Ошейник для пробужденной

Гори, но не сгорай.

Пролог.

Университетская библиотека, поздний вечер.

Моя рука скользнула по тетради. Передо мной лежит рукопись об «Охоте на ведьм в XVI веке». Не все слова понятны. Но диплом сам себя не напишет, а я его очень хочу. За окном сгущается тьма, по стеклу барабанит дождь, капли дождя стекают по стеклу. В старых трубах что-то скребется. Я потянулась к дневнику, который нашла сегодня в библиотеке. Запах старой кожи от дневника смешался с кисловатым духом остывшего кофе и пылью веков. Серый, кожаный, с подписью: «Маргарита из Вальтерсхофа, 1583». Мой палец провел по рисунку змеи, пожирающей свой хвост. Затем в глаза бросилась запись: «Они знают, что я проснулась». Я отпила кофе, которое уже успело остыть, усмехнувшись. «Ничего не понятно... К чему это... Такого я еще не видела», — промелькнула мысль. Сзади раздался насмешливый голос Кати:

— Опять твои ведьмы? Может, сходим на коктейль, пока тебя не сожгли?

Неожиданно чашка с кофе выскользнула из моих рук, чернила расплылись в дневнике, и вдруг... Буквы зашевелились, складываясь в фразу: «ВРЕМЯ ВЕРНУТЬСЯ».

«Нет... Нет, что происходит, я что, переутомилась?» — пронеслось в мыслях. Тело не слушалось. Я задыхаюсь, воздуха не хватает. И тут я ловлю отражение в окне. Но это не я. Бледное лицо с темными глазами улыбаясь смотрит на меня. Раздался резкий звук падающей книги. А потом в нос ударило медью. Кровь? Нет... Дождь? Я посмотрела на Катю. Медь была её... Я хотела потянуться к ней. Хотела понять, что со мной. Сердце колотилось, как птица в клетке, но даже пальцем шевельнуть... Ничего. «Нет-нет-нет, это не настоящая кровь, это томатный... Нет. Это кровь», — попыталась уверить себя я. Затем я заметила на своих пальцах. Копоть... Она не стиралась. Липла, как смола. И пахла... гарью. В висках зазвенело... Словно кто-то прошептал: «...вернуться...». Или это дождь? Голос не то мужской, не то женский и тихий, но с ледяной уверенностью:

— Ты выбрана. Проснись.

Глава 1.

В нос ударил запах горелого мяса. Кто-то уже горел до меня? Мои волосы пахнут палёной шерстью. Горло дерет, я откашливаюсь, задыхаясь от дыма. Горит. Всё горит. Языки пламени лижут мои босые ноги, жар пожирает кожу. Я дёргаюсь — верёвки впиваются в запястья. Это не сон. Это не кошмар. Это — плоть. Это — Я. Горю.

«Нет... Нет... Я была в библиотеке, не может быть... Это просто сон...» — стукнуло в голову.

Я пытаюсь крикнуть — дым заполняет лёгкие. Кашель рвёт горло. Слёзы испаряются, не успев скатиться. Тёмно-фиолетовое платье уже тлеет. Край юбки вспыхнул. Огонь ползёт вверх, как змея. Корсет давит на грудь и талию. Раздался треск хвороста. «Дописала диплом называется, ну что это...» — пронеслось в уме.

Мои мысли прервал рёв толпы. Рот, раскрытый в крике. Камень, летящий в меня. «Ведьма!» «Сожги её!» Детский плач, чей-то ребёнок испугался, но мать тянет его ближе: «Смотри, дитя, как горят грешницы». Кто-то выкрикнул:

— Эта ведьма лорда Вальтера!

Я нахмурилась, кто это? Я ничего не понимаю. Затем увидела их. Чёрные тени в рясах. Кресты на груди. Один подносит факел к хворосту — его глаза пустые, как у мёртвой рыбы. Другой читает молитву на латыни, но у рта — улыбка. Где-то далеко каркает ворон. Старший инквизитор подошел ближе и помахал у моего лица:

— Признайся, слуга Сатаны!

— Я не... — кашель перебил мои слова. Дёготь в нос ударил , как кулак.

И тут вперёд выходит мужчина, блокируя факел. Не ряса — камзол. Не крест — серебряный ключ на груди. Его шаги мерные.

— Брат Марк, разве огонь сожжёт дьявола в её крови? Нет. Он лишь очистит кожу... А зло уйдёт глубже. Голос мужчины был полон ледяного спокойствия.

Толпа затихает. Я вглядываюсь в лицо мужчины. Нет, не ненависть и презрение, как у остальных... Расчёт? Мужчина достаёт шипастый ошейник с какими-то непонятными рунами и цепью:

— Железо, закалённое в слезах невинных, — вот истинная клетка для беса! Дайте мне неделю — и я выжгу её ложь болью честнее огня. Голос мужчины рассек тишину.

Шёпот в толпе:

— Брат Рафаэль... Он же специалист по одержимым.

Я судорожно вздыхаю, затем Рафаэль прижимает ошейник к моей шее — шипы впиваются. Я вскрикиваю от боли, чувствуя будто сильный заряд электричества. Неожиданно ошейник вспыхивает синим, освещая мое лицо, искаженное болью и страхом.

Рафаэль наклоняется так близко, что его ледяное дыхание обжигает ухо, прошептав:

— Видишь? Ты светишься. А теперь скажи им... Что хочешь моей милости.

Я сжимаю челюсти. «Теперь меня еще и будут водить за ошейник, как собаку...» — констатировала я мысленно.

— Да! Я готова к искуплению! — хриплю я.

Рафаэль кивает инквизиторам, огонь гасится, мое тело начинают развязывать. Я чуть не падаю с деревянного столба. Но он сжимает мое плечо, удерживая на месте. Из толпы люди разочарованно смотрят на Рафаэля. Кто-то кинул в меня гнилым яблоком. Раздался женский возглас:

— Прекрасно! Теперь у нас будет свободно ходить ведьма!

Толпа подхватила ее слова, негодуя. Рафаэль потянул меня за цепь, уводя с помоста. Мое тело болит. Шаги даются с трудом. Боль такая, будто меня били по рёбрам. Может и правда били? Кто я? Я чуть ли не падаю. Рафаэль дергает за цепь, заставляя меня идти позади. Камни с земли впиваются в мои босые ноги. «С одного ада в другой ад с персональным палачом... Я просто хотела написать диплом... Пойти в кафе вечером...» — подумала я.

Слёзы, которые испаряются.

Ошейник научит тебя молчать.

Рафаэль завел меня в темное помещение с каменными стенами и узким коридором. Запах сырости смешивался с железом крови на стенах и чем-то сладковато-гнилым... Как мёртвые цветы. Я вздохнула, мне хотелось плакать, рвать, метать. Мое тело не хотело идти, сил не было. По ноге стекало что-то теплое. Рафаэль остановился возле комнаты с решеткой и толкнул меня.

— Ну что, Маргарита? Если ошейник еще раз засветится при других, я тебе язык вырву. — бесстрастно констатировал он, закрыв решетку, оставив меня в этой сырой и полутёмной комнате.

Я рванулась вперед, схватившись за прутья двумя руками. Железо впивалось в пальцы до боли.

— Ты жестокий! Так нельзя! Почему у тебя нет человечности? И как ты меня назвал? — воскликнула я, затем сделала паузу. — Я Анна! Я не Маргарита!

Рафаэль покачал головой, будто перед ним был непонимающий ребёнок.

— О, Маргарита... Это ты еще жестоких не видела. Толпа, которая кидалась в тебя и кричала, чтобы не сожгли, я смотрю, жестокой не показалась? — произнес Рафаэль, даже не посмотрев на меня, и поправил свою перчатку.

Я задумалась, а действительно, почему я не говорю так про толпу?Я съехала по холодной стене и закрыла глаза, вздыхая. Передо мной всплыли картины: моя маленькая квартира, которая осталась мне от бабушки. Учебные дни, наши прогулки с Катей. Библиотека. «Что ты делаешь, Катя? Волнуешься? Надеюсь, с тобой все хорошо...» — подумала я.

Дрожь била так сильно, что зубы стучали, как в лихорадке. Я обхватила себя руками — но холод шёл изнутри. Я посмотрела на Рафаэля, сжав кулаки. Слёзы текли по щекам солёными ручьями, оставляя жгучие полосы на коже. Я била кулаками по стене, пока кожа не содралась в кровь. Но боль в груди была сильнее. Но внутри было еще больнее. Колени подкосились, и я рухнула на каменные плиты, и развела руками, вскрикнув:

— Я хочу домой! Хочу домой!

Затем я открыла глаза и приподнялась на локтях, посмотрев на Рафаэля с надеждой.

— Пожалуйста, отпусти меня... Мне нужно домой, мне тут не нравится... Тут плохо!

Рафаэль посмотрел на меня, приподняв бровь, как на что-то непосредственное, и промолчал. Я встала, метнувшись к решётке, вцепившись пальцами в прутья, крикнув:

— Мне плохо! Мне холодно! У меня болит тело! — мой голос был полон отчаяния. Я опустила голову и зарыдала навзрыд и рухнула на колени. Ошейник взорвался ледяным огнём, прожигая шею до кости. Я, скрипя зубами, втянула воздух, но в лёгкие будто насыпали битое стекло. Где-то вдали раздался голос Рафаэля:

— Эмоции — роскошь, щенок. Даже за эмоции есть плата. — его голос смешался с шёпотом в висках: «Ненавидь его! Он сжёг твою жизнь! Убей его!».

Я зажмурилась. Когда боль отступила, на камнях передо мной остались капли сизого дыма. Слёзы испарились. Плакать больше не получалось. Я пыталась осмыслить. Правда ли я слышала шёпот? Ненавидеть? Убить? Что за жестокие слова? Я вжала ладони в уши.

— Нет, это просто ветер... Просто ветер... — прошептала я, тяжело дыша.

Но ветра не было.

Рафаэль подошел ближе, спросив:

— Ну что, прошло? Нам пора.

Я даже не посмотрела на Рафаэля, отвернувшись, и всхлипнула. Рафаэль потянул за цепь, вынуждая меня встать, и открыл решётку, я вышла в коридор. Он , не став ждать меня, потянул цепь, я волоклась сзади за ним. Камни впивались в босые ноги, оставляя кровавые следы. Каждый шаг — как по битому стеклу. Но боль в шее от ошейника была хуже. Где-то капала вода, а из щелей в стенах доносился шелест... Будто кто-то царапал камень изнутри.

Я остановилась и посмотрела на свое тело. Талия была уже, грудь была больше. Я дотронулась до кудрявой тёмной пряди волос. Хотя я всю жизнь, сколько себя помню, была блондинкой. Я сжала прядь волос в кулаке, ожидая, что они станут прежними... Но тёмные кудри лишь больно впились между пальцев. «Это не галлюцинация. Это — я?»

— Кто я? Кто такая Маргарита? — вырвалось с языка.

Рафаэль остановился, безразлично глядя на меня. Затем отвернулся и потянул меня за цепь, ведя дальше по сырому коридору. Проговорив:

— Всему своё время, Маргарита, ты мой инструмент. Только я решаю, что для тебя важно, а что нет.

Я фыркнула, опустив голову. Его пальцы сжали звенья цепи так, что кожа на перчатках натянулась. Мы вышли из темницы. В нос ударил свежий воздух.

Мы подошли к часовне, ее шпили уходили высоко в небо, в темноту. Мы вошли в часовню, я шла сзади ради Рафаэля, камни и ветки впивались в мои босые ноги. Холод камней холодил кожу. Часовня была маленькой, пахло ладаном. Ошейник загорелся красным. Я с удивлением посмотрела на Рафаэля, почувствовав вкус крови во рту. Да, Рафаэль плохой и держит меня, как щенка на привязи. Но может, он все-таки когда-нибудь соизволит мне сказать, что здесь происходит? Мы подошли ближе.

Рафаэль обернулся, посмотрев на меня, в его глазах заплясали красные огоньки от ошейника, как у демона на витраже, предавая ему зловещий вид. Я посмотрела на перевёрнутый крест. И невольно отступила назад. Я подняла глаза на витраж с разноцветным стеклом. Мурашки побежали по спине... но не от страха. От узнавания. Эта женщина так похожа на меня. Но её глаза — глаза демона. Мой нос, мой разрез губ... Но в них было что-то чужое, как будто моё отражение смотрело на меня из искажённого зеркала. У ног женщины сидел демон. Глаза Рафаэля сузились, когда он увидел, куда смотрела я. В них мелькнуло что-то... знакомое? Страх? Нет, скорее голод.

Рафаэль погладил клинок:

— Ты думала, я не знал? Ты уже умерла однажды, Маргарита. И если не научишься контролировать это… умрёшь снова.

Я приоткрыла рот, смотря на витраж. Я даже не знаю, что меня шокировало больше. Слова Рафаэля? Или витраж? Витраж мерцал, будто дышал. Или это моё сердце стучало так громко? Нет... женщина точно шевельнула губами. Я покачала головой и зажмурилась, снова открыв глаза.