Она пришла с Земли - 1. Абитуриентка

Глава 1. Подарок

Fortis fortuna adiuvat

Счастье сопутствует смелым

Каждый выход на улицу, как вылазка в стан врага: на голове — глубокий капюшон, в сумке — шокер-фонарь, в карманах — перцовый баллончик и отпугиватель собак, маршрут — малолюдный. А утром и вечером, когда собачники выгуливают своих зверюг, лучше и вовсе не покидать квартиру.

Сегодня тоже надо было дома сидеть.

Меряя шагами пустынное фойе языкового центра, Лера то и дело поглядывала на выход. Хотелось уйти, сбежать. Сомнения, которые она гнала по пути сюда, становились все плотнее, тяжелее, и лишь в одном она было уверена на все сто: на работу ее не примут. А даже случись такое чудо, она не сможет встать лицом к целому классу. Точно не сможет. От одной мысли в кишках крутит. Кстати, ученики вправе потребовать, чтобы им заменили преподавателя, скажут, мол, мы деньги платим не за цирк уродцев. Всё! На фиг собеседование!

Она решительным шагом направилась к двери. Боковым зрением уловила взгляд вахтерши — придирчиво-брезгливый, с нотками торжества и удовлетворения. В груди полыхнуло обидой, и Лера с силой захлопнула за собой дверь. Вернее, попыталась. Доводчики не позволили, сработали с мягким шелестом. Бездушные железяки! Даже они смеялись над ней!

В тамбуре она столкнулась с модной дамочкой. Та вскинула сердито прищуренные глаза, но сказать ничего не успела. Зрачки ее расширились от испуга, воздух с писком вырвался из груди, и дамочка отскочила. Что ж, в замкнутом пространстве да так неожиданно... Вполне понятная реакция. Но все равно бесит!

Лера сжала губы и вышла.

Осенний воздух охладил разгоряченные щеки и притушил раздражение. Лера остановилась. А может все-таки попробовать? Иначе что говорить родителям? «Конечно, я сходила на собеседование! С вахтершей... А что? Очень даже стильная старушка, в курсе происходящего». Блин, мама с папой так надеялись, что она вылезет наконец из своей скорлупы, начнет общаться с коллегами, с кем-нибудь подружится... Да она и сама не прочь.

Лера медленно выдохнула и вернулась в тамбур. Дубль два... Она приоткрыла дверь в фойе, но опять засомневалась, замешкалась, и в этот миг до нее донесся разговор.

— Ходила здесь, как тигрица по клетке, разве что хвостом не била, — рассказывала вахтерша. — Ну я и спросила, чего, мол, изволите. Так и узнала, что на преподавателя она метит. Ну я и подумала, куда ж она с таким-то лицом, прости Господи. Порасспросила ее, узнала, что студентка-заочница, и сказала, мол, не возьмут тебя, доучись вначале.

— Вы верно сказали, Вера Ивановна, — ответил вахтерше властный женский голос. Наверняка та самая дамочка.

Затем послышался стук каблуков, но вахтерша продолжила бубнить:

— Вы, Анна Сергеевна, не волнуйтесь, я ей конечно прямо такого не заявила. А то люди ж разные бывают, мало ли какие слухи пустит. Ну, вы понимаете...

— Да-да, Вера Ивановна, вы совершенно правы. Я бы все равно отказала девушке с таким... изъяном.

— Вот и я так подумала, — в голосе вахтерши послышалось облегчение, и она затараторила: — А то ведь знает-то много: и английский, и немецкий... даже латынь!

— Да? — женщина будто задумалась, но в следующий миг отрезала: — Все равно! С таким лицом только пугать, а не учить!

Раздались уверенные шаги к лестнице, вахтерша что-то довольно заворчала, а Лера прикрыла дверь. Ну, вот и собеседование с директрисой... Черт побери, лучше было сразу уйти!

***

Шаг печатался сам собой. С каждым ударом каблука злость должна была вбиваться в асфальт, впитываться в землю электрическим разрядом, но она, наоборот, только разбухала, вспышками ярости теснила грудь.

Вот значит как! За спиной обсудили, пугалом назвали... Еще, небось, и порадовались, что не с ними такая фигня... А в глаза-то! Мол, молодые специалисты нам нужны, вы только доучитесь. А что скажут, когда она доучится? Еще причину выдумают, или просто скажут, что вакансия уже занята... Да и дело-то не в работе. Репетиторства хватает... Но нельзя же так. Несправедливо!

И вообще, её ученики только при первой встрече пугаются, а потом, ничего, привыкают.

Резко свернув за угол, Лера сделала еще два злых широких шага и замерла. Воздух сбился в груди плотным комком, а вспотевшие ладони сквозь плащ вцепились в баллончик и отпугиватель.

Собака!

Толстенькая, низенькая псина, неспешно семенила навстречу, останавливаясь у каждого дерева и столба.

Лера попятилась. Не отрывая глаз от псины, бочком-бочком, перебежала дорогу и лишь тогда прерывисто выдохнула. А затем, оглядываясь и еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, бросилась к Театралке: пускай там вечно полно народу, и пускай все таращатся на ее шрамы, но это же люди! Не собаки!

Как и ожидалось, народ на Театралке шастал туда-сюда, да еще потоки студентов из Политеха перетекали через площадь из одного корпуса в другой. А вот перед администрацией собралась непривычная группа. Один человек что-то говорил, остальные просто держали транспаранты. Защитники Шиеса… Чего они здесь-то забыли?

Лера постаралась проскользнуть незамеченной, однако седая женщина в теплой вязаной кофте заступила ей дорогу и протянула листовку. Лера от растерянности взяла. Обычно промоутеры пихали свои рекламки кому угодно, но только не ей, а тут надо же — осчастливили.

В листовке говорилось что-то о спасении планеты, о том, что «вместе мы справимся»...

Лера скомкала бумажку, даже не вчитываясь. Да уж, «справимся»! Властям плевать, кто прав, кто нет! Захотят, так и вовсе сделают из России одну всеобщую свалку, а сами уедут за границу.

Да и вообще, с ее лицом пикеты не устраивать, а разгонять.

Лера натянула капюшон еще глубже, сунула руки в карманы и побрела домой.

***

Мама встретила ее еще в дверях.

— Совсем закрутилась с этими сборами, – пожаловалась она, испытующе глядя на Леру: – Будто не пару подростков на месяц провожаю, а целую армию на войну.

Глава 2. Сон в руку

Жаркий июльский полдень. Пыльная дорога. С одной стороны – золотая стена пшеницы, с другой — редколесье, наполненное солнцем и птичьими трелями. По дороге бежит двухлетний мальчуган. За ним спешит девочка лет семи. Темные брови, русая коса, яркое хлопковое платье, из-под которого выглядывают сбитые коленки. Большие серые глаза сердито сверкают. Девочка кричит брату:

– Димка, стой! Подождем родителей!

Мальчишка только хохочет и бежит быстрее. Девочка останавливается. Оглядывается. Поворот еще скрывает родителей, и не понятно, близко они или далеко. Может вот-вот покажутся из-за раскидистого куста бушмелы, а может задержались и не спеша обрывают спелые ягоды, едят, собирают в плетеную корзину, взятую под малину. До малинника еще далеко, а бордовая сладкая россыпь — вот она, только руку протяни. Девочка и сама бы залезла в манящие заросли, но надо присматривать за братом.

Внезапный порыв ветра будит невесомую пыль, закручивает ее волчком и толкает девочку вперед, за хохочущим карапузом. Стремительная тень набегает на дорогу, приносит долгожданную прохладу. Девочка прикладывает руку козырьком и, щурясь, следит за большим облаком, закрывшим солнце. Остальное небо чистое. Дождя не будет.

Смех брата обрывается. Девочка опускает руку и смотрит на дорогу.

Их около десятка. Дикие бродячие псы: рыжие и черные, рослые и мелкие, тощие и грудастые – всякие. Но у всех одинаково прижаты уши и оскалены пасти.

– Димка, иди сюда, – негромко зовет девочка.

Она уже не слышит ни голосов птиц, ни шуршанья колосьев, не видит ничего, кроме узкой полосы дороги. Там, между ней и стаей одичавших псов, стоит младший брат. Она делает первый шаг, даже шажок, несмелый, плавный. Брат не двигается. Она идет шаг за шагом, глядя на него. Только на него. На выгоревшую льняную макушку, к которой так мягко прижиматься щекой и которая так сладко пахнет молоком.

Вот остается пять шагов. Четыре... Собаки бросаются молча.

– Димка!

Визг срывает с деревьев стаю птиц, и те мельтешат в воздухе, громко, суматошно галдя. Девочка в последнем рывке тянет руки и падает на брата, вжимает его в теплую дорогу всем телом.

Успела. Всего на секунду раньше злой, неистовой своры, но успела.

Брат лежит живым безмолвным комком, упираясь маленьким локтем ей в живот. А она кричит. Кричит, когда собаки разрывают ей платье вместе с кожей и кажется, что на спину плеснули кипятком. Кричит, когда громкий рык и вонючие брызги слюны бьют прямо в ухо. Кричит, когда щеку обжигает нестерпимая боль...

Лера проснулась со сдавленным стоном. Бешено колотящееся сердце рвалось из груди, бухало в ушах. Липкий пот неприятно холодил кожу. Но, слава Богу, сон... Всего лишь сон о прошлом. Одичавшие собаки, она и маленький Димка посреди жаркой дороги...

За стеной мама брякала посудой и что-то мурлыкала вполголоса.

Лера оделась и раздвинула шторы. Дождя не было. Из утреннего сумрака выступали осины, стыдливо прикрывающие свои антрацитово-черные стволы за желтой листвой, клены же, напротив, горели ярким пламенем.

– Бабье лето что ли, а, Мишунь?

Плюшевый медведь, сидящий на подоконнике, не шелохнулся и не ответил, но в его пластиковых глазах и доброй улыбке чудилась печаль.

– Чего молчишь? – Лера взяла медведя и ткнулась в него носом. Мишка пах пылью и еле заметно лавандой, с которой мама обычно стирала белье. – Скучно тебе, наверное. Без друзей, без детей...

В горле вдруг встал комок, и Лера задохнулась от нахлынувшей грусти. Комната словно отдалилась, ушла в небытие, осталась там, где остаются все игрушки и раскраски, там, где папа возит на плечах и подкидывает под самый потолок, где каждый день полон тайн и открытий – все осталось в детстве.

– Лер, иди завтракать! – Димка распахнул дверь, впустив жареный дух блинов. – А то мы все сожрем!

–Иду, – Она посмотрела в игрушечные, но все понимающие глаза. – Пойду я, Мишунь, а то и впрямь сожрут. Растущие организмы. – Она посадила медведя обратно на окно. – А ты... приглядывай тут.

Обычно братья ели после утренней пробежки, когда отец уже уходил на работу. Но сегодня ночным поездом Димка с Санькой уезжали на соревнования, и завтрак передвинули, чтобы еще разок собраться всей семьей.

Мама не успевала печь. Димка с Санькой глотали, будто не жуя, и стопка блинов стремительно убывала. Димка схватил последний блин, всего на секунду опередив брата, и назидательно произнес:

– В большой семье клювом не щелкают!

Санька посмотрел на Леру, тоже оставшуюся ни с чем, подпер рукой подбородок и философски протянул:

– «Мы чужие на этом празднике жизни».

Отец с Лерой переглянулись и рассмеялись.

— Дим, Сань, — чуть погодя решилась Лера, — я сегодня с вами на пробежку. Возьмете?

— О, созрела!

— Пэрсик ты наш!

Братья захохотали, и она шутливо погрозила им кулаком.

– Распогодилось как, – заметил отец, щурясь от бьющего в глаза солнца. – Кр-расота!

Мама стукнула сковородой и проворчала:

– Опять на Новый год дождь пойдет. Да и пускай бы, на наш век морозов хватило, а вот внуки и вовсе настоящей русской зимы не узнают.

– Климат меняется, – важно сказал Санька. – Скоро будем мандарины на даче выращивать.

– Ага, ананасы еще! – фыркнула Лера. – Второе лето искупаться не можем. С такими вывертами не то что мандаринов, яблок не будет... Эй, Димон, – она схватила брата за руку, – не наглей! Это мой блин!

Блин был лишним. Даже не один, а два или три.

Лера с завистью посматривала на братьев, легко трусивших в десятке шагов впереди. Лично она бежала вперевалку, как утка. Еще и на животе топорщился карман-кенгуру от сложенных в него баллончика, отпугивателя и телефона. Она хотела еще шокер взять, но тот в карман не поместился. Пришлось выбирать: либо баллончик, либо шокер. Взяла первый. Все-таки он полегче.

Глава 3. Следы

Неподалеку застучал топор. Лера почувствовала, как расслабляется скрученный внутри клубок нервов и оживает разум. Люди...

Она попятилась на звук. Никак не могла заставить себя повернуться к столбам спиной и пятилась, проваливаясь, падая и снова вставая. Но взгляд от столбов не отрывала. В груди тлела надежда, что вот-вот, стоит только моргнуть, как все вернется: и сентябрьское утро, и парк, и Димка с Санькой, которые наконец добегут до нее и будут, смеясь, выбирать для проигравшего самую глупую частушку.

Но сколько бы Лера ни моргала, наваждение не рассеивалось. К тому же слишком реалистично она промокла и продрогла до костей, а от перцовой смеси невыносимо драло горло и щипало глаза.

Стук топора оборвался.

Сердце екнуло. А ну как уйдет незнакомец, оставит ее здесь одну? Лера бросила на столбы последний взгляд и поспешила туда, где скрылся мужчина.

Прорвавшись сквозь густой колючий молодняк, она вывалилась в прогал под здоровенной старой сосной и чуть не запнулась о лежащего человека. Стоящий неподалеку незнакомец предупреждающе вскрикнул. Она испуганно замерла, а мужчина вернулся к своему занятию: связыванию больших еловых лап.

Прижав руку ко рту и распахнув глаза, Лера уставилась на мертвеца. Одежда на его груди была разодрана в клочья, и под ними вместо гладкой кожи виднелось красно-черное месиво. Лера сглотнула и перевела взгляд на лицо. Лицо было белое-белое, аж сливалось со снегом. И чистое... Лишь две капли крови. И усы только начали пробиваться. Мальчишка совсем...

Лера судорожно втянула воздух. Мужчина покосился на нее, перевел напряженный взгляд на парня, потом что-то проворчал и задвигался быстрее. Вдруг кровавые подмерзшие лоскутья на груди лежащего шевельнулись, и Лера затаив дыхание, присмотрелась. Вот, опять... Жив! От облегчения она обмякла, так что пришлось опереться о дерево.

Мужчина бережно уложил раненого на копну связанных ветвей и укрыл его своим тулупом, подоткнув, как одеяло у ребенка. Потом молча кивнул Лере на валяющиеся рядом лыжи, впрягся в волокушу и, хромая, пошел куда-то сквозь лес.

Лера дернулась было за ним, но тут же в растерянности остановилась. Надо ведь ждать на том месте, где заблудилась. Так быстрее найдут. А Димка с Санькой наверняка уже ищут ее, и убеги она сейчас, будут до ночи шастать по этому лесу, черт бы его побрал.

В тишине и одиночестве стало еще холоднее. Лера попрыгала, разминая окоченевшие ноги. Вспомнила о капюшоне, натянула его поглубже и, сунув руки под мышки, осмотрелась.

Снег вокруг был взрыт и забрызган кровью, а там, где его примял раненый, натекла целая багровая лужа. Лера отошла подальше от нее, под защиту другой раскидистой сосны и устало прислонилась к стволу. Блуждающий взгляд наткнулся на серую неподвижную груду прямо за стволом. Тело обдало жаром, и Лера шарахнулась в сторону. Еще один волк! Сколько же их тут?!

Она в ужасе завертелась, выставив перед собой баллончик, но никто на нее не бросался, никто не выглядывал из-за деревьев.

Еще минут пять она топталась на месте, озираясь и прислушиваясь. Потом опять проверила телефон. Связи не было.

Над головой зацокала белка. Сорока села на нижнюю ветвь и выкатила на Леру круглый черный глаз. Вдалеке застучал дятел. Обычные лесные звуки несли успокоение, и Леру наконец озарило.

– Вот я дура! Человек же был! Чего еще-то надо?

Она бросилась к лыжам.

Лыжи на ногах болтались и поворачивали носы, куда им вздумается. Скорее всего они принадлежали раненому подростку, но сделаны были под валенки или зимние сапоги: Лерины кроссовки тридцать шестого размера обе разом влезли бы в одну широченную кожаную петлю. Бежать Лера не могла. Только идти, да и то еле-еле.

От мучительной борьбы с норовистыми деревяшками она согрелась, вспотела и умоталась до предела. В первом же неглубоком овражке свалилась и долго барахталась в рыхлом снегу, не в силах подняться. Потом выломала две сухие палки и, отталкиваясь ими, выбралась наверх. Отряхнулась и поспешила дальше.

Вскоре показался просвет. Лес кончился.

На самой опушке она снова достала телефон. Ни одной черточки. И SOS не отвечает. Чертыхнувшись, с тоской окинула взглядом предстоящий путь.

Все пространство впереди было затянуто молочной дымкой. В лесу, среди близких силуэтов деревьев, туман был не заметен, но поле просто тонуло в нем, и не видно было ни конца его, ни края. И мужчины не видно. Только след от волокуш.

Поле было ровное, гладкое, с хрупким настом, который ломался и проседал под лыжами. Идти было легче, чем по лесу, и Лера, приноровившись, быстро покатила вперед. Однако пару минут спустя обнаружилось еще одно отличие, но на этот раз неприятное: в ельнике было заметно теплее, а здесь, на просторе, гулял ветерок, несильный, но мерзко-влажный.

Тело начало коченеть. Лера задвигалась энергичней и, чтобы отвлечься, принялась размышлять.

Во-первых, очевидно, что время и место не те, то есть не парк и не осень. Во-вторых, стали они «не теми» после странной темноты и тишины. И какой отсюда вывод?

Она могла просто потерять сознание. Ударилась головой и сейчас в больнице. И может даже очнется сразу как дойдет до конца поля. Хорошая гипотеза.

Что еще? Что кроме комы или наркоза может вызвать такие реалистичные галлюцинации?

Смерть... От промелькнувшей мысли Лера сбилась с шага.

— Не, ерунда... — пробормотала она, тронувшись дальше. — Я ведь живая... Мерзну.

Однако мысль не отступала. Лезла назойливой мухой.

«А вдруг я, правда, умерла?»

Что если это поле и туман – персональный ад для нее? Что если век за веком она будет ходить здесь, пока не искупит грехи? Хотя какие у нее грехи? Не накопила вроде еще. Или считаются не только поступки, но и чувства и желания? Например, гнев и зависть. Ведь были же? Были.

Та кукла, например.

Она конечно, была ребенком, и ею двигала обида. Но все же...

Ей исполнилось восемь. За плечами год привыкания к новой жизни, к новой себе, две операции и восстановление дома. И спустя этот трудный год она впервые спустилась к ребятам, во двор. Как сейчас она помнила: мама заплела ей косу, поцеловала и назвала красавицей.

Глава 4. Арест

За окном только-только рассеялись утренние сумерки, сонные извозчики лениво покрикивали на сонных же лошадей, а столичные лавки лишь начинали открывать двери и витрины для редких ранних покупателей.

В здании же Магической канцелярии кипела работа. Вечером поступил первый сигнал о возмущениях магического поля, и всю минувшую ночь глаза и руки цензоров и безопасников с жадностью впивались в очередное донесение, гонцы спешили с новыми поручениями, а стражи потели в доспехах, готовясь в любой миг сорваться на поимку преступника.

В кабинете консула Магического Контроля, дэра Ампелиуса Каладара, разговаривали двое: консул цензоров, дэр Полоний, и, собственно, сам дэр Ампелиус.

— Это точно он. Отпечатки заклинаний и сила возмущений, как и прежде, указывают на попытку открытия портала. К тому же, судя по колебаниям поля, центр приходится на провинцию Варн. В это время старшие ван Саторы находились в столице, и лишь сенатор исчезал на несколько дней. Я уверен, что это он. Больше некому.

Цензор говорил, откинув голову на спинку кресла и смежив воспаленные красные веки. Мало кто мог позволить себе такую бесцеремонность с главой безопасности Республики, но сейчас Ампелиусу было не до правил. К тому же дэр Полоний никогда так явно не проявлял свою неприязнь к «выскочке», так что, скорее всего, действительно, вымотан.

— Почему не вызвали сразу? — раздраженно спросил Ампелиус. — Для обвинения вашей уверенности не достаточно.

Дэр Полоний пожал плечами:

— Вызвали бы... А толку? Его там уже не было — мы шли по остаточному следу. — Цензор вдруг остро глянул на Ампелиуса. — Кстати, в этот раз «всплеск» был очень силен. Накрыло несколько провинций, и потоки восстановятся не раньше, чем через десять дней.

Ампелиус замер. Неужели опоздали? Хриплым от напряжения голосом он спросил:

— У него... получилось?

Дэр Полоний ответил после долгой паузы:

— Вряд ли. Не думаю, что открой он портал, то так просто ушел бы оттуда... А вам бы получше подбирать людей для слежки.

Мышца на лице привычно задергалась, и Ампелиус сцепил зубы, усмиряя ее. Дэр Полоний, снова прикрыв глаза, добавил:

— Теперь придется довольствоваться тем, что есть, или ждать его следующей попытки.

Ждать Ампелиус умел. Вот только в случае с сенатором дэром Луцием ван Сатором терпение лопнуло. Целых полгода! Не менее двадцати «всплесков»! И ни одного твердого доказательства…

Магистрат уже завален жалобами. Гильдии и магические рода терпят убытки и обвиняют лично его, Ампелиуса, в неспособности поймать преступника. Шайсе! Если бы заклинание для открытия порталов было у одного лишь рода ван Саторов!

Да, Портальный ключ принадлежит им, но ведь раньше-то, до образования Республики и введения системы сертификатов, все заклинания были свободны. Кто знает, у кого еще сохранилось в архивах то, чего по закону там быть не должно.

Именно поэтому против сенатора нужны твердые доказательства. Того, что он мечтает отменить закон, запрещающий работу с порталами, и утверждает, что новая портальная сеть восстановит магические потоки и сдержит наступление песков, мало. Это лишь мотив. К тому же, его никто не слышит, вернее, не хочет слышать: боятся усиления рода ван Саторов.

А вот Ампелиуса сенатор беспокоил. Слишком уж настойчив тот был. И при этом умен, осмотрителен и фанатично уверен, что Эйлун на грани гибели. Такой, если ему позволить, не только пустыню порталами окружит, а и вовсе откроет проход в Империю. Как будто не понимает, что добром встреча старых врагов не закончится!

Нет, тянуть нельзя. Задержать по подозрению, изучить место, обнаруженное цензорами, допросить местных жителей, информаторов...

Ампелиус окликнул секретаря:

— Я — на арест. Вызови две пятерки стражей.

Цензор ушел, на прощание пожелав удачи. Ампелиус хмуро посмотрел ему вслед: никогда он не любил полагаться на слепую удачу, но без прямых улик только на нее и оставалась надежда.

Или на то, что сенатор все-таки дрогнет, ошибется.

***

Подошло время завтрака, но в столичном особняке дэра Луция ван Сатора стояла полнейшая тишина. Слуги скользили по коридорам беззвучными тенями, чтобы не разбудить хозяина, в глубокой задумчивости и усталости вернувшегося домой далеко заполночь, ну а хозяйка, лиа Одетта ван Сатор, поднялась еще ни свет ни заря — что на нее совсем не похоже! — и отправилась наносить визиты. Так что нежнейший омлет остывал, поджаристые хлебцы черствели, а тонкие ломтики сыра подсыхали. Завтракать было абсолютно некому.

Внезапно тишину нарушил громкий и нетерпеливый стук в дверь. Дворецкий, син Клавдий, стремительным шагом пересек атриум, стараясь припомнить, назначено ли сегодня кому, но всему выходило, что нет. Да и какие приемы до полудня? А значит, нежданных визитеров следует срочно отправить восвояси.

Однако стоило только отпереть дверь, как чья-то сильная рука оттолкнула Клавдия, и в особняк ворвался мужчина в черном мундире Магического Контроля. Следом скользнули еще пятеро. Также в черном. Они рассыпались по атриуму, хищно осматриваясь и оставляя на мраморном полу некрасивые лужицы от растаявшего снега.

— Вам назначено? — спросил Клавдий, с трудом сохраняя невозмутимость. Не к добру это. Пятерка стражей, во главе которой сам дэр Ампелиус Каладар — консул Магического Контроля.

— Думаю, дэр Луций не сильно удивится моему приходу. — Консул не скрывал торжества в голосе. — Сообщи обо мне!

— Простите, но хозяин сейчас не принимает. Он спит! Однако, если вам угодно, я пошлю спросить, на какое время он назначит прием.

— Мне угодно видеть твоего хозяина прямо сейчас. — Дэр Ампелиус впервые посмотрел на Клавдия. Под немигающим змеиным взглядом тот непроизвольно согнулся в поклоне и оцепенел. — Или приказать стражам найти его?

Не зная, что предпринять, Клавдий молчал и не двигался.

Тогда дэр Ампелиус кивнул стражам. Те двинулись ко входу в жилую часть.

— Постойте! — Клавдий метнулся за ними, понимая, что задержать не может да и не вправе, но не в силах допустить такое вопиющее нарушение границ.