— Мам, а что если я провалю собеседование и меня не возьмут в лицей, а потом я не поступлю в университет, не найду работу и буду всю жизнь жить с тобой и есть твои бутерброды? — Соня откусила кусок тоста с джемом и посмотрела на меня с таким серьезным видом, словно обсуждала планы по захвату мира.
— Ужас какой, — я налила себе кофе и села напротив. — Придется выгонять тебя на улицу в двадцать пять.
— В двадцать пять уже поздно. В двадцать три максимум.
— Договорились.
За окном моросил дождь, превращая сентябрьское утро в серую акварель. Капли стекали по стеклу, и кухня казалась особенно уютной на их фоне — теплый свет над столом, запах кофе, шипение чайника. Наш утренний ритуал, отточенный до автоматизма: я готовлю завтрак, Соня читает новости в телефоне и выдает перлы о мировых проблемах.
— Кстати, — она подняла глаза от экрана, — ты видела, что пишут про этого вашего босса? Глеба как-его-там?
— Руднева. И он не мой босс, а генеральный директор компании, где я работаю. Разница есть.
— Ну да, конечно. — Соня закатила глаза. — Так вот, пишут, что он холодная задница и карьерист, который ни с кем не встречается, потому что слишком занят подсчетом денег.
— Откуда такая информация?
— Интернет. Там сегодня статья про самых завидных холостяков города, и он в списке. Но комментарии злые — типа, красивый, богатый, но с эмоциональным интеллектом табуретки.
Я усмехнулась. Глеб Руднев действительно не отличался особой теплотой в общении, но называть его холодной задницей было несправедливо. Скорее, он просто не тратил время на лишние слова и жесты. В мире, где каждый норовит приукрасить реальность, это было почти освежающе.
— Может, он просто интроверт, — предположила я.
— Мам, интроверты тоже умеют улыбаться. А этот твой генеральный директор выглядит так, словно у него лицо заморозили.
— Не мой.
— Ну хорошо, не твой. Но все равно странный. Хотя симпатичный, это да. У него такие глаза... — Соня задумчиво покрутила ложку в чашке. — Знаешь, как у тех актеров, которые играют сложных персонажей. Красивые, но с какой-то тайной болью.
— Ты слишком много сериалов смотришь.
— А ты слишком мало. Кстати, о сериалах — можно я сегодня после школы пойду к Лизе? Мы хотим посмотреть новый сезон "Эмили в Париже".
— Можно, но до восьми дома. И домашнее задание не забудь.
— Мам, я же не безответственная малолетка.
— Нет, ты безответственная четырнадцатилетка. Большая разница.
Соня фыркнула и снова уткнулась в телефон. Я допила кофе и посмотрела на часы — половина седьмого. Нужно было выходить через полчаса, чтобы успеть довести дочку до школы и добраться на работу к половине девятого. Рутина, отлаженная до секунд.
— А что у тебя сегодня на работе? — спросила Соня, не поднимая головы.
— Планерка, потом встреча с поставщиками, потом куча отчетов. Обычный четверг.
— Звучит скучно.
— Зато стабильно. И позволяет платить за твой будущий лицей.
— Кстати, о лицее... — Соня наконец оторвалась от телефона и посмотрела на меня. — А что, если я не потяну? Программа там сложная, дети все из богатых семей, у них репетиторы с пеленок...
Интонация изменилась. За легкостью и иронией проскользнуло что-то другое — тревога, которую она пыталась спрятать за шутками.
— Сонь, — я наклонилась и накрыла ее руку своей, — ты умнее половины этих детей с репетиторами. И точно упорнее. Помнишь, как ты готовилась к олимпиаде по литературе в прошлом году?
— Помню. Месяц каждый день по три часа читала и конспектировала.
— И что?
— Заняла второе место в городе, — она улыбнулась.
— Вот именно. Так что хватит накручивать себя. Поступишь — и точка.
— А если не поступлю?
— Тогда пойдешь в обычную школу и тоже будешь отличницей. Лицей — это просто один из путей, а не единственный билет в счастливую жизнь.
Соня кивнула, но я видела, что тревога никуда не делась. Вступительные экзамены были через месяц, и чем ближе становилась дата, тем больше она нервничала. Неудивительно — конкурс огромный, а цена ошибки казалась слишком высокой.
— Кстати, — я встала и начала убирать со стола, — завтра идем в торговый центр за курткой. Твоя уже коротка.
— Опять трата денег, — проворчала Соня.
— Опять забота о том, чтобы моя дочь не ходила в куртке по локоть.
— Можно взять мою старую куртку и нашить на нее что-нибудь стильное. Лоскуты, например.
— Можно. Но не будем.
— Скучная ты, мам.
— Зато практичная.
Соня засмеялась и пошла собираться. Я осталась на кухне одна, жуя ее недоеденный тост и слушая, как дождь барабанит по подоконнику. В такие моменты хотелось остановить время — побыть еще немного в теплом коконе утреннего покоя, прежде чем окунуться в суету рабочего дня.
Но время не останавливается. Особенно когда у тебя куча обязанностей и дочь, которой нужно обеспечить будущее.
— Мам, ты готова? — Соня появилась в дверях с рюкзаком за плечами и в той самой короткой куртке.
— Готова.
Мы вышли из подъезда старого кирпичного дома и оказались под дождем. Соня раскрыла зонт, и мы поделились им — привычный танец двух людей, которые научились ходить в одном ритме. Еще год назад я наклонялась к ней, а теперь мы идем почти на одном уровне.
— Знаешь, — сказала она, когда мы дошли до калитки школы напротив высокого офисного здания, — а может, твой генеральный директор просто не встретил ту самую?
— Какую самую?
— Ну которая его растопит. Как в фильмах — приходит правильная девушка, и ледяной принц превращается в нормального человека.
— Жизнь не кино, Сонь.
— А жаль, — она обняла меня на прощание. — В кино все проще.
— Зато в жизни интереснее. Давай, беги, опоздаешь на первый урок.
— Пока, мам. Увидимся вечером.
Я смотрела, как она бежит по мокрому двору к входу в школу, помахивая рукой знакомым одноклассникам. Четырнадцать лет, а уже такая самостоятельная. И такая высокая... Еще вчера, казалось, была по пояс, а теперь почти догнала меня. Иногда казалось, что она взрослеет слишком быстро, но потом она выдавала что-то совершенно детское — и я успокаивалась.
Больница встретила меня запахом дезинфекции и приглушенной суетой — медсестры в белых халатах скользили по коридорам, где-то далеко плакал ребенок, а за окнами все тот же сентябрьский дождь превращал мир в размытое пятно.
Я не любил больницы. Не из-за суеверий или страхов — просто здесь все напоминало о том, что контроль иллюзорен. Можно управлять компанией, рынками, людьми, но перед болезнью и временем все равны.
— Он вас ждет, — сказала медсестра, указывая на палату в конце коридора. — Но недолго. Состояние нестабильное.
Я кивнул и пошел по длинному коридору. Под ногами скрипел линолеум, а в окнах отражались неоновые лампы дневного света. Осенние листья прилипали к подошвам ботинок — видимо, нанес их с парковки, где деревья уже начинали сбрасывать желто-коричневую листву.
Отец лежал на больничной койке — маленький, исхудавший, совсем не похожий на того Сергея Руднева, который двадцать лет назад основал компанию в подвальном помещении и выстроил ее в один из крупнейших холдингов города. Теперь он казался просто пожилым человеком, которого время догнало и прижало к стене.
— Глеб, — отец повернул голову. Голос хриплый, слабый. — Садись.
— Как самочувствие? — Я придвинул стул к кровати.
— Как у человека, который скоро умрет. — В глазах отца мелькнула привычная ирония. — Врачи говорят красиво: "нестабильная динамика", "требует наблюдения". А по сути…
Я промолчал. Что тут скажешь? "Не говори так" или "все будет хорошо"? Мы оба знали правду.
— Завещание готово, — продолжил отец. — Подписал вчера. Но есть условия.
— Какие?
— Моя доля переходит к тебе только если в течение полугода после моей смерти ты сохранишь безупречную репутацию. Никаких скандалов, никаких разбирательств в прессе. И... — он помолчал, — семейная стабильность.
— Что это значает?
— Это значит, что пора перестать быть монахом. Найди жену, Глеб. Обзаведись семьей. Покажи, что ты не просто успешный менеджер, а полноценный человек.
Я сжал челюсти. Отец всегда любил контролировать, но это было уже слишком.
— А если не выполню условия?
— Доля переходит к совету партнеров. Северов давно об этом мечтает.
Конечно, Северов. Дмитрий Михайлович строил планы на случай моего "неожиданного" ухода уже лет пять. Доля отца — сорок два процента — была именно тем, что не давало ему полностью контролировать холдинг.
— Почему именно семья? — спросил я.
— Потому что человек без семьи — это неполноценный лидер. Ему нечего терять, поэтому он может пойти на неоправданный риск. Или, наоборот, слишком зациклиться на работе и потерять человеческие качества.
— Я прекрасно управляю компанией.
— Управляешь. Но не живешь. Тебе тридцать пять, Глеб. Когда последний раз у тебя были отношения дольше месяца?
Я не ответил, потому что не помнил.
— Вот именно. — Отец закрыл глаза. — У меня были недостатки, но я умел любить. Твою мать любил, тебя люблю. А ты... ты как автомат какой-то. Эффективный, но холодный.
— Эффективности достаточно для бизнеса.
— Для бизнеса — да. Для жизни — нет.
За окном дождь усилился, капли стекали по стеклу, и в палате стало совсем сумрачно. Медсестра включила лампу над кроватью — желтый свет лег на серые простыни и бледное лицо отца.
— Полгода, — повторил он. — Полгода с момента моей смерти. Если за это время ты не обзаведешься семьей и не избежишь скандалов — все переходит к партнерам.
— А если обзаведусь?
— Получишь полный контроль. Сможешь делать с компанией что захочешь.
Я встал и подошел к окну. Внизу, во дворе больницы, росли старые клены. Их листья уже начинали желтеть, но пока держались на ветках. Еще пара недель — и они опадут, оставив голые стволы.
— Это шантаж, — сказал я, не оборачиваясь.
— Это забота. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
— Счастье нельзя организовать по завещанию.
— Можно подтолкнуть к нему. — Отец попытался сесть в кровати, но сил не хватило. — Глеб, я видел тебя с женщинами. Ты умеешь быть обаятельным, когда хочешь. Умеешь слушать, умеешь заботиться. Просто боишься привязываться.
— Я никого не боюсь.
— Боишься. Боишься потерять контроль. Боишься, что кто-то станет важнее работы. Но знаешь что? Так и должно быть.
Я обернулся. Отец смотрел на меня с той смесью усталости и упрямства, которую я знал с детства. Когда он принимал решение, переубедить его было невозможно.
— Условия завещания нельзя изменить?
— Нельзя. Уже подписано, заверено, копии у нотариуса. — Он усмехнулся. — Не пытайся найти лазейки, я все предусмотрел. Фиктивный брак тоже не пройдет — есть дополнительные условия о "стабильных отношениях" и "семейном благополучии". Северов будет следить за каждым твоим шагом.
Конечно, будет.
— А если я откажусь от наследства?
— Не откажешься. Компания — это твоя жизнь. Ты же не сможешь позволить Северову превратить ее в обычную корпорацию без души.
Он был прав. Холдинг строился на принципах, которые ставили качество выше прибыли, сотрудников — выше акционеров. Северов давно хотел все изменить, сделать компанию "более эффективной", то есть более циничной.
— Сколько времени у меня на раздумья?
— Времени нет. — Отец закашлялся, и медсестра тихо вошла в палату, проверила аппараты. — Как только меня не станет, часы запустятся.
Медсестра подошла ко мне:
— Извините, но пациенту нужен покой.
Я кивнул и встал.
— Я еще приду, — сказал я отцу.
— Приходи. И подумай над моими словами. Жизнь коротка, Глеб. Слишком коротка, чтобы тратить ее только на работу.
Выходя из больницы, я снова наступил на мокрые листья. Они липли к подошвам и никак не отлипали — словно осень цеплялась за каждого, кто проходил мимо. В машине я сидел несколько минут, слушая стук дождя по крыше и обдумывая услышанное.
Полгода на то, чтобы найти жену и избежать скандалов. Полгода на то, чтобы стать "полноценным человеком" в понимании умирающего отца. А если не справлюсь — потеряю все, ради чего работал последние десять лет.
Пятница началась с того, что у меня кончился кофе. Обнаружила это, уже встав в половине седьмого и механически потянувшись к банке на полке. Пустая. Совершенно, безнадежно пустая, если не считать несколько жалких крупинок на дне.
— Мам, а почему ты стоишь у шкафа и смотришь в никуда? — Соня появилась на кухне в пижаме с единорогами, которую категорически отказывалась выбрасывать, хотя она была ей уже коротка.
— Кончился кофе, — сообщила я трагичным тоном.
— О нет, только не это! — Соня всплеснула руками. — Что же делать? Как жить дальше?
— Очень смешно. Но проблема реальная.
— А чай?
— Чай — это не кофе. — Я открыла холодильник в надежде найти там волшебным образом появившуюся банку растворимого. — Чай — это утешительный приз для тех, кто сдался.
— Драма-квин, — хмыкнула Соня и полезла в шкаф за хлопьями. — Дойдешь до работы и купишь кофе в той кофейне у школы. Там, кстати, делают очень вкусный латте.
— Откуда знаешь?
— Лиза туда иногда заходит. Говорит, там работает симпатичный бариста.
— Ясно. Значит, кофейня проверена четырнадцатилетними экспертами по симпатичным мальчикам.
— Не мальчикам, а мужчинам. А Лизе уже пятнадцать, между прочим.
Я налила себе воды в чашку и попыталась представить, что это кофе. Не сработало.
За окном все тот же дождик — не ливень, а такая осенняя морось, которая делает мир мягким и уютным. Листья на деревьях уже начали менять цвет — кое-где проглядывали желтые и оранжевые пятна. Скоро октябрь, а значит, время теплых свитеров, горячего чая по вечерам и долгих прогулок под зонтом.
— Кстати, — Соня уплетала хлопья с молоком, — сегодня в школе классный час про выбор профессии. Нам будут рассказывать про разные карьерные пути.
— И что собираешься выбрать?
— Думаю стать профессиональной критикинессой.
— Это порода собаки?
— Ну, блин, это типа того, кто все критикует. Фильмы, книги, людей, политику. Я же вижу недостатки во всем.
— Это называется "критик", и да, у тебя есть талант к этой профессии.
— Спасибо за поддержку, — Соня допила молоко из миски. — А ты хотела бы заниматься чем-то другим? Не проектами и отчетами, а чем-то... творческим?
Вопрос застал меня врасплох. Когда последний раз я думала о том, чем хотела бы заниматься? После развода и рождения Сони вся моя жизнь свелась к одной цели — обеспечить дочери стабильность и будущее. Мечты отошли на второй план.
— Не знаю, — честно ответила я. — Может быть, писать. Или фотографировать. Но сейчас главное — чтобы у тебя было все необходимое.
— Мам, а что если я поступлю в лицей на бюджет? Тогда можно будет потратить деньги на что-то другое. На твои курсы фотографии, например.
— Во-первых, поступишь ты туда в любом случае. Во-вторых, даже на бюджете есть расходы. А в-третьих... — я посмотрела на дочь, которая выросла слишком быстро и слишком рано начала думать о деньгах, — не твоя это забота.
— Но я же понимаю, что...
— Соня, — я мягко, но твердо прервала ее, — это взрослые проблемы. Твоя задача — учиться и готовиться к экзаменам. А все остальное — моя.
Она кивнула, но я видела, что тема ее не отпускает. Соня стала слишком быстро брать на себя ответственность, которая ей не по возрасту. С одной стороны, это делало ее самостоятельной и разумной. С другой — хотелось, чтобы она дольше оставалась просто подростком, который думает о мальчиках и сериалах, а не о семейном бюджете.
— Ладно, одевайся, — сказала я. — Пора собираться.
Через полчаса мы шли по мокрому тротуару под одним зонтом. Дождь был теплым, почти летним, но воздух уже пах осенью — мокрой землей, опавшими листьями и тем особенным запахом, который появляется, когда лето окончательно сдает позиции.
— Мам, а помнишь, как мы в прошлом году собирали каштаны в парке? — спросила Соня, когда мы подходили к школе.
— Помню. Ты собрала целый пакет и сказала, что будешь делать из них поделки.
— И сделала! Правда, только одну. Смешного человечка с руками-палочками.
— Он до сих пор стоит у меня на рабочем столе.
— Серьезно? — Соня удивилась.
— Серьезно. Он мне напоминает о том, что в жизни должно быть место для ерунды.
Мы дошли до школьной калитки. Соня обняла меня на прощание — быстро, но крепко, как всегда.
— Пока, мам. И купи нормальный кофе, а то будешь весь день как зомби.
— Уже в планах. Увидимся вечером.
Я смотрела, как она скрывается в школьном дворе, помахивая рукой знакомым. Четырнадцать лет, а иногда кажется, что она умнее меня. Откуда у детей эта способность — видеть суть вещей, которую взрослые прячут за сложными объяснениями?
Кофейня располагалась в первом этаже здания напротив школы — небольшое уютное местечко с витражными окнами и запахом свежей выпечки. Я толкнула дверь и оказалась в теплом мирке, где играла негромкая музыка, а за стойкой хлопотал высокий мужчина в темном свитере.
— Доброе утро, — он поднял глаза и улыбнулся. — Что будем пить?
— Латте, пожалуйста. Большой.
— Отличный выбор для такой погоды.
Пока он готовил кофе, я осмотрелась. Кофейня была обставлена в стиле уютной домашней гостиной — мягкие кресла, небольшие столики, полки с книгами. На стенах висели черно-белые фотографии города в разные времена года. На одной из них — тот самый парк, где мы с Соней собирали каштаны.
— Вы местный фотограф? — спросила я, кивнув на снимки.
— Хобби, — ответил бариста, ставя передо мной чашку с красивым рисунком на пене. — А вы разбираетесь в фотографии?
— Немного. Когда-то давно мечтала заниматься этим профессионально.
— А сейчас?
— Сейчас я координатор проектов в одном холдинге. Фотография осталась в категории "когда-нибудь потом".
Он кивнул с пониманием:
— Знакомо. Я открыл эту кофейню полгода назад. До этого работал дизайнером в рекламном агентстве, но... — он помолчал, — иногда жизнь заставляет все менять. — Протянул руку: — Максим, кстати.
Переговорная гудела, как потревоженный улей. Все говорили одновременно, тасовали бумаги и нервно поглядывали на часы. Я села на свое место и разложила документы — план реструктуризации, который пилила вчера до глубокой ночи.
В девять ноль-пять вошел Северов. Выглядел он не лучше всех остальных — помятый, с синяками под глазами.
— Итак, — сказал он без предисловий. — Если кто-то еще не в курсе — у нас проблемы. "Северная звезда" дала течь сразу в трех местах. Заказчик грозится расторгнуть контракт, подрядчик требует доплату, а наша команда работает на износ.
Он начал перечислять детали катастрофы: задержка поставок комплектующих на неделю, конфликт с субподрядчиком из-за качества работ, претензии заказчика к промежуточным результатам. Каждый пункт звучал как удар молотка по гвоздю.
— Орлова, — Северов посмотрел на меня, — ваш план готов?
— Да. — Я встала и подошла к флипчарту. — Основная идея — вместо последовательного выполнения этапов запускаем параллельные процессы.
Я начала рисовать схему. Вместо одной длинной цепочки — несколько коротких параллельных линий, которые пересекались в ключевых точках.
— Разбиваем команду на три группы, — продолжила я. — Первая работает с поставщиками, вторая — с субподрядчиком, третья — готовит промежуточную презентацию для заказчика. Координация через ежедневные пятнадцатиминутки утром.
— А если одна из групп застопорится? — спросил Андрей из технического отдела.
— Есть буферные задачи, которые можно делать параллельно. Если основной процесс тормозит, переключаемся на буфер.
— Риски? — Северов нахмурился.
— Команда может не выдержать интенсивности. Нужно будет работать без выходных минимум две недели. Зато если получится, мы сократим общий срок выполнения на полторы недели и покажем заказчику, что контролируем ситуацию.
Я закончила рисовать схему и обернулась. В переговорной было тихо — все изучали мой план, мысленно просчитывая возможности.
— Амбициозно, — сказала Марина из отдела закупок. — Но реально. Если, конечно, все готовы пахать как проклятые.
— Альтернатива — провал проекта, — добавил Андрей. — Так что выбор невелик.
Северов молчал, глядя на схему. Я видела, как он просчитывает варианты — у него было лицо человека, который играет в шахматы на несколько ходов вперед.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Пробуем. Орлова, вы координируете общий процесс. Остальные распределяются по группам согласно схеме. Вопросы?
— А что с бюджетом? — спросила Марина. — Параллельные процессы могут потребовать дополнительных ресурсов.
— Пока работаем в рамках утвержденного, — ответил Северов. — Если понадобится больше — обсудим по ходу.
— Сроки на перестройку? — Андрей уже делал заметки в блокноте.
— Понедельник утром стартуем по новой схеме, — сказала я. — Значит, выходные у нас рабочие. Кто не готов к такому темпу — скажите сейчас, найдем замену.
Никто не сказал.
Планерка закончилась к половине десятого. Все разошлись по своим местам, а я осталась в переговорной, дорабатывая детали плана. За окнами уже светило солнце — дождь закончился, и город выглядел почти празднично.
— Орлова.
Я обернулась. В дверях стоял Глеб Руднев. Высокий, в темном костюме, с непроницаемым выражением лица.
— Можно войти? — спросил он.
— Конечно. — Я отложила маркер.
Он прошел в переговорную и закрыл за собой дверь. Потом подошел к флипчарту и внимательно изучил мою схему.
— Интересное решение, — сказал он, не оборачиваясь. — Рискованное, но логичное.
— Спасибо.
— У вас есть план Б?
— На случай если основной план провалится?
— Да.
— Честно? Нет. — Я встала из-за стола. — Если этот план не сработает, проект мертв. Никакой план Б не спасет.
Руднев наконец повернулся ко мне. Вблизи он выглядел моложе, чем на планерках — тридцать пять лет, не больше. И усталее. Под глазами залегли тени, а в самих глазах была какая-то отстраненность, словно он смотрел на мир через толстое стекло.
Он подошел к окну. Мы стояли на двадцать четвертом этаже, и отсюда был виден школьный двор — маленькие фигурки детей на переменке, осенние деревья, покрытые желто-оранжевой листвой.
— У вас есть дети? — спросил он неожиданно.
— Дочь. Четырнадцать лет.
— Учится в той школе? — он кивнул в сторону окна.
— Да. А что?
— Просто любопытно. — Руднев отошел от окна. — Видите ее каждый день с этого этажа?
— Иногда. Когда задерживаюсь допоздна, вижу, как она идет домой после кружков.
— И что чувствуете?
Странный вопрос. Я попыталась понять, к чему он ведет, но ничего не поняла.
— Чувствую, что хочу поскорее закончить работу и пойти домой, — ответила я честно. — А что должна чувствовать?
— Не знаю. — Он пожал плечами. — Просто интересно, как это — быть ответственным за кого-то еще.
— А у вас нет детей?
— Нет. Нет семьи вообще.
— По собственному желанию?
— По обстоятельствам. — Руднев снова подошел к флипчарту. — Орлова, мне нужны гарантии, что вы доведете проект до конца.
— Каких гарантий вы ждете?
— Честных. Справитесь или нет?
Я посмотрела на него внимательно. В его вопросе было что-то большее, чем просто беспокойство о проекте. Словно для него этот разговор тоже был важен не только в рабочем контексте.
— Справлюсь, — сказала я. — У меня есть мотивация.
— Дочь?
— Дочь тоже, она хочет поступить в лицей, а значит я не имею права облажаться. Но не только. — Я убрала документы в папку. — Мне нравится доводить дела до конца. Особенно сложные.
— Даже если это потребует пожертвовать выходными и личным временем?
— А что такое личное время? — Я усмехнулась. — У матери-одиночки с подростком это понятие из области фантастики.
— Значит, работа для вас не обуза?
— Работа для меня — способ обеспечить дочери будущее. А еще — доказать самой себе, что я могу справиться с чем угодно.
Пятница закончилась в половине одиннадцатого вечера. Я сидел в кабинете, просматривая план Орловой по "Северной звезде", когда Северов постучал в дверь.
— Можно? — спросил он, уже входя.
— Конечно. — Я отложил документы.
Дмитрий Михайлович выглядел усталым, но довольным — так выглядят люди, которые чувствуют приближение долгожданной победы.
— Как вам план Орловой? — спросил он, садясь в кресло напротив моего стола.
— Рабочий. Рискованный, но логичный.
— И реализуемый?
— При определенных условиях — да.
Северов кивнул и помолчал, глядя в окно. За стеклом светились огни ночного города, а где-то внизу виднелись окна жилых домов — квадратики желтого света, за которыми жили обычные люди со своими обычными проблемами.
— Глеб, — сказал он наконец, — нам нужно поговорить.
— Слушаю.
— Совет собирается в понедельник. Экстренное заседание.
— По какому поводу?
— По поводу вашего... семейного положения.
Я отложил ручку и внимательно посмотрел на Северова. В его голосе была та особая интонация, которую он использовал, когда готовился нанести решающий удар.
— И что именно беспокоит совет?
— Репутационные риски. — Северов достал из портфеля папку и положил на мой стол. — Вчера вышла статья в "Деловом обозрении". Читали?
Я открыл папку. На первой странице красовался заголовок: "Холостяцкий синдром топ-менеджера: почему успешные мужчины боятся ответственности". Ниже — моя фотография с какого-то корпоративного мероприятия и подзаголовок: "Глеб Руднев, 35 лет, генеральный директор холдинга 'РудневГрупп', никогда не был женат и не планирует заводить семью. Эксперты считают это тревожным сигналом для инвесторов".
— Интересная журналистика, — сказал я, перелистывая страницы. — Особенно учитывая, что я никогда не давал интервью на эту тему.
— Не в этом дело. Дело в том, что статья получила широкий резонанс. Акционеры нервничают.
— Из-за моего семейного положения?
— Из-за вашего имиджа. — Северов наклонился вперед. — Глеб, времена изменились. Современные инвесторы хотят видеть во главе компании не просто эффективного менеджера, а полноценную личность. Человека с семейными ценностями, социальной ответственностью.
— С каких пор семейное положение стало показателем профессионализма?
— С тех пор, как семейные ценности стали маркетинговым инструментом. — Северов пожал плечами. — Не нравится — но это реальность.
Я снова посмотрел на статью. Журналистка — некая Алена Крылова — писала о том, что "неженатые топ-менеджеры склонны к необдуманным решениям из-за отсутствия семейной ответственности" и что "инвесторы все чаще обращают внимание на личную стабильность руководителей крупных компаний".
— И что предлагает совет?
— Исправить ситуацию в кратчайшие сроки.
— То есть?
— Жениться. — Северов произнес это так буднично, словно предлагал сменить костюм. — Желательно до конца года.
Я закрыл папку и откинулся в кресле. За окном мигал неоновый указатель времени на соседнем здании: 23:47. Через тринадцать минут пятница закончится, а с ней — еще одна неделя моей размеренной холостяцкой жизни.
— А если я откажусь?
— Совет может принять решение о смене руководства. — Северов говорил мягко, но в его голосе слышалась сталь. — Ничего личного, просто бизнес-решение.
— На каких основаниях?
— Репутационные риски, — будто смакуя повторил Северов, — для компании. Недостаточная социальная ответственность первого лица. Несоответствие современным стандартам корпоративного управления.
Я встал и подошел к окну. Внизу, на площади перед офисным центром, горели фонари, освещая пустые скамейки и осенние клумбы. В одном из домов напротив кто-то не спал — в окне светился голубоватый свет телевизора.
— Дмитрий Михайлович, — сказал я, не оборачиваясь, — а не кажется ли вам, что все это слишком... надуманно?
— Что именно?
— Внезапная озабоченность советом моей личной жизнью. Статья в прессе, которая появилась как раз вовремя. Ультиматум с жесткими сроками.
Северов помолчал.
— Глеб, — сказал он наконец, — вы умный человек. Понимаете, что происходит.
— Понимаю. Мой отец нездоров, и вы хотите меня убрать.
— Я хочу, чтобы компания развивалась. А для этого нужен руководитель, соответствующий требованиям времени.
— И если я женюсь — буду соответствовать?
— Будете.
Я повернулся к нему:
— А если не женюсь? — снова повторил я, но скорее на автомате, не рассчитывая на новый ответ.
— Тогда в январе совет проголосует за вашу отставку. — Северов встал и застегнул пиджак. — Извините, Глеб, но это неизбежно.
Я сел обратно за стол.
— А кто займет мое место?
— Это решит совет. — Северов направился к выходу, но у двери остановился. — Знаете, я не хотел, чтобы все вышло именно так. Но вы сами загнали себя в угол.
— Каким образом?
— Отказавшись жить. — Он посмотрел на меня с чем-то похожим на сочувствие. — Тридцать пять лет, Глеб. Ни одних серьезных отношений, ни одной попытки создать что-то большее, чем карьера. Это ненормально.
— Кто решает, что нормально, а что нет?
— Жизнь решает. И жизнь показывает, что в одиночку долго не протянешь.
Особенно если тебе вставляют палки в колеса.
Когда Северов ушел, я остался один в полутемном кабинете. За окном город медленно засыпал — гасли окна в жилых домах, реже ездили машины по проспекту. Где-то там, в одной из квартир, Ника Орлова, наверное, помогала дочери с домашним заданием или просто пила чай на кухне, планируя завтрашний день.
Я достал телефон и открыл новости. Статья о "холостяцком синдроме топ-менеджеров" действительно набрала много комментариев. Большинство поддерживало журналистку: "Правильно пишет, неженатый мужчина в тридцать пять — это диагноз", "Если не может создать семью, как он будет управлять компанией?", "Где семейные ценности, там и стабильность бизнеса".
Понедельник начался с того, что меня вызвали к Рудневу в половине девятого утра. Секретарша сказала это таким тоном, словно передавала повестку в суд.
Я допила кофе — спасибо Максиму, который теперь готовил мне двойной эспрессо про запас — и поднялась на двадцать четвертый этаж. Кабинет генерального директора я видела впервые изнутри: строгий, минималистичный, с панорамными окнами и видом на весь город. На столе — только ноутбук, несколько папок и моя схема по "Северной звезде".
— Садитесь, пожалуйста. — Руднев встал из-за стола и указал на кресло. — Кофе?
— Спасибо, уже пила.
Он сел напротив меня, а не за стол — неформально. Это было неожиданно. Обычно руководители такого уровня предпочитают держать дистанцию власти.
— Как проект? — спросил он.
— Команды работают по графику. Первые промежуточные результаты будут к среде. Пока все идет по плану.
— Хорошо. — Он кивнул, но я видела, что проект — не главная тема разговора. — Орлова, мне нужна ваша помощь.
— Слушаю.
— Личная помощь. Не связанная с работой.
Я насторожилась. Когда начальник говорит о "личной помощи", обычно это означает проблемы. Или домогательства. Хотя от Руднева я такого не ожидала — слишком корректный.
— У меня есть... ситуация, — продолжил он, глядя в окно. — Семейная.
— И как я могу помочь?
— Выйти за меня замуж.
Я моргнула. Потом еще раз. Потом посмотрела на него внимательно — не улыбается ли, не разыгрывает ли.
— Простите, что?
— Я предлагаю вам брак. Временный. На шесть месяцев. — Руднев повернулся ко мне, и я увидела, что он абсолютно серьезен. — С четко прописанными условиями и взаимными обязательствами.
— Вы сошли с ума.
— Возможно. Но выслушайте предложение полностью.
Я откинулась в кресле и скрестила руки. Это был сюр какой-то. Понедельничное утро, рабочий кабинет, а мне предлагают замужество как бизнес-проект.
— Говорите.
— У меня есть репутационная проблема. Совет директоров считает, что холостяцкий статус вредит имиджу компании. Они требуют, чтобы я обзавелся семьей в кратчайшие сроки. Иначе — отставка.
— И вы решили, что я подойду?
— Я долго думал. Вы — идеальный кандидат. Самостоятельная, разумная, у вас есть ребенок — это добавляет достоверности. Плюс мы работаем вместе, что объяснит, как мы познакомились.
— А что получаю я?
— Во-первых, стабильность для дочери. Я оплачиваю ее обучение в лицее, включая все расходы. Во-вторых, улучшение жилищных условий — переезжаете ко мне. В-третьих, финансовая поддержка на период брака и после развода.
Я молчала, переваривая услышанное. Предложение было циничным, но логичным. И очень своевременным — экзамены Сони были уже на носу, а расходы на лицей действительно были серьезной статьей бюджета.
— Какие условия? — спросила я.
— Раздельные спальни. Никто не принуждает к близости. Полное уважение к дочери — никакого давления, и уж тем более никаких попыток заменить отца. Вы сохраняете свою работу и финансовую независимость. Через шесть месяцев — цивилизованный развод без претензий.
— А что, если мы не сможем изображать семью? Что если будем постоянно ссориться?
— Мы оба взрослые люди. Умеем договариваться и соблюдать договоренности. — Он немного помолчал. — К тому же, мне кажется, мы неплохо понимаем друг друга.
Это было правдой. За несколько месяцев работы я ни разу не видела, чтобы он повышал голос или вел себя некорректно. Даже в стрессовых ситуациях он оставался спокойным и рациональным.
— А ваша личная жизнь? Что, если появится кто-то, кого вы действительно полюбите?
— За шесть месяцев? — Он усмехнулся. — Маловероятно. А если случится — обговорим отдельно.
— А моя личная жизнь?
— То же самое. Главное — соблюдать видимость стабильного брака на публике.
Я встала и подошла к окну. Внизу виднелся школьный двор — Соня сейчас была на уроке литературы. Моя умная, самостоятельная дочь, которая заслуживала лучших возможностей, чем я могла ей дать на свою зарплату.
— Сколько конкретно вы готовы платить за обучение?
— Полную стоимость плюс дополнительные расходы — учебники, форма, поездки, кружки. Примерно полмиллиона в год.
— А за "игру в семью"?
— Триста тысяч в месяц плюс все расходы на проживание. — Он встал и подошел ко мне. — Орлова, я понимаю, что предложение необычное. Но оно честное. Никто никого не обманывает, никто не играет чувствами. Просто взаимовыгодная сделка.
Мы стояли рядом у окна, и я вдруг почувствовала, как от него исходит какое-то спокойное тепло. Не то чтобы я о нем думала как о мужчине — просто он был... надежным. Как хорошая мебель или качественный автомобиль.
— И что я должна буду сказать дочери, как объяснить?
— Что мы решили попробовать жить вместе, посмотреть, подходим ли друг другу.
— Она умная, не поверит. Да и я не горю желанием ей врать.
— Тогда скажем честно, что это временная договоренность. Дети часто понимают больше, чем мы думаем.
Это тоже было правдой. Соня давно перестала задавать вопросы о том, почему у нас нет папы, и реалистично смотрела на семейный бюджет.
— Мне нужно время подумать, — сказала я.
— Конечно. — Руднев протянул мне руку для рукопожатия. — Но не очень долго. Совет собирается в четверг.
Я пожала его руку — крепкую, теплую, с аккуратными ногтями. Рукопожатие затянулось на секунду дольше, чем положено. Наши ладони соприкасались, и я почувствовала легкое покалывание — словно слабый разряд статического электричества.
Он тоже почувствовал — я видела, как на мгновение изменилось выражение его лица. Мы одновременно разжали руки и сделали шаг назад.
— Мне сутки подумать, — сказала я, стараясь говорить ровно.
— До завтра, — кивнул он.
Я вышла из кабинета с ощущением, что мир слегка сдвинулся с оси. Предложение Руднева было абсурдным и практичным одновременно. Шесть месяцев игры в семью за финансовую стабильность дочери.
Кофейня встретила меня привычным теплом и запахом свежей выпечки. Максим стоял за стойкой, как всегда — в темном свитере, с улыбкой, которая делала даже дождливое утро чуть ярче.
— О, мой любимый проектный менеджер! — он поднял голову от кофемашины. — Обычный латте или сегодня что-то покрепче? У тебя такой вид, словно ты всю ночь решала судьбы мира.
— Что-то вроде того, — я села на барный стул. — Максим, а можно тебя о чем-то спросить? Как друга?
— Конечно. — Он начал готовить кофе, но я видела, что внимание переключилось на меня. — Что случилось?
— Мне вчера предложили замужество.
Максим замер с турецким стаканом в руке.
— Ого. Быстро у вас все. Я думал, у одиноких матерей нет времени на романы.
— Это не роман. — Я провела рукой по волосам. — Это... деловое предложение.
— В смысле?
Я рассказала ему все — про репутационные проблемы Руднева, про условия договора, про шесть месяцев брака по расчету. Максим слушал молча, иногда кивая, иногда удивленно приподнимая бровь.
— Понятно, — сказал он, когда я закончила. — То есть твой ледяной босс предлагает тебе сыграть роль жены за деньги.
— Грубо, но точно.
— А ты что думаешь?
— Думаю, что это безумие. — Я обхватила руками горячую чашку. — С другой стороны, Соне нужен лицей, а мне — стабильность. Хотя бы на полгода.
— А что говорит сердце?
— Сердце говорит, что я схожу с ума. — Я сделала глоток кофе. — Максим, а как ты думаешь — можно жить с человеком полгода, изображая семью, и не сойти с ума?
— Зависит от человека. — Он протер стойку тряпкой. — А он тебе хотя бы нравится?
— Как босс — да. Корректный, умный, не хам. Как мужчина... — я помолчала. — Не знаю. Не думала о нем в таком ключе.
— А сейчас думаешь?
— Сейчас думаю о том, что вчера, когда мы пожали руки, у меня в ладони что-то кольнуло.
— О-о, — Максим ухмыльнулся. — Классическая реакция на красивого альфа-самца.
— Не говори ерунды.
— Ника, ты же нормальная женщина. У тебя есть потребности, которые ты игнорируешь уже сколько лет?
— Это не имеет отношения к делу.
— Имеет. — Он налил себе кофе и сел напротив меня. — Слушай, а что если он предложил именно тебе не только из-за практических соображений?
— А из-за чего еще?
— Ну может, ты ему нравишься. Как женщина.
— Максим, он даже не знает, сколько мне лет. Для него я просто удобный кандидат для решения проблемы.
— Хм. А ты бы хотела, чтобы было по-другому?
Вопрос застал меня врасплох. Я представила, как Руднев предлагает мне замужество не как деловую сделку, а как... что? Романтический жест? Признание в любви?
— Нет, — сказала я твердо. — Лучше уж честно. По крайней мере, никто никого не обманывает.
— Тогда соглашайся. — Максим пожал плечами. — Худшее, что может случиться — полгода будешь жить в хорошей квартире с красивым мужчиной, который платит за образование твоей дочери. Ужас какой.
— А если я к нему привяжусь?
— А если он к тебе привяжется? — Максим улыбнулся. — Ника, в жизни нет гарантий. Можно годами искать любовь и не найти, а можно случайно споткнуться о нее в самом неожиданном месте.
— Это звучит как цитата из романа.
— Это звучит как жизнь. — Он встал и начал вытирать кофемашину. — Знаешь, что я думаю? Твой Руднев не такой уж холодный, как кажется. Иначе зачем бы он выбрал именно тебя? В городе полно незамужних женщин, которые согласились бы на такой договор.
— Может, я просто подходящий типаж.
— Или ты ему действительно нравишься, а он пока сам этого не понимает.
Мы помолчали. За окном начинался обычный рабочий день — люди торопились в офисы, студенты шли на пары, мамы вели детей в школу. Нормальная жизнь нормальных людей, которые не получают по утрам предложения о фиктивном браке.
— Ника, — сказал Максим тихо, — ты боишься?
— Боюсь. — Я допила кофе. — Боюсь, что все пойдет не так. Что Соне будет некомфортно. Что я наделаю глупостей.
— А что если все пойдет хорошо?
— Этого я боюсь еще больше.
Максим засмеялся:
— Понятно. Боишься счастья.
— Боюсь привыкнуть к тому, что не смогу потом себе позволить.
— Тогда не привыкай. Относись к этому как к работе. Приходишь, делаешь свою часть, получаешь зарплату, уходишь.
— Только работа обычно не предполагает совместное проживание.
— Ну, считай, что это командировка. Долгая такая командировка в хорошую жизнь.
Я посмотрела на часы — пора было идти. Сегодня мне предстояло дать ответ Рудневу, и чем больше я думала об этом, тем больше понимала — альтернативы нет. Шесть месяцев стабильности стоили того, чтобы рискнуть.
— Спасибо, — сказала я, доставая деньги. — За кофе и за разговор.
— Не за что. — Максим протянул мне руку для рукопожатия. — Удачи, Ника. Я всегда тут, чтобы варить тебе кофе и выслушивать твои переживания.
— Даже если я стану временной женой миллионера?
— Особенно в этом случае. Мне будет интересно послушать, как живут богатые.
Мы рассмеялись, и напряжение отпустило. Максим был прав — в конце концов, это просто еще один жизненный опыт. Не хуже и не лучше других, просто другой.
Выходя из кофейни, я поймала себя на мысли, что жду встречи с Рудневым. Не боюсь — именно жду. Хочется увидеть его реакцию, когда я скажу "да". Хочется понять, что он чувствует, предлагая замужество как деловую сделку.
А еще хочется узнать, повторится ли то странное ощущение в ладони, если мы снова пожмем руки.
Секретарша встретила меня словами:
— Привет, Ника, Глеб Антонович просил сразу подняться к нему, как только вы придете.
— Он что, следит за входом в здание?
— У него очень важная встреча через час, и он хочет все успеть обсудить.
Я кивнула и поднялась на двадцать четвертый этаж. Сердце билось чаще обычного — не от волнения, а от предвкушения. Как перед важными переговорами или презентацией проекта.
Андрей Викторович оказался мужчиной лет пятидесяти, спокойным и обходительным. Когда я спустилась к главному входу, он уже стоял возле черного седана, держа дверь открытой.
— Ника Александровна? — он слегка наклонил голову. — Андрей Викторович, водитель Глеба Антоновича. Очень приятно познакомиться.
— Взаимно, — я села в салон, обитый бежевой кожей.
Машина была совершенно другого уровня, чем то, к чему я привыкла. Никакого запаха освежителя воздуха или затертых сидений — только тонкий аромат дорогой кожи и тишина хорошей шумоизоляции.
— Поедем к вам домой за вещами? — спросил Андрей, садясь за руль.
— Да, пожалуйста.
Он завел машину — даже звук двигателя был другим, приглушенным, дорогим.
— Ника Александровна, — сказал он, когда мы выехали с парковки, — Глеб Антонович просил передать, что с сегодняшнего дня я ваш личный водитель. Вот моя карточка.
Он протянул мне элегантную визитку с тиснением.
— Можете звонить в любое время — днем, ночью, в выходные. Нужно будет забрать дочку из школы, съездить в магазин, к врачу, к подругам — что угодно. Это теперь моя работа.
— Спасибо, — я покрутила визитку в руках. — А как долго вы работаете у Глеба Антоновича?
— Пять лет. Хороший человек, справедливый. Никогда не повышает голос, не придирается к мелочам. У меня до него были разные начальники... — он помолчал. — С ним работать комфортно.
— А он часто возит... гостей?
Андрей усмехнулся в зеркало заднего вида:
— Вы первая за все время. Обычно он ездит один или с деловыми партнерами. Очень... сосредоточенный на работе человек.
Дома я стояла посреди нашей маленькой гостиной и не знала, с чего начать. Четырнадцать лет жизни в двухкомнатной квартире — как все это упаковать в сумки?
Написала Соне: "Солнышко, сегодня после школы Андрей (шофер Глеба) заберет тебя. Мы переезжаем к нему."
"Уже?? Я думала, у нас есть время подготовиться!"
"Так получилось. Я собираю наши вещи. Не волнуйся, все будет хорошо."
"Мам, а можно я Лизе покажу квартиру богача? Ну хотя бы фотки пришлю?"
"Посмотрим сначала, как там все устроено. Может, Глеб не любит гостей."
"Ладно. Я волнуюсь и радуюсь одновременно. Это нормально?"
"Абсолютно нормально. Увидимся вечером."
Я начала с одежды. Открыла свой шкаф и поняла, что половина вещей безнадежно устарела или износилась. Джинсы с протертыми коленками, свитера со скатавшимися катышками, блузки, которые уже не первый год теряют форму после стирки. Отобрала самое приличное — несколько костюмов для работы, пару платьев, белье, базовые вещи.
Потом прошла в Сонину комнату. Здесь было проще — подростковая одежда, учебники, любимые книги, плюшевый медведь, с которым она спала с трех лет, хотя теперь стеснялась в этом признаваться. Сложила все в ее дорожную сумку.
В ванной собрала косметику и средства гигиены — мой скромный арсенал поместился в один пакет. Посмотрела на себя в зеркало — обычная тридцатилетняя женщина, немного уставшая, с первыми морщинками в уголках глаз. Интересно, что видел во мне Глеб, когда выбирал в качестве временной жены?
В последний момент взяла фотографию с кухонного стола — мы с Соней на даче у подруги прошлым летом, обе загорелые, счастливые, в простых летних платьях. Это был один из тех редких дней, когда у нас не было никаких забот, кроме как лежать в гамаке и есть клубнику с грядки.
Прошлась по квартире еще раз. Наша маленькая прихожая с зеркалом в треснувшей раме, кухня с холодильником, обклеенным магнитиками и напоминаниями. Гостиная с продавленным диваном, на котором мы с Соней смотрели фильмы по вечерам.
Это был наш дом. Не идеальный, не роскошный, но наш. Здесь мы были счастливы по-своему. Здесь я поднимала дочь, переживала трудные моменты, строила планы на будущее.
Я заперла дверь и положила ключи в сумочку. Андрей помог донести сумки до машины.
— Это все? — удивился он.
— Мы не очень много накопили за четырнадцать лет, — ответила я честно.
Дом Руднева находился в самом престижном районе города — там, где я раньше бывала только проездом. Высотное здание из стекла и стали, с консьержем в униформе и мраморным холлом, который больше походил на холл дорогого отеля.
— Добро пожаловать, — сказал консьерж, когда я назвала себя. — Господин Руднев предупредил о вашем приезде. Вот ключи от квартиры, а это карта доступа к лифту.
Лифт был отдельный, только для жильцов верхних этажей. Зеркальные стены, мягкое освещение, даже музыка играла — что-то классическое и ненавязчивое. Андрей поднялся со мной, помог донести сумки до двери квартиры.
— Если что-то понадобится — звоните, — сказал он на прощание. — В любое время.
Я осталась одна перед дверью квартиры Глеба Руднева. Приложила карту к считывателю, повернула ключ в замке и вошла внутрь.
И замерла.
Это было похоже на съемочную площадку для рекламы дорогой недвижимости или разворот глянцевого журнала об интерьерах. Просторная прихожая с белоснежными стенами и встроенными шкафами из темного дерева, зеркала в стальных рамах, пол из натурального камня с подогревом — босиком ходить было приятно.
Прихожая плавно перетекала в огромную гостиную. Панорамные окна от пола до потолка — почти вся стена была стеклянной, за ней открывался вид на весь город. Никаких штор, только автоматические жалюзи, встроенные в потолок. Потолки высокие — метра четыре не меньше, с встроенными светильниками, которые давали мягкий, рассеянный свет.
Мебель была дорогой — это чувствовалось в каждой детали. Огромный угловой диван из белой кожи, который мог вместить человек десять. Журнальный столик из цельного куска черного мрамора. Встроенная стенка с телевизором — экран размером со стену моей бывшей спальни. Книжные полки из того же темного дерева, что и шкафы в прихожей.
Но при всей дороговизне и красоте здесь было... холодно. Не температурно — с климатом все было идеально. Холодно эмоционально. Как в дорогом отеле или офисе крупной корпорации. Все идеально, стерильно, без единой случайной детали.
Сотни пар глаз уставились на меня. В зале было так тихо, что слышался только шум кондиционера и чье-то тяжелое дыхание. Я стояла в проходе между рядами и чувствовала, как краснею.
Глеб по-прежнему протягивал руку, ожидая, когда я поднимусь на сцену. На его лице была легкая улыбка — спокойная, уверенная. Будто он объявлял не о помолвке, а о квартальных результатах.
— Ника, — сказал он мягко, но достаточно громко, чтобы все услышали, — не стесняйся.
Я сделала глубокий вдох и пошла к сцене. Ноги казались ватными, а каблуки громко стучали по полу в наступившей тишине. Кто-то из коллег — кажется, Марина — тихо ахнула.
Поднявшись по ступенькам, я оказалась рядом с Глебом. Он взял мою руку в свою — теплую, уверенную — и повернулся к залу.
— Друзья и коллеги, — сказал он в микрофон, — позвольте представить вам мою невесту — Нику Орлову. Мы помолвлены и планируем пожениться в эту пятницу.
В зале взорвался гул голосов. Кто-то зашептался с соседями, кто-то просто сидел с открытым ртом, а кто-то начал аплодировать — неуверенно, вразнобой.
Я посмотрела на Северова. Дмитрий Михайлович стоял рядом с нами, и выражение его лица можно было описать только одним словом — шок. Потом шок сменился чем-то похожим на плохо скрываемое раздражение.
— Это... очень неожиданно, — сказал он, наклонившись к микрофону. — Поздравляем, конечно. Но почему так быстро? И почему мы узнаем об этом только сейчас?
Глеб сжал мою руку чуть крепче — предупреждающе.
— Мы не хотели афишировать личные отношения до тех пор, пока не приняли окончательное решение, — ответил он спокойно. — А что касается сроков... — он посмотрел на меня с такой нежностью, что на секунду я поверила, что это правда, — когда встречаешь правильного человека, зачем ждать?
Аплодисменты стали громче и увереннее. Кто-то даже свистнул.
— Ника, — в зале поднялась рука. Это была Лена из соседнего отдела. — А как долго вы... встречаетесь?
Я взглянула на Глеба. Мы не репетировали ответы на такие вопросы.
— Несколько месяцев, — сказал он за нас двоих. — Мы знакомились постепенно, в рабочем процессе. Ника руководила несколькими важными проектами, и я... — он улыбнулся, — был впечатлен не только ее профессионализмом.
Боже, он хорошо импровизировал. В его голосе звучали правильные интонации — легкая застенчивость, теплота, искренность.
— А дочка как к этому относится? — спросила Марина.
— Соня в восторге, — ответила я, найдя наконец голос. — Она давно говорила, что мне нужен мужчина в жизни.
Зал засмеялся. Атмосфера немного разрядилась.
— Ну и где свадьба будет? — крикнул кто-то из задних рядов.
— Пока только роспись в узком кругу, — сказал Глеб. — Торжество отложим на потом — сейчас у нас слишком много рабочих проектов.
Умно. Объяснял скромность церемонии занятостью, а не тем, что это фиктивный брак.
Северов снова наклонился к микрофону:
— Что ж, желаем вам счастья. Но давайте не будем забывать о работе. Проект "Северная звезда" требует полной концентрации.
— Конечно, — кивнул Глеб. — Ника продолжит руководить проектом. Семейные отношения не повлияют на рабочие процессы.
— А как же конфликт интересов? — Северов не сдавался. — Жена, подчиненная...
— Ника работает эффективно и получает результаты, — оборвал его Глеб, и в голосе появились стальные нотки. — Это единственное, что имеет значение для компании.
Повисла неловкая пауза. Северов понял, что лучше не настаивать при всех сотрудниках.
— Ну что ж, — сказал он с натянутой улыбкой, — поздравляем молодых. Желаем счастья и... стабильности.
Последнее слово он произнес с особым значением, глядя прямо на Глеба.
— Спасибо, — ответил Глеб невозмутимо. — Увидимся все на планерке в четверг. А сейчас давайте вернемся к работе.
Люди начали расходиться, но многие задерживались, переговариваясь между собой и поглядывая на нас. Я слышала обрывки фраз:
"Никогда бы не подумала..."
"А она ничего, симпатичная..."
"Интересно, что его в ней зацепило..."
"Быстро же все получилось..."
Когда зал почти опустел, ко мне подошла Марина.
— Ника, поздравляю! — она обняла меня. — Как ты могла совсем ничего не говорить…
— Спасибо, — я неловко улыбнулась. — Просто все произошло очень быстро.
— Еще бы! Такого завидного жениха... — она понизила голос. — Слушай, а он правда такой холодный, как кажется? Или с тобой по-другому?
Я посмотрела на Глеба, который разговаривал с Северовым в углу сцены. Северов явно был недоволен и что-то говорил тихо, но настойчиво. Глеб слушал с каменным лицом.
— Он... другой, — сказала я. — В личном общении совсем другой.
Это была правда, хотя и не в том смысле, как подумала Марина.
— А дочка твоя как? Соня же подросток, они обычно ревнуют к отчимам.
— Соня в порядке. Она умная девочка, понимает, что мне нужна поддержка.
— Ну и отлично. А то я уж думала... — Марина замялась.
— Что думала?
— Ну что ты по расчету выходишь. За деньги, типа. — Она засмеялась. — Глупости, конечно. Видно же, как он на тебя смотрит.
Как он на меня смотрит? Интересно, что видела Марина, чего не видела я?
— Марина, мне пора, — сказала я. — Встретимся завтра, поговорим спокойно.
— Конечно-конечно, невеста! Беги к своему возлюбленному!
Она ушла, а я осталась стоять у края сцены, ожидая, когда Глеб закончит разговор с Северовым. Их беседа становилась все более напряженной, хотя оба говорили тихо.
Наконец Северов кивнул и ушел, не попрощавшись со мной. Глеб подошел ко мне.
— Как прошло? — спросил он.
— Неплохо, — ответила я. — А что говорил Северов?
— Выражал сомнения в искренности наших чувств, — Глеб усмехнулся. — И интересовался, не повлияет ли брак на мою эффективность как руководителя.
— И что вы ответили?
— Что у него будет возможность проверить.
Мы спустились со сцены и пошли к лифту. В коридоре было несколько сотрудников, и все они провожали нас взглядами. Я чувствовала себя как в аквариуме.
Я припарковал машину в подземном гараже и посмотрел на часы — восемь вечера. Обычно к этому времени я был дома уже час, ужинал в одиночестве за барной стойкой, просматривая деловую почту. Сегодня задержался на совещании с партнерами из Германии, но почему-то спешил домой больше обычного.
Поднимаясь в лифте, я думал о том, что сегодня впервые возвращаюсь не в пустую квартиру, а к... семье. К жене и ее дочери. Звучало абсурдно, учитывая, что жена была деловым партнером, а дочь — совершенно незнакомым мне подростком.
Я понятия не имел, как общаться с четырнадцатилетней девочкой. Последний раз я разговаривал с детьми... кажется, никогда. Даже когда сам был ребенком, предпочитал общество взрослых.
Двери лифта открылись, и я услышал то, чего в моей квартире не было никогда — звуки жизни. Приглушенные голоса, негромкая музыка, позвякивание посуды. Из-под двери пробивался теплый свет — не холодное освещение встроенных светильников, а множество ламп, включенных одновременно.
Я достал ключи, но на секунду замешкался. А что, если зайду и не буду знать, что сказать? Что делать? Как себя вести?
Покачал головой, прогоняя сомнения. Это мой дом. Моя квартира. Мой контракт.
Открыл дверь и замер на пороге.
Моя стерильно чистая квартира превратилась в... что-то совершенно другое. В место, где живут люди.
В гостиной горели все лампы — торшеры, настольные светильники, даже свечи на журнальном столике. Обеденный стол был завален учебниками и тетрадями, между которыми маневрировала девочка-подросток с ручкой в зубах и растрепанными темными волосами. Рядом с ней Ника объясняла что-то, показывая пальцем на страницу учебника.
Я осторожно вошел, снимая пиджак. Обе не заметили меня — слишком увлечены уроками.
Соня была выше, чем я представлял, глядя на нее из окна офиса. Длинные ноги в джинсах, тонкие руки, серьезное лицо с явно материнскими чертами. Но характер, судя по недовольному выражению, совершенно другой.
— Понимаешь, если синус равен половине, то угол равен тридцати градусам, — терпеливо объясняла Ника.
— Мам, это бред какой-то, — стонала девочка. — Кому в жизни понадобится знать, чему равен синус?
— Математика развивает логическое мышление...
— А мне нужно логическое мышление для критики литературных произведений?
— Даже для критики нужна логика.
— Логика есть. А синусов нет и не будет.
Я кашлянул, привлекая внимание.
Обе одновременно подняли головы. Ника слегка покраснела — видимо, не ожидала, что я приду так рано. Соня просто уставилась на меня с любопытством.
— Добрый вечер, — сказал я, чувствуя себя неловко в собственной квартире. — Я... вернулся.
— Добро пожаловать домой, — ответила Ника, и в ее голосе я услышал легкое напряжение. Она тоже не знала, как себя вести.
— Привет, — сказала Соня, продолжая меня разглядывать. — Ты Глеб?
— Да. А ты Соня.
— Угадал. — Она отложила ручку и повернулась ко мне всем корпусом. — Можно вопрос?
— Конечно.
— Как мне тебя называть? Глеб? Дядя Глеб? Или сразу папа?
Вопрос застал меня врасплох. Я бросил взгляд на Нику — она смотрела на дочь с легкой тревогой.
— Пока просто Глеб, — ответил я. — Посмотрим, как дальше пойдет.
— Хорошо. Тогда, Глеб, как дела на работе?
— Нормально, — автоматически ответил я, потом понял, что это звучит отстраненно. — То есть... было много встреч. Переговоры с партнерами.
— Интересно?
— Не очень.
Повисла неловкая пауза. Я стоял посреди гостиной как истукан, не зная, сесть ли, остаться ли, уйти ли к себе.
— Может, присядешь? — предложила Ника, и я услышал в ее голосе искусственную бодрость. — Ужин почти готов.
— Да, конечно. — Я сел в кресло напротив дивана, где расположились Ника с Соней. — Что изучаете?
— Тригонометрию, — вздохнула Соня. — Мама пытается объяснить, зачем нужны синусы и косинусы.
— А зачем? — неожиданно для себя спросил я.
— Вот именно! — оживилась Соня. — Ты же не используешь синусы в бизнесе?
— Не использую. Но... — я попытался вспомнить, где применяется тригонометрия. — Без нее нельзя построить дом. Или мост. Или самолет.
— А я не собираюсь строить самолеты.
— А кем собираешься?
— Литературным критиком. Или писателем. Или... не знаю пока.
— Понятно.
Снова пауза. Я чувствовал себя как на деловых переговорах с непредсказуемым партнером.
— А ты в школе любил математику? — спросила Соня.
— Любил.
— И хорошо учился?
— Хорошо.
— А какие предметы нравились больше всего?
Я задумался. Странно — никто не спрашивал меня о школьных годах уже лет пятнадцать.
— Математику, физику, экономику.
— А литературу?
— Тоже ничего.
— Какие книги читал?
— Разные. Классику в основном.
— А сейчас читаешь?
— Деловую литературу.
— Это не считается, — категорично заявила Соня. — Я имею в виду художественные книги.
— Редко, — честно признался я.
— А фильмы смотришь?
— Тоже редко.
— А что ты делаешь в свободное время?
Вопрос поставил меня в тупик. Свободное время? У меня его практически не было.
— Работаю, — ответил я.
— В выходные тоже?
— Часто.
Соня посмотрела на маму, потом снова на меня:
— Ты же понимаешь, что так жить нельзя?
— Почему нельзя?
— Потому что жизнь — это не только работа. Есть еще развлечения, хобби, друзья, семья...
— У меня теперь есть семья, — сказал я, кивнув на них обеих.
— Это хорошо. А друзья есть?
— Коллеги по работе.
— Это не то. Настоящие друзья — это те, с кем можно поговорить не о работе.
— А о чем?
— О жизни! О фильмах, книгах, планах, мечтах... — Соня воодушевилась. — О том, кем ты хотел стать в детстве.
— Астронавтом, — неожиданно для себя ответил я.
— Серьезно? — Соня засмеялась. — Ты хотел летать в космос?
Я проснулась от звука закрывающейся входной двери — Глеб уехал на работу в семь утр. На кухонной стойке лежала записка красивым почерком: "Сегодня у вас выходной. Не стесняйтесь пользоваться картой — я сделал ее именно ради этого. Купите самое красивое платье в городе. Вы заслуживаете лучшего. Г.Р."
Я достала карту — она была тяжелой, дорогой, с тиснением и логотипом банка, который обслуживал только VIP-клиентов. Никогда в жизни у меня не было ничего подобного.
— Ого, — Соня заглянула через плечо, уплетая бутерброд с джемом. — Это что, кредитка без лимита?
— Похоже на то.
— Мам, ты понимаешь, что можешь купить что угодно? Хоть машину, хоть квартиру?
— Соня, это не наши деньги.
— Пока не наши, — поправила она. — Но завтра ты станешь госпожой Рудневой. Технически, это будут и твои деньги тоже.
После того как Андрей отвез Соню в школу, я вышла на балкон с чашкой ароматного кофе. Октябрьское утро было прохладным, но солнечным. Город внизу просыпался — желтые кроны деревьев в парке напротив покачивались на легком ветру, где-то далеко виднелась река, укрытая утренней дымкой. Осенний воздух пах опавшими листьями и свежестью, а солнце золотило стекла домов.
Я думала о предстоящем дне. Если пропущу работу, завтра меня будет ждать катастрофа с проектом "Северная звезда". Но... я хочу себе это позволить. Один день для себя. Один день, чтобы стать красивой невестой.
Через час Андрей ждал у входа.
— Куда едем, Ника Александровна? — спросил он.
— Не знаю... В какой-нибудь обычный магазин? Где продают свадебные платья?
— Глеб Антонович просил отвезти вас к мадам Софи, — сказал он, поворачивая в сторону самого дорогого района. — Лучший свадебный салон города.
Конечно. Он все уже продумал.
Бутик "Софи" располагался в особняке XIX века с витражными окнами и вывеской из золотых букв. Я зашла внутрь и оцепенела — это было похоже на музей роскоши. Платья висели как произведения искусства, каждое в отдельной нише с подсветкой. Цены... я даже не стала смотреть на ценники, испугавшись заранее.
— Чем могу помочь? — женщина лет сорока в элегантном черном костюме окинула меня оценивающим взглядом. Видимо, мой обычный джинсовый костюм не производил впечатления серьезного клиента.
— Мне нужно свадебное платье, — неуверенно сказала я.
— На какой бюджет рассчитываете? — в ее голосе слышалась едва скрываемая снисходительность.
Я достала черную карту. Женщина взглянула на нее, и ее лицо мгновенно преобразилось.
— О, госпожа Руднева! — она расцвела улыбкой. — Мы вас ждали! Глеб Антонович предупредил о вашем визите. Меня зовут Елена Ивановна, я лично буду заниматься вашим образом.
И началось волшебство.
Меня проводили в приватную примерочную размером с мою бывшую спальню. Зеркала от пола до потолка, кожаное кресло, столик с шампанским и макарунами. Елена Ивановна исчезла и вернулась с охапкой платьев.
— Начнем с этого, — она показала кремовое платье А-силуэта с кружевным верхом. — Классический крой, очень элегантно.
Я переоделась и вышла к зеркалу. Женщина в отражении была... красивой. Не обычной уставшей мамой-одиночкой, а настоящей невестой. Платье сидело идеально, кружево подчеркивало декольте, силуэт делал фигуру изящной.
Елена Ивановна принесла еще несколько вариантов, но первое платье оказалось лучшим. К нему подобрали туфли Louboutin на изящном каблуке, шелковое белье La Perla, клатч с жемчугами и серьги с настоящим жемчугом.
— Две тысячи евро за платье, — невозмутимо сообщила консультант, пробивая чек.
Я чуть не подавилась шампанским. Две тысячи евро! За одно платье! За эти деньги можно было три месяца кормить семью.
— А теперь обновим гардероб под новый статус, — предложила она. — Супруге Глеба Антоновича нужна соответствующая одежда.
Следующий час прошел как в тумане. Три деловых костюма, два коктейльных платья, повседневная одежда премиум-брендов, аксессуары, обувь. Карта проглатывала суммы, от которых у меня кружилась голова.
Из бутика я поехала в салон красоты. Здесь тоже все было организовано заранее — мастера ждали "супругу господина Руднева". Маникюр, педикюр, укладка, легкий макияж. Я смотрела в зеркало и не узнавала себя.
К вечеру, когда Андрей забирал меня из салона, на улице уже стемнело. Осенний город преобразился в сиянии фонарей — желтые листья кленов светились как золото, витрины магазинов манили теплым светом, а воздух стал совсем прохладным, пахнущим приближающейся зимой.
— Заедем за Соней? — предложил Андрей.
— Да, пожалуйста.
Соня ждала у школьного входа, болтая с одноклассниками. Когда она села в машину и увидела меня, округлила глаза:
— Мам? Это ты?
— Я, — смущенно ответила я.
— Ты выглядишь как... как принцесса! — она не могла оторвать взгляд. — Что с тобой сделали?
— Подготовили к завтрашней свадьбе.
— Классно! А можно заедем к твоему кофейному другу? Хочу познакомиться. Пусть посмотрит, какая ты красивая!
— Ты ведь хотела пригласить подругу в гости?
— Планы поменялись: Лизка влюбилась в старшеклассника и ей теперь не до этого.
Кофейня Максима светилась уютным желтым светом среди потемневших витрин. Мы вошли, и Максим, стоявший за стойкой, не сразу меня узнал.
— Ника? — он округлил глаза. — Ты... вау. Ты выглядишь как кинозвезда.
— Свадебная подготовка, — смущенно пояснила я. — Завтра роспись.
— Серьезно? Так быстро?
— А это моя дочь Соня, — представила я. — Соня, это Максим.
— Привет, — Соня протянула руку для рукопожатия. — Мама много о тебе рассказывала.
— Взаимно, — улыбнулся Максим, пожимая ее руку. — Горячий шоколад будешь?
— Буду!
Максим сделал нам напитки и присел рядом:
— Как дела? Не жалеешь о решении?
— Не знаю. Сегодня потратила денег больше, чем видела в жизни. Чувствую себя... не в своей тарелке.
— Это нормально. Новая жизнь требует времени на адаптацию. — Он посмотрел на меня внимательно. — Главное — не потеряй себя в этой роскоши.
Проснулся в шесть утра, за час до будильника. Лежал и смотрел в потолок, пытаясь понять, почему сердце колотится как у подростка перед первым свиданием. Абсурд. Это деловая сделка, формальность. Несколько подписей, фотографии для прессы, и дело сделано.
Но руки предательски дрожали, когда я брился.
В зеркале смотрел на меня мужчина в расцвете лет, который через три часа станет женатым. По расчету. По контракту. Но почему тогда в груди что-то сжималось при мысли о том, как Ника будет выглядеть в свадебном платье?
Темно-синий костюм, белая рубашка, платиновые запонки с фамильным гербом — наследие четырех поколений Рудневых. Если уж играть роль счастливого жениха, то играть достойно. Только вот играть становилось все сложнее с каждым днем.
Завтракать не мог. В животе все скрутилось в тугой узел от нервов, которых не должно было быть. Выпил только кофе, стоя у окна и наблюдая, как город просыпается под серым октябрьским небом. Где-то в соседней комнате готовилась моя будущая жена. Интересно, она тоже нервничает? Или для нее это просто еще один пункт договора?
Звук открывающейся двери заставил обернуться. Соня выглянула из-за косяка — уже одетая, причесанная, но с осторожным выражением лица.
— Можно войти? — спросила она тихо.
— Конечно.
Она прошла к окну, встала рядом со мной. Молчала минуту, глядя на город.
— Ты правда хочешь жениться на маме? — спросила она вдруг, и в голосе слышалась не детская любопытность, а серьезная тревога.
Вопрос застал врасплох. Дети умеют задавать самые неудобные вопросы в самый неподходящий момент.
— Хочу, — ответил я, и понял, что это правда. Когда именно "надо" превратилось в "хочу"?
— Хорошо, — кивнула она. — Просто... мама столько всего пережила. Не причиняй ей боль, ладно?
В горле пересохло. Четырнадцатилетняя девочка ставила меня перед фактом: она доверяет мне самое дорогое в своей жизни. И это доверие весило больше любых деловых обязательств.
— Не причиню, — пообещал я.
Соня изучила мое лицо внимательным взглядом, слишком взрослым для ее возраста.
— Ладно. Тогда идем.
Я взял букет белых роз и пионов — заказывал в лучшем салоне города, потратил на него больше, чем некоторые зарабатывают за месяц. Цветы должны быть идеальными. Все должно быть идеальным.
Постучал в дверь Никиной комнаты.
— Готова? — спросил я.
— Минутку!
Еще пять минут ожидания, за которые я успел передумать раз десять. Что я делаю? Женюсь на женщине, которую знаю лишь по работе. По расчету. Это безумие.
Дверь открылась.
И мир остановился.
Ника стояла передо мной в кремовом платье, которое превращало ее в... я даже не знал, в кого. В богиню? В произведение искусства? Шелк обтекал ее фигуру как вода, кружево на декольте открывало изящные ключицы. Волосы собраны в низкий пучок, несколько прядей мягко обрамляли лицо. Легкий макияж подчеркивал естественную красоту, делал глаза огромными и выразительными.
Она была ослепительной. Не просто красивой — ослепительной настолько, что дыхание перехватило.
— Ты... — я запнулся, потеряв дар речи. Когда последний раз женщина лишала меня дара речи? — Потрясающе выглядишь.
Ника покраснела — очаровательно, по-девичьи.
— Спасибо. Ты тоже... — она окинула меня взглядом, и я почувствовал, как что-то сжимается в груди от этого взгляда. — Очень красивый.
Я протянул ей букет. Когда наши пальцы соприкоснулись, по руке прошла знакомая волна тепла. Ника тоже почувствовала — я видел, как расширились ее зрачки.
— Они прекрасные, — прошептала она, вдыхая аромат роз.
— Как и ты.
Мы стояли в дверях ее комнаты, глядя друг на друга, и весь мир сузился до этого момента. Ника в свадебном платье, с букетом в руках, с румянцем на щеках. Моя невеста. По контракту, но от этого не менее прекрасная.
— Пора, — тихо сказал я.
— Да. Пора.
В машине я сидел рядом с ней и чувствовал себя как на первом свидании. Ника нервничала — я видел, как она теребит край букета, как напряжены ее плечи. Хотелось взять ее руку, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но не решался. Какое право я имел утешать женщину, которая выходила за меня замуж из практических соображений?
ЗАГС встретил нас торжественной атмосферой. Мраморные колонны, высокие потолки, живые цветы — все как полагается для важного события. Наши свидетели уже ждали: Андрей в новом костюме и Анна Петровна в нарядном платье, которая сияла от счастья больше, чем некоторые матери невест.
Торжественный зал был пуст. Лишь фотограф неустанно щелкал нас с Никой, и Соня. Единственные гости, которых я хотел бы видеть на своей свадьбе — мама и отец, но она находилась далеко за границей, а он…
Я отмахнул от себя эти мысли. В любом случае, Ника тоже не нашлась, кого пригласить на роспись. Да и зачем, ведь это просто фиктивный брак. Ведь так?
— Господи, какая красота! — всплеснула руками Анна Петровна при виде Ники. — Такой красивой невесты я еще не видела!
Мы прошли через зал. В нашем случае можно было обойтись просто росписью в маленьком кабинете, но этого недостаточно, когда женится глава крупной компании. Ника встала рядом со мной перед столом регистратора, и я почувствовал тепло ее тела, легкий аромат духов. Сердце билось так громко, что, казалось, его слышат все присутствующие.
— Глеб, Вероника, — начала церемониймейстер, элегантная женщина лет пятидесяти. — Сегодня вы приняли решение соединить свои судьбы браком. Это важный шаг, который требует взаимного уважения, любви и поддержки...
Стандартные слова о семейных ценностях. Я слушал и одновременно изучал профиль Ники. Прямой носик, изящная линия подбородка, длинные ресницы. Она выглядела сосредоточенной, торжественной. Как настоящая невеста, которая выходит замуж по любви.
Как будто этот брак значил для нее что-то большее, чем просто сделка.
— Глеб, — обратилась ко мне церемониймейстер, — согласны ли вы взять в жены Веронику, любить и беречь ее в радости и печали, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?