Она — моё табу

Пролог

Расчерчиваю карандашом таблицу, попутно проводя подробные расчёты проекта. Грохот, который должен быть стуком в дверь, является только формальным, ведь для младших братьев и сестры личного пространства не существует. Даже не отвечаю и не отрываюсь от учёбы, когда дверь распахивается и Данька плюхается задницей на идеально заправленную кровать, сворачивает ноги в позе лотоса и выжидающе молчит, пока закончу с начатой частью работы.

Хоть этого удалось добиться от младших: не отвлекать, когда занят учёбой.

Провожу ровную линию, прописываю все данные в отведённые для этого поля и поворачиваюсь к нервно стучащей пальцами по колену пятнадцатилетней сестре. В очередной раз поражаюсь, как при такой внешности умудряется прикидываться пацаном. Ещё годик и будет отбиваться от парней, а нам, как братьям, придётся за ней приглядывать, чтобы не набила себе шишек раньше времени.

- Тебе чего, Даня? - спрашиваю со слабым раздражением.

Ужасно не люблю, когда меня дёргают во время работы.

- К тебе пришли. - лениво тянет сестра, ковыряя ногтём разодранную коленку.

- Кто? - выбиваю, подрываясь со своего места.

Она безразлично передёргивает плечами и так же спокойно сечёт:

- Не знаю. Мужчина в форме. У него какое-то письмо

- И какого хрена ты молчишь? - рыкаю, обдавая сестру бешенством.

- Ты же просил тебе не мешать. - как ни в чём не бывало добивает и спрыгивает с кровати.

Бегом пролетаю по ступеням и сразу на пороге замечаю мужика в военной форме. Притормаживаю, но не останавливаюсь полностью, пока до него не остаётся расстояние вытянутой руки. Тяжёлым взором прохожу по нему с головы до пят, уже понимая, для чего он здесь.

- Дикий Андрей Викторович? - толкает без излишков эмоций.

Сдержанно киваю и протягиваю руку для приветствия. Военнослужащий пожимает её и передаёт мне конверт со словами:

- Вам повестка на срочную службу в армии. Распишитесь здесь.

Протягивает мне планшет с ручкой и указывает место. Ставлю роспись и вскрываю конверт, не замечая, как мужик уходит, а за спиной маячат младшие двойняшки, стараясь заглянуть через плечо.

- Что это за письмо?

- Какая интересная эмблема.

- Что там написано?

- Любопытной Варваре, Даня. - обрубаю, бегая глазами от строчки к строчке.

Вечером, когда родители возвращаются с работы, помогаю маме накрыть на стол, но о визите военкома пока молчу, предупредив об этом Даньку и Тиму. Не хочу, чтобы предки узнали об этом раньше, чем младшие братья набьют животы.

Когда тарелки пустеют, а их место занимают чашки с травяным чаем, сжимаю свою в руках, делаю глоток и оставляю в сторону. Глубоко вдыхаю, на пару секунд прикрыв глаза. Собираюсь с мыслями и, конечно, готовлюсь к противостоянию. Коротко прокашлявшись, привлекаю внимание семьи и озвучиваю принятое решение:

- Сегодня мне принесли повестку из военкомата. Осенью я ухожу в армию.

Реакция родных вполне ожидаема. Мама вскрикивает и зажимает рот ладонью, словно я навсегда уезжаю. Папа хмурит лоб, брови встречаются на переносице, а младшие начинают наперебой галдеть и что-то спрашивать, но так, как делают они это одновременно, вычленить из их трескотни что-то одно достаточно сложно.

- Это твоё окончательное решение? - спокойно спрашивает отец.

- Да, пап.

- Как же учёба? - задушено выпаливает мама, дрожащими руками наливая воду в стакан через край.

- Возьму академ на год и пару месяцев. Уверен, что с ректором договорюсь без проблем.

- Ты можешь взять справку из института и уйти в армию после окончания учёбы. - с той же показной невозмутимостью снова включается папа.

Дробью вдыхаю и отрицательно качаю головой. На неопределённое время притихаю, задумываясь, как преподнести им причину, по которой не хочу откладывать срочку. Гул голосов младших братьев перекрывает все мысли. Морщусь, не имея возможности сосредоточиться на заданной задаче.

- Зачем тебе в армию?

- Это надолго?

- Ты поедешь на войну?

Тарахтят братья. И только дрожащий голос любимой сестрёнки не зудит по мозгам:

- Я буду скучать по тебе.

Открываю глаза и обнимаю Дианку за плечи. Прячу лицо в чёрных длинных волосах и хриплю на срыве:

- Я тоже, братишка. Но так надо.

- Все по своим комнатам. Нам необходимо поговорить с Андреем по-взрослому. - несётся строгий голос отца, и кухня медленно пустеет.

Как только в комнате остаёмся лишь я и родители, тишина контузит и оглушает. Дыхание спирает где-то в груди. Как оставить этих несмышлёнышей? Предки работают, а за ними нужен глаз да глаз, а то, как нехрен делать, во что-то вляпаются. Особенно оторва-Данька. Ей мало угнаться за братьями, всегда несётся вперёд, что-то доказывает, спешит и, конечно, косячит. Вечно вся в синяках и царапинах. Иногда мне кажется, что ближе сестрёнки у меня никого нет. Возможно, оттого, что сам ставил её на ноги, учил ходить не только в год, но и после ужасной аварии. Именно за неё переживаю больше остальных. Парни-то справятся, но она... Они воспринимают её как брата, не видят в ней почти девушку. Кто наставит её на путь, если не я? Маму она отказывается слушать напрочь.

- К чему такая спешка, Андрей? - настаивает мать, крохотными глотками поглощая воду стакан за стаканом. - Папа прав. Тебе надо сначала доучиться, получить образование.

Встаю и обнимаю с трудом сдерживающуюся от рыданий маму. Как только утыкается лицом в плечо, ощущаю горячую влагу материнских слёз.

- Мам, не надо плакать. Я не маленький мальчик, не могущий за себя постоять. Мне нужна перезагрузка. Дай мне возможность стать мужчиной.

- Ты и так мужчина. - всхлипывает она, цепляясь пальцами в ткань майки. - Такой взрослый, самостоятельный. Как я без тебя буду со всем справляться?

Папа опускает ладони на вздрагивающие плечи, успокаивая. Смотрит мне прямо в глаза.

- Наташа, наш сын вырос достойным человеком и имеет право сам принимать важные решения. Он куда старше своих лет. Если хочет отслужить сейчас, то пусть будет так. Учёбу закончит позже. - переводит на меня взгляд и выталкивает сдержанную улыбку, пусть и в его глазах стоит блестящая соль. - Я горжусь тобой, сын. И всегда поддержу любой твой выбор.

Глава 1

Есть в ней что-то такое... притягательное

- В увал сваливаешь? - бубнит недовольно Гребенский.

- Угу. - мычу, застёгивая китель.

- Мудила. - отбивает тот с завистью.

Расхожусь громким гоготом, выкатив сослуживцу пару факов.

- А вот нехер было шаверму без палева брать. Отвалил бы дневальному "откат", он бы тебя не сдал. Блядь, Гера, восемь месяцев на срочке, а мозгов хуй ма.

Приятель лениво скатывается со своей койки, готовясь вместо заслуженного увала заступать в не заслуженный, по его мнению, наряд.

- Так у меня бабосов было только на одну! - отсекает, передёрнув плечами.

- А то ты не знаешь, у кого в долг взять. - подтрунивает Нимиров с верхней полки, свесив вниз голову.

- У тебя хуй чего возьмёшь. - продолжает изливаться тоской Герман.

- Хуй как раз-таки можешь взять. В рот. - ржёт придурок.

- Эй, пидарские темы тормозите. - бросаю, сдерживая ухмылку.

Когда восемь месяцев проводишь исключительно в мужском коллективе, рождаются соответствующие шуточки и подколы. Услышь их гражданские – как нехер делать, открестяться, приняв за голубых. Раньше столкнись с подобным, и сам в ахуе был бы, но теперь уже свыкся.

- Так как их бросить, если бабы только снятся? - тарабанит Сеня, соскакивая вниз.

- Проститутку снять. - обрубаю, лишь мельком бросив на него взгляд.

- У Герыча денег, даже на шаверму нет, а то на шлюху найдутся. Как же. - откровенно стебётся, хлопнув обречённого на тумбочку и голод друга.

- На хуй свали.

- На хуй твоя жопа...

Остальное уже не слушаю. Приложив пальцы к козырьку кепки, салютую пацанам и выруливаю из комнаты. Покинув казарму, наращиваю скорость, желая поскорее вдохнуть долгожданную свободу и свежий воздух Владивостока вместо провонявшегося потом, спёртого и удушливого кислорода, стоящего в стенах здания, ставшего домом на этот год.

Поначалу армейская жизнь угнетала и давила, но я быстро привык, а потом уже и втянулся. Парни мало чем отличаются от моих братьев, разве что старше. А мозгов не многим больше. Вечно срутся и устраивают махач при любом удобном случае. Разнимать обычно приходится мне, а заодно и проводить профилактические беседы. За это и заслужил доверие сначала взводного, а после и ротного. Благодаря их хорошему отношению ко мне удаётся ходить в увалы чаще остальных, а иногда и на ночь оставаться в городе. Сегодня как раз такой случай, когда могу не возвращаться в казарму, зависнув с ночёвкой у лучшего армейского друга – Пахи.

Он местный. А ещё заебастый мажор, у которого первые полгода службы вечно были понты и пальцы веером. Удивительно, что именно с ним и скентовались, хотя абсолютно разные. Я пошёл в армию оттого, что сам так захотел, а он, чтобы уважить отца. Тот поставил ему условие: если хочет влиться в семейный бизнес, то должен отдать долг Родине. Если же нет, то может собирать шмотки и валить на все четыре. Стоит ли говорить, какой выбор он сделал? Его отец – владелец многомиллионной оборонной компании, а в прошлом и командующий сухопутных войск. Ничего удивительного в том, что он захотел сделать из сына мужчину, а не зажравшегося сосунка, которым Паша был до армейки.

Прежде чем сдружиться, сколько раз друг об друга кулаки чесали – не сосчитать. Даже я, который обычно спокойнее скалы, не мог спустить на тормозах его вечные заёбы и королевские замашки. Удивляло ещё тогда, что он драться умеет по-мужски, а не рвать волосы и царапаться, как девчонка.

Мысленно вернувшись на первый месяц службы, вижу, насколько сильно изменился не только я, но и остальные парни. Кто-то из них ночами ревел в подушку и жаловался на жизнь, другие вечно всем недовольные были, третьи норовили вывалить на кого-то весь негатив, а сейчас наша рота как одна семья. Есть, правда, пара гнилых фруктов, но с ними справляться научились.

На проходной протягиваю дежурному увольнительную и военный билет. Тот с вниманием изучает и возвращает документы.

- Хорошего дня. - толкает с ухмылкой.

- Хорошего дежурства. - с теми же эмоциями отвечаю и покидаю КПП.

Глубоко вдыхаю кислород с привкусом соли и моря, забивая лёгкие до предела. Роняю веки вниз, вкушая предстоящие сутки свободы и относительного спокойствия. Отзваниваюсь Пахану.

- Ну и де ты? - горячусь сходу. Вечно этот хмырь опаздывает. - Я уже вышел.

- Бля, Андрюха, лечу. Тут светофор накрылся, пришлось постоять немного. И вообще, не бузи на меня, а то нах пошлю.

- Нах и сходишь. - отрезаю, сбрасывая вызов.

Набираю номер мамы, но она не отвечает. Блядь, я и забыл, что сегодня у неё день покупок, а значит, до ночи можно и не пытаться дозвониться, как и до всех остальных. Разве что Данька опять слилась. Нахожу в списке контактов номер сестры и набираю по видеосвязи.

- Братуня, здоров. - расплывается счастливой улыбкой, едва приняв звонок.

- Привет, Даня. Опять слилась с шоппинга? - высекаю, растягивая лыбу.

- Ага. - подмигивает сестрёнка, удобнее устраиваясь между ветками дерева. - Ты же знаешь, как ненавижу кататься с ними. Пусть НикМак и Тимоха страдают, а мне и тут неплохо.

- И как в этот раз съехала?

- С дерева упала. - хочет Диана, показывая содранные колени и ладони. - Нога теперь болит жуть. Ходить не могу.

Шагаю в сторону остановки, чтобы не маячить около забора военной части. Качаю головой, удивляясь находчивости сестры. Судя по тому, куда она забралась, не так уж и сильно пострадала "при падении".

- А если серьёзно: почему опять вся битая? - толкаю, вглядываясь в экран и оценивая ещё и счёсанный подбородок.

Она спокойно отмахивается:

- С велосипеда упала. Ничего, жить буду. Лучше расскажи, как ты. Всё хорошо? Скучаешь по дому? - на серьёзе сечёт Дианка.

- Всё отлично, братишка. Сегодня вот в увал иду. И, конечно, скучаю по дому и по вам. А ты будь осторожнее. И хватит по деревьям лазить. Тебе уже шестнадцать.

Она закатывает глаза и вываливает язык, давая знать, куда я могу засунуть свои наставления. Когда вернусь, придётся взяться за её воспитание. За то время, что меня не было, сестра всё больше превращается в пацана, что мне совсем не нравится.

Глава 2

Впервые кому-то удаётся довести меня до точки кипения

Спасибо Макееву, что отдирает от меня умалишённую раньше, чем моё лицо терпит необратимые изменения. Он хватает её поперёк тела и удерживает в воздухе, пока фурия машет ногами и руками, визжит, матерится и старается вцепиться Пахе хоть куда-то.

- Блядь, Царёва, ты чего творишь? Совсем пизданулась в своей Америке? Остынь, мать твою. - рычит, отворачивая её от меня.

Потерянно прикладываю ладонь к окровавленной щеке, скрежеща зубами. Вгрызаюсь в губы, чтобы не наговорить придурошной лишнего. Если она так отреагировала на объективную критику, то что с ней будет, если сейчас выскажу всё, что о ней думаю?

- Пошёл ты! Все! Уроды! Отпусти меня!

Лупит ногами по колену. Паха с матами сгибается, буквально уронив девчонку на землю. Та плюхается на задницу, подрывается на ноги, бросает на нас презрительно-взбешённый взгляд и улепётывает в дом ещё быстрее, чем примчалась сюда. В дом, в который, блядь, предстоит войти нам!

- Это чё, блядь, за неадекватное недоразумение было? - хриплю, стирая капли плазмы, ползущие к подбородку.

Сослуживец переводит на меня виноватый взгляд и вытягивает из машины пачку влажных салфеток. Благодарю кивком головы и прикладываю к царапинам.

- А это, Дикий, была Кристина Царёва. Дочь командующего Дальневосточного военного округа, по совместительству являющегося нашим прямым начальником.

- Так ебанутость у них семейное? - высекаю зло, припоминая генерала Владимира Олеговича Царёва. Тот такой же высокомерный и зажратый. - И какого хуя эта фурия делает у тебя дома?

Макеев скалит зубы и сквозь них шипит:

- Эта фурия – моя подруга детства. Мы с пелёнок вместе росли. Она едва ли не всё детство проводила в нашем доме. Крестик, конечно, всегда с прибабахом была, но, клянусь, первый раз вижу её такой. Не знаю, что с ней стало в Америкосии, но раньше она как бешеная на людей не кидалась. Огрызалась, конечно, но такое... Прости за неё. Пойдём в дом. - машет рукой в направлении особняка, призывая следовать за ним. - Умоешься и обработаешь раны, а я пока найду Кристину и выясню, что за хуйня только что произошла.

Следом за Макеевым вхожу в огромный, светлый и просторный холл, который сам по себе по размеру как весь первый этаж нашего дома. Мысленно присвистываю, но долго на этом не зацикливаюсь.

- У вас тут сразу армия живёт? - подшучиваю, только чтобы самому отвлечься и не ожидать внезапной атаки мегеры из-за угла.

Пахан усмехается, кивая горничной на ходу.

- В основном. - бурчит негромко. - Семейный подряд. Мама — глава благотворительного комитета, так что все сборы и вечеринки проходят здесь. Обычно народу столько набивается, что не протолкнёшься. Я не особо часто сюда приезжаю. У меня хата в городе, там и тусуюсь, а к предкам только набегами заскакиваю.

Киваю скорее сам себе. На его городской квартире уже ни раз бывал. Правда, на жильё она не особо смахивает, скорее на закрытый клуб "для избранных". В очередной раз задумываюсь над тем, что у нас может быть общего. Мне много не надо в жизни. Закончить институт, начать работать в архитектурном бюро папы, обзавестись своим жильём, жениться, родить ребёнка и тихо-мирно жить без приключений. Никогда на них не тянуло, а после встречи с ненормальной и вовсе понял, что мне по жизни рядом нужна какая-нибудь серая мышка.

Но имеется и ещё одна проблема. Как показал опыт с Алиной – и мышки могут оказаться совсем на такими, какими ты их считаешь. Вот и хрен его знает, как найти такую, чтобы один раз и на всю жизнь. Суждено ли сбыться моим далеко идущим планам, только Богу известно, а пока остаётся принимать все удары судьбы. Ну или неадекватной фурии.

- Ангелина. - перехватывает девушку в форме горничной друг. Она останавливается и складывает руки перед собой, опустив вниз глаза и ярко краснея. Хмыкаю весело, понимая, почему она так себя ведёт. Макеев ни одной юбки не упускает. - Это мой сослуживец и друг – Андрей. Помоги ему обработать раны, а потом найди Кристину и приведи в бильярдную. У меня к ней серьёзный разговор.

- Конечно, Павел Владимирович. Всё сделаю.

Шагает ко мне, но я нетерпеливо отмахиваюсь.

- С парой царапин и сам справлюсь. Только дай аптечку.

- Когда закончишь, приходи в гостиную.

Опускаю голову в согласии и следую за девушкой. Она заводит меня в отделанную мрамором и позолотой ванную и вынимает с полки ватные диски, перекись и мазь. Расставляет всё это на пьедестале возле раковины и выходит.

- Когда закончите, я вас проведу. Буду за дверью.

- Хорошо.

Поморщившись, смотрю в зеркало, отдираю прилипшую к крови салфетку. Изучаю царапины, гневно вздыхая. Не такие уж и глубокие, но блядь... Что с этой девчонкой не так? Сама выставила на обозрение задницу, а когда получила замечание, в неё как демон вселился. Ладно, признаю, и сам не лучше. Но стояк, мать вашу, не повод получать по морде от не пойми кого.

- Царёва... - проговариваю медленно своему отражению.

Она именно тот тип девушек, который меня всегда отталкивал. Наглая, самовлюблённая, купающаяся в роскоши, обожании и зависти. Думающая, что если родилась с золотой ложкой в заднице, то ей всё можно. Я тоже далеко не из бедной семьи, но никогда не старался принизить тех, кому в жизни повезло меньше. Родители с детства вбивали мне это в голову, а я, в свою очередь, позаботился, чтобы младшие братья тоже выучили этот урок. Жизнь может швырнуть тебя с вершины в самый низ, и тогда те, кого ты не считал достойным себя, окажутся выше. Если же ты относишься к другим по-человечески, то в самый ответственный момент они не подтолкнут тебя в яму, а подадут руку и помогут из неё выбраться. Такой мой жизненный девиз: относись к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе.

Макеев изначально был таким же, как и Фурия, но со временем переменил позицию. Человека нельзя изменить в корне, но иногда он и сам понимает, что такие перемены необходимы.

Глава 3

Когда сталкиваются миры

Мне не страшно. Клянусь, не страшно. Ровно до того момента, пока этот обиженный псих не обрушивает свою злость на мой рот. До боли сминает мои губы своими жёсткими и терпкими, как крепкий чёрный кофе.

Бодрит быстро, но много не выпьешь.

Сейчас мне приходится глотать. Нет, не кофе — кровь, которую он мне пускает. Цепляюсь в крепкие, окаменевшие предплечья, стараясь оттолкнуть психопата, но его это не колышет от слова совсем. Вгоняю длинные ногти в кожу, ощущая, как пальцы заливает горячей влагой, но снова безрезультатно. Он с яростью кусает опять и опять. Ослабляет смертельные тиски на моём горле, но способность дышать не возвращается. Дёргаюсь вперёд, но он лишь плотнее вдавливает в стену разгорячённым набором мышц. Одна из них, та самая, с которой всё и началось, определённо оставит синяк на животе. Она твёрже скалы.

Остервенело мотаю головой, чтобы избавиться от губ, оставляющих ожоги, но ненормальный сдавливает мою голову ладонями, фиксируя на месте. Учитывая разницу в росте, выворачивает шею вверх под резким углом. В попытке хоть как-то защитить себя действую тем же способом, что и маньяк — кусаюсь. С такой силой вгрызаюсь в его губы, что прокусываю насквозь, но он не тормозит. Только усиливает хватку и... заталкивает мне в рот язык. Кости внезапно будто размякают, превращаются в желе. От отсутствия нормальной лёгочной вентиляции начинает кружиться голова, а перед сжатыми веками в белых вспышках клубится туман. Тошнота подкатывает к горлу, но изо рта вырывается только сдавленный глухой стон. Его язык такой же жёсткий и напористый, как и весь психопат. Требует, ведёт, хозяйничает. Он словно силы на сопротивление из меня высасывает. По обожжённой его руками коже расползаются полчища кусачих мурашек.

Сама не замечаю, в какой момент перестаю давить на него, чтобы оттолкнуть, и начинаются хвататься, чтобы не упасть. Ладони скользят по окровавленным рукам. По спине сползают раскалённые капли пота. Виски, лоб, шея взмокают.

Извращенец сбавляет напор только тогда, когда начинаю задыхаться. Жадно глотаю его дыхание, пытаясь хоть как-то спастись от неминуемой асфиксии¹. Рвано выдыхаю ему в рот и, чёрт пойми как до этого доходит, касаюсь его языка своим. В ту же секунду нас словно молнией прошивает. В один прыжок он отскакивает не меньше, чем на полтора метра. Судорожно дышит. Дышит. Дышит... Это всё, что у меня получается заметить. Взгляд расползается, окружающая среда плывёт и вращается. Сердце... Господи, да оно из ума выжило! Долбится и долбится, как ошалелый воробей в металлической коробке. С тем же стуком и скулящим писком старается сбежать на волю, но лишь гробит себя, тратя все силы на заранее проигранное сражение. Разобьётся ведь глупое.

Придавливаю покрытые алыми мазками ладони к тяжело поднимающейся и рывками опадающей груди, чтобы не дать сдуревшему органу прикончить нас обоих раньше, чем отомщу психу за это унижение. Он мне ответит за каждую каплю крови и за все секунды слабости! За те мысли, что рождались в голове, пока он целовал меня.

Целовал?! Что за нафиг?! Это не мог быть поцелуй! Это точно было что-то другое! Что угодно, только не мой первый поцелуй! Как такое могло произойти?! Чтобы какой-то психопат, который выбесил меня с первой секунды знакомства, украл мой первый поцелуй! Невозможно! This can't be happening²! Господи... Но именно так всё и вышло.

Прижигаю нестабильного ненавидящим взглядом, подвернув израненные губы. И что вы думаете, делает этот мудак?! Он лыбится! Вытирает тыльной стороной ладони рот, размазывая кровь, и тянет победную, мать его, улыбку! Демонстративно прижимает вторую руку к совсем нескромной выпуклости в штанах, поправляет и насмешливо выписывает:

- Это предупреждение, девочка. Если в следующий раз захочешь поиграть во взрослые игры, будь готова идти до конца.

- Fack you³! - выплёвываю озверело. - Тебе, мальчик, - специально добавляю интонациям мёда, говоря это. Сама себя убеждаю, что он всего лишь сопливый сосунок, а не мужчина, всего две минуты назад лишивший меня воли, - до взрослых игр ещё расти и расти. Там, где ты учился, я преподавала.

- Клише. - буркает, махнув рукой, мол, я его достала, и достойным противником он меня не считает.

Посмотрим ещё, кто кого.

Медленно, расслабленно и даже лениво приближается ко мне. Сжав кулаки, скрежещу зубами, ибо мне приходится задрать голову, чтобы ни на секунду не упустить зрительного контакта. Потеряю — пропаду.

Да что же он такой огромный? Чувствую себя лилипутом рядом с этой горой мышц. Сколько в нём роста? Метра два? Во мне каких-то там несчастных сто пятьдесят четыре сантиметра. Очешуеть можно! Он на две головы выше меня! И в развороте плеч четыре моих талии! Да я на его фоне вообще кажусь себе мухой рядом со слоном! Ма-аленькой такой. Незаметной. Но это вовсе не значит, что он меня раздавит! Я его до смерти мучить буду! А вот до его или своей — совсем другой вопрос. Судя по кармическому давлению, что оказывает громила, шансов на выживание у меня почти нет. Вот только этот псих не знает обо мне кое-чего важного: я не из тех, кто пасует перед трудностями. Не можешь победить силой? Выиграй с помощью интеллекта и хитрости. Победа любой ценой — моё жизненное кредо.

Ненормальный всё ближе прижимается. Всем телом касается моего. Впервые жалею, что на мне так мало одежды. Под его пытливым взглядом голой себя чувствую. С высоты своего роста псих отлично видит ямочку между грудями. Задушено сглатываю ставший поперёк горла нервный ком и растягиваю рот в обольстительной улыбке. Кончиком пальца провожу вдоль края платья, приковывая его внимание к этой части тела. Моему счастью нет предела, когда взгляд чёрных глаз следит за моими движениями. Синяя вена сбоку мощной шей начинает учащённо пульсировать. Дыхание наращивает обороты. Но вся фигня в том, что работает это в обе стороны. И мои лёгкие перестраиваются на аварийный режим работы от его близости.

Мамочки, что я делаю? Я же безвозвратно скатываюсь в безумие, играя в шахматы с голодным львом. Он же меня сожрёт! Или спалит бездонными котлами обсидиановых глаз.

Глава 4

Только Фурия способна заставить меня совершать ошибку за ошибкой

Выходной не запоганен полностью, но неслабо подпорчен чувственной стычкой с мегерой. Сколько не копаюсь в себе, не могу найти точку отправления поезда сумасшествия. Да и не припоминаю ни единой ситуации, когда тупорылые подъёбы недоразвитых людей так выводили из себя. Всегда спокойно реагировал на чужой идиотизм, а тут как с цепи сорвался. Есть вариант, что мне сперма в голову ударила, ибо стерва одним своим видом провоцировала на активные действия. И я, блядь, чуть до них не дошёл. Поцелуй был лишь прелюдией в сравнении с тем, что творилось в моей башке, пока оккупировал ядовитый рот. Я хотел её трахнуть. Прямо там. На крыльце веранды дома, где живут родители моего друга. Думал над тем, чтобы задрать платье, почти не прикрывающее задницу, развернуть её спиной в себе, спустить трусы и грубо отыметь зазнавшуюся стервозную дрянь. Не догоняю, как удалось остановиться. Как она прижималась... Как отвечала на поцелуй... Как играла своей сексуальностью... Всё это плавило не только мозг, но и последние крупицы выдержки и самоконтроля. Я не собираюсь играть с ней в игры, давая себе полный отчёт в том, к чему это приведёт. Слишком опасно даже в поле её притяжения находиться, не говоря уже о каком-либо сближении, пусть исключительно ради того, чтобы заткнуть ей рот одним проверенным и весьма действенным способом.

Опрокидываю в горло рюмку водки, стремясь избавиться от вкуса Фурии на языке. Как заправский алкоголик, занюхиваю лимоном по той же причине — перебить навязчивый аромат, не дающий покоя.

Стерва пахнет летом. Фруктами, ягодами, солнцем, зелёной травой и быстрой горной речкой. Она пахнет тем, чего мне так не хватает и по чему исступлённо скучаю.

Откуда такое сравнение?

Я, блядь, не знаю!

Кажется, я уже вообще ничего не понимаю. Она меня просто убивает несмотря на то, что свалили с Пахой из дома, как только смыл очередную партию крови, пущенную гарпией, и спрятал расцарапанные острыми ногтями руки, норовя скрыть произошедшее от Макеевых. Вот только с укусом, оставленным на нижней губе, не так всё просто. Пахан уже третий час пытает меня допросами, а я разве что съезжаю. Как, мать вашу, я должен признаться, что едва не изнасиловал девчонку, которая для него как сестра только оттого, что она бесит моё внезапно прорезавшееся альтер эго? Невъебенно охуенный вопрос.

- Дюха, ты бы немного обороты сбавил. - бомбит друг, с опаской поглядывая на разрастающееся количество пустой тары. - Тебя на построении завтра выебут за перегар.

- Пусть ебут. - буркаю, подтягивая новую стопку ближе. - Впервой, что ли? За восемь месяцев уже такое дупло, что можно и без смазки. - скалюсь, заливая водку и хмурясь.

- Так, Дикий, заебал! - рубит Макеев, отбирая бутылку, за которой тянусь. Бросаю на него утяжелённый взгляд исподлобья. Не реагирует, баран. - Столько времени бок о бок, а впервые вижу тебя таким. Дело в Крис?

Едва не поперхнувшись воздухом, стискиваю челюсти и сощуриваю глаза, изо всех сил стараясь заставить его заткнуться. Как белый день ясно, что между нами что-то произошло, последствия не спрячешь. Но желания расписывать подробности случившего не имею. Да и как объяснить своё поведение, если и сам в себе запутался?

Опускаю веки и протяжно выдыхаю. Сжимаю пальцами переносицу, скривившись от головной боли, пульсирующей по мозгам громкой клубной музыки и удушающего количества народу, набившегося в помещение, как сардины в банку.

- Макей, - высекаю обречённо, - отъебись от меня. Она твоя подруга, и я не хочу усугублять и без того паршивую ситуацию тем, что вывалю тебе всё, что думаю о ней и её царских замашках.

Паша наливает пару стопок и выпивает свою раньше, чем успеваю подтянуть к себе вторую. Отставив в сторону, смотрит прямо в глаза.

- Крис перегнула. Сильно. Иногда она ведёт себя как настоящая стерва.

- Да неужто? - с вопросительной иронией поднимаю вверх брови. - Не заметил. Милая девочка, как по мне.

- Не ёрничай. - брякает сослуживец. - Я и сам не думал, что она на ровном месте так взбеленится. Крестик сильно изменилась за тот год, что провела в Америке. Когда отец её туда отправил...

- Сослал, ты хотел сказать? - поправляю насмешливо, продолжая корчить гримасы. Не нравится мне этот разговор. Совсем, мать вашу, не нравится. Как и то, что меня тянет узнать о Фурии побольше. На кой хер мне эта информация, неизвестно. - Мне кажется, что даже Царёв своё чадо не выносит, вот и выслал в другую страну. Хоть на старости лет выдохнет спокойно. Я-то думал, что ему служба седых волос добавила, а оказалось доченька.

Товарищ с обречённым видом размазывает взгляд по танцующей толпе. Я же утыкаюсь в одну точку на деревянном столе.

- Андрюха, не распаляйся. Крис реально переборщила со своими подъёбами, но обычно она не такая. Да, поиздеваться любит, но чтобы вот так... С первого взгляда... - разводит руками. - В неё будто бес вселился.

- Отличное сравнение. - отсекаю, переключив внимание обратно на Макеева. - Я так же подумал, когда она на меня набросилась.

- Первый раз или второй? - хрипит, ткнув пальцем в нижнюю губу.

Подворачиваю её внутрь и прикусываю. Дробью вздыхаю и выпаливаю севшим сипом:

- Тут я виноват. Не знал, как ей рот заткнуть.

Выдав это, прячу глаза. Паха заходится громким ржачем, хлопнув ладонями по столу.

- Не придумал ничего лучше, кроме как сделать это языком?! - входит в угар, а мне совсем не до смеха.

Чертовщина, но я снова ощущаю её вкус, острые зубы и ногти и, блядь, возбуждение. Даже мысли о Фурии заводят. Стоит только представить её образ за закрытыми веками, дерзкие соски, круглый зад, тонкую талию, которую сжимал несколько часов назад, грёбанный поцелуй и пиздец повторяется снова. Дыхание учащается и сбивается с ритма. Кровь, покидая мозг, стремглав спускается вниз. Есть только один способ избавиться от проклятия гарпии.

Глава 5

Это полнейшее безумие

- Дикий, вставай! - убито хрипит Макеев.

Его скрипучий голос с раздражающими, шипящими интонациями пилкой для ногтей распиливает мой череп. А остальные звуки, издаваемые гудящей лампой и чем-то ещё, расщепляют агонизирующий от бездумной попойки мозг. Скривив лицо в предсмертной гримасе мученика, плюхаю сверху подушку и вжимаю так, что доступ к кислороду перекрывает. Сдохнуть вот так от похмелья и мук совести как нехер делать, но именно этого сейчас и желаю. Прямо здесь и сейчас, на смятой, влажной кровати борделя. Там, где добровольно оставил своё достоинство.

- Блядь, Дюха, если мы не появимся на построении через полтора часа, нам обоим пизда. Будем до конца службы параши языками полировать. - не затыкается Паха, выдёргивая из трясущихся пальцев подушку.

- Похуй. - стону, силясь открыть глаза. Приглушённый свет летнего солнца кажется убийственным сиянием ядерного реактора. Глазные яблоки выжигает. - Отъебись. Вали сам. Дай хоть сдохнуть спокойно.

Издавая какие-то булькающие звуки, переворачиваюсь на бок, но тут же свешиваю башку вниз, вываливая в вовремя подсунутое приятелем ведро большую часть выпитого.

- Бля-я-лядь... Да что же так хуёво? - выстанываю глухим сипом, вытирая рот ладонью.

- Мне ненамного лучше, поверь. - поддерживает Макей, протягивая ладонь. Хватаюсь за неё и позволяю сослуживцу стянуть меня с постели на пол. - Иди в душ и поехали.

Шаркая ногами, как немощный старик, которым себя и ощущаю, бреду в душевую кабину. Встаю под ледяные струи воды, стремясь смыть с себя не столько усталость и похмелье, сколько слой грязи, налипший на кожу и сердце за вчерашнюю ночь. Едва скользнув по краю туманных воспоминаний, не сдерживаю очередного стона.

Пиздец, до чего дошёл. А всё из-за чего? Из-за какой-то невъебенной бесячей царевишны.

Душ немного бодрит и глушит бунтующий в желудке ураган. Но не делает из меня нормального человека. Скорее ходячий труп, двигающийся на последнем догорающем генераторе. Не помню, чтобы хоть когда-то так нажирался. Чтобы прям до поросячьего визга. Ни на восемнадцатилетние, ни на проводах. Вообще ни разу!

- Су-у-ука-а-а. - тяну, хватаясь за вращающуюся на все триста шестьдесят градусов голову.

- Живи, брат. Я один за эту хуетень расплачиваться не собираюсь. - бубнит товарищ, глотая минералку.

Натягиваю форму, беззвучно, но весьма яростно матерясь, когда жёсткая грубая ткань скребёт по разодранным предплечьям.

Выдёргиваю из таких же гуляющих пальцев товарища бутылку и делаю несколько огромных глотков. Морозная жидкость скатывается по горлу, но до желудка не добирается, испаряясь на пересохших каналах глотки. Продираю пальцами слегка отросшие волосы. Провожу ладонью по щетине, осознавая, что времени на бритьё нет. Хотя... Что там время? Никаких сил не остаётся. Задеваю ещё одну отметину Фурии. Перед взглядом встают сощуренные тигриные глаза. Ненависть к Царёвой множится, растёт в геометрической прогрессии, разрастается до пределов вселенной, поглощает все мои мысли и естество. Сексуального влечения к ней больше не испытываю, но желание стереть с маковых дурманящих губ надменную усмешку пробивает шкалу. Убить в ней привычку унижать и топтать других достигает апогея. Я хочу сломать эту куклу. Отомстить не только за своё поруганное, мать её, достоинство, но и за всех, кого она опускала раньше. Если она приблизится ко мне ближе, чем на два метра, пожалеет о том, что родилась на свет. Не в моих привычках воевать с девушками, но она сама объявила мне войну. И она, блядь, её получит.

Преодолевая тошноту, слабость и выжигающий зрение солнечный свет, выходим с Пахой на улицу. Уже готовы расплачиваться за пьянку собственными душами. Надо только каким-то образом пережить этот день.

- Хуже уже не будет. - сипит недовольно Макей.

- Су-у-к-к-а-а... - скрежещу зубами, напарываясь пляшущим взглядом на огромный кроваво-красный Хаммер и торчащую возле него гарпию. Стерва заинтересованно изучает такого же раскраса, что и дорожный монстр, ногти. Под цвет моей, блядь, крови подбирала? - Не будет хуже, говоришь? - выталкиваю змеиным шипением, скосив убийственный взгляд на друга. - Какого хуя ЭТА здесь делает?

Друг-мудак пожимает плечами и как ни в чём не бывало заявляет:

- Подвозит нас в часть. Быстрее доберёмся.

- Такси, блядь, для этого есть. - рявкаю сухо, не спеша приближаться к ядовитой царевишне и её, мать вашу, карете.

- С Крис быстрее. - жуёт губы Макеев и шагает вперёд.

Мне ничего не остаётся, кроме как проследовать за ним. Времени выёбываться в любом случае не остаётся. Царёва, заслышав наши шаги, отрывается от изучения маникюра и резко вскидывает голову. Шоколадные волосы взмывают вверх, опадают на лицо и липнут к блестящим маковым губам, которыми она вчера обхватывала мой член. В моих больных фантазиях, конечно. Жаль только, что не наяву. Тоже неплохой способ заткнуть грязный рот ненормальной. Сегодня сучка — lady in red¹. Вишнёвая майка на тонких бретельках, чёрные кожаные шорты, облепляющие крутые бёдра и спелый зад. Проклятые уста настолько тёмно-красного цвета, что только благодаря падающим на них солнечным лучам получается разглядеть, что помада не чёрная. И вот эти дурманящие губы расползаются в сочувственной улыбке. Она прицокивает языком и качает головой, убирая с лица волосы.

- Отвратно выглядите, мальчики. - горячим мёдом растекается жалостью к нашим помятым рожам. - Не умеете гулять, не беритесь. Жаль мне вас.

- Себя пожалей. - рявкаю, обходя Хаммер.

- А меня-то чего жалеть? - бросается в атаку мегера, наступая мне на пятки. - У меня в жизни всё хорошо. Особенно когда вижу, как плохо другим. - лыбится царевишна самодовольно.

Резко останавливаюсь и оборачиваюсь. Сверху вниз бешенством обдаю. Чтобы не сжать тонкую шею, сую руки в широкие карманы и сжимаю кулаки. И без неё хуёво было, а с ней я тупо на грани. Идиотка не понимает, что ходит по лезвию.

- Оно и видно, как тебе хорошо. - секу хрипом, обдавая морщащуюся Фурию перегаром. - С такими-то комплексами лучше быть не может.

Глава 6

Прошлое не должно мешать настоящему, но...

Если кто-то сейчас посмотрит на меня, то не заметит ничего необычного. Свежая помада на губах и счастливая улыбка. Глаза без тени разрастающегося в груди торнадо. Никто никогда не догадается, как меня колотит от злости и, чего прикидываться, возбуждения.

Не понимаю, почему этот психопат так на меня действует. Отчего его прикосновения, дыхание, голос и даже ярость, которую я активно провоцирую, вызывают в моём теле такие химические реакции и физические изменения? Мой гормональный фон шатается, стоит только рядом оказаться. С ним не так, как с другими. Мне девятнадцать, и то, что с психом был мой первый поцелуй, вовсе не значит, что я невинная овечка, не разбирающая в собственных ощущениях. Я хочу его. Моё тело его хочет. Женское начало жаждет его внутри. Бушующие гормоны устраивают настоящую гулянку, особенно когда его требовательные губы накрывают мои. Дикость, но желание получить этого мужчину сильнее меня. Не парня, как большинство солдат срочной службы и американских студентов, а именно мужчину. Язык не поворачивается назвать его иначе. Я могу лгать кому угодно, но только не себе.

Мной всю жизнь пользовались. В разной степени и по разным причинам. Сначала это льстило. Потом ранило. После раздражало. Теперь я сама стала использовать людей так, как мне того хочется. Я больше никому не позволяю играть моими чувствами. Никому не верю, никого не люблю. Слишком часто и много обжигалась. Со временем научилась играть, притворяться, вертеть чужими жизнями. Но не с Андреем Диким. В его биополе сама теряю контроль, не могу оставаться спокойной.

Наверное, это обычная усталость и стресс от перелёта и смены часовых поясов. Я до сих пор не спала. Тело перекачано смешанной с адреналином кровью. Не могу сидеть на месте. Мне надо срочно выместить избыток гиперактивности. И я этим займусь, как только приведу себя в порядок.

Проезжаю мимо дома Макеевых, направляясь к себе. Нет ни желания, ни настроения с кем-либо говорить. Весь прошлый вечер рассказывала о жизни в Америке, об учёбе в Йельском университете, о людях и местах, в которых бывала. С наигранным восторгом и искусственной беззаботностью. Но уже скорее по привычке живу в выбранном амплуа¹.

Открываю входную дверь и спокойно прохожу в сторону ванной. Ещё по пути стягиваю раздражающую майку, не боясь напороться на кого-то из прислуги. В отсутствие папы здесь никого не бывает. Звенящая тишина, раньше угнетающая, сейчас желанная и приятная. Не тяжёлая, как когда-то, а исцеляющая. Спокойствие, которого так не хватает. Я та, кто находится в постоянном движении, вечно куда-то спешит, не умеет сидеть в бездействии. Ещё одна часть играемой роли. Девочка-петарда. Вечно на разрыве. Такая я для всего мира. Но внутри обиженная, недолюбленная девочка, мечтающая иногда остаться одна в тишине и спокойствии. Я отлично знаю обо всех своих недостатках и не пытаюсь их отрицать. Глупое и бесполезное занятие.

Ещё год назад я верила в любовь и сказочного принца. Мечтала встретить человека, который полюбит меня такой, какая я есть. Примет со всеми проблемами и заскоками. Окружит заботой и вниманием так недостающих мне. Восполнит годы одиночества.

Даже то, что вокруг меня всегда вьётся толпа, вовсе не значит, что мне не одиноко. Иногда чувствую себя одной в целом мире. Мёртвой изнутри. Пластмассовой куклой без чувств. Возможно, именно по этой причине ищу противостояния с Диким. Он будит во мне что-то знакомое, но нераспознаваемое. Забытое? Или уничтоженное?

Включаю воду, но раздеваться дальше не спешу. Воспоминание о недавнем инциденте заволакивают восприятие. Грудь высоко поднимается, но оседает очень медленно, сопротивляясь. Стоит только вспомнить большую грубоватую ладонь с шероховатыми пальцами, сжимающими сосок, как тот сразу сморщивается. В животе закручивается болезненный торнадо. Ёрзаю на месте. Кожа шортов, намокая, скрипит и натирает. С раздражением расстёгиваю пуговицу и просовываю ладонь под ткань. Провожу пальцем между половых губ точно так же, как делал это психопат, но даже оттенка тех ощущений не удаётся поймать. Облокачиваюсь спиной на прохладную стену. От контраста температур кожа схватывается мурашками. Закрываю глаза, приспускаю шорты и проталкиваю пальцы под бельё. Притрагиваюсь к клитору, представляя, что делаю это не сама. Что это шершавые пальцы маньячело растирают клитор. Что его ладонь сминает грудь и сдавливает сосок. Что его язык смачивает мои губы слюной и пробирается в рот. Без того напора, что он выдавал, а мягко, ласково. Почему-то мне кажется, что он так умеет. Пока довожу себя до оргазма, сознаю вдруг, что хочу узнать другую сторону Дикого. Ту, которая совсем не соответствует фамилии. Мне хочется нежности, ласки, любви... Хочется быть собой. С ним...

Разрываясь стонами, давлю сильнее, кружу пальцем быстрее, вкус вымышленного поцелуя становится ярче. Голова идёт кругом, когда чувствую тяжесть его рук на талии и груди. Моё сумасшествие наращивает обороты, когда, кончая, выдыхаю:

- Андрюша...

Сама себя этим контужу. Закидываю гранату в бункер, где укрываюсь. Скатываюсь по стене, рвано дыша и захлёбываясь. Тело мелко трясёт. Низ живота и промежность горит огнём. Клитор пульсирует. На губах стынет ненавистное имя. Должно быть таковым. Должно... Нельзя...

Приложив все силы, разлепляю весящие тонну веки и, опираясь ладонями на стену позади себя, поднимаюсь на дрожащих ногах. Буквально заползаю и плюхаюсь в прохладную воду, остужая тело и охваченный безумием мозг.

- Девочка без комплексов. - буркаю себе под нос, скатываясь в воду по шею. - Супер-р-р.

Мышцы медленно, но неизбежно расслабляются. Дрожь и тяжесть постепенно оставляют меня. Глаза закрываются. Бессонница и напряжение последних дней берут своё, и я засыпаю.

- Что ты делаешь? Не надо... - шепчу, пятясь назад.

Страх захватывает моё сознание. Неотвратимость того, что сейчас произойдёт, лишает воли. Голос теряет силу. Хочу закричать, позвать на помощь, но крика нет. Из горла вырывается перепуганный всхлип.

Глава 7

Можно бороться с собой, но не с сердцем

Сворачиваю в ничем не примечательную промышленную зону в районе грузовых доков. Внешне она ничем не отличается от тысяч таких же складских территорий, если не знать, что происходит за закрытыми дверями одного из складов.

Паркую Хаммер в неприметном тёмном проулке. Бесстрашно шагаю мимо контейнеров и заброшенных зданий, зияющих сотнями чёрных дыр, некогда бывших окнами. В плотной черноте ориентируюсь легко, безошибочно. Пара бомжей распивают водку у стены. Беру направление к бездомным. Замираю над сидящими на земле мужчинами. Они поднимают на меня бородатые лица и улыбаются.

- Заблудилась, девочка? - скрипит один из них.

- Иду к истинным. - отрезаю, протянув пару банкнот.

Явки-пароли... Но сколько пафоса в этих "истинных".

Небритый растягивает рот в улыбке и поднимается. Со звенящим смехом обнимает. Оборачиваю руки вокруг крепких плеч и целую в щёки.

- Крис, мать твою, Царёва! - ржёт он, поигрывая густыми бровями.

- С каких пор ты снаружи, а не внутри? - смеюсь, обнимая второго "бомжа". - Миха, мать твою, Солей. Шикарный прикид. Тебе идёт.

- Благодарю, мадам. - отвешивает поклон и выпрямляется. Взяв за руки, подтягивает меня к костру. - Дай на тебя посмотреть.

- Любуйся, Мишка. - растягиваю губы шире.

Второй парень вытаскивает из кармана бесформенной, мешковатой, потрёпанной кофты последний Айфон и набивает сообщение. Перевожу на него взгляд.

- Лёнь, а тебя вообще не узнать. Быть бомжом — прям твоё.

- Спасибо, Крис, за лестное мнение. - ржёт Лёнька. - Ты к нам надолго?

Пожимаю плечами и налегке отбиваю:

- Месяц. Может, два. Пока не решила точно.

- Как батя? Жив-здоров?

Бездумно махнув рукой, якобы мне пофигу, перебрасываю хвост на плечо. Расчёсываю пальцами волосы, принимая скучающий вид.

- Вроде да. Мы с ним ещё не виделись. Он в командировку укатил на Сахалин.

Не показываю, как обижает меня папин поступок. Не стоит никому знать, что творится у меня на душе. Это только моя боль. Других она не касается.

- Вы присоседитесь ко мне, мальчики? - секу весело, цепляя парней под локти.

Миша поглядывает на свой Ролекс. Шифраторы из них те ещё. Кто разыгрывает бездомного, но не снимает часы не за один миллион?

- Через сорок минут "дозор" сменит.

- Тогда встретимся внутри. Пойду, пока разведаю обстановку. Надеюсь, эта туса не будет такой же тухлой, как у Базара в прошлом году.

- Не сомневайся, Царица.

Парни отвешивают ещё пару шутливых поклонов. На тех же эмоциях присаживаюсь в реверансе. Они возвращаются к игре в бомжей, а я шагаю в сторону самого большого и тёмного здания. Около высоких, широких металлических ворот зажимается какая-то парочка.

- Пароль. - типа невзначай хихикает девушка.

- Kiss my ass¹. - буркаю достаточно громко.

- Можно и по-русски. - толкает парень, щёлкая брелоком.

В ту же секунду воротина приоткрывается ровно настолько, чтобы можно было протиснуться в образовавшуюся щель. Громогласная музыка контузит тяжёлыми басами мозг. Ныряю в здание. Вспышки неона, бегающие лучи лазера, блики стробоскопа в мгновение лишают ориентации. За пределами ангара ни за что на свете не догадаешься, какой бедлам разворачивается в огромном просторном помещении, доверху забитом людьми.

Продвигаясь в толпе к барной стойке, задорно пританцовываю под тяжёлый трап.

Если вы думаете, что золотая молодёжь развлекается в элитных, зашкварно дорогих ночных клубах, то глубоко ошибаетесь. Самые отвязные тусовки разворачиваются в промзонах и, как в шпионских фильмах, доступны только избранным по координатам и паролям. Вы никогда не найдёте такую вечеринку в одном и том же месте. Рейвы противозаконны. Правоохранительные органы годами гоняются за их устроителями, но так никого и не поймали. Тут алкоголь льётся рекой. Запрещённые вещества есть практически у каждого человека. К искусственному дыму, стелющемуся в пространстве, примешивается сигаретный и приторно-сладкий от марихуаны.

Не спрашивайте, как сюда занесло меня: дочь действующего генерала. Он всегда воспитывал меня по законам армии, но постоянное отсутствие папы стирало все запреты. Ища забвения от одиночества и тоски, пару лет назад попала в одну компанию с сыном мера Владивостока – завсегдатаем таких тус. Жажда приключений меня и погубила.

Едва задев в мыслях эту тему, скалю зубы и толкаю локтем одну из танцующих девушек. Шатенка резко разворачивается и шипит:

- Смотри, куда прёшь, овца!

- Смотри, на кого хвост задираешь, Киреева.

Её злость одномоментно сменяется удивлением. Серые глаза округляются, но тут же сужаются. Красные губы расплываются в улыбке.

- Крис?! - восклицает вопросительно, но тут же уверенно подбивает: - Охренеть, Царёва! Какими судьбами в наших краях?

Обнимает и прикладывается щекой к одной щеке, поцеловав воздух, а после и ко второй.

Ловит мои пальцы, не переставая улыбаться.

- Что значит "какими судьбами"? - расхожусь весельем. - Каникулы! Пойдём к бару. Мне срочно надо выпить.

Прорываемся к длинному металлическому столу, сегодня заменяющему стойку. Молодой симпатичный бармен уверенно крутит бутылки, подбрасывает их в воздух, жонглирует и играючи смешивает сложные коктейли. Раньше я бы залюбовалась им и попросила приготовить что-то невероятное, но сегодня мне надо что-то простое и крепкое.

- Рассказывай давай, как там Америка? Как Йель? Как учёба? Парня нашла? - трещит без остановки Танька, забирая свой мохито.

Улыбка настолько заученная, что даётся легко. Не давая ей покинуть мои губы, посвящаю Кирееву в свою жизнь за границей. Двигаясь в такт музыке, потягиваю из трубочки ром колу. Таня достаёт из сумочки косячок и подкуривает. Сделав глубокую затяжку, передаёт мне. Забираю из её пальцев скрутку, но сама затягиваться не спешу. Если к алкоголю добавлю ещё и траву, то как нефиг делать, натворю глупостей. В последний раз после такого набора, заявилась в хламину к Пашке в больницу среди ночи. Ему только вырезали аппендицит, а я шла по коридору с бутылкой вина и пела песни. Теперь есть риск наворотить кое-чего похлеще, чем "в лесу родилась ёлочка" в больничном коридоре.

Глава 8

Мне просто надо это пережить

Царёва здесь. Фурия, мать её, на территории части. Это единственная мысль, занимающая всё пространство черепа. Не хочу знать, каким образом и на кой хрен стерва притащилась сюда, но зная, что она где-то рядом, из головы выбросить её ещё сложнее, чем ночью. Чем каждую из девяти грёбаных ночей, что она не даёт мне покоя ни наяву, ни во снах. Она обещала свести меня с ума и, должен признать, с этой задачей справляется на отлично. У меня конкретно рвёт башню. Кажется, я помешался на мелкой суке, намертво впившейся в моё сознание.

Какого хрена тогда сам ей написал, до сих пор не понимаю. После её заявления, что она меня уничтожит, решил не отвечать. Меня это не напугало, а только раззадорило. Хотелось сделать ей больнее, задеть поглубже, но что-то в последнем сообщении помешало это сделать.

"Когда человек, которому ты доверяешь, предаёт и вырывает бьющееся сердце из твоей груди. А ты видишь это. Ещё живёшь, но на самом деле умираешь. Реальность – это то, что оказывается куда страшнее любого кошмара."

Эти слова задели меня за живое. Не знаю, как это возможно разобрать в бездушных строках, но именно в тот момент казалось, что вот она — настоящая. И всё написанное после было не угрозой, а криком о помощи.

Что должно было произойти с человеком, чтобы так ненавидеть весь мир? Чтобы прятаться от людей в личине стервы? Чтобы изо всех сил стараться задеть, зацепить, расшатать, обидеть, причинить душевную боль другим? Со сколькими она затевала такие же игры, как та, что сейчас горит между нами? Проигрывала ли она хоть раз или всегда выходила победителем, оставив после себя лишь тлен и пепел?

Я уже скатываюсь в пропасть. С ней или без неё, но степень больного помешательства на стерве зашкаливает. Мы с ней провели в одном пространстве не более трёх часов, а она уже оккупировала мои мысли, сознание, сны. Стоит только закрыть глаза, как перед взором становится её образ с яркими маковыми губами. Они – мой опиум. Наркотик, вызывающий нездоровую зависимость. Яркие и сочные, вкусные и ядовитые, исцеляющие, только чтобы после этого убить. С Алей никогда не было чего-то подобного. Даже близко. Между нами не было оголённого, извивающегося под напряжением провода, рассыпающегося искрами. Сделай шаг и сразу поджаришься. Так какого, мать вашу, меня тянет к Фурии, как мотылька на пламя? Понимаю, что если не тормозну – сгорю. Сожжёт ведь. Обратит в прах и развеет по ветру с той самой презрительной, отравленной улыбкой человека, привыкшего побеждать.

Загоняю казарменный воздух в самые глубины лёгких. Он не оседает, а проваливается, словно неконтролируемый смертельный камнепад. С грохотом рвёт ткани и органы. Давит, размазывает, отбирает надежду. Моё, блядь, сердце под завалом. С какой целью я выглядываю в окно на то самое место, где три минуты назад была Царёва? Спросите что-то попроще. Впервые я радуюсь наряду, лишающему возможности покинуть пост и выйти на улицу. К чёртовой адской гарпии.

- Я сейчас сдохну. - трубит задушено Нимиров, с трудом волоча ноги.

- Незапланированное ФИЗО хуже любого наряда. - поддерживает Авельев.

Пацаны из моего взвода запыхавшиеся, раскрасневшиеся, вспотевшие заваливаются в казарму. Я бы и порадовался, что избежал их участи, но не тут-то было. Меня сдача нормативов ждёт завтра утром. Ещё один пункт моего наказания за ту безбашенную гулянку. Старшему лейтенанту Гафрионову было достаточно посмотреть на нас с Макеем, как приговор уже был подписан. Пробежка в десять километров для изгнания будуна была только для разгона. Ад начался позже. Мы с Пахой через сутки стоим на тумбочке, а после пары часов сна то картошку мешками чистим, то душевые драим. Радует только, что не зубными щётками и не языками.

Первые дни бесился на Фурию, но это абсолютно бесполезное занятие. Она мне в горло водяру не заливала и в бордель не отправляла. Только косвенно виновата, но основная вина на самом деле только на мне. Да и толку злиться, если нет возможности дать выход гневу? Никакой рациональности в моих действиях не было. Сам дебил, сам накосячил, сам выдерживаю наказание.

Опять выглядываю в окно, то ли надеясь, то ли боясь увидеть ненормальную. Когда не замечаю, тяжко вздыхаю, неосознанно обличая разочарование. Всё же желание любоваться чёртовой стервой присутствует, и спрятать его не получается. Сколько раз порывался написать или позвонить Царёвой – не сосчитать. Пиздец, конечно, но дошло до того, что я специально засветил мобильник в наряде перед летёхой, а тот избавил меня от искушения. Как только вернул смартфон, был уверен, что она закидала провокационными фотками и сообщениями, но от Фурии не было ничего. Словами не передать, что тогда со мной творилось. Я в жизни не испытывал такого разочарования. Миллионы вопросов терзали расплавленный мозг. Неужели ей надоело играть? Или ждала моего хода? А мне гордость не позволила снова написать первым. Был уверен, что как только исчезнет из моей жизни окончательно, полегчает, но хренушки. Один мимолётный взгляд на Царевишну – ядерный взрыв. Я не понимал нечто важное, пока оно не свалилось мне на голову: я, блядь, скучаю по Фурии. По её ядовитому языку, колким фразам, откровенному соблазнению. Пиздец. Это единственное слово, которым могу охарактеризовать своё состояние и поведение.

- Диксон, ты так и войну проспишь. - ржёт марширующий мимо Гребенский.

- Герыч, сходи-ка ты на хуй. - рявкаю раздражённо, перебрасывая взгляд красных от недосыпа глаз на сослуживца.

Проталкиваю кулаки в карманы, выпуская невидимую пулю ему в лобешник. В последнее время я самое злобное существо, которое можно найти в нашем корпусе. Настрой извечно на нуле, регулярные наряды, гонение по плацу и роль уборщицы не способствуют хоть какому-то подобию доброжелательности. Пять минут наедине с Фурией и я, мать вашу, дикое озлобленное чудовище, уподобившееся бешеной стерве. Был уверен, что вернусь в норму, но...

- Ой, какие мы сегодня злые. На кого дуешься, Дикий?

Глава 9

Это всего лишь наваждение

Немного поболтав с одним из папиных подчинённых, знающим меня с пелёнок, уверенно вхожу в казарму, где базируется Пашкино подразделение. Я отлично помню, где нахожусь, поэтому сегодня на мне наряд хорошей девочки. Один из немногих, имеющихся в моём шкафу. Поднимаюсь по ступеням, тихо ступая мягкими подошвами кед по выложенным мелкой плиткой полам. Представляю, как друг удивится, увидев меня. Но сильнее жажду узреть реакцию Дикого. С той ночи вечеринки я не стала ему писать, осознав вдруг, что не хочу играть с ним в затеянную игру. У меня просыпаются странные чувства к этому мужчине. Пугающие и угнетающие. Один раз я уже сталкивалась с чем-то похожим и заплатила самым дорогим, что есть у девушки.

Поднявшись на третий этаж, замедляюсь, не спеша преодолевать последнюю площадку и два коридора. Одёргиваю слегка задравшееся платье, проверяю шнурки, приглаживаю ладонями непослушные вьющиеся волосы, убираю лезущую в глаза прядь за ухо и ныряю за угол.

Ноги прирастают к полу. Тело подаётся вперёд, но тут же неестественно замирает, как и дыхание. Сердечная мышца наращивает оборотистость и скорость ударов. Так по рёбрам бьётся, что мелкие трещинки остаются. Артериальные канатики не выдерживают его напора и рвутся, отпуская скакать по всему телу. А оно, сдуревшее, то в пятки уходит, то в горле колотится, то вообще останавливается. Радость затапливает меня, словно тропическая волна. С непонятным писком вырывается из груди весь воздух до последней капли. Зажимаю рот ладонью, боясь привлечь внимание Андрея, но он никак не реагирует. Стоит, облокотившись на стену и тяжело дыша. Осторожно втягиваю носом кислород, рассматривая его без стеснения. Впервые у меня есть возможность изучить Дикого в мельчайших подробностях.

Мамочки, он... Он...

Мысли и слова путаются, переплетаются, спотыкаются друг о друга, сбиваются. Я вязну в этой тине из неподходящих ему определений.

Красивый? Нет, не то. Идеальный? Шикарный? Офигенный? Божественный? Атлетический? Понятия не имею, какое из этих слов можно применить к парню. Разве что все сразу.

Трясу головой, раскидывая по плечам и спине уложенные волосы. Они щекочут кожу, но я не рискую даже почесаться, бегая глазами по чётко очерченному мужскому профилю. Жёсткие и, как я уже знаю, требовательные, горячие, будоражащие губы плотно сжаты в тонкую побледневшую полоску. Чёрные густые ресницы такие длинные, что даже я ему завидую. Кустистые брови, которые так и тянет пригладить пальцами, соединяются на переносице. Лоб нахмурен, его прорезают три глубокие изломистые складки. Кончики пальцев начинает покалывать от желания провести по ним подушечками, расправить, заставить их исчезнуть. На той части мощной шеи, что видна над воротом кителя, часто бьётся тёмная вена, выказывая частоту пульса. Мой шкалит по понятным причинам. Длинные мозолистые пальцы свёрнуты в плотные кулаки.

Одному Богу известно, насколько сильно моё желание притронуться к нему. Накрыть ладонями крупные кисти, завести пальцы под манжеты, проверить наощупь, остались ли на предплечьях шрамы от моих ногтей. А самое пугающее, что я хочу, чтобы они там были. Как память, когда мы окажемся на разных континентах и больше никогда не встретимся. Это ещё одна причина, по которой боюсь сближаться с Андреем. Все аргументы против.

Если быть откровенной самой с собой, то всё куда серьёзнее, чем зов плоти. Сердечная тоска сильнее. И опаснее. Именно в сердце появляются незаживающие раны, в то время как на теле они медленно затягиваются, оставляя лишь рубцы и напоминания. Что будет с вздуревшим органом, если наша игра затянется и зайдёт слишком далеко? Я не стремлюсь это выяснять. Лучшим решением будет просто уйти, а встретиться с Пашкой позже, но рвение услышать глубокий голос и захлебнуться в плотной черноте его глаз берёт первенство, и я шагаю вперёд.

Губы плывут в милой улыбке, волосы развиваются при ходьбе. Ткань платья мягко скользит по ногам.

- О, Андрюша. - выбиваю бодрячком, но сразу немею.

Столько сказать хочется. Признаться. Объясниться. Но всё это будет неверным решением. Роковой ошибкой по завышенной цене.

Парень вздрагивает, будто я только что его разбудила. Его веки, сопротивляясь, подрагивают. Кажется, что секунды растягиваются на бесконечность, пока он открывает глаза и впивается тяжёлым, убийственным взглядом в моё лицо. Не перестаю улыбаться как дурочка. Прячу руки за спиной, сцепив пальцы в мертвецкий замок. Он смотрит на меня. Смотрит и смотрит. Мне становится не по себе от такого пристального внимания и изучения. Обсидиановые котлы курсируют по моему лицу. Под его взглядом ощущаю себя без косметики голой. Платье плавится вместе с кожей. Мне становится до невозможности жарко. Лёгкие перегреваются от усиленной работы. Сердце изо всех своих сил стремится вырваться из груди, превратившейся в жерло действующего вулкана. Вскипает всё нутро. Ладони потеют. Пальцы дрожат от усилий, с которыми я напрягаю жилы, призывая тело оставаться на месте и не шевелиться. Подворачиваю губы, когда от тёмного взгляда их начинает печь. Щёки распаляются, словно я голову в включённую духовку сунула. Силюсь хоть что-то из себя выдавить, пошутить, сказать какую-то колкость, дабы разрядить обстановку, но горло сжимается настолько, что даже дышать получается с огромным трудом. Судорожно тяну заряжённый, будто во время грозы воздух, широко раздувая ноздри. Зря. Стоит ему оказаться внутри, как он расходится болезненным электричеством от грубого голоса Андрея.

- Чего тебе? - рыкает недовольно психопат, отводя взгляд в сторону.

Короткое мгновение эйфории сменяется куда более привычной злостью. Чего я в самом деле ждала? Что встретит меня с распростёртыми объятиями? Скажет, что скучал? Я ведь... Ну уж нет! Никто не будет так со мной разговаривать! Вулкан бурлит. Начинается извержение. Но Дикий даже за все деньги мира не узнает, что делает со мной его холодное безразличие. Не узнает!

- Ничего. - отсекаю скучающе. - Шла к Пашке поздороваться и увидела тебя. Решила сказать привет.

Глава 10

Кому, как не мне, знать, насколько глубоко ранит чужое безразличие

Когда-то очень давно существовала теория, что вулкан после извержения превращается в ледник. Я — обледеневшая, замёрзшая, одинокая глыба. Нельзя взорваться и при этом сохранить целостность. Рассыпавшаяся на части, со скулящим во льдах сердцем, с внутренней пустотой в потухших глазах.

Как бы странно и глупо это ни было, но я умудрилась влюбиться в Дикого с первого взгляда. Думаете, так бывает? Нет? Я тоже была уверена, что это всего лишь сказки, в которые верят наивные девочки. Так кто же я: наивная идиотка или сумасшедшая? Третьего варианта не дано. Взгляды, касания, поцелуи — всё это стало привычным и даже родным всего за несколько дней. Это полное, беспросветное безумие, но изменить ничего не могу. Единственная возможность не свихнуться окончательно и не сдаться долбанутым чувствам — держаться от Андрея настолько далеко, насколько это вообще возможно. Но как это сделать, если для того, чтобы выйти из казармы, мне надо пройти мимо него? Я даже представить не могу, как выполнить поставленную задачу. Не торчать же мне тут до ночи.

Мамочки, если бы я могла хотя бы предположить, как обернётся встреча с психопатом, то в жизни сюда бы не пришла!

Смываю дорожки влаги, оставившей ожоги на щеках. Со злостью на собственную слабость и неумение держать себя в руках тру горящие от соли глаза. Шмыгаю носом. Смачиваю ладони и привожу в порядок волосы. Прикрываю ими красно-синее пятно на шее, оставленное жёсткими губами. Ещё секунда, и никто никогда не догадается, какой шторм бушует внутри меня. Маска на лицо. Улыбка на губы. Только в зрачках ничего не отражается, как ни стараюсь запихать туда веселье. Невозможно посмотреть в зеркало и увидеть там кого-то другого. Так и с глазами. Если внутри не горит, то и они отзеркаливают пепел.

Набираю в лёгкие тяжёлый кислород до отказа и собираюсь выходить, как в туалет входят два солдата. Задираю голову и, сделав вид, что ничего сверхъестественного не происходит, иду к выходу.

- О-го-го! Кто это тут? - с вопросительными интонациями ржёт один из них, схватив за запястье.

Резко дёргаю рукой, выбираясь из хватки. Я не боюсь, что они мне что-то сделают, но если папа узнает, что я шляюсь по казарменным туалетам, то шею мне свернёт.

- Заблудилась? Тут военная часть, а не торговый центр. - поддерживает второй, проходя склизким взглядом по голым ногам.

Вдоль позвоночника сползает дрожь. Берусь за дверную ручку, но первый перекрывает образовавшийся проём. Вскидываю на него гневный взгляд и цежу сквозь зубы:

- Во-первых, я буду орать, если ты хоть пальцем меня тронешь. Во-вторых, я здесь по просьбе майора Спиридонова. Если есть проблемы, то поинтересуйся у него. - на этих словах глаза парня округляются, но от дверей он не отодвигается. Окей, хотела разыграть партию без козырей, но он сам виноват. - А в-третьих...

- Она моя девушка, Фиронин. Если не хочешь получить по ебалу, то испарись.

- Вам тут ресторан? - злобно шипит второй, стоя позади меня.

- Сюрприз. - улыбаюсь, подныривая под рукой солдата и бросаясь Пашке на шею.

Он оборачивает поясницу, прижимая плотнее к себе, и прибивает парней ледяным взглядом. Наклонившись к самому уху, шипит едва слышно:

- Какого хера ты здесь, Крис? Мне из-за тебя пиздец будет.

- Выйдем и расскажу. - так же тихо отбиваю, оставляя поцелуй на щеке.

- Я тебя убью, Царёва. - с теми же шипящими интонациями высекает, поворачиваясь в сторону лестниц.

Знаю, что будет намного лучше, если пройду мимо Дикого с Пашкой. Не думаю, что он скажет или сделает что-то при друге, но просто не могу этого сделать. Мне надо время на восстановление душевного спокойствия и равновесия. Дёргаю парня за руку, припадая спиной к стене, и быстро тарахчу:

- Подожди минуту, дай отдышаться. Только не ругайся на меня. Сегодня папа приезжает, и я хотела его встретить. А пока жду, решила заскочить к тебе. Дядя Саша дал добро.

- Дядя Саша, это который майор Спиридонов? - уточняет Макеев, хоть и сам прекрасно знает.

Быстро киваю головой, невинно хлопая ресницами.

- Я встретила его на плацу. Сказала, что хочу навестить друга детства, а то мы даже не поговорили нормально, как я из Америки приехала. Ты со своим дружком укатил, а про меня совсем забыл. - наиграно дую губы в обиде, делая вид, что не замечаю нутряных раскатов грома при упоминании Андрея. - К тому же я о тебе позаботилась, привезла пиццу и бургер.

- Не вижу.

- Что? - толкаю растерянно.

- Заботы, пиццы и бургера.

- П-а-а-аш... - вздыхаю с усталостью, закатывая глаза. - Они внизу. Оставила на входе, иначе до тебя даже донести не успела бы. Пойдём.

Сжимаю его пальцы крепче, чтобы скрыть дрожь в своих. Если я не выйду сейчас, то не сделаю этого никогда.

Промокашка смотрит на часы и обречённо матерится.

- Блядь, мне через двадцать минут Андрюху сменять.

Резко веду плечами. Друг заинтересованно сканирует меня глазами. Ёжусь и растираю открытые плечи ладонями, делая вид, что в помещении без единого кондиционера и дуновения ветерка гуляет сквозняк.

- Только не говори, что замёрзла. - спокойно просит он.

- Немного. Меня знобит. Наверное, приболела. Пойдём на солнышко. У тебя осталось всего двадцать минут, чтобы уничтожить вреднейший фастфуд. - смеюсь приглушённо, когда мимо проходят три незнакомых солдата, бросая на нас вопросительные взгляды.

Не часто они видят девушек в этих стенах. Такие привилегии есть только у тех, кто держит в кулаке половину города.

Быстро перебираю ногами и не отрываю глаз от Пашки, когда подходим к посту. На том месте, где мы с Диким целовались, до сих пор витают гулкие отголоски напряжения и желания. Каждый миллиметр кожи, даже пальчики на ногах, атакуют мурашки. Я уже не могу прятать дрожь. Рывком отворачиваюсь от Макеева, чтобы столкнуться с притягательной густой темнотой сощуренных глаз Андрюши. До него ещё остаётся около трёх-четырёх метров, а я уже физически ощущаю тяжесть его гнева. Он давит так сильно, что колени подгибаются. Спотыкаюсь на ровном месте. Пашка ловит за локоть на лету. Повисаю головой вниз. Друг поднимает меня, но ноги не слушаются. Хватаюсь за предплечья, пытаясь удержаться в вертикальном положении.

Глава 11

Раз за разом на одни и те же грабли

С откровенным злорадством наблюдаю, как папаша отшивает доченьку. Язык чешется от желания добить стерву. Сделать с ней то же самое, что она делает со мной. Зацепить крюком за сердце, если оно у неё вообще есть, и медленно рвать на куски. Тянуть и тянуть, пока не загнётся от боли, что так явно отражается на её потерянном понуром лице. Тот взгляд, которым Фурия смотрит в спину отцу, говорит: почему ты меня не любишь, папа? Царёв же мгновенно забывает о ней, раздавая команды. Но я, блядь, его не слышу, поймав в поле зрения янтарные глаза. Мне совсем не нравится моя реакция на эту мимолётную связь. Царевишна меняется в лице, выпрямляется, приосанивается, задирает нос и с королевским достоинством валит на КПП. Всего секунду назад, пока она была разбита, мне, мать вашу, хотелось её пожалеть. После всего, что стерва мне сделала, я хотел её успокоить. Новый, здрасьте, пиздец. Но стоит ей вернуть контроль, как мои желания резко меняются. Я мечтаю её добить. Именно сейчас, когда она уязвлённая, слабая, униженная. Усугубить её душевные страдания. Ранить настолько глубоко, что эта рана ещё долго не сможет зажить.

После всего, что она наговорила...

Блядь...

До того, как она открыла рот, была совсем другой. Словно, как и я, не могла обуздать внутренний пожар, спрятать истинные желания, справиться с самой собой. Когда отвечала на поцелуй, когда добровольно целовала, когда умоляла вернуться на хренову тумбочку и не нарываться ещё больше... Как можно так играть? Можно ли?

Раньше во мне не было столько противоречий. Сменяющих друг друга, абсолютно противоположных мыслей и желаний. А знаете, чего ещё не было? Жажды крови. Ядовитой крови Фурии. Я желаю выпить её до капли, отравиться ей, навсегда пустив по венам и артериям смертельный яд. Его и так уже достаточно в плазме и, кажется, я начинаю медленно к нему привыкать.

- Седьмого июля состоится военный парад в честь дня города. - ставит в известность Царёв, вышагивая вдоль строя. - К тому времени личный состав должен быть подготовлен. Проверить и привести в порядок всё обмундирование, оружие и технику. Отточить до идеала строевой шаг и "коробку".

Стоящие кругом парни вздыхают и возмущаются, понимая, что любой праздник, где участвует наша часть – полное отсутствие свободного времени и беспрестанные построения. Мне же в данный момент это глубоко побоку.

Смотрю за угол, где скрылась Фурия, и мысленно требую её отца закончить свою речь и распустить нас.

Команда "вольно" звучит только через минут десять, а по моим меркам так и вовсе полжизни проходит. Срываюсь к взводному, приставив пальцы к козырьку.

- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! - чеканю быстро, то и дело ускользая взглядом в направлении выхода.

- Разрешаю.

- Позвольте покинуть территорию части на десять минут.

Он сужает глаза, цепким опытным взглядом прослеживая направление движения моего.

- Запрещаю, солдат. - отсекает со сталью, но тут же смягчает. - Не стоит за ней идти.

Поперхнувшись воздухом, лупаю глазами и задерживаю дыхание.

- Товарищ старший лейтенант, - пусть это и максимально тупо, но решаюсь настаивать, - я помню о наказании, но клянусь, что через десять минут вернусь, а потом можете хоть до конца службы ставить мне наряды.

- Боюсь, что они не помогут. - качает головой летёха. - Я запрещаю тебе, Дикий, покидать территорию части. Если ослушаешься, сделаешь хуже.

Ляпнув жирную точку, направляется в штаб, где Царёв собирает срочное совещание в связи с предстоящими мероприятиями.

Я, как последний долбоёб, стою на месте, активно просчитывая все возможные последствия принятого решения. А через две минуты уже делаю то, на что в жизни не решился бы, не будь заражён раковой опухолью по имени Кристина Царёва – самопроизвольно покидаю часть, сдвинув в сторону пару подпиленных прутьев в заборе, что примыкает к зданию снабжения. Натягиваю на глаза кепку и короткими перебежками курсирую в сторону стоянки, стараясь избегать засвета камер и часовых.

Я, блядь, не думаю, что это только полбеды, и мне предстоит ещё и вернуться. Сейчас значение имеет только одно – добить, растоптать, уничтожить, отомстить.

Не заметить кровавого монстра невозможно. Если мыслить трезво, то для нас обоих было бы лучше, чтобы гарпия уехала, но она всё ещё на парковке.

На языке вертится тысяча колких, жестоких фраз, способных причинить Царевишне адскую боль. Но все они испаряются, стоит только залезть в джип и увидеть проклятые глаза, наполненные слезами.

С гулким хлопком притягиваю за спиной дверь. Царёва отрывает голову от руля. Стремительно вдыхает и орёт с промозглым отчаянием:

- Пришёл издеваться, да?! Давай! Вперёд! Скажи, что даже родному отцу я не нужна! Что никто меня не любит! Что такую тварь нельзя любить! Ну же! Чего молчишь?!

От муки, что пронизывает слова и хлёсткий голос, сжимается сердце. От соли, стоящей в глазах Фурии, скрипит душа. От горько-сладкого запаха плывёт мозг. Я больше не способен рационально мыслить. Совсем.

- Заткнись, Кристина! - гаркаю зло, ибо не могу слушать этот бред.

Толкаюсь вперёд и прижимаю к себе ядовитую стерву. Мотор дробит кости, когда кожей ощущаю её учащённое дыхание и сердцебиение. Она упирается кулаками в грудную клетку, намереваясь вырваться, но я сильнее давлю на лопатки и, мать вашу, мягко веду ладонями по спине в попытке успокоить её истерику и хоть немного притупить отчаяние, так ярко выражающиеся в выказанном жесте.

- Отпусти меня! Пусти! Пусти! - верещит Царёва, крутясь и извиваясь.

Мне хочется её ударить. Сильно. Заставить замолчать и перестать сопротивляться. Но вместо этого опускаю подбородок ей на макушку и хриплю:

- Ш-ш-ш... Тише, Фурия. Успокойся. - пробегаю пальцами по оливковой коже, дурея от того, какая она гладкая, эластичная и чертовски горячая. Ненормальная притихает, перебирая в пальцах складки кителя. Вжимается лицом мне в шею, сдвинув в сторону воротник. Мурахи, взбесившись, облепляют по всему периметру. Прочёсываю длинные шоколадные волосы, не переставая дотрагиваться до изящного тела. - Вот так... Спокойно. Всё наладится.