Он точно всего лишь принц? Кинжал и роза

Пролог

Холод вернул меня к реальности — не тот внутренний лед, что успел стать частью меня, а вполне физический, пронизывающий до костей морозный ветер. Он гулял по палубе грузового судна «Морской Призрак», впиваясь в кожу тысячами невидимых игл и заставляя содрогаться даже сквозь грубую, чужую ткань плаща. Эту последнюю, горькую связь с прошлым — плащ, пропахший дешёвым сукном, потом предыдущего владельца и призрачной свободой, оплаченной кровью, — я купила на последние жалкие монеты из того самого кошелька.

Стояла на самом носу, вцепившись ободранными, всё ещё ноющими пальцами в обледеневшие перила. Судно, подпрыгивая на стылых свинцовых волнах, с грохотом рассекало воду, а солёные брызги хлестали прямо в лицо. Не отворачивалась, напротив — подставлялась им, позволяя воде стекать по щекам густыми, холодными ручьями. Возможно, эта ледяная влага сможет смыть не только городскую пыль и засохшую кровь из царапин, но и саму память. Память о его руках, о губах, о голосе, звучавшем с такой нежностью всего за несколько часов до того, как он решил меня уничтожить.

И тогда, под заунывный вой ветра и скрип измождённых снастей, нахлынула память — непрошеная и жестокая:

«Тёмный парк. Оглушительная тишина, разрываемая лишь прерывистым, хриплым дыханием. Адская, рвущая плоть боль в груди, напоминающая о сломанных рёбрах и разорванных мышцах с каждым новым ударом сердца. Древний, неумолимый инстинкт гнал вперёд, заставляя отталкиваться окровавленными ладонями от холодной земли, ползти, выбираться из чащи на задворки спящего города.

Эти улочки были лишены сияния магических шаров; здесь царили иные запахи — гниющих отбросов, дешёвого перегара и густого, почти осязаемого отчаяния. Движение больше походило на мучительное блуждание: приходилось опираться на стены, в глазах стоял густой туман, а в ушах не умолкал навязчивый звон. Помощь была необходима — любая, любой ценой.

И она нашлась. Вернее, нашлось нечто, что можно было принять за помощь. Убогая лавчонка с покосившейся вывеской «Диковинки и снадобья». Дверь едва не снесла с петель, ввалившись внутрь. За прилавком сидел тощий человечек с глазами-бусинками; его взгляд, уставший и равнодушный, встретившись с моим, остолбенел, а челюсть отвисла в немом изумлении. Вид, должно быть, был поистине пугающим: окровавленное пугало в лохмотьях, с волосами, спутанными с листьями и землёй, лицом в ссадинах. А в глазах, наверное, пылал тот самый дикий, животный огонь последнего отчаяния. Мужичонка явно не ожидал посетителей в столь ранний, предрассветный час.

— Ограбление, — прохрипел чужой, разбитый голос, который едва можно было признать своим. — Помогите.

На прилавок с глухим стуком швырнулся полупустой кошелёк Дамиэна — тот самый изящный кожаный мешочек, что ещё недавно казался символом нового начала. Затем, превозмогая странную, щемящую боль в запястье, пришлось с силой стянуть серебряный браслет. «Шарира Озз-Сто». Некогда артефакт, спасавший жизнь, теперь превратился в холодный, потускневший кусок металла, лишённый малейшей искры магии. Его жалобный звон о деревянную столешницу прозвучал как окончательный приговор.

— Лечение и деньги... Всё, что можете дать, — прозвучало не просьбой, а ультиматумом, выжатым из последних сил.

Торговец, не отрывая круглых, испуганных глаз, медленно кивнул. Пробормотав что-то невнятное, он скрылся в задних помещениях, чтобы вскоре вернуться с кривым стариканом, от которого разило болотной тиной и мерзкой смесью спирта с блевотиной. Тот, избегая встретиться взглядом, провёл дрожащими руками над грудной клеткой, бормоча хриплые, неразборчивые слова. Стянув верхнюю одежду, он не преминул при этом грубо облапать тело, но боль была настолько всепоглощающей, что уже не оставалось сил сопротивляться. Липкая, отвратительно пахнущая паста, которую он наложил, сделала своё дело — острая, живая агония начала отступать, сменяясь оглушительной, ватной слабостью. Проведя ладонями по телу, с удивлением обнаружила, что ребра вправились, а конечности вновь гнулись как положено. Ноги едва держали, но торговец сунул в руку горсть мелких, потёртых монет.

— Это… за браслет, — пробормотал он, отводя взгляд. — Делай что хочешь. Но, ради всех богов, больше тут не появляйся.

— Ну что ты, Гриз, пусть уж девчушка останется, мы её согреем, — старикан демонстративно рыгнул и погладил себя между ног.

Этот жест заставил мгновенно выскользнуть за дверь лавчонки, на улицу. Выбравшись наружу, в полубессознательном состоянии побрела к порту, щурясь от первых слепящих солнечных лучей. В гавани пришлось подковылять к первому попавшемуся кораблю, что уводил прочь от ненавистных шпилей столицы Лунной Империи. «Морской Призрак». Название показалось зловеще подходящим».

Ветер резко рванул, едва не лишив равновесия, и пальцы с новой силой впились в обледеневшие перила. Возвращение в настоящее оказалось резким и болезненным. Взгляд упал на руки — кожа на костяшках была содрана до мяса, а под ногтями застыли тёмные следы грязи и запёкшейся крови. Собственной крови. Таков был итог — цена выживания.

Медленно выставила ладони вперед, подхватывая леденящие брызги, с силой выплёскивающиеся на борт. Ледяная вода омыла руки, лицо и шею, смывая не только физические следы пережитого кошмара.

Голова поднялась сама собой, взгляд устремился к линии горизонта. Там, где ещё несколько часов назад сияли огни дворца и высились причудливые башни Лунной столицы, теперь лежала пустая, серая полоса, разделяющая небо и воду. Призрачный силуэт растаял, словно мираж, не оставив и следа. Остался лишь бескрайний, холодный океан. Лунный океан, как удалось выяснить в гавани. Будто вся эта проклятая империя умудрилась приватизировать саму воду и назвать её в свою честь...

Картинки и доп инфа

Предыдущая часть — https://litnet.com/shrt/Ul3B

Рилет

Карта Империя - Авалория

Альтернативная обложка

Порог нового мира. Глава 1.1

Просыпаться приходилось медленно, нехотя, будто выныривала с густого, вязкого дна Лунного океана, по которому нас несло утлое корыто. Первым всегда возвращалось обоняние. Не сладковатый флёр магии, не запах воска и старины, а тяжёлый, насыщенный коктейль из солёной сырости, человеческого пота, прогорклого масла и сладковатых перетёртых трав вперемешку с приправами. Этот аромат исходил от Рилет, вернее, от её бесчисленных карманов и мешочков, став новым якорем реальности. Пахло жизнью — грязной, неидеальной, но жизнью.

Потом возвращалась боль — глухая, разлитая ноющая боль во всём теле, словно меня и впрямь переехали катком. Но острее всего напоминала о себе грудь. Лишь недавно исцелённые рёбра, всё ещё срастаясь, отзывались тупым гулом при каждом вдохе, а одно, самое непослушное, кололо в боку, заставляя вздрагивать и задерживать дыхание. Лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к внутреннему оркестру страдания. Он был предпочтительнее той тишины, где рождались призраки.

ЕГО рука, взметнувшаяся в прощальном жесте. «Устал от тебя».

Резко открыла глаза, впиваясь взглядом в потолок-пол верхней койки. Дерево, почерневшее от времени и влаги, испещрённое трещинами и чьими-то давними попытками выцарапать имя. Реальность. Вот она. Скрип корпуса «Морского Призрака», мерный гул где-то в глубине, похожий на сердцебиение спящего зверя, сопение и бормотание спящих людей. Двое суток в этом трюме научили различать их звуки. Семейная пара на соседних койках дышала синхронно, в унисон. Их девочка, та самая, с деревянной лошадкой, тихо посапывала, зарывшись в одеяло. Четверо артистов, сбившись в кучу, храпели вразнобой, создавая причудливый, почти музыкальный диссонанс. Одноглазый здоровяк с обожжённой солнцем кожей спал молча и неподвижно, словно каменная глыба.

А в самом дальнем углу, за столом, сидели они — два старика в потрёпанных, но некогда дорогих мантиях. Казалось, они не спали вовсе; их пальцы с жёлтыми, когтистыми ногтями беспрестанно, с маниакальным упорством, перебирали странные металлические диски, испещрённые значками. Шёпот, похожий на сухой шелест мёртвых листьев, стал постоянным фоном, белым шумом этого подводного царства.

Потянулась, ощутив знакомое тянущее чувство в мышцах, и села, опершись спиной о прохладную влажную стену. Движение всё ещё давалось с трудом, но это была уже не та всепоглощающая агония, что сковала в парке у подножия горы. Зелье Рилет творило чудеса. Небольшой стеклянный пузырёк, теперь пустой, лежал под подушкой — словно талисман, первая крупица доверия в мире, где доверять стало смертельно опасно.

— А, проснулась наша загадочная незнакомка! — звонкий голос Рилет разрезал утреннюю дремоту трюма.

Она стояла передо мной, держа две деревянные миски. В одной плавала серая, неаппетитная похлёбка с кусочками солёной рыбы, в другой лежали два черствых сухаря. Но на её лице сияла улыбка — столь широкая и искренняя, что даже эта скудная пища казалась желанным пиром.

— Держи, — она протянула одну из мисок. — Подкрепись. До Авалории ещё двое суток, а на голодный желудок и тоска сильнее, и мысли всякие лезут. Я так считаю.

Молча взяла миску, кивнув в знак благодарности. Тупая, настойчивая волна голода заставила забыть о брезгливости. Ела медленно, ощущая каждый комок хлеба, каждое волокно жёсткой рыбы. Это была пища беглеца, пища выживания — совсем не та фастфудная дрянь из супермаркетов, что поглощалась когда-то в другом мире, в жизни, казавшейся теперь нереально далёкой.

Рилет устроилась напротив, на краю своей койки, и принялась за еду с тем же неистощимым энтузиазмом, с каким делала всё остальное.

— Ну что, — начала она, облизывая ложку, — раз уж мы партнёры, давай расскажу, куда тебя, можно сказать, заманила. Чтобы представляла, на что подписываешься.

Отложила пустую миску и обняла колени, стараясь не спровоцировать новый приступ боли в рёбрах. Её энергия была заразительной, но и утомительной — словно яркий солнечный луч, внезапно пробившийся в тёмное подземелье.

— Авалория, — произнесла Рилет с придыханием, и карие глаза заблестели. — Великое королевство! Только не жди сияющих башен и парящих в небе карет. Представь себе гигантскую, слегка заржавевшую сцену для рыцарского романа. Со всеми этими замками, турнирами, дамами в высоких головных уборах и рыцарями, что начищают доспехи до блеска, лишь бы скрыть дыры и вмятины. Всё есть, но всё немного… бутафорское. Я так считаю.

Слушала — и почему-то на душе становилось спокойнее. В её описании не было лживой сказочности, лишь трезвый, немного ироничный взгляд.

— Главное, что нужно знать, — её голос понизился, став доверительным, — магия там не просто дурной тон. Она вне закона. Удел тёмных сил, колдунов и еретиков.

Невольно вспомнилась столица Лунной Империи, где магия была повсюду — в уличных фонарях, в экипажах, в самом воздухе. Она была основой власти, статуса, самой жизни.

— Но… как? — не удержалась. — Ведь даже для самых простых вещей…

— А вот так, — перебила она, подняв палец. — Простейшие манипуляции для быта — вскипятить воду или починить горшок — терпят. Скрипя зубами, морщась, но терпят. Без этого совсем туго. Но любая боевая магия, проклятья, попытки влиять на разум или тело другого — прямой путь на костёр. Я так считаю. Так оно и есть.

Она помолчала, давая осознать сказанное. Страна без магии. Вернее, страна, где магия стала изгоем. Для меня, выросшей в сером, лишённом чудес мире и затем попавшей в самую гущу магической империи, это казалось странным и непривычным.

Глава 1.2

Время в трюме тянулось густо и тягуче, превращаясь в плотную, почти осязаемую субстанцию, которой не просто дышали — в ней существовали. Воздух был насыщен звуками: ритмичным скрипом корпуса, храпом, детским лепетом, сдержанными разговорами. А над всем этим, словно назойливая муха, жужжал неумолкающий шёпот двух стариков.

Он давно стал таким же фоном, как и гул океана за бортом. Но к исходу второго дня в этом шёпоте проступили новые, тревожные нотки. Сдержанное бормотание переросло в отрывистые, шипящие фразы. Сидела на своей койке, пытаясь сосредоточиться на собственном дыхании, чтобы боль в боку оставалась просто фоном, а не главной скрипкой в оркестре агонии. Но шёпот настойчиво пробивался сквозь все барьеры.

— …абсолютно неверная интерпретация рун! — прошипел один, с седой клинообразной бородкой. Его пальцы, похожие на высохшие корни, с такой силой вцепились в металлический диск, что костяшки побелели. — Ты игнорируешь базовые принципы резонанса!

— Это ты всегда был слепцом, Алрик! — возразил второй, рыжебородый, с горящими фанатичным огнём глазами. — Цепляешься за догмы, как старый пёс за обглоданную кость! Нужен новый подход! Сквозное прочтение!

Имя «Алрик» прозвучало, словно щелчок бича. Непроизвольно вздрогнула. В Лунной Империи к именам непременно прилагались титулы. Здесь же, в убогой каюте, это было просто имя — одного из двух старых, никому не нужных магов, сбежавших, как и я. Сбежавших. Слово снова больно укололо. Нет, выбросили. Разница казалась принципиальной.

Рилет, сидевшая напротив и чистившая замысловатый механизм тонким шилом, подняла голову. На её лице застыло выражение живейшего интереса — она обожала зрелища.

— Ой, кажется, наши учёные крокодилы сейчас друг друга поедят, — с довольным видом прошептала она, подмигнув. — Держу пари, первым бросится седой? Я так считаю!

Ответить не успела. Напряжение, копившееся часами, наконец нашло выход. Рыжебородый старик с рёвом, неожиданно громким для его тщедушного тела, вскочил, смахивая со стола драгоценные диски.

— Довольно! Я больше не намерен терпеть твоё скудоумие!

Металлические кружочки с грохотом покатились по грязному полу, звеня и подпрыгивая, словно обезумевшие. Наступила секунда ошеломлённой тишины — и тут же её разорвал истошный крик седого Алрика.

— Осквернитель! Безмозглый вандал!

Он, словно коршун, набросился на оппонента. Это не была драка, а немощное, жалкое и оттого ещё более страшное месиво. Они сцепились, хватая друг друга за ветхие мантии, царапая лица дрожащими пальцами; их старческие голоса выли, наполняя воздух такой ненавистью, что он, казалось, задымился.

Реакция в трюме оказалась мгновенной. Семейная пара с девочкой вжалась в стену — мать прикрыла ребёнка собой, а отец выставил вперёд руки, будто мог остановить безумие жестом. Бродячие артисты разом замолкли, их беззаботные улыбки сменились масками страха и отвращения. Одноглазый здоровяк, до этого методично точивший свой изогнутый нож, с тяжёлым вздохом отложил точильный камень. Его единственный глаз холодно, без суеты, оценил ситуацию.

А Рилет… пришла в неописуемый восторг.

— Давай, дед! — крикнула она, подскакивая на месте. — В челюсть ему! Вот так! О, классный заход! Держи его! Ха-ха!

Ведя себя так, будто наблюдала за захватывающим представлением на городской площади, а не за жалкой потасовкой двух стариков на грани инфаркта. Её смех, живой и искренний, резал слух, создавая жутковатый диссонанс с происходящим.

Здоровяк грузно поднялся и в два шага оказался рядом с дерущимися. Не кричал, не уговаривал — просто действовал с безразличной эффективностью машины. Одной мощной рукой оттащил рыжебородого, швырнув его, как тряпичную куклу, к стене. Второй — прижал седого Алрика к столу с такой силой, что тот захрипел и замер.

— Успокойтесь, старые псы, — прозвучал его голос, низкий и хриплый, налитый непоколебимой уверенностью, от которой даже Рилет на секунду притихла. — Или вы хотите, чтобы нас за шум высадили на необитаемом острове? Меня такое не устраивает.

И тогда он, не меняясь в лице, нанёс короткий, сокрушительный удар кулаком в солнечное сплетение рыжебородому. Тот не закричал — из него просто вырвался странный свистящий звук, после чего он, сложившись пополам, безвольно осел на пол, давясь беззвучным хрипом.

Всё внутри замерло. Мир сузился до одного этого человека — огромного, сильного, неумолимого. Его оранжевая от солнца кожа, единственный холодный глаз, спокойная, почти ленивая мощь. И в памяти, ярко и болезненно, словно удар ножом, вспыхнул другой образ.

Кайл. Его широкая спина в чёрном мундире, грубоватые, но честные черты, сила, которую он использовал, чтобы защищать. Сначала — Империю. Потом — меня. Он был таким же мощным, таким же физически доминирующим, но его сила… была иной. Не этой безразличной, почти бытовой жестокостью. Он был солдатом. А этот… палачом.

«Он… тоже был таким… сильным…» — пронеслось в голове, и воспоминание обожгло изнутри не болью, а стыдом. Стыдом за то, что не удалось его спасти, что позволила обмануть себя, что сейчас нынешняя я снова чувствует животный, первобытный страх.

Не осознавая собственных движений, поднялась на ноги. Кровь отхлынула от лица, в ушах зазвенело. Смотрела на здоровяка, который теперь, ухмыляясь, наблюдал за вторым стариком, и видела не спасителя, восстановившего порядок, а ещё одно воплощение мира, где правят сильные. Мира, где такие, как я, ломаются.

Глава 1.3

Пролежала, повернувшись к стене, не зная, сколько времени прошло. Часы в трюме текли иначе — не подчиняясь смене дня и ночи, они измерялись лишь раздачей еды и сменой вахт. Сначала просто лежала, пытаясь загнать обратно, в самый тёмный уголок памяти, те образы, что вырвались наружу. Кайл. Его лицо, его руки, неловкий поцелуй в последние секунды. Его грубая честность, оказавшаяся подлинной в отличие от отполированной лжи Дамиэна. И этот здоровяк… его удар был столь же окончательным, беспощадным. Мир, где сила решает всё. Казалось, удалось сбежать от него, но он был везде. Просто в Лунной Империи его заворачивали в шёлк и усыпали перламутром, а здесь он представал голым и грубым.

Но постепенно волна паники и острой боли начала отступать, оставляя после себя лишь привычную, леденящую усталость и осадок стыда. Стыда за собственную слабость. Рилет ничего плохого не сделала. Она была… собой. Шумной, прямой, возможно, бестактной, но не злой. Поделилась зельем, едой, предложила руку помощи. А в ответ получила реакцию перепуганного зверька.

В трюме стояла неестественная тишина. Даже старики-маги не шелестели дисками. Ссора и последовавшее затишье повисли в воздухе тяжёлым, неловким покрывалом. Слышно было, как Рилет тихо возится на своей койке, стараясь не шуметь. Это осознание заставляло чувствовать себя ещё гаже.

Собрав волю в кулак, медленно, преодолевая сопротивление тела и разума, повернулась и села. Рилет сидела, скрестив ноги, и нанизывала на тонкий кожаный шнур причудливые костяные бусины. Взгляд её встретился с моим, и в карих глазах не читалось ни упрёка, ни раздражения — лишь лёгкая, вопросительная тень.

— Прости, — выдохнула я, и голос прозвучал сипло. — Это не твоя вина. Просто… старые раны.

Рилет отложила работу и махнула рукой, словно отмахиваясь от надоедливой мошки.

— Да ладно, бывает. Сама слишком люблю поболтать и вляпываться в чужие истории. Я так считаю. — Улыбка её на этот раз была сдержанной, осторожной. — У каждого свои демоны. Не лезу в душу с грязными сапогами, по крайней мере, стараюсь.

Она смотрела на меня, и в этом взгляде читалось приглашение — не к исповеди, а просто к разговору, чему-то нейтральному. И так отчаянно захотелось его принять, чтобы доказать себе, что ещё не полностью разбита, что внутри осталось не только боль и страх.

— Я видела у тебя карту, — прозвучало негромко, с кивком на её жилет с миллионом карманов. — Можешь… рассказать?

Лицо её снова озарилось привычным энтузиазмом.

— Ещё бы! — Ловко достала из внутреннего кармана сложенный в несколько раз толстый лист пергамента, потёртый на сгибах до белизны, и развернула на коленях. — Самое интересное в мире — это не люди, а карты. Люди врут. А карты… карты просто хранят информацию. Я так считаю.

Подвинулась ближе, чтобы разглядеть. Карта была испещрена причудливыми линиями, изображениями гор, лесов и странных существ на полях. Буквы казались незнакомыми, угловатыми, и это давало удобный повод скрыть правду — не всю, но часть.

— Это… красиво, — прозвучало осторожно, пока палец скользил по изгибу побережья. — Меня учили грамоте совсем недавно. И карты… читать не умею.

Это была не совсем ложь. Карты этого мира и впрямь оставались загадкой. А признаться, что прибыла из мира, где не было ни магии, ни королей, — казалось слишком рискованным. Слишком рано. Слишком опасно.

Рилет не выразила ни малейшего удивления, лишь кивнула, будто услышала самое обычное дело.

— Ничего страшного. Всему можно научиться. Смотри. — Её палец с коротко остриженным ногтем ткнул в южную часть материка, в хаос мелких островов. — Вот тут, видишь? Моё место. Южные Острова.

Произнесла это с такой теплотой и гордостью, будто говорила о рае.

— Это не королевство, — голос приобрёл лекторские, заговорщицкие нотки, — а вольные города на огромном архипелаге. Представь: сотни островов, больших и маленьких. И на каждом — свой порядок. Никаких королей, никаких вечных династий. В одном городе правит совет купеческих гильдий, в другом — собрание капитанов, в третьем… — хитро подмигнула, — ну, скажем так, совет самых ушлых и быстрых парней, которых обычно зовут пиратами. Что уж скрывать.

Слушала, и ум, заржавевший от боли и предательства, начал потихоньку шевелиться. Это было непохоже ни на что из прежнего опыта — ни на жёсткую иерархию Лунной Империи, ни на запутанные социальные лифты родного мира.

— Но… как это работает? — сорвался вопрос. — Без центральной власти? Без кого-то, кто устанавливает общие законы?

— А зачем? — Рилет искренне удивилась. — У каждого города свои законы. Главный закон — выгода. Там процветает торговля, азартные игры и, конечно, моё любимое — поиск артефактов в древних руинах, которых на островах видимо-невидимо. Там ценят не титулы и не родословные в палубу корабля длиной. Ценят остроумие, скорость и… — она звонко щёлкнула пальцами у самого носа, — вес кошелька. Никто не смотрит свысока, если нет магии или голубой крови. Главное — быть интересным или полезным.

Мир, построенный на практичности, а не на происхождении или силе магии. Звучало… привлекательно. И невероятно.

— А кто арбитр в спорах между гильдиями? Или между гильдией и этими… «ушлыми парнями»? — не удержалась, чувствуя, как просыпаются старые инстинкты криминалиста. Любая система, даже самая вольная, держится на правилах и санкциях.