Опекун

Глава 1

«Смерть – всего лишь начало».

В Древнем Египте верили, что смерть — это далеко не конец жизни, а лишь начало её следующего этапа. Это вечное путешествие, у которого нет конца. В древнеегипетском языке даже не было слова, соответствующего понятию «смерть», которое обычно определяется как «прекращение жизни», поскольку смерть была просто переходом в другую фазу вечного существования.
Впервые я услышала эту фразу в фильме «Мумия» 1999 года, американском приключенческом фильме сценариста и режиссёра Стивена Соммерса, где ее произнес жрец Имхотеп. Совсем маленькая, с двумя смешными косичками, я мечтала быть такой же искательницей приключений и разбираться в древностях как Иви Карнахан, и совсем не придавала значению смерти…

Я не могла плакать. Я просто бездумно смотрела, как сквозь мои пальцы сочился песок, падая на отполированную крышку гроба. Сначала на одну, потом - на другую. Похоронами занимался дядя Толя, я была просто в ступоре. В груди постоянно болело, дышать временами было трудно. Я почти не разговаривала. Плакать не могла. Кирилл говорил, что мне нужно плакать, но я не могла. Дядя Толя суетился рядом, выглядел осунувшимся, глаза – красные. В один миг моя яркая жизнь стала серой. Такой, как этот невыразительный кладбищенский пейзаж, с ровными рядами могил, крестов над ними, редких вкраплений памятников. Даже лес, что окутал раскинувшиеся земли, ставшие последним пристанищем усопших, казался каким – то серым, размазанным. Кирилл топтался рядом, постоянно обнимая меня, прикрывая собой от порывов ветра. С неба, нависшего над нами темными тучами, срывался мелкий ледяной дождь.

- Выпей, дочь, смотреть на тебя больно, - сказал дядя Толя, протянув стопку; дернулась при слове «дочь», он всегда меня так называл. – Выпей, выпей.

Машинально взяла рюмку, опрокинув в себя алкоголь, не ощутив вкуса. Дядька тут же протянул дольку лимона, вместе с теплом в груди разлилась невыносимая боль, что рвала легкие, останавливала сердце, но я не могла кричать. Хотела, даже приоткрыла рот, но лишь дыхание вырвалось паром, смешанное с резким спиртным запахом. Кирилл крепче прижал меня к себе, тяжело засопев в ухо. А я казалась себе серым памятником, навечно застывшим, чтобы стать стражем у этих надгробий.

Мои родители погибли в жуткой аварии. Казалось бы, сама судьба была против них: дядя говорил, что в машине была обнаружена какая – то неисправность, а навстречу ехала фура. Шансов выжить у родителей не было. Их машина превратилась в груду металла и человеческих костей, плоти… Мне сообщили о трагедии, когда уже все организационные моменты были решены.

Я была веселой девушкой 22 лет, оканчивала институт, направление «История и археология». Вокруг меня было много друзей, имелась лучшая подруга Инна и парень Кирилл, от которого я сходила с ума. Мой парень был сродни тем самым моделям со страниц журналов: красивый, со спортивной фигурой, с голливудской улыбкой. Моя жизнь была беззаботной и омрачнялась разве что зачетами и курсовыми, коих было великое множество в последнее время. Но мне нравилось. Было интересно, я обожала копаться в библиотеках, выуживать информацию по крупицам из книг, искать что – то новое. Правда, Кирилл отвлекал, своими приставаниями – в последнее время он был очень активен, буквально не давал мне проходу. Я любила все розовое, сладкое, немного занималась рисованием – в основном, мы с Кириллом и Инной делали зарисовки древних поселений, быта, людей… Любила украшения, фигурные сережки во всевозможных вариациях, яркую одежду. И косметику. Я легко заводила знакомства с людьми, никогда не испытывала недостатка в общении и внимании парней. Мне нравилось веселиться и получать от жизни многое.

Мои родители имели свой небольшой бизнес – пару авто магазинов. Это был семейный бизнес, дядя Толя тоже был в теме. Стабильность - вот как бы я охарактеризовала общее дело. Мама и папа много работали, особенно когда погиб мой брат, пять лет назад, - он был военным. Первая потеря, которая всколыхнула мой розовый мирок, наполненный благовониями, свечами с запахом ванили, сладостями и плюшевыми медведями.

Потеря родителей просто разделила мою жизнь напополам. Я впала в ступор. Я умерла. Мое тело – ходит, двигается по инерции. Но я не жива. Я - зомби. Кирилл вздыхает, суетится за моей спиной, раскрывает зонтик над моей головой, но мне нет дела до дождя. Прислушиваюсь, как капли отбивают мелкую дробь по непромокаемой ткани, он совсем не черный – коричневый в белый крупный горох. Кириллу удалось отыскать более – менее нейтральное в моей квартире. Раньше я любила яркие цвета. Теперь я ничего не люблю. Мир померк. Только боль в груди напоминает о том, что сердце еще бьется.

- Поплачь, Лиза… - тихо говорит Кирилл на ухо, обнимая крепче, вижу, как к нам направляется Инна, я ей не говорила о похоронах.

Кирилл отпросил нас с института, оповестил друзей. Мой телефон постоянно пиликал в рюкзаке, пока мы ехали на кладбище, пока я не отключила его. Инна была во всем черном, казалась невероятно тоненькой. Обняла меня, шепча на ухо:

- О, Лиззи, это так… Прими мои соболезнования, подруга, - она всхлипнула, отошла от меня. - Я не могла не придти. Кирилл написал… Я не представляю, каково тебе сейчас, но готова помогать, чем скажешь.

Кивнула, мельком взглянув на подругу. Кирилл повел меня вслед за дальними родичами, которых я видела впервые. Видела, как кивнул ему дядя Толя, чтоб уводил меня. Инна шла сзади.

- Елизавета Золотова, - услышала я баритон, поднимая глаза прямо на говорящего: передо мной стоял крупный мужчина, облаченный в деловой костюм. Сзади него – еще несколько мужчин.

Глава 2

Поминальный обед и весь остаток дня прошел как в тумане. Как и следующий. И следующий… Все дни стали темными, наполненные скорбью и болью. Кирилл и Инна практически переехали ко мне, заставляли меня есть, пить, вставать с кровати. Ходить на занятия, где я сидела с отсутствующим видом, совсем не слушая лекции. Смотря безразлично на одногруппников, которые выражали сочувствие…

Бездумно пялилась в египетские иероглифы – картинки сменяли одна другую, очередная презентация в десятки слайдов. Раньше мне безумно нравилось торопливо конспектировать всю ту информацию, что давали нам преподаватели. Потом – разбирать конспект дома, более вдумчиво, вместе с Кириллом делать зарисовки. Много фруктового чая и пирожных, которыми мы кормили друг друга, измазывая кремом. Все медленно перетекало в поцелуи и заканчивалось сексом – сладким, медленным, тягучим, точно патока.

Иногда к нам приходила Инна, мы занимались разбором конспектов все вместе, заказывали пиццу, а потом смотрели фильмы до ночи. Подруга уезжала на такси, иногда – Кирилл подвозил ее. А я - оставалась дома, ждала его, нередко – засыпала, измотанная за день. Моя жизнь была прекрасна…

В груди больно кольнуло, прижала ладонь, будто бы это могло унять боль. Кирилл тут же отреагировал: повернулся ко мне, смотря вопросительно. Перебирала пальцами пару тоненьких цепочек на шее. Замерла. Должна быть еще одна. На выходных мы виделись с родителями: на нашей даче устроили отдых, шашлыки, пригласили соседей. Было весело. С Кириллом убежали в лес, прогуливались, немного пошалили… И тогда родители подарили мне кулон в виде сердечка. Последний их подарок. Немного великоват - я любила более изящные вещицы, но приняла с благодарностью и носила. Сейчас его на мне не было. Мне был важен этот кулон. Очень. Последняя встреча с родителями… Сделала глубокий вдох, дыхание сперло, в груди просто жгло. Но я не могла плакать. Или кричать.

- Лиза?.. – спросил Кирилл, наклонившись ближе, заглядывая мне в лицо.

- Где мой кулон в виде сердечка? – тихо спросила я.

Глаза Кирилла удивленно округлились.

- Ка… какой кулон?.. – переспросил он, непонимающе моргая.

- Сердечком… что на прошлых выходных… - запнулась я, сжав губы; как же больно было в груди, просто разрывало…

- Не помню… Возможно, в ванной … Лиза, мне кажется, это сейчас не так и важно… Я тут договорился с отцом, есть знакомый психолог, он может … - Кирилл смотрел на меня с жалостью.

- Психолог вернет мне родителей? – я злилась - получилось резче, чем хотела. – Мне не нужны психологи. Мне нужен кулон. Мой кулон.

Кирилл что – то говорил, но я не слушала его, собирая вещи в рюкзак. Впереди еще две пары. Но я поеду домой - я должна найти кулон. Жизненно необходимо, или мое сердце просто остановится. Выбежала из университета, едва не споткнувшись на ступеньках, но удержалась за перила. Сбила пару второкурсниц, что недовольно зашипели мне в ответ. Неслась к автобусу, который должен вот – вот отъехать от остановки. Успела. Квартира встретила нежным запахом персиков, который мне раньше всегда нравился. Первым делом направилась к кровати, перерыв ее всю. Но кроме серьги Инны не нашла ничего. Кулон обнаружила в ванне, он сиротливо висел под трусами Кирилла, на трубе сушилки. Сглотнула ком в горле, осела на пол, торопливо одевая кулон, будто это могло бы унять мою боль…

К вечеру набрала декана, договорившись с ним о том, что мне нужна неделя, чтобы придти в себя. Все задания я буду выполнять, отправляя на электронную почту. Мне пошли на встречу: я была почти отличницей, хорошо зарекомендовала себя за годы учебы. Кирилла и Инны еще не было, я полностью погрузилась в конспекты, делала зарисовки, спасаясь так от боли, что стала мне спутницей с недавних пор. А потом лежала на кровати, пялясь в потолок. Когда пришла Инна, а через полчаса и Кирилл, я, кажется, задремала. Заказали пиццу. Инна – с новым маникюром, бросилось в глаза. Она без умолку щебетала, казалась такой жизнерадостной, живой, воплощением юности и активности. А я была подобна серой тени. Жизнь вытекала из меня, медленно, но неумолимо…

Ночь была почти бессонной. Инна спала в соседней комнате, Кирилл храпел рядом – раньше меня это раздражало. Утром они собирались на учебу, доедали остатки пиццы, разговаривали друг с другом, а я сидела в углу стола, потягивая крепкий кофе без сахара. Такой кофе любил мой отец. Я – никогда. Но теперь мне нравилась эта горечь. Кирилл и Инна ушли, оба чмокнули меня напоследок, Инна даже попыталась заплести мне косу, но я не далась. Села за рисование: изображала харизматичных пиктов, вспоминая балладу Р. Л. Стивенсона «Heather Ale» (дословно: «Вересковый эль») 1890 года, перевод которой на русский С. Я. Маршака, под названием «Вересковый мёд», стал очень популярен. Звонок в дверь напугал меня, вырывая в тягуче – горькую реальность. Наверняка, Кирилл опять что – то забыл, он всегда был рассеянным. Открыла дверь. На пороге стоял Ледновский собственной персоной. Высокий мужчина, крепок, широк в плечах. Лицо – обычное, впрочем, я не рассматривала его. Примерно под сорок. Может быть и старше. Прищурилась, улавливая аромат дорогого парфюма. Отчего – то мне стало не по себе. От него шла темная энергия – опасность, опыт, большие деньги… Поежилась, вопросительно уставилась на незваного гостя.

- Вы слишком беспечны, Елизавета, - проговорил мягко он; сложилось впечатление, что он нарочито выбирает такой тон и так подстраивает свой голос, чтобы не пугать меня.

Этот чел не понимает, что мне нечего боятся. Я мертва внутри. Моя жизнь никогда не будет прежней. У меня вообще нет жизни. Так, жалкое существование… Он ухмыльнулся на секунду, четко считав мои мысли.

Глава 3

Завопила что есть силы, пытаясь схватить мужика за волосы, оттолкнуть, отпихнуть его от себя. Воздуха не хватало. Задыхалась. Как?!! Что он собирается?..

- Что вы делаете?! – закричала я, отчаянно царапаясь, но мужчина был чертовски силен, скручивая меня, усмехался мне куда – то в шею, обдавая жаром дыхания, заставляя вдыхать свой запах.

- Ты же считаешь, что твоя жизнь кончена, - заговорил мужчина, чеканя каждое слово, тон – жесткий, хлещет слух; резко разворачивая меня и вдавливая в стену своим мощным телом – я ощущала в его руках столько силы, такой жесткий хват... – Хочешь умереть?.. Сделай приятное для дяди, тебе ведь все равно, а мне - приятно будет. Давай, - он ловко просунул руку к животу, отчего я дернулась – словно дотронулась до электричества, потянул за резинку и спустил мои шорты почти до колен, я осталась одних хлопковых трусах. Ощущала его мощные бедра, что прижимались к моей попе, а спиной – член, что был эрегирован и казался таким… огромным…

- Да вы что!!! Творите!!! – кричала я. – Не смейте! Не! Смейте! Ненавижу вас! – слезы брызнули из глаз, я почувствовала, как мгновенно стала свободна, оседая, скользя руками по стене с нежно – персиковыми обоями в темно – бордовые розы, стилизованы под винтаж.

Мужчина присел рядом, беря меня за подбородок и поворачивая мое лицо к себе, так, чтобы я смотрела на него. Красивый. Русые волосы коротко стрижены. Черты лица – суровые, чисто мужские. Правильной формы нос. Жесткие губы и тяжелый подбородок. Глаза … голубые, взгляд – мудрый. В нем чувствуется опыт. Нечто нереальное, тяжелое, что оставило свой след. И жесткость, стальное, закаленное. Он реально похож на воина со старинных фресок и портретов… Хотела отодвинуться, но его взгляд словно припечатал к месту, боялась даже сильно громко вдохнуть, будто это может вызвать у него недовольство. Какое – то судорожное оцепенение, будто я – кролик, пушистый, мягкий и сладкий, а он – смертоносный удав, что собирается поглотить меня. Целиком. Жуткий мужик, хоть и красив. Но его красота пугала. Слишком мужская. Древняя.

- Послушайте меня, Елизавета, - заговорил он снова мягко, но теперь меня не обманешь. – Утрата близких – всегда тяжелое испытание, и нет подходящих слов, чтобы унять то, что вы чувствуете. Но скорбь – это нормально. Не дайте ей завладеть вашим разумом. Ваши родители хотели, чтобы ваша жизнь сложилась прекрасно. Помните об этом. Всегда.

Он поднялся, оставляя меня одну, как я и хотела. Я не слышала, как хлопнула дверь. Я все сидела и ревела, чувствуя некое облегчение. Будто прорвалась плотина. Потом был Кирилл, который обнял меня и прошептал на ухо: «Наконец – то!», потом отвел меня в ванну, купал, бережно заматывал в пушистое розовое полотенце. Инна сегодня не пришла, не осталась ночевать у нас. Я выпила много травяного успокоительного чая, но все еще плакала, рассматривая выпуклого милого мишку - лепнину, что была прикреплена к кружке.

Утро наступило внезапно. Я дышала полной грудью. Мне было легче, насколько это возможно. Боль уже казалась не такой сильной и острой. Наоборот, более тягучей, ноющей, но я могла жить с ней. В мой мир постепенно возвращались краски, пусть и слишком бледные. Я часто думала про Ледновского. Он намеренно сделал то, что сделал. Чтобы освободить меня, иначе горе рано или поздно разорвало бы меня на части, направило бы меня на неверный путь, и неизвестно, чем бы все закончилось… Но поступок Ледновского не прибавил баллов в его пользу. Наоборот, я искренне желала, чтобы мы с ним никогда больше не встретились. Я сделала бутерброды, заварила кофе. И меня посетила мысль: дядя Толя не звонил мне с самых похорон… Зачем приходил Ледновский, выспрашивал про бизнес родителей?.. Страх пронзил стрелой, неприятное чувство зашевелилось в грудине. Позавтракав, Кирилл уехал на учебу. Я решила сходить в родительскую квартиру. Ключи у меня были. На сердце - тяжело, я сомневалась всю дорогу. Погода была великолепной, несмотря на позднюю осень: солнышко светило, все еще согревая лучами, ветерок приятно обвивал, заигрывал с волосами, трепля их, бросая в лицо. Я даже купила любимые пончики, что продавались в магазине, в квартале, где жили родители. Судорога пережимала горло. Я знала, что снова буду плакать, предусмотрительно накрасила только ресницы… Пока поднималась по лестнице, к квартире, в моей голове промелькнули сотни воспоминаний. Димка, мой брат, который на руках нес меня до дому, когда я расшибла коленку, играя во дворе с девчонками… Как мы играли в догонялки всей семьей, кто быстрее добежит к входной двери… Димка погиб пять лет назад. Еще в 18 лет пошел служить, потом связал свою жизнь с военным делом. Часто отсутствовал дома, так и не завел семью. Потом – погиб, подробности знали только родители… А теперь нет и их…

Долго не могла открыть дверь, замок заедал. Я упорно ковырялась в двери, размазывая слезы по лицу, но все же открыла дверь. Запах, такой родной … Захлопнула дверь, села в коридоре на пол и плакала, сжимая пончики в бумажном пакете. Снова было больно. Потом – легче. Прошла в зал и застыла… Некоторых вещей не хватало. Люстры. Картин. Часов. Порылась в антресоли – не нашла столового серебра… Мамины украшения оказались не тронуты – они были запрятаны в пряже, на виду. Среди спиц, недовязанного свитера, клубков ниток, в небольшой шкатулке, которую я дарила лет десять назад – простая, но милая, розовая в белых сердечках… Шкатулку положила в рюкзак. Я знала, кто имел доступ в квартиру. Дядя Толя. Набрала его, трубку сняли не сразу, но я могу быть настойчивой. Ощутила раздражение, что перерастало в злобу.

- Да, дочь, - сказал басом дядька. – Как ты, милая?

- Нормально. Дядь Толь… Это вы забрали картины и другие вещи из квартиры родителей? – спросила в лоб, чувствуя негодование.

Глава 4

Застыла, смотря на них. Хотела сказать, чтобы они ушли из моего дома, как можно скорее, но не смогла произнести ни слова. Надо срочно перестирать все постельное белье. И сделать генеральную уборку. Мало ли где они еще… Боли я не чувствовала. Смотрела на тр*х*ющихся самых близких мне людей так, будто это фильм, где транслируют очень горячую эротическую сцену. Потом пришло омерзение. От искаженного удовольствием лица Кирилла. Когда – то я считала его красавчиком… От Инны, которая откинула голову назад, показывая изгиб шеи, открыв рот, откуда рвался хрипловатый стон. Ее маленькая грудь задорно подпрыгивала в такт ее движениям. Она была вся такая тонкая, красивая, нереальная… Когда – то ее лицо мне казалось добрым и светлым…

Я постучала по лутке, громко, но размеренно – стук – стук – стук. Сглотнув вязкую слюну, что неприятно образовалась в горле. Чувствовала, как мои губы изогнулись в презрительной ухмылке. В груди начало жечь. Кирилл и Инна мгновенно отскочили друг от друга. Инна прикрылась, Кирилл так и прижался спиной к подушке, с торчащим членом, измазанным в желании лучшей подруги. Противно. Омерзительно. Сжала зубы. Часто заморгала.

- О, Господи… Лиза… Это не то… - парень оборвался на полуслове, понимая, что мелет чушь; Инна выглядела ошарашенной всего лишь пару минут, потом ее лицо пришло в норму – она криво усмехнулась.

Лицо настоящей стервы. Для таких, как она - нет дружбы, того духовного, что закладывают с рождения родители. Только выгода. Если бы прежняя я застала своих друзей за изменой, это бы разбило мой мир вдребезги, на розовые мелкие кусочки. Сейчас… было приглушенно. Жгло в груди, но я могла делать вдохи – выдохи.

- Надо поговорить, Лиза. Я все объясню, ты поймешь… Черт! Лиз… - Кирилл запустил пятерню в короткие волосы.

- Уходите, оба, - удалось проговорить мне, голос дрогнул. – Вещи соберу, отправлю с такси… - из груди вырвался вздох; развернулась, выходя из спальни на негнущихся ногах.

Прошла на кухню, поставив чайник. Протерла для верности стол, мало ли и на нем… Всхлипнула, схватившись за ребро столешницы, настолько сильно, что аж костяшки побелели.

- Лиза… - обернулась: Кирилл мялся на пороге кухни, а я смотрела на него по – новому: на самом деле, он был слащав, манерен и совсем не мужествен, как я считала раньше.

И одевается слишком … женственно, что ли… Совсем мальчишка. Маменькин сынок. Не чувствуется в нем того стержня, что должен быть в мужчине… И взгляд … как у нашкодившей собачонки. Да, высок, да, ладно сложен, спортсмен все - таки. Но все это пропитано желанием выглядеть выгодно у противоположного пола. Эдакий мажористый мальчик, что родился с золотой ложкой во рту. Или в заднице.

- Уходи, - получилось хрипло, губы предательски скривились, он дернулся в мою сторону, я отшатнулась, задев стол – подготовленная чашка звонко разбилась об пол, на разноцветные бело – розовые черепки. Как и моя жизнь.

В какой же иллюзии мы живем…

- Извини, - шепотом проговорил Кирилл и вышел.

Хлопнула входная дверь. Стояла минут пять на кухне. Потом взяла веник, принялась заметать, убирать осколки от чашки. Потом сдирала все постельное, меняя на новое. Стирки было много. Драила все поверхности, проветривала помещение, будто бы я могла проветрить и смыть увиденное, воспоминания. Ревела. Перекусила бутербродами. Пила много чая, что забрала из родительского дома. С корицей – мамин любимый. На следующий день я отправила все вещи Кирилла и Инны на его адрес, вызвав предварительно машину. У Кирилла была своя квартира, подозреваю, не одна. Его отец работал в нефтяной отрасли, мой парень никогда не распространялся на этот счет, но имел многое, любил роскошь. Инна была из семьи среднего достатка, ее родители работали в больнице: мама – медсестра, отец – педиатр. Но она любила все дорогое, стремилась к лучшей жизни и всегда говорила, что выйдет замуж выгодно. Я умилялась с ее слов, и говорила, что нужно руководствоваться, прежде всего, любовью. Она снисходительно улыбалась, называя меня счастливой глупышкой. Отматывая назад воспоминания, начинала замечать детали, которые явно указывали на интерес подруги к Кириллу. Но я была настолько слепа и доверчива, что в упор не замечала тревожных звоночков. Последние события вообще выбили меня из колеи. Разрушили мою жизнь… А друзья еще и потоптались по осколкам.

Я пересматривала фотографии родителей, нашей некогда дружной семьи, потом – копошилась в пряже. Сама не заметила, как начала набирать на спицах петли. Кроваво – красная пряжа. Я толком не умела вязать, вот у мамы были поистине золотые руки. Просто плела пряжу, успокаиваясь таким образом.

Беспокойная ночь. Кирилл отсылал кучу сообщений, Инна тоже звонила и писала что – то, но я не читала и не брала трубку. Утром я приготовила сырный суп – хотелось чего – то жидкого. Вечером была назначена встреча с дядей. Нехорошее предчувствие зарождалось в грудине, но я успокаивала себя. Нужно все выяснить, чтобы понимать, чего ожидать далее. Я не верила словам дяди Толи. Не могли мои родители связаться с «серьезными людьми». А вот дядька – вполне мог. Он всегда был компанейским, много разговаривал, любил похвастать и жить на всю катушку. Иногда делал необоснованно дорогие покупки. А потом занимал денег у моих родителей, отдавал же при этом – мучительно медленно, постоянно ища оправдания.

Кафе находилось в довольно злачном районе. Через один работали фонари, некоторые участки были совсем черными. Потемнело быстро, и я пожалела, что не предложила более раннее время для встречи. Где - то отдаленно слышалась ругань, громкая музыка, лай собак. В кафе было накурено, посетителей – мало. Дядя Толя улыбался мне, раскрыв свои объятия. От него пахло элитным парфюмом и дешевыми сигаретами.

Глава 5

Следующим утром я собиралась в магазин родителей. Это было двухэтажное небольшое здание, где на первом этаже расположился сам магазин, второй этаж – офисы, часть которых отец сдавал в аренду фотоателье. Выпив кофе, наспех оделась. Я не сделала макияж, сплела волосы в узелок, что так и норовил распасться, нахлобучила сверху шапку с большим бубоном розового цвета. Свитер, куртка, джинсы. Маникюр пора переделывать. Замоталась в шарф, порывы ветра за окном совсем не нравились. Погода стремительно портилась, срывался дождь, поэтому в рюкзак закинула зонт веселой расцветки. Выскочила в подъезд, сбегая по лестнице, тут же тормозя на крыльце. Около подъезда припарковался большой внедорожник, рядом – стоял Матвей Алексеевич Ледновский, вперившись в меня своим тяжелым взглядом. Мелкая дрожь охватила при виде этого мужика. Крупный. Сильный. Вот было в нем что – то необъяснимо пугающее, не смотря на внешний лоск. Ухоженный мужчина. В прекрасной физической форме. Под элегантным костюмом, сшитым явно на заказ, скрывалась настоящая сила – я в этом убедилась лично. До сих пор помню ощущение от его крепкого хвата. Никто никогда в жизни меня так не хватал… Будто током дернуло. От него исходила давящая энергетика. Продавливал основательно. Представляю, с каким он взглядом сидит на совещаниях и как смотрит на будущих партнеров, с которыми заключает сделки. Я не сомневалась, что он крутится в бизнесе. В нем чувствуется хват, стрежень. Такой мужчина не будет работать на кого – то. Только на себя. Суровые черты лица меня пугали. Он был красив, по - мужски. По - звериному. Как могут быть красивы хищники. Не так, как Кирилл - тот был слащавый, а этот … мужественный. И губы. Внезапно поняла, что у него невероятно красивые губы. Тонкие, идеально очерченные. Привлекают взгляд. Моргнула. О чем я вообще думаю?.. Он мне совсем не нравился. От него у меня липкий холодок на спине появляется. Хотела пройти мимо, но остановил его голос. Как всегда, мягкий, немного рокочущий.

- Доброе утро, Елизавета, - проговорил мужчина, рассматривая меня.

- Что вам нужно? – спросила я, чувствуя раздражение; если бы мама услышала, как я разговариваю с человеком, который старше – получила бы по шее. Но ее больше нет. – Вы меня преследуете?

- У вас проблемы? – спросил мужчина, как всегда, игнорируя мои вопросы.

- Да, у меня одна большая проблема. Огромная даже. Вы, - скривилась. – Поможете решить?..

Он оскалился, чем вызвал ассоциации с крупным хищником. Передернуло. По спине поползли мурашки. Он качнулся было в мою сторону, но не сделал шаг. Я же чувствовала напряжение. И его парфюм. Гребаный парфюм, который забивался в нос. И мне хотелось ловить этот запах. Принюхиваться. Даже нос пробился. Там что, какие – то феромоны в составе?..

- Я вас пугаю, Елизавета? – прищурив глаза, проговорил Ледновский.

- Нисколько, - проговорила я, спрятав дрожащие руки в карманы, сердце забилось быстрее от его голоса и тона; я боялась признаться даже себе: он меня пугал, будоражил, выводил на эмоции и продирался сквозь мой кокон из боли, горечи и агрессии. – Вы мне не нравитесь. И я хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни.

Ледновский искренне рассмеялся, немного хрипловато. Я уставилась на него во все глаза. Это звучало… очень сексуально. И эти крепкие белые зубы… и морщинки возле глаз… Он будто преобразился на доли секунд. Стал обычным. А теперь - снова смотрит испытывающее, отталкивающе. Давяще. Словно я должна что – то понимать. Но я ничего не понимаю. Я будто разделилась надвое. Та я, розовая, жизнерадостная, любящая всех вокруг, что понимала все – и устройство мира, и свое место в этом мире, и как жить в этом мире – выбыла. Осталась другая я, которая совсем ничего не понимала и не знала, что делать дальше. И была злобной, раздражительной и серой. А еще отчаянно боялась. Всего.

- Ваш брат просил позаботиться о вас, - сказал мужчина. – Я задолжал ему.

Сдержала всхлип. Димка был настоящим защитником, неудивительно, что он решил остаться после службы и стать военным… Дождь срывался сильнее, небо нависало свинцовыми тучами, будто бы скорбело со мной.

- Как он … погиб?.. – спросила тихо я, чувствуя, как бессилие разбирает меня на молекулы: чудом стояла на ногах.

- Мне следует что – то знать, Елизавета? Куда вы направляетесь? Вас подвести? – спросил Ледновский, тут же выводя меня из заторможенного состояния; раздражение снова затопило меня, придало силы, и я посмотрела в лицо мужчины, взбешенная тем, что он тупо игнорирует мои вопросы.

- Спасибо, не нужно, - сухо ответила я.

- Вам будет не очень удобно в такой обуви, - сказал он еще более сухо, и я перевела взгляд на свои ноги.

Краска прилила к лицу. Я выбежала в домашних белых тапочках в виде единорогов. Радужные рога торчали на носках. Мы купили эти тапочки вместе с Кириллом в шутку. У него были подобные – в виде обезьян. Объемные, теплые, прикольные. Правда, это выглядело забавно. Я перевела взгляд на Ледновского – он казался невозмутим, а мне захотелось истерически рассмеяться и зареветь. Я развернулась и потопала домой, стараясь идти аккуратно, чтобы не измазать тапочки еще больше. Мое лицо горело. Я спиной ощущала взгляд Ледновского. Когда я вышла во второй раз, двор был пуст, я облегченно выдохнула. Магазин родителей оказался закрыт, на нем стояла новая сигнализация. У меня была мысль - залезть внутрь, разбить окно или совершить еще какую – то глупость, но это мне не поможет и не облегчит боль утраты. Домой я возвращалась в еще более подавленном состоянии. Психологи утверждают, что есть несколько стадий принятия горя при смерти близкого человека: отрицание, гнев, торг, дерпессия, смирение. Пожалуй, я никогда не смирюсь. Я хочу докопаться до истины. Только с чего начать?.. Боялась ли я? Да. И дядя Толик посеял во мне зерно сомнений, но я верила, что мои родители всегда были порядочными людьми и родич чего – то не договаривает. Он никогда не был замечен в азартных играх, хоть и любил проматывать деньги. Папа говорил, что он - хороший спец. Но что – то в его словах было неправдой – я чувствовала это на интуитивном уровне. И это не стадия отрицания. Решила снова поехать в родительскую квартиру, забрать отцовские записи, возможно, я что – то найду в них, обзвоню, расспрошу работников. Папа всегда держал записную книжку дома, куда дублировал телефоны, делал заметки… Каково же было мое удивление, когда ключ не подошел к замку. Я ковыряла и ковыряла в скважине, не веря в то, что делаю. Дядька сменил замки?! Ярость охватила меня, окатила кипятком с головы до ног. Я звонила ему, но слышала лишь размеренные гудки. Тарабанила в дверь, чувствуя беспомощность. Разрыдалась, опустившись на бетонный пол около входной двери. Из соседней квартиры вышла соседка, Ирина Ивановна. Бывшая учительница, она много лет уже была на пенсии и дружила с моей мамой.

Глава 6

Смерив Кирилла уставшим взглядом, прошла мимо. Он побрел за мной, взбираясь по лестнице, я же шаркала ногами как старуха. Сил не было даже спорить с ним. Меня так сильно колотило, что я не с первого раза попала ключом в замок.

- Лиз… Я понимаю, что цветы ничего не изменят, но позволь мне хотя бы сказать, - проговорил Кирилл, топчась сзади меня в коридоре; в моей квартире не было больше ни единой его вещи.

- Думаешь, слова что – то изменят? – получилось хрипло; в груди начинала шевелиться обида, жалость к себе и тусклая злость на них. – Валяй.

И на себя, что была так слепа и наивна. Разделась, прошла на кухню, ставя чайник. Руки тряслись. Полезла в аптечку, ища что – то от горла и температуры. Определенно, у меня была температура, но для верности всунула под мышку электронный градусник. Кирилл следил за моими манипуляциями, когда я уселась - сел напротив, смотря на меня в упор.

- Я понимаю, что козел, - сказал он, я согласно кивнула. – Должен был прекратить все это с самого начала. Инна… она постоянно оказывала мне какие – то знаки внимания, сначала я думал – дружба, шутки… Но все стало заходить дальше и дальше. То пощипывания, то поглаживания. Я даже один раз разговаривал с ней насчет этого, она сказала, что шутит, и тебя она тоже то за попу щипает, то … В общем, мы вроде решили этот вопрос...

- Как долго? – спросила я; мне было чертовски интересно, как долго мой парень и моя лучшая подруга тр*х*лись за моей спиной.

Кирилл снова вплел пятерню в свои волосы.

- Помнишь, я уезжал на соревнования месяц назад в столицу? Инна тоже приехала. Мы с парнями отмечали победу, потом пошли в ночной клуб… Я напился, а она … Она просто подложилась под меня, воспользовавшись моим состоянием. Я не оправдываюсь, нет, - качнул он головой. – Помоги мне все исправить… Пожалуйста. Я люблю тебя.

- Звучит жалко. Правда. И сколько раз на месте Инны были другие, кто воспользовался твоим состоянием? – усмехнулась я, чувствуя горечь во рту; меня реально начинало тошнить. Противно запищал градусник.

Я смотрела на своего парня, которого считала образчиком мужской красоты, мужественным, верным, прекрасным и надежным. Где были мои глаза?.. Кирилл выглядел женственно, эдакий сладенький мальчик, которому самое место на обложке гламурного журнала, по которому будут сохнуть сотни малолеток. Наглый, любитель внимания, особенно женского. Уверен в своей неотразимости. Пришло понимание, что такие как он – любят только себя. Они подбирают себе тех, кого считают достойными находиться рядом.

- Я хочу жениться на тебе, Лиза. Ты ни в чем не будешь нуждаться, - заговорил он, сканируя меня взглядом, который мне совсем не понравился; что – то жесткое мелькнуло и тут же исчезло. – Мы же взрослые люди. Мой отец – очень богатый человек. У меня тоже есть определенное состояние, дальше – карьера. Спортивная или в бизнесе… Подумай, ты осталась одна. А насчет других женщин… Знаешь, моя мать – очень мудрая женщина. Она думает о нашей семье и своем комфорте. Она знает, что отец останется с ней. И не считает молоденьких подстилок конкурентками. Она по – настоящему счастлива. У нее все есть. Отец готов выполнять ее любые желания. Тебе нужно думать о своем будущем, комфортном, к какому ты привыкла. Ты потеряешься в этом мире. Тебе нужна защита. Ты без понятия, насколько мир жесток и несправедлив.

- Чего? – я округлила глаза; думаю, более обалделой я уже выглядеть не могла.

- Мужчины полигамны по своей природе, ты это понимаешь и знаешь не хуже меня. Первобытный человек старался оплодотворить как можно больше женщин для продолжения рода, - говорил Кирилл с невозмутимым видом.

- Полигамность – это миф, который вы, козлы, создали, чтобы оправдывать свои измены! – мне захотелось рассмеяться, горечь заполнила рот. – Знаешь что, Кирилл? Вали нахр*н отсюда! На хр*н!

Он поднялся, прищурив глаза, недобро смотря на меня.

- Ты - маленькая наивная овечка. Ты будешь моей, Лиза. И чем быстрее ты это поймешь, тем будет лучше, - Кирилл скривился, явно недовольный моими словами, но пошел к выходу, оглядываясь на меня и смотря высокомерно, как оскорбленный аристократ.

Прошибло потом. Такого Кирилла я еще не знала… Он всегда был со мной ласковым, нежным, старался угодить мне. А я - была слепа как крот, смотрела на весь мир через розовые очки. И вот они дали трещину. Нехилую такую трещину. И я теперь обалдеваю с каждым новым днем. А еще мне чертовски больно в груди. В одном он прав - я осталась одна. И я наивна. Искупавшись, наглоталась таблеток и выпив литр чая, заснула, закутавшись в одеяло. Проснулась глубокой ночью, в слезах. После душа снова приняла таблетки – немного болело горло. Села за ноутбук в поисках работы, стараясь отвлекать себя от ситуации, что складывалась вокруг меня. И вскоре нашла для себя вариант – делать рефераты на заказ, по истории, философии. Предварительно сравнив цены, дала объявление, указала контакты. Еще не понимала, что мне делать с дядькой. Он продал бизнес родителей, то, что он продаст их все имущество – вопрос времени. Про завещание никто не заикался, даже если оно и есть – я не знаю, где. Или дядька все решил с помощью «серьезных» людей, которых я боялась как огня. Содрогалась от воспоминаний: как меня лапали и угрожали, как избили дядьку… Я была такой беспомощной и напуганной. В интернете шерстила информацию про адвокатов, читала законы. И понимала, что законы тоже обходят. Что есть такие вот «серьезные» люди, которые создают свои законы.

Неделя, которую я просила у декана, неумолимо подходила к концу. Я таки получила пару заказов на рефераты, что меня очень обрадовало. Но морально я была не готова снова видеть Инну, которая смерила меня злобным взглядом, и Кирилла, что был подозрительно тих, лишь кивнул мне и сел через пару человек, слева от меня. Конечно же, все это не ускользнуло от группы и профессоров. И мне приходилось невнятно отвечать на неудобные вопросы, краснеть, бледнеть. Многие смотрели с сочувствием, обнимали меня, выказывали поддержку. И я думала, что смогу закончить учебу более – менее спокойно – осталось всего пару месяцев теории, потом – экзамены. И выпуск. И я совсем не понимала, что мне делать дальше… Археология, приправленная в моем сознании флером романтики, в первой же экспедиции перевернула мое представление. Первокурсники, только перезнакомившиеся друг с другом, мы поехали за город – исследовать поместье князя Л... Конечно же, мало кто из нас был готов к жизни в походных условиях: мыться в речке, жить в палатках, есть еду из консервных банок… Свежий маникюр уже в первые часы раскопок превращался в нечто блеклое и ужасно выглядящее. Те, кто желал принять солнечные ванны ( и я – в их числе), к вечеру уже сгорели. Так мы и сошлись с Кириллом – он сходил в ближайшую деревушку, пройдя много километров, принес кефир, чтобы облегчить мои мучения. Тогда мне это показалось страшно романтичным – Кирилл выглядел в моих глазах рыцарем, только начищенных лат не хватало. Нет, я не изменила свое мнение, я люблю историю, и к экспедициям я привыкла, уже четко понимая, что мне нужно для комфорта. Я бы хотела остаться научным сотрудником при родном институте, или устроиться в местный музей…