Операция "Любовь". Наркоз не предлагать

Глава 1

Варвара

– Машуль, пора вставать в школу, – тихо говорю я, касаясь щеки дочки. Мое сердце сжимается от нежности и легкой грусти. Как быстро летит время! Кажется, еще вчера я держала ее крошечные пальчики в своей ладони, а сегодня она уже первоклашка. Легкий поцелуй в лоб. Она такая теплая, такая моя.

– Хочу спать, – доносится из-под одеяла приглушенный, сонный голосок. Маленький бунтарь, мечтающий о вечном сне. Она плотнее кутается в одеяло, скрываясь от наступающего дня.

– Машуль, ну же. Я опоздаю на работу, а у меня сегодня намечено несколько важных операций. Ты же знаешь, как это бывает. Люди ждут, на меня рассчитывают.

Но Маша лишь что-то невнятно мычит в ответ, будто зачарованная заклинанием сна. Моя любимая первоклашка. Как же тяжело ей дается эта школа. Утром – слезы, вечером – усталость. Я вижу, как она борется, как старается соответствовать требованиям, как тоскует по своим играм и беззаботному времени. Я глажу ее по голове сквозь одеяло.

Солнце робко пробивается сквозь шторы, освещая комнату мягким, утренним светом. В воздухе витает аромат ее любимого ванильного шампуня и домашнего уюта. Я сажусь на край кровати, наблюдая за ее спящим личиком. Ресницы трепещут во сне. Интересно, что ей снится? Может быть, волшебные замки и добрые феи? Или сложные задачки и строгие учителя? Надо быть твердой. Школа – это важно. Но как же хочется ее пожалеть, обнять и сказать: «Спи, моя девочка. Мир подождет». Но мир не ждет. Особенно меня. Я Варвара Александровна Любимова – оперирующий хирург нашей городской больницы.

– Машенька, давай, солнышко. Вставай. Тебя ждет вкусный завтрак. А вечером мы с тобой пойдем в кино и пиццерию. Помнишь, мы вчера купили ту красивую заколку с бабочкой? Можем купить тебе еще несколько таких, только другого цвета.

На этот раз она более отчетливо мычит, все еще сопротивляясь под одеялом. Процесс пошел. Медленно, но верно, она возвращается в реальность. Еще совсем чуть-чуть и я увижу ее сонную улыбку и услышу ее звонкий голосок. Моя Маша. Моя малышка. Ради нее я готова на все.

– Мамочка! – Наконец Маша открывает глаза. - А давай заведем щенка? И он будет помогать тебе меня будить.

Я вздыхаю, прикрывая глаза на мгновение. Только собаки мне не хватало. Моя жизнь – это бесконечная гонка: дежурства, операции, конференции. Порой нет времени даже нормально поесть, не то, что поиграть с дочкой, а тут еще и собака. Кто будет с ней гулять? Кто будет ее кормить? Кто будет убирать за ней? Все это ляжет на мои плечи, и я это прекрасно понимаю.

– Машуль, ты же знаешь, если у нас будет собака, тебе придется вставать еще раньше, чтобы с ней гулять. А вечером? Я могу быть на дежурстве всю ночь, а ты у бабушки. Как же песик будет один?

Маша надувает губки, в ее глазах начинают собираться слезы. Мое сердце, как назло, не слушается разума и немного оттаивает.

– А я его с собой к бабушке буду брать! – Не сдается малышка, чувствуя мою слабину. Она становится похожа на маленького адвоката, отстаивающего права своего будущего питомца.

Как бы я не любила свою дочь, как бы мне не хотелось исполнять все ее желания, в этом вопросе я не могу ей уступить. Собака – это огромная ответственность, и я не уверена, что сейчас готова к ней. Нет и точка.

– Все, Маш, давай не будем об этом! Вставай уже, а то мы обе опоздаем. У меня будут проблемы на работе, а тебя отругает учительница.

Девочка расстроенно сползает с кровати, волоча за собой одеяло. Она выглядит такой маленькой и беззащитной в этот момент. Увидев заблестевшие в глазах слезы, у меня сжимается сердце, словно кто-то сдавил его ледяной рукой. А может, действительно, купить щенка? Маленького, пушистого, который будет дарить нам радость? Но я тут же откидываю эту мысль, как назойливую муху. Нет, сейчас не время. Возможно, когда-нибудь потом.

Крепко обнимаю дочку, прижимая ее к себе и целуя в макушку. Аромат ее волос – это самый лучший антидепрессант в этом мире.

– Маш, я тебе обещаю, что подумаю об этом, но не сейчас. – Отстраняюсь от нее и встаю с кровати, чувствуя ноющую боль справа внизу живота, коварно подкравшуюся незаметно. Игнорирую ее, как игнорирую усталость и недосып, и направляюсь в свою комнату, чтобы переодеться.

Наконец, мы выходим из дома. Холодный ноябрьский воздух моментально обжигает легкие, но я почти не ощущаю этого из-за усиливающейся боли. Живот болит все сильней, и я, как врач, не могу не подозревать у себя разные болезни. В голове проносятся названия всяких страшных диагнозов, от которых я сама совсем недавно спасала пациентов.

Сейчас приеду в больницу и схожу к своей подруге Юле Гусаровой. Она работает у нас врачом УЗИ. Пусть посмотрит, что у меня там может болеть. Только бы не аппендицит! Только его мне не хватало. Сейчас ноябрь, скоро Новый год, дел будет куча. Операции расписаны на месяцы вперед, пациенты ждут своей очереди. Не могу я оказаться на больничной койке в роли пациента. Это просто какой-то дурной сон.

Быстро смотрю на часы. Черт! Уже опаздываю. А сегодня, как назло, к нам на работу выходит новый главный врач, и в восемь утра намечена планерка, где его нам представят. Сказали всем быть. Не хочется сразу же попадать в немилость начальства.

Паркую машину у школы, отгоняя плохие мысли. Хочу выйти, чтобы проводить дочь, но боль пронзает меня еще сильней, словно раскаленный нож вонзается в живот, и я мгновенно покрываюсь потом.

– Машуль, иди одна, а я отсюда посмотрю, - говорю я, морщась от боли, надеясь, что дочка не видит моего страха. Моя маленькая девочка не должна видеть меня такой слабой.

– Пока, мамуля, - дочка целует меня в щеку и выходит из машины, весело махая рукой. Она такая беззаботная, такая счастливая. Как же хочется ее защитить от всех бед и невзгод.

– Пока, моя радость, - выдавливаю из себя улыбку и падаю на руль.

Черт! Как же больно. Кажется, что меня разрывает изнутри. Собираюсь с силами и еду на работу. Каждое движение отзывается острой болью, но я стискиваю зубы и давлю на газ. Нужно дотянуть до больницы. Нужно дойти до Юлиного кабинета. Нужно узнать, что со мной происходит.

Глава 2

Ярослав

Последнее ноябрьское солнце настойчиво пробивается сквозь неплотно задернутые шторы, рисуя на скатерти причудливые танцующие узоры. Запах свежесваренного кофе щекочет ноздри, смешиваясь с тонким ароматом маминых блинчиков, от одного вида которых в животе приятно урчит. Я рассеянно ковыряюсь вилкой в тарелке, слушая восторженные речи матери. В самом деле, она словно светится изнутри, радуясь моему возвращению в родной дом. Долгие годы учебы и медицинской практики вначале за рубежом, потом в столице, наконец, привели меня сюда, в город, где прошло мое детство. И да, назначение на должность главврача местной больницы – это серьезный шаг в карьере. На такое в свои тридцать пять лет я даже и надеяться не мог.

– Ярослав, ты же у нас поживешь? – Вопрос звучит как заклинание, как попытка удержать ускользающее время, вернуть меня в то беззаботное прошлое, когда запах маминых блинчиков был синонимом абсолютного счастья.

Я поднимаю глаза от тарелки и встречаюсь с ее внимательным, любящим взглядом. В морщинках вокруг глаз читается тревога, смешанная с надеждой. Я знаю, как ей тяжело отпускать меня, единственного сына, в самостоятельную жизнь. Но я больше не мальчик, и мне необходимо свое пространство, своя тихая гавань, куда я смогу возвращаться после тяжелых рабочих дней.

– Нет, мама, сегодня же подыщу себе квартиру, – отвечаю я мягко, не хочу ее расстраивать.

Мамино лицо мгновенно меняется. Радость словно испаряется, уступая место раздражению и обиде. Уголки ее губ опускаются, а в глазах появляются слезы.

– Но, сын! Я против, – отрезает она, повышая голос. – Я тебя так долго не видела!

Воцаряется неловкое молчание. Отец, до этого момента молча наблюдавший за нашей беседой, откашливается, пытаясь сгладить ситуацию:

– Виталина, не кипятись. Ярослав же сам должен решать, где ему жить. Пора признать, что наш сын больше не маленький мальчик, а взрослый мужчина

Но ее уже не остановить. Она начинает горячо убеждать меня, перечисляя все преимущества жизни в родительском доме:

- Ярослав, ты только подумай, еда всегда готова, одежда постирана. Любой мужчина просто мечтает о таком. Особенно если жена не любит заниматься домашней рутиной. А когда дети будут? Кто, если ни бабушка с дедушкой будут с ними нянчиться?

- Мам, остановись. – Резко обрываю ее.

- Кстати, ты так и не сказал нам вчера, когда Лиличка приедет? Я соскучилась по моей любимой и единственной невестке.

– Она не приедет. Мы развелись, – бросаю как можно более небрежно.

Мама замирает, словно окаменев. Глаза расширяются, рот приоткрывается в беззвучном вопросе. Момент затягивается, становясь невыносимым.

– Что? – Отец, обычно невозмутимый, даже за газетой, резко опускает ее на стол. В голосе слышится не столько удивление, сколько гнев. – В нашей семье разводы исключены, Яр. Может, вы еще одумаетесь?

Одумаемся?!

Как будто это вопрос выбора, как будто можно просто переключить тумблер и вернуть все назад. Если бы это было возможно… Но назад дороги нет. Мост сожжен, пепел развеян по ветру.

– Исключено, – отрезаю я, твердый стержень в душе даже не вздрогнул. Внутри – пустота и усталость. Усталость от вранья, лицемерного притворства моей бывшей супруги.

– А что случилось, дорогой? – Мама, выходя из ступора, тянет ко мне руку. В глазах – мольба и нескрываемое любопытство. Ей нужно знать детали, причины, виновных. Ей нужно понять, как такое могло произойти.

- Не сошлись характерами. Думаю, этого достаточно, чтобы развестись. – Отвечаю я, допивая остывший кофе одним большим глотком.

- Но Ярослав?! Это не повод для развода. Вначале всегда супруги притираются к друг дружке. – Начинаем учить меня мама.

Все! Мне это надоело. О истинной причине нашего с Лилий развода родителям знать не обязательно. Встаю из-за стола.

– Все, мне пора, – говорю сухо. – Первый день на новом рабочем месте, опаздывать нельзя.

Накидываю пиджак, который повесил перед завтраком на спинку стула. Беру дипломат и направляюсь к входной двери.

Неожиданно раздается звонок. Кого это еще принесло в такую рань?

- Вы кого-то ждете? – Спрашиваю я родителей.

- Нет. – Сухо отвечает отец.

Мать, все еще опустошенная моим признанием, вяло плетется открывать. И вот, на пороге появляется…моя бывшая супруга собственной персоной. Сердце пропускает удар, а затем начинает бешено колотиться в груди. Я не двигаюсь с места, словно парализованный, наблюдая за разворачивающейся сценой.

– Лиличка! – восклицает мама и, не давая той опомниться, заключает ее в объятия. В этот момент все внутри меня сжимается в тугой комок. Только ее здесь не хватало.

В следующую секунду Лиля разражается рыданиями прямо на плече у моей матери. Громкими, надрывными, истеричными. Слезы, кажется, хлещут у нее ручьем, размазывая косметику по маминой блузке. Ее плечи судорожно вздрагивают, и я готов поклясться, что слышу какие-то невнятные причитания.

От этого зрелища меня начинает мутить. От ее наигранной скорби, от этих театральных заламываний рук, от всей этой нарочитой демонстрации чувств. Все в этой женщине сейчас вызывает у меня лишь одно чувство – жгучее раздражение.

- Виталиночка, какое счастье, что я вас застала, – рыдает Лиля, цепляясь за мамино имя, словно за спасательный круг в бушующем море отчаяния. – Может быть, вы образумите своего сына?

– Проходи, моя хорошая, – отвечает мама, отстраняясь от Лили и приглашая её в дом. В голосе сквозит усталость, но сочувствия не отнять. – Мы как раз завтракаем. Будешь кофе?

– Да, капучино, – немного успокаивается девушка, осматриваясь и, видимо, подмечая, что свекровь к ней настроена более чем благодушно. Недавняя истерика растворилась, как дым, оставив лишь легкий отпечаток покрасневших глаз. Словно и не было бури.

Я стою в прихожей, словно незваный гость на собственном празднике жизни, со стороны наблюдая за этой нелепой, до тошноты фальшивой сценой. Мама ведет Лилю на кухню, усаживает за стол, предлагает булочку. Лиля благодарно кивает, строя страдальческое лицо.

Глава 3

Варвара

- Ну наконец-то, ты очнулась. – Слышу голос Юли. Ее лицо расплывается передо мной, словно акварель, попавшая под дождь. Пытаюсь сфокусировать взгляд, но все тщетно.

– Что… что случилось? – шепчу я, чувствуя, как пересохшие губы трескаются.

– Тише, тише, ты в реанимации. Тебя прооперировали. Аппендицит с перитонитом. Говорят, был очень непростой случай. Варь, ты чудом выжила. – Добавляет Юля.

Аппендицит… перитонит… слова словно бьют меня током. В животе снова вспыхивает очаг боли, и я невольно морщусь. Но это уже не та боль, которую я испытывала утром, скорей, ее легкое подобие. Но все равно, терпеть ее не хочу.

– Мне немного больно… – стону я, прикрывая глаза.

– Потерпи, Антонина Петровна пошла за твоим лечащим врачом. Он сказал позвать его, когда ты очнешься. Знаешь, кто тебя оперировал? Сам новый главный врач!

Главный врач? Наверняка решил покрасоваться перед коллегами. Кому еще доверят такую «интересную» пациентку, как я?

– А ассистировал Ремизов. Больше никому не доверили. Лучшая операционная бригада! – Добавляет Юля с придыханием. – Ты прямо счастливый билетик вытянула.

Ух ты, как же мне повезло. Прям команда мечты у моего операционного стола собралась. Хотя, если честно, сейчас мне глубоко плевать, кто там надо мной колдовал. Все, чего я хочу – чтобы эта боль прекратилась.

– Юль, телефон… – выдыхаю я, пытаясь приподняться. – Маме надо позвонить… дочке…

– Не переживай, я сразу Алевтине Николаевне позвонила, как операция закончилась. Они знают, что все хорошо. Варь! Ты вообще в своем уме с такой болью на машине ехать? Могло же случиться непоправимое. И сама бы погибла и других бы покалечила. – Сетует Юля.

Она всегда была немного ворчуньей, но за это я ее очень люблю. Кто еще скажет правду? Хотя, признаться, сейчас ее нотации действуют на нервы. То ли от боли, то ли от слабости, но хочется просто тишины и покоя.

– Не хотелось скорую тревожить, думала, что все обойдется, – тихо говорю я, словно извиняясь за свою неосмотрительность. – Я ведь до конца надеялась, что это не аппендицит. Только его мне сейчас не хватало.

Да, я помню эту дикую боль, которая с каждой минутой становилась все невыносимее. Помню, как в глазах темнело, а руки судорожно вцепились в руль, словно от этого зависела моя жизнь. Этот адский скребок в животе, каждое движение отдавалось невыносимой пыткой. И ведь надеялась! Глупая, наивная, надеялась, что само пройдет, рассосется, как дурной сон. Наивная дура.

– Больно… Юль, попроси кого-нибудь, чтобы меня, наконец, обезболили, – огрызаюсь я сквозь зубы. – Знаю, что сама ты не имеешь права. Хотя, могла бы позаботиться о подруге. Я никому не расскажу.

Злость, наверное, от бессилия. Юлька смотрит на меня виновато, но я понимаю, что она тут ни при чем. Она врач, но не работает в реанимации. Хоть и лучшая подруга, но в этой ситуации она бессильна. Обидно, черт возьми.

– Хорошо, сейчас сама позову Ремизова, – подруга улыбается, но в глазах мелькает какое-то странное выражение. Заговорщицкое, оценивающее. – Кстати, наш главный врач такой шикарный мужчина!

Что? Опять? Ну вот приспичило ей сейчас о мужиках думать. Я тут корчусь в агонии, а она мне про главного врача…

– Юль, у тебя муж есть, – напоминаю я, выдавливая из себя подобие улыбки. Получается кривая гримаса боли и раздражения.

– Так я же о тебе думаю, подруга! Ты все одна и одна, а Машке отец нужен.

Боже мой, ну вот опять двадцать пять. Машке отец нужен… Как будто это так просто, как сходить в магазин за хлебом. Где ж его взять-то, этого отца? Специально искать? Или первый встречный подойдет?

Ох! Пытаюсь рассмеяться, но острая боль в животе не дает даже дернуться. Каждая попытка вызывает новую волну мучительной боли.

– Рассмешила. Я лежу в реанимации, а ты мне про мужиков. Я сейчас нуждаюсь только в хорошем обезболивании, а не в потенциальном отце для Машки. Хотя, конечно, спасибо за заботу.

– Ладно, я мигом! – Юля убегает, оставляя меня наедине со своими ощущениями. Как же я теперь понимаю своих пациентов!

Боль… это все, что я сейчас чувствую. Жгучая, пульсирующая, не дающая сосредоточиться ни на чем, кроме себя. Закрываю глаза и стараюсь дышать ровно, пытаясь унять дрожь, охватившую все тело.

И тут… внезапно… в голове всплывает образ. Размытое лицо, словно сквозь пелену времени. Темные волосы, пронзительные серые глаза, знакомая линия подбородка.

Ярослав… Ярослав Горский…

Черт! Почему я о нем вспомнила именно сейчас? Что за странное наваждение?

Пытаюсь отогнать навязчивые воспоминания, но они словно приклеились к моему сознанию.

Я вижу его… таким, каким он был семь лет назад. Молодым, красивым, полным жизни. Его глаза смотрят на меня с нежностью и восхищением.

– Варя… – шепчет он, и его голос звучит так реально, словно он стоит рядом. – Ты самая красивая девушка на свете.

Я краснею, как школьница, прячу взгляд. Помню, как глупо хихикала в ответ на его комплименты, стараясь скрыть смущение.

– Не говори глупости, – отвечаю я, опуская голову.

– Это не глупости. Это правда. Я никогда не встречал такой девушки, как ты.

Он берет мою руку в свою, отчего по телу пробегает легкая дрожь. Его прикосновение обжигает, но в то же время дарит ощущение тепла и защищенности.

– Варя… я… я думаю, что влюбился в тебя.

Эти слова звучат как гром среди ясного неба. Ярослав… влюблен в меня? Студент старшего курса, любимец всех девчонок университета. Не может быть. Он такой красивый, умный, популярный. Почему именно я? Обычная девочка из провинции.

Я молчу, не зная, что ответить. Смотрю на него во все глаза, пытаясь понять, насколько он серьезен.

– Ты… ты не шутишь? – наконец выдавливаю я из себя.

– Ты думаешь, я стал бы шутить с такими вещами? Варя, я говорю абсолютно серьезно. Ты дорога мне. Очень дорога.

Он приближается ко мне, и я чувствую его дыхание на своей коже. Закрываю глаза, замирая в ожидании.

Глава 4

Ярослав

Черт бы побрал этот день! Откидываюсь на спинку кресла, потирая переносицу. Головная боль нарастает, грозя перерасти в полноценную мигрень. Я сижу в своем кабинете, подписывая какие-то бесконечные бумаги, хотя мысли витают далеко за пределами этого скучного помещения. Все утро, да что там, вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Варя. Она снова в моей жизни.

Мой рабочий день на новом месте, в местной больнице, куда я перебрался, чтобы отвлечься от столичной суеты и залечить старые раны, начался с кошмара, который преследовал меня в самых страшных снах. Операция. И не просто случайному пациенту, а той самой девушке, которая когда-то, одним своим решением, расколола мой мир на две части. Девушке, которая разбила мне сердце, не дождавшись меня, когда я, молодой и амбициозный, рванул за границу на стажировку.

Тогда все казалось таким радужным. Я видел невероятные перспективы, возможность учиться у лучших, расти как профессионал. Я планировал, как вернусь, стану первоклассным хирургом и сделаю Варе предложение. Куплю дом, заведу семью. Все было прекрасно, казалось, сама судьба благоволит нам. Я собирался вернуться героем и услышать заветное «да».

Но она хладнокровно растоптала все, что было. Одним коротким сообщением, одним безразличным тоном перечеркнула все наши общие мечты и планы. Попросила не писать и не звонить. Написала, что у нее другая жизнь, другие интересы… что я слишком далеко, что она устала ждать.

А потом один «доброжелатель», решивший, видимо, проявить сочувствие или, скорее, потешить свое самолюбие, прислал мне фотографию Вари, сидящую в кафе с одним из ее однокурсников. С этим недотепой в очках, Сергеем, который всегда ходил за ней хвостиком и завистливо косился на наши отношения. Они весело смеялись, держались за руки и смотрелись, как самая счастливая, самая идеальная пара на свете. Эта фотография стала последней каплей. Кинжалом, вонзенным прямо в сердце. В тот момент я потерял веру во все: в любовь, в дружбу, в человеческую порядочность.

И вот сейчас, спустя столько лет, Варя снова передо мной. И не при каких-то радостных обстоятельствах, а на грани жизни и смерти. Девушка буквально рухнула в мои объятия на парковке, словно подкошенная. Хорошо, что вовремя показала на источник боли. Потому что в ее случае время шло на минуты. Разрыв аппендикса и развивающийся перитонит – это не то, с чем можно тянуть. Я знал, что, если хоть немного затянуть, она может умереть.

Не раздумывая, я подхватил ее на руки, совсем невесомую, словно пушинку, и понес в приемное отделение. Меня не волновало ничего: ни косые взгляды персонала, ни мой новый статус главного врача, ни приличия. Я видел только ее, бледную и страдающую.

И, как одержимый, я приказал срочно готовить операционную. Отменил все плановые операции, поднял на ноги весь персонал. Главное – успеть. Главное – спасти ее. Я знал, что должен оперировать сам. Никому другому в мире я бы не доверил ее сейчас. Только я мог спасти ей жизнь. Это было мое решение, моя ответственность. И, возможно, шанс искупить хоть что-то перед ней.

Операция шла долго и мучительно. Я чувствовал, как пот катится градом по моему лицу, как сводит мышцы спины. Но я не мог остановиться. Я должен был сделать все возможное и невозможное, чтобы вернуть ее к жизни. И в этот момент вспомнился недавний разговор…

– Ох уж эта Варя, – Всю операцию вздыхал мой коллега Ремизов Виталий, заведущий хирургическим отделением, опытный, циничный и, в общем-то, неплохой мужик. – Всегда до последнего терпит. Женщины, что с них взять! Боятся врачей как огня. Хотя сама вот… врач! Еще и хирург!

Его слова отвлекали, напоминая о том, что я сейчас врач, спасающий жизнь пациентке, а не безумец, вновь встретивший свою давнюю любовь.

– Она здесь работает? – удивленно спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно, не выдавая бушующих во мне эмоций.

– Да, Любимова Варвара Александровна – один из лучших хирургов в моем отделении. Золотые руки, светлая голова. Только вот с личной жизнью у нее как-то не складывается… Все в работе, да в работе. А вы с ней случайно не знакомы? Вроде в одном нашем местном университете учились.

- Боюсь, что нет.

– Эх, на кого я сейчас столько операций переложу, – сокрушенно вздохнул Ремизов, отвлекая меня от мрачных мыслей. – Варвара у нас незаменимая. Хирург от бога, скажу я вам. Настоящий фанат своего дела.

– Не волнуйтесь, Виталий Владиславович, поставим замены. Найдем кого-нибудь на подстраховку. Все будет в порядке. Сейчас главное – ее здоровье.

Когда операция заканчивается, я чувствую себя изможденным. Такого еще со мной никогда не было. Будто из меня выжали все соки. Быстро покидаю операционную, даже не взглянув на Ремизова.

– Когда она очнется, – говорю строго дежурной медсестре, – сообщите мне немедленно! И проследите, чтобы обеспечили ей самый лучший уход. Всё, что нужно – сразу делайте.

А сам возвращаюсь в кабинет. Сажусь за бумаги, но мысли мои совсем не здесь. Они там, в реанимации, рядом с ней, с мелкой предательницей.

Если бы она меня дождалась… Если бы тогда, много лет назад, все пошло по-другому…

Но история не знает сослагательного наклонения. И вот мы здесь. В этой чертовой больнице. Снова вместе. Но по разные стороны баррикад. Я – врач. Она – пациентка.

И я не знаю, что будет дальше.

Я смотрю на телефон - десять пропущенных звонков от матери и еще столько же от бывшей жены. Игнорирую. Сейчас они – последнее, о чем я хочу думать. Кажется, моя жизнь превратилась в хаотичный вихрь, где нет ни начала, ни конца, а только сплошной водоворот эмоций и воспоминаний.

– Ярослав Андреевич, можно? – В кабинет заглядывает Виталий Владиславович. Его лицо немного встревожено, но в глазах читается профессиональный интерес. – Вашей секретарши нет на месте. А я хотел уточнить, мне вести Варвару Любимову дальше или вы сами будете?

Варвару… Одно ее имя эхом отдается в моей голове, заставляя болезненно сжаться сердце. Вести ее… Да, вот так просто. Вести, как обычную пациентку. По протоколу. Как будто между нами не было ничего. Как будто я не помню ее смех, ее глаза, полные жизни, ее прикосновения… Как будто я не помню, как она предала меня.

Глава 5

Варвара

Туман медленно отступает, словно утренний дым над рекой, и я чувствую, как возвращается сознание. Ощущения словно приглушены, как будто я нахожусь под толстым слоем ваты. Веки тяжелые, с трудом удается их приподнять. Полумрак палаты ласкает глаза после темноты беспамятства. В нос ударяет знакомый запах лекарств и дезинфицирующих средств – типичный запах любой больницы. Я здесь.

Постепенно в памяти начинают всплывать обрывки событий: утро с дочкой, школа, парковка острая боль, пронзившая живот, словно кинжал, чьи-то сильные руки, подхватившие меня…Темнота. И снова боль. Потом – тишина. Операция…

Лежу неподвижно, пытаясь оценить свое состояние. Все тело словно пронизано тонкой, ноющей болью. Дышать тяжело, каждый вдох отзывается неприятной тянущей болью в области живота. Это болит шов. Рука немеет под капельницей.

С трудом поворачиваю голову. На прикроватной тумбочке вижу свой телефон. Спасибо тебе, Юлька, моя верная подруга и коллега. Зная меня, она наверняка позаботилась о том, чтобы телефон был под рукой. Она всегда рядом, всегда готова прийти на помощь. Незаменимый человечек в моей жизни.

С трудом поднимаю руку и беру телефон. Экран загорается, и я вижу множество пропущенных звонков и сообщений. В основном от мамы и Машки. Конечно, они волнуются.

Первым делом набираю маму.

– Мам, это я, – хрипло говорю в трубку. Голос звучит непривычно, словно чужой.

– Варенька, доченька! Слава Богу! Я места себе не нахожу! Юлька позвонила, сказала, что тебя прооперировали! Что случилось? – В голосе мамы слышится столько неподдельной тревоги и любви, что у меня сжимается сердце.

– Мам, все хорошо, – пытаюсь успокоить ее. – Просто небольшой приступ аппендицита. Ничего серьезного. Сделали операцию, сейчас все позади. Не волнуйся.

– Аппендицит? Боже мой! Как же так? Варя, ты же врач, почему не обратила внимание раньше? – Мама, как всегда, немного паникует.

– Мам, поверь мне, в тот момент у меня были другие заботы. Просто не было времени думать о себе. Но сейчас все позади. Операция прошла успешно, и я иду на поправку. Завтра уже бегать буду.

– Слава Богу, – облегченно вздыхает мама. – Как я перепугалась! Обязательно приеду завтра, проведаю тебя. Не смей мне отказывать!

– Не стоит, мам, – уговариваю ее. – Здесь и так обо мне заботятся. А на тебе сейчас лежит вся забота о Машке.

- Не спорь со мной. Забота о внучке мне только в радость. Да и ей натерпится тебя увидеть. Так что мы с ней завтра обязательно приедем. И только пусть попробуют нас не пропустить! – Воинственно говорит мама.

К горлу подступает ком. Как же хорошо, что у меня есть мама. Она всегда поддержит и поймет. Без нее я бы не справилась.

– Хорошо, мам, я договорюсь. Только ты не волнуйся сильно. Я уже пришла в себя. Все самое страшное позади. А шов – это так, мелочь жизни.

После разговора с мамой прошу позвать к телефону дочку. Она – самое дорогое, что у меня есть в жизни. Мое солнышко, мой ангел, мой смысл жизни.

– Машунь, привет, это мама, – говорю я ласково в трубку.

– Мамочка! Как ты? Тетя Юля сказала, что ты заболела! – В голосе Маши слышится столько беспокойства и нежности, что у меня на глаза наворачиваются слезы. Мое маленькое солнышко, так переживает за меня. Даже сквозь телефонную трубку чувствую, как она волнуется. Стараюсь говорить бодро, чтобы не тревожить ее еще больше.

– Все хорошо, доченька. Просто немного полежу в больнице, подлечусь. Ничего страшного. А ты за бабушкой следи, ей нельзя волноваться. Бабушка у нас впечатлительная, любой мой недуг воспринимает как личную трагедию.

Нужно, чтобы Маша немного отвлекла ее от грустных мыслей. Вместе они справятся.

– Я хочу тебя увидеть! Можно я завтра приду к тебе в больницу вместе с бабушкой? Я очень-очень хочу! – Тоненький голосок дочки вызывает улыбку. Ну как я могу ей отказать? Маша – моя жизнь, моя радость. Знаю, как ей сейчас не хватает меня рядом.

– Конечно, можно, солнышко. Я скажу тете Юле, чтобы она вас провела. Тебя и так все знают в нашей больнице. Все тебя любят.

Маша часто приходит ко мне на работу, рисует в моем кабинете. Она для всего нашего отделения как талисман, маленькое чудо.

– Ура! Я завтра обязательно приду! Я принесу тебе свои рисунки и расскажу все новости! – Дочка всегда придумывает что-то новое, ее фантазия не знает границ. Уверена, она принесет мне целую галерею своих шедевров.

– Я буду ждать тебя с нетерпением, моя хорошая. А сейчас тебе пора спать. Завтра увидимся.

Время позднее, нужно, чтобы Маша отдохнула. Завтрашний день будет насыщенным.

– Спокойной ночи, мамочка! Я тебя очень люблю!

– И я тебя очень люблю, Машунь! Спи сладко. – Шепчу в трубку и чувствую, как тепло разливается по всему телу.

Завершаю звонок и прижимаю телефон к груди. Разговор с дочкой всегда наполняет меня энергией. Ради нее я готова на все. Она дает мне силы бороться и идти вперед. Она – мой главный стимул в этой жизни.

Нужно немного прийти в себя после эмоционального разговора. Расслабляюсь и привожу мысли в порядок. За окном стемнело, в палате тихо и спокойно. Только мерное потрескивание капельницы нарушает тишину. Боль даже немного отступила.

В этот момент в палату заходит старшая медсестра, Антонина Петровна. Она работает в нашей больнице уже много лет и знает меня как облупленную. Добрая, отзывчивая и всегда готовая прийти на помощь. Правая рука любого врача.

– Проснулась, моя хорошая? Ох, и напугала ты нас сегодня, – говорит она с теплой улыбкой, приближаясь к моей койке. - Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, Антонина Петровна. Спасибо, что присмотрели за мной.

– Не за что, Варенька. Мы все очень за тебя переживали. Спасибо нашему новому шефу. Сам принес и прооперировал тебя. Сказал, что был очень сложный случай. Чуть не потеряли тебя.

– Что-то мне уже все уши сегодня прожужжали о моем тайном спасителе, – улыбаюсь я. – Кто же он такой, этот герой?

Глава 6

Ярослав

Варя все еще спит, и вряд ли до утра проснется. Не буду ее тревожить. Пусть отдохнет. Ей сейчас это нужнее. А мне пора домой, в логово, так сказать. Предчувствие, как назло, поганое. Будто кошки скребут в груди.

Открываю дверь и… вот оно. Приехали. Мама восседает на диване, как королева на троне, а рядом… Лиля. Развалилась в любимом кресле отца, нога на ногу, коктейль в руке, будто она тут хозяйка. И мило так щебечет с моей матерью, будто ничего и не было. Виталина, кажется, на седьмом небе от счастья. Щеки алеют, глазки блестят. Лиля ей, наверное, анекдоты рассказывает, наверное, о нашей совместной жизни. Только мне совсем не смешно.

- Ярослав! Наконец-то ты приехал! – восклицает мама, бросаясь мне на шею. Лиля поворачивает голову, небрежно скользит по мне взглядом и выдавливает из себя улыбку. Фальшивее я в жизни не видел.

- Ярославчик! Как я рада тебя видеть! Мы тут с Виталиной Константиновной так хорошо время проводим! – мурлычет она. Голос – патока с ядом.

- Лиля? Ты еще здесь? – Спрашиваю я, переводя взгляд на мать. Мне не нравится этот спектакль. И Лиля в нем явно играет главную роль.

- Да, Виталина Константиновна любезно предложила мне погостить у вас несколько дней. Вы с Андреем Алексеевичем все время на работе, а я вот решила скрасить ее одиночество», – отвечает Лиля, невинно хлопая своими накрашенными ресницами.

- Ах, вот как. – Щурюсь я. Не ожидал от мамочки такой подставы. Хорошо же ей Лиля за весь день на уши напела. Что она ей тут наплела про счастье, брак и внуков? Классический набор для манипуляции. Хотя, чему я удивляюсь? Мать всегда любила контроль и плести интриги. Лиля – идеальная пешка в ее руках.

- Яр, а что ты так долго? - Спрашивает мама, словно я за хлебом вышел, а не за спасением человеческих жизней. В ее голосе слышится упрек, смешанный с напускной заботой.

- Вообще-то я главный врач городской больницы. - Напоминаю я, не повышая голос, хотя все

То уже начинает меня раздражать. – И сегодня мой первый рабочий день. Операции, совещания, бумажная волокита – все как полагается. Это не чаепитие с бывшей женой, между прочим.

Не буду рассказывать ей про Варю. Сейчас это только подкинет дров в костер. Да, я их познакомил, но матери не понравилась моя девушка сразу, это было написано у нее на лице. Варя для нее слишком простая, слишком искренняя. Не вписывается в ее тщательно выстроенный мир кукольного домика

- Присоединяйся к нам, дорогой. - Мурлычет Лиля, словно кошка, которая собирается полакомиться мышкой. – Давай, я сделаю тебе коктейль?

От этих слов меня передёргивает. Ее ласкательный тон звучит как издевка. Словно она пытается соблазнить меня, затянуть обратно в свою паутину. От одной мысли об этом мне становится противно.

- Спасибо, не нужно. - Холодно отшиваю ее и иду собирать вещи. Хватаю сумку, начинаю запихивать туда все необходимое: зубную щетку, сменную одежду, бритвенные принадлежности. Надо как можно скорее уносить ноги из этого змеиного гнезда.

Спускаюсь вниз. Мать видит мою сумку, и тут же устраивает истерику. Ее лицо искажается в гримасе обиды и гнева.

- Что ты делаешь? Куда ты собрался? – Кричит она, бросаясь ко мне, как разъяренная тигрица.

- В гостиницу, поживу пока что там, пока у вас гостят такие люди. – И я указываю на свою бывшую жену.

В этот момент в комнату входит отец. Вид у него растерянный и уставший. Он всегда был тихим и покладистым, старался избегать конфликтов. Но сейчас, кажется, он решил вмешаться.

- Ярослав, подожди. – Говорит он, стараясь успокоить мать. – Не надо так с мамой. Она ведь просто хочет, чтобы ты был счастлив.

- Да, Ярик! – Мама тут же обнимает меня, изображая вселенское горе. – Не уезжай. Я лично прослежу, чтобы Лиличка тебе не докучала, правда, моя дорогая.

- Конечно, Виталина Константиновна. – Говорит Лиля, но мне слышится только змеиное шипение.

Смотрю на отца. В его глазах вижу мольбу. Он действительно хочет, чтобы я остался. Ради него я готов пойти на компромисс. Но только ради него.

- Хорошо. – Вздыхаю я. – Останусь на пару дней.

Мама про свое обещание забывает в ту же самую минуту.

И Лиля, словно назойливая муха, кружит вокруг меня весь вечер. Она как тень, неотступно следующая за малейшим моим движением. То под предлогом принести чай, то с какой-то нелепой просьбой помочь закинуть чемодан на верхнюю полку шкафа. Каждый раз она оказывается рядом, навязчиво предлагая своё общество. Я игнорирую её, не обращаю внимание на её липкий взгляд и фальшивые нотки в голосе. Но она не сдаётся.

Несколько раз моя бывшая супруга делает попытки вторгнуться в мою комнату, настойчиво постукивая в дверь и заглядывая внутрь, словно что-то важное забыла. Но я остаюсь тверд, закрывая перед её носом дверь и не поддаваясь на её манипуляции. Сколько можно?

В конце концов, я не выдерживаю и хватаю её за руку, затаскиваю к себе в комнату, прикрыв дверь.

– Ты зачем сюда приехала? – Спрашиваю я, с трудом сдерживая гнев. – Моя мать, наверное, не в курсе, почему мы развелись? Или ты уже успела ей рассказать свою версию событий?

– Не начинай, Ярик, – хнычет она, отводя взгляд. – Я тебе все объяснила. Я сглупила.

– Сглупила? Это ты называешь «сглупила»? Ты меня обманула, Лиля! Жестоко обманула! – Мой голос звучит довольно жестко, но она этого заслужила. – Да, и при этом забыла, что я врач, – продолжаю я, уже тише, но с не меньшей яростью. – Придумать беременность, а потом выкидыш! Это же мерзко! Ты понимаешь, насколько это мерзко?!

Она начинает плакать, закрывая лицо руками. Это всего лишь спектакль, дешевая попытка вызвать у меня жалость. Но внутри меня что-то сжимается. Я не люблю видеть женские слезы, даже если это слезы Лили.

– Не думай обо мне плохо, дорогой, – всхлипывает она. – Я пошла на все это только ради тебя.

– Ради меня? – Мой смех звучит горько и насмешливо. – Ты серьезно думаешь, что я поверю в эту чушь?

Глава 7

Ярослав

Утром, как можно раньше, я еду в больницу, и рабочие моменты, словно змеи, сразу захватывают меня в свои холодные объятия. Новый день, новые проблемы, новые лица. И первое лицо, которое взбесило меня с первых же секунд, – это моя новая секретарша, Алиса. Наглая девица, которая, едва переступив порог моего кабинета, начала вертеть передо мной своими, откровенно говоря, весьма посредственными формами. Дешевый прием, рассчитанный на недалеких мужчин.

– Доброе утро, Ярослав Андреевич, – промурлыкала она, демонстративно склоняясь над моим столом, и выкладывая расписание на день.

Запах крепкого кофе, который она также ставит передо мной на стол, смешивается со сладковатым ароматом ее духов, раздражая своей навязчивостью. Алиса, казалось, нарочно приблизилась, выкладывая расписание так, чтобы ее грудь почти касалась моей руки. Безупречный макияж, уложенные волнами волосы – она явно потратила утро на то, чтобы произвести впечатление.

– Доброе, – сухо отвечаю я, стараясь не смотреть в ее декольте. – Алиса, прошу вас, придерживайтесь субординации. И офисного стиля…

- Я постараюсь. Если что-то вам будет надо, только позовите. – Улыбается она своей широченной белозубой улыбкой.

Лучше бы ее уволить, а себе взять нормального сотрудника, который не будет вертеть передо мной своим задом.

Но, как назло, вызванная кадровичка, Людмила Петровна, пока я подписывал приказы, шепнула мне на ухо, что Алиса – дочка какого-то важного чиновника из Минздрава. Отлично. Вот только этого мне и не хватало. Еще одной головной боли. Придется терпеть эту выскочку, пока не найду способ избавиться от нее без последствий.

Отвлекаюсь от мыслей об Алисе и решаю сходить в реанимацию. Варя. Одно ее имя заставляет сердце биться чаще. Как она? Прошлой ночью я почти не спал, все время думал о ней.

Дверь в реанимационный блок тихонько скрипнула, пропуская меня внутрь. Запах лекарств, стерильности и какой-то едва уловимой тревоги сразу же окутал, напоминая о хрупкости человеческой жизни. Медсестра, молодая женщина с усталыми, но добрыми глазами, уже ждала меня, словно чувствовала мое приближение.

– Как Варвара Александровна? – сходу спрашиваю я, встретившуюся в реанимационном блоке медсестру.

– Уже лучше, Ярослав Андреевич, – отвечает она, слегка улыбаясь. Видно, что все здесь относятся к Варе с теплотой. – Но мы все еще делаем ей обезболивание. Видимо, отсыпается наша Варя после ночных дежурств. Вот, недавно поставила ей укол, и она опять заснула. Когда вы планируете переводить ее в обычную палату? – спрашиваю я, стараясь скрыть волнение за деловым тоном.

– Сейчас посмотрю результаты анализов и решу, – коротко бросаю я и иду в направлении палаты интенсивной терапии, где лежит моя старая знакомая.

Тихо приоткрываю дверь и слышу тоненький детский голосок, словно колокольчик:

– Мамочка, ты такая у меня красивая, как же я испугалась… Ты как Спящая красавица из сказки. И где же мне найти тебе принца?

В ответ – молчание. Варя спит, умиротворенно посапывая. Я осторожно заглядываю в палату и вижу, что на кровати, рядом с девушкой, сидит маленькая девочка, и нежно держит ее за руку. У нее большие карие глаза и светлые волосы, заплетенные в косички. Она тихонько гладит Варю по ладони, и в ее взгляде столько нежности и любви, что у меня сдавливает горло.

Я стою, словно громом пораженный, не в силах вымолвить ни слова. Кто эта девочка? Откуда она взялась? Не может быть… Этого не может быть…

Собираюсь с духом и делаю шаг внутрь.

– Что ты здесь делаешь? – Тихо говорю я, замечая, как девочка вздрагивает от моего голоса. – Сюда посторонним нельзя.

Девочка поднимает на меня свои огромные карие глаза, внимательно рассматривая меня. В них нет ни страха, ни испуга, только любопытство.

– А я не посторонняя, – говорит она, словно это само собой разумеющееся.

– Ах, да? – поднимаю бровь я, скрывая рассеянность, которая охватывает меня с каждой секундой все сильнее. – И кто же ты тогда?

– Это моя мамочка, – говорит девочка просто и искренне, указывая на спящую Варю.

– Ах, мамочка, – повторяю я, словно эхо, и внимательно смотрю на девочку, стараясь найти в ней хоть какие-то черты Вари. И вижу. В разрезе глаз, в форме губ, в маленьком аккуратном носике – все напоминает мне ее. И в груди всплывает какое-то тревожное, но в то же время щемящее чувство. Неужели это возможно?

– И как зовут такую заботливую дочку? – спрашиваю я, стараясь поддержать разговор.

– Маша, – отвечает девочка, не отрывая взгляда от моего лица.

– А сколько тебе лет? – не унимаюсь я, вспоминая, сколько времени прошло с тех пор, как я видел Варю в последний раз.

– В октябре семь лет исполнилось, – отвечает Маша, и мой мир рушится в одно мгновение. Семь лет… - Когда я болею, мамочка всегда сидит рядом с моей кроваткой и даже спит вместе со мной.

Я замираю, как вкопанный, сопоставляя факты. В голове крутится миллион мыслей, и одна круче другой. Почти восемь лет назад я расстался с Варей. До сих пор перед глазами чужие и холодные слова из сообщения. А потом фото с другим… И вот теперь… эта девочка… Ей почти семь лет. Слишком много совпадений. Или я себе все придумываю?

– Знаешь, что, Машенька, – говорю я, спокойным и дружелюбным тоном, – а не хочешь ли ты выпить чаю или сока? У нас в буфете такие вкусные пирожные есть…

– Хочу, – говорит девочка, слегка улыбаясь.

– Тогда пошли, угощу тебя, – предлагаю я, надеясь, что она согласится.

– А мне мама не разрешает с незнакомыми дядями уходить, – говорит Маша, отводя взгляд.

– Ну, как это я незнакомый? – смеюсь я, стараясь разрядить обстановку. – Я тоже здесь работаю, я начальник твоей мамы – Ярослав, главный врач этой больницы. И пойдем мы с тобой в наш больничный буфет, он совсем рядом, чтобы ты далеко от мамы не отходила. Там все наши врачи и медсестры чай пьют.

Девочка смотрит на меня с сомнением. Видно, что она хочет пойти со мной, но боится ослушаться маму.

Глава 8

Варвара

Что за черт! Почему даже во сне я слышала голос своего бывшего. Открываю глаза – в палате тишина. Белые стены, капельница, писк аппаратуры. Знакомая картина, на которую уже тошно смотреть. Снова больница. Этот запах хлорки, смешанный с лекарствами, въелся в кожу, в волосы, в самосознание. Кажется, даже дышать им скоро не смогу. Мерное пищание монитора действует на нервы хуже зубной боли, а капельница, воткнутая в вену, напоминает о моей беспомощности. Хочется вырвать ее с корнем, вскочить с кровати и бежать, бежать куда глаза глядят, подальше от этих стен, от этих врачей, от этой тоски. Но тело не слушается, оно словно чужое, тяжелое и неповоротливое.

Дверь распахивается, и заходит Юлька, яркая, как вспышка солнца в этом царстве стерильности. Она всегда такая, моя Юлька. Волосы выкрашены в какой-то немыслимый розовый цвет, на лице тонна косметики, но все это ей идет. Она – глоток свежего воздуха в этой затхлой атмосфере.

– Проснулась, спящая красавица? – улыбается она, и от ее улыбки становится немного легче. – Как ты себя чувствуешь?

– Да, не могу больше здесь лежать, когда меня уже в палату переведут. Кажется, схожу с ума от этого однообразия.

– Ну, считай, что эта твоя вип палата, за особые заслуги перед больницей, – смеется Юля. – Тебе что, плохо здесь? Ты отдыхаешь, о тебе все заботятся. Кормят, поят, уколы ставят. Красота!

Я кривлюсь. Красота, конечно, сомнительная. Но спорить с Юлькой бесполезно, она всегда видит во всем хорошее. Может, и мне стоит у нее поучиться?

Мы болтаем ни о чем, о погоде, о работе, о ее новом увлечении – вязании крючком. Юлька увлеченно рассказывает о том, какие салфетки у нее получаются, показывает фотографии на телефоне. Пытаюсь изобразить заинтересованность, хотя на самом деле мне совершенно все равно. Все эти петли, столбики, накиды – это не для меня. У меня и с иголкой-то отношения натянутые.

Пытаюсь выкинуть из головы обрывки дурных снов, но бывший, как назойливая муха, жужжит где-то под коркой сознания. Его голос, его взгляд, его поцелуи, его объятия... Зачем он мне приснился? Что он хочет? Прошло уже столько времени, а он все никак не оставит меня в покое. Словно привидение из прошлого, он преследует меня даже во сне.

Тут в палату заходит старшая медсестра, Антонина Петровна, с вечной тревогой на лице.

– Ой, я думала Маша к вам ушла, а ее и здесь нет, – испуганно спрашивает женщина, оглядываясь по сторонам. Мое сердце делает кульбит. Маша? Моя дочь здесь? Это как удар под дых, как ледяной душ, который окатывает с головы до ног.

– Маша? Она здесь? – спрашиваю я, а от волнения уже и руки начинают трястись. Голос срывается, превращаясь в невнятное хрипение. В голове – хаос. Как, зачем, почему?!

– Да, я ее привезла с тобой повидаться, – говорит Юля. В ее голосе слышится легкая виноватость. – С утра заехала за ней. Хотела тебя порадовать.

Порадовать? Господи, Юля, да ты меня сейчас до инфаркта доведешь!

– А потом меня вызвали на совещание, и я оставила ее у Антонины Петровны… – продолжает Юля, запинаясь. Вижу, как она нервно теребит край своего яркого шарфика.

– А я отвлеклась, и Машуля убежала от меня, я решила, что она пошла к тебе, – подхватывает Антонина Петровна, виновато опустив глаза. – По пути я показала ей палату, где ты лежишь. Сказала, что как только ты проснешься, мы сразу тебя навестим. Она так обрадовалась…

Женщины переглядываются, и я чувствую, как внутри все обрывается. Маша… одна… в больнице… Моя маленькая девочка, такая доверчивая и любопытная, бродит одна по этим лабиринтам коридоров. Надеюсь, охрана не выпустит ее на улицу. Боже, только бы с ней ничего не случилось.

Резко вскакиваю с кровати, срывая капельницу. Игнорирую предостерегающий крик Юли, не обращаю внимания на испуганные взгляды Антонины Петровны. Морщусь. Боль пронзает руку, кровь начинает просачиваться сквозь повязку, но сейчас это неважно. Важнее Маши нет ничего на свете.

– Так, Юля, и где моя дочь? – мой голос звучит резко и требовательно. В нем нет и следа той слабости, которую я чувствовала еще минуту назад. Сейчас я – мать, готовая на все ради своего ребенка.

– Тише, Варенька, сейчас мы с Антониной Петровной ее найдем, а ты лежи и не волнуйся, – пытается успокоить меня Юля. – Далеко она точно не убежала. Может, в холле у аквариума рыбок смотрит или в буфет пошла. Она же у тебя такая любознательная.

Любознательная! Вот именно это меня и пугает! Она может залезть куда угодно, увидеть что угодно. Боже, о чем я только думала, когда позволила ей здесь оказаться!

– Нет, я сама пойду, – отрезаю я, игнорируя Юлины протесты. – Я должна ее найти!

- Варь, лежи и не волнуйся. – Приказывает мне Юля. – Я не буду больше повторять, а привяжу тебе к кровати.

– Кто это у нас тут волнуется? – раздается противный, липкий голос заведующего отделением, Ремизова.

– Ой, Виталий Владиславович, это вы! – говорит Юля, явно стараясь его задобрить. – Вы случайно Варину дочку не видели в коридоре?

– Нет, это вообще-то реанимация, Гусарова, и детям здесь быть не положено. И вам тоже. Покиньте помещение!

Юля подмигивает мне и выходит. Я остаюсь один на один с Ремизовым, и меня охватывает неприятное предчувствие.

Ремизов подходит ко мне близко, слишком близко. Откидывает прядь волос с лица и легко проводит рукой по моему лбу, а затем и по щеке. Его прикосновение вызывает отвращение. Хочу оттолкнуть его, но тело словно налилось свинцом.

– Так, температуры вроде нет. Скажу, чтобы тебя перевели в обычную палату. Как ты, Варя? – вкрадчивый тон Ремизова, будто патока, обволакивает меня, а от его сладости хочется выплюнуть все обратно. Ловит мои пряди, якобы для того, чтобы прикоснуться ко лбу, но я чувствую, что это лишь предлог, чтобы нарушить личное пространство. Будто он – опытный хищник, вычисляет границы допустимого, пробует почву.

– Как будто мне вчера сделали операцию, Виталий Владиславович, – отвечаю я, оставаясь вежливой, хотя внутри все клокочет от отвращения. Вижу, как у него дергается уголок губы. Чувствует, что меня не провести его дешевыми уловками.