Уже неделю поместье бурлило: все, начиная от экономки и дворецкого и заканчивая младшим поваренком, готовились к приему гостей. Сама лиа Одетта пожалует! Да не одна, а с будущей невестой молодого хозяина!
До их приезда оставалось еще два дня, но особняк уже был убран сверху донизу: начищенные зеркала, позолоченные рамы картин, держатели светильников и даже дверные ручки отбрасывали слепящие блики; ковры, начесанные ретивыми служанками, мягко проминались, обволакивали ногу и манили пройтись босиком; тонкий аромат цветов, кадки с которыми установили даже в пустующих комнатах, мешался с запахом воска для натирания дерева; потолки сияли белизной, а отмытые до невидимости окна упивались яркими лучами светила.
Маркус в приготовления не вмешивался. Вместе с управляющим он каждое утро выезжал в угодья и деревни, проверял, что уже сделано, а что предстоит.
Управляющий, скрупулезно и ничуть не скрывая своей радости от намечающейся женитьбы хозяина, вернее, от того, что тот скоро получит доступ к семейным фондам, записывал каждую мелочь и сразу же подсчитывал сколько золотых еще надо вложить. Те двадцать тысяч, что Маркус взял у ростовщиков уже были потрачены. Все, до медяшки.
Большая часть ушла на переселение деревень, а точнее их жителей, с истощенных земель старого восточного поместья. Переходили они двумя порталами, через Сивилию, и наверняка для столицы зрелище было довольно вызывающим: вереница подвод со всяческим деревенским скарбом и скотиной.
Мать тогда писала ему, возмущалась, что «подруги» не преминули уколоть ее этим «вонючим караваном», к тому же она узнала, что он не воспользовался правом рода на бесплатный переход, и требовала ограничиться одной деревней. Она много еще чего написала и даже приложила расчет, сделанный ее поверенным и показывающий через сколько лет окупятся затраты на перенос деревень. Расчет, кстати, был сделан весьма грамотно — Маркус даже почерпнул из него кое-что для себя. Но все же сроки были посчитаны неверно. Мать не учла, что он на три года отменил плату за пользование землей и к тому же на свои средства построил дома и колодцы. Да, невыгодно. Да, так не делают. И пускай! Чужое мнение — пыль, носимая ветром, зато он выполнил обещание отца: дал людям новую землю и новое жилье.
Две деревни он уже осмотрел, на очереди была третья. Она находилась ближе прочих, всего в часе езды верхом, однако с минуты на минуту должны были приехать Шон, и Вэлэри. Ну, и рыжий. Так что Маркус остался дома.
Коротая время до их приезда, он прочел свежий номер «Столичной жизни», взял книгу, но скоро поймал себя на том, что бездумно перелистывает страницы, а взгляд его устремлен в окно, на дорогу.
На душе было неспокойно.
Еще несколько дней назад казалась замечательной идея разбавить общество матери и Мелани такой несуразной троицей: полукровкой ван Тероном, академической клиенткой и нищим плебеем, — но сейчас вдруг стало неуютно. Словно одна его половина рада увидеть Шона и Вэлэри, другая же вопрошает: а будут ли рады они? Может, следовало предупредить их о еще одних гостях?
Досадливо тряхнув головой, Маркус закрыл книгу и поднялся. У зеркала остановился, придирчиво разглядывая отросшие волосы, — торчат во все стороны, хоть приглаживай, хоть нет. Хуже, чем у деревенского мужика! К счастью, завтра он от них избавится. Раньше нельзя было: матери конечно же докладывают обо всем, что происходит в поместье, и, остригись он, она тут же привезла бы целителя, хваталась бы за сердце...
Маркус прошелся по правому крылу, предназначенному для членов семьи. Тихо и безлюдно. Отцовские комнаты стояли запертыми, чисто убранными после обыска. Маркус в них не заходил. Слишком много воспоминаний.
Он заглянул в покои матери — безупречно, свежо и пахнет розами, служанка смахивает несуществующую пыль.
В левом крыле проведал комнаты гостей.
У Мелани, как и у матери, идеально. Только цветочный аромат другой: нежный, сладко-горький, с ноткой полыни. Но в гостиной была только зелень: деревце лимона, какие-то вьюнки... Маркус распахнул дверь спальни. Так и есть: у окна — кадка с пышным кустом хризантем! Да еще и розовых! Он что, похож, на влюбленного юнца?!
От одежного шкафа с тихим шорохом скользнула служанка, грана Фатия. Маркус вернул на лицо невозмутимое выражение.
— Хризантемы следует убрать, замените на кремовые розы.
Грана Фатия беспокойно затеребила передник:
— Но сина Галлия...
— Сина Галлия ошиблась, — отрезал Маркус.
Служанка, привыкшая, что он обычно спокоен, удивленно моргнула и поклонилась:
— Сейчас же все сделаем, лэр Маркус.
— Подожди! Посмотрю, что у моей клиентки.
Комнаты Вэлэри находились в самом торце. Стремительно шагая по длинному коридору, Маркус пытался вспомнить, какие цветы полагаются клиентке, однако на ум ничего не шло — о таких вещах всегда заботились экономка или мать. Но хризантемы однозначно — нет! Это для влюбленных. Лилии — слишком роскошно. И розы нельзя — они для матери и будущей невесты.
В гостиной, вполовину меньшей, чем у Мелани, ни цветов, ни зелени не было, а в спальне на прикроватном столике стоял скромный горшок с белыми нарциссами. Что за ерунда! Нарцисс указывает на тщеславие и самовлюбленность, но у белого, кажется, значение меняется на противоположное — смирение и кротость. В любом случае, ни то, ни другое Вэлэри не подходит.
— Их тоже заменить! — велел Маркус подоспевшей служанке.
— На что? — раздался вдруг позади ровный голос экономки, сины Галлии.
Маркус обернулся. Сина Галлия, одна из немногих, кого нанимала мать, а не отец, всегда с неодобрением относилась к его решениям, и сейчас в ее тоне явственно чувствовалось нежелание уступать.
— Лэр Маркус. — Экономка поклонилась и, выпрямившись, замерла с прямой, как доска, спиной. — Простите, но среди всех цветов, что есть у нас, только белый нарцисс возможен в качестве украшения комнаты... клиентки.
Похоже, она пропустила слово «безродной».
— Вэлэри, ты кто такая?
Кожа ощущала легкий теплый ветерок, но казалось, что воздух загустел, стал неподвижным. В висках пульсировало: «Ты кто такая? Кто такая?»
Снова лгать... Как же изматывает жизнь с оглядкой и враньем. Так бы и закричать: да попаданка я! С Земли! Сирота несчастная, убогая, ни родни у меня здесь, ни угла своего, ни денег! Верните на родину!
Но нельзя.
Как бы ни жгла в груди правда, как бы ни вертелась на языке — нельзя. Стоит признаться, стоит Маркусу узнать, и всё — дорога домой закрыта.
Лера медлила, надеясь, что Шон сам придумает ответ или Дилан шуткой разрядит обстановку, но от ее молчания подозрительность во взгляде Шона лишь усилилась, а рыжик хмурился, словно припоминая что-то. Может, все ее оговорки?
«Солнце»... И почему именно это слово так трудно вытравить из себя?! Она так быстро ко всему подстроилась, привыкла... Но солнце... Оно и в Африке солнце.
— Очень интересно, — протянул Шон. — Тебе сложно ответить на такой простой вопрос... Тогда я спрошу по-другому: откуда ты? Вот только не надо говорить про деревню: не верю что там найдется хотя бы пара книг.
— Зато есть дед-сказитель, — буркнула Лера.
— Ага, так это дед! Всё он! Значит, это под его руководством вы долгими зимними вечерами всей деревней распевали «Гаудеамус», учили «дорогу Цицерона», а между делом занимались расщеплением воды. Я прав?
Лера ответила Шону злым взглядом. Вот же клещ! В дознаватели может идти.
Она посмотрела на Дилана, однако тот на ее безмолвный призыв о помощи не откликнулся и, похоже, вовсе не слушал, а думал о чем-то своем.
Ладно, если мыслить логически, то... почему бы и не сказать, что она из Ордена? Дилан и так уже знает об артефакте, позволяющем видеть во тьме, а Шон... Шон дружит с Маркусом! Не выдаст же друга!
И вообще, главное — подать все под правильным соусом, чтобы у них не возникло желания «стукануть» в службу безопасности. Приманить, посулить знания и богатство...
Лера бросила быстрый взгляд на возницу: чуть ссутулен и сосредоточен на дороге, поза не изменилась. Или не слышит, или ему все равно, о чем болтают пассажиры, но все же лучше подстраховаться и поставить «сферу тишины». Только парням придется пересесть к ней, иначе «сфера» их не захватит — слишком маленькая.
Маркус, когда Лера накануне практики выпрашивала у него заклинание, даже поинтересовался, а что она собирается с таким пузыриком делать, ведь, кроме себя, закрыть никого не сможет. Еще и съехидничал, не храпит ли она во сне. Типа, может она все общежитие сотрясает и решила таким образом смилостивиться над девушками. От возмущения она чуть не сказала, мол, он-то должен знать, что она не храпит. Хорошо, вовремя опомнилась, прикусила язык. А Маркус, видимо, тоже вспомнил о ее случайной ночевке в его постели, потому что вдруг сам осекся и, кажется, немного смутился. И заклинание дал.
— Вэлэри, — ледяной голос Шона вернул в реальность. — Ты — клиентка Маркуса и, если каким-либо образом можешь бросить тень на его имя...
Лера вскинула руки:
— Ладно-ладно! Я всё расскажу... Эй, Дилан! — Она похлопала по сиденью рядом с собой: — Идите сюда, «сферу тишины» поставлю.
Шон с Диланом явно не ожидали такой секретности. Обменявшись недоуменными взглядами, они осторожно сели по обе стороны от нее, а когда засветилась голубоватая сфера, придвинулись ближе и наклонили головы.
— Ну? — пропыхтел Дилан в самое ухо. Шон сопел в другое. Хотелось растопырить локти и отодвинуть парней, но тогда они не поместятся.
Эх, была не была! Дернув плечами, Лера резко выдохнула и с пафосом изрекла:
— Я оттуда, где светило называют Солнцем!
Пыхтение и сопение оборвались. Показалось, будто Шон и Дилан, только что живые, напряженные, внезапно превратились в каменные статуи.
— Орден Солнца! — на грани слышимости охнул Шон.
Лера покосилась поочередно на обоих:
— Эй, вы же не подумали, что я пришла убивать магов?
— Куда тебе! — фыркнул, отмирая, Дилан. Правда, фырканье его было скорее вопросительным, чем уверенным, но Лера предпочла этого не заметить.
— А Маркус?! — вскинулся Шон. — Ты же его под удар ставишь!
— Да знает он! Я... сбежала от своих, и он укрывает меня взамен на знания Ордена. Вам я тоже могу их дать! Дилан, помнишь, ты хотел заменить чем-нибудь артефакты скольжения?
Рыжик кивнул, но как-то несмело.
— Вот! Скоро твоему отцу не придется платить синам за подзарядку! Мы с Маркусом запатентовали кое-что... Если хотите, и вам подкину идею, на которой заработать можно. Хотите?
Шон с Диланом переглянулись поверх ее головы, но промолчали, и Лера продолжила:
— Шон, тебе ведь интересно, о каком расщеплении воды я говорила? Я много всякого знаю! Физические законы, химические превращения, как развиваются живые организмы... Математику, в конце концов! — она повертелась, заглядывая обоим в лица. — Ну, скажите хоть что-нибудь! Вы же не сдадите меня?
Парни снова обменялись взглядами, и Дилан мотнул головой:
— Мне все равно, даже если ты вылезла из самой Бездны. Я ж не слепой, вижу, какая ты... Какая... В общем, такая!
Благодарно пожав Дилану запястье, Лера повернулась к Шону. Тот задумчиво потирал подбородок. Наконец спросил:
— Маркус поэтому взял тебя в клиентки?
— Конечно! Почему же еще!
Лера расслабилась. Вроде получилось: как она и полагала, Дилан будет и дальше молчать, а Шон побоится навредить Маркусу.
— Действительно, почему еще... — пробормотал Шон. — А как насчет...
— А насчет всего прочего давайте поговорим, когда доедем, хорошо? Нет, я бы и сейчас не прочь! Но сферу долго не удержу, да и тесно тут. — Она все-таки двинула локтями, отвоевывая себе пространство.
Оставшуюся часть пути Шон и Дилан молчали, поглядывая на Леру с опасливым любопытством, она же всматривалась в рощу, очертания которой с каждой минутой становились все отчетливей. На пестром фоне стволов и теней заметила далеко впереди два экипажа, подъезжающих к первым деревьям. Совсем скоро и их коляска окажется там.
Маркус как раз покидал оранжерею, находящуюся на заднем дворе, когда послышались крики:
— Едут! Едут!
Он поторопил служанку, несшую выбранные им цветы, и поспешил к парадному входу.
В атриуме задержался у одного из зеркал. Одернув рубашку и без особого успеха попытавшись уложить волосы, он вдруг встретился взглядом со своим отражением. Глаза сияли. И уголки губ подрагивали в нетерпеливой улыбке, и даже непокорные пряди топорщились как-то весело... Казалось из зеркала смотрел прошлый он. Тот, чьи движения были всегда порывисты, а голос полон радостного возбуждения, — беспечный, любопытный и жадный до жизни мальчишка.
Сморгнув наваждение, Маркус отступил и уже размеренным, спокойным шагом двинулся к распахнутым дверям. Снаружи царила суета, будто слуги готовились встречать Верховных магов, а не его друга и клиентку.
Яркие лучи светила на несколько мгновений ослепили. Маркус остановился на верхней ступени и, щурясь, посмотрел на дорогу, ведущую к особняку.
Кареты почему-то было две.
Они поднимались неспешно, словно придавленные тяжестью сундуков и корзин, что горбами возвышались на крышах.
А ведь за Шоном и Вэлэри он посылал открытую коляску! Одну! И даже будь у них столько вещей, они не взяли бы так много.
С нехорошим предчувствием, сдавившим грудь, Маркус взглянул на выстроившихся в две шеренги слуг. Отец никогда не требовал такого поклонения, только мать... Значит, решила приехать раньше... Но почему именно сегодня?! Проклятье! Если она еще и Мелани привезла...
***
К «хоромам» напрямую вела широкая каменная дорога, практически трехполосная бетонка. Не смотря на то, что поднималась она в гору, лошади ускорились. Копыта бухали все быстрее, все чаще, и вместе с ними все быстрее и чаще бухало сердце.
Лера скомкала платок в одной руке, другой вцепилась в сумку и вытянула шею, будто лишние пару сантиметров позволят ей раньше увидеть Маркуса.
И она увидела его! Пускай далеко и лица не различить, но это точно был он! В неизменной белоснежной рубашке и черных брюках стоял на самом верху ступеней, ведущих в особняк.
По контрасту с его неподвижной фигурой еще оживленней казались ссыпающиеся вниз по ступеням люди, судя по одинаковому серому цвету одежды, — слуги. Вот они рассредоточились по лестнице, растянулись двумя серыми лентами и стали по стойке смирно. Ну, чисто вип-персон встречают! Еще бы красную дорожку раскатили... А если поклонятся все разом? Какой кошмар!
— Похоже мы не единственные гости, — нахмурился вдруг Шон.
Лера хотела спросить, кого еще он имеет в виду, но тут Маркус начал спускаться, а к подножию ступеней друг за другом подкатили два экипажа, на которые Лера, увлекшись разглядыванием патрона, внимания не обратила. Кажется, те самые кареты, что ехали впереди. Даже сюда видно было, как сверкает на солнце позолота отделки и как масляно отливает лакированная древесина. Кто-то богатый.
Вот Маркус спустился, и кареты заслонили его.
— Я думал, мы одни будем, — едва слышно пробормотал Дилан. Он втянул голову в плечи и напружинился так, будто сейчас выскочит на ходу и даст деру до самой Альтии.
Лера сглотнула. Она тоже не ожидала, что будет кто-то еще, Маркус упоминал только их троих. Может, выскочить с Диланом на пару? Или хотя бы коляску притормозить! Подъехать, когда все уйдут, и тихонечко, черным ходом...
Замершие на ступенях слуги как по команде согнулись в поклоне. Из-за карет не видно было, что там происходит, но и без того ясно: пассажиры выходят. Блин, их так встречают, разве что пушки не палят!
А сейчас подъедут они... Лягушонки в коробчонке.
Лера взглянула на Шона и Дилана. Рыжик, и раньше-то не сильно воодушевленный, насупился, будто его заставили платить за всех однокурсников в шикарном ресторане, а на лице Шона радостное предвкушение исчезло, и вместо него появилась маска надменного аристократа. Сама же Лера чувствовала растерянность: все было не так, как она представляла.
Мимо промелькнул — как-то слишком быстро! — ярус жилых домов, и коляска выскочила на открытое пространство. До «финиша» осталось всего ничего.
Через минуту дорога вывела на просторную каменную площадку. Здесь могли бы «припарковаться» наверное с полсотни экипажей, — вставай куда душе угодно! — однако возница уверенно правил к ступеням. К каретам.
Остановились прямо за ними.
Лошади еще переступали, отходя от бега, фыркали и бряцали сбруей, но по сравнению с предыдущим шумом стало тихо. И стали слышны голоса. Женские, звонкие...
Соскочив с облучка, возница распахнул дверцу коляски. Надо было выходить, но Лера словно примерзла к сиденью, смогла оторваться, лишь когда Шон и Дилан сошли и Шон протянул руку, предлагая опереться.
Их, конечно же, заметили.
Лера как раз ступила на узенькую откидную лесенку, когда из-за карет вышел Маркус. Он смотрел в сторону, на кого-то идущего за ним, и улыбался, потом повернул голову и встретился взглядом с Лерой. Улыбка его застыла.
Из-за Маркуса вышла девушка. Нереально красивая брюнетка, высокая и стройная, в нарядном, изумрудного цвета платье, по сравнению с которым Лерино выглядело бледной линялой тряпочкой.
Лера и себя ощутила тряпочкой. Рваной, из серого неотбеленного хлопка.
Ноги размякли, как сырое тесто, и, вцепившись похолодевшими пальцами в руку Шона, она соскользнула на землю.
Как бы медленно Маркус не спускался, ступени все же кончились.
Подкатили кареты. Первая — с гербом ван Саторов, туда можно не смотреть, а вторая... Если там его будущая невеста, то хорошо бы она была похожа на своего прадеда, дэра Дариуса ван Тусена. Пусть бы у нее были такие же, как у него, блеклые водянисто-голубые глаза, пусть бы она была столь же высокомерна и до нетерпимости педантична и пусть бы изливалась желчью на каждый промах служанок.
Из кареты выпорхнула девушка. Маркус остолбенел — она совершенно не походила на ван Тусена!
Живые темные глаза незнакомки смотрели открыто, и в уголках их таилась улыбка; платье насыщенного зеленого цвета подчеркивало молочно-белую кожу лица и шеи, и на этом невозможно белом лице спелой клубникой алели пухлые губы.
Из первой кареты окликнула мать. Маркус подошел, помогая ей сойти, и, мимоходом поприветствовав ее и сину Исору, вновь обернулся к незнакомке. Та тоже с любопытством поглядывала на него и что-то негромко говорила выходящей следом сухопарой женщине.
— Диа Сиверия ван Герн, компаньонка, — коротко представила мать эту «сухую» даму, а затем ласково взглянула на девушку:
— Я так счастлива познакомить вас. Маркус, это лиа Мелани ван Тусен. Лиа Мелани, это мой сын, лэр Маркус ван Сатор.
Мелани поклонилась, просияв улыбкой. Маркус же с трудом выдавил ответную: все-таки она. Правнучка ван Тусена.
— Похоже, нам не удалось нагрянуть неожиданно, — мать прикоснулась к руке Мелани и многозначительным взглядом указала на рубашку Маркуса, белоснежную, из лиамского шелка.
Мелани вопросительно, со смешинкой во взгляде посмотрела на него. Нужно было сказать какую-нибудь приятность об удовольствии от их раннего приезда, что он рад будет насладиться их обществом на два дня дольше и что всегда ждет... «Тот» Маркус, из прошлого, сказал бы это, не задумываясь.
— Мама, — он наконец взял себя в руки, — ты, как всегда, проницательна: я действительно ждал гостей. Правда, не вас... Так что удивить меня вам удалось. Кроме того, я поражен лией Мелани: не думал, что она настолько очаровательна.
Мелани смущенно потупилась. Впрочем, щеки ее остались все такими же невозмутимо белыми.
— И кого же ты ждал? — выделила мать главное. Говорила она спокойно, однако похолодевший взгляд не сулил ничего хорошего.
— Скоро узнаете.
Недовольная его ответом она поджала губы, но сменила тему и завела разговор о погоде и поместье. Мелани с готовностью подхватила.
Они уже собрались идти к особняку, как раздался шум приближающегося экипажа.
Слух обострился. Маркусу казалось, что он различает каждый удар копыта и поскрипывание осей — коляска, запряженная двумя лошадьми.
Не показывая охватившего его неожиданного волнения, он сказал, что приехали его гости, и направился в обход карет. Мысленно заклинал, чтобы это были не Шон с Вэлэри — только не сейчас! Хотя бы на полчаса позже! — но какой-то частью сознания, трезвой и рассудительной, прекрасно понимал: это они. И ничего уже не исправить.
— Лэр Маркус, — его догнала Мелани. — Вы позволите встретить гостей вместе с вами?
Желание правнучки ван Тусена примерить роль хозяйки отозвалось неприятной скованностью, но он заставил себя улыбнуться:
— Конечно, идемте!
Все же никто не должен заподозрить о его настоящих намерениях. Мелани явно привыкла к всеобщему восхищению, и ему как будущему жениху, а затем и мужу следует выказывать заинтересованность больше прочих. Хотя, чего уж таить, мило общаться со столь прекрасной девушкой труда не составит. И словно сам себе это доказывая, Маркус еще раз ей улыбнулся.
А потом он увидел Вэлэри.
Его клиентка стояла на верхней ступеньке коляски. Загорелая, с золотистыми волосами и серыми омутами глаз, в светлом легком платье она была полной противоположностью Мелани: как день и ночь, как жаркое лето и морозная зима... Один вид ее согревал! А еще была похожа на те цветы, что он выбрал для нее.
Остановившаяся рядом Мелани издала непонятный звук и Маркус, опомнившись, вдруг заметил, что Вэлэри растеряна — в ее застывшей фигуре и распахнутых глазах чувствовались сомнение и робость, — Шон натянул на лицо такое выражение, будто он на приеме, где-нибудь в столице, а рыжий и вовсе упер взгляд в камни под ногами. Что ж, все трое не идиоты, поняли уже, чем обернулось его приглашение, и наверное, разреши он, сбежали бы. Но он не разрешит.
Увидев, как Вэлэри в поисках опоры вцепилась в руку Шона и, едва не упав, наконец покинула коляску, Маркус вздохнул и шагнул-таки навстречу своим гостям.
Он не только не разрешит им сбежать, а напротив, представит матери и будущей невесте (впрочем, пока о ее статусе можно не упоминать, незачем).
***
Маркус знакомил всех «понаехавших», но Лера никак не могла сконцентрироваться: все казалось спектаклем, в котором она, случайный зритель, затесалась на сцену и ее сейчас выгонят. И сам Маркус казался незнакомцем. Хотя, может дело в том, что они давно не виделись. Может быть... А может, он такой чужой, потому что рядом с ним красивая девушка, которой он улыбается.
Девушка приехала с компаньонкой, женщиной средних лет, жилистой, с цепким взглядом и большей напоминающей телохранительницу. Вторая немолодая дама, похожая на строгую учительницу, тоже оказалась компаньонкой.
Лера рассеянно повторила про себя их имена, а Маркус уже представил саму девушку. Лиа Мелани ван Тусен.
Мелани?! Это она-то?! Вот бы возмутились фанаты Скарлетт, узнав, что такая черноокая и чернокосая носит это имя! А еще имя рода звучало как-то знакомо. Ван Тусен... Что-то важное связано с ним... Или это просто богатый, влиятельный род, который упоминался в хрониках?
Задумавшись, она пропустила момент, когда Маркус представил последнюю, а значит самую высокородную среди присутствующих, женщину, и уловила только конец фразы:
— ... ван Сатор. Моя мама.
Мама? Ежки-матрешки! Эта красивая леди — лет тридцати, не больше! — мама Маркуса?!
Лера рассеянно оглядела комнату, в которую ее проводила служанка. Это была гостиная. Стены, мебель, ковры — всё теплых оттенков, а яркие детали — оранжевые и цвета морской волны — только подчеркивали мягкость и уют.
Интересно, у Мелани такая же душевная обстановка? И кто вообще эта Мелани? Дальняя родственница? Тогда почему Маркус не сказал, мол, кузина или прочая седьмая вода на киселе? Всех ведь обозначил: компаньонок, маму, Шона другом назвал, Дилана и ее, Леру, первокурсниками из Альтии... Ее потом еще и клиенткой... А Мелани кто?!
— Лиа Вэлэри, я разобрала ваши вещи, — из спальни вышла служанка, молодая девушка, не старше самой Леры. — Желаете принять ванну?
— Нет, спасибо. Ничего не надо. — Лера отвернулась, пряча досаду. Ведь говорила же не трогать ее сумку! Уж собственное белье и сменное платье она бы сама и разложила, и развесила.
Пообещав через два часа пригласить на ужин, служанка откланялась. Стукнули створки закрывшихся дверей, шаги и голоса слуг, которые таскали на второй этаж сундуки благородных дам, стали почти не слышны.
Лера длинно выдохнула. Ну, вот она и в гостях.
Ага, с единственным запасным платьем, тогда как Мелани целый гардероб привезла.
Снова вздохнув, она вернулась к порогу, сняла обувь и босиком ступила на ковер. Ноги тут же утонули в пушистом длинном ворсе, словно в нагретой солнцем траве, весенней и нежной, — хоть ложись! Впрочем, для лежания тут целых два дивана. Она добрела до одного. Тот оказался настолько мягким, что в нем можно было увязнуть, как зыбучих песках.
Но, кажется, она и без дивана уже «увязла».
С удрученным стоном упав в объятия «песков», Лера уставилась в белый высокий потолок. Какая же она дурочка! Вот с чего решила, что может понравиться Маркусу? Он пригласил ее из благодарности... А еще использовал! Таким тоном сказал, что она его клиентка, будто тигра за хвост дергал. Сто пудов хотел проверить, как его мама отреагирует! Правда, она и бровью не повела, видать, знала уже... Зато у Мелани глаза чуть не выпали. Красивые глаза. С пушистыми длинными ресницами и черные-черные. Как у Маркуса... Блин.
Выбравшись из дивана, Лера прошла к спальне. Открыла дверь, и в лицо пахнуло знакомым ароматом: то ли мед, то ли тыква, да и сам интерьер был выполнен в медовых и травянистых расцветках. После солнечной гостиной казалось, будто здесь приглушили свет.
— Одна комната лучше другой, — пробормотала Лера, зарываясь пальцами ног в темно-зеленый ковер. — Мне, что, разорваться?
Оглядевшись, она заметила рядом с кроватью большущий керамический горшок с живыми цветами — ярко желтые лепестки, словно языки пламени, и широкие зеленые лопушки листьев. Подсолнухи! Декоративные, с ладонь диаметром, но подсолнухи!
Лера подбежала к цветам, ткнулась носом в середину одного — вот откуда этот медово-тыквенный аромат! Ну, конечно! У бабушки в палисаднике так пахло! Бабуля засаживала его и настоящими, и декоративными подсолнушками, и там все лето жужжали пчелы... В носу вдруг защипало, а глазам стало горячо.
Часто заморгав, Лера похлопала себя по груди:
— Все хорошо, все хорошо...
Хоть бы весточку домой послать... Мол, жива, здорова и даже не бедствую, напротив, под защитой наследника одного из богатейших семейств Республики. Сейчас вот даже в поместье у него. Босиком по коврам хожу, цветочки нюхаю...
Между прочим, а не Маркус ли насчет подсолнухов распорядился? Вроде как намек на солнце, их личный тайный знак!
Да не, вряд ли... Будет он из-за клиентки заморачиваться, если к нему такая жгучая красотка приехала. Вот ей, наверное, выбрал цветы. Какие-нибудь хризантемы. Красные... Тьфу ты! Почему все мысли на Мелани сворачивают?!
Вдохнув напоследок полную грудь медового аромата, Лера поднялась: надо было как можно скорее предупредить Маркуса, что она выдала секрет Шону и Дилану, да еще и в другой вариации.
Коридор был пуст и тих. Слуги не сновали — видимо, сундуки кончились.
Зажав в руках книги, которые Маркус послал ей во Флиминис, Лера бесшумно двинулась в сторону правого крыла. Было глупо, конечно, красться как вор, но ужасно не хотелось столкнуться с мамой Маркуса: слишком уж неприветливой и неприступной та выглядела.
Еще когда шли в дом, глядя в спины шествующих впереди высокородных патрициев, Лера спросила Шона, где комнаты Маркуса. Шон сказал, что на половине семьи они последние, а комнаты лии Одетты (вот и узнала, как матушку зовут!) — первые. Их надо было проскочить незаметно.
Миновав лестницу, Лера ускорилась. Она была почти что призраком, почти дуновением ветра. Она почти летела... До покоев лии Одетты оставалось пару шагов, когда двери их открылись и вышла служанка с подносом.
Лера притормозила, зачем-то кивнула ей и показала книги:
— Патрону несу.
Служанка растерянно поклонилась. А Лера, спиной ощущая удивленный взгляд, «полетела» дальше.
За последними дверьми слышались мужские голоса, приглушенные, неразборчивые. Один мужчина говорил напористо и это точно был Маркус, а голос второго, жалобный и словно бы оправдывающийся, Лера не узнала. Но главное — не Шон.
Сердце вдруг забилось как-то особенно гулко и еще некстати зачесалась спина. Унимая зуд, Лера свела и развела лопатки, выдохнула, и, прижав книги к груди, постучала. Потом второй раз, уже громче. Лишь тогда ее услышали, и Маркус резко крикнул:
— Входите!
Лера зашла. Почему-то представлялось, что гостиная будет суровая, холодная, однако та была наполнена светом и располагала к спокойному отдыху. Вот только сам ее хозяин излучал волны негодования.
Маркус сидел перед зеркалом. Бросив на Леру быстрый взгляд, он сердито посмотрел на пожилого слугу, замершего перед ним:
— Дайсин! Ну же!
Слуга съежился и замотал головой.
Лера нерешительно прикрыла за собой дверь. Странно и тягостно было видеть, как Маркус, этот здоровый лоб, пользуясь высоким положением, что-то требует от человека, который годится ему в деды. Все-таки барин...
Вернулась к себе Лера в смятении. Руки еще чувствовали скольжение мягких прядей сквозь пальцы, а сердце колотилось, рассылая по телу волны жара. Она даже не помнила, как добралась до комнаты — все продолжала смотреть в темные глаза Маркуса, — и очнулась, лишь когда услышала стук в дверь и женский голос. Служанка! За окном уже начали сгущаться сумерки, значит, ужин.
Попросив девушку подождать, Лера метнулась в спальню — сменить платье. И пусть их всего два... Нет, если бы не Мелани и мама Маркуса, и в голову бы не пришло... А так, голубое будет для дома, мятное — для улицы.
Но, блин, об одежде стоило подумать раньше. Не хватало еще последней прийти. Хуже, чем в универе, когда опаздываешь на лекцию и поднимаешься на галерку под полусотней взглядов.
В суете и спешке она надела платье задом наперед, а пока переворачивала, что-то в нем предательски затрещало. Длинно выдохнув, Лера постаралась успокоиться. Рваное платье уверенности точно не прибавит.
Напоследок глянула в зеркало — в порядке ли волосы? Немного распушились, но прядки из косы не торчат, так что в пределах нормы. Поймав в отражении свой беспокойный взгляд, скривилась: ну, замельтешила. По потолку осталось побегать. Маркус, вон, не то что на прядки — на всю косу забил! Хотя... ему можно... В смысле, как патрицию, конечно, нельзя, но с такой внешностью — можно. Даже нужно!
Интересно, как его мама отреагирует на стрижку?
А Мелани?
***
Мелани была в синем платье, которое поразительно подходило ее белой коже, черным глазам и черным волосам. Еще и в магзрении полыхала огнем, как Маркус. И единиц наверное, столько же.
Яркий драгоценный камень...
Себя же Лера чувствовала пыльной и ненужной плюшевой игрушкой в вакуумном пакете: воздух откачивают, откачивают, а ее сжимает, сжимает... Сжималось горло, сжималось сердце, руки мертвой хваткой стискивали вилку и нож, и дышалось тяжело, словно через подушку.
Словно сидящая напротив Мелани, оживленная и ослепительно красивая, вытягивала из нее все силы.
— Ты где была? — спросил тихо Дилан. — Мы заходили...
Рыжик сидел слева от Леры, аккурат напротив дии Сиверии, компаньонки Мелани; Шон — справа. Как друга Маркуса его разместили ближе всего к хозяйскому месту, которое находилось в торце стола, и ему выпала честь оказаться лицом к лицу с лией Одеттой.
— К патрону ходила... — выдавила Лера нехотя. — Он книги давал... Вернула.
— Ты их пересказывала, что ли? — фыркнул Дилан. — Мы полчаса ждали.
— Зачем?
— Пара вопросов есть, — он многозначительно поиграл бровями.
— Вопросы? — Об Ордене наверное... А она и не обсудила с Маркусом, что парням рассказать. — Успеем еще, неделя впереди.
Целая неделя! Семь дней! Каждый из которых сидеть напротив Мелани и наблюдать, как они с Маркусом воркуют! Пипец.
Удовлетворенно кивнув, Дилан насадил на вилку целую стопку тонко нарезанных ломтиков мяса, затолкал их все разом в рот и блаженно зажмурился. А ведь сначала боялся не ту вилку-ложку взять и даже шевельнуться лишний раз. Похоже, его устраивает, что они трое в полном игноре.
Черт бы побрал этих гребаных аристократов! Умеют же показать «ху из ху»... И все с улыбочками... На пару секунд только и вытянулись лица, когда Маркуса увидали с новой стрижкой, но теперь-то Мелани всё глазеет и глазеет... Все-таки стоило соорудить ему ирокез!
Вилкой раскатывая и закатывая обратно мясной рулетик, Лера прислушивалась к разговорам. Компаньонки обсуждали столичные театры; лиа Одетта, как орбитр, наблюдала за беседой Мелани и Маркуса и изредка вставляла свои фразы; сама же брюнетка выспрашивала Маркуса об отработке огненных заклинаний, о преподавателях и разных мелочах, причем все они были связаны со столичной академией. Маркус сначала отвечал неохотно, однако восторженный голосок и сверкающие глаза Мелани оказали свое воздействие, и скоро он разговорился.
По его словам выходило, что преподы в столице — один лучше другого. Конечно, в «отстойнике»-то вряд ли соберут самый цвет. Хотя историк и математик ничего так... Да и диа Мирнон... Но ее-то понятно почему к «репейникам» запихнули: женщина!
Бросая мимолетные взгляды на окружающих, Лера вдруг заметила, что Маркус слушает Мелани с каким-то странным выражением: вроде бы доброжелательно, однако скулы его затвердели, будто он сжимал зубы.
И что такого сказала Мелани? К разговору об академии и учебе Маркус отнесся спокойно. Потом она упомянула ректора, назвав прадедушкой...
Лера изумленно уставилась на брюнетку. Как же так?! Ведь ректор Сивильской академии — это один из Девяти Верховных магов!
Один из тех, кто приговорил отца Маркуса к казни.
Так вот почему имя рода показалось так знакомо. Ван Тусен... В хрониках же читала! Древнейший род! К тому же, ректора упоминали в газетной заметке про изгнание Маркуса из столичной академии.
Зачем тогда Мелани пригласили в гости? И почему такое ощущение, что имя ван Тусенов встречалось где-то еще?
Лера внимательно оглядела брюнетку. Красивая, образованная, высокородная, учится в столичной академии, одарена стихией огня и сила под сотню единиц... Прекрасная партия для любого патриция.
Во внутренности словно жгучим перцем сыпанули.
Это было письмо! Письмо, которое она тайком прочитала у Маркуса в комнате. В нем лиа Одетта требовала от сына встретиться с будущей невестой из рода ван Тусенов.
То есть Мелани... Невеста?!
Но если она правнучка ректора... Человека, которому Маркус жаждет отомстить...
Какого черта он делает?!
Дилан вдруг толкнул Леру под столом и, когда она повернулась к нему, взглядом указал на Маркуса:
— А ты правда книги относила или... еще что? Кто его так подстриг?
Лера посмотрела на патрона, такого невозможно брутального и... улыбающегося брюнетке (даже не знала, что он так умеет!), и с силой вонзила вилку в мясной рулетик:
— Надо было наголо обрить!
Дилан поперхнулся и выпучил глаза. Просипел: