Она в твоем сердце

Пролог. Катя

Звонкая пощечина отдается в ушах.

Словно во сне, наблюдаю за расширяющимися зрачками Яшки. Ладонь ноет, а он зло трет краснеющую щеку. Распахнув рот, я подаюсь к нему. Последняя нервная клетка отчаянно дребезжит в голосе.

— Яш…

— Пошла ты! Ты мне не мать! Счастливо оставаться!

Бросаюсь следом за ним, и тут сбоку визжат тормоза. Грязный поток из огромной лужи окатывает меня с головы до ног. Распахиваю рот и изумленно смотрю на Яшку, который стремительно покидает остановку.

В воображаемую переполненную ванну по одной ударяют увесистые капли. Они бьют по натянутой водной поверхности и брызгами разлетаются в стороны, грозясь устроить всемирный потоп. Запрокинув голову, я медленно выдыхаю, но настырный водопад продолжается.

Мама украла мои деньги.

Просто взяла и бросила меня одну с тремя несовершеннолетними детьми, долгами и унылыми перспективами на жизнь.

Кап.

Парень, поддерживающий меня финансово, исчез с горизонта.

Работы нет.

Кап.

Мой брат, похоже, идет по кривой дорожке.

Сестры заболели. Непонятно, чем их кормить завтра. Да и есть ли смысл, если скоро их у меня заберет опека?

Я не плачу, не поддаюсь унынию и прекрасно справляюсь со всем сама. Но когда горло перехватывает, а колени подкашиваются, я не сразу понимаю, что происходит. Медленно оседаю на асфальт под аккомпанемент беззвучных рыданий.

Натянутая пленка на поверхности ванной еще держится.

— Барби герл?

Мелодичный голос со знакомой хрипотцой бьет по натянутым нервам. Блеск! Мой одногруппник с говорящей фамилией Козлоеб прямо здесь. Только не он! Ему вообще противопоказано видеть меня в таком состоянии!

— Рома, — обреченный стон срывается с губ.

Но рвущийся поток не остановить.

— Папа! — внезапно выкрикивают близняшки.

Кап.

Вода переливается через чугунные бортики и сносит тщательно выстроенные дамбы.

Сквозь истеричный смех прорывается соленый водопад.

Глава 1. Рома

Не знаю, что больше повергает меня в шок. Или Катя Акулова, которая, как изломанная кукла, падает на асфальт и заливается слезами, или две пятилетние кнопки в одинаковых розовых пуховиках, запрыгивающие на меня, подобно маленьким обезьянкам.

— Папа! Папа! — визжат фарфоровые кукленыши и тянут ко мне ручонки. — Папа, ты приехал!

Главная красотка университета, капитан чирлидерш и сучка, которая крутит хвостом только перед богатенькими парнями, не подает признаков адекватности. Она плачет, шмыгает носом, трет накрашенные глаза и негромко поскуливает.

— Папа!

— Э-э-э, стоп! Тихо! — рявкаю в ответ на вой.

Две сирены дружно замолкают, затем натужно шмыгают носами и хлопают длинными ресницами. Подозрительно так, будто у них на спине кнопка выключения, и кто-то добрый ее нажал, пока они скакали тут, как мартышки.

— Какой еще папа?

Возмущаюсь, а сам в ожидании кошусь на Катю, в надежде, что короткая пауза приведет ее в чувство, и она объяснит, что, мать вашу, происходит.

Ни хрена. Как сидела, так и сидит, только изредка подает признаки жизни короткими и нечленораздельными звуками.

— Папа Лома, — дружно отвечают близняшки. — Так зовут нашего папу. Лома. Ты Лома. Папа.

Я втягиваю носом влажный воздух, сжимаю покрепче шлем от байка и с трудом сдерживаюсь.

Мне двадцать четыре года. Никакие дети в мои планы на ближайшие лет тридцать точно не входят.

Особенно те, что имеют прямое или косвенное отношение к Кате. Она — одна сплошная проблема. Дурно пахнущая и чужая, ибо у нее есть парень.

Был. До недавнего времени.

— Барби герл, — зову ее негромко, потому что плачущая женщина — страх божий любого нормального парня. — Алло, как слышно? Барби!

— Пасему Балби?

Заинтригованные близняшки смотрят то на меня, то на… Господи, кто они ей? Сестры? Племянницы? Дочери?!

Нет, не хочу знать.

— Потому что пингвины не летают, — я вновь обращаюсь к промокшей насквозь Кате. — Барби герл!

— Пинвин… — задумчиво повторяют девочки

— Да, птица такая.

— Класивая?

— Угу, очень. Камешки собирают, рыбу ловит.

— А ти нам показис?

Я вздрагиваю, тянусь в карман за смартфоном.

Надо набрать номер неотложной помощи. Пусть весь этот бабский балаган заберут куда-нибудь, а я поеду дальше. У меня в ресторане куча работы: приемка мебели, счета-фактуры перепроверить, бухгалтеру голову оторвать, договориться с Палычем о ремонте в комнате отдыха.

Вика просила прикупить кое-что по дороге.

Нет-нет. У меня куча дел…

— Девочки, оставьте Рому в покое. Это не ваш папа, а мой одногруппник. Мы вместе учимся в университете.

Катя приходит в себя, шмыгает носом, стирает остатки слез. Только сейчас я понимаю, что на ней ни грамма косметики. Непривычно. Обычно там тонна штукатурки и ногти, похожие на когти хищной птицы.

А сейчас ни ногтей, ни макияжа, только чистое личико, заплаканные глаза и гнев, который разжигает яростное пламя внутри черных зрачков. Катя вспоминает, что наши отношения с ней далеки от идеала, и поджимает губы.

— Не папа? — разочарованно тянут близняшки.

— Нет, — отрезает Катя и переводит на меня хмурый взгляд, затем осматривает испачканную одежду. — Спасибо за помощь, Рома. Ты, как всегда, появляешься с фанфарами.

В ее голосе звенит сарказм и скрытая ярость.

Ух, какая.

Того и гляди, зубами клацнет.

Но такой Катя нравится мне гораздо больше, чем несчастная лань, которой она не является.

— Я еще ничего не сделал, — лениво опираюсь на байк и кладу шлем на сиденье. Вижу, что она хочет послать, но не решается из-за расстроенных девочек. — У меня есть два часа, и я готов потратить их на посещение какого-нибудь уютного кафе. Здесь же есть что-то подходящее?

Катя распахивает рот, а я щурюсь. В голове ноль мыслей. Хрен знает, зачем предлагаю этот поход.

Она мне даже не нравится.

Просто…

Я хочу ее. С первой встречи в том чертовом клубе.

Глядя на Катю, несчастную и печальную, тянет затащить эту куклу в укромный угол, обнять, поцеловать, поймать парочку слезинок, чтобы они высохли навсегда и больше не портили ее очаровательное личико со вздернутым носиком.

— Спасибо, не нуж…

— Уля! Папа отведет нас в кафе! — подпрыгивают обезьянки в розовом. — Будем блинчики! С малиной! — добавляет та, что в шапке с синим помпоном.

Я понимаю, что вляпываюсь в какую-то хрень

— И клубникой! — это уже с красным.

— Девочки, нет. Нам надо домой, — возражает Катя и нервно косится на меня. — Вы болеете. Вам нельзя переутомляться. Только температуру в садике сбили.

Глава 2. Катя

Горгона: Екатерина, я напоминаю, что жду ваших родителей. В противном случае я обращусь в органы опеки.

Только не это!

Пальцы сковывает судорога. Сообщение от Маргариты Григорьевны, воспитательницы близняшек, — последний гвоздь в крышку гроба. Похоже, она устала слушать про международный проект мамы, которого нет.

А все из-за глупого насморка. Я не могла бросить учебу и сесть на больничный с сестрами, когда они простудились. Не думала, что близняшки серьезно разболеются. Девчонки казались активными и здоровыми.

Насморк и насморк, с кем не бывает? А теперь у них стремительно растущая температура с кашлем.

Опека.

Слово, которое крутится в голове с того дня, как мама решила, что дети ей больше не нужны. Она обобрала дом, точно заправский домушник: выгребла все заначки, вычистила счета под ноль, найдя в памяти компьютера Яшки данные моей карты, которые сохранились со времени покупки приставки.

Мама не вернется. И это ясно как день.

Не знаю, сколько планировался этот побег.

Я всегда внимательна к деньгам и их сохранности, но она забрала все и ушла строить новую жизнь.

Без нас.

Честно говоря, несмотря на надвигающийся апокалипсис, я впервые вздыхаю с облегчением. Именно я занимаюсь детьми и обеспечиваю семью с пятнадцати лет, так что ее отсутствие, в сущности, ничего не поменяет.

Но опека…

Только из-за этого я не иду в полицию. Кто отдаст троих несовершеннолетних детей двадцатилетней сестре, которая даже не получила диплом?

У меня нет ни официальной работы, ни-че-го. Только квартира, доставшаяся мне в наследство от папы — единственное имущество, полученное нами не от бесконечных маминых ухажеров, умеющих делать только детей.

Господи, прошла всего неделя!

Я и подумать не могла, что запасы испарятся так быстро. Разбитый проектор в школе, рваные шторы, внезапно вылезшая кредитная карта на мое имя с долгом в двести тысяч — это съело всю подушку безопасности.

Заработка в виде подготовки курсовых и дипломов в ближайшее время не будет. Осень только раскачивается.

Но вместо того, чтобы решать проблемы, я принимаю дома незваных гостей!

Не понимаю, что Роман Козлоеб делает в моей квартире. Ему здесь не место. Парень, фамилия которого четко отражает характер, ненавидит меня. Половину свободного времени он тратит на то, чтобы пройтись по мне и моему самолюбию.

С момента, когда мы встретились в клубе под бликами софитов, началась наша война. А ведь начиналось, как в сказке про Золушку: красивый принц с потрясающим голосом, бал, потерянная туфелька, танцы под потуги местного диджея.

А после полуночи этот самый принц превратился в мудака.

«Сколько ты стоишь?»

Зло бросаю очередную упаковку какой-то вредной вкуснятины на стол и со стоном отшвыриваю пакет в сторону.

— Папа, дай!

— Вам пора спать.

— Ну, па-а-па-а!

Ревниво прислушиваюсь к радостным воплям, которые доносятся из гостиной, и вытаскиваю очередную упаковку. Едва сдерживаюсь, чтобы не послать ее в стену.

Козел.

За всю жизнь у меня было только два парня! С первым я под ручку гуляла до выпускного вечера, а второй — Егор, форвард футбольной команды нашего университета и сын бизнесмена Алексея Довлатова.

— Черт, Барби герл, где носки? Мы посеяли один.

Мне точно потребуется психотерапевт.

Веко дергается, пальцы сжимают бумажный пакет. Живо представляю, как сдавливаю крепкую мужскую шею.

Найди в пятикомнатной квартире утерянный клочок ткани!

— Анюта, Вики, покажите Роме, где ваши вещи! — кричу в ответ.

— Па, идем.

— У нас босая комната!

— Ты такой не видел.

— Никогда-никогда. О-о-очень босая.

— И класивая!

Есть и плюсы во внезапной щедрости Ромы. Девочки не останутся голодными, а остатки денег сохранены на будущие нужды. И в больницу они завтра пойдут охотнее.

Я первый раз за неделю по-человечески принимаю душ. Расслабляюсь. Присутствие другого взрослого, который адекватен и логичен в своих поступках, дарит долгожданный покой. С плеч падает тяжеленный груз, давящий на меня много-много лет подряд.

Да, мои баллы растут на глазах. Доверяю детей человеку, который относится ко мне хуже, чем к дерьму. Кусок в горло не лезет.

Я уныло окидываю взглядом гору продуктов и вздыхаю. За такую щедрость придется чем-то расплачиваться, ибо денег нет. И я не хочу представлять, какая мерзость сейчас крутится в голове у Ромы.

С начала учебного года он не дает мне проходу. Скатывается до детских приколов, а иногда жестит так, что волосы встают дыбом. Впечатление, что он восстановился в университете, чтобы мучить меня.

В обычное время я бы просто скинула ему всю сумму за продукты и выпроводила за дверь. Только последние три тысячи рублей — это единственные деньги, которые у меня есть. А нам еще надо на что-то жить весь месяц.

Глава 3. Катя

Кто так подкрадывается?

Рома, не замечая моего молчаливого возмущения, с любопытством перебирает коробочки. Почему-то хмурится и поджимает губы.

— Ничего не съела?

— Я это не ем. Правильное питание, спорт. Хотя о чем я? Ты и слов таких не знаешь.

— Там был пакет с «зеленым» для «зеленых».

Желудок урчит в ответ на его иронию, пробуждая изжогу и пытаясь сломить мое сопротивление. Благодаря Роме на полках холодильника прячется любимая паста с лососем и шпинатом, шницель из индейки, брокколи и черничный морс.

Кошусь на холодильник, сглатываю слюну и мысленно повторяю из раза в раз: «Это для детей. С собой я разберусь сама».

— Не голодна.

— Дело твое. Не хочешь, не ешь, — бросает равнодушно и поправляет башню из фастфуда. — Девчонкам можно?

Что там про пользу? Взгляд, наполненный ненавистью, останавливается четко между сведенными черными бровями. А через секунду из коридора слышится восторженный визг сестренок, которые несутся на кухню.

— Булгеры-ы-ы!

— Нужно спрашивать до того, как говорить, — раздраженно отвечаю я.

Девчонки забираются на стулья и тянут ручки к горе из жиров и канцерогенов. В глазах искры восторга, на губах — лихорадочные улыбки. Я разрешаю им вредности, потому что из запретов вырастают колобки.

Но не после плотного обеда.

— Стоять, розовощекий десант, — Рома перемещает башню в сторону, а детские ладошки хватают воздух. — Мама сказала, что вам нельзя.

С каждой секундой он стремительно возвращает себе статус главного кретина на планете. Нецензурный стон гаснет между зубами, когда близняшки резво переглядываются. Ураган уже не остановить.

— Мама?

Нютик и Вики подскакивают.

— Мама приехала! Ура-а-а! Катя, Катя, пошли! Мама приехала! Папа, где мама?

Рома подозрительно косится на меня, пока я покрываюсь пятнами ярости. Когда девочки понимают, что никакой мамы и в помине нет, раздается первый признак надвигающейся детской истерики.

Он морщится, а я давлю подкатившую к горлу злобу.

— Я не виноват.

— Конечно, — мрачно киваю.

— Могла бы и предупредить!

— Ах, точно. Это я виновата

— Не я же!

Вой нарастает, чему помогают высокие потолки и куча свободного пространства. Эхо круче, чем в лесу. Сейчас разревутся, и температура поднимется. Но Рома и правда ни в чем не виноват.

Я тяжело опускаюсь на стул. Надо дать близняшкам возможность успокоиться.

— С чего ты взял, что я их мать? — устало постукиваю ложкой по стенкам чашки с зеленым чаем.

— Ты живешь одна с двумя детьми в центре Питера, в пятикомнатных хоромах, обставленных по последнему писку моды, и, насколько мне известно, никогда не испытывала финансовых проблем. Что я должен думать? Повсюду ваши фотографии.

Рассеянно киваю.

Все так.

Кое-где на снимках мелькает Яшка, но не на всех. В коридоре нет ни его куртки, ни ботинок, а Рома вряд ли ходил по комнатам. Квартира же…

Хмурюсь, пока мозг старательно обрабатывает намек. Он же не имеет в виду…

Короткая искра вины проскальзывает в его темных глазах и бьет прямо в цель. Становится больно и обидно от незаслуженных обвинений. Я в курсе, какие слухи ходят обо мне, но зачем их повторять?

Вот он… Козлоеб!

— Обалдеть. Ты решил, что мы остались без попечения папика?

— С Довлатовым же вы недавно расстались.

Прекрасно.

Рома выдумал мифического отца девчонкам и принял эту правду. Какая же дрянь у него в голове на мой счет: один папик, другой. Прямо типичная жизнь содержанки. Еще и Довлатова зацепил, с которым мы, оказывается, расстались.

А я-то думаю, почему он не отвечает на сообщения?

— Интересно, у кого я записана в будущие постельные грелки?

Морщится.

— Барби герл…

Новая догадка бьет кочергой по высунувшейся вине. Он все-таки нам помог. Но…

— Ты присмотрел себе вакантное место?

Рома шумно выдыхает и отводит взгляд.

Поверить не могу! А я же почти повелась на его доброту!

Красивая и бездушная сволочь действует не хуже литра успокоительного. Под его крылом расслабляешься. Сразу хочется скинуть все заботы на сильного мужика, чтобы потом тихонько постанывать в уголочке, ведь он такой классный.

— Твою мать, Катя, ты не о том думаешь.

— Я-то сижу и понять не могу, что происходит?

— Прекрати.

— Что такое, Ром? — скрещиваю руки под грудью и даже не пытаюсь остановить поток, который льется из ноющего от боли нутра. — У меня действительно сложные времена. Радуйся! Ценник теперь доступный. Пара пакетов продуктов. Только подожди, я успокою девчонок и вернусь. Расплачусь за твою доброту.

Глава 4. Рома

Ментоловый аромат кружится в воздухе над площадкой, пока я пролистываю рабочие чаты. Иначе я взорвусь, влечу обратно в квартиру и нагну одну истеричную дуру через раковину. Идиотское решение она предлагает.

«Раз уж все считают меня шлюхой, пусть это будет по делу».

Да. Весь университет. Кого ни спроси, любой выдаст: «Китти любит нал. Только справку потребуй перед "использованием"».

Кеша, мой лучший друг, такого же мнения. Хотя всегда сдержан в оценке кого-либо. От него грубого слова в адрес девушки или парня не услышишь. Но Катя вызывает у него отторжение и неприязнь.

«Ромыч, она шалава. С Довлатовым за бабки спит. И с остальными не прочь, кто приплатит».

В тот момент я чуть не врезал лучшему другу за незнакомку с зазывной улыбкой на розовых губах. Она красиво покачивалась в такт музыке, бросала робкие взгляды из-под ресниц и жарко отвечала на поцелуи в темном углу.

Но потом в клубе появился Довлатов, и все встало на места. Кто-то из ребят представил их как пару, с тупой шуткой, что Катя удачно прыгнула в постель к богатому парню. Не увидь я своими глазами, как порномальчик со смазливой рожей присосался к ней, не поверил бы.

Предупреждение Кеши не выглядело попыткой оболгать невинного ангелочка с кукольным личиком. Все, что оставалось, — задать тот мерзкий вопрос, когда она подошла ко мне с искусанными от волнения губами.

«Сколько ты стоишь?»

Я знаю, что это гадко.

Цеплять ее в университете тоже из разряда поступков сопливого пацаненка в пубертатном периоде, а не взрослого человека. Брат бы мне башку оторвал за такое. Макс, каким бы он ни был, ненавидел, когда обижали девочек.

Неважно, заслуживают они подобного или нет.

«Если хочешь минет или что-нибудь нестандартное, вроде анала, придется доплатить. Я все-таки не ела».

Я много чего хочу. Не представляешь, как много и как долго.

— Алло?

— Ты где шлюхаешься?

Подозрение в голосе Вики заставляет закатить глаза. По телу пробегает волна удовольствия, а на губах расцветает улыбка от слов любимой девушки. Новая затяжка приводит разрозненные чувства в порядок.

— Дела у меня, Пипидастр. Внезапные. Что случилось? Ты убила кого-то на кухне и теперь не знаешь, куда спрятать труп?

Я представляю, как она морщит нос и кривит полные губы, а потом трясет разноцветными волосами. На красивой мордочке появляется отпечаток раздражения, потому что она чем-то недовольна.

На кухне одного из отцовских ресторанов, где мы работаем, она чувствует себя полноправной хозяйкой и потому постоянно ворчит. Даже шеф-повар ей не указ, а уж раздражающие миньоны-поварята — и подавно.

— Тупицы сделали две заготовки под салаты и не поставили их в холодильник. Как думаешь, что произошло с продуктами? Правильно! Все улетело в помойку.

— Удивляюсь, как ты не заставила их все съесть.

— Я хотела, но Гена отобрал у меня миски.

Я хмыкаю, затем перевожу взгляд на подоконник, заставленный цветами. Не подъезд, а оранжерея с саранками. На площадке между этажами — по пальме в кадке и какая-нибудь репродукция известного художника. Местечко, прямо скажем, окультуренное во всех смыслах и по веяниям Петербурга.

Парадная, консьерж, старухи у подъезда с умным видом читают Канта и между главами обсуждают соседей.

Похоже на дом, где мы раньше жили с семьей. Пока отец не купил трехэтажный особняк за городом, тоже наслаждались подобным зрелищем. Брат часто шутил, что в Питере каждая бабулька называет мимо проходящих ребят не проститутками и наркоманами, а куртизанками и шельмами.

В таких домах квартиры стоят необоснованно дорого. Если она куплена не любовником Кати, значит, кем-то из родителей. Вопрос дня: где они? Почему нет ни матери, ни отца, ни хотя бы дяди с тетей или бабушки с дедушкой?

— Приеду и поговорю с Палычем. Пора подыскивать нормальных ребят на кулинарных курсах, потому что эти с улицы никуда не годятся, — бормочу в трубку и тушу сигарету о стену. Аккуратно, чтобы не наследить.

— Лучше учебой займись. На хрена восстановился, если толком не ходишь?

— У меня все обговорено с деканом, Пипидастр.

— Угу-угу. А потом опять забьешь, и твой отец проест мне плешь, мол, не уследила, не уберегла единственного наследничка ресторанной династии Козлоебов-Лебединских.

Тема родителей у нас считается запретной. У Вики с ними напряженные отношения, а у меня и подавно. Особенно с отцом, который до сих пор не понял, что его младший сын вырос из возраста, когда ему нужно читать нотации.

Не после того, как… Нет, не хочу снова про это вспоминать.

— Пипидастр, красная карточка.

— Прости, — мгновенно осекается Вика. — Через сколько тебя ждать? Там у официантов тоже какие-то проблемы. Двое заболели.

— Знаю. Белка-не-Хадид написала, что не приедет, и взяла отгул до завтра. Уволю всех к чертям.

— Не уволишь. Тем более Дашку. Она больше других пашет.

— Права, не уволю. Но грозить-то никто не мешает?

Глава 5. Катя

Каюсь, я погорячилась. Поглядываю на застывшего Рому, а он задумчиво смотрит на меня и молчит. Губы печет, кожу жжет в тех местах, где касались его пальцы. Передергиваю плечами и отворачиваюсь.

Пусть пялится. Жалко, что ли? Я знаю, что красивая.

Но это не значит, что у него на меня планы. У Ромы есть девушка. Никаких посторонних мыслей на мой счет там нет. Он протянул руку помощи без всяких вопросов и каверзных предложений.

«Пипидастрик».

Миленько, аж зубы сводит. На автомате перебираю ногтями по бедру и психую.

Все-таки иногда я такая девочка-девочка. Стоит красивому парню проявить немного заботы, как в животе пляшут бабочки, а в розовом тумане мерцает единственное воспоминание о нашем поцелуе.

Я так и не поняла, как это случилось. Безумие, о котором читаешь в любовных романах. Вокруг нас искрился воздух, мир приобрел совершенно иные краски. Все, к чему прикасался Рома, покалывало и зудело, требуя продолжения головокружительной пытки.

Никогда не испытывала подобного. Даже с Егором не дрожали колени, и тело не превращалось в растопленный зефир. Попроси кого-нибудь описать влюбленность, я бы, не задумываясь, рассказала про поцелуй с Ромой на вечеринке.

Потом появился Егор и нагло слизал с губ трепетное воспоминание. Хотелось дать ему по роже, но я не привыкла выяснять отношения у всех на виду. А через пять минут оказалось, что мне с Ромой объясняться не нужно.

Трясу головой и прогоняю горькие воспоминания. Не день, а проклятье!

В очередной раз прокручиваю ту сцену из прошлого, у которой все равно не было бы продолжения. Нынче мне не до парней, хоть Рома и настоящий красавчик. Но чужой. Табу. Никаких занятых мужиков.

Его девушка не виновата, что меня бросили без объяснения причин. Хотя с Егором все и так понятно: видимся редко, интересы разные. Постоянное отсутствие он компенсирует подарками, поэтому полноценной парой мы не считаемся при всем желании.

В последнюю встречу он фактически признался, что я для него ничего не значу. Прямо так и сказал: «Думаешь, я трахаю только тебя?»

Затолкать бы мерзкие слова ему в глотку, но сейчас мне требуется его помощь. Отец Егора имеет связи и влияние. Через него можно нащупать варианты решения проблемы с опекой, потому что идти мне не к кому.

Подруги сожрут с говном, как только поймут, что я из простых. Они дружат ради брендов и походов в дорогие кафе. Или лучше пробиться к Кеше, капитану нашей сборной по футболу и сыну губернатора области?

Рискованно, учитывая, что у него есть постоянная девушка. К тому же мы толком не знакомы и друг друга не перевариваем. Настоящий гандон. Притворяется хорошеньким мальчиком, а сам встречается с замужней бабой у близких за спиной.

— … Детей?

Я фокусируюсь на губах Ромы. Он о чем-то спросил?

— Что?

— Дети, — повторяет. — Оставить есть с кем?

Смотрю на него и не до конца понимаю суть вопроса.

— А-а-а… Зачем?

Некстати в голове всплывает старая сплетня из великосветской тусовки про семью Козлоебов. Рома — младший сын владельца известной сети ресторанов «Белуга». Впрочем, нет. Единственный, кажется.

У них очень скрытная семья, поэтому детали о них всегда разрознены и больше относятся к слухам. Насколько знаю, там и бабушка не из простых смертных. Кто-то очень влиятельный, близкий к высшим правительственным чинам, так что нечего удивляться таким шпионским играм со стороны Козлоебов.

Кстати, Рома — крестник Льва Королева, отца Кеши. Парни — лучшие друзья! Он мог бы попросить…

Вздыхаю и отметаю удачный вариант спасения. Будь мы в менее напряженных отношениях, тогда я бы обратилась к вредному одногруппнику за помощью. Но нет, не сейчас. Я и так не знаю, чем расплачиваться за его доброту.

— Ты же хотела отплатить? Я придумал решение, Барби герл. Только придется накраситься и привести себя в порядок. Ты нужна мне при полном параде.

Челюсть сводит, а от праведного гнева ноздри раздуваются. Вот козел! Я тут распинаюсь, придумываю извинения. Хочется плюнуть в его рожу и с гордостью захлопнуть дверь у него перед носом.

Что за… Козел. Нравится надо мной издеваться. Но хуже то, что теперь ему известно про меня все.

Едва эта мысль доходит до меня, створки лифта распахиваются. Из кабины появляется хмурый Яшка.

После нашей ссоры в груди вновь поднимается чувство вины. Я не должна на нем срываться. Брат — единственный, кто всегда мне помогает, хоть и делает вид, что происходящее его не волнует. Только я знаю, что это не так.

Едва мама уехала, Яшка словно сорвался с цепи.

Невольно кошусь на оторванный рукав и с трудом отворачиваюсь. Такой высокий, что куртка даже не застегивается! Хочется заорать, но я понимаю, что сейчас не время для выяснения отношений. Он только вернулся.

Яшка и так не ночует дома. Рановато для четырнадцати лет. Ледяная стрела пронзает тело. Он нигде не подрабатывает, я точно знаю.

Страшные мысли вихрем окружают мозг.

Ворует? Распространяет наркотики?

Глава 6. Рома

— Жопа с ручкой — это Барби герл. Барби герл — это Жопа с ручкой.

— Клава, — невнятно пищит нынешняя любовь Катиного бывшего. Того самого колченогого футболиста, которому надо бы сломать челюсть и поправить смазливую рожу. Для профилактики. — Добронравова.

— Катя Акулова.

Я хлопаю в ладоши, и ошарашенные девчонки подпрыгивают.

— Вот и шик. Познакомились, притерлись — теперь форму в зубы и пахать. Жопоручка, возьмешь Барби герл на контроль. Объяснишь принцип работы официанткой, поводишь, расскажешь про меню.

Идея притащить Катю в ресторан и устроить сюда на полную ставку — фигня из-под коня, но другого мой мозг не генерирует. Или он засран ванильно-зефирным запахом Кати, или отъехал вместе с менталкой.

А ведь не собирался ее трогать.

Совсем.

Вообще.

— Ром.

Я матерюсь сквозь зубы и сдерживаю желание обернуться на Катин голос. В нем и удивление, и шок, и растерянность. Она-то думала, что я везу ее заниматься сексом в какую-нибудь хату или отель, а тут работа. Настоящая. Где надо ручками и ножками шевелить, чтобы получить в будущем кусок вкусного, мягкого хлеба.

«Мой отец умер, а мама нас бросила».

Я не знаю, каково это, когда ты не нужен близким. Неважно, насколько у нас в семье плохие отношения, ко мне приедут с другой планеты. Несмотря на ссоры, отец регулярно интересуется моими делами через мать и поддерживает финансово, хотя я давно обеспечиваю сам себя и не нуждаюсь в помощи.

Мама всегда стоит горой и за меня, и за Вику. Для нее она сродни родной дочери, которая глупенькая и нуждается в присмотре. Ей плевать, что Макса больше нет, и они никогда не были женаты.

Для нее Вика — любимая невестка. Все. Остальное — лирика. Бабушка и родственники в Армении такие же. На похоронах моего старшего брата собралась толпа из тех, кого я в жизни не видел ни разу.

И все они приехали, чтобы помочь. Каждый.

Может, получись у нас с Викой какие-то отношения после смерти Макса… Нет, не хочу об этом думать.

А здесь ни родной матери, ни папашам четверых детей нет дела до своих отпрысков. Причем трое из них — несовершеннолетние!

«Отец Яшки понятия не имел о беременности мамы вплоть до четвертого месяца. Я никогда его не видела. А Роман Евгеньевич, папа близняшек, — юрист с большим именем. На момент их рождения имел две семьи: официальную и запасную. Другие дети в его планы не входили. Да и, честно говоря, там мутная история. Он настаивал на тесте ДНК, а мама слилась. Взяла выкуп и написала расписку, что претензий не имеет. Раз в месяц он перечислял ей небольшую сумму, но куда исчезали деньги, мне неизвестно».

Шикарно. Наделали детей и в кусты.

— Разобьешь что-то из посуды — получишь штраф в размере тридцати процентов от оклада. Ошибки не допускать, внимательно слушать Жопу с ручкой, а меня по пустякам не отвлекать, — не поворачивая головы, отвечаю Кате. — Где взять форму, тебе покажут.

— Хорошо.

— Чего встала?! — не выдержав, рявкаю уже на Клаву. — Сейчас тебе штрафной впаяю! Рабочий вечер начался, а ты ворон считаешь.

— Да я…

Девушки исчезают из кабинета за долю секунды, и я устало валюсь в кресло. Голова трещит, желудок сжимается. Отсутствие еды в течение нескольких дней и хронический недосып сказываются на скачущем настроении.

Все из-за Клавы и бывшего Кати — Егора Довлатова. Угораздило меня позвать их с ночевкой, потому что они там дома что-то не поделили. В итоге сам не выспался, Вика расстроена из-за разбитой награды Макса, отдых в заднице.

Тут еще Катя со своими проблемами.

— Ну и зачем она мне сдалась, а? — интересуюсь у вселенной, но та бессовестно молчит. Скашиваю взор на нашу с братом фотографию и замечаю укоризненный взгляд в таких же черных, как у меня и у мамы, глазах. — Ой, не смотри так. Ничего я ей не сделал и не сделаю!

Макс улыбается, показывает большой палец вверх, хвастается наградой и обнимает за талию Вику. Ее блестящие волосы здесь еще не подвержены многочисленным экспериментам с краской. Руки чисты — никаких татуировок.

Три года… Почему не становится легче?

— Хватит, — цыкаю и отодвигаю рамку с фотографией, чтобы не раздражаться от горьких мыслей. — Работать надо.

Только успеваю это сказать, как раздается звонок.

На экране появляется имя: «Белка-не-Хадид» — так я зову Дашу Дятлову, одногруппницу и подругу Клавы, которая тоже здесь работает. Не из-за сходства с известной моделью, а из-за внешних признаков.

Просто у нее тоже длинные ноги, и она идеально подходит для подиума. А сейчас обманчиво кряхтит мне в динамик, имитируя кашель.

— Не притворяйся, — я стучу ручкой по краю стола. — Дай угадаю, хочешь отгул?

— У меня есть парочка, — тут же отбрасывает хреновые актерские навыки Даша и переходит в нападение. — Переработок — тьма.

— Ты и получаешь больше остальных, Белка.

— Попрошу заметить, что заслуженно!

В любое другое время я бы докопался, тем более голосок у нее больно странный. Но сил нет и желания.

Глава 7. Катя

Чего только не нагенерировал мозг, пока я ехала с Ромой в назначенное место. Трижды простилась с нравственными нормами, четырежды — с семьей. С него станется! Последнее, чего я ожидала, — получить работу.

Я готова расцеловать всех обитателей общепита: Рому, который злится непонятно на что, Клаву, подозрительно косящуюся на меня. Как девочка, я ее понимаю. Никто не хочет помогать бывшей своего парня.

В том, что ребят теперь связывают отношения, сомнений нет. Неприятно. В конце концов, можно было и обозначить.

Я оглядываю похожую на юркого гномика Клаву. Симпатичная девочка, но ничего такого, что нравилось бы Егору. Пожалуй, только ее длинные натуральные волосы смотрятся гораздо выигрышнее моей обесцвеченной шевелюры.

Быть блондинкой дорого. Без соответствующего ухода совсем скоро шикарные пряди превратятся в мочалку.

— Так, вроде все, — хмурится Клава и топчется на месте. — Осталась только кухня.

— Хорошо.

Я бросаю мимолетный взгляд в зеркало.

Вполне сносно. Костюмчик оказался по размеру. Темно-изумрудные переливы фартука ярко выделяются на фоне белой рубашки, а заплетенные волосы и отсутствие макияжа практически стирают сходство с той Китти, которую знают окружающие.

Да, я не наводила марафет. Чисто из принципа. Думала, что у Ромы не «встанет» на заплаканную меня.

Дура. Неудобно вышло.

Ставлю мысленную галочку: надо как-то извиниться перед Ромой. Я уже почти уверена, что в подъезде мне просто показалось. Ну а то, что издевался…

Не знаю.

Не до этого сейчас. Главное, хорошо показать себя, вернуть долг, уговорить Рому оставить меня работать на постоянной основе и ни с кем не столкнуться.

Мы шагаем в сторону доносящихся ароматов, а мой желудок голодно урчит, сжимается в пустоте, купается в выделяемой кислоте и горечью отдает в горле. С трудом втягиваю воздух и следом за Клавой вхожу в светлое помещение.

Шумно. Тесно. Глаза разбегаются.

Она здоровается с ребятами, представляет меня, а я только киваю в бестолковой попытке кого-нибудь запомнить. Где там! Они же все одинаковые, как миньоны!

— Золушка, ну че там, отмыл тарелки?! — вздрагиваю от крика.

Здоровый рыжий парень с половником наперевес толкает в плечо склонившегося над раковиной посудомойщика. Светлый затылок кажется знакомым.

— Ага.

В горле пересыхает. Капец! Прямо передо мной Егор! Он бросает на нас равнодушный взгляд. Словно проходит мимо меня и улыбается покрасневшей Клаве. Английская булавка ревниво врезается в ребро.

«Ты пришла не за мужиком, Катя», — напоминает внутренний голос. — «Даже хорошо, что Егор здесь. Найду минутку и поговорю с ним».

Это оптимальный вариант. Личное сейчас должно остаться за бортом. Часики тикают, мама не выходит на связь, а опека наступает на пятки. Пусть Егор трахается, с кем его душе угодно, главное, чтобы не отказал.

— Где в этой дыре дуршлаг?! — гаркает высокая, смуглая девушка, а поварята дружно замирают. — Что уставились? Работы нет?! А ты еще кто? Тоже, что ли, с улицы взяли? — недовольно щурится уже на меня.

Ощущение, будто я в аппарате МРТ. Болотного цвета радужки того и гляди выпустят рентген-лучи, а изящные руки в черных латексных перчатках, сплошь покрытые татуировками, примутся за трепанацию черепа.

Красивая и необычная внешность. Притягательная. Давно не чувствовала такого, чтобы с порога захотелось подружиться с человеком.

Едва я готовлюсь что-то сказать, как слова застревают в горле. Девушка внезапно улыбается и… подмигивает? Или мне показалось? Я хлопаю ресницами, пытаюсь вернуть изображение на место, но девушка отвлекается на грохот разбитой тарелки.

— Золушка, твою мать, я тебя сейчас в этой раковине утоплю! — орет рыжий на Егора.

Ага. Судя по всему, Золушка — это он.

— Я…

— Головка от…

— Что за вопли? Вас в зале слышно, — взбешенный Рома влетает в помещение и окидывает нас всех взглядом, затем останавливается на помрачневшей девушке с татуировками. — Пипидастр, что за скандал на борту? Дыхни.

— Ром, ты зае…

— Дыши.

Она шипит, приближается и дует ему в лицо, пока я с трудом фокусируюсь на происходящем.

Почему так хочется, чтобы показалось иначе? Вот чтобы прямо сейчас Рома повернулся и сказал, что я совсем не так поняла. Язык липнет к небу от желания глотнуть воды, пищевод трещит просохшими стенками.

В замедленной съемке наблюдаю, как Пипидастр закидывает руки на шею Роме и ерошит его волосы на затылке. Спокойно, по-хозяйски, будто делает так каждый день, пока я мечтаю провалиться под землю.

— Убедился? Дуршлаг потеряли, вот я и ору. Ладно, не дуйся, наверняка Золушка заныкал куда-то.

— Эй! — кричит возмущенный Егор. — Нет у меня ничего!

— Кто это, кстати? — кивает в мою сторону Пипидастр. — У нас новая официантка? Ничего такая, хорошенькая. В твоем вкусе, Ромыч.

Глава 8. Рома

Все попытки поспать перед очередной тяжелой сменой заканчиваются провалом.

Я смиряюсь с тем фактом, что мой режим машет мне ручкой и отправляется в дальнее плавание вместо восстановления. Очередной час, отведенный на отдых, — бессмысленное блуждание по кабинету и возвращение к монитору, чтобы посмотреть, как там справляется Катя в окружении гостей.

Наша система безопасности незаметна и настроена так, чтобы главный менеджер и охрана видели происходящее в зале. За оборудование и камеры мы отвалили кучу денег, а вот настраивал все кудрявый студентик Гоша из моего университета.

Понятия не имею, где отец отыскал его. Просто однажды притащил этого анимешника в больших наушниках и оранжевой толстовке, показал компьютеры, комнату охраны и ушел. Гоша, похожий издали на тощего драного хорька, все осмотрел, поворчал на «криворуких спецов» и взялся за дела.

Еще никогда мы так не экономили. Заплатили ему сущие копейки, а работы он сделал на пару сотен тысяч рублей.

Парня я взял на заметку. Такая золотая голова должна быть при деле. Ему дай волю, он от скуки сайт Пентагона взломает.

В зале все спокойно: люди едят, официанты бегают, приглашенные музыканты развлекают. Почти всегда я нахожусь там и исполняю парочку песен в караоке, чтобы веселее калории наедались, но сегодня нет ни настроения, ни сил.

Я устал. Сумасшедший день выжал из меня все соки.

Разбор электронной почты — занятие неблагодарное, но отвлекающее. Оно неплохо отвлекает от усталости и сосредотачивает мозг на одной задаче. Причем легкой, пусть и тупой. То, что нужно для разгрузки.

«Окунитесь в мир романтики с нашей фирмой! Новое предложение для сладких парочек».

Кричащее название режет глаз, и я, не читая, отправляю письмо в спам. На задворках сознания мелькает мысль, что это неплохой способ сблизиться с Викой. Купить путевку, расшевелить ее, и там, может, все наладится…

Я качаю головой и намеренно открываю папку с семейными фотографиями. Маленький Максим, мой племянник, смотрит на меня с экрана огромными глазами. Он очень похож на брата, просто один в один: тот же нахально вздернутый нос, те же линии челюсти и скул, губы, вечно искривленные в подобии усмешки.

Дома у нас этих фотографий нет, но я знаю, что Вика таскает одну в кармане любимой кожаной куртки моего брата. Я сам ее отдал несмотря на возражения родителей. Она хочет вернуться к сыну, но пока между ними много препятствий.

И главное — Вика до сих пор не пережила смерть Макса. Неважно, что она заявляет. Горечь в ее глазах и тоска в голосе говорят лучше всяких слов. Это меня убивает, потому что я не могу ей помочь.

Я не могу заменить брата. Как бы мне ни хотелось.

— Романыч, ты чего без дела болтаешься? Бабоньки, поди, соскучились без твоего платинового голоса России.

Рыжий Гена не обходится без привычного стеба, как только я появляюсь в пределах его вотчины. На кухне шуршат повара. Народ носится туда-сюда с тарелками. Периодически в зоне поражения мелькают официанты, которые тут же исчезают в темном коридоре.

Я перевожу взгляд на улыбчивого шеф-повара и склоняю голову. С Рыжим Геной у нас не война, а терпеливое перемирие с перерывами на вражду. Почти как с Дашей, только посыл на три буквы случается между нами чаще, чем мои отпуска.

А там я не был… давно.

— На хрен — это туда, — указываю в сторону двери. — За забором очередь из таких, Геночка.

— Ты меня не нанимал, чтобы на заборы показывать, — фыркает викингоподобный Рыжий Гена и трясет головой. — Вот по адресу и передашь свои претензии насчет моей работы, папин сыночек, мамин цветочек.

— Ну да, найти собирателя греческого салата та-а-ак сложно же.

— В чем базар? Миску дать?

— По роже себе дай.

Рыжий Гена запрокидывает голову и хохочет, а потом по-дружески хлопает меня по спине.

Морщусь.

Чуть позвоночник в трусы не осыпался. Не то чтобы я тощий и хрупкий, но этот шкаф по сравнению со мной будто создан из бетона и металла. Рука у него тяжеленная, удар еще хлеще. Почти как сваю на себя уронить.

— Где Пипидастр? — спрашиваю я у Рыжего Гены, поняв, что ни Вики, ни Егора на кухне нет.

— С Золушкой на пару легкие убивают в курилке.

В груди что-то екает, а на языке появляется неприятный привкус. Не то чтобы я против новых отношений Вики, но сыночка-корзиночка бизнесмена Довлатова точно под них не подходит. Максимум — короткое развлечение, которое ей сейчас не нужно.

Да и вообще не нужно, потому что ни к чему хорошему это не приводит.

— Не ходи ты за ней!

Я отмахиваюсь от Рыжего Гены и бреду в сторону курилки. Оттуда как раз возвращается Егор, а за ним, на ходу натягивая знакомую куртку, шагает Вика. Заметив меня, парочка удивленно замирает и хлопает ресницами.

— О, Ром, ты чего тут, а не в зале? — спрашивает Вика.

Я открываю рот, чтобы придумать достойную причину для слежки, но ничего не приходит в голову. Под насмешливым взглядом Рыжего Гены я пожимаю плечами, затем коротко бросаю что-то про обход территории и прочий бред.

Глава 9. Катя

Бойня разворачивается слишком быстро. Иначе не назвать то, как мой руководитель колотит зарвавшегося хама. Рома накидывается на бугая, и треск мебели сопровождает их поединок. Летят приборы, посуда со звоном валится на пол, а стол под лысым скрипит.

Я едва успеваю отпрыгнуть! В спешке спотыкаюсь, налетаю на новую девушку моего бывшего. Клава пищит, словно мышь, и летит на пол. Хватаю ее за меховой воротник. У меня привычка дергать сестер за капюшоны, когда они поскальзываются на льду.

Только мои пуговки легче перышка, а здесь — половозрелая особь, хоть и гномьего роста.

Воротник трещит под пальцами, и мы с Клавой падаем. Спасает налетевшее цунами в виде официантки Нади. Она проносится мимо, создавая турбулентность. Поток воздуха толкает нас обратно.

В итоге мы с Клавой обнимается и озираемся по сторонам, пока охрана отрывает Рому от посетителя.

Безуспешно, правда.

— Егор! — кричим хором.

Бывший зависает. Секунды три смотрит на нас с Клавой, затем на кучу-малу. Вика за его спиной выдыхает и исчезает в дверях.

Коза.

Грози моему парню статья за убийство, я бы поторопилась! Особенно когда из зала на выход направляются люди. Часть персонала бросается им наперерез, а Егор, перестав строить из себя статую, наконец подбегает к нам.

— Чего он взбесился?

Теперь зависаю я.

Я не поняла, что произошло. Наверняка здесь часто подобное происходит. Поэтому я всегда избегала работы в общепите. Мало приятного, когда пьяные посетители превращаются в быдло и лезут под юбку.

Я была уверена, что Рома накажет нас. Для вида. Извинится перед клиентом. Максимум, не знаю, напомнит о правилах заведения. Но точно не кинется разрисовывать ему лицо и крушить мебель.

Страшно представить, во сколько обойдутся последствия! А если Рома решит вычесть их из моей зарплаты?

— Он хамил! — находится Клава и почему-то прижимается ко мне.

Странная реакция на предполагаемого защитника. Анализировать некогда. Егор бросается в гущу и исчезает где-то в суете. Я замечаю Вику. Насвистывая что-то себе под нос, она тащит полное ведро воды.

Челюсть валится в пол. Протиснувшись между нами и заняв безопасную позицию, Вика окрикивает моего бывшего:

— Егор!

Странно, ведь здесь его называют не иначе как Золушкой. Не успеваю сообразить, потому что Егор, разжимающий пальцы Ромы на шее бугая, шикает на нас с Клавой:

— Даже не сомневался, что ты снова во что-нибудь вляпаешься.

Наши взгляды встречаются. Егор говорил это не мне. Он обращался к Клаве, подумав, что она его окликнула. Мой бывший хлопает ресницами. Но в следующую секунду ураган по имени Рома налетает на него.

— Эй, чувак, свои! — кричит Егор.

Лысый кашляет, хватает ртом воздух, рвет ворот. Я уверена, развязка близка. Но как бы не так. Обезумевший Рома пробивает удар за ударом, грозясь превратить моего бывшего в размазанное по стенке пятно.

Мне даже приятно. Нет, наши отношения с Егором были комфортными, но бросил он меня, как мудак. Я пришла к нему за помощью, а получила от ворот поворот и поток мерзких эпитетов. Пару раз по роже он заслужил. Спортсмен, ничего с ним не станет.

Внезапно внутри холодеет от предчувствия.

Если Рому не остановить, он его убьет.

— Ромыч!

— Рома, не надо!

Мы с Викой реагируем одновременно. Мой крик перебивает ее, а кулак Ромы замирает в миллиметре от лица Егора. Я вишу на его руке, под направленным на меня взглядом его девушки. Вика застывает с ведром возле лысого, но я вижу, куда она смотрит. На мои ладони, сжимающие Ромино предплечье, чуть выше часов.

Я не успеваю ни кивнуть, ни как-то извиниться. Вика отворачивается, Рома стряхивает мою ладонь. Не оборачиваясь, отплевываясь и матерясь, мой заступник исчезает в коридоре.

Мы переглядываемся с Егором и Клавой. Пожимаем плечами, переводим дыхание. Я прячу пульсирующие от прикосновения пальцы в передник. По ним бегает ток, но я убеждаю себя, что это от подскочившего уровня адреналина в крови, а не от ощущения теплой кожи на крепких мышцах Ромы.

Нужно почаще напоминать себе его фамилию, чтобы не фантазировать разные глупости. Никто не спорит, Рома — красавчик, но мне нужен вариант попроще и посговорчивее. С Егором все мое время принадлежало мне, а мой начальник слишком горяч.

Стоит мне попасть к нему в руки, из ресторана я живой не выйду. Даже сейчас ноги подкашиваются, хотя я просто постояла рядом несколько секунд. И трогала его. На глазах у его девушки.

— Вы у меня все попляшете! — внезапно выкрикивает лысый. Он орет на Вику, тычет ей в лицо пальцем-сарделькой.

Поток угроз тонет в кашле и бульканье. Вокруг образуется мертвая тишина, когда Вика с лицом буддийского монаха ставит опустошенное ведро на пол.

Как девочка, я понимаю — она в бешенстве. Шестое чувство в районе пятой точки подсказывает, что ведро должно быть на моей голове. Поток слюны колючкой дерет горло. Тихонько откашливаюсь в кулак и туплю взор.

Глава 10. Рома

Катя мусолит измятый листочек, а у меня дергается правое веко. Или левое. Черт его знает. В крови тлеют остатки невыпущенного гнева, кулаки сжимаются, желание разорвать кого-нибудь на части подтачивает разум.

Ничего, мол, не будет: отмажут, закроют дело, забудут. У меня же бабушка — бывший прокурор, отец в прошлом работал в тогда еще милиции. Есть много связей и друзей в силовых структурах. В конце концов, мой крестный — мэр. Ему ничего не стоит стереть какого-то придурка с лица земли одним росчерком пера.

Рука, как известно, руку моет. Проблема в том, что я не такой. Меня одновременно злит, что лысый выродок продолжит ходить по земному шару и дышать воздухом, но при этом я смущен и раздражен собственным поведением.

Палыч будет в ярости. Еще бы! Такой репутационный урон ресторану! Администратор колотит гостей, пусть они и ведут себя как выродки. Но у большинства людей мозгов не хватает, чтобы проанализировать ситуацию.

— Э-э-э… Я хотела сказать спасибо.

— Говори.

— Спасибо?

Толкаю кресло, и оно бьется подлокотником о стол. Я пинаю его по ножке, затем отодвигаю и хватаю счет. Пальцы дрожат, в ушах звон. Как типичный холерик, я с трудом контролирую эмоции. Хочется рвать, метать, бить все вокруг, орать на людей. Ненавижу идиотов, терпеть не могу выродков, считающих себя пупами земли.

Я редко ругаю персонал, всегда ограничиваюсь шутками или подколками. Выговор в нашем ресторане — это что-то из нереалистичного, потому что людей я подбираю под себя. Они знают, как работать. Мне не нужно ходить за ними хвостом, чтобы напоминать о правилах.

Но сегодня слаженный механизм дал сбой. Кто-то из ребят подставил новенькую. Неважно, по какой причине. У нас есть отработанный алгоритм на случай, если клиент ведет себя неподобающим образом.

Проблема в том, что Катя его не знает. Она никогда не сталкивалась с подобным и вряд ли понимала, как себя вести правильно.

— Кто дал тебе столик? — спрашиваю у нее, но получается грубо.

Катя вздрагивает, листок в ее руках едва не превращается в драный папирус. Ее пугает моя звенящая интонация. Взгляд становится затравленным, а на лице проступает страх. Из-за этого я злюсь сильнее.

Нашла, блин, время изображать из себя овцу!

— Барби, не беси меня, — цежу сквозь зубы. — У меня и так последняя нервная клетка находится в обмороке. Если будешь и дальше тупить, ее хватит инсульт, и я кого-нибудь прикончу. Например, Золушку.

Она поджимает губы.

— При чём тут Егор?

— При том! Отвечай на вопрос, — рявкаю на нее.

Катя дергается, как от удара, и озирается по сторонам. Прикрыв веки, я массирую переносицу в попытках угомонить головную боль. Снова мигрень, которая с каждой секундой становится все сильнее и бесит все больше.

Взгляд падает на фотографию брата. Я проговариваю успокаивающие слова, но это не помогает. Никогда у нас с Максом не получалось держать эмоции на поводке. Да что уж! У отца тоже плохо выходит.

— Барби, я устал, не спал больше суток. Рожай ответ или уходи. Я не в том состоянии, чтобы ждать, пока ты соберешься с мыслями и выдашь мне имя дебила, который послал тебя к сложному клиенту.

— Может, они не знали, — сипло выдавливает Катя, затем прочищает горло и добавляет: — Я уверена, что это просто совпадение. По виду того мужчины неясно, что он хам.

Прекрасно, значит, двое.

— Барби, ты дура? Опытный официант вычислит сложного клиента на этапе «просто поздоровались и принесли меню».

— Я не знала об этом.

— Вот именно! — выпаливаю я. — Имена!

— Паша и Света.

Мне требуется минута, чтобы вспомнить, про кого идет речь. Дважды мозг выдает ошибку 404, а потом включает перезагрузку. Новые данные, обработка, загрузка. Когда до меня наконец доходит смысл ее слов, я срываюсь, вылетаю в коридор, ловлю пробегающую мимо Надю, хватаю за плечо и гаркаю:

— Булкожора и Лысую ко мне!

Звучат прозвища забавно, если бы не мое желание их прибить. На Катины попытки остановить меня я только отмахиваюсь, и они врываются, когда безмозглый дуэт Бибы и Бобы переступает порог моего кабинета.

На крики прибегает Вика, затем кто-то из ребят. Они тоже получают по заслугам. Поразительно, как мне удается держаться в рамках. Нет ни одного оскорбления, кроме «ошибок эволюции» и угроз затолкать им выговор по самую панамку.

Света бледнеет, краснеет, бросает на Катю виноватые взгляды. Что-то лепечет про глупую шутку и инициацию новенькой. Как истинный джентльмен, Паша предоставляет ей слово и отмалчивается.

Равные права, как они есть. Мужик прикрывается бабой. Герой, блин!

— Что здесь происходит? — в процессе разделывания нескольких недобитых тел появляется Палыч и хмуро смотрит то на меня, то на собравшихся. — Рома, объясни, что здесь случилось? Меня ночью выдернули из дома!

— Могли бы дальше спать, Павел Павлович, — огрызаюсь я. — Уже разобрались.

— Раз разобрались, отпускай ребят. В зале не хватает персонала. А мы с тобой сейчас пообщаемся.

Глава 11. Катя

— Яш, пожалуйста.

— Я не пойду в твоей куртке! Она бабская!

Я с опаской выглядываю из-за небольшой колонны. Осматриваюсь, словно шпион из боевика, которые любил смотреть папа после работы. Тускло освещенный зал как на ладони. Посетителей уже нет. Уставший охранник смотрит через натертое стекло на улицу. Официанты разбирают опустевшие столы, уборщики устраняют последствия погрома.

Мое отсутствие, кажется, никто не замечает. Воспользовавшись паузой, я звоню брату. Не ожидала, что зал закрывается настолько поздно! Время почти восемь часов утра, а у меня дома две мордочки, записанные на прием к врачу.

— Бомбер унисекс.

— Обноски.

— Яша, эти обноски стоят больше, чем одежда твоих одноклассников.

— Насосала.

Закатив глаза, я с чувством ударяюсь затылком об облицованную мрамором стену. До звучного колокольного гула в голове.

Проблемы начались с просьбы помыться и поесть, ибо он не заложник системы и вообще от подачек отказывается. Когда я вспомнила про рваную куртку, разразился скандал. Иногда я забываю, что Яша — мелочь пузатая, а я его очень люблю.

Гаденыш.

— Яш, ты же умный и понимаешь: если ты придешь в больницу голодный, с грязной головой и в рваной куртке — у нас отнимут девочек. Ты этого добиваешься?

В трубке обиженное сопение. Я беззвучно, чтобы Яша не слышал, выпускаю воздух из легких. Кажется, этот раунд я выиграла.

— Ка-ать, — тянет зашуганно и шмыгает носом.

— Что?

— А меня тоже заберут, да? Матка же не вернется?

«Матка».

Торжественно клянусь себе сделать все возможное и невозможное, чтобы девочки никогда так не вспоминали о маме. Пусть хотя бы у них останется теплое, доброе и хорошее. Это очень сложно — жить, зная, что единственный человек, который должен любить тебя безусловно, на деле ничего к тебе никогда не испытывает.

У меня хотя бы остались скудные воспоминания о папе. Яше никого не досталось. Он быстро сообразил, что из себя представляет наша мама.

— Никого не заберут, понял меня? Мы все останемся вместе, если ты мне поможешь и прекратишь свой подростковый бунт.

— Это не бунт! — мигом огрызается. — Я всегда так буду думать, поняла?! Вы все роботы, а ты — жертва этой прогнившей системы.

— Хорошо, — я вновь высовываю нос из-за колонны. — Но ради девочек ты же пойдешь навстречу устоям общества?

Сопит.

— Только ради девочек.

— Спасибо. Езжайте в больницу. Меня отпустят, и я мигом к вам.

Из-за угла выруливает Рома и окидывает испепеляющим взглядом пространство. Я исчезаю за укрытием. Прижавшись вплотную к стене, прислушиваюсь к редким выкрикам из зала. Вот же тварь ненасытная.

— Кать! — кричит Яша из трубки за миг до того, как я запихиваю ее в карман.

— А?

— Денег на такси нет. На автобусе я их не потащу.

Сначала я хотела вызвать терапевта на дом. Но нет никаких гарантий моего возвращения, а девчонки и Яша могут наговорить лишнего. Поход младшего брата с сестрами в больницу выглядит менее подозрительным, чем отсутствие родителей дома.

— Я скину тебе. Там последнее, Яш. Больше ничего нет, понимаешь?

— А твой этот, ну, — мнется брат, пока я оглядываюсь в поисках помощи.

Взгляд натыкается на знакомую фигуру. Завидев меня, Егор застывает. Я хватаю его за руку и затягиваю к себе в нишу.

— Разберусь. Не трать, пожалуйста! — строго выдаю в телефон, а затем, скинув звонок, тяну Егора за грудки. — На мели?

Кивок.

— Китти, я это…

— О боже. Хорошо, давай так. Ты сильно передо мной извиняешься и благодаришь за совместно проведенное время. Еще раскаиваешься за то, что бросил меня, как мудак. Дело не во мне, дело в тебе. Клава здесь совершенно ни при чем. Мы разные, я классная девушка и найду себе кого-нибудь получше, — тараторю под охреневшим взором, вбивая сумму перевода в приложении банка. — И предлагаешь остаться друзьями, так?

— Э-э, да?

— Отлично. Я согласна, ты прощен. Все?

Снова кивает. В глазах ошибка 404. Экран не прогружается, поэтому приходится подталкивать самой.

— Вернемся к насущному. Сколько у тебя есть денег?

К счастью, Егор не из тех людей, кто задает много вопросов. Чувствую ли я себя дискомфортно, пока мой бывший парень роется по карманам в поисках кэша? Да. Стыдно ли мне за то, что я вымогаю у Егора деньги, используя его чувство вины? Да.

— Китти, не обижайся, правда. Я на мели. С собой только, — пожимает плечами Егор, протягивая мне две помятые красные купюры.

Десять тысяч.

С меня падает груз. Выхватываю предложенные деньги и в порыве чувств обнимаю Егора. Но едва мои руки касаются его, как спину обжигает потоком пламени. Ощущение, будто я попала под огнемет.