её на море, а на Рождество мы часто бродили по Питеру, зябко ёжась от пронизывающего ветра.
— Сыночка, — мама выкинула орудие и бросилась ко мне, сгребая мою шею своими тонкими руками. От неё пахло клубникой и влажной землёй. — Ты вернулся?
— Что за шум? — грохнул отец, выбегая на веранду. Вид у него был забавный: майка-алкоголичка, шорты в подсолнух и бейсболка с флагом Союза. И ведь не скажешь, что этот мужчина ещё полгода назад гордо носил мантию. — Денис?
— Привет, родители, — я смеялся и кружил маму, как девчонку. — Это что за убийца?
— Это Ричард третий, — мама стирала слёзы, пританцовывала, то и дело норовя повиснуть на мне. — Боже! Проходи скорее.
— Третий? Это счёт или чин?
— Привет, сын, — отец сгрёб меня крепкими ручищами, прижал к себе, а потом отстранил, рассматривая с ног до головы. — Ты посмотри, какой стал! Хоть на обложку журнала модного ныряй. Какой ты, на хер, юрист? Ты этот… как его… метросексуал!
— Раевский! — взвизгнула мама и легонько шлёпнула отца по спине. — Что ты несёшь? И откуда понабрался этих словечек? Не слушай этого старого пердуна. Как вышел на пенсию, сам не свой: то налысо решил обриться, то татуировку захотел сделать! Не удивлюсь, если завтра с пирсингом в носу заявится.
— Пап, бей тоннели в уши, можно к ним поводок для Ричарда третьего цеплять на карабин. Практично, и руки свободны. Ну? Так и будем торчать у порога? Думаю, что уже все соседи услышали, что Дениска Раевский домой вернулся, может, в дом пойдём? Пустите? — я вручил маме один букет, и мы двинулись по тропинке на задний двор.
— Боже! Боже! — причитала бабушка Марта, медленно поднимаясь с ротанговой качалки. — Внук! Явился, а то я уж думала, что ты явишься только на мои похороны.
— Привет, Ба, — я быстро клюнул её поцелуем, отдал букет и рухнул в кресло. — А ничего не меняется, да?
Всё будто стало меньше, вот только плодовые деревья сильно разрослись, оттяпав от ровного газона львиную долю солнечного пространства. Кирпичный домик, просторная крытая веранда, увитая виноградом, диваны, расставленные вокруг стола, и гордость отца — печь, в которой по выходным мать пекла хлеб, а он экспериментировал с мясом. Именно здесь встречали все праздники, гуляли все дни рождения и выходные. Память стала набрасывать картинки шумной толпы родственников, друзей и свору детей, заглушающих гомон взрослых голосов своими криками.
— А что ты хотел увидеть? Замок? — не сдержался отец. — Разочарован?
— Нет, конечно. Это мой дом…
— Ну, наконец-то вспомнил, — крякнула бабушка и отвернулась в другую сторону. — А то я уж думала, тебе с совестью и память отшибло.
— А я со своей совестью живу в гармонии, Ба.
— Да? Тогда ты просто говнюк, забывший, что у тебя есть семья! — захрипела бабушка и затрясла деревянной тростью, долбя по перепонкам. — Ты думаешь, что вот просто так вернулся, и мы забудем, как ты убегал? Забудем, как наплевал на слово, данное отцу, как бросил мать, бьющуюся в истерике?
— Ба, я правильно понял, что скандала не избежать?
— Боже! Денис Саныч, вы так наивны, — бабушка дёрнула алыми губами и поправила идеально уложенные волосы. Она игриво катала фарфоровую чашку по мрамору столешницы, но я-то знал, что старушка моя нервничает, оттого и скалится. — Нельзя забыть о семье, а потом вернуться с жалким веником увядших роз. Думаешь, вот так просто снова стать сыном для нашей семьи?
Глава 7
В мои планы совсем не входил совместный выход в свет. Поэтому я не мог сдержать рвущийся разнообразием красок мат, пока надевал костюм, от которого уже подташнивало.
Верка работала как метеор. За полдня дом перестал напоминать съемное пристанище. Вьюник явно руководствовалась интерьером моей квартирой, воссоздавая привычную глазу обстановку. Высокий комод справа от двери с почти такой же вазой для ключей, на каменной поверхности был расставлены парфюм, часы, забытые в утренней спешке, и ежедневник в кожаном переплете.
Эта дьяволица, знающая толк в мелочах, меня даже испугала: та же марка кофемашины, любимые серебристые чашки известного бренда, мягкие тапочки, ковёр с высоким ворсом у камина. Она прошлась повсюду! Спальня ожила текстилем, одежда перекочевала из сумки в гардеробную, а в кабинете появились стол и мягкое кресло для работы. И даже недурно очень получилось, так сказать, в моём стиле. Панорамное окно оживляло холод рабочего пространства, так и завлекая сесть за стол и погрузиться в рутину дел. Но не сейчас…
Времени осмотреться почти не было, поэтому, быстро приняв душ и переодевшись, я выдвинулся к Кондрашову. Благо бабушка согласилась с доводами отца, что и его карета с превеликим удовольствием довезёт её персону в нужную точку. А когда я въехал на территорию коттеджного комплекса, понял, что сильно недооценил размах торжества по-прокурорски. Кое-как нашёл место для парковки, а выйдя, заметил и мечущегося в поисках места отца. Махнул и отошёл, освобождая пространство для манёвра.
— Боже, кого я вижу! Марта Денисовна! — Кондрашов раскинул руки, сгребая старушку в свои объятия. — Где подарок? Гони подарок, бабушка Апрель.
— Я и есть твой подарок, дурень, — она громко рассмеялась, вспомнив, как Сашка в детстве называл её то ба Январь, то ба Октябрь, в зависимости от времени года. Трогательно обняла здоровяка, потрепала по щеке и оправила шёлковое платье изумрудного цвета. — Ну и где же вы, друзья-неразлучники, успели вновь спеться? Сын, предупреди правоохранительные органы, что долбаная компашка вновь в сборе. Ещё поди ловеласа-Каратикаподтянули? Или это он вас свёл?
— Да, — Кондра отмахнулся. — Пересеклись в центре. Денис искал офис, я ему помог.
Чертяка… Врёт и не краснеет! Так-так-так… Очень интересно.
— Ты что, правда решил осесть здесь? — отрепетированная улыбка мгновенно слетела с лица бабушки, она настороженно повернула голову в мою сторону.
— Прокуроры не врут, ба Апрель, — Кондрашов приобнял старушку за плечи и повёл через распахнутые ворота, ведущие на задний двор его дома.
— Ну, тогда веди нас, пока твои гости всю икру не сожрали!
Задний двор кишел вылизанными мужиками в смокингах, дамами, сверкающими бриллиантами, вызывая внутри меня бунт… А я так рассчитывал на теплое торжество, даже платок в карман бросил, вдруг скупую слезу воспоминаний придётся пустить? Но, очевидно, мелодрама откладывается.
Родителей вмиг обступили знакомые, и я хотел было воспользоваться тем, что за двадцать лет успел замылитьсяв их памяти, как моя бабуленька грозно зашипела:
— Раевский! Ещё шаг, и я прилюдно тебя выпорю!
— Есть снять портки! — вытянулся в струну и, натянув улыбку, развернулся к собравшимся.
И уже через пару минут толпа только и шепталась: Раевский… Раевский… Бля, можно подумать, я кинозвезда порнушки, а не скучный юрист-задрот. Но моя минута славы была коротка, потому что вскоре к дому подъехала очередная тачка с персонами, чьи кости ещё не были перемыты и обглоданы.
— Ничего не меняется, да? — Сашка махнул рукой вновь прибывшим. — Токсичное общество, избалованное солнцем и ласковым морем.
— Поверь, в стылом обществе Урала забавы точно такие же. Обсудить, потом осудить и шлифануть улыбочкой фальшивой. А так да, ты прав. И лица те же, и яд знакомый. Кондра, а устрой какой-нибудь званый ужин с погононосителями.
— Рай, — Кондра заржал во всю глотку. — Ты хоть мне бы свои шуточки кулуарные не рассказывал. Знаю я, как ваш брат нас не любит. Но и вы иллюзиями не обрастайте, потому что адвокатских шкур не любят ещё больше!
— Обмен любезностями состоялся. Так что с ужином? Меня интересуют начальники участков, судьи, криминалисты, шустрые опера, — прогонял в голове список нужных мне знакомств, которые просто кровь из носу в скором порядке придётся заводить. — Наши однокурсники там есть? Начнём с них?
— Ладно, будет тебе раут со звёздами на погонах. Не скучай, пойду встречать гостей дорогих…
Задний двор Кондрашова был по размеру с футбольное поле, не меньше. По периметру тянулись фруктовые сады, выступающие ещё и в роли забора от высоченных особняков соседей, а возле дома пестрели белоснежные шатры со столами, дымились мангалы, сверкали хрустальные горки фужеров с шампанским. Гости курсировали, будто сговорившись, по часовой стрелке, собирая комплименты и одаривая друг друга фальшивым дружелюбием. И я вдруг понял, что чужой здесь. Разве этого я хотел, возвращаясь в родные пенаты? Лицезретьзнакомые морды и скалиться, имитируя восторг?
— Раюша! — мне на спину вдруг кто-то прыгнул и оглушил звонким смехом. — Ты скучал?
— Верка, ты меня в могилу загонишь! — кое-как стряхнул эту засранку со спины и присвистнул… Девчонка, которую мы нянчили на семейных посиделках у Вьюников,как-то слишком выросла, а я и не заметил.
— Не раньше, чем рассчитаешься со мной за работу!
— Здорово, — смурной Костя Каратицкий, очевидно, приставленный к младшей из Вьюников, сильно был недоволен этим, потому что так и скользил взглядом по толпе, выискивая для себя жертву на сегодня. — Ну как тебе? Размах серьёзный, да? Я тут наслушался про нашего школьного дружка Кондру… Мировой мужик, говорят. И в знакомых у него только Бреда Пита нет.
— Как жаль, — пискнула Вера и стырила с подноса бокал шампанского. — Получается, не очень-то он и мировой – ваш Кондра.
— Вера, у него четверо детей, жена и профессиональный геморрой от прокурорского кресла. Имей снисходительность к госструктурам, — хохотнул Костя. — Мы тебе кого-нибудь другого подберём.
Глава 8
В свете неона фонарей алый шлейф её платья казался малиновым туманом, отравляющим мой мозг. Токсичное пятно, которого все боятся, но никто никогда не видел. Каждый мой вдох нёс смерть. Нет, не телу. А собственной выдержке.
Ада остановилась на мгновение, а потом стянула туфли и рванула вглубь персиковой рощи.
Меня разрывало надвое!
Член отбивал чечетку удачи, а вот разум орал: «Не ведись!» Ну, собственно, под этот вопль я и двинулся по её следу. Вдыхал тонкую сладость парфюма, бессмысленно считал её шаги. Пальцы сжались в кулак, чтобы хоть как-то сдержать рвущиеся наружу эмоции. Лишь бы не спугнуть. Я непременно сорву бант с этого подарка судьбы. И никто мне не помешает!
Адель ещё долго бежала, бередя розоватые лепестки цветущих деревьев. Нос щекотало сладостью цветения и приторностью молодой листвы. Шел максимально тихо, пытаясь понять, какого хера я делаю?
Как садюга тестостероновый, иду по следу, боясь моргнуть, чтобы видение не растворилось. Меня волнами отбрасывало в прошлое, где первые года полтора я жил постоянно вздрагивая. Ночка мерещилась везде: в угрюмых лицах прохожих, в очереди университетской столовки, у барной стойки задрипанного клуба. Моя Ночь была рядом, куда бы я ни шёл.
У горя всегда несколько стадий… Я начал сразу с принятия. Просто принял, что от её образа мне не убежать,и научился жить. Говорил с ней за завтраком, жаловался на идиота Тухманова, решившего, что я просто мальчик на побегушках, а по ночам желал спокойной ночи, так явственно представляя её обнаженное тело, покрытое мокрыми крошками морского песка. Слышал легкость её смеха, чувствовал тепло нежного взгляда и рычал, умирая от смертельного стояка.
Да я, как подросток, надрачивал каждую ночь, потому что это было нестерпимо! Мозг подкидывал картинки, тело помнило касания, а в ушах звенели её стоны. Это была личная шизофрения! Помешательство! Да меня наизнанку выворачивало от ужасающего ощущения одиночества. И лишь после того, как давление падало, я вновь вспоминал многолюдный вокзал и её грустный взгляд чёрных глаз:
« — Мы уедем вместе! — сжал её трясущиеся ладони, явно перебарщивая с силой. Но мне было страшно, что вновь придётся искать её! Что вновь впущу в голову мысль, что больше никогда её не увижу! — Ты слышишь?
— У меня ничего нет, — Ночь с остервенением рванула руки и стала выворачивать карманы. — Паспорт, немного денег и мольберт с красками! У меня нет дома на берегу моря, нет любящей семьи, нет знаменитой фамилии! Моя бабушка торговала домашним вином на пляже, а не сверкала на сцене балета, а отец всю жизнь пахал поля, а не носил мантию! Мне и терять нечего, Денис! Это неудобная, неприятная, но правда!
— Нечего терять? — мой голос прозвучал горном над головами суетящихся пассажиров. — Тебе нечего терять, Ночка? Кому ты врёшь? Ты думаешь, я не вижу твои заплаканные глаза? Мы уедем вместе, и срать я хотел на фамилии, балет и поля. Ясно?
— Ага… — её взгляд на миг стал ясным. Уютная темнота карих глаз вновь стала ласковой, нежной, родной. И ком в горле стал рассасываться, потому что я достучался…
— Глупенькая моя, — притянул к себе мою девочку, прижал, зарылся носом в волосы, насквозь пропахшие сладостью масляных красок. — Хочешь, мы прямо сейчас сбежим?
— Хочу, — она быстро кивала головой, все сильнее впиваясь ногтями в мою толстовку. — Ты меня никогда не бросишь?
— Я буду вечно твоим Раем…
— А я навсегда стану твоим Адом, — как-то резко выдохнула она, закинула голову назад и посмотрела в глаза.
— И я никуда тебя не отпущу… Ты моя, понимаешь? Моя! Так, стой здесь, — я обернулся, оценивая толпу у билетных касс, куда просто не пробиться с её гигантским чемоданом и мольбертом. — Куплю билеты и вернусь. Ты просто побудь здесь.
Усадил Ночку на скамейку, подтянул её вещи и купил мороженое у пробегающей мимо торговки. Врезался в толпу, мысленно прикидывая, куда же мы отправимся? Юг? Север? Или рванём на Камчатку? Адка всю жизнь мечтала увидеть гейзеры и пышущие вулканы. Я считал,сколько у меня денег, на сколько хватит накоплений, а когда вернулся… А когда вернулся, то скамья была пуста. И лишь белое растаявшее пятно от сливочного пломбира говорило о том, что это не видение…»
И вот я снова на перепутье.
Можно всю жизнь доказывать свою любовь, а можно просто сбежать.
Замедлил шаг, чтобы насладиться её прекрасным безумием. Следил за тем, как она танцует у цветущих персиков, как жалостливо завывает февральским ветром. Я нарочно разгонял внутри турбину ненависти! Пытался всколыхнуть боль, напитаться ей, насытиться, чтобы сотворить АД! Я так долго мечтал, что превращу её жизнь в пепел! Развею это лживое облако над морем, невзирая ни на что! А теперь?
Я слаб. Душа вновь рвётся на куски, а ладони печёт от желания просто обнять, забыв про двадцать лет одиночества души.
Но я слишком поздно понял, что ошибся лишь в одном… Ночка не рыдала, она сдавленно смеялась, опасно лавируя по острию истерики. И лишь когда отошла достаточно далеко, чтобы её никто не мог услышать, взорвалась хохотом. Закидывала голову, словно нарочно смеялась небу в лицо! И образ её становился ещё более притягательным.
Столько в ней было эмоций, жизни, страсти, ненависти! Эти шальные глаза, резкие движения и хриплое дыхание между возгласами. Её черные волосы взмывали в воздух и вновь ласковой пеленой скользили по плечам, путались в шелковых лентах на спине. Она расплёскивала безумие, гортанно кричала, прерываясь на истерический смех, и снова скулила от боли.
Ночка припала грудью к дереву, обхватила его руками и затряслась.
Три шага… Три стремительных шага, и я грудью впечатался в неё. Понимал, что делаю больно! Но ничего не мог с собой поделать.
Глава 9
— Вот это я поспал, так поспал, — охнул, толкая дверь своего нового офиса. В одной руке была сумка с рабочим компьютером, а в другой – картонная хрень с кофе из соседней кофейни.
При моём появлении работа встала, но лишь на мгновение, вскоре толпы сотрудников вновь бросились жужжать своими агрегатами, собирая мебель, навешивая деревянные жалюзи на панорамные окна, и устанавливать двери в помещениях, подразумевающих уединённость по генплану здания. Мда-а-а-а, работа кипела не по-детски…
Опешил я, ещё паркуясь у входа, когда с ужасом наблюдал, как трое отважных парней устанавливали неоновую вывеску «Титанида-груп» над входом. Следил за тем, как они бесстрашно висели на специальных ремнях, прикидывая, сколько можно будет срубить с их фирмы, потому что нарушений в области охраны труда и техники безопасности на производстве уйма.
Но на этом сюрпризы не закончились, войдя в помещение, я обомлел от творящегося хаоса, во главе которого расхаживала деловая Верка. В пучке её шоколадных волос торчало три цветных карандаша, и в зависимости от ситуации она доставала их, делая быстрые пометки в ежедневнике.
— Раюша! — она всплеснула руками и бросилась на меня, разбрасывая молнии негодования. — Полработы не показывают!
— Вьюша, — я сжал её за запястье, ловко крутанул, чтобы уже не смогла размахивать своими маленькими кулачками, и прижал к себе спиной. — Охренеть! Это жеуже самый настоящий офис! Хоть сейчас заряжай рекламу и гони слух про самого крутого юриста, снизошедшего до этих бренных земель.
Офис практически был готов. Стеклянные перегородки грозились поставить в лучшем случае через пару месяцев, но Верка нашла выход – просто зонировала пространство огромными прямоугольными уличными вазонами с пышными фикусами. Они живой изгородью закрывали рабочие столы будущих сотрудников, создавая уединённое уютное пространство. Прекрасно…
— А может, ну их на хер – эти стекляшки? А? Смотри, как круто получилось? Юристы — тонкие натуры. А тут и зелень, и природа, а белым шумом я им пение птиц включу. Пущай медитируют, мне не жалко.
— Признаться, я уже об этом думала, — Вера достала синий карандаш из пучка и стала что-то зачёркивать в записной книжке. — Но буфетную зону я всё же отделила бы, а то твои гении начнут разогревать голубцы, и всё, весь офис будет вонять чесноком. А оно нам не надо.
— Согласен, — у дальней стены уже устанавливали кухонную зону, встраивали технику и монтировали паря́щую барную стойку. — Я надеюсь, что бюджет не загонит меня в дурку, а, Вьюша?
— Ты не поверишь! — ахнула егоза и стала тыкать пальцами. — Эти кашпо я выкупила у ресторана, готовящегося к ремонту. Кухонный гарнитур вообще на халяву достался, потому что наш друг Каратик – не петушара, чтобы иметь кухню белого цвета.
— Так и сказал? — я заржал, представляя, как туго пришлось Верке с этим эстетом по понятиям.
— Ага! — она крутанулась и махнула грузчикам, вносящим несколько небольших белых диванов. — Ну? Сказать, кто спонсор этих предметов интерьера?
— Не надо. И другим не говори. Итак? Что с моим кабинетом?
— А он готов, Денис Саныч, — Вера толкнула меня в небольшой коридорчик, откуда шли двери и в паркинг, и в личный санузел. — Вуаля!
— Я лично позвоню дяде Диме и подтвержу, что с такой прытью тебе точно не место в Меде.
— Вот-вот! Позвони! А то он нос морщит до сих пор и трубку через раз берёт! — Верка надула губы и рухнула на замшевый диван песочного цвета.
Этот кабинет был даже лучше, чем в центральном офисе. Окна выходили на внутреннюю часть двора, отчего солнце было не палящим, а ласковым и тёплым, как топлёное масло. По периметру стояли высокие книжные стеллажи, в центре – стол п-образной формы, за закутком на комоде – кофемашина и сейф. А в смежной крохотной комнате – личный санузел и шкаф, где уже висело несколько костюмов в портпледах и стояла обувь в пластиковых боксах.
— Бля… Вера, ты меня сильно пугаешь!
— Я просто очень внимательная, Раюша, — она подскочила и стала варить нам кофе, а это значит, что есть тема для разговора. — Внимательная настолько, что не могу перестать думать вот о чём… Адель Ночкина… Раевский Денис… Не это ли те самые Ад и Рай?
— А тебе про Варвару поговорку рассказывали? — я сдернул плёнку с нового ортопедического кресла и стал выдвигать ящики стола, адски шипя, когда обнаружил и полный набор канцелярских принадлежностей, и файлы с папками, и даже принтер, спрятанный в нижний ящик, чтобы не портить простоту и изящество современного интерьера.
— А можешь не отвечать, Раюша. Я и так всё поняла, — хмыкнула она и поставила передо мной чашку. — Странно, что Ляшко этот ничего не понял. Но приложил ты его знатно: «Это Георгий Леонидович Ляшко, занимается всем понемногу и вроде ничем сразу…», — стала передразнивать меня Вера, звонко хохоча.
— Давай-давай… Расчехляйся. Что нарыла? — ровно насколько знала меня Верка, настолько же знал её и я. Она с детства была девочкой пытливой, любопытной и слишком сообразительной.
— Ой, а что это ты так плохо обо мне думаешь? — Она попыталась надуть губу, чтобы показать обиду, но желание поделиться сплетнями было сильнее, поэтому она села на край стола и стала помогать мне раскладывать по ящикам документы. — Сорок семь, семьи нет, занимается хер знаетчем, но в друзьях полстраны. Тут поможет, там зачешется, тут приболтает. Папа знаешь как таких называет?
— Знаю, но вслух не скажу, — улыбнулся, старательно отворачиваясь.
— Зато я скажу, Хуепутало с отполированным языком. Так вот, Ляшко из таких. Он, кстати, местный. Сын дипломата, только его отец получил какую-то должность и забрал всю семью в столицу еще в лохматых восьмидесятых. Скорее всего, Ляшко этот начинал на базе знакомств отца, а там научился вылизывать задницы до блеска и стал наращивать масштабы. Возвращался он сюда постепенно, когда в регион хлынули бабки перед олимпиадой. Приезжал набегами, а год назад совсем осел. Никто даже не смог сказать, чем он занимается, потому что не знают. Он светит своей физиономией на всех мероприятиях, блистает и светится, будто пуп земли. А на самом деле…
Глава 10
— Еду с тобой, и точка! — Вера, как ниндзя, вытянула из пучка карандаши, и волосы рассыпались шоколадными волнами по плечам. — Бабушку твою я так и не успела очаровать, она весь вечер блистала то в одной компании, то в другой. Но зато про Муратову Лизоньку наслышанавдоволь! Ох! Какой бы парой они были… Ох, они же созданы друг для друга! И умница, и красавица, и из семьи достойной. Вот скажи, она, что, прям вся такая идеальная? Или твоя бабушка в неё влюблена только потому, что Муратова – бывшая балерина?
Вьюша закатила глаза и стала со скоростью света приводить себя в порядок, крутясь перед ростовым зеркалом в дубовой раме. Она одернула свободную рубашку, заправленную в драные в пикантных местах джинсы, скинула удобные балетки и выудила из-под дивана босоножки цвета горчащего французского бордо на высоченной шпильке.
— Гостевой у тебя нет, поэтому не ворчи, придётся перекантоваться у тебя в кабинете, — Веруня ещё раз взбила волосы, мазнула ягодным блеском по губам, натянула очки и затопала, предвкушая смену обстановки.
Молодость… Чтобы быть красивым, достаточно просто проснуться и расчесаться, последний пункт, кстати, вовсе не обязателен.
Перед выходом этот строгий прораб накрутил хвосты всем, наказал, что вечером лично всё проверит, и если ей не понравится, то денег никто не получит. Моя девочка…
— Вер, тебе бы в юридический. Серьезно говорю! — открыл для дамы дверь машины и помог сесть.
— Нет, спасибочки, — она рассмеялась, ползая взглядом по салону в поисках компромата. — Я уже зачислена в архитектурный. Кстати, буду учиться здесь.
— Решила?
— Да, — она с твердостью качнула головой. — Сняла квартиру с видом на море, прощупала общество, вкусила свежесть бриза. Это ж наркотик чистой воды. Вроде работаешь, а все в кайф. По вечерам бегаю по набережной, по утрам сижу в кофейне и смотрю на ленивых туристов, ведущих своих сонных отпрысков на море для получения обязательной дозы витамина Д.
— Ну и от родителей подальше, да?
— Ой, какой проницательный и любопытный… Цены тебе нет, Раюша! Лучше расскажи про Адель, — Вера развернулась в кресле и вперилась в меня пристальным взглядом.
— Ты не обольщайся, Вер. Это не та красивая история любви, где в итоге все сдохнут в один день. Просто отбрось иллюзии, потому что потом горько будет. Я понимаю, ты очарована ей, и есть чем, но просто выдохни, бобёр.Прошло двадцать лет, а такое реанимации не подлежит. Клиент мёртв, как бы ты ни делал ему искусственное дыхание.
— Иногда лучше строить новое, чем спасать, — Вьюник в очередной раз поразила меня четкостью мыслей, что несвойственно молодости. Там же все взрывается, горит, пылает и мельтешит обрывками здравого смысла! А у Верки все по полочкам. И конфликт с родителями она держит под контролем, не позволяя себе хлопнуть дверью в угоду бушующим гормонам, и тяга к работе у неё неуёмная какая-то, в отличие от типичных дочерей богатых папок. Но скорее всего, она тоже не прочь просто валяться на пляже, прикидываясь тюленем. Но таких дочурок папки быстро за шкирку хватают и отправляют под венец с теми, кого выберут сами, страшась полагаться на выбор деточки.
—Что делать будем дальше? План есть?
— Ты будешь работать и устраиваться в городе, и не станешь мыть морской песок у себя под пяточками, упасть можно. А с меня шкуру потом сдерут, Вер.
— Но ты же поддержишь?
— Вьюша, а вот скажи, каким макаром ты умудрилась столько инфы достать? Ты ж в городе новенькая!
— Говорить надо с людьми, Раюша. Говорить! Ну а ещё хвалить, безмерно льстить и комплиментами засыпать.
—Какая же ты коварная!
— Ну а если серьёзно? Кто такой Горький, и как узнать, что случилось с картинами? А ещё меня волнует вопрос, почему Ночка с ним тусуется? Ну, ведь не пара! Это как единорог и поросенок из лужи дерьма! — Вера вспыхивала, махала руками. И даже казалось, при любом удобном случае она все выскажет Аде свои претензии в лицо.
— Вер, когда нужно узнать что-то о человеке, то достаточно просто стукнуться к его врагу. И тогда при правильно выстроенной стратегии ты будешь знать, на каком боку он предпочитает спать в квартире своей пятой по счёту любовницы.
— Ну и кто у нас враг? — договорить Верка не успела, потому что нас наглым образом подрезали справа. Чёрный тонированный мерин опасно вильнул, проносясь от моего крыла всего в сантиметре. Вера не успела договорить, а я не успел среагировать вовремя, чем и воспользовалась мелкая. Она открыла окно и буквально всем корпусом вывалилась наружу, размахивая кулаками. — Ты чё там, в шары долбишься? Открой окно! Открой!
— Вера, бля! Мы не у себя дома, где и тебя, и меня каждая дворовая псина знает, — зашипел я, схватил её за пояс джинсов и силой затянул в салон. — Тебе кондёроммозги выдуло, что ли?
Мерин сбавил скорость и встал в соседнем ряду так, что машины шли тютелька в тютельку. Из-за плотной тонировки водителя не было видно, но даже дурак понял бы, что мы попали в фокус его внимания. Окно, естественно, никто не собирался опускать, но вот нервы уже осознавшей всю глупость своего поступка девчонке помотать всё же было решено.
Но, очевидно, не только ей… Спустя пару минут нас просто окружили. Взяли в квадрат из чёрных геликов.
— Ну охуеть теперь… Всего третьи сутки в городе! — я нервно дернул её, прижимая к сиденью, и чуть нагнулся, чтобы обиженный водитель смог увидеть меня. Рукой махнул в сторону и врубил правый поворотник, поджимая его съехать с трассы. — Всё, Верка. Суши носки, коси изюм.
— Денис! — она закрыла ладонями рот, но слишкомпоздно. Мерин вильнул и лениво прижался к обочине. А вот гелики не рассредоточились, пока я не притормозил прямо за ним, и только после этого выстроились кортежем, очевидно, готовые в любой момент встать на защиту обиженки. — Не ходи к нему! Он же больной! Видно же!
— В смысле – не ходи? — я закурил и на всякий случай нажал вызов Кондрашова. Пусть слушает на той стороне, может, если что, Верку спасти успеет. Хотя… Вот я поржу, если из тачки вывалится лысый колобок с пузом, а я уже главного прокурора, наверняка мающегося с похмелья, разбудил. Толкнул дверь почти одновременно с движением двери мерина. И замер…
Глава 11
Верка после встречи с Мятежным вдруг поймала молчанку. Смотрела в линию горизонта, сливающуюся с темным краем моря, кусала губы и так забавно водила бровями, будто о чем-то напряженно думала. Нет, ей не думать было несвойственно, а то усердие и унылость, что тенью накрыли её прелестное личико. Вот это было очень странно. Даже немного испугался этой её нелепой отрешенности, особенно когда она вяло осмотрела жилой комплекс «Шхуна», куда мы въехали, чтобы забрать Муратову.
Последняя вышла, когда я давал указания Вареникову, уже мчащему на такси из аэропорта в сторону офиса. Он прилетел по первому свисту, даже не стал торговаться по оплате и выклянчивать квартиру с видом на море. Чудеса… Дикое рвение к работе, ну, или типичная возможность сбежать от семьи. Наивный, можно подумать, ему тут время отдохнуть дадут. Мне уже второй день телефон обрывают потенциальные клиенты, прознавшие, что в городе открывается филиал «Титаниды».
— Все, Вареник, дергай волосы назад… Подъеду после обеда, если выживу.
Горько выдохнул, наблюдая, как в нашу сторону вышагивает Лизонька, как называет её моё семейство. А среди одноклассников её больше знают, как Лизка-подлизка. Сначала потому что она отчаянно пыталась дружить со всеми, слывя самым добрым и отзывчивым человечком, ну а в старших классах к этому всему прибавилась её неуёмная тяга к поцелуям. Она перелизала всю школу на дискотеках, и к одиннадцатому классу из нецелованных остались только беззубый трудовик Михалыч и обэжэшник Фёдор Семёныч, от которого несло водярой за три версты. А вот от физрука не разило, да и зубы были на месте, поэтому она умудрилась засосать и его при весьма таинственных обстоятельствах.
Лиза порхала по брусчатой дорожке, чуть ли не подпрыгивая от радости. Её лимонное платье, спадающее с одного плеча, даже не пыталось скрыть достоинства её фигуры, коварно очерчивая тонкой тканью слишком резкую для натуральной груди линию. Её бидоны зазывно покачивались от малейшего движения, коих она делала нарочно много, а ведь я ещё помнил два прыщика, стянутых корсетом, чтобы со сцены казаться ещё тоньше и невесомей.
— Здрасьте, — вдруг ожила Верка и открыла окно, чуть высовываясь наружу. — Свободные билеты только на задний ряд. Брать будете? — Лиза явно не ожидала компании, оттого и морду скосила старым пуантом с битым стеклом. — Нет? Раюша, поехали, она пешком постоит…
— Вера, угомонись, — крякнул я и перегнулся назад, чтобы открыть для бывшей однокласснице дверь. — Привет, Лизонька.
— Она своими сиськами весь салон угваздает, — зевнув, ответила Вера, настраивая солнцезащитный козырёк с зеркалом так, чтобы видеть нашу вынужденную попутчицу. Можно подумать, я в восторге от всего этого.
— Денис! — Лиза буквально впорхнула в салон и тут же утянула меня в душные объятия с приторным ароматом горького апельсина. В носу засвербело, горло стало драть удушьем, и я поспешил поскорее отодвинуться, дабы не быть убиенным ни её руками, ни ядрёным ароматом. — Боже! Какой красавец! Ты посмотри… Раевский, давай делись, что принимаешь, что колешь, чтобы свежим таким быть? Скоро сорок, а он как огурчик…
— Я просто у бабушки в труппе не пляшу, — заржал я, ради приличия осматривая её.
Только зачем?
И так все видно… Приоткрытые губы, язык, что как сломанные дворники скользит по ровному ряду зубов, проверяя, не отпечаталась ли алая помада, разведённые колени, чтобы блеснуть кружевом белья. Все напоказ… Только ценника не хватает. Но такие компенсируют прямолинейностью, проговаривая его вслух сразу после первого траха в номере ближайшего мотеля. Какая прелесть… Баба для ленивого: ни загадки, ни азарта… нихера.
— Я обожаю твои шутки! — Лиза повернулась в сторону Верки и пропустила эмоцию разочарования.
— Знакомьтесь, это Вера Вьюник, сестра моего лучшего друга. Присматриваю за ней, а то она у нас дикая, — прыснул я и ткнул Верку в бок. — Всё, едем. А то нас сожгут на костре и подадут к гарниру из овощей.
— Помолчи лучше и останови вон там, — Вера нарочно проигнорировала Лизу, а когда я притормозил у небольшого торгового центра, выскочила на улицу. — Только посмей меня тут бросить!
— Я, Вер, теперь без тебя, как без помойного ведра… — заржал, внимательно следя за тем, как она ловко лавирует среди толпы туристов, бредущих к набережной. Я вовремя успел ответить на входящий вызов, перебив Лизку, уже решившую воспользоваться моментом, чтобы поговорить по душам.
Решать вопросы на расстоянии оказалось проще простого. Ты просто орешь на всех и говоришь одну и ту же фразу: «Отчет на почту!! И я так сказал!». Вот и всё…
— А вот и я, — Вера бросила в ноги внушительных размеров коробку, а на консоль поставила два кофе. — Тебе американо со льдом, мне чай, а вам, к сожалению, я не знала, что брать. Поэтому не стала…
Сучка какая! Прикусил кончик языка, чтобы не рассмеяться. Пусть лучше жалится, чем уныло смотрит вдаль.
Доехали мы быстро, буквально свернули пару раз и уткнулись в парковку ресторана «Жена моряка», тянущегося длинной лентой над скалистым берегом моря. Верка засуетилась, потроша коробку, а Лиза, громко фыркнув,направилась в сторону ресторана, завидев бабушку, сидящую за крайним столиком.
Моя Ба бросалась в глаза своей элегантностью за сотни метров. Прямая осанка плавные движения рук, и такой гордый профиль, что даже официанты проходили мимо, чуть согнувшись в полупоклоне. Белоснежный костюм изо льна, туфли на небольшом каблучке, шелковый шарфик цвета морской волны и малюсенькая шляпка в тон, скорее подчеркивающая элегантность укладки, чем оттягивающая внимание. Эта женщина просто априори не могла не быть центром всеобщего внимания. Пуп Земли, не иначе…
— Ты что задумала, Вер? Тротил? Коктейль Молотова? Колись, что в коробке?
— Я буду очаровывать бабушку, пока ещё есть шанс избежать твоей женитьбы на Лизоньке, — она сморщила нос и принялась так реалистично изображать рвотные позывы. — Задницу твою спасаю, а то чую, что ещё пара дней, и в твоём паспорте появится одна отвратительно-грязная страничка с уродливым штампом.
Глава 12
— Что ты улыбаешься? — я с любопытством посмотрел на Верку.
— А Ба у тебя, конечно, та ещё актриса, — Мелкая прыснула смехом и согнулась пополам. — Надо перенять несколько приёмчиков. Это медленное закатывание глаз, дрожащие губы и тремор мизинца. В скорой она перепутала, где находится сердце, и всё время тыкала в правый бок. А когда её поправили, то снова притворилась обморочной.
— Может, у неё эта… Как её…
— Транспозиция внутренних органов, — Вера поёжилась от воспоминаний адских медицинских терминов. Мы сидели в коридоре, куда нас выгнала бабушка, когда пришел третий по счету врач, пытающийся поставить нормальный, по её мнению, диагноз. Сплошные бездари, шарлатаны и двоечники, место которым в морге. Она вопила, брыкалась и грозилась на уши поставить всю больницу, пока сам главврач Исаак Георгиевич Абрамзон не пришел на консилиум.
— Точно…
— Денис! — в коридоре, на ходу надевая бахилы, показались родители. Мама стирала тревожные слёзы и оборачивалась на совершенно спокойного отца. — Что случилось? Саша! Немедленно иди к главврачу, может, ей перевод нужен? Помнишь, Коростылевы говорили про клинику Герасименко в Москве? Не стой! Умоляю…
— Мам, успокойся, — я встал, уступая ей место на кушетке. Скрутил пробку с бутылки воды и вложил в трясущиеся руки. — Сейчас сама окажешься в соседней палате с настоящим приступом.
— Пьеса? — тихо спросил отец, как никто знающий способности своей матери.
— Хуже…
— В двух актах? — он закатил глаза. — Что, даже траур на лице рисовать?
— Рисуйте сразу два! — рассмеялась Вера, прекрасно слышавшая наш разговор. Не понимала ничего только мама, всерьез перепугавшаяся за свекровь. — Меня Вера зовут, я сестра Вадима.
— Ой, Верочка, — мама растерялась и похлопала по плечу мелкую. — Прости наше невежество. Очень приятно познакомиться.
Дверь в палату, естественно, самую лучшую в клинике, открылась, откуда вылетел красный как рак Абрамзон. Он отмахнулся и быстрым шагом засеменил в сторону своего кабинета.
— Не выпишу, даже не просите! — рыкнул он, чуть оборачиваясь. — Затыкаю капельницами и изведу анализами. Вокруг этой симулянтки полбольницы прыгает!
— Гребаный экибастуз, — выдал папа.
— Саша! — вспыхнула мама и впорхнула в палату.
— Так довести может только мама. Ну? Что случилось?
— Так, ладно, — Вера всплеснула руками и засобиралась. — Мне пора. Ещё в пару мест надо. Приятно было познакомиться.
— Пока, Вер, — привычным жестом дёрнул за волосы и махнул рукой.
— Раюша, не забудь, что вечером прилетает Гора, я забронировала столик в ресторане. Чур, бабушку взять, а то вы скучные…
Вера убежала, рассыпая лёгкий смех по коридору.
Мы с отцом вошли в палату, где разворачивалась трагедь. Бабушка стонала, прижимала руку к груди и извивалась, будто змея.
— Ну? Домой, или будешь терпеть капельницы? — отец взял с тумбы оставленные врачом бумаги и стал вчитываться. И по мере прочтения лицо его становилось красным, как у Абрамзона.
— Вы хотите, чтобы я умерла! Этого добиваетесь, да?
— Мам, ну что ты говоришь? Саша, уймись, видишь,ты её нервируешь? Денис, а ты сядь, не мельтеши.
— Что ты на меня волком смотришь? Можно подумать, это я наговорила кучу гадостей. Рассказать родителям? Рассказать? — пыхтела старушка, так и норовя швырнуть в меня чем-то. — Саша! Твой сын дерзок, груб и аморален! Такое сказать про Лизоньку!
— Мам, — отец закатил глаза, поняв, из-за чего сыр-бор. — Все в городе знают, что Муратова твоя – знатная прошмандэ. Даже её семья уже смирилась, преподнося ветреность дочери как изюминку и пытливость молодой души. Одна ты ей корону полируешь.
— Что? — бабушка побледнела и рухнула на ворох подушек, практически утопая в них. — Что ты сказал?
— Марта Денисовна, ну это же мужчины. Им свойственны бескомпромиссность и резкость суждений. Ну танцевала девочка в стриптизе, так это её дело, — мама,сама того не понимая, дорывала начатую мной могилу. — Да и при чем тут Муратова?
— А Ба меня решила женить на ней, — я сел, достал сигарету и стал крутить её в пальцах, пытаясь сосредоточиться. — Говорит, что это самая приличная партия. Что думаешь, мамочка? Сладите? А мне костюм какой на торжество подобрать? Намасленного Тарзана в кожаной портупее, или просто писюн леопардовой шкуркой прикрыть?
Родители молчали, постепенно понимая суть произошедшего. Они просто отвыкли… За двадцать лет моего отсутствия бабушке Марте некого было воспитывать. Отец пропадал на работе, а у мамы был врождённый иммунитет к её театральным постановкам, наверное, поэтому той и не удалось их развести, когда папа привёл маму знакомить с семьёй. Родители одновременно опустили глаза в пол, даже не пытаясь влезать в наш разговор.
Нет, загонять Ба в больничку в планах не было, это был её осознанный выбор. Мне было её даже жалко. Она сейчас выглядела как избалованный ребёнок, которому вдруг сказали «нет». И отказов она не воспринимала, собственно, как и критику. Если уж кто и обладал категоричностью мышления, бескомпромиссностью и дурным нравом, так это она.
Я был чист, потому что не приукрасил ни одного слова. Все знали и про Лизку, и про её вертеля с режиссером, и про грандиозный скандал, после которого того уволили, потому что его супруга была дочерью худрука театра. А Лиза сделала аборт и быстро нашла замену неудачнику.
И только моя Ба свято верила в её чистоту и невинность.
Но какое мне дело до Муратовой? Мама права, это её выбор, как прожигать жизнь.
Но то, с каким отвращением бабушка смотрела на Адель, меня просто поразило. Да, у Муратовой была хорошая семья, все дети нашли тёплые местечки, продолжая прославлять фамилию, лишь Лизка-подлизка оказалась отбитой на голову. Но что за упорство? Откуда эта твердолобость и нежелание понять, что люди имеют право распоряжаться своей жизнью так, как считают нужным? Чем Ада, выросшая в старом бараке среди любящих сестёр, была хуже прынцессы у пилона? Чем? Старушка никогда не показывала своих эмоций, она даже гневалась интеллигентно, но то, что случилось с ней в ресторане — нонсенс.
Глава 13
Над головами посетителей будто рой пчел завис. В ресторане было так много людей, что их монотонное бурчание сливалось в грозовую тучу, готовую рвануть в любой момент.
— Так ты спроси у неё! — Гора был ошеломлен моим рассказом. Он переводил изумленный взгляд с Каратика, знавшего мою Ба с детства, на Верку, познакомившуюся с ней совсем недавно. Друзья кивали головами, подтверждая каждое сказанное мною слово, чем вводили его в еще больший ступор.
Мы с моими верными друзьями Гориславом Горозией, Вадиком Вьюником и Костей Каратицким прошли многое. Поднимались медленно, поддерживая друг друга на ухабах жизни. Но это было далеко от дома, там вроде и жизнь была другая, и об «изюме» сложных семейных взаимоотношений распространяться не хотелось. Поэтому Гора сейчас и хмыкал так загадочно, пытаясь переварить полученную информацию о причине моего побега из родного города.
— Гор, ты такой наивный, мля, — я закатил глаза и закурил, радуясь, что Вера забронировала столик на террасе. — Скажи, друг мой Горозия, а ты много на лапу даешь? Чтобы отделаться от придурков, чтобы ускорить процесс и обмануть машину бюрократии, которую запустили уже давно. Вот какой процент отката ты вынужден закладывать в бюджет?
— Пошёл ты! — рыкнул Гора, скосившись от фантомной боли. Это было больной точкой для Горозии, слишком остро он реагировал на продажных, и не только в бизнесе, людей, потому что на своей шкуре испытал это гадкое человеческое качество.
— Вооот… Ты-то уже должен был понять, что люди рождены, чтобы врать! Вер, а скажи, ты в МЕД пошла, чтобы отцу насолить? Ведь папочка так хотел, чтобы его прыткая доча стала матерой адвокатессой-сукой, отобравшей весь список моих клиентов, — с каждым словом Мелкая наливалось румянцем, сжимала губы и пыталась спалить взглядом.
— Ты не с той ноги встал, что ли? — окрысилась Вера и со всей дури пнула меня под столом. — На своих же бросаешься.
— Меня не трожь! — предупреждающе зашипел Каратик, когда я повернул голову в его сторону. — Во мне сложнее найти что-то хорошее в горе компромата, поэтому на хер иди.
— Не, Кость, если раздавать, то всем. А ты врёшь, что не хочешь подвинуть отца на его месте мэра. И моську корчишь, будто тебя силой сюда притащили. Пиздишь, Каратик. Так что все врут. И Ада врёт, потому что тешит свое эго, когда я таскаюсь за ней по пятам. И бабка врёт, потому что обиженному старческому сердечку так приятно, когда непутевый внучок вопросы задаёт и кутает вниманием, по которому так тосковала театралка. И у кого спрашивать? У той, что наслаждается местью? Или у той, что готова сыграть инфаркт, лишь бы отвести от себя подозрения?
— А ты? — Вера подкидывала маслины вверх и ловила их ртом, звонко щелкая челюстью. — Тогда и ты врёшь. Только в чем?
— Ой, Верусик, не видать тебе мужика нормального, — заржал я, а следом и друзья подтянулись. — Хер кто вывезет такую занозу, как ты. От твоих вопросов порой вздёрнуться хочется!
— Так точны́?
— Так унизительно точны́. И я вру… — затянулся, откидывая голову на подголовник ротангового кресла, и с силой выплюнул облако дыма в чёрное небо.
Конечно, вру.
И себе вру, что правда нужна, и друзьям вру. Хотя прекрасно понимаю, что мне просто нужна моя Ада. Столько лет прошло, а сердце до сих пор ноет, сочится кровью и ядом тоски. Это чувство становится монотонной тупой болью, с которой ты учишься уживаться. Просыпаешься по утрам, заставляешь себя работать, встречаешься с другой женщиной, ведешь её в ЗАГс, хотя на подкорках зудит лишь одна мысль: не назвать супругу чужим именем.
— Раюш, ну, с женщинами мы разобрались. Им только очная ставка поможет, либо пытливый нос Кондрашова вашего. Ну а с тобой-то что? — Вера бросила оливку в мартини и стала бултыхать ей, создавая воронку в фужере. — Врешь, что любишь? Или врешь, что забыл?
— Вер, я просто вру… — точно заноза… Я осмотрел Мелкую, оценив степень её актёрского мастерства, с которым она пыталась скрыть любопытство. И ведь не в бровь, а в глаз…
Дальнейшую нить разговора я потерял окончательно, потому что периферийным зрением заметил оживление в основном зале.
— Ебучий случай… — выдохнул, ощущая, как все мышцы тела стягиваются диким спазмом.
В дальнем углу в окружении толпы прессы стояла мояНочка рядом с педрилой-мучеником Ляшко. Они позировали фотографам на фоне небольшой картины, спрятанной за красивой резной витриной. Я даже привстал, пытаясь рассмотреть её, но видел лишь большие малиновые мазки на фоне чёрного звёздного неба.
— Она подарила им картину! — взвизгнула Вера и стала быстро топать каблучками от ярости.
— Зачем? — я откинулся на спинку поудобнее, чтобы наблюдать этот спектакль.
Ляшко выхаживал павлином, жестикулировал руками, то и дело указывая на экспонат, будто собственными руками написал её. А вот Ночь была темна и безэмоциональна… Она дежурно улыбалась репортерам, то и дело косясь в сторону выхода. Блядь… Да что здесь происходит? Почему мне она готова яйца в глотку запихнуть, а с ним – робкая лань?
— Да он же её шантажирует, — осенило Каратика. Он даже подобрался и стал так странно щуриться, будто по губам пытался читать. — А чей это ресторан?
— Клименко, кажется, — Вера дула от обиды губы и старалась не смотреть туда.
— Первый раз слышу…
— Это сын Горького, — буркнул Каратик, смотря на меня в упор. — Давай Кондру напряжем? Да, многое произошло, Рай, но она наша подруга! Может, ей помощь нужна? Ну, ведь странное творится. И это ограбление, и галерея, где нет ни одной её работы, а тут БАХ… И картина в забегаловке. Лучше бы уж мне её подарила.
— Мне! — Вера фыркнула, и глаза её засверкали злобой и негодованием. — Рай, может, хватит адвоката из себя строить? Правда ему нужна, видите ли! Да она всем нужна, только никто её не получает! Мужики врут бабам, бабы – мужикам, дети – родителям, родители – детям. Усё! Фенита. Порочный круг замкнулся, успокаивайся и выясни,что там происходит!