Он, она, секс и...

Пролог. Знакомство по объявлению

Он, она, секс и …

или Чего хотят мужчины и женщины

Пролог. Знакомство по объявлению.

«Виртуальное знакомство

всегда опасно —

ждешь принца на коне,

а приезжает гном на самокате».

Шутка из ВК

В полумраке среди бликов двух десятков свечей плывут прозрачные покрывала вслед за гибкими руками, колышутся складки ткани на бедрах, дрожат мелкими волнами на ягодицах. Под летящим краем кисеи дразняще движутся босые изящные ступни — носок, пятка, носок, пятка. Тонкая щиколотка, мелькнувший между полотнами мягкий изгиб колена, очерченный тканью… Дрожат, скользят под прозрачным покрывалом плечи, груди, оставляют на ткани росчерки напряженные соски. Призывная улыбка на губах, влажным перламутром поблескивают зубы. Полуприкрытые глаза мечут взгляды из-под ресниц. Рассыпаются как бусины с оборванной нити резкие синкопы ритма, в такт им «удары» бедра, направленного на него, отдаются прямо в солнечном сплетении, рассылая острые стрелы почти болезненного желания в пах, в центр груди.

Звенят сагаты... Звенят сагаты... Звенят сагаты... Звенят сагаты... Звенят сагаты...

Черт!!! Будильник! Ром ошалело открыл глаза. Приснится же. Сбросил звонок будильника на телефоне. Шумно выдохнул, окончательно просыпаясь. Резво скинул одеяло.

Аа-рх. Одеяло наждаком прошлось по головке члена – утренний стояк. Нет, не так. Железный стояк, который преодолел резинку боксеров. Спать надо, а не сны смотреть. Ага, или нормально сбрасывать напряжение с реальной женщиной.

Под прохладными струями душа хватило двух быстрых движений рукой, чтобы получить разрядку. Такое себе. Стояк перестал быть железным, но не опал. Ну да. Остался привкус сна: почти реальные ощущения, видение светлой гладкой кожи бедер, розовых ореол сосков под прозрачной тканью. Уфф... Ведь чуть не кончил во сне.

Заработался. Месяц бабу в руках не держал. Давно пора поискать «птичку-рыбку-киску-зайку» – хоть с кем-нибудь на раз перепихнуться. В клуб, в бар? Только где на это время взять?

В общем баобаб, ебибаб, бабубы. Трам-пам-пам.

***

Маргарите тридцать два. Еще совсем недавно было ощущение вечных шестнадцати лет, а теперь пропало. Чувствует себя заезженной клячей. Она – одинокая мать троих детей, убитая неудачница, и просвета не видно.

Почему неудачница? Да потому, что только сейчас, когда подрос младший, Мара – как зовут ее в семье, и как воспринимала себя сама – задалась вопросом: а чего, собственно, она хочет в этой жизни? Раньше (это сразу после школы) аксиомой была мысль, вдолбленная родителями – институт, замуж и дети. Собственно, институт – ярмарка женихов. Ни слова о карьере и самореализации.

Даже когда у нее случился бунт, и она развелась с первым мужем (хорошо, что детей не нажили), Мара вместо того чтобы переосмыслить жизненные ориентиры, пустилась во все тяжкие (вечеринки, травка, случайные ни о чем романы). И по глупости залетела. Послушалась идиота: ты такая сладкая… с другими только в презервативе… Да и не особо он ее спрашивал. А она была не в том состоянии, чтобы здраво рассуждать. И сразу же оказалась снова замужем. И можно подумать, она кого-то приперла пузом к стенке. Нет!

Случайный осеменитель тут же под локоток отволок Маргариту в ЗАГС. Конечно, не совсем случайный, они встречались некоторое время, но, как говорится, секс не повод для знакомства, так и она считала, что их короткие отношения – не повод для брака...

Как выяснилось, Мара в состоянии беременности как будто оказывалась в стеклянной банке, обложенная ватой: почти ничего не слышала, уйдя в себя, а событиями за стеклом интересовалась мало. Так что она почти не сопротивлялась. В ЗАГС – так в ЗАГС. Нельзя же считать сопротивлением вялый вопрос: «А может, не надо?»

И три беременности с небольшим интервалом и маленькие дети (сначала дочь, потом сыновья), выходу из каталептического состояния никак не способствовали.

Если бы не внезапная болезнь, которая положила конец ее репродуктивным подвигам, возможно, ничего бы и не изменилось. Наверняка муж уговорил бы её вернуться, но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Как развелась, так и не вернулась.

Ага. Зато теперь она совершенно самостоятельная и профессионально ориентированная. Хорошо, что все же получила образование по любимому делу. Только теперь ей нужно растить и обеспечивать деток, троих, так что ориентиры поменялись, а жизнь проще не стала. Кому сделала лучше, не очень понятно, правда, возвращаться к исходной ситуации ни за что не стала бы.

Ночь за окном. Дети вымыты, усыплены сказками, поцелованы, спят. Мара сидит и устало пялится в монитор компьютера, шерстит почту, удаляет письма с ненужной рассылкой, потому что отписываться сил и времени нет.

Обнаружив письмо от сайта знакомств, перешла по ссылке и по инерции заполнила анкету:

«Не красавица, но по утрам я выгляжу лучше, чем вечером. Другими словами, если когда-нибудь проснетесь рядом со мной, Вы не испытаете шока. Большая просьба, во время первого свидания не лезть под юбку. И вообще, я очень романтична».

Глава 1. Первая встреча

«Общение со мной

первый месяц знакомства

чем-то напоминает попытки

выманить барсука из его норы».

Шутка из Инета.

Они встретились на закате. Весеннее солнце еще не скрылось, но было уже не так жарко, как днем.

Он сидел, лениво развалившись в симпатичном кованом креслице, вытянув длинные ноги к такому же симпатичному кованому заборчику, что ограждал веранду кафе. Так же лениво смотрел на нее.

Познакомились.

Роман – Маргарита.

– Меня можно называть коротко – Роми.

– Роми? Это чтобы было местным удобнее? – прищурилась Мара.

– А ты все еще не считаешь себя местной?

– Мне даже до ватики* еще далеко, не то что до сабры*.

(* ватик/ватика – не рожденный в Израиле, но долго проживший в стране, сабр/сабра – рожденный в Израиле.)

– Да, Роман – слишком сложно для местных. Что поделать, любят люди сокращать имена, видимо, так звучит демократичнее. Но, во всяком случае, я не стал вместо Петра - Пинхасом, или вместо Максима – Мордехаем*.

(* распространенная практика у новых репатриантов в Израиле, считается, что это способствует ассимиляции.)

– О-о!

Она поняла, что это его почему-то задевает.

-– Ритуля, а почему ты написала, что утром выглядишь лучше, чем вечером, – он быстро поменял тему.

Настолько быстро, что Мара опешила. У нее появилось ощущение, что ему до лампы – Рита, Марго, Агува*, Хая*.

(* распространенные женские имена– в переводе с иврита Агува – Любовь, Хая – Жизнь.)

Мару внутренне перекосило.

– Пожалуйста, давай без этого.

– Без чего? – по-прежнему лениво поинтересовался он.

– Без Ритули. Меня зовут Маргарита.

«Ну, фигли, мы –королева...» -– хмыкнул про себя Ром.

– Может, Марго? – он усмехнулся открыто.

Как показалось Маре, нехорошо.

– Просто Маргарита, можно Рита.

– Хорошо. Так почему утром ты выглядишь лучше, чем вечером?

Начало знакомства уже не понравилось, однако Мара все же рассказала ему несколько баек о женщинах, которых мужчины никогда не видели без макияжа, а увидев случайно ненакрашенными, в лучшем случае удивлялись, в худшем – пугались, бывало, просто не узнавали.

– У мамы в России была подруга, которая ложилась в постель с мужем только при полном параде: макияж, прическа – прямо королева Шантеклер. Так вот эта дама всегда засыпала позже мужа, чтобы смыть макияж, и просыпалась раньше него, чтобы успеть наштукатуриться. И так всю жизнь. И еще мне знакомый рассказывал, как у них в офисе перед окончанием рабочего дня женщины начинали прихорашиваться, подкрашиваться. Как-то зимой он у одной и спросил: «На улице уже темно, кто увидит тебя?» На что та ответила: «Вдруг на меня маньяк нападет под фонарем, а я не накрашена!»

– Ах-ха-ха, –рассмеялся он, – ты это к чему?

– Ну а я утром – свеженький заспанный поросеночек с розовыми щечками и блестящими глазками, вечером – глазки от усталости не блестят, да и щечки не розовые.

– Как сейчас? – спросил он нахально.

– В общем, да, хотя, сегодня был не худший день.

Мара не обиделась, улыбнулась, а про себя подумала: «Нарываешься? Цену себе набиваешь? Сейчас! Я уже вот прям, вся такая несчастная и невостребованная никем, растерялась. Ага. Не дождешься!»

***

Рассказы Риты его позабавили и удивили, как-то о женщинах с макияжем и без Ром никогда не задумывался, воспринимал девушек «как есть» и очень просто – приятно или неприятно на нее смотреть. Как в шутке о двух типах женщин: «ябывдул» и «данунах». И всё!

На его взгляд поборница натурализма, определенно, нуждалась в макияже – до того невзрачной казалась ему её внешность. Этакий миленький верблюжонок: на худощавом лице нос с горбинкой, крупная, изогнутая луком верхняя губа, пухлая нижняя, длинная изящная шея.

Говорят, нижняя губа пухлая – капризная, верхняя – страстная. Интересно. Так ли это?

Далее почти в ультимативной форме он озвучил свои ожидания от знакомства:

– Давай, поужинаем. Я снял номер в отеле, перепихнемся без всяких розовых соплей… Ритааа, – специально почти пропел ее имя, - мы же взрослые люди. Чего тянуть кота за хвост?

***

Последовавшее от него предложение – вернее сама формулировка – Риту взбесило. Она была голодна после работы. Вот почему бы не посидеть за столом, не поболтать, присмотреться друг к другу. Это ему все равно в кого член совать, а ей бы еще хоть как-то захотеть этот член. И на тебе: «… перепихнемся без розовых соплей…» Это просто какая-то жопа!

***

Ещё читая ее анкету, Ром отметил фразу о романтичности, но сознательно пропустил мимо. Чего только не напишет женщина в поисках мужчины, чтобы придать себе значимости, загадочности, может быть, напомнить мужикам, чтобы не забывали про конфеты-букеты. Да все что угодно. Тем более что эта Рита – одна из многих, а он выбрал именно её – ему и карты в руки.

Глава 2. Я тебе позвоню

«Если человек звонит вам просто так,

чтобы спросить, как у вас дела,

и ему ничего от вас не нужно,

радуйтесь, что у вас есть такой человек».

Мудрость Инета

Жизнь Мары была размеренной, однообразной и сильно отличалась от беспорядочной, бесшабашной, веселой, иногда несколько опасной жизни до рождения детей. Вернее, изменившаяся сразу после появления первого.

Последние пять лет – после переезда в Израиль, рождения младшего и короткого декрета – основной маршрут не менялся. Утром всех, в том числе себя, разбудить, поставить на ноги, умыть, накормить. Дочь Настю и старшего сына Лёву отвезти в школу и младшего Дениску – в садик, потом на работу, после работы в магазин по дороге домой.

Основные закупки делались раз в неделю, но каждый день оказывалось, что еще что-то нужно срочно докупить, потому редко удавалось исключить поход в магазин после работы.

И это убивало: бесконечные полки, поиск необходимого, очередь на кассе.

К счастью, детей из школы и садика чаще всего забирали ее родители-пенсионеры, живущие на соседней улице. Она возвращалась из магазина уже в сумасшедший дом, где уставшие за несколько часов дедушка и бабушка не всегда могли построить внуков. Поэтому у нее не было передышки, она сразу же впрягалась в процесс. Хорошо еще, что ее мама готовила и кормила всех ужином, иначе, Мара давно бы уже протянула ноги от истощения.

Вот эта суматошная, но, тем не менее, упорядоченная жизнь с детьми и работой была совсем отдельно от ее личной, совсем личной женской жизни, по той простой причине, что этой личной жизни вовсе и не было.

У Мары была подруга, тоже мать троих детишек – двух мелких и старшего, школьника. С Лерой можно было поболтать, поделиться мыслями, планами на будущее, даже чуток пожаловаться на жизнь, пока их малышня резвится на игровой площадке.

Четверо: средняя дочурка подруги и трое «краснокожих» Риты.

Подруга, любительница младенцев, рожала своих с интервалом в шесть лет (во время прогулок третий ее ребенок еще мирно гулил или дрых в коляске).

С мужем Леры Борисом можно было выпить пива, послушать о КС* или о других ММОРПГ**, в которые он играл наравне с их старшим сыном. Можно было, сдав детей бабкам и дедам, сыграть втроем в преферанс в выходные. И все. Все!!! И вот это – личная жизнь?!

(* КС – Counter-Strike – многопользовательская компьютерная игра в жанре «стрелялки» от первого лица.

** ММОРПГ (англ. Massively multiplayer online role-playing game) – Массовая многопользовательская ролевая онлайн-игра, компьютерная игра, в которой жанр ролевых игр совмещается с жанром массовых онлайн-игр. Основной чертой жанра является взаимодействие большого числа игроков в рамках виртуального мира в режиме реального времени.)

Да, ей хотелось даже не любви, этого непонятного явления, обозначающего так много совсем разных чувств, а элементарной возможности к кому-то прикасаться мимоходом, обнимать, прижиматься, чувствовать себя маленькой и слабой, нуждаться в ком-то, заботиться, быть нужной, поддерживать. Да чтоб был кто-то хотя бы ей спинку почесать, а то Мара уже давно привычно чесала спину о косяк, как медведь о дерево, что уж там говорить о сексе.

Секс вообще стал абстрактным понятием. Все знают, что это приятно, улетно, восхитительно, но... Как это было, когда у нее был свой мужчина, уже не помнила, остались блеклые образы и какие-то смазанные кадры, как в старом кино.

Она уже не помнила, какой была смелой и раскованной в юности, ведь были мужчины: когда-то познакомилась с первым мужем, хотя и была робкой девственницей, потом были любовники, сошлась со вторым мужем, а теперь не могла себя представить с чужим, совсем чужим мужчиной.

Это было выше ее сил и понимания. А как сделать так, чтобы он перестал быть чужим, как захотеть его? Так же, как и секс, мужчины, временами проступающие из общей массы ежедневно окружающих её людей, тоже казались абстрактным явлением.

От секса без рамок семьи хотелось праздника, захватывающего дух приключения, нежности, страсти, но было страшно, что будет убого, стыдно, неинтересно, как в немецкой порнушке: «дас ист фантастише» – старательно и безлико.

Страшно, что чужой мужик будет касаться ее лица, груди, вторгаться в интимные места и ожидать от нее того же. Чужой, безразличный, бездушный, как металлическая машина. Машина для секса. Вот механического ей совсем не хотелось. Не надо механического!

И этот рыжий с предложением перепихнуться на пробу и есть тот самый механический.

Как в учебнике физики: «Фрикция – синоним трения физического механизма, создающего силу, противодействующую движению». Поршень производит фрикции в стакане цилиндра двигателя внутреннего сгорания. Бу! «Так вот мне не нужен ваш поршень в моем стакане», —– думала Мара.

***

«Я тебе позвоню». Это уже было.

Года три назад знакомая Риты – очень деятельная девушка Эллочка, которая все время что-то организовывала, то газету, то информационное бюро, на тот момент организовала брачное агентство и явилась с целью подобрать ей пару. И, конечно же, подобрала.

Глава 3. Мальчик-с пальчик и не Дюймовочка

«Судя по имени, сексуальная жизнь

Мальчика-с-пальчик

даже не планировалась?»

***

У Мальчика с-пальчик

действительно был с пальчик,

Но, после кротов и ученых,

Дюймовочку мало что смущало.

Шутки из Инета

Чего уж лукавить и строить из себя недотрогу? Как Колобок – и от этого ушел, и от того ушел – и тому не дала, и этому не дала. Был и тот, кому дала. А вот лучше бы и этому не давала.

Он был сослуживцем. Сидели в одном офисе каждый день. И был он русскоговорящим интеллектуалом. Всегда было, о чем поболтать. И они этим вовсю пользовались.

В офисе говорили мало (как-то неприлично было трещать среди непонимающих, о чем речь, сослуживцев), но, если вели один заказ или по разным заказам где-то пересекались за пределами фирмы, отрывались по полной. Даже иногда заходили в кафе перекусить или попить кофе.

Её начитанность и его почти энциклопедическое образование затейливо и вольно переплетались в беседах. Им обоим было интересно общаться. И он Маре нравился внешне.

Не её любимый типаж, но очень симпатичный: чуть выше неё ростом, худощавый, ширококостный, одевался непритязательно, но с шармом, сутуловатый, но не скованный, со свободной, уверенной манерой движений, приятным низким голосом и вечно насмешливым выражением лица. Жгучий брюнет, очень смуглый, с очень яркими серыми глазами, густыми широкими бровями, крупным ртом и мужественным подбородком, но совсем не семитского типа, скорее, южный европеец с примесью турецкой крови или русский с примесью татарской.

Темы секса тоже не обходили. Их от этого не пёрло и не плющило, и на фривольные темы болтали свободно и весело. Пока однажды на волне обычного стеба по поводу гигиеничности генитально-анальных и орально-генитальных контактов, едва ли не на грани пошлости, она, вдруг, почувствовала нарастающее тепло внизу живота и зарождающееся возбуждение.

Вероятно, Мара как-то по-особенному посмотрела на него, потому что он осекся и спросил:

– Что?

Она молчала, так как не в её привычке было проявлять инициативу. Не правило, а именно привычка, что ее окучивают, а она снисходит. Возможно, поэтому не обладала особой иезуитской и коварной способностью некоторых женщин вывернуть так, чтобы мужчины невзначай делали, будто сами по себе, как ей хочется. Мара помялась и все же неуверенно сказала:

– А если мы сейчас займемся копуляцией*?

(* Копуляция – то же, что и спаривание, совокупление, коитус, половой акт и далее по списку.)

Сразить его чем-то наповал было сложно. Всегда язвительный, даже ядовитый, он любую ситуацию встречал во всеоружии. А его саркастические замечания убивали влёт. Особенно ей нравилась его убойная фраза, которую она с удовольствием подхватила: «Сокращай речь до смысла, чтобы понятнее было».

Ей удалось его убить. Он несколько мгновений ловил ртом воздух, а потом все же сумел спросить:

– Сейчас?

Мара пожала плечами:

– Лучше сейчас.

Это подразумевало – пока она не передумала. Как он это понял, Мара выяснять не стала. А он прокашлялся и неуверенно предложил:

- Ну, тогда пойдем ко мне?

Да, он жил рядом.

Пятнадцать минут шли молча. Наверное, впервые за все их знакомство – молча. Молчание в офисе во время рабочего процесса не считается, конечно.

Не зря говорят, что самая эрогенная зона – это мозг. Вот Мара шла и накручивала себя до дрожи от нетерпения. Ничего представить себе не пыталась, просто лелеяла рябь возбуждения и жар внизу живота, чувствовала, как от мысли «что вот – сейчас» влажнеет в трусиках.

Его квартира походила на гостиничный двухкомнатный номер: санузел рядом с входной дверью, дальше сразу небольшой салон с крошечной кухней и общей зоной с журнальным столом, диваном и телевизором, и еще дальше маленькая спальня.

Мара присела на диван, пока он отошел на пару минут и вернулся с двумя бокалами вина.

Он не присел, стоял рядом. Она подняла на него глаза:

- Поцелуй меня.

И тут он поморщился, из него попёрла привычная язвительность:

– Я тебя умоляю, давай, не будем усеивать одеждой путь до постели.

Тут бы ей отправиться восвояси, но эрогенная зона – мозг – требовала превратить привычное интеллектуальное удовольствие в физическое. Она согласилась:

– Хорошо, не будем, – и, проигнорировав предложенное вино, отправилась в спальню.

Разделась и легла на спину, слегка подтянув к себе сведенные, согнутые в коленях ноги.

Он сел рядом на кровать, быстро разделся, подивив ее семейными трусами. Обсуждать его нижнее белье как-то не приходилось, потому получилось удивиться. Не ожидала такой детали – все известные ей мужчины носили боксеры разной степени минималистичности и тесноты, даже ее отец – мужчина другого поколения.

Глава 4. Цветы не помогли

«Благоразумный, искусный, разбирающийся в поведении,

знающий, где и когда действовать, человек

без труда овладеет даже недоступной женщиной».

Кама Сутра. Пятая часть. Пятая глава.

Хотя он сохранял видимость спокойствия, Мара видела его игру желваками на скулах. Ах, как он стискивал зубы! После такого нужен стоматолог. Сдержанность и вежливость оценила, но не верила, что он еще раз позвонит.

Роман не звонил до конца недели. После встречи весь вечер был раздражен непонятным и возмутительным, с его точки зрения, поведением женщины, с утра и на неделю закрутился в делах, а ближе к выходным вспомнил о ней. Лезть снова на сайт и снова искать «птичку-рыбку-киску-зайку» было лень, а тут уже знакомый объект.

Он так и думал о ней как об объекте.

Нельзя сказать, что Рита поразила его своей неземной красой. Обычная женщина, обычная мордашка, более детально помнил немного. Разве что волосы красивые – кудрявые, солнечно рыжие. Осенняя астра на длинной изящной шейке, а что ниже, кто знает – она была одета в какое-то невообразимое мешковатое платье до середины икр то ли серого, то ли серо-голубого цвета. Да, еще заметил — когда она уходила от него – тонкие щиколотки. Не фетиш, но его предпочтение.

И она, вроде, не отшила его совсем, просто хочет каких-то непонятных вещей, поэтому Ром позвонил ей в пятницу с утра, и они договорились встретиться тем же вечером.

***

Мара не понимала, зачем пыталась ему что-то сказать после его хамского предложения «трахнуться, как взрослые люди», но взбесила фраза про «розовые сопли», и ее понесло. В результате чувствовала себя психологом на приеме. А какое ей дело до его психологических проблем? Со своими бы разобраться.

Она не ждала, что он позвонит, но не удивилась и на встречу согласилась, потому что вспоминала его всю неделю, каждый день думала о нем.

Внешне Роман ей очень понравился: крупное лицо, крупный хорошей формы нос, выразительные серо-зеленые глаза, чаще всего прищуренные, опушенные густыми длинными рыжими ресницами (что несколько забавно смотрелось на лице взрослого мужика), крупный твердый рот. Не красавец, но очень симпатичный, и сам крупный, не атлет, но и не толстый, без пивной мозоли, но и, как пить дать, кубики на животе не найти. Судя по уверенности и непрошибаемости, сам себя, наверное, считает красавцем.

Наглая рыжая морда с явной печатью интеллекта! Возможно, Мара потому его и выбрала, что произвел впечатление интеллектуала, или потому, что раньше не случалось у нее рыжих мужчин.

Плохо, что высокий, она макушкой едва до подбородка ему будет. Значит при поцелуях стоя у нее будет болеть шея (этому она была научена опытом с отцом ее детей), а поцеловать его ей хотелось, поцеловать и выяснить хотя бы для себя, на что она все ещё способна, что может чувствовать. И плохо, что кроме секса на раз ему ничего не нужно.

Правда, Мара и сама не знала, готова ли она на что-то большее, чем секс, но не на один раз, это точно. Что можно впопыхах за один раз распробовать? Чужие же люди, нужно время, чтобы хоть как-то приладиться, хоть чего-то захотеть. Это для него достаточно того, что она просто женщина, а не резиновая кукла. Хотя, при его подходе, женщина не сильно от куклы отличается – просто обладательница места, куда можно сунуть член.

***

В этот раз они присели за столик в том же кафе, где встретились и в первый раз.

– Привет.

– Привет.

– Рита, зачем ты все усложняешь? Тебе нужны цветы? Пожалуйста.

В прошлый раз Ром пропустил романтическую составляющую свидания и пришел без цветов (не из жадности, просто не понимал, что это может изменить). В это раз, подумав, что, возможно, этого будет достаточно для обозначения романтики, он пришел с букетом, но не вручил ей, а положил на столик между ними. Он ни на секунду не задумался, что вот это «пожалуйста» звучит как одолжение, а бесхозно лежащий букет, а не врученный лично, вообще может потянуть на оскорбление. То есть очередную ошибку он сделал без задней мысли, вовсе не намереваясь ее задеть.

– Ты хочешь что-то кроме секса? Зачем? У тебя есть время на скучный поход в кино или в клуб, или куда еще ходят?

И его рассуждения, и вот эти цветы, бессмысленно лежащие между ними на столе, выглядели с ее точки зрения оскорбительно. Этакое одолжение непонятливой дурочке. После такого вступительного пассажа Мара мгновенно забыла, что решила не болтать лишнего, взвилась и перебила его.

Ром услышал только первую фразу, дальше опять воспринимал ее высказывания как белый шум, улавливая речи лишь урывками, уже не пытаясь возражать даже мысленно, как это было в прошлый раз.

– Но у тебя же есть время ходить в ресторан на встречи? Секс – это праздник. Он не должен быть будничным… Разве ты собираешься делать детей? Ты обманываешь природу, занимаясь сексом не для того, чтобы произвести потомство, так почему ты не хочешь устроить праздник? … Зачем наказывать себя обыденностью и скукой… Будь виртуозным мошенником… Сотвори чудо… Ну, пока, звони…

Пока она говорила, он смотрел на нее и думал: «Когда ты устанешь болтать, я доберусь до тебя. Я отлуплю тебя по заднице… Ой, мля, о чем это я? Нет, конечно, – он вздохнул, – лупить ее я не буду. Я бы нашел, чем занять ее болтливый рот…»

Глава 5. Может в ресторанчик?

«Когда даешь чужой собаке кость,

то это не значит, что она даст себя погладить.

Учти это, когда угощаешь девушку в ресторане».

Мудрости Инета.

Ром давно уже забил бы на эту не первой молодости странную деваху, но не оставляла мысль, что не может такого быть, чтобы он ее не «поборол». Он даже взбодрился, вроде бы даже усталость и безразличие отступили, потому был настроен решительно, но при том благодушно.

Пусть говорит что угодно, только сегодня он не даст ей ускользнуть. Почему бы не попробовать, «тряхнуть стариной», выступить по полной программе? И решительно взялся за дело. Заказал столик и пригласил ее в ресторан, который, как догадывался, она себе позволить не может.

И Рита не отказалась. Была мысль отказаться и забыть. Но было так забавно, как они отыгрывают свои сценарии, не отступая ни на шаг. Может, все-таки из этого что-то получится?

Ром думал примерно так же. Не отказывается. Значит, все-таки чего-то хочет. Вот он и попробует ее дожать.

В этом ресторане на самом берегу, где на открытой веранде шум моря сплетался с негромкой музыкой, звучащей внутри помещения, он уже был не раз, и ему здесь нравилось.

Место, действительно, красивое. Ресторан стоял прямо на песчаном пляже. От тротуара променада к нему шла, прихотливо извиваясь, дорожка, мощеная деревянным мореным до черноты брусом. Ветер колыхал темные плотного шелка тенты, укрывающие веранду. И сам ресторан был выстроен из темного мореного дерева, при ближайшем рассмотрении вполне натурального и полированного.

Так вот, это он и сделал проект здания вместе с прилегающей территорией. Об этом можно ей сказать мимоходом, как бы по секрету, ну и похвастаться, что место выбирал сам. Распустить павлиний хвост: рассказать, чего ему стоило получить разрешение на постройку в этом месте.

Ром не собирался покупать ее за миску похлебки. «Просто, – думал он, – может быть, у нее гипогликемия, как это бывает у лишенных любви женщин. Поест, попьет, закусит сладким, размякнет, потанцует, разгорячится, вот дело и пойдет». Хотела романтики — пожалуйста.

В этот раз он встретил ее возле стоянки такси, усадил в Пежопку (как он, любя, называл свой Пежо). Вручил маленький душистый букетик флёр д’оранж. И отвез в ресторан у моря.

Но опять не сбылись его надежды. Он не подозревал, насколько испортил ситуацию первыми двумя свиданиями. Мара любила поесть, и, если бы это был первый раз, все было бы по-другому. А теперь…

Мара выбрала самый дешевый салат и чай (этот одиозный набор нищих феминисток и фанаток диет для похудения), он начал мысленно материться и попытался сделать заказ вместо нее, и был совершенно деморализован, когда она уверенно отослала официанта и завела свою обычную песнь на старый лад. Похлопала ладонью по меню, все еще лежащему перед ней, и заявила:

– Я закажу только то, за что смогу заплатить сама. Я не хочу, чтобы ты пытался купить меня за тарелку супа. («Стерва! Ведь почти слово в слово повторила мои мысли», – отметил он). Не выйдет. Представляешь, накормишь меня впустую, как ты будешь потом накручивать себя: эта сука сожрала… что там? … омара, например, … а теперь крутит хвостом, и не дает, и так далее, и тому подобное. Подумай, я не пытаюсь тебя поймать в сети брака, что часто бывает у женщин на уме. У тебя ведь нет матримониальных планов? Расслабься, здесь мы можем побыть вместе, пообщаться. Поесть я могу дома. В конце концов, оцени мой жест, у меня нет желания поживиться за твой счет, обожрать, раскрутить на ужин и оставить с носом, я хочу почувствовать тебя, мне нужно твое время, мне нужен ты сам. Я хочу тебя захотеть. Пойдем, потанцуем, здесь хорошая музыка…

И, хотя Ром готовился к противостоянию, такого явного крушения его сценария он не ожидал, он не смог сдержаться и согласиться с ее планом, у него потемнело в глазах от ярости, от благодушия и хорошего настроения не осталось и следа. Ром понял, что Рита не расслабится и сегодня опять ему не даст.

И дело совсем не в том, что не даст. Он и в первый, и второй раз, и сейчас на этот счет не парился. Да – отлично! Нет – разбежались! Ну не жлоб же он, в самом деле, переживать из-за съеденного женщиной ужина, и не давшей потом.

Только эта ее потребность его воспитывать и менторский тон Романа выбешивали и вызывали совсем несвойственную ему бурю яростных эмоций. Она выталкивала его из зоны комфорта, из состояния привычной ленивой безмятежности. И ему уже не хотелось ее узнавать, ему ничего не хотелось.

Нет, хотелось. Переломить ее как хворостину. «Психопатка какая-то, - думал он. – Я же мирный человек, цивилизованный. Что она делает со мной? Мне все время хочется ее… да, хочется отхлестать ее по заднице, а потом трахнуть, тут же, не сходя с места, с особой жестокостью».

– Все, – сказал он, на этот раз вслух. – Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать больше никогда. Доедай свой салат… Я отвезу тебя до маршрутки или домой, чтобы ты не тратилась…

– Зачем же так долго мучиться? – и она подозвала официанта. – Пожалуйста, раздельный счет, прямо сейчас… И не утруждай себя так. У меня хватит денег на такси. И, кстати, я тоже не хочу больше тебя видеть. Ты – ленивая жопа. Хоть бы погуглил правила пикапа.

Глава 6. Не поесть ли нам крабов в Акко? 

«Пусть домогающийся выяснит поведение женщины –

тем самым бывает выяснено и ее чувство.

Когда она не принимает домогательств,

но вновь встречается с ним, пусть знает,

что ее помыслы раздваиваются,

и добивается ее постепенно».

Кама Сутра. Третья часть. Сорок шестая глава.

Он был в ярости еще пару дней. Потом вздохнул с облегчением, когда вместе с яростью ушел неприятный осадок от болтовни, которой Рита травила его, но через неделю Ром начал томиться. Снова заглянул на сайты знакомств. Несколько раз встретился по объявлению.

Правда, до постели дело так и не дошло. И, как ни странно, не дошло потому, что он ничего не хотел, и потому, что, опять же, как ни странно, на краю сознания во время свиданий вертелись слова Риты. Он как бы проверял ее тезисы.

Девушки вели себя, словно подтверждая правду слов его стервозины – явно были не против переспать, но слишком много ели, много пили, слишком откровенно себя предлагали, намекали на какое-то будущее, рассказывали о своих проблемах и поисках крепкого плеча.

С первой же кандидаткой на перепих все получилось так, что аппетит к продолжению пропал.

Девушка как-то нарочито кокетничала, утаивала свое местожительство, а он всего-то хотел узнать, в каком районе ей удобнее встретиться, чтобы заказать там гостиницу.

Как позже выяснилось, и фото на сайте она выложила чужое, и ничуть это ее не смущало.

До номера они добрались. Она продемонстрировала имитацию чего-то вроде стриптиза, извиваясь не пышным, но рыхлым тельцем, манила его пальчиком к гостиничному ложу, только... У него приятель в штанах устроил забастовку. Не встал. Категорически.

Пришлось извиниться, уговаривать барышню одеться и еще раз извиниться, оплатить такси и отправить ее восвояси.

Аппетит на продолжение пропал, но он продолжал упорно экспериментировать.

Была и такая, что угостилась, ни в чем себе не отказывая, а потом симулировала приступ печеночной колики и, позволив отвезти себя домой, изобразив на лице страдания от невыносимой боли, попрощалась. В это раз, едва девушка скрылась из вида, Ром ржал как конь. Даже слезы на глазах проступили. Вот. Вариант «динамо» во всей красе!

Следующие встречи заканчивать в гостинице он даже не планировал — рассчитывал на знак одобрения от своего члена, но... увы.

Заказать профессионалку он так и не решился. Он никогда не испытывал проблем с перепихом. И вот, надо же, так споткнулся! Докатился! Нет! Профессиональную шлюху он заказывать не будет! И точка! Сука! До чего довела его эта мелкая дрянь! Сидит в мозгу как заноза, да еще и на дружка его влияет.

После всех пустых свиданий, он снова впал в томительное уныние. Только работа и спасала.

Появление кузена настроение Рома не улучшило.

***

Нельзя сказать, что Мойша был бездельником – где-то он служил и получал зарплату, но проявлялся он в пространстве почему-то всегда в разгар рабочего дня и всегда с таким видом, будто ему совсем делать нечего. Разговоры заводил очень издалека, настолько издалека, что иногда, когда он все же сваливал из офиса, Ром вообще не понимал, что Мойше было нужно. Определенно что-то было нужно – просто так он никогда не приходил. Но вот что? Можно было бы предположить, что зашел пошпионить, но… Профессии у них были разные. Потому профессиональные моменты они никогда не обсуждали. Бизнесом Мойша не занимался, его устраивала государственная служба. Так что о бизнесе они тоже не говорили.

Геша вел себя как восточный гость, который начинал неспешную беседу о здоровье семьи вообще и каждого члена семьи в отдельности. На междометия Романа, реагировал аналогично, рассказывая в подробностях о состояние организмов прочих общих родственников. Нетерпения Романа в упор не замечал, намеками о занятости пренебрегал.

Кстати, при рождении ему было дано имя Геннадий, и Ром подозревал, что кузена все звали Гешей. Геша то, Геша сё… Только теперь он был не Гешей, а Мойшей, что почему-то бесило Рома несказанно. И он упорно называл его Гешей. Кузен не обижался, будто не слышал. И вообще производил впечатление существа по присказке: «Хоть плюй в глаза – все божья роса».

Чаще всего в итоге становилось понятно, что ему нужны деньги в долг или впрячь Романа в какое-нибудь семейное мероприятие. И Ром, если мог, не отказывал. Деньги Геша возвращал только после напоминания. Но иногда, проведя неспешную беседу о здоровье, так же неспешно удалялся, ничего не попросив. Ром, в конце концов, привык и уже не удивлялся.

Родственные связи у них установились только тогда, когда Роман с семьей прибыл в Землю обетованную, до тех пор даже не подозревал, что у них в Израиле есть родственники.

Что интересно, родители не удосужились сообщить Рому об этом маленьком обстоятельстве, сами позвонили Мухлиным и «натравили» их на семью новых репатриантов. Поэтому Ром был шокирован, когда на пороге их съемной квартиры возник тучный, смуглый, чернявый мужик примерно его возраста и с порога бросился обниматься.

Этот чел сообщил, что он троюродный брат по матери, зовут его Мойша. Далее, не останавливаясь, сообщил, что до приезда сюда он был Геннадием, а здесь поменял имя Мойшу, что было созвучно с Гешей, как его звали раньше.

Глава 7. Я хочу тебя заклеймить

Дарите исподволь – и цену дар удвоит:

То, как вы дарите, самих подарков стоит.

Пьер Корнель.

Ром надеялся, что эволюции его члена Ритой не были замечены. Правда, очень хотелось ее смутить. Да, ему все время хотелось ее провоцировать, но он сдерживался, не желая превратить милую барышню в стервозину.

Сидеть стало очень неудобно. Пришлось отвлечься и посмотреть на небо, на море, на игру волн, а про себя хмыкнул: «Детский сад какой-то».

В результате съели крабов со счетом 4:6 в его пользу, запили водой, ополоснули руки. Она собрала останки в пакет, потом еще в один и спрятала в сумку, полила из бутылки остатками воды камни со следами пиршества, встала, повернулась к нему, смешно развела в стороны руки, растопырив пальцы, ладонями вперед и сказала радостно:

– Вот, мы молодцы!

Фраза была забавной, словно детей похвалила. Возможно, по привычке общения с детьми.

Было видно, что Рита страшно довольна.

Он смеялся беззвучно, глядя на нее, сейчас похожую на маленькую девочку, а потом перестал смеяться. Падающее в море огромное солнце подсвечивало ее со спины, и Ром разглядел, что скрывали ее мешковатые платья.

С рыжими кудрями голову на длинной шейке он оценил еще в первую встречу и для себя сравнил с хризантемой. Сейчас, на первый взгляд, непрозрачное длинное и широкое платье из тонкого шелка подсвечивалось солнцем, и стало очевидно, что у нее стройные довольно длинные ноги, плавные округлые бедра, узкая талия, изящный разворот нешироких плеч — все вполне женское, не девичье, но гибкое и грациозное. И одета она была странно — платье черное, а под ним черное балетное трико и черные балетки на узких ступнях. «Какая-то «девочка на шаре»* спустя лет двадцать», — подумал он.

(* Картина Пабло Пикассо «Девочка на шаре».)

И опять организм реагировал бодрым стояком, и опять, чтобы чем угодно отвлечься, он спросил:

– Ты балерина?

– Нет, – она засмеялась, – занималась, конечно, но балериной не стала. С детства люблю танцевать. Я любую музыку, сразу вижу как танец, но позанималась балетом и поняла, что это не мое.

Рита изобразила что-то балетное: подняла обе руки над головой округлив локти и кисти, поднялась на носке левой, а правую ногу, согнув в колене приподняла и отвела назад. Прогнулась, застыла секунд на пять, потом хихикнула и снова стала обычной немного нескладной дамочкой в бесформенном платье. «Друг» продолжал бодро отдавать салют.

Ром пожалел, что нечем и не на чем рисовать, внимательно, без улыбки смотрел на нее: «И лицо — не просто симпатичная мордашка, чуть подкрасила глаза и бровки, губы стали чуть ярче, и проявилась нежная краса. Ну да, просто симпатичной была без грамма косметики. Столько сюрпризов в девушке. И эти желтые глаза!».

И снова пришлось смотреть на море, чтобы заставить «друга» опустить голову. «Я совсем одичал от воздержания, или она на меня так действует?» – задумчиво глядя на волны и жадных крикливых чаек, думал он и только сейчас, вдруг, сообразил, что после их первой встречи у него не было секса, как, впрочем, и некоторое время до нее. «Привет, приехали! Она околдовала меня своим бредом?» Но по этому поводу он уже не раздражался.

Она тоже молча смотрела на море. Уютное спокойное молчание не разделяло их.

Ром поднялся на ноги, позвал ее:

– Пойдем. Может, еще не закрыты ювелирные лавки. Я хочу тебя заклеймить.

***

– Что? – Рита удивленно вскинула рыжеватые бровки. – Прижигать будешь калёным железом? – и лукаво улыбнулась.

– Нет, это потом... Шучу. Садо-мазо – не мой путь. А сейчас найдем браслетик или кулон, чтобы ты смотрела на него, чувствовала и все время обо мне помнила, – Ром смотрел серьезно и едва приподнял уголки рта, ответив на ее улыбку.

Рита опять что-то хотела сказать, наверное, возразить, но не стала, дернула плечиком и подала ему руку, видимо, такой подарок был для нее приемлем.

Они пошли к машине, держась за руки.

«Детский сад, детский сад, – шел и думал он, ощущая ее узкую гладкую ладошку и тонкие пальчики, – да, и черт с ним. Хорошо же! И руку она правильно подала, позволяя себя вести. От стервозины, какой она была на прежних свиданиях, такого точно не ожидал бы. Значит, и я все делаю правильно».

Они все же попали в ювелирную лавку. И Ром ее, нет, не заклеймил, но, определенно, пометил. Сам, не выясняя ее предпочтений, выбрал ожерелье и браслет из крупных дутых серебряных бусин с гравировкой и подвесками в виде мелких монеток. От ожерелья, посовещавшись, отказались, так как он хотел заклепать украшение и сделать его несъемным. Рита воспротивилась, объяснив, что ожерелье подойдет не ко всякой одежде, и не возражала, затаилась, притихла, когда он надел на нее браслет, а продавец-ювелир аккуратно заклепал на ее левом запястье. Потом на краткие мгновения прислонилась к его груди плечом и лбом, шепнула: «Спасибо».

***

Это было как-то странно, забавно, и заставляло Мару нервничать, испытывать легкий дискомфорт и удовлетворение одновременно: вот только недавно он – чужой человек, а теперь на ней несъемный браслет будто у рабыни, потому она только дома заметила на браслете еще две подвески: фигурки верблюда и кота.

Глава 8. Её сценарий

О чем думает курица, убегая от петуха?

«А не слишком ли быстро я бегу?»

(ну, этот анекдот все знают)

Мара готовилась к этой встрече более тщательно, в предыдущие специально не стала краситься и наряжаться.

В этот раз почему-то решила все же чуточку подчеркнуть свои прелести, надела балетное трико-комбинезон, которое нелегко снять, даже когда это нужно, поверх – полупрозрачное цвета антрацита платье с узкими рукавами.

На просвет может быть видна ее фигура, но только на просвет, и кто ее будет разглядывать на просвет, а так платье как платье, как обычно мешковатое, длиной почти до щиколоток, простое без затей. Открытыми были только ключицы в треугольном вырезе с отложным атласным воротничком.

Подкрасила брови и ресницы, добавила крошечные стрелки во внешних уголках глаз. Глянула в зеркало. Ну, хоть что-то. Мара улыбнулась себе. Губы подкрасила карандашом, не помадой. Вообще редко ею пользовалась: вкус любой, даже самой элитной, ей казался омерзительным.

В детстве был момент, когда не удержалась и наелась зубной пасты: первый раз земляничной, второй раз мятной. Было вкусно, хотя послевкусие так себе, и на том эксперимент закончился. Помаду, даже самую вкусно пахнущую, сожрать желания никогда не было. После фотосессий Мара смывала ее сразу и очень тщательно.

У нее правильные черты лица, но цвета маловато, ресницы густые и длинные, но светлые, даже брови почти прозрачные и тонкие. Как однажды сказал ее постоянный визажист в модельном агентстве – чистый лист, на нем можно нарисовать все, что угодно. Он же и научил, что и в каком случае рисовать.

С первых мгновений этой встречи, с первых же слов, Мара поняла, что Ром отказался от прежнего сценария. Это настолько превзошло все ее ожидания, что ей захотелось тут же обнять его и поцеловать. Ну, так, по-родственному. Нет, конечно, не по-родственному, скорее, по-дружески, но на большее пока она и не была готова.

А в груди нарастало радостное волнение. Оно плескалось в ней и норовило перехлестнуть через край. Теперь ей приходилось удерживать себя, бороться с порывистостью, потому что хотелось все время касаться его.

Смотрела на его руки с длинными ровными пальцами, сдерживалась, чтобы не взять его руку, рассмотреть и погладить каждый палец и проступающие на тыльной стороне ладони венки.

С трудом удержалась, чтобы не потереться щекой о его плечо, выразить свою радость, когда так удачно все решилось с крабами.

А уж когда случайно вместе с кусочком краба прихватила губами его пальцы – это ей показалось настолько эротичным, что тут же томление разлилось в груди и горячим ручейком пролилось в низ живота, и, заметив реакцию мужчины, изо всех сил старалась не смутиться и сделать вид, что ничего не заметила.

И Маре очень хотелось ему понравиться, а не воевать, как прежде.

Как оказалось, прихорашивалась не зря. Честно, она не специально вставала перед ним против солнца, ну, не говорить же: «Мы — молодцы!», встав ему за спину, если они сидели оба лицом к морю и солнцу. Она даже не сразу сообразила, что случилось, но по его изучающему и горячему взгляду поняла и, опять же постаравшись, не смутилась.

***

На этот раз он подвез ее к дому.

- Вот мой подъезд, – рассеяно сделала неопределенный жест левой рукой в сторону единственного входа в дом.

Неожиданно для себя самого – вот ни разу не собирался быть галантным и романтичным – Ром поймал на излете ее руку и поцеловал сначала тыльную сторону ладони, потом запястье снаружи и внутри, легко, едва касаясь губами.

Мара вздрогнула и сделала тоже нечто для обоих неожиданное, не отняла свою руку, а потянула его кисть к себе, мимолетно прикоснулась щекой и сбежала.

***

«Детский сад», — в очередной раз подумал Ром. Должно быть тошно от этой ванильности. Но не было.

Он еще посидел, уронив голову на сложенные на руле руки. Было хорошо. Не по-взрослому. Странно. Конечно, все время встречи он томился, возбужденный «друг» болезненно упирался в пояс джинсов, но... чувство почти невесомости окрыляло.

Мысль о грядущем рабочем дне вызвала прилив энтузиазма. Он хохотнул про себя: «Направим энергию в мирное русло. Вдохновение так и прет. Поехали!»

Ром, вернувшись домой, первым делом отправился в душ, и, заставляя себя не спешить, вспоминая все «неудобные» сегодняшние моменты, сбросил напряжение. Рука в помощь терпеливому мужчине! Хе-хе.

Да, конечно, лучше бы это была не его правая рука, а ее жаркое лоно, и он представил, что она обхватила его руками и ногами, а он, удерживая ее на весу, прижимает – здесь и сейчас – к стенке душевой кабины и вбивает, вбивает, вбивает в нее свой многострадальный член.

Освобождение было мощным, даже мастурбация сейчас показалась ему волшебной. Он впервые мысленно ее трахнул – именно ее, Риту, а не какую-то абстрактную женщину – и, как полагал, не в последний раз, придется ждать и быть терпеливым, но ожидание уже не казалось ему напрасным.

***

Мара вернулась домой в состоянии эйфории. Не сразу получилось сосредоточиться и заняться привычными делами.

Глава 9. Потанцуем?

«Иногда танец – это предлог

обнять красивую женщину».

Артуро Перес-Реверте

Он заехал за ней.

Она опаздывала, заставила его ждать и вывалилась из подъезда, путаясь в сумке и соломенной шляпе, которые держала в одной руке, в то же время прыгала на одной ноге, пытаясь другой рукой поправить ремешок босоножки: видно, что спешила. Рита еще издалека виновато ему улыбнулась.

Ром вышел из машины, чтобы открыть ей дверь. Вдруг на бордюре тротуара, у нее подвернулась нога, и она обрушилась прямо ему в руки. Он держал ее, обхватив за талию, а ее ноги и руки свисали по обе стороны.

Он, вдруг, вспомнил, что когда-то, когда ему было семь лет, родители купили щенка московской сторожевой, которого он долго выпрашивал. Щенок был большой мягкий, пушистый, теплый и удивительно живой – это вам не плюшевая игрушка. Тогда он держал его так же поперек туловища, и неуклюжие, толстые лапы свисали по обе стороны, он помнил, как тогда щекотное счастье трепыхалось вместе с сердцем в груди, как и недовольный щенок в его руках. И сейчас ему сделалось горячо и щекотно в груди совершенно так же и совершенно неожиданно.

Рита возмущенно забилась в его руках, выводя из воспоминаний.

– Отпусти меня, поставь меня, – ему от ее отчаянной попытки выбраться из глупого положения, как думала она, и восхитительного, как думал он, в который раз, стало тесно и горячо в паху.

Осторожно поставив ее на ноги, он тут же отвернулся, пристроил руки на крыше автомобиля и спрятал лицо в сгибе локтя. В общем, он хотел скрыть очередной стояк (честное слово, не виноватый я), и еще ему до проступивших слез перехватило горло, он тихонько засмеялся и почувствовал, как приросший и ставший привычным за годы алии* ком в груди болезненно разбух и… безболезненно исчез, оставив чувство освобождения.

(* Алия – термин, обозначающий репатриацию евреев в Израиль, дословно – восхождение, как восхождение к Земле Обетованной.)

Вроде и не было этих лет, вмещавших в себя поиски своего места в новой стране, распавшийся брак, развод, борьбу за детей, непонятно откуда взявшуюся алчность жены, отхватывавшей все, что плохо и очень неплохо лежало. В носу защипало. Он поднял лицо к небу, чтобы осушить предательские слезы, и, широко раскинув руки, глубоко вдохнул и задержал дыхание… За спиной было тихо. «Ох, придется что-то сказать».

Не пришлось. Рита стояла на тротуаре как школьница: ступня к ступне, руки вдоль тела, сумка болтается где-то в районе щиколоток. Шляпу она успела надеть, голова опущена, лица не видно.

– Эй! – тихо позвал Ром.

Она подняла голову, отогнула вверх поля шляпы. Лицо было спокойным и смиренным, и только в уголках глаз и губ таилась нежная улыбка. Едва заметно кивнула.

«Интересно девки пляшут, она, вроде бы, все понимает и, когда нужно, умеет молчать». Он хмыкнул.

Опять вспомнил, как в первые встречи она бесила его своей болтливостью, и он думал, что у нее вообще речевое недержание, но, как только они начали нормально общаться, она вдруг стала не молчаливой, нет, но немногословной – больше улыбалась и смотрела на него, словно впитывая ласковым взглядом. И да, теперь больше говорил и направлял он. Ром всегда считал, что отношения – это не арена для битв. И противостояние, что у них случилось с первой встречи, его раздражало. Еще и потому, что понимал – сам виноват. А она больше не пыталась давить на него по поводу и без повода. И он чувствовал себя... хорошо. Как это у нее получается?

– Ты говорила, что не была на Кармеле и в Немецком парке. Я взял фотоаппарат. И еще на исходе пятницы на Адаре работают ночные дискотеки, говорят, ты любишь танцевать, – подначил ее.

– А ты любишь?

– Да так. Танцор из меня сомнительный, но я хотя бы к тебе поприжимаюсь, – решил пошутить и проверить ее реакцию на его намерения.

Она подошла и прежде, чем сесть в машину, чмокнула его в плечо. Ром не понял, то ли это одобрение, то ли она не придала шутке значения. Сквозь рубашку он почувствовал ее теплые губы. Это был далеко не тот, ожидаемый, страстный и глубокий поцелуй в губы, как ему бы хотелось, скорее, так обмениваются стремительными поцелуями люди, постоянно живущие рядом, но ему понравилась интимность, и теплота, и как будто соучастие. Ощущение, похожее на воспоминание о щенке из детства, все еще щекотало и барахталось в его груди.

***

Гуляли они недолго – он видел, что Немецкий парк ей не понравился, она начала уставать и расстраиваться, – потому он снова усадил ее в машину и повез в клуб.

Когда сели в машину, он спросил, почему ей не понравился Немецкий парк.

– Это было так очевидно? Я не хотела тебя огорчать! – еще больше расстроилась Рита.

В ответ Ром только пожал плечами.

– Ну, на вкус и на цвет… Да и не могу сказать, что в восторге от этого ландшафтного объекта. И все же?

Рита кивнула ему и своим мыслям и пояснила:

– Я ожидала большего, и разочарована. На фотографиях, которые я, конечно, видела, все выглядит более достойно. Вероятно, выборочная съемка и общие планы. Знаешь, на первый взгляд очень красиво, аккуратно, но если приглядеться к деталям, то невыносимо скучно, протокольно: скупая до убогости планировка, убогий выбор растений на клумбах и банкетках. Впечатление, что это – эконом вариант, некая демонстрация намерений. На мой взгляд, должно быть одно из двух – либо простая планировка и богатое оригинальное растительное оформление, либо причудливая планировка и простой выбор флоры, для того, чтобы красоту хотелось вдыхать, вдыхать и вдыхать, не отводя глаз. А тут одного взгляда хватает, чтобы удовлетворить чувство простого любопытства, а второй взгляд уже бросать не хочется. Вообще сюда возвращаться не хочется.

Глава 10. На променаде

«Если бы мужчины знали,

о чем думают женщины,

то были бы в двадцать раз нахальнее».

С просторов инета.

Ром стоял на расстоянии шага за ее спиной на совершенно пустом променаде, ветер взбалтывал ее широкую тонкую юбку, подбрасывал подол чуть ли не до плеч, и тогда он видел белую, не тронутую загаром попку. Как от оскомины сводило челюсти, набегала слюна, и он тяжело, мучительно сглатывал и отводил глаза. Он не разглядел в быстром трепыхании ткани — попка совсем голая или все же какие-то трусики есть. Но ему хватило, чтобы «в зобу дыханье сперло».

Второй, третий раз проказливый ветер проделывал эту шутку. Шторм. Вот-вот хлынет дождь. Конец мая и дождь – мистика: в мае обычно уже придавливала жара, последние дожди заканчивались в апреле.

Вокруг ни души. Они молчали. Молчание было таким же тяжелым и наполненным электрическими разрядами, как и небо над ними.

Она смотрела то на море, то, чуть поворачивая голову, на него. Глаза влажно блестели сквозь спутанные ветром пряди. Взгляд был странный, темный, затягивающий в глубину. Он спрашивал себя: «Это приглашение?»

Решился не сразу: «Гори все синим пламенем. Правил нет. Я проверю». Когда в очередной раз ветер заигрался с тонкой тканью юбки, он преодолел шаг, разделявший их, и нашел путь сквозь тоннель скрученной в трубу складки, ладонь легла на прохладные полушария, а средний и безымянный пальцы попали в жаркую и влажную, упругую и нежную мякоть нижних губ. Это было так неожиданно, эротично и порочно, что он чуть было не отдернул руку.

– Это специально для меня?

Рита откинулась на его плечо и подняла к нему лицо.

– Для тебя. Трусики я надеваю только под короткую юбку или широкую, как эта, а зимой под брюки и к доктору.

– Значит, на все свидания ко мне ты ходила без трусиков? – он хищно улыбнулся. – Хорошо, что я этого не знал.

Ветер неприятным сквознячком юлил между их телами, проникал под одежду. Пересохшие от нетерпения губы встретились, руки, скованные нерешительностью, столкнулись. Дрожание струны внутри, торопливые движения и недоумение от разочарования – все как-то не так…

Они растерялись оба. «Трахнуть ее здесь, на парапете? Первый раз? В машине?» Она не противилась, но и не проявляла инициативы.

И тут на них разом, без капельных прелюдий, обрушился ливень. Вымочил до нитки в мгновение. Сразу же стало нечем дышать.

Она отскочила от него, запрокинув лицо, засмеялась, подхватила совершенно мокрую юбку и, мелькая голыми ногами, помчалась к машине.

Он зачем-то стащил через голову вымокшую рубашку, чуть было не издал клич Тарзана, хотя очень хотелось, и побежал за ней следом.

Но не дождь остудил их пыл...

В общем, в первый раз долгожданное единение могло бы случиться в его машине, но ему опять пришлось убедиться – нельзя спорить с судьбой – все должно быть как-то иначе.

Ее нельзя было обвинить в отсутствии энтузиазма. Когда они, целуясь, поудобнее пристраивая друг друга, пытаясь раздеться, ворочались в салоне, его нога застряла в рулевом колесе.

Они начали хихикать, потом смеяться, и хохотали так, что обессилели от смеха и не сразу смогли освободить его.

Ром хотел ее до боли в яйцах и был уверен, что она более чем не против, но благодарил Бога, что они так бездарно не испортили первый раз.

Момент был упущен. Но они так нахохотались, что совершенно не расстроились – смех снял напряжение, утихомирил вожделение. И по молчаливому согласию ни он, ни она не пытались вернуться к тому, на чем остановились.

Долго и нежно целовались, прощаясь перед подъездом. Поцелуи были длинными. Они полапали друг друга во всех местах, но развивать успех до победного конца не спешили оба, как бы им ни хотелось. Даже останавливали друг друга, если подходили к рубежу невозврата. Почему-то стало важно, чтобы первая близость стала идеальной, поэтому целовались, прерывались временами, только чтобы вдохнуть, и уже не было неловкости, но, как ни хотелось, продолжения не последовало – уже не ко времени, и не к месту. Договорились созвониться и назначить следующую встречу, хотя теперь созванивались каждый день и разговаривали хотя бы по паре минут.

Расстались взъерошенные, возбужденные и странно удовлетворенные, и довольные.

***

Из их смс переписки.

Он: Никогда прежде так много не общался со своим членом.

Она: В смысле?

Он: В прямом. Беседую. Уговариваю прилечь и отдохнуть. Чтобы не называть его все время членом, зову другом.) Я тебя не слишком шокировал своей откровенностью?

Она: М-мм... Нет, не шокировал. Так даже забавно, и очень интимно.) Я думаю, что у тебя должны быть кровавые мозоли на ладонях (типа звонишь в колокола или рубишь дрова*).)

Он: И это тоже.)

Она: Привет «другу».