События развиваются той же ночью, которой оканчивается 1 часть!
Есения
Я сижу на кушетке в кабинете врача. Болтаю ногами. Каблук на одной из туфель держится на соплях. Видимо, не выдержал моего падения.
– Ну что я могу сказать, Есения Альбертовна, – доктор откладывает шариковую ручку в сторону, еще раз внимательно всматриваясь в мое лицо. – С вами все в порядке.
– Спасибо, – натянуто улыбаюсь.
Только я могу грохнуться в обморок от испуга перед тормозящей машиной. Мне грозила смертельная опасность, и, вместо того чтобы бежать, я просто выключилась. Еще пара сантиметров – и водитель иномарки отправил бы меня на тот свет. К счастью, нам с ним повезло. Мне – в том, что осталась жива. Ему – в том, что все же успел затормозить и не задеть меня даже бампером.
– Значит, я могу ехать домой? – завороженно смотрю на бутылку минералки, что стоит на столе. В горле образуется вязкая слюна, думать о чем-либо еще, кроме воды, я не в состоянии.
– Можете. Но лучше все-таки попросить кого-то из близких за вами приехать.
Доктор ловит мой взгляд и протягивает воду. Перед этим сворачивает крышку. Она прокручивается с легким треском, потому что бутылку еще никто не открывал.
– Ладно. Спасибо, – вцепляюсь в пластик пальцами, жадно присасываясь к горлышку.
То, что мой «ангел смерти» уже успел приплатить этому милому врачу, сомнений нет. За все время, что я нахожусь здесь, мне никто не предложил вызвать полицию, или что там делают, когда почти сбивают человека?
– Медсестра проводит вас на диванчик. Сможете подождать там родных.
– Хорошо, – снимаю туфли и шлепаю по холодному кафелю босиком.
Пока я на ходу продолжаю поглощать жидкость, девушка в белом халате помогает мне присесть и быстро удаляется.
Стоит ей уйти, и ко мне сразу бросается водитель иномарки. У него громкий, взволнованный голос. Хотя каким он может быть, если чувак чуть не отправил меня на тот свет?
Он зудит о каких-то договоренностях, полиции, деньгах, но, честно, я пока не в состоянии принимать какие-либо решения. Я же рассматриваю свои перепачканные в пыли штаны и просто хочу домой. Спать. Мне необходимо вычеркнуть этот день из своей памяти. Забыть то, что видела в комнате Панкратова, хотя, если быть честной, после «встряски» на дороге я не думала про Андрея уже минут двадцать. Но мы прекрасно понимаем, что это временное.
Скоро шок пройдет, и я снова погружусь в свои страдания.
Наверное, я бы могла попытаться выяснить. Зайти в эту чертову комнату, заявить свои права… Но слушать вранье и какие-то нелепые оправдания…
Мне кажется, меня и так выставили дурой по максимуму. Куда уж еще больше?
Взмахиваю рукой, вкладывая в этот жест все свое раздражение.
– Замолчите, пожалуйста, – прошу назойливого водителя, – у меня болит голова.
Мужчина затыкается, а я чуть крепче сжимаю в ладонях телефон с разбитым экраном. Он работает, только дисплей исполосовало уродливой паутинкой трещин.
Снимаю смартфон с блокировки и выключаю «авиарежим», поставила сразу, как пришла в себя, потому что Андрей никак не мог угомониться и все названивал, названивал.
Пока решаю, кому позвонить, телефон снова взрывается мелодией. Теперь она меня жутко раздражает.
Кто это, гадать не приходится.
Выдыхаю и принимаю звонок.
– Я тебя слушаю, – говорю чуть тише. При этом смотрю на мужика, который продолжает сидеть рядом. Он прищуривается, но отходит в сторону.
– Где ты?
– Какая разница?
– Тебя нет дома.
– Ты у меня дома?
– Это первое, куда я поехал.
– Зачем? – скулю, понимая, что мама там, наверное, в истерике. Сначала Катька сломала ключицу, а теперь еще и я пропала.
– Кто тебя просил туда ехать? – я злюсь, именно поэтому кричу.
В трубке повисает пауза, а потом я слышу мамин голос. Она либо вырвала трубку, либо он миролюбиво передал ей телефон.
– Еся, где ты? С тобой все в порядке?
– Мам, я…
Соврать ей не успеваю. Ко мне снова подходит врач и громко интересуется, когда за мной приедут. Для пущей кошмарности ситуации спрашивает, не тошнит ли меня, в сотый раз повторяя, что сотрясения нет, но тошнота может быть прямым последствием шока.
– …кто это? Какое сотрясение, Еся? Что происходит?
– Я…
Видимо, теперь трубку вырывает Андрей.
– Скажи мне, где ты, – он меняет интонацию. Голос становится серьезнее. Он пытается на меня давить. Даже по телефону.
– В приемном покое.
– Я сейчас приеду.
Гудки. Он просто отключается. Звоню маме, но она не берет трубку, Панкратов теперь тоже. Во мне снова плещется паника.
Зачем? Зачем он поперся к нам домой?
Накрываю лицо ладонями и тихонечко в них поскуливаю.
Не знаю, сколько проходит времени, по внутренним ощущениям, совсем немного. Я слышу голос того самого врача, а потом бас Андрея. Водитель, что все еще сидит на лавке неподалеку со стаканчиком кофе в руках, вытягивает шею. У него дергается глаз. Он смотрит на меня в нервном испуге.
– Я вас услышал! – рявкает Панкратов, выворачивая из-за угла. Там как раз находится дверь в кабинет врача, который меня осматривал.
То, что он приехал, наверное, даже в плюс. Потому что прекрасно осознаю – водитель иномарки явно хочет замять это дело. А я понятия не имею, как себя вести в такой ситуации.
Андрей замечает водителя. Тот сразу поднимается на ноги. Они отходят чуть в сторону, о чем-то говорят. Разобрать, о чем, я не могу, голова все-таки немного кружится, и мне приходится отдать все свои силы на то, чтобы не упасть с диванчика.
Подруга бьет его по предплечью, я же тем временем пытаюсь высвободить запястье.
– Панкратов, корявки свои от нее убери!
– Бережная, захлопнись и иди, куда шла.
Олеся сглатывает и еще раз ударяет его по плечу.
Андрей отталкивается от машины и делает шаг в ее сторону. Мою руку при этом не отпускает. Олеся пятится, нервно осматриваясь вокруг себя.
– Лесь, иди, я сама. Правда.
– Я не оставлю тебя с этим психом.
– Олесь, – улыбаюсь, и подруга кивает.
Все время, что Леська поднимается по ступеням, она не отрывает от нас глаз. В какой-то момент спотыкается и просто налетает на Кострова, который не позволяет ей упасть.
Появление Женьки явно отвлекает ее от моих проблем. И это к лучшему.
– Чего ты хочешь, Андрей? – выдыхаю, стараясь выглядеть максимально отстраненной. И неважно, что мне адски больно, перед глазами до сих пор стоит эта омерзительная картинка – он и эта его Ира.
– Еся, давай поговорим. Пожалуйста.
– Я не хочу. Считай, что я тебе верю и мы все забыли. Абсолютно все, и то, что мы вместе – тоже. Устроит?
– Нет.
Он поглаживает мое запястье, и я немного теряюсь. По венам расползается предательское тепло. Я не могу избавиться от этих ощущений. Стою как дура, смотрю на него, впитывая эти чертовы прикосновения. Таю, как мороженое в сорокоградусную жару.
– Пропусти, мне нужно на пары. Я тебя умоляю…
– Тебе нужно к врачу.
Андрей открывает пассажирскую дверь и заталкивает меня в машину. Я не успеваю удержаться на ногах и просто падаю на сиденье. Панкратов щелкает замком ремня безопасности и закидывает мои ноги в салон авто.
Дверной хлопок бьет по нервам. Я на пару секунд прикрываю глаза, ощущая дикую боль в области затылка. А когда возвращаюсь в реальность, чтобы отстегнуть ремень и вылезти наружу, Панкратов уже сидит за рулем.
– Прости, но на учебу ты сегодня не идешь. Я уже предупредил, что тебя не будет.
– Что? Ты не имеешь права! – повышаю голос и сразу хватаюсь за голову.
– Возможно, – он ведет плечом и выжимает педаль газа.
– Хорошо. Пусть будет по-твоему, – собираю всю волю в кулак и просто на время мирюсь с обстоятельствами.
Демонстративно отворачиваюсь к окну и закрываю глаза. Разговаривать я с ним не буду. Если ему принципиально притащить меня к врачу, то пожалуйста. Я и сама собиралась. Только это его уже не спасет. Я сделала все выводы, которые могла.
Из кабинета врача я выхожу с кучей бумажек. Мне сделали капельницу, осмотрели с ног до головы и даже выписали направление на МРТ. Сделать его нужно через пару недель.
Сотрясение у меня все же присутствует. Поэтому и тошнит.
Бросаю бумажки на диванчик в приемной, а после медленно опускаюсь на него сама. Панкратов сидит рядом. Сбегать от него сейчас – дурость, все равно далеко не выйдет, так что и пытаться не стоит.
– Что сказали?
– Все в пределах нормы. Я не умираю. Дали больничный ненадолго.
– Я отвезу тебя домой?
Мне кажется или его слова прозвучали как вопрос?
Поворачиваю голову, впервые за все это время сталкиваясь с ним взглядами. Нет в его глазах больше этой наглой искорки. Он, кажется, и правда в растерянности. А еще заметила, что он до меня больше не дотрагивается. Ну за исключением финта на пороге универа.
– Нужно поговорить. Ты злишься и не хочешь ничего слушать, я тебя понимаю, Еся, но… дай мне хотя бы объяснить.
– Что объяснить? То, что твоя мать предлагает мне деньги, и то, что ты был там со своей бывшей в расстегнутых штанах?
– Моя мать предлагала тебе деньги? – он меняется в лице.
– Представь себе. Только не говори, что не ожидал от нее такого. И от этой своей тоже. Поэтому я не хочу тебя слушать. Мне больно и обидно. Слышишь?
– Извини, но ты меня выслушаешь, – теперь он говорит с напором. Снова давит, просто пригвождая взглядом к дивану. Он тоже зол. Тоже на грани.
– Черта с два. Я и так знаю, что ты мне скажешь. Что тебя облили вином, ты пошел застирывать рубашку, а тут Ира. Так внезапно начала к тебе приставать. Голая, наверное, приперлась, правда?
Панкратов смеется в самый неподходящий момент, но я так зла, что бездумно заряжаю ему пощечину. Андрей прикладывает ладонь к слегка покрасневшей щеке, но ничего не говорит.
В другой ситуации мне бы было стыдно. В любой другой момент, но не сейчас.
– Я видела, как ты на нее смотрел! – срываюсь на крик, а предательские слезы обнажают перед ним душу. – Ты даже не оттолкнул… Мог, но…
– Поехали.
Он так резко тянет меня на себя, что я просто теряю равновесие. Валюсь ему на грудь, как тряпичная кукла.
Панкратов снова пользуется заминкой. Просовывает руку под мои колени и поднимает на руки.
Андрей.
Ирка притащилась в мою спальню почти сразу, как только я ушел из бассейна. Не успела закрыть дверь, а уже стоит передо мной в одних трусах, переступая через свое мокрое платье. Волосы склеились, макияж слегка потек. Это не сделало из нее уродину. Если не опираться на наше прошлое и то, как мы расстались, то Веселова красивая. Определенно.
Не сказать, что я ее не ждал, просто в какой-то момент в голове промелькнула мысль, что она хоть немного поумнела. Нет!
Ирка по-прежнему осталась собой. Дурная и бестактная.
– Ты так быстро сбежал. Неужели у тебя с ней серьезно?
– Да, серьезно.
– Андрюша, – она цокает языком, мелодично хохочет и набрасывает на голые плечи мою сухую сорочку, что лежала на кровати. – Ни за что не поверю, что она для тебя что-то значит. Прости, – сводит густые брови на переносице, – но я всегда вижу, когда ты врешь.
Ее мелкие шажки окончательно стирают те пару метров расстояния между нами.
– Разве ты не скучал? Я – очень. Милый, – она целует в щеку, вскользь касается губ, оставляя отпечатки алой помады. – Любимый, еще раз с днем рождения. Я так скучала. Прости, что не вернулась с тобой сюда сразу… Я правда так об этом жалею.
Ее елейный голос раздражает. Она вся меня дико бесит. Когда-то я думал, что люблю ее, а теперь не чувствую ничего кроме отвращения.
Мы встречались почти восемь лет, но сейчас она не больше чем инородный сгусток. Где-то в глубине души я пытаюсь отыскать хоть какое-то, может быть поверхностное, чувство теплоты, но нет.
Меня ни капли не трогает ни ее присутствие, ни ее прикосновения. Ничего.
Ира снова привстает на цыпочки. Стирает помаду тыльной стороной ладони, не забывая улыбнуться.
– Я помню, тебя бесит эта дрянь на губах.
– Какая хорошая память, – обхватываю ее горло. Действую скорее на рефлексах. Терпеть не могу, когда до людей не доходит с первого раза. Ей я объясняю как минимум третий. – Я же по-русски сказал, у меня есть девушка.
– Андрю…
– В твоих интересах это усвоить.
Усиливаю нажим. Ирка начинает кивать, ее зрачки расширяются, а самоуверенность летит в мусорное ведро.
– Еще раз ты вытворишь что-то подобное, – резко отпускаю ее шею, крутанув полуобнаженное тело так, чтобы она прижалась спиной к моей груди, – я оторву тебе башку. Если ты только подойдешь к Еське, ходи и бойся. Доступно объясняю?
– Да, – она хрипит и отшатывается в сторону. – Я поняла. Поняла! – всхлипывает, стягивая полы рубашки на груди.
– Тогда пошла вон.
Веселова бросает на меня обозленный взгляд и вылетает из комнаты.
Проводив ее глазами, перебираюсь в ванную. Открываю кран и смываю с лица отпечатки помады.
Когда спускаюсь вниз, по одному материнскому взгляду понимаю – что-то не так.
Этот вечер изначально был обречен. Я ждал подвоха сразу, как только мамуля начала обкатывать Еську своей псевдолюбезностью. Буквально за день «до» мы с ней выяснили, что все ее слова останутся только словами и я не собираюсь жить по ее указке. Нравится ей это или нет, меня тоже мало волнует.
Единственное звено, что я не учел, Витасик. Он еще в школе поддерживал все проделки Веселовой, а о том, что фантазия у нее больная, даже и говорить не стоит. Если бы я не тупил и сообразил, зачем он тащит меня в бассейн…
Хотя ясность во всю эту ситуацию, напротив, вносит его сестра.
Бережная выкладывает мне все от и до, параллельно прикладывая не самыми безобидными словесными оборотами. Большое ей спасибо, не за второе, конечно.
Градус напряжения растет. Я осознаю, что вляпался по полной и ехать к Еське с тупым: «Ты все не так поняла» – не прокатит.
Именно поэтому задерживаюсь и допускаю эту чертову аварию. Не зависни я у охраны, проверяя, есть ли записи этого долбаного вечера, Токарева бы не загремела в больничку.
А так косвенно я виновен даже в этом…
К счастью, выглядит она нормально, если не брать в расчет красных от слез глаз. Говорить, конечно, не хочет. И не будет.
Поэтому на следующий день я тащу ее к себе, чтобы показать записи и попытаться убедить, что она действительно все не так поняла. Только ее последний вопрос ставит в тупик.
«Если бы вся эта ситуация произошла со мной, как бы ты отреагировал? Что бы сделал, видя вот такой «не поцелуй», м?»
Уже полминуты кручу ее слова в голове. Что бы я сделал? Убил бы утырка, которого она поцеловала, точно бы убил. А ее… не знаю. Сейчас мне кажется, что забил бы и простил. Но давайте будем честными? Мое самолюбие бы просто не позволило спустить такое на тормозах, нет…
Только вот сейчас сложность в том, что ситуация касается меня самого. Я и есть тот «утырок», который хочет прощения…
Отчасти я понимаю, почему не оттолкнул Веселову. Я хотел убедиться раз и навсегда, что больше ничего к ней не чувствую. Это тупо и где-то нечестно, только назад не отмотаешь. Последнее, чего бы я хотел, это причинить Есе боль. Нет.
Открываю глаза посреди ночи. Меня словно подталкивают встать с кровати, что я, собственно, и делаю. Опускаю ноги на мягкий прикроватный коврик, находясь в туманной полудреме.
Шлепаю босиком на кухню, где наполняю кружку прохладной водой из фильтра. Делаю пару жадных глотков, устроившись у подоконника, и замираю. Капли медленно скатываются по подбородку. Несколько раз хлопаю глазами, видя у подъезда машину Андрея, и отнимаю кружку от лица.
Я почти не дышу, просто наблюдаю. Машина стоит с потушенными фарами еще минуты две, а потом уезжает, оставляя за собой чувство пустоты.
Бегу в комнату и хватаю телефон. Может быть, он мне писал, но я спала и не услышала?
Снимаю смартфон с блокировки и сажусь на кровать. Быстро «пробегаю» по всем приложениям со встроенным мессенджером и разочарованно откидываюсь на подушку.
Не писал.
Честно говоря, мне казалось, что в последнее время градус напряжения начал спадать. Я прямо чувствовала, как пальцы, которые крепко держали меня за горло все это время, медленно ослабляли хватку. Но, кажется, обманывалась.
Андрей помог мне переехать, на чем, собственно, и все.
Нет, конечно, мы общаемся. Часто переписываемся. Но наше общение все равно выглядит как-то скомканно, что ли… Между нами тысячи недоговоренностей, которые только предстоит решить. Все слова и фразы витают где-то вокруг. Мы говорим о погоде, учебе, какой-то вообще мало кому интересной ерунде, но только не о нас. Это угнетает.
С одной стороны, это даже правильно – вот такая передышка. Она была нам нужна, все изначально развивалось слишком стремительно. Но и затягивание с подобными отдалениями чревато последствиями.
Проходят сутки с момента его ночного визита под мои окна. С тех пор, Андрей больше не пишет. На мои звонки и сообщения не отвечает. Его телефон постоянно выключен. Это пугает и наталкивает на такие мысли, что лучше бы отключить свои мозги вовсе.
В пятницу появляюсь в стенах универа, и, конечно, по насмешке судьбы, первая, кого там встречаю, – Веселова. Она действительно перевелась из Москвы. Леся мне все уши об этом за неделю прожужжала.
Блондинка стоит в компании парней-старшекурсников и хохочет. Она жеманничает, кокетничает и словно невзначай касается то одного, то другого молодого человека пальцами.
Прохожу мимо, громко здороваясь с мальчиками, я тоже их знаю. Получив в ответ четыре приветствия, внутренне улыбаюсь и спешу к кофейному автомату за капучино. Две первые пары из двух поставленных сегодня в расписание кукую одна, Леська решила «заболеть» и остаться дома. Коза.
За пару минут до большого обеденного перерыва обосновываюсь на подоконнике рядом с аудиторией, в которой у Андрея вот-вот закончится занятие. Специально посмотрела их расписание на сайте. От Бережной прилетает пара сообщений насчет вечера, и, пока я думаю, что ответить, группа Панкратова обильным потоком выливается в коридор.
– Привет, – прячу телефон в сумку и, взмахнув рукой, делаю шаг в сторону Женьки, потому что Андрея не вижу.
– А где…
– Его сегодня не было. И вчера тоже.
– Понятно. Извини.
– Подожди, – Женька параллельно отвечает кому-то из парней, что с ними не пойдет, и возвращает внимание ко мне.
– Зачем? – мои зрачки немного расширяются, а телефон снова пиликает. Очередное сообщение от Бережной. Игнорирую ее настойчивость и немного краснею. Ловлю себя на мысли, что момент сейчас странный.
– Нужно поговорить. Во-первых, я хотел извиниться, за все. А во-вторых…
– Все нормально, – я намеренно его перебиваю, не хочу никаких откровений. Нет.
Между нами повисает неловкое молчание.
Костров предлагает пообедать, но я отказываюсь.
Мы спускаемся на первый этаж, выходим из корпуса. Женька все это время плетется следом, а может, идет по своим делам и нам просто в одну сторону. Я смотрю себе под ноги, размышляю о том, что могло произойти и куда пропал Панкратов.
Почему-то в такие моменты думаешь всегда о плохом, изощренно подкидываешь себе яркие картинки с чем-то максимально ужасным.
В какой-то момент Женька резко тянет меня на себя. Не сразу соображаю, что происходит, но, когда отрываю глаза от асфальта, залитого кофе, вижу перед собой лицо Веселовой.
Она поджимает губы, взмахивает пустым стаканчиком и начинает наигранно извиняться.
Шлю ее на три буквы, причем так, что слышит половина студентов, которые ошиваются на улице, и иду дальше. Позади слышу смех Кострова и предложение отвезти меня домой.
Отказываюсь и топаю на маршрутку. Квартира, которую я теперь снимаю, находится от учебы в шести остановках, а раньше мне нужно было проехать только две.
Забегаю домой на полчаса, чтобы переодеться и поесть. Сменив джинсы на юбку, еду на работу.
Часов в шесть, когда уже собираюсь уходить, мне настойчиво звонит Олеся.
Не хочу ни с кем говорить, поэтому просто игнорирую надрывающиеся динамики телефона. Бешусь и переключаю на вибрацию. Но Бережная не успокаивается. На смартфон падают сообщения, одно за другим.
– Андрей, там стена.
До кровати добираемся на ощупь.
Наверное, для Еськиного внутреннего комфорта верным решением будет не включать свет и здесь, но я так хочу ее видеть.
Упираюсь спиной в прикроватную спинку и вытягиваю руку вверх, чтобы зажечь ночник. Тонкая полоска желтого света рассеивается по комнате, открывая взгляду ее удивленные карие глаза и немного растрепанную копну рыжих волос, с которых я в ту же секунду стягиваю резинку.
Еся облизывает губы, смотрит смущенно. Ее напряжение можно считать невооруженным взглядом, а уж о том, что я чувствую его под своими ладонями, и говорить не нужно.
Окончательно высвобождаю ее из куртки и бросаю ту на пол.
Усадить Есю на себя верхом было отличной идеей. Она пропитывается мнимым чувством свободы, абсолютно не подозревая, что уже давно в ловушке. Хотя с этим можно поспорить…
Подцепляю локон волос, накручивая его на пальцы.
У нее красные, горячие щеки и такое громкое, отрывистое дыхание.
– Моя хорошая, – целую ее за ушком и слышу звонкий смешок.
– Щекотно.
Еся улыбается, по собственной инициативе снимает с себя свитер. На ней ярко-красный, полупрозрачный кружевной топ. Залипаю на этой картинке, рассматривая все до мельчайших деталей. Кайфую от предоставленного мне визуала и тяну ее на себя.
Получается резковато и немного грубо. Но мозги плывут под гнетом обстоятельств и силы желания.
Припечатываю ее губы мелкими поцелуями. Хочу, чтобы расслабилась. Чтобы не держала спину так, словно к ней привязали лом.
– Я никогда не хотел тебя обидеть, – шепчу, прижимая ее к матрацу. Теперь уже открыто беру инициативу в свои руки, наваливаясь сверху. – Прости меня, – снова целую, словно боюсь услышать отрицательный ответ.
Разбитую губу жжет. Но это мелочь по сравнению с тем, насколько сильно меня обуревают эмоции.
Грудная клетка вот-вот проломится от сердечных ударов.
– Я знаю.
Она выгибается чуть сильнее. Провоцирует.
Хочется зацеловать ее до смерти. Всю. Попробовать на вкус каждый миллиметр тела. Что я, в принципе, и делаю.
Трогаю ее. Обнимаю. Прижимаю к себе в страхе, что она способна испариться. На самом деле за эти дни я часто ловил себя на этом ощущении. Мне все время казалось, что вот-вот случится наша последняя встреча, после которой уже ничего нельзя будет изменить. Еси просто больше не будет в моей жизни. Она уйдет и не захочет вернуться…
– Я очень скучала, – ее ладони упираются в мои плечи. – Хотела тебя увидеть. Но мне было так страшно сделать первый шаг. Очень страшно.
Обуревающие меня эмоции стихают.
Чувствую себя полнейшим идиотом, потому что впервые в жизни испугался быть чуть настойчивее. Сделать этот чертов первый шаг.
– Иди ко мне.
Я как-то говорил, что мы похожи? Так вот это чистая правда. Еська – прямое отражение меня самого. Стоит немного расшевелить, надавить на нужные точки, и вот оно – от нее пахнет диким желанием. Еська быстро соображает, подстраивается. Где-то даже проявляет инициативу. Она не строит их себя совсем уж невинную и шугающуюся каждого движения девочку.
Рыжие волосы рассыпались по одеялу.
Смотрю в ее потемневшие и слегка затуманившиеся глаза. Отмечаю каждую черточку на красивом лице.
Она дрожит, так беззащитно. Трепетно. Женственно.
Время замедляет ход.
Еся касается моего лица. Мягкие подушечки пальцев обводят кожу вокруг ссадин, а в уголках прекрасных глаз собирается влага.
– Зачем ты подрался?
– Так вышло, – неловко пожимаю плечами и стираю с ее лица слезы. Склоняюсь ближе, чтобы поцеловать.
Снова обнимаю. Уже сообразил, что она млеет от прикосновений. Девочка – чистый кинестетик. И мне еще сильнее хочется ее заобнимать.
Еська отвечает на каждое мое прикосновение. Реагирует довольно остро, отзывается. С губ срываются тихие вздохи. Они застревают в моей голове, доводя до точки.
– Ты готова?
Спрашиваю, потому что мне хватило прошлого раза, когда мы оба чуть не попали в ловушку, которую навертело ее разбитое домашними проблемами сознание.
Сейчас большим «но» может стать наша ссора или ее переживания.
– Да, – ее губы подергиваются в милой улыбке.
Она расслаблена и напряжена одновременно.
– Не бойся, – переплетаю наши пальцы и завожу ее руку за голову.
Есения.
Я знала, зачем сюда еду. Знала это, когда села к нему в машину. Знала, когда мы поднимались в лифте.
В голове было так много мыслей, а сейчас пустота. Она такая вязкая, сводящая с ума. Мой разум давно затуманило плотной дымкой от прикосновений и тихого шепота.
– И поэтому ты плачешь? – у него серьезное лицо, но во взгляде столько тепла и понимания. Ну или же я просто хочу так думать, воображаю себе то, чего нет.
– Нет, – упираюсь коленом ему в ногу, – знаешь… я не такая, какой ты меня видишь. Я не сильная и не смелая. Я трусиха, и мне проще притворяться…
– Это ты к чему?
– Я не уверена, что смогу справиться с давлением твоей семьи и кознями Веселовой. Она же перевелась сюда не просто так. Я боюсь, что в конечном итоге тебе не поверю. Испугаюсь и сбегу. Потому что закрываться в себе, игнорируя проблемы…
– Я тебя понял.
Андрей подает мне руку, помогая переступить через бортик ванны, а когда мои ступни касаются мягкого коврика, спрашивает:
– Кофе будешь?
– Буду, – пожимаю плечами, сожалея о том, что не договорила.
Я и правда не уверена, что справлюсь. Я привыкла бежать от проблем, прятаться в своей ракушке и делать вид, что ничего не случилось. Так проще, так можно избежать боли.
И наверное, будь у меня чуть больше смелости, я бы сбежала прямо в эту минуту.
Это, наверное, с детства, когда ты слышишь, как в соседней комнате ругаются родители, бьется посуда, а ты сидишь за стеной с закрытыми глазами и представляешь, что этого вовсе нет.
Вот и сейчас мне будет проще вычеркнуть Андрея из своей жизни, представить, что между нами ничего и никогда не было. Представить, что все это лишь сон.
Помучаться, но избежать того ада, который способна устроить его семья. Ведь то, что это непременно случится, неоспоримый факт. Его мать не позволит нам жить спокойно. Ни за что. Еще и Веселова…
Да, я боюсь трудностей и боли. Боюсь быть преданной, брошенной. Я много чего боюсь. Моя напускная самоуверенность на то и напускная. Любые чувства выбивают из колеи, они способны разрушить твою и так по крупицам склеенную личность на раз-два.
Только что бывает с разбитой вазой? Правильно, ее выбрасывают.
Андрей так неожиданно ставит передо мной чашку кофе, что я вздрагиваю. Поднимаю взгляд, но быстро утыкаюсь в кружащуюся по периметру кружки молочную пену.
Поправляю заправленный край полотенца, которым я обмоталась, и откидываю еще влажные волосы за спину.
– Спасибо, – бормочу, хватаясь за ручку пальцами. – Только не подумай, что я…
– Тебя действительно так парит ситуация с моими родителями?
Панкратов садится напротив, обхватывает мои ладони, прижимая их к теплой поверхности белой керамики.
– Я просто не хочу быть яблоком раздора.
– Ты и не будешь. Я уже взрослый мальчик и давно сам принимаю решения. Моей матери это никак не касается.
– А твой отец?
– Поверь, ему точно нет до всего этого дела.
– Андрей, – вздыхаю, возвращая себе одну ладонь, – мы разные. Очень-очень разные.
– Это же хорошо?
На его губах появляется улыбка, а моя неуверенность нехотя отходит на второй план.
– Наверное, – пожимаю плечами. – Прости, я не хотела портить вечер.
– Ну, мы же собирались поговорить.
Его бровь нагло ползет вверх с жирным намеком, что наши разговоры были беспощадно прерваны страстью еще до моих гнусавых откровений.
– Давай договоримся, что не будем молчать. Если тебя что-то не устраивает, если ты чего-то боишься, не уверена, то всегда можешь поделиться со мной.
Андрей снова перехватывает мои пальцы, переплетая их со своими, внимательно рассматривает мои слегка дрожащие руки.
– Знаешь, что я понял за эти дни? – его голос ласкает слух. Он бодрый и вселяющий надежду.
– Что?
– Без тебя хреново.
Сглатываю образовавшийся в горле ком, стараясь как можно более бесшумно перевести дыхание. От прикосновений покалывает кожу, а внутри образуется сгусток невообразимого трепета.
– Это признание в любви?
Андрей встает со стула и, обогнув стол, присаживается на корточки между моих ног.
– Нет, – качает головой. – Я могу быть собой, когда ты рядом. Потому что я действительно люблю тебя.
Он зарывается пальцами в волосы у моего виска, и я льну к его ладони щекой. Все это кажется таким правильным.
– А вот это было оно, – он снова улыбается, чуть крепче сжимая мою руку. – Вслух это звучит хуже, чем в моей голове.
Кухню сотрясает его смех, а я прикусываю губу. На душе становится так легко. В животе появляются те самые бабочки, что не дают спать ночью, лишают аппетита и постоянно сбивают с мыслей.
Упираюсь рукой в спинку стула и медленно соскальзываю на пол, соприкасаясь коленями с паркетом.
– Я научусь тебе доверять, правда.
Веду кончиком носа по его шее, чувствуя, как пульсирует артерия.
– Я знаю.
– Все нормально?
Андрей повторяет свой вопрос, а я могу только молча кивнуть. Улыбнуться и плотнее прижаться пятой точкой к стулу. Вечер обещает быть богатым на события.
Снова поворачиваю голову в сторону столика, за которым видела Веселову, но либо меня приглючило, либо она так быстро ушла… Но то, что сейчас стол пуст – факт.
Андрей представляет меня друзьям, они завязывают беседу, много шутят, смеются, вспоминают какие-то курьезы из более ранней юности.
Я же только улыбаюсь и внимательно слушаю. Стараюсь сосредоточить все свое внимание на этих разговорах и не вспоминать о Веселовой.
Сидящий напротив Максим, одноклассник Андрея, с интересом смотрит на мой бокал, наполненный апельсиновым соком. Подмигнув, предлагает вина, но я отказываюсь.
Честно говоря, с алкоголем у меня отношения натянутые. Я его не воспринимаю. Скорее, даже ненавижу. Насмотрелась последствий, так сказать. Все детство отец дышал на нас пьяным перегаром.
– О, это Бережная там, что ли? – Рома, друг детства Андрея, а по совместительству сын владельца отеля, в котором мы все сейчас находимся, кивает на вход в ресторан.
Оборачиваюсь, замечая Леську, и губы сами складываются в непроизвольную улыбочку.
Бережная пересекает зал и, подтащив стул от соседнего пустующего столика, усаживается рядом со мной. То, что она знает присутствующих здесь людей, не удивляет. Как минимум все они жили по соседству.
– Где братца потеряла? – встревает Ярик.
– И тебе привет, Царев, – Леська подзывает официанта и просит бокал вина.
То, что с ним Бережная ведет себя непринужденно, моментально бросается в глаза.
Ярослав широко улыбается ей в ответ и поправляет свою длинную челку, небрежно откинутую назад.
– Мы с ним встречались, – громко поясняет Леся, но обращается ко мне. – Ну ты видишь, да, что он тот еще дурачок?
Леська закатывает глаза, Ярик ухмыляется и перекидывает все свое внимание на девушку, с которой пришел Жданов.
За столом не повисает неловкого молчания. Эта перепалка никак не отражается на всеобщем веселье.
– Ты не рассказывала, – говорю так, чтобы кроме Леси меня никто не слышал.
– Это была ошибка, – подружка пригубляет бокал, а потом с тоской добавляет: – Точно ошибка.
Поджимаю губы. Леськина реакция меня слегка удивляет. По крайней мере, говорит она так, словно эта фраза – чье-то внушение.
Андрей закидывает руку на спинку стула, на котором я сижу, потирая пальцами мое оголенное предплечье.
Провожу ладонью по его ноге и, можно сказать, забираюсь ему под бок, как нахохленный цыпленок. К счастью, наши стулья стоят максимально близко, и я без проблем могу к нему притиснуться.
– …ну и короче, – Рома делает мхатовскую паузу, – отметилили нас с Андрюхой в том райончике на раз-два. Так что, если будет выпендриваться, – обращается уже ко мне, – знай, главное – просто взять арматуру покрепче.
Панкратов закатывает глаза, а его губы дергаются в ухмылке.
– Так, ну что, ребятки, – вклинивается Максим, тот, что предлагал мне выпить, – думаю пора переместиться к бассейну.
Леська пулей вылетает из-за стола, я даже не успеваю сообразить, что произошло. Вряд ли на нее так повлияло предложение покинуть ресторан.
Задумчиво смотрю на Царева, который пялится ей вслед с легким прищуром.
– Я ее догоню, – тихонечко говорю Андрею, – и поднимусь переодеться заодно.
Панкратов чуть сильнее сжимает мою руку и целует в губы.
Божечки, это выражение чувств прилюдно меня все еще пугает.
Отодвигаю стул и направляюсь на выход. У зоны лифтов встречаю Лесю. Она стоит прижавшись спиной к стене, вся красная как помидор.
– Ты чего?
– Все нормально.
– Ле-е-е-есь…
– Если бы я знала, что он тоже приедет, никогда бы сюда не пришла. Прости-прости, что порчу тебе вечер, – она всхлипывает и практически повисает на моей шее.
– Все, тихо. Не плачь, все хорошо.
– Ничего не хорошо, – она качает головой. – Ненавижу его.
– Что произошло? Расскажешь?
Леська кивает, и мы быстро поднимаемся в номер.
Достаю из чемодана купальник и сажусь рядом с подругой на диван.
– В общем, Царев – сын областного прокурора. Ну ты знаешь, что мой отчим далек от закона. Наши родители, можно сказать, враги. Я не знаю, как так получилось, просто мне было шестнадцать, я везде таскалась за Витасей, а он тусил с ними. Царевым, Панкратовым, Ждановым, Костров среди них позже появился.
– Ну пока ничего криминального…
– Я не знаю, как так вышло, но мне так понравился Ярик, а у него девки, а еще он старше. Короче, бред сущий. А потом, на мое восемнадцатилетие, мы переспали. У меня же день рождения весной, это еще до универа было. Типа встречаться начали, три месяца. Целых три месяца…
То, что никто не выказывает протеста и мое настроение портится, неоспоримый факт. Сразу хочется уйти.
Что я, в принципе: и делаю, предлагаю Андрею подняться в номер. Слушать Иркин треп и дурацкие намеки нет ни сил, ни желания. В итоге все это может вылиться в скандал, который совершенно никому не нужен.
Андрей пожимает парням руки, а я наклоняюсь к шезлонгу, чтобы забрать свой халат. Спиной чувствую, что за мной кто-то стоит.
Хочу выпрямиться, но по лицу быстрыми струйками начинает стекать липкая жидкость, воняющая алкоголем.
– Прости, я оступилась и случайно…
Ирка стоит с пустым бокалом в руке, изо всех сил изображая сожаление. Эта идиотка вылила мне на голову какую-то дрянь.
– Ты совсем ненормальная?
– Я же сказала, что не специально.
– Правда? – я повышаю голос, мгновенно приковывая к нам внимание.
Андрей делает несколько быстрых шагов в мою сторону, Веселова прищуривается и как бы невзначай выставляет ногу. Ее подножка становится последней каплей, я запинаюсь, успеваю удержать равновесие и, не думая ни о чем, толкаю ее в сторону бассейна.
Нельзя сказать, что эта драка, скорее потасовка с дикими визгами. Андрей оттаскивает меня, но я успеваю столкнуть эту ненормальную в бассейн.
– Сумасшедшая! – Веселова выныривает из воды со слезами на глазах. – Она мне волосы выдрала. По тебе психушка плачет. Дегенератка.
Разжимаю кулак, только сейчас понимая, что в моей руке и правда клок ее белобрысых волос.
Кусаю губы до дикой боли, чтобы успокоиться, но это не помогает. Меня колотит.
Андрей позволяет мои ступням соприкоснуться с полом и набрасывает на плечи белый халат.
– Пошли в номер.
У него такой голос, что мне становится страшно. Он злится на меня? Только я не виновата. Она же первая…
Андрей бросает взгляд на потрепанную Ирку, а после – на Жданова.
– Рома, выкинь эту дуру отсюда, – это последнее, что он говорит, прежде чем уйти.
В лифте нас окутывает молчанием. Я смотрю в одну точку, расковыривая свой новенький маникюр. Андрей же просто запрокинул голову, упершись затылком в стену. Хотя при этом крепко прижимает меня к своей груди.
В номере я сразу иду в душ. Встаю под ледяные струи воды и начинаю громко рыдать. Закусываю запястье, чтобы мой вой не разносился по всем комнатам, и закрываю глаза.
Несколько раз промываю волосы с шампунем, стараясь вывести мерзкий запах спирта и малины. Намазываю кончики бальзамом и, ополоснувшись еще раз, заворачиваюсь в полотенце.
Когда выхожу из ванной комнаты, понимаю, что в номере пусто. Я здесь одна.
Андрей возвращается минут через пятнадцать, когда я уже успела залезть под одеяло и выключить свет. Его руки обхватывают мою талию, и он тянет меня на себя. Вздрагиваю, стараясь повернуться к нему лицом. В комнате темно, и я его не вижу. Так, какие-то очертания.
– Я не хотела, – шепчу, чувствуя, как его пальцы зарываются в мои влажные волосы, которые я слегка подсушила феном.
– Ты думаешь, что я на тебя злюсь?
Его голос кажется таким громким и даже инородным. За эти полчаса я окончательно сроднилась с тишиной.
– Не знаю.
– Нет. Мне просто было нужно время, чтобы не убить эту пришибленную и разобраться во всем без последствий для Ромы. Это их отель.
– А отец Иры – судья, я помню. Извини, что так вышло. Я не подумала, что могут быть проблемы такого рода…
– Как ты?
Андрей гладит мою голову, а потом целует в лоб. Это вызывает улыбку.
– Нормально. Волосы отмыла, поэтому без последствий.
– Извини меня.
– Иди ко мне.
Андрей еще теснее прижимает меня к себе и припечатывает губы горячим поцелуем. Мое тело покрывается мурашками. Дрожь и какой-то неведомый холод опустошения, что преследовали меня последние полчаса, исчезают.
Зажмуриваюсь, пытаясь выкинуть из головы все, что там присутствует. Я не хочу думать ни о ком, кроме Андрея. Щеки начинают пылать.
Невыносимо жарко.
Поцелуи становятся откровеннее, а объятия – крепче.
***
Не знаю, что в итоге произошло тем вечером, но после этого Веселова даже в универе старалась обходить меня стороной на расстоянии нескольких метров.
Страшно представить, что ей сказал Андрей, или сделал… Последняя мысль, кстати, немного пугает.
– Есь, ты вечером чего делаешь?
Олеся подсаживается за столик, пытаясь перекричать гул, что стоит в столовой.
– Не знаю. А есть предложения?
– Приезжай ко мне. Киношку посмотрим, поболтаем. Как в старые добрые.
– Конечно. Давно хотела начать смотреть вот этот сериал, – быстро ищу в телефоне скрин и протягиваю Лесе.
– …ну вот, как-то так и вышло. Алё, – Леська проводит рукой перед моим лицом, – лиса, ты меня вообще слушаешь?
– А? Что? Слушаю, конечно.
– Ну-ну. Сто процентов о Панкратове своем думаешь.
– Немножко, – признаюсь, издавая тяжелый вздох. – Просто он мне так ничего и не ответил, ну, по поводу…
– Ты ему рассказала? Блин, я же просила молчать, – Леся надувает губы и наливает себе еще колы.
К счастью, сегодня у нас полностью безалкогольный вечер.
– Прости. Я сказала, что все у тебя выпытала, с рукоприкладством.
– Ну после выдранного у Ирки клока волос он точно поверит.
– Олеся! – смеюсь, рассматривая шипящие пузырьки в своем бокале.
– Да ладно, не рассказал, значит, все нормально. У него адекватный отец, в отличие от моего отчима, – подружка стреляет глазами в дверной проем, будто за ней действительно притаился ее отчим.
– Может, ты и права. Что там с пиццей?
– Твоя любимая, сырная. Так, мы собирались начать смотреть сезон.
– Включай.
Откидываюсь на подушки, собранные горочкой у изголовья кровати, наблюдая за сменяющимися заставками к сериалу. Голос за кадром рассказывает предысторию города, в котором, собственно, и будет развиваться основной сюжет истории, а я никак не могу выбросить из головы мысли об Андрее. Лучше бы действительно сегодня сразу поехала к нему. Это стало какой-то зависимостью – постоянно быть рядом.
Но и с Лесей мы тоже давно вот так не собирались. Дружба важна. В конце концов, у меня нет никого ближе Бережной. Она замечательная.
На телефон падает сообщение.
Подношу телефон к лицу, и экран мгновенно разблокируется по face ID.
«Если что, я в доме черед дорогу. Как закончите, сразу звони».
«Хорошо», – пишу в ответ и прячу телефон под подушку.
– Ты чего?
Леся замечает метания моих рук по кровати и, сложив ноги в позу лотоса, усаживается напротив, перегородив своей макушкой край экрана.
– Смотрю, – пожимаю плечами.
– М-м-м, слушай, а можешь мне помочь?
– Конечно, что за вопросы?
– Ты сначала дослушай, – Леська закатывает глаза, нервно теребя мягкое покрывало.
– Излагай.
– В общем, Ярик едет в Москву в эту пятницу, и мне нужно, чтобы ты меня прикрыла. Никто не должен знать, что я с ним. Особенно Витася, он же сразу сдаст меня отчиму, а тот запрет дома, устроит скандал, я все это уже проходила. А я так хочу поехать хотя бы на выходные.
– Хорошо. А что нужно сделать?
– Я скажу, что мы с тобой собрались в *** (город – областной центр). В общем, нам реально придется туда поехать, а там меня заберет Ярик. Он уедет за день до нас, и мы стартанем в Москву.
– Поняла.
– Но тебе нужно пробыть там все выходные. Вернуться мы должны будем вместе. Никто ничего не должен заподозрить.
– Что вообще за шпионские страсти?
– Я же говорила, что у наших родителей конфликт, сильный. Ну и…
– Понятно все. Андрею же могу сказать?
Леся прикусывает нижнюю губу и кивает.
– Андрею можешь.
– Конспираторша.
На телефон снова падает сообщение, и я сразу же кошусь на подсвечивающийся край экрана, торчащий из-под подушки.
– Так, все, девчачьих посиделок сегодня не выйдет, Панкратов там, видимо, совсем заскучал. Звони, пусть приезжает и забирает тебя домой.
– Какая ты добренькая.
– Я расчетливая, – Леська смеется и лезет с обнимашками. – Я так рада, что ты у меня есть, Еся. Ты просто не представляешь.
Олеся всхлипывает, и на меня мгновенно перебрасывается ее слезливое настроение. Мы сидим в обнимку и рыдаем. Просто потому, что можем, других объяснений я не нахожу.
Когда оказываюсь на улице, взмахиваю рукой высунувшейся в окне подружке и сажусь в машину Андрея.
У меня все еще красный нос и чуть припухшие веки. Накидываю ремень и поправляю край юбки, торчащий из-под незастегнутого пальто.
– Ты плакала?
Андрей поддевает мой подбородок пальцами, и я утвердительно взмахиваю ресницами.
– Расчувствовались.
Тянусь к защелке и быстро освобождаю себя от ремня, зря только пристегивалась.
– Обними меня, – шепчу, прижимаясь щекой к мужской груди.
То, что Андрею не нужно повторять дважды – факт.
Его крепкие объятия выбивают остатки почвы под моими ногами. Хочется разрыдаться, но вместе с тем сказать, как сильно я его люблю. Возможно, это покажется бредом, чем-то слишком надуманным, ведь прошло не так много времени, а любовь – штука сложная… Но я действительно испытываю к нему то, чего никогда не чувствовала по отношению к другим.
– Это правда, что ты с Панкратовым встречаешься?
Вика только забежала в наш кабинет, хотя, наверное, «кабинет» для нашей каморки не самое подходящее название.
– Да, – киваю и снова пялюсь в экран ноутбука. Вторую неделю я перевожу всю имеющуюся в типографии документацию в электронный вид. На дворе двадцать первый век, а они только спохватились.
– И ты все это время молчала?
Викины глаза загораются, и она подсаживается напротив, нагло закрывая крышку моего ноутбука.
– Да рассказывать особо нечего, – собираю волосы на затылке в тугой хвост, приглаживая пальцами торчащий на висках пушок.
– Конечно - кончено. — Вика посмеивается, облизывая пухлые губы. — А у него друзья есть свободные? Может быть, сходим куда-нибудь и ты меня познакомишь? Я пару раз была в их компании, некоторых знаю, – моя коллега довольно улыбается, бросая взгляд на мой потрепанный жизнью, а точнее нервами, маникюр. За дни, проведенные в отеле за городом, я отковыряла почти все покрытие.
– Вик, мне работать нужно.
– Да подождет твоя работа. Завтра суббота, отдохнешь. Кстати, давай на выходных как раз в клуб и сгоняем? А то столько вместе работаем и ни разу никуда не выбирались.
Вика, между прочим, за все время моей работы в типографии только пару раз перекинулась со мной несколькими фразами. В остальном мы ограничивались банальным «привет, как дела?».
– На этих выходных меня не будет в городе.
– Жаль. Тогда, может быть, на неделе пересечемся, поужинаем, поболтаем? Я же совсем ничего о тебе не знаю. Ты как?
– Посмотрим, – неопределенно пожимаю плечами и наконец-то возвращаюсь к работе, потому что мою новую «подружку» отвлекает телефонный звонок.
Доделываю последний документ и, запихав ноутбук в шопер, спешу на остановку. Продолжать эту «милую» беседу я не намерена, поэтому сбежать по-тихому будет самым лучшим вариантом.
Андрей меня сегодня встретить не может. Ему нужно отвезти брата в клинику для сдачи каких-то анализов. Поэтому я, можно сказать, в свободном плавании на весь вечер, а возможно, и ночь.
Заплатив за проезд, прилипаю к поручню чуть поодаль от входа, чтобы спокойно проехать четыре остановки. Прибавляю громкость музыки в наушниках и даже на какие-то секунды прикрываю глаза.
Делать маникюр в пятницу вечером, после работы – настоящий кайф. Завтра выходной, никакой тебе учебы, работы, спешки – прелесть просто.
Рассмотрев палитру раз пять, останавливаюсь на нежно-розовом цвете. Миленько и совсем не броско.
Девочки в студии на прощание поят меня наивкуснейшим чаем, а по дороге домой звонит мама. Я как раз выхожу из автобуса.
– Привет, мам.
– Привет. Как твои дела? Как на работе? А учеба? Курсовую сдала? – она сыплет вопросами, и я даже не знаю, с чего начать давать ответы.
– Через неделю. У меня все хорошо, не переживай.
– Ладно. Как Андрей? Может быть, в гости заедете?
– Обязательно.
Улыбаюсь и, прошмыгнув в подъезд, взбегаю по немного крутым ступенькам моей старенькой пятиэтажки.
– Ты там ешь вообще? А то я тебя знаю, с утра чаю попьет и до вечера голодная ходит.
– Я не голодаю, не переживай. Правда, мам, – улыбаюсь и просовываю ноги в свои мягонькие тапочки.
Еще минут десять болтаю с мамой о всякой ерунде, в сотый раз уверяя, что у меня все хорошо и я справляюсь, прежде чем сбросить вызов.
Андрею позвонить не решаюсь, со всеми проволочками я просто не хочу лишний раз подливать масла в огонь. Мало ли его мать тоже решила поехать со Славиком. Ее от одного моего звонка удар хватит. А портить с ней отношения еще больше, причем намеренно, я не хочу. Поэтому, поужинав, вношу еще пару правок в курсовую и ложусь спать.
Меня будит надоедливая трель дверного звонка. Хватаюсь за телефон, лежащий под подушкой, для того чтобы посмотреть время. На часах почти три часа ночи, а еще штук десять пропущенных от Андрея. Вопрос о том, кто стоит за дверью, конечно, сразу снимается.
Он звонил, а мой телефон к тому времени включил ночной режим «не беспокоить».
Зеваю и, выбравшись из-под одеяла, шаркаю по полу тапочками в направлении прихожей. Отыскав в вазочке, что стоит на тумбочке, ключи, открываю дверь и отхожу немного в сторону.
Хорошо, что у моей соседки сегодня ночная смена в клубе и ее нет дома.
– Я звонил, – Андрей переступает порог и, щелкнув по выключателю, зажигает свет.
– Я спала, – съеживаюсь от яркой вспышки и сама тянусь к нему с поцелуем.
Аккуратно, почти невесомо касаюсь его губ своими. Флер минувшего сна сменяется внутренним желанием. Не думала, что так быстро могла соскучиться, ведь мы виделись только утром.
– Я уже понял.
Андрей сминает край моей футболки в кулак, делает еще один шаг, вынуждая прилипнуть к стене и привстать на цыпочки. Цепляюсь пальцами за его плечи, чтобы удержать такое шаткое сейчас равновесие. Мысли путаются.
– Еся, ты уверена?
Мама в сотый раз поглядывает на мой новый телефон, но вопросов, которые вертятся в ее голове, не задает. Думаю, ей хватает новости о том, что на все новогодние каникулы я лечу в горы. Точнее, что Андрей пригласил меня отметить Новый год вместе.
Я сначала тоже сомневалась, даже подготовила пару отговорок, а потом подумала, что Андрей обидится.
– Это же такие деньги, только вдумайся. Вряд ли твой Андрей привык экономить, – продолжает мама.
– Я понимаю, – отвечаю спокойно, но легкое недовольство в моем голосе все равно проскальзывает.
Будто бы я сама не знаю. Такие подарки, поездки – все это далеко за гранью моей реальности. Это льстит, радует, но накладывает определенный отпечаток. Заставляет чувствовать себя обязанной, что ли, не знаю, как еще выразить мои переживания по этому поводу, если не этим словом.
– Я даже не знаю, что тебе сказать.
Ее взгляд снова падает на айфон, и, не выдержав, я прячу его под стол, зажимая между ногами.
– Это подарок.
– Я уже поняла, что подарок. А по поводу поездки… Я все же надеялась, что мы отметим Новый год все вместе: ты, я, девчонки, Алина с Пашей…
Ответить я не успеваю, да мне особо и нечего. К счастью, звонит Бережная. После выходных в Москве Леська уже неделю ходит сияет.
– Ты дома? Я сейчас заеду.
– Я у мамы, если хочешь, приезжай сюда.
– Без проблем. А ты чего там делаешь?
– Заехала в гости. Кстати, ты же на машине, мне некоторые вещи забрать нужно, поможешь?
– Довезу в лучшем виде, можешь не сомневаться. Вот минут через десять буду, я уже выехала.
– Отлично.
– Кто это? – спрашивает мама, начиная убирать со стола.
– Леська, заедет сейчас.
– Так давно ее не видела…
Мама начинает вспоминать, как Бережная впервые попала к нам в гости, а я бросаю настороженный взгляд на двери, за которыми находится комната, куда поселился отец. После того вечера, когда Андрей его ударил, папаша больше со мной не разговаривал. То есть вообще. Он просто проходит мимо, делая вид, что меня не существует.
Снова обращаю внимание на маму. На языке так и вертится вопрос о том, что у них тут без меня происходит, но ответ я заранее знаю – все отлично. Она даже под пытками не сознается, если он снова ее поколачивает.
Через приоткрытую форточку в кухню влетает звук остановившейся у подъезда машины, и я сразу выглядываю в окно. Это Леська.
Пока Бережная пьет чай и забалтывает мою маму, я собираю остатки своих вещей в сумку и выношу ее в прихожую.
– Лесь, поехали. Мамуль, – целую родительницу в щеку, – я позвоню.
– Конечно. И ты уж реши, что там у тебя с Новым годом-то в итоге.
– Решу, – улыбаюсь и, перекинув куртку через локоть, выхожу на лестничную клетку.
– Мне, кстати, тоже расскажи, что ты там решила, – озвучивает Олеся сразу, как за нами закрывается дверь.
– Не знаю.
– И хочется и колется?
– Ага.
– Откинь эти предрассудки.
– Тебе проще об этом говорить.
– Ладно, не спорю, мне, наверное, действительно проще. Ты у нас хочешь быть самостоятельной, независимой, а я бы просто не отказалась выйти замуж за Ярика и заниматься какой-нибудь ерундой. Что? – Леся смеется. – Не смотри на меня так. Зато мой ответ честен.
– С чего вдруг ты так резко собралась замуж за Ярика?
– Потому что с ним у меня есть шанс свалить из этого города и избавиться от опеки отчима. Ну и я его люблю, кажется.
– Кажется или точно?
– Точно. И, между прочим, мы тоже летим. Поэтому ты просто не можешь отказаться. Поняла?
– Поняла.
– Вот и отлично. Кстати, нужно будет приобрести новенький горнолыжный костюм. Хочу что-нибудь яркое. Кислотно-розовое или салатовое. Кстати, может, заедем в «Сферу»? У них отличный спортивный отдел.
– Я не тороплюсь.
– Тогда поехали.
По торговому центру мы блуждаем часов до семи, а заезжали, между прочим, максимум на полчаса. Леся быстро входит в раж. Скупает все, что попадается ей на глаза и кажется хоть немного симпатичным.
Я же придирчиво осматриваю полки, манекены и плечики с вещами. В итоге беру бежевый объемный свитер и очень короткий комплект из домашних шорт и топика.
Ночевать, как и три дня до этого, еду к Андрею.
С улыбкой заглядываю в пакет с миниатюрной пижамкой и вытаскиваю из сумки ключи. Это получилось как-то само собой, что теперь они у меня есть. Андрей просто бросил мне их в сумку как бы на всякий случай. И вот уже третий день этот «всякий случай» никак не закончится.
Оставив маленькую дорожную сумку у двери, расстегиваю молнии на длинных сапогах и зажигаю свет в гостиной.
Есения
– Андрей, ты не переживай, со всем разберемся в лучшем виде. Отец же в курсе?
– Я ему сообщу. Это уже не твои проблемы.
– Хорошо.
Юрист, который приехал с нами в полицейское отделение, пожал Панкратову руку и двинулся в сторону длинного коридора.
– Ты как? – Андрей растерянно коснулся моей щеки, а у меня сердце защемило. Так захотелось к нему прижаться. Крепко-крепко.
Хотя именно это я и сделала: прильнула к его горячему телу, закрывая глаза.
– Нормально.
– Едем?
– Да.
В машине меня не покидало ощущение тревоги. То, что устроил отец, окончательно вышло за рамки. С этими мыслями я закрылась в душе, когда мы приехали в квартиру Андрея.
Вечер начинался неплохо. Мы поужинали, поболтали с мамой и сестрами, даже Алинка заехала, правда, ненадолго, всей последующей потасовки она уже не застала. К счастью.
Папаша явился еле держащимся на ногах, устроил скандал. Искал деньги. Ну а дальше начал распускать руки. Полез к маме, я попыталась ее защитить, как итог – тоже получила.
Растираю ушибленную руку, бедро и расползающееся в районе солнечного сплетения красное пятно, которое скоро превратится в синяк.
Делаю воду попрохладнее и пару минут стою под острыми, как иглы, струями.
Завернувшись в полотенце, выскальзываю из ванной, замечая Андрея боковым зрением.
Он сидит на диване, закинув ногу на ногу. Разговаривает по телефону, заметив меня, дергает головой и похлопывает ладонью по обивке дивана рядом с собой.
– Сейчас, – произношу одними губами.
Грудь горит огнем, потираю раздраженную кожу и заглядываю в спальню. Открываю шкаф и достаю оттуда мужскую футболку. Не хочется маячить перед Андреем, сверкая своими еще несформировавшимися синяками.
Избавившись от полотенца, завязываю влажные волосы на макушке и возвращаюсь в гостиную. Андрей в этот момент как раз откидывает телефон на низкий столик, куда изначально взгромоздил ноги.
Сажусь рядом, укладывая голову на его плечо.
– Ты был прав, – бормочу, фиксируя взгляд на ручке балконной двери. Она для меня словно якорь, пока смотрю, могу спокойно разговаривать, не путаясь в собственных мыслях. – Лучше бы я осталась сегодня с тобой.
Андрей ничего не отвечает. Заводит руку за мою спину и, слегка сдавив верхушку плеча ладонью, прижимает меня к себе крепче.
– Дать тебе обезболивающего?
Его взгляд скользит по моей щиколотке, подбираясь к бедру. Футболка неприлично задралась, оголяя огромный красный след от удара.
– Не думаю, что поможет. Мне кажется, это так сильно въелось мне в голову.
Веду плечом, чувствуя прикосновение его губ на виске.
– Пойдем спать.
Андрей не дожидается моего ответа. Просовывает руку под моими коленями и, придерживая спину ладонью, поднимает меня с дивана.
– Я могу сама.
– Я не хочу, чтобы ты сама…
Его тихие шаги отдаются эхом в просторной квартире. Темнота ночи подчеркивает каждый шорох.
Вбираю в легкие чуть больше воздуха и снова целую его в губы. Мне сейчас это необходимо. Он сам так мне необходим.
Сегодня наши объятия не несут сексуального подтекста. Это жест поддержки, успокоения и колоссального доверия.
Скользнув под одеяло, подтягиваю его к груди, моментально прижимаясь к жаркому мужскому телу.
Андрей обнимает меня. Целует в шею.
Его теплые ладони обжигают кожу. Вся та боль, что кроется внутри, вот-вот выплеснется наружу слезами. Чтобы этого не произошло, переворачиваюсь. Наши лица в паре миллиметров друг от друга. Веду рукой по крепкому плечу, зарываясь пальцами в растрепанные волосы Андрея.
– Спасибо.
Мой шепот смешивается с тяжелым вздохом. Пальчики на ногах подгибаются, а тело покрывается толстой коркой мурашек. Они колючие. Неприятные.
Стягиваю с волос резинку и бросаю ее за свою спину.
– Все будет хорошо. Спи.
Его мягкий, ласкающий слух голос вселяет столько уверенности. Спутанные мысли, что сдавливают виски, отступают.
Я нервно выдыхаю и, уткнувшись носом в его грудь, закрываю глаза.
– Скажи, что меня любишь, – прошу через дрему, но даже так я чувствую, что Андрей улыбается.
– Я тебя люблю, моя красивая и самая смелая девочка.
***
– А я говорила, что ты обгоришь, – Леся смахивает с плеча капли воды и тянется к коктейлю. – Давай намажу кремом. А?
Мы сидим на шезлонгах рядом с бассейном, на вилле, которую арендовали ребята.
– Сейчас, – оборачиваюсь, замечая Андрея. Он выходит на улицу в одних шортах. На пару секунд залипаю на этой картинке, игнорируя Леськин треп.
Андрей.
– Ты должен с ней поговорить, – отец крутит в руках уже пустой бокал и снова тянется за бутылкой.
В его кабинете душно. Оттягиваю ворот рубашки и расстегиваю несколько верхних пуговиц.
– Ты понимаешь, о чем меня просишь?
Растираю плечо. Оно ноет от удара. Отцовский водитель резко дал по тормозам во время выстрелов, и я прилично впечатался в спинку переднего кресла.
– Понимаю. И, можно сказать, настаиваю. Это и в твоих интересах тоже. Я хочу решить этот вопрос тихо и очень надеюсь, что мирно. Семья подружки приняла наше предложение. Лукин отзвонился буквально только что. Завтра они уедут из города.
– Так просто?
– Девочку тетка воспитывала. Родители давно умерли.
– Откуда он вообще взял машину? – кошусь на телефон и лишь сейчас соображаю, что так его и не включил.
Стоит экрану засветиться, всплывает несколько оповещений о пропущенных звонках.
Еська.
От одного только имени по телу расползается неприятный холодок. То, о чем просит меня отец, полнейший треш. Но самое главное – я абсолютно не знаю, как мне поступить.
– Охрана его упустила. Видимо, у кого-то из дружков одолжил.
Папа сжимает пальцами переносицу и устало смотрит перед собой.
– Врачи говорят, что травмы серьезные. Не пристегнут был, его через лобовое выбросило.
– Под кайфом?
– Результат анализа еще не пришел, но, думаю, да.
– Идиот, – рывком поднимаюсь с кресла. Пересекаю кабинет в несколько широких шагов, замирая у окна. – Я не знаю. Не могу тебе ничего обещать.
– Подумай о матери. Если Славика посадят, она не переживет.
– Ты, когда со своими девками кувыркаешься, тоже в первую очередь о ней думаешь?
– Не надо, Андрей. Давай без пустых разговоров.
– Кто в нас стрелял? – этот вопрос крутится в моей голове еще с обеда, но из-за всей происходящей суматохи задаю я его только сейчас.
– Нас запугивали. Убить задачи не стояло. С этими людьми уже разбираются. Последние месяцы мы с Царевым тоже не сидели сложа руки.
– Ты знал о покушении? Это те люди, что присылали угрозы?
– Знал. Прости, что не предупредил. Но так было нужно. В конечном счете большую часть работы мы хотим сделать по закону.
– Смешно звучит, не находишь?
– Поговори с Есей. Никто кроме тебя в этой ситуации не разберется.
То, что никто не разберется, он лукавит. Я знаю его методы. Он может просто их запугать, выжить из города или… Представить страшно эти «или».
Сейчас он дает мне возможность урегулировать ситуацию мирным путем.
А передо мной стоит выбор. Самый сложный выбор.
– Я тебя понял, – киваю и выхожу из кабинета.
Спустившись во двор, долго сижу в машине. Палец завис над экраном с иконкой Еськиного номера. Нажать не решаюсь. Думаю, что сказать. Уже представляю ее реакцию, точно зная, что она будет негативной. И это понятно.
В ее глазах я буду тварью, как и вся моя семья.
Но и не сделать этого тоже не могу. Ситуация критичная, и отец не станет мелочиться. Сейчас он дал мне шанс на то, чтобы оградить Есину семью от неприятностей.
Если не выйдет, то я автоматически лишусь права голоса. Он поступит так, как считает нужным – проедется по ним катком.
До больницы доезжаю быстро. По дороге все же решаюсь ей позвонить, но разговор резко обрывается.
Выхожу из машины. Уши закладывает от громких криков. Плач ее матери неприятно скребет в области груди. Мышца на лице дергается, но я уверенно делаю очередной шаг.
Сжимаю Есину ладонь.
Прошу о разговоре, замечая, как в ее глазах начинает плескаться понимание. Она мечется, отказываясь верить в происходящее, хотя уже знает, зачем я приехал.
Лидию Денисовну уводят в палату, ставят укол успокоительного.
Врач бегло рассказывает, что в целом с девочками все в порядке, жить будут. Но у одной из них были проблемы со здоровьем, которые еще не давали о себе знать. Что-то с почками. Возможно, потребуется операция.
Еся сглатывает и растерянно проводит ладонями по лицу. Я все это время нахожусь рядом.
О произошедшем еще никто не знает. Точнее, не узнает уже никогда.
Все записи с камер на перекрестке и ближайших домов изъяты. Ищут всевозможных свидетелей. Всех, кто мог видеть хоть что-то. Все они получат по внушительной сумме денег и забудут об увиденном раз и навсегда.
Отец перестраховывается. Я прекрасно понимаю, что, заяви Есина мать о произошедшем публично, доказательств не будет. Но это придаст огласку. Губернатору не понравится, если фамилия Панкратовых мелькнет в прессе в подобном контексте.