Орлиный Приют

Пролог

Гроза ползла медленно, лениво, огрызаясь глухими громовыми раскатами и затягивая вечернее небо низкими тяжёлыми тучами. Над городом ещё догорал закат, но глянешь вдаль, на горные вершины, – а там черным-черно. И с каждой минутой становилось всё темнее, и в тучах уже вспыхивали серебристые огни молний.

Мастер Шьян, глава Колдовского ведомства, закончил изучать документы, закрыл папку и убрал её в тумбочку. Прислушался к ворчанию грома, встал из-за стола и повернулся к окну. Гроза в горах – дело опасное... Тучи спускались с вершин чёрным туманом, затопляя улицы, молнии били в крыши домов и дороги, а дождевые ручьи мгновенно разрастались до быстроводных горных речек.

Успеет ли он вернуться домой?.. С одной стороны, лучше не рисковать. Ленивая поступь грозы весьма обманчива, и едва выйдешь на улицу, как наверняка хлынет дождь (и хорошо, если обойдётся без молний). С другой же... Осенние грозы имеют противное свойство затягиваться на несколько дней, а дожди – на недели. Которые приятнее коротать у домашнего очага, а не на работе. Тем более человеку в возрасте.

Старый колдун выглянул в окно. Тишина. Безветрие. Замершие жёлто-рыжие деревья. Неподвижные опавшие листья на древней брусчатке. Опустевшие узкие улочки. В окнах жилых домов напротив мелькают тени людей – и ставни ещё не закрыты. И гроза кажется очень далёкой – даже до Двузубой горы пока не добралась.

Решено. До дома всего ничего – две улицы. Он даже пару дел по дороге успеет сделать. На его попечении двое умирающих, о которых тоже необходимо позаботиться до грозы. Об одном точно.

Мастер Шьян закрыл сначала ставни, а потом окно. Задёрнул шторы. Набросил на плечи пальто, взялся за трость и, прихрамывая, покинул кабинет. Тщательно запер дверь. Оделся. И поковылял по длинному сумрачному коридору к лестнице. Ох уж этот третий этаж и больное колено – точно к сырости разнылось да к дождю...

Сотрудники, конечно, давно разбежались по домам, но мастер привычно заглянул в шкафчик для ключей, что висел рядом с входной дверью. Да, все ключи сданы – кроме одного. Но ключ от кабинета главы Колдовского ведомства всегда находился при нём. Слишком много тайн хранят его шкафы, тумбочки и ящики стола. Недавно один местный деятель покусился на запретное... осталось только захлопнуть мышеловку. Но для этого деятель обязательно должен воспользоваться своим ключом.

Старый колдун вышел из ведомства и закрыл входную дверь. Шепнул заклятье, и на древнем сером здании на мгновение проступила тёмная паутина защиты. Мастер Шьян удовлетворительно кивнул: всё на месте – и от подтоплений защита, и от молний, и от проникновения чужаков. На всякий случай.

На улице по-прежнему было пустынно и тихо, лишь гром (вроде бы) рокотал чуть громче и чаще. Однако колдун не медлил – удобнее перехватил трость и похромал по дороге так быстро, как позволяло колено. Он родился и вырос в Орлином Приюте и много раз убеждался в правильности местного закона: при первых же признаках грозы беги домой или под любую ближайшую крышу, пока не поздно. Ибо оно может случиться прямо сейчас.

Но – дела, ещё же дела...

Тьма накрыла внезапно. А ведь только что в стёклах домов горели закатные искры, только что казалось, что время ещё есть... Но горная гроза, как хищный зверь, долго и осторожно кралась к своей жертве, а в нужный момент прыгнула, разом преодолев огромное расстояние и погрузив Приют во мрак. И очертания домов пропали из виду. Растерянно и тревожно замигали колдовские фонари вдоль дороги. Воздух сгустился и стал душным, осенне-горьким. А в небе яростно громыхнуло.

Мастер Шьян торопливо запалил светильник, свернул с дороги и поковылял к ближайшему дому. За спиной колдуна полыхнула молния. Его заметили, и дверь распахнулась. На крыльце загорелся яркий золотой светильник, и от него к старому мастеру побежала путеводная тропа.

Колдун или колдунья... И дойти-то всего ничего...

Но в тот момент, когда мастер Шьян толкнул калитку, что-то случилось. Сначала погасли все огни – и его светильник, и путеводный, и колдовские фонари вокруг дома. Потом позади снова сверкнула молния. И в полном безветрии старого колдуна сбило с ног... нечто.

И опять ударила молния.

Глава 1. Письма

Первой мама писала нечасто. Обычно это Алья писала ей по вечерам, когда возвращалась с работы, – так, мол, и так, всё в порядке, жива-здорова. И примерно то же самое вскоре приходило от мамы. И когда сегодня утром, едва проснувшись, Алья увидела на прикроватной тумбочке письмо, то сразу подумала о новом заказе. И лишь рассмотрев на конверте размашистый почерк матери, напряглась.

Дома что-то случилось...

Она аккуратно развернула помятый лист и пробежалась глазами по неряшливым строчкам. Отложила письмо. Обдумала. Снова расправила листок и медленно перечитала.

Мама, как обычно, говорила только по существу.

«Дочка, беда у нас. Нынче утром главу Колдовского ведомства, мастера Шьяна, нашли мёртвым на Обходной дороге. Он не успел домой до грозы, попал под удар молнии и обгорел до неузнаваемости. Однако наши колдуны уверены, что молния ударила в уже мёртвое тело – мастер отчего-то истёк кровью. Быстро и насмерть. Подробностей не знаю, некогда. Потому что не всё это.

Нынче же утром не проснулись его замы. Все трое – и твой отец тоже. Не проснулись – в том смысле, дочь, что они живы, но спят каким-то странным сном. Лихорадочным. Их трясёт, и они бредят, словно больны, хотя точно здоровы. Их все наши целители проверили – здоровы. А проснуться не могут. И колдуны их разбудить не могут. Говорят, похоже на странное проклятье или воздействие. Будто бы им запрещают просыпаться, но они борются с чужим колдовством, как с болезнью, и оттого у них признаки лихорадки.

А ещё... Кто-то вскрыл древние гробницы в долине Теней. Те, знаешь, четыре – которые самые старые и с орлами у входов и на крыше. Орлов теперь там нет. Входов тоже – каменные порталы и двери сначала разворотили, а потом обломками засыпали. И зачем...

Альяра, дочка... приезжай. Ты сыскная колдунья с большим опытом работы. Наши сыскники, конечно... сыскники. Но ты же знаешь Орлиный Приют. У нас тут преступление случается раз лет в пятьдесят – если с ближайшего рудника сумеет удрать очередной ушлый каторжник. У наших очень мало опыта. Приезжай. И ради меня тоже.

Люблю».

Алья снова отложила письмо. Мама – женщина честная, прямолинейная, трезвомыслящая и совершенно не склонная ни к истерикам, ни к преувеличениям. Значит, за быстрым сухим изложением фактов кроется настоящая беда – и, кажется, настоящее преступление. Которые в Орлином Приюте действительно большая редкость, если не сказать невидаль.

«И ради меня тоже».

Да, даже если приютские сыскники откажутся от сотрудничества, она поможет родителям. И если откажутся... Кто ей запретит бродить по окрестностям, беседовать со знакомыми, размышлять над увиденным и услышанным? А после делиться сведениями с единственным журналистом (и заодно редактором) приютского «Сплетника»? Хотя обычно от её общества сыскники не отказывались – они интересовались любым опытом.

Кроме, правда, главы приютского Сыскного ведомства. Оный был очень стар и слегка подвержен предрассудкам. Например, при виде Альи частенько вспоминал вслух о том чудесном времени, когда женщинам-колдуньям разрешалось работать только целителями. А что с тех пор прошло уже лет сто и времена давно изменились (а в «большом мире» Севера ещё раньше, чем в затерянном среди гор Приюте)...

Ладно. Сначала – добраться до дома.

Алья отслужила в Сыскном ведомстве города Лихоречье десять лет, поэтому умела собираться очень быстро. Быстрее, чем на пожар. Туманы и воды колдовских рек Севера поглощали практически все заклятья и стирали действие зелий или амулетов в считанные минуты, и чем раньше колдун окажется на месте преступления, тем больше у него шансов найти следы. Она успевала почти всегда.

Через десять минут, умывшись, одевшись в дорожное платье, скрутив короткие светлые кудри в пучок и соорудив завтрак, она склонилась над рабочим столом и набросала маме ответную записку. Руки слегка подрагивали – лишь сейчас, окончательно проснувшись, Алья осознала, что может не успеть к отцу, ведь от Лихоречья до Орлиного Приюта больше недели пути лодкой. А колдовской протокой – почти три дня.

Почти три дня...

Великие реки, хоть бы колдуны не ошиблись, хоть бы это было обычное воздействие... Без постоянных обновлений оно слетает с человека довольно быстро... но не в приютские грозы. Которые вмешиваются в любые заклятья, усиливая их действие. И когда в таком случае воздействие спадёт... неизвестно. Но оно хотя бы безопасно и даже через луну человек очнётся в здравом уме. А вот если всё же это неизвестное (то есть древнее) проклятье...

Что же случилось-то?..

Алья разбила на столе склянку с чёрной водой и бросила в лужицу записку. Лужа сразу испарилась вместе с письмом – всё, отправлено. И даже уже в маминых руках. Теперь – карта проток. И сырная булка с чаем.

Карта выплеснулась на стол из второй склянки и расползлась по его поверхности, подобрав под себя рабочие папки и справочники. На карте проток не рисовали ни острова, ни материки, ни реки, ни крупные города. Их заменяли пронумерованные кружки и галочки в тех местах, где Алья ставила свои метки. Каждый год, отправляясь в отпуск, она исследовала новые пути в Орлиный Приют и искала самый короткий. И спустя семь лет нашла.

Зачем? При здоровых и отнюдь не старых родителях-колдунах, обитающих в самом, наверное, тихом месте Севера, поиски кратчайшего пути в отчий дом казались пустой тратой времени. И тогда Алья говорила себе, что просто путешествует, – не всё же сидеть сиднем в одном городе. Заодно и к другим Сыскным ведомствам присматривалась – вдруг надоест жить в Лихоречье? А оно вон как обернулось.

Глава 2. Заинтересованное лицо

Отец выглядел неважно – осунулся, нос заострился, кожа ссохлась и пожелтела, в светлых волосах белела седина, а крепкие руки стали худыми, похожими на птичьи лапки. Его состояние менялось каждые десять-пятнадцать минут – он то погружался в глубокий сон, то вдруг начинал тяжело дышать и судорожно сжимать простыни, то метался и что-то бормотал.

– Я сделала несколько слепков, но что он говорит, непонятно, – тихо сказала мама и достала из кармана синего домашнего платья пару склянок. – Посмотри. Иногда вроде ругается, а иногда словно просит. Но чаще всего это просто... вот как сейчас. Просто бормочет.

Мама была далека от колдовства – из древнего, но давно иссякшего рода колдунов. Она отлично разбиралась в зельях и травах, но теорию колдовства в юности изучала мало, полагая, что её род навсегда утратил способность передавать дар, а на неё, по сути обычного человека, сильный колдун даже не взглянет. А отец и взглянул, и даже сразу влюбился. Что подвигло маму на самообучение, но ненадолго – в итоге она погрузилась в домашнее хозяйство и воспитание единственной дочери.

– При длительном воздействии такое часто бывает, – Алья отпустила холодную отцовскую руку и взяла склянки. – Колдун не может с ним смириться и пытается дать отпор. Слова мы используем редко, но иногда... остаются только они.

...как видимость хоть какого-то действия. Без силы, с застывшим даром, они, конечно, совершенно бесполезны.

За неимением свободного места (и тумбочка, и столик, и подоконник, и даже стулья пестрели флаконами, а в спальне стоял стойкий запах зелий) Алья села на коврик и вылила содержимое склянок на пол. На склянках темнели подписи – «День 1», «День 2», – а вот их содержимое ничем не отличалось. Та же постель – и тот же отец, исхудавший, бормочущий.

– Его прокляли вечером, – уверенно сказала Алья, изучив мечущиеся изображения в тёмных лужах. – Любое проклятье, и обновляемое воздействие тоже, выпивает основную силу, чтобы лишить способности сопротивляться, часов за шесть-восемь. Папу прокляли, когда он возвращался с работы.

...или всё-таки на работе, в Колдовском ведомстве. Как и остальных замов, и главу.

– Целители сказали то же самое, – мама вдруг расслабилась, словно не очень-то доверяла местным колдунам. – Что ночью оно незаметно пило силы, а ближе к утру ударило.

Алья собрала изображения в склянки и передала их маме. Снова села на край постели и взяла отца за руку. Пугающе дрожащая и ледяная... Всего-то за сутки заклятье превратило здорового цветущего мужчину, одного из сильнейших колдунов Орлиного Приюта, в измученного болезнью старика.

– Что целители прописали? – она потёрла ладони, призывая воду, и кожа пальцев набухла крупными чёрными каплями.

– Зелья, – мама осторожно коснулась флаконов. – Восстановительное, укрепляющее и сонное, чтобы снизить частотность метаний. Пока неясно, что это за дрянь – то ли что-то древнее и неизвестное, то ли изменённое грозой, – только зелья. По две капли каждого через два часа, включая ночные.

Да, и мама выглядела не лучшим образом – словно тоже под «грозовое» воздействие попала. Но, как и отец, крепилась, а зелёные глаза из-под взъерошенных светлых кудрей смотрели упрямо, с вызовом.

– Этого мало, – Алья сжала пальцы, и тёмная вода свилась в ручеёк, поползла по отцовской руке. – Надо постоянно питать дар, иначе он иссякнет.

– Целители не рискнули. Сказали, слишком сложное заклятье, – мама встревожилась. – И тебе нельзя. Ты же не до конца восстановилась.

Ручеёк обвил худое отцовское запястье и вернулся к Алье, замкнув кольцо, которое сразу же набухло чёрной водой. И крупные капли потекли от дочери к отцу.

– Можно. Заклятье не сложное, оно затратное – для чужаков. А для родственной крови и силы – нет. Не переживай, мам. Это мне целители рассказали, пока я в больнице валялась. Оно затратное, потому что кровь чужая – и сила чужая. Идёт отторжение, и из десяти капель принимается едва ли одна. А родственная принимается вся.

И верно – ни одна капля не стекла на постель, всё впитывалось в кожу. И с каждой минутой отцовское лицо разглаживалось, светлело, здоровело, а руки теплели. Минут через десять он вздохнул, как хорошо пообедавший человек, расслабился и уснул – спокойным здоровым сном.

– На два-три дня хватит, – Алья разорвала кольцо и втёрла в ладони остатки воды. – Ты же со всеми замами мастера Шьяна знакома? Напиши их семьям. Если они не знают это заклятье, я научу. Оно простое, даже ребёнок-колдун справится. И оно наверняка сохранит дар проклятого.

– Напишу обязательно, – мама посмотрела на неё с внимательным прищуром и велела: – А теперь обедать и в постель. Хотя бы часа на два. Даже не надейся сегодня же расследованием заняться. Если не отдохнёшь с дороги, завтра вообще не встанешь, и ты сама это знаешь. Глава Сыскного ведомства теперь ночует на работе. С ним ты сегодня поговорить успеешь... если отдохнёшь.

Алья согласно кивнула и с трудом подавила желание немедленно наведаться к сыскникам. Год восстановления сказался на её состоянии не лучшим образом – она отвыкла от нагрузок, уставала быстрее обычного и по-прежнему при утомлении засыпала на ходу. А тут – два с половиной дня трудного перехода.

– Не переживай, пап, мы тебя вытащим, – шепнула она, точно зная, что отец всё слышит, и встала.

Переодеться с дороги, помыться...

Глава 3. Встреча

Мама ни о чём не спрашивала – ни вечером, когда Алья вернулась домой, ни утром. Молча накрывала на стол, улыбалась и сразу же уходила к отцу. А утром лишь одно сказала: обоим пострадавшим замам – мастерам Гьятту и Сьюрсу – помощь колдуна в сохранении дара не нужна. Первому помогают братья, а ко второму вчера из Камнеполья приехал младший сын, тоже колдун, и вовремя заметил беду.

Алья вычеркнула из внутреннего списка дел помощь пострадавшим, проверила состояние отца и собралась в гробницы. Пешком – ибо, как и покойный мастер Шьян, любила думать на ходу. До долины Теней два часа пути – через город, к Поющим гротам и подгорному проходу, через рукотворные пещеры и каменистую пустошь. А вот обратно – протокой. Мастер Эвьил назначил совещание на послеобеденное время, то есть к часу дня надо вернуться в город.

– Мам, я ушла! Не знаю, когда вернусь, так что не теряй!

– Обед с собой возьми – в «холодном» шкафу, – отозвалась мама из спальни. – Жёлтый свёрток в нижнем ящике. И воды набери. В долине Теней, сама знаешь, ничего, кроме пыли и древних камней.

– Спасибо!

На сыскной работе Алья привыкла обходиться без обедов, но здесь мама этого не допустит.

Из дома она вышла, едва рассвело – и едва солнце заискрило на снежной шапке горы Двузубой, а сизо-серое небо погасило звёзды. По тихим улицам ещё бродил прохладный и сырой сумрак, но день обещал быть солнечным, тёплым.

– Ты помнишь, что в долине Теней всегда холоднее, чем здесь? – строго спросила с балкона мама. – Шапку взяла?

Алья обернулась и подняла сумку с привязанным к длинному ремню синим шарфом.

– Да, не переживай.

Дети и в тридцать лет для родителей остаются детьми, особенно если временно проживают с ними под одной крышей.

Она помахала маме и быстро зашагала по старой тёмной брусчатке вдоль притихших чёрно-серых домов.

***

Покойный мастер Шьян был мужчиной крупным, сильным. И дар в нём не иссяк – сила (и очень много силы) бродила по крови, отчего мёртвое тело время от времени мелко подёргивалось. Прежде чем приступить к изучению ран, Алья засекла время и отметила, как часто случались судороги – каждые восемь минут. А это значит, что силы в главе Колдовского ведомства на момент смерти хватало. Он даже от молнии смог бы защититься – во всяком случае, отделался бы лёгкими ожогами.

Хотя обожгла колдуна вовсе не молния. И от этого заклятья действительно трудно защититься, если не тренироваться (как делали сыскные колдуны) долго и целенаправленно.

Проводивший опознание и изучение колдун слил в склянки три слепка. На первом – скрюченное, покрытое копотью, вздрагивающее тело. На втором – оно же, но с заклятьем опознания: оное «смыло» копоть и показало то, что находилось под ней – кожа в царапинах и крови, живого места нет. На третьем – мастер Шьян без копоти, царапин и одежды, с длинной цепочкой выколотых знаков быстрого разложения на левом предплечье.

В первую очередь Алья отметила именно знаки. И сразу вспомнила, что рассказывал о мастере Шьяне отец – глава колдовал левой рукой. Все дела делал правой, а вот колдовал только левой. Если бы он наносил на себя знаки сам, цепочка находилась бы сейчас на правой руке. Значит, не сам. Значит, кто-то очень не хотел, чтобы тело старого колдуна нашли и исследовали. Он тоже находился под сложным длительным воздействием несколько дней? Знаки уже успели зажить, им неделя, не меньше. А глава их не заметил.

И тот, кто это сделал, или не знал об особенностях мастера Шьяна (надо спросить у Дьюта, многие ли знали), или второпях забыл. Или нарочно сделал знаки на левой руке – ложным следом, чтобы никто не заподозрил близко знакомого человека. Местного.

Кто пустил слух, что глава нанёс знаки сам?

Кстати. Мастер Жьюсс написал, что старый колдун всю неделю перед смертью вёл себя странно. Вот и ответ – воздействие. Или всё то же подчиняющее проклятье, из-за которого спят его замы. Из-за которого он и нарушал свои вековые правила, забывал о старых привычках.

Далее – царапины. С порезанными мертвецами Алья имела дело почти так же часто, как с задушенными (то есть немногим реже, чем с утопленными), и без колдовства давно умела определять, какой именно нож использовался – кухонный, охотничий, военный, лекарский, из набора писчих принадлежностей или самодельная заточка.

Или же когти.

В Музейном ведомстве под заколдованным стеклом хранились куски кожи первых обитателей местных гор. Кости и вещи постоянно находили после обвалов в Орлиной долине, а почти целые тела – после схода ледников в окрестных долинах. Тела захоранивали, но прежде с них срезались куски кожи со старыми знаками или ранами. Так все обитатели Приюта с детства знали, как выглядит нападение горного орла – по рваным ранам на срезанных кусках кожи.

Алья мысленно сравнила исцарапанную «музейную» кожу и раны на теле мастера Шьяна. И не нашла видимых отличий. А успел ли колдун измерить глубину ран... потом будет понятно из отчёта. Сначала она хотела составить своё мнение о случившемся.

И последнее – гарь на коже. Ожогов нет – ни одного. То есть использовался так называемый «безопасный огонь». Одно из распространённых заклятий сыскных колдунов. Алья и сама часто к нему прибегала, когда выкуривала преступников из убежищ – вспыхнувшая одежда вызывала приступ паники, и люди или выскакивали из укрытий за помощью, или на время забывали об обороне, или обозначали себя и показывали, где именно прячутся. Для кожи и волос огонь не представлял опасности, но почти полностью сжигал одежду – и человек покрывался слоем копоти.

Глава 4. Легенды Приюта

Мастер Ирьян, чтоб его, оказался прав во всём – Алья перетряхнула Сыскное ведомство, опросила под правдой всех сыскников в количестве десяти человек, но зря. Итог: никто ничего не видел, никто ничего не знает. Посторонние не заходили, сыскники ушли в семь вечера, дежурный – в восемь, а мастер Эвьил так заработался, что написал жене записку: «Не жди сегодня» и остался ночевать в ведомственной гостевой комнате. Где его и обнаружил рано утром помощник-колдун – спящего, трясущегося и бормочущего.

Алья проверила – да, все признаки воздействия, один в один как у её отца. А после она обосновалась в первом попавшемся кабинете, достала пачку бумаги, склянки с чернилами и перо и по памяти восстановила все детали опросов. Хвала рекам, успела – и прибежать в Орлиный Приют, и ознакомиться с делом... Да и на память никогда не жаловалась.

Когда Алья дописала последний отчёт и подняла голову, то обнаружила сидящего напротив колдуна – помощника мастера Эвьила. Мастер Ньерс склонил седую голову и негромко сказал:

– В последние дни начальник был слишком подозрителен – до крайности. Заметила?

Алья вспомнила вчерашний разговор – «Я подозреваю всех. И иногда даже самого себя» – и кивнула.

– Мастер грубоват, но добродушен, – продолжал мастер Ньерс. – В первые два дня он с пеной у рта защищал своих, а потом вдруг пошёл на попятную и сделался невыносимо подозрительным. Даже заставил меня проверить на правде самого себя. В общем-то, нелишне, ибо у нас воздействие или же иное странное колдовство. Он мог что-то сделать и забыть. Но мне это показалось подозрительным. И знаешь, я ждал подобного. Выходит, воздействие – будем считать наше проклятье воздействием, пока не получим опровержения, – меняет поведение человека в любом случае, при любой степени внушаемости. А если человек ещё и в шоке...

– Вы считаете, что я следующая? – прямо посмотрела Алья.

– Преступник до желаемого не добрался, – колдун сделал тот же вывод, что недавно мастер Ирьян. – Ему всё ещё что-то нужно... или очень не нужно. Своего он достиг, но вот ваши изыскания ему не нужны. Да, Алья. Все, кто ищет, – следующие.

– И защиты никакой нет... – она резко смяла чистый лист.

– Вот именно поэтому мы с тобой сейчас и беседуем, – мастер Ньерс наклонился и тихо сказал: – Вспомни, почему наш город называется Орлиным Приютом. И вспомни, как он назывался прежде.

– Город-под-крылом-орла, – Алья отлично помнила старые сказки. – Не все орлы нападали. Некоторые помогли людям выжить. Поэтому орлы у нас повсюду – изваяниями, рисунками...

– ...артефактами, – улыбнулся колдун. – Думаю, тебе стоит попросить о помощи. Попробовать-то можно. Лично мне он однажды помог.

– Как?..

– Когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, я вернулся в Приют таким же, как ты, – мастер Ньерс поморщился от неприятных воспоминаний. – Почти таким же, Алья. Иссякшим. Полубезумным. И однажды – в отчаянии, в момент просветления – я попросил вернуть мне разум. Просто разум. А мне вернули заодно и силу – в одну ночь мой мёртвый дар ожил. Алья, нельзя, чтобы и ты слегла. Мастер Эвьил – это знак нам: оставьте, не ищите никого, не то рядом ляжете. Навсегда. Понимаешь? Наши уже боятся, я слышал. И в Колдовском ведомстве тоже. Если и тебя... Мы никого не найдём – мы просто побоимся искать. Я больше не имею права просить о помощи. Остальные наши, уверен, тоже хоть раз да просили. И получили. А повторно нельзя. В смысле просить-то можно, но ответа не будет. Артефакт помогает лишь раз. И если ты не просила... Твоя очередь.

– Он же не за этим... – Алья запнулась. – Злодей. Не за нашим же защитником... Нет?

– Защитник слишком велик, чтобы его кто-то смог украсть, – колдун усмехнулся. – И слишком силён. Кстати, пару лет назад его действительно пытались украсть. Одна наша девица познакомилась по переписке с колдуном из Красноречья, и тот приехал в гости. Девица ему все уши прожужжала легендами – и про защитника тоже. И парень решил его утащить.

Алья фыркнула: ну-ну...

– Конечно, у него ничего не вышло, – подтвердил мастер Ньерс. – И нашли мы этого смельчака в парке едва живого, с помутившимся рассудком. Мастер Жьюсс потом длинную статью о несостоявшейся краже написал, добавив обоснования из легенд и, разумеется, всё приукрасив и преувеличив. И теперь-то точно все знают: защитника и сотня колдунов не украдёт. Поэтому – нет. Но у нас хватает и других сокровищ.

– И если преступник не добрался до тех, что хранит мастер Шьян, то начнёт искать... семейное? – Алья вспомнила вроде бы невзначай заданный приезжим сыскником вопрос: «Могут ли какие-нибудь древние ценности храниться у обычных людей? У местных?»

– Едва ли не у каждой семьи есть своя «орлиная» реликвия, – кивнул колдун. – Вопрос лишь в её ценности. И известности.

– «Сплетник», – Алья сложила восстановленные отчёты в папку. – Спасибо, мастер.

– Мы поможем тебе во всём, – мастер Ньерс встал. – Я тоже читал отчёты. И, как ты знаешь, это я осматривал тело мастера Шьяна и делал первые слепки с трупа.

Алья сразу поняла намёк. Помощник втихую сделал дополнительные слепки! Для себя!

– Перешлите мне всё почтой, пожалуйста, – она тоже встала и спрятала папку в сумку. – И размножьте всё, что у вас есть. Десять дополнительных слепков, двадцать... Нельзя снова всё потерять. Нельзя, чтобы ключи к материалам опять оказались у проклятого.

Глава 5. Дело старого колдуна

Совещание, несмотря на выбывшего из строя мастера Эвьила, никто не отменил – Алья получила письмо от Бьёна, когда заканчивала сбор древних костей. Так и не разгадав тайну голубых искр, которые сверкали во всех четырёх гробницах и были видимы лишь ей, она пешком отправилась в Приют, по пути рассказывая начальству о мастере Шьяне. Двух часов как раз хватило, чтобы ввести мастера Ирьяна в курс дела.

Правда, в городе сыскник, прихватив папку с восстановленными отчётами, первым делом рысью устремился к «Трём перьям» – и к обеду. Алья же заглянула домой – переодеться к совещанию и быстро глотнуть горячего чаю. А после полчаса бродила по крохотному осеннему парку за гостевым домом «Три пера», ждала начальство и копалась в своих знаниях.

Что же это за искры-то такие? Откуда они взялись? Почему колдовство их не определяет – ни предметом, ни следом заклятья... вообще ничем. Они словно солнечный блик на речной воде – видимый, но несуществующий.

Да, Обходную дорогу и местные улицы мостили искристым камнем – чтобы и в грозу, и при отказавших фонарях не уйти в лес и не пропасть там. Но это колдовской камень, созданный опытным путём. Отец как-то принёс из Колдовского ведомства пару мелких искристых камней, и Алья собственноручно их расковыряла, дабы добраться до искр – и добралась. До крохотных сияющих зёрнышек, похожих на осколки стекла. Которые и вплавляли в обычный камень. И никакие туманы, никакие грозы были им нипочём, хотя колдуны на всякий случай постоянно обновляли на дорогах защиту.

Голубые искры из пола гробниц вытащить не получилось. То есть это что-то иное – не камень, не заклятье, не артефакт... Не пойми что. И имеет ли оно отношение к делу?

Ладно, запомнить и при случае поговорить с местными колдунами.

Мастер Ирьян напомнил о себе через полчаса – вышел из «Трёх перьев» с папкой под мышкой и не поленился заглянуть в парк.

– Я готов, – сообщил он бодро. – Хорошее дело. Интересное. С удовольствием возьмусь. Кстати, а с кем мне договор заключать, если мастер Эвьил... не может?

***

Мастер Ньерс собрал сыскников и ведомственных колдунов в большом зале совещаний на третьем этаже. За длинным овальным столом сидели, шурша бумагами и тревожно перешёптываясь, пятнадцать человек.

Алья устроилась на свободном стуле, оглядела собравшихся и нахмурилась: Дьют почему-то не пришёл, хотя быть обязан – он же за временного главу сейчас. И хватило бы его одного. А вместо номинального главы Колдовского ведомства – бледная троица: девушка и два парня. Явно с низких должностей ребята. Явно лишь бы обозначить присутствие и доложить после о результатах совещания.

А остальные колдуны до сих пор следящие артефакты, что ли, устанавливают и дороги перекрывают? Хотя – да, тайных троп, пещер и подгорных проходов в Приюте хватает. С избытком.

Мастер Ньерс встал и степенно представил сначала вошедших, а после всех присутствующих. Представляемые молча кивали, а Алья вспоминала – она знала почти всех. Разве что девушка-колдунья, Хьёза, была неместной (или же она по каким-то причинам росла вне Орлиного Приюта и вернулась совсем недавно).

Бьён сделал большие глаза и одними губами спросил: «Ну что?» Алья в ответ наморщила нос и качнула головой: погоди, мол. Мастер Ирьян, расстегнув пальто и скромно устроившись в углу, снова закопался в восстановленные отчёты. На выжидательные взгляды собравшихся он не реагировал, на многозначительные покашливания тоже. И мастер Ньерс на правах помощника главы Сыскного ведомства встал и взял слово.

– Объединим сведения и обсудим детали случившегося, – начал он. – Четвёртого дня мастер Шьян вышел из Колдовского ведомства накануне грозы и отправился домой по Обходной дороге, где его настиг, по словам мастера Ульюса, удар молнии.

– Два, – дополнил мастер Мьист, пожилой сыскной колдун, старожил ведомства. – Дети видели две вспышки. Очевидная маскировка заклятий. Лишь в таком случае молнии кажутся разноцветными – одни видят зелёные вспышки, другие жёлтые. Показания расходятся: старший ребёнок видел красную, младший – голубую. Маскировка. Одна молния потушила свет, вторая убила. Да. Мы вчера наконец-то смогли снять с фонарей защиту и осмотреть их. Признаться, мастера любезные, давненько я не сталкивался с поглощением.

Мастер Ирьян подтянул к себе чистый лист, достал из внутреннего кармана пальто перо и строго спросил:

– Поглощение? А это что за диво? Ваше, местное?

Троица ведомственных колдунов дружно закивала.

– Можно сказать, да, – ответил мастер Мьист. – Одно из древних заклятий. В «большом мире» о нём, конечно, помнят, но давно не используют. А мы практикуем от нечего делать. Выглядит оно вот так.

Из рук сыскного колдуна вспорхнуло несколько золотистых светильников и разлетелось по залу. Один обосновался на столе, второй замер у приоткрытого окна, а остальные заметались под потолком. Мастер Мьист растёр руки, плеснул на настольный светильник водой, и тот разбух. А после втянул в себя остальные светильники и лопнул грязным мыльным пузырём.

– При использовании поглощения на стекле фонарных колб остаются характерные трещины, – пояснил он. – Они будто изнутри лопаются, когда светильник рвётся наружу. Раньше мы его использовали для расчистки территории от завалов – крупный камень притягивает и поглощает до тридцати мелких, а потом безопасно взрывается и оседает пылью или мелкой крошкой. Деревья тоже таким образом убирали, если буря много леса повалит. Заклятье бережёт силу – не на тридцать камней тратишься, а всего на один. Но чтобы это же сотворили со светом...