
СОЛАНА
Со второго этажа доносится пронзительный женский вскрик, а вслед за ним через пару мгновений томный протяжный стон:
– О-о-о, Дже-е-е-ек, ты кру-у-ут…
От неожиданности вздрагиваю и выпускаю из рук сверток.
Дзин-н-нньк!
Подарок, фигурка волка из неапалесского голубого хрусталя, который я с таким азартом сыщика выискивала по инфосети больше двух месяцев, желая порадовать Торова на день рождения, разлетается вдребезги.
Черт!
Теперь не оценит.
Прикусываю губу, взирая на осколки, прорвавшие упаковку при встрече с полом и разлетевшиеся вокруг.
— Джек, ты слышал шум?
Сверху доносится возня и шебуршание.
— Сквозняк, наверное, — низкий приятный голос хозяина дома заставляет мурашки бежать по спине. – Не отвлекайся.
— Сквозняк? Ты думаешь? — не затыкается девица. – Но, мне кажется, что…
— Закрой рот, Коди. Ты здесь не для того, чтобы болтать, — жесткий приказ звучит не для меня, но все равно заставляет вздрогнуть. – Хотя, раз так любишь работать языком, то… на колени и за дело.
Разговор из спальни заставляет замереть и прислушаться. Но когда за ним следуют совершенно однозначные звуки глубокого дыхания, причмокиваний и тихих стонов, прихожу в себя и принимаюсь ликвидировать последствия небольшого ЧП.
Понятное дело, убрать свой запах мне не удастся. Джек, как оборотень, легко вычислит, что я у него была. Впрочем, уверена, он и сейчас меня ощущает, но, как обычно, игнорирует.
А вот осколки собрать нужно, чтобы никто не поранился. Как бы я не бесилась и не ревновала Торова, причинять боль ни ему, ни его пассиям, сменяющим друг друга, как дни недели, не хочу. Да и не могу.
Это против моей сущности. Я же – омега.
– М-мммм….
Мужской стон удовольствия бьет по нервным окончаниям, заставляя дернуться. Судя по довольным звукам, Торову и без моего подарка очень и очень хорошо.
А я, идиотка, которая вновь мечтала о невозможном.
Зато теперь получила хороший урок.
Злясь на себя, сильнее сжимаю кулак, забывая, что собирала в него острые осколки.
Боль от порезов оказывается удивительно жгучей. Тихонько вскрикиваю, но тотчас прикусываю губу. Прикрываю рот второй ладошкой, чтобы больше не шуметь… но поздно.
Короткий шорох на втором этаже сменяет тихим топотом ног.
– Солана? Что ты здесь делаешь?
Прищуренный взгляд впивается в меня, как рентгенолуч.
Мой истинный стоит передо мной, отклонившись назад, сложив руки на груди и широко расставив ноги. В одних лишь низко сидящих на бедрах домашних штанах, совершенно ничего не скрывающих. От вида поджарого спортивного тела, широких плеч, узких бедер, рельефного живота, карих глаз и взъерошенных темно-русых волос моментально краснею. Сглатываю сухим горлом и отвожу глаза.
Матушка-Луна, разве можно быть таким совершенным?
И слепым одновременно?
– Забираю своё, – произношу негромко, пряча пораненную руку за спиной.
– В этом доме нет ничего твоего, – Джек подходит ближе, заставляя вскинуть голову.
И я уверена, что в этот момент он говорит о себе, а не о вещах.
– Ошибаешься, Торов, есть.
Вздергиваю подбородок, не собираясь мириться с его упорным недоверием.
– Есть, – повторяю еще раз.
– Джек, а это кто такая? – визгливый голос девицы, недавно стонавшей в спальне наверху, заставляет поморщиться.
– Просто знакомая.
– Его истинная.
Отвечаем мы с Торовым одновременно.
СОЛАНА
– И что «просто знакомая» делает, стоя на четвереньках в ТВОЕЙ прихожей? – уточняет неугомонная блондинка, нагло игнорируя мой ответ. – Приходящей прислугой подрабатывает? Полы за вознаграждение моет?
Сжимаю зубы, потому что рисковать и сжимать кулаки больше не хочется. Ладошку до сих пор печёт и дергает. Скорее всего, осколки, застрявшие в коже, не позволяют ей правильно регенерировать.
– Так отправь ее убирать спальню, мы же там чуть-чуть… пошалили и намусорили, – играет бровями визгливая выскочка и, глядя в упор на оборотня, беззастенчиво облизывает припухшие губы.
Морщусь. Вульгарная, наглая, одетая, как блудница из придорожного кафе. А Торову нравится.
Не понимаю.
Вот никак не понимаю, чем его такие как она цепляют? Признаю, человечка смазливая, длинноволосая, фигуристая. Но, богиня, я же тоже не уродка.
К сожалению, не настолько высокая, как эта дылда, и грудь маловата, опять же если с этой дамой сравнивать, ну, тощая еще…
Зато его истинная. А он сомневается.
Валит на то, что я – омега. Жемчужина матери-Луны, с особым ароматом, манящим всех оборотней без исключения. Вот и не верит мне, но я-то чувствую.
Я не просто ему подхожу, как любому другому. Я для него – идеальная. Потому что истинная. Я – Его.
А Он – мой. А не этой размалеванной куклы. И не Ситы, что была вчера, и не Тимазы с позавчера, и не Чайни, что посещала его, кажется, в понедельник. Хотя, могу путать. Даже с идеальной памятью двуликой в таком количестве бабочек-однодневок Торова легко можно запутаться.
– Кажется, ты спешила, Коди, – игнорируя вопрос, Джек подхватывает девицу под руку и тянет в сторону выхода, – на смену.
– Да не так чтобы очень… – блондиночка пытается тормозить, упирается каблуками в пол, но где силы слабой человечки и где оборотня. Да еще не простого, а привыкшего участвовать в боевых действиях. – Я бы кофе попила.
– Извини. Не держу дома этот дурно пахнущий порошок, – фыркает двуликий, обманывая ее прямо в глаза. Уж я-то точно знаю, что он без горького напитка и половины дня не проводит. Пьет литрами. Кофеман жуткий.
– Я и на чашку чая согласна.
– Заварка кончилась.
– Стакан воды…
– Все грязные.
– Я могу помыть, раз эта-а-а, – тянет зануда пискляво, кидая брезгливый взгляд в мою сторону, – не справляется.
– Коди, тебе пора, – пропуская воркующие заигрывания мимо ушей, Джек выставляет блондинку на порог.
– Но ты же мне позвонишь? – раздается перед тем, как дверь перед курносым носом захлопывается.
– Конечно, – очередная ложь легко срывается с губ Торова.
Кажется, он даже не особо вникает в вопрос.
Ну да, зачем ему это? Завтра же снова будет другая.
– У тебя нет ее номера, – хмыкаю.
Но моё мнение хозяина дома не интересует, зато:
– Что у тебя с рукой? – как куклу подхватывает подмышки и вздергивает, ставя на ноги. – Показывай.
– Всё в порядке, – отнекиваюсь, пряча пострадавшую конечной за спиной.
Ну да, как я могла забыть, что его обоняние пропустит такой резкий запах?
– Солана, хватит капризничать и строить из себя ребенка. Мало того, что пришла в чужой дом без приглашения, намусорила, – поддевает ногой пропущенные мною пару осколков, – так еще и обиженку из себя строишь?
– Нет, Джек, не строю, – мотаю головой, прикусывая изнутри щеку, чтобы прогнать злые слезы, наворачивающиеся на глаза. – Прости, что побеспокоила. Я, честно, стучала, но дверь была приоткрыта. А сейчас уже ухожу.
– Конечно, Смит, уйдешь, но чуть позже. А сейчас… – передразнивает, – марш на кухню.
Заметив, что не двигаюсь, ловко сцапывает пострадавшую конечность, внимательно ее изучает и, нахмурившись, сам тянет в соседнее помещение.
– Ты в курсе, что у тебя стекла мешают регенерации? Еще минут десять протянешь и могут шрамы остаться.
– Пусть остаются, – совершенно не пугаюсь угрозы, – одним шрамом больше, одним меньше… какая разница.
– Ты о чем?
Двуликий даже останавливается, чтобы обернуться и настороженно изучить меня прищуренным взглядом.
– У тебя нет шрамов.
– Тебе-то откуда знать? – выдергиваю запястье из мягкого захвата, и сама направляюсь к мойке. Чем быстрее промою, тем быстрее он меня отпустит. – Что ты вообще обо мне знаешь, Торов?
Качаю головой, понимая, что адресую вопрос в воздух. Потому что он по-любому поймет его по-своему.
– Тебя нашли в гнезде бандитов. Чокнутый докторишка собирался после твоей инициации выкачать всю кровь омеги для своих опытов. Мать и отец, биологические, от тебя отказались. Анила и Лин Фуровы удочерили. Но фамилию дал Джейкоб Смит, наш альфа, твой названный дед. Поверь, я знаю достаточно.
– Ну да, точно, – фыркаю нерадостно. – Сухие факты биографии.
СОЛАНА
– Подарила?
Жани, любимая подружка, с которой мы прошли огонь, воду и один горшок в яслях на двоих, переворачивается на кровати, где, дожидаясь меня, валялась и читала книжку. И с интересом разглядывает мои пустые руки.
– Ага, что-то вроде того, – киваю задумчиво.
До сих пор не покидают ощущения горячих ладоней Торова, что касались запястья и лица.
Призрачные ожоги, оставленные истинным, будто невидимые татуировки, жгут кожу, доказывая: кому я принадлежу. И даже то, что планирую в скором времени предпринять, никак не изменит этого факта.
– Погоди, ему что? Не понравилось?
Брови Вудовой взлетают вверх. Она скрещивает ноги, садясь поудобнее, облокачивается лопатками о стену и притягивает к себе подушку.
– По запчастям, нет, – кривлю губы, припоминая с каким пренебрежением Джек откидывал разбросанные на полу осколки.
– Да быть того не может! Он же коллекционирует эти статуэтки, как и ты, – подружка кивает в сторону комода, где всё заставлено разноцветными фигурами волков, выполненных из разных видов материала. Из стекла, хрусталя, дерева, бронзы, серебра и керамики. Стоящих, лежачих, в прыжке, пригнувшихся перед броском, с оскаленной пастью и даже… в паре, когда смотрят друг на друга так, что сердце щемит.
И как никогда на меня не смотрит Торов, потому что я для него – не особенная! Так, одна из многих самок стаи. Чья значимость заключается лишь в том, что является внучкой вожака, пусть и не родной по крови, а еще омежкой, ценной особью, кого принято оберегать из-за удивительных свойств, подаренных богиней.
А вот он – крут. Правая рука и друг альфы, Джейкоба Смита, его бета, член ближайшего круга контролера, отличный воин, сильный и бесстрашный. А еще удивительный красавчик и… невероятный кобель. Причем, это я не его волка имею ввиду, а именно самого Джека.
– Эй, погоди, как это – по запчастям? – хмурит темные брови Жани, – он, что же, твой подарок разбил? Совсем что ли муд…
– Я разбила, – перебиваю подругу. Зная ее взрывной характер, не мудрено, если она сейчас сорвется и побежит ругаться с Торовым. – Случайно обронила, когда услышала шум.
– Какой шум?
Открываю рот, но сказать не могу… так противно.
Морщу нос.
– Он дома не один был, – нахожу обтекаемый вариант.
Но Жани хватает и его.
– С очередной бабой мутил? Вот же кобель, – озвучивает мои же мысли. – Луна, сколько можно? Соль, что хочешь говори, но только совершенно чокнутый оборотень станет так больно ранить свою истинную. Нет, Торов – не просто дурак, а феерический долбоёб.
– Жани!
– Прости! Форменный идиот. Так лучше?
– Угу, – соглашаюсь и по привычке пытаюсь оправдать его поступок. – Он меня не признает, ты же в курсе. Я – для него только омега, раскидывающая свои притягательные флюиды направо и налево.
– Да ладно? Именно поэтому он никого к тебе не подпускает? А сам запрыгивает на каждую, готовую подставить свою жо… Прости еще раз!
Вудова замечает, как меня передёргивает, и закругляется.
– Что делать будем? – прищуривает она глаза и хитро приподнимает одну бровь.
Ну да, моя любимка – еще та оторва, ей палец в рот не клади, откусит всю руку.
Покажи я ей ту самую Коди и скажи, что это она – та мымра, из-за которой разбилась не просто баснословно дорогая статуэтка, а моя последняя хрупкая надежда наладить с Джеком отношения, она ее в лаваш раскатает и все космы повыдергивает. Вудова – танк, который, если надумал, то прёт, не замечая препятствий. И все мои обиды воспринимает, как свои личные.
Страшно вспомнить, скольких бабочек-однодневок Торова она разогнала. На руках и ногах пальцев не хватит. Вот только моему истинному всё равно. Он будто ничего странного не замечает и находит себе новых и новых самок. Двуликих и чисто двуногих, которым, как и ему, не нужные серьезные отношения. И коротает в их обществе вечера и ночи.
А я, как преданная истинная, сжимаю кулаки и терплю.
Терпела…
Больше не могу.
– Как на счет твоей идеи сбежать на учебу в академию – она еще в силе? – предлагаю решение, пришедшее в голову в доме Джека.
– Ого, – глаза Вудовой разгораются, как две звезды, – то есть, ты передумала оставаться в поселении и согласна ехать со мной?
– Согласна, – киваю решительно, сжимая ладошку в кулак. Ту самую, где шрамы затянулись, не оставив следа.
Жаль, что с ранами на сердце обстоит всё иначе. Они по-прежнему кровоточат, а после сегодняшнего даже сильней и, кажется, зарубцуются еще нескоро. Именно про них я намекала истинному, но он, как обычно, всё свел к тому, что ему ближе.
Пусть. Раз я ему не нужна, больше не стану навязываться.
Отпущу его, как он желает.
Ухмыляюсь, проглатывая слезы, скопившиеся комом в горле. Я со своим влюбленным взглядом, наверное, жутко его замучила. Как там говорят: достала по гланды?
СОЛАНА
Полгода спустя
– Привет, родная! Ну как? Можно поздравить с завершением первого семестра?
– Привет, Джейкоб. Можно! Всё сдано на отлично. Мы с Жани – обе молодцы, – улыбаюсь, глядя на деда через экран смартфона.
Да, потрудились мы с Вудовой действительно здорово, хотя не сказать, чтобы учеба совсем уж сильно нас напрягала. Когда учиться интересно, а вокруг столько нового и увлекательного, скучать не приходится.
А дни летят один за другим, только успевай отслеживать.
– Я и не сомневался, – кивает мой собеседник. – Тогда с меня подарок. Ты когда ко мне приедешь? Я соскучился.
– Э-э-э, я не приеду. Прости. Зимние каникулы короткие, и мы с девчонками решили отдохнуть в горнолыжном парке… в общем… не смогу, – тараторю, давно заготовленный ответ, – но тоже очень сильно по тебе скучаю, честно-честно.
Смягчаю ответ еще одной улыбкой.
Джейкоб рассматривает меня пару секунд.
– Солана.
– Да-а?
– Вы же будете с Жани аккуратными на горнолыжном курорте? И история месячной давности, когда вас обеих пришлось вызволять из полицейского участка, больше не повторится?
– Ну-у-у, дедуль, – надуваю губы, – ты же знаешь, мы были совершено не виноваты. Тот продавец первый начал приставать с отвратительными намеками к нашей одногруппнице, а когда она стала от него отбиваться, подбросил ей в сумку дорогую вещь и обвинил в краже. Мы сами это видели, потому и вмешались.
– Это я понимаю. Но зачем было его калечить? – фыркает дед.
Нет, я конечно вижу, что он пытается казаться серьезным, но хитрые смешинки в глазах подмечаю. Классный он у меня. Всегда мою сторону занимает, пусть и делает вид, что строгий мужчина.
А еще знаю, что про эту проделку он родителям ни слова не сказал. Прикрывает от мамули, потому что та переживает и ищет любую возможность, чтобы вернуть меня назад. В северо-западный предел, где территориями заведует мой отец.
А я не хочу возвращаться. Сопротивляюсь. Мне тут, на юго-западе... нормально. Потому что ОН далеко. И все его выходки от меня тоже далеко. Я просто знаю, чувствую, что ОН жив и здоров. И этим утешаюсь.
– Извини, мы немножко увлеклись, дедуль, – растягиваю на губах заискивающую улыбку, потому что действительно слегка перестарались в воспитательных целях.
И пусть не я сама, а моя любимка. Это она у нас – боевая пехота, а я так, на подтанцовке больше. Могу поругаться, позубоскалить, а драчунья из меня аховая, потому что слабачка. Но отвечать готова за обеих.
– Мы хотели этого Сумова проучить, чтобы он не тянул свои потные и отвратительно-мерзкие конечности в сторону беззащитных девичьих прелестей.
– Да понял я, – хмыкает дед, – но в следующий раз постарайтесь не ломать мужикам руки. Вы же девочки.
– Обещаю, дедуль.
Прикладываю ладошку к груди, посылаю звонкий воздушный поцелуй и отключаю связь.
– Ты уверена, Соль? – Жани, всё это время находящаяся в комнате, но стоящая так, чтобы ее не было видно, плюхается рядом со мной на кровать. – Мы же только на два дня едем в горы. А каникулы длятся целых две недели. Успели бы мотануться…
– Уверена, я не поеду. А вот ты вполне можешь встретить Новый год в кругу семьи и…
– Даже не надейся, что я тебя оставлю одну, – фыркает любимка, – мы же банда, так?
Раскидывает руки в стороны, приглашая в объятия.
– Так, – поддаюсь и обнимаю ее в ответ.
– Значит, будем отмечать праздник здесь. Уверена, найдем, чем заняться, – подмигивает.
– Согласна, – киваю без сомнений. – Только надо постараться без полиции.
Кривлю нос, намекая на разговор с дедом.
Там, где Вудова, скучно никогда не бывает. Хотя не только к ней, но и ко мне вечно какие-то приключения притягиваются.
Год спустя
– Привет, родная! Первый курс позади?
– Привет, Джейкоб! Точно так, – улыбаюсь, разглядывая через экран очень красивого оборотня, каким является мой дед.
Он – контролер, карающий меч самой богини, матушки-Луны, а еще очень справедливый и отзывчивый двуликий, которого многие уважают за силу, добропорядочность и неподкупность.
– Смотри, у меня только высшие баллы, – дотягиваюсь до зачетки, лежащей на столе, раскрываю и демонстрирую свои оценки.
– Умница, я тобой горжусь. Но ты же захватишь ее, когда приедешь? Хочу и в руках такую замечательную вещицу подержать.
– Прости, дедуль, в твоё поселение я не приеду… – прикусываю губу и чуть жмурюсь, – буду все лето жить у родителей. Очень по маме и сестренке соскучилась. Нет, по тебе тоже безумно сильно, но… Ты же сможешь сам навестить меня в папином пределе?
– Солана, милая… дай ему время, – голос деда звучит мягко, а взгляд полон теплоты и сочувствия.
Моргаю раз, другой.
СОЛАНА
Полтора года спустя
– Деда, привет. Как дела? – тараторю в трубку, как только улавливаю глухой щелчок соединения.
Меня лихорадит так, что телефон, того гляди, выпрыгнет из дрожащих рук. Поэтому для надежности сжимаю его обеими вспотевшими ладошками, да покрепче. И одновременно всей своей мелкой массой налегаю на дверь, в которую уже минуты три раздаются мощные удары достаточно увесистой мужской лапищи. И всё это под сотрясающие здание туц-туц-туц-биты, долетающие с первого этажа танцпола, и отборный мат двуногого урода, пытающего прорваться внутрь небольшой комнатки.
За спиной дверное полотно скрипит и ходит ходуном все сильнее. Зажмуриваюсь и прикусываю трясущуюся губу, не зная, что случится быстрее. Разлетится защелка личины, отвалятся петли, или само полотно треснет, поскольку оно лишь зрительно напоминает цельное дерево, а по факту оказывается фанеркой эконом-класса.
Страшно.
Матушка-Луна, как же мне страшно. И не столько за себя, сколько за Жани, которая уже минут пятнадцать находится в отключке на диване и никак не приходит в себя. Ни стакан воды, опрокинутый на лицо, ни легкие пощечины, ни тряска и слезные просьбы очнуться и сказать хоть слово никак на нее не действуют. И это пугает. Она словно неживая, но дышит.
Сходили называется в клуб, отдохнули. Да чтоб он сгорел вместе с хозяевами, пропускающими в заведение таких сволочей, которые девчонкам в коктейли какую-то гадость подсыпают, а после наверх затаскивают и… и ничего хорошего с ними не делают, судя по обстановке комнаты и видеооборудованию...
До сих пор пребываю в шоке, как умудрилась обхитрить мерзавца, закинувшего Вудову на плечо и принесшего сюда, пока я на пару минут отлучалась в уборную. Хорошо, нашла их по запаху. Иначе кошмар! Проскочила у шакала буквально под носом, ляпнула какую-то ерунду про официанта и вытолкала его за дверь, а после ту захлопнула, и провернула торчащий в личине ключ.
Верила в чудо. Что Жани очнется. Что гад уйдет, обломавшись. Что охрана, контролирующая видеонаблюдение, заметит неладное и придет на помощь.
Фиг!
Владельцы этого увеселительного места явно в курсе творящегося под носом произвола. А, может, еще и в доле. Потому что столько камер, сколько я насчитала, пока осматривалась, не наблюдала очень давно. У дедули и то меньше. Да толку от них ноль. Вот тебе и дорогой клуб в центре города, а выходит, что здесь опаснее, чем в любой тухлой забегаловке на окраине.
– Привет, родная. Всё хорошо, – звучит привычно спокойный голос Джейкоба Смита.
Протяжно выдыхаю и на секунду прикрываю глаза. Стараюсь расслабиться, поймать его неиссякаемую уверенность в собственных силах и побороть панику.
– А ты веселишься?
Кривлюсь. Держать хорошую мину при плохой игре получается ужасно, и я сдаюсь. Надо спасать любимку. Везти к врачам или делать что-то еще, но главное, не попадаться в руки этим бандюганам.
– Уже нет, – признаю проблему. – Деда, у нас беда, помоги.
От очередной серии ударов на глазах прорезаются слезы. Чтобы не заплакать от бессилия и страха, который сжирает меня изнутри, быстро и сильно прикусываю кожу на большом пальце, а дальше на одном дыхании выпаливаю всё, что успело произойти.
Джейкоб слушает внимательно. Не перебивает. А дальше просит дать пару минут и отключается. За что обожаю своего старшего родственника, он всегда знает, что предпринять и как. И никогда не бросает слов на ветер.
Он у меня – настоящий мужчина.
– Солана, милая, – звонок от него раздается четко через сто двадцать секунд, – помощь будет через пятнадцать минут. Постарайся продержаться. Не вешай трубку, говори со мной. Договорились?
Дед ведет разговор все так же спокойно. Расспрашивает о том, как выглядит Жани, сколько глотков странного коктейля она сделала, и просит описать, что есть в комнате, где мы прячемся. А, услышав про комод, заставляет включить громкую связь и постараться передвинуть мебель к двери, чтобы создать дополнительную преграду.
Делаю все, что мне говорят. Концентрируюсь только на дедушке и его речи. И вздрагиваю всем телом, когда Рами, а следом и я сама ощущаем того близкого, по кому полтора года непрестанно томилось сердце, болело и плакало, и не чаяло встречи.
Истинный. Мой.
Тут. Пришел. Совсем рядом.
– Джейкоб, ты послал Джека? – спрашиваю прерывающимся от волнения голосом, различая, как за дверью начинает твориться что-то невообразимое.
Визг, рык, грохот и…
Матушка-Луна, уже не столько дверь грозит разлететься на части, сколько сами стены порушиться. Под ударами силачей все дрожит и стонет.
А меня снова трясет. Только уже не от страха за нас с Жани, а от предстоящей встречи.
Неужели я увижу его? Родного, близкого, желанного.
Или вновь холодного, чужого, безразличного?
Как же сложно. Как страшно.
Ураган внутри. На части разрывает. И подкидывает сильнее, когда дед подтверждает:
– Да, милая. Торов был в городе. И выдвинулся в вашу сторону сразу, как я попросил о помощи.
СОЛАНА
Шесть лет спустя
– Д-деда, п-привет.
Стараюсь говорить ровно, давлю страх и суетливость, выворачивающие внутренности наизнанку, но голос все равно рвется, и слова выходят с запинками.
Сама виновата. Наревелась. Напсиховалась, пока всю ночь не могла сомкнуть глаз. Теперь ловлю отдачу.
– Привет, родная.
Джейкоб отвечает практически сразу. Хотя я после разговора с Анилой переживала, что трубку он не возьмет.
– Прости, что беспокою… – прикрываю динамик рукой и, хлюпнув носом, чтобы хоть немного дышал, продолжаю, – мама сказала, ты уехал по делам… и очень важно, чтобы тебя никто не отвлекал… а я… я…
– Солана, рассказывай.
Не удивляюсь, когда Джейкоб привычно обрывает поток ненужных слов, которыми я пытаюсь отсрочить неизбежное, и просит говорить по делу.
Мысленно скрещиваю пальцы на удачу. Дедуля – молодец, он обязательно поможет. Спасет мою любимку и вернет ее назад. И, подавив накатывающую волнами панику, тараторю:
– У нас проблемы.
А дальше, будто шарик протыкают, из меня выливается всё то, что произошло за последние две недели, и сводится оно к следующему…
Мы с Жани после тренировки натолкнулись в спортивной душевой на Изу Багриеву. Оборотница-второкурсница пряталась от одного придурка-мажора, не дававшего ей прохода и наседавшего до такой степени, что у той истерика приключилась.
И причины для истерики заставили волосы на голове шевелиться. Оказалось, что небольшая группа студентов из числа сыночков элитных семейств заскучала и, чтобы скрасить серые будни учебы, организовала на территории академгородка тайный клуб. Зажравшиеся мажоры не придумали ничего лучше, чем разнообразить свою жизнь, ломая ее другим.
Для этих целей каждый семестр среди первокурсниц они выбирали несколько оборотниц и наблюдали за ними, старались узнать получше. Время от времени прощупывали их с помощью подкатов и подначек, устраивали ловушки и наезды со стороны других студентов, старались подружиться, якобы защитить и влюбить в себя. Предпочтение отдавали одиночкам и тем, пропажа кого не стала бы большой проблемой.
А дальше девочки исчезали.
Бесследно.
Именно так в марте прошлого года пропала оборотница по имени Тарка. Как раз соседка и одногруппница Изы. Багриева стала ее искать самостоятельно, позже подняла на уши весь студгородок. Заверяла, что подруга не могла сбежать, не предупредив ее заранее. Они дружили с детства и были почти сестрами, не разлей вода.
Руководство академии никак не среагировало. Подумаешь, юной девчонке надоело учиться. Или деньги кончились. Или замуж решила выскочить. Да мало ли причин?
Молодая же. Значит, в голове ветер.
Но Иза упорствовала и не сдавалась. Однако, не повезло. Никто не поддержал.
Тарка дала о себе знать спустя несколько месяцев. Она не вернулась назад в академию, побоявшись, что уже не выживет, если пересечется с похитившими ее мажорами. Но по телефону предупредила Изу о том, что случилось на самом деле, и кто был замешан. Назвала имена подонков-насильников, отвезших ее в лес и издевавшихся несколько суток, и попросила почти-сестру быть осмотрительней и ни во что не лезть.
Багриева согласилась. Вела себя тихо и неприметно, о поисках не вспоминала. Отлично закончила первый курс и спокойно уехала на каникулы. Думала, все в прошлом. Однако, это ее не защитило. В середине сентября мажоры выбрали ее новой жертвой, стали приставать.
Иза плачевность ситуации просчитала сразу. В одном из самых настойчивых своих поклонников узнала насильника Тарки. Девчонка оказалась умной, решила самостоятельно предотвратить катастрофу и подала заявление на отчисление, но… его сначала потеряли, а потом отклонили.
Хотела уехать, но украли все деньги и карты. Дальше пошли неполадки со связью. И всё это в итоге вылилось в нервный срыв, который мы с Жани случайно застали.
Разве ж можно было пройти мимо чужой беды?
Конечно, нет.
Мы не смогли. Багриеву в тот вечер от мажора прикрыли. А после состоялась многочасовая беседа. И в день «Икс», когда Изу похищали, ее заменила моя любимка. Помогло внешнее сходство.
А дальше удача от нас отвернулась.
Мы с Вудовой рассчитывали, что богачи-извращенцы, увидев кого воруют, передумают и отступят. В студгородке все знают чьи мы с Жани дочери, и чей клан стоит за нашими спинами. Связываться со стаей северо-западного предела – чревато нешуточными последствиями. Смертельными. Всё без шуток.
Но просчитались.
Жани не отпустили, затолкали в машину и увезли в неизвестном направлении. Я не успела помешать. Лишь запомнила марку, цвет и номер транспорта.
И вот теперь выходит, моя любимая подружка находится в руках безумцев, в чьих головах кроме жажды насилия и больных фантазий больше ничего нет, а я, как идиотка, ничем не могу ей помочь.
Понимание собственной беспомощности выкручивает суставы и ломает кости, рвет душу и корежит.
– Я все понял, Соль, – произносит Джейкоб, когда я замолкаю, а дальше дает четкие указания. – Оставайся пока в академгородке, сама никуда не суйся. Сиди тихо. Не шуми. Как только узнаю что-то новое, сразу тебя наберу. Обещаешь?
СОЛАНА
Может ли идеальный мужчина быть еще более идеальным?
Смешной вопрос, но мне не весело.
Во все глаза гляжу на истинного и любуюсь каждой его черточкой. Острой линией скул, плотно сомкнутыми губами, короткой бородкой.
Раньше он всегда гладко брился, хотя под вечер его щеки неизменно отливали синевой. Даже не касаясь, я легко представляла, как станет она колоть нежную кожу ладони, если приложить руку. О, матушка-Луна, как же часто я себе представляла такие моменты, забавляя тебя своими мыслями и мечтами.
А с какой любовью и наслаждением всё в тех же видениях я зарывалась пальцами в темно-русые волосы, чтобы их взъерошить и проверить на мягкость. Теперь же и прическа претерпела изменения. Стала более короткой, дерзкой, сохранив от прежнего Джека всего лишь более длинную челку.
Избегая встречи с карими глазами, в которых, как я отлично помню, однажды сумела разглядеть серо-зеленые звездочки, скольжу взглядом по шее к плечам и останавливаюсь на уровне солнечного сплетения, не рискуя спускаться ниже. Мне и того, что увидела, достаточно для понимания. Торов изменился физически. Стал шире в плечах, раздался, раскачался и будто заматерел.
– Я войду.
Мужчина не спрашивает разрешения. Ставит в известность и тут же делает шаг вперед.
Я же, заворожённая переливом его низкого приятного голоса, бархоткой пробегающим вдоль позвоночника, реагирую замедленно. Успеваю лишь вскинуть голову и…
Серо-зеленые звездочки. Я вновь их вижу. Они прекрасны и непохожи рисунком. В левом глазу более округлой формы, а в правом растянутая, с острыми уголками. Они манят, чаруют и утягивают провалиться в них поглубже.
Обоняния касается пряный запах разгоряченного тела с утонченным сочетанием терпких нот кедра и мускатного шалфея. Аромат моего истинного. Чистый, неиспорченный никем больше.
Как же это приятно. По телу пробегает теплая волна дрожи, будоражит сердце, кружит голову, окутывает мысли словно ватой.
– Эй, ты чего? А ну-ка, стой.
Крепкие руки истинного ловят, когда меня ведет в сторону. Хорошо ведет. Колени подгибаются и сознание на пару мгновений смазывается, расфокусируется и теряет ориентиры.
Секунда в невесомости, и вот она – опора. Меня прижимают к гранитной груди. Для надежности обнимая обеими руками.
– Солана, девочка, ты сколько уже не спала? Сутки? Двое? Трое? – закидывает Джек необычными вопросами.
Нет, не так. Вопросы-то вполне обычные, но поведение двуликого – нет. Оно не стандартное. Словно он сильно волнуется. Да вообще волнуется! Обо мне.
Как?
Неужели?
– Всё-таки довела себя до нервного истощения, как я и думал.
Ворчащий Торов – это безумно странно.
– Что с тобой случилось? – не отвечая на его вопросы, еще успею, решаюсь задать свои, потому что сомнения и робкая надежда, что моя пара меня признала, вновь поднимают голову. – Куда ты дел того Джека, который меня ненавидел и всячески обижал?
– Я не обижал, маленькая, и уж точно не ненавидел, просто как мог, держался подальше, – произносит он в ответ и одновременно подхватывает на руки, ногой с довольно ощутимым хлопком закрывая дверь. – Я всё тот же. Прежний. Плохой Джек.
Доносит до кровати, опускает.
Не отпускаю я.
Обхватываю мощную шею.
– Неправда, – спешу его переубедить. – Раньше тебе было наплевать на меня, а теперь…
– Мне никогда не было плевать, – перебивает резко, сверкая глазами. – Просто раньше я точно знал, что с тобой всё в порядке. Но в последние дни это чувство стало слишком зыбким.
– Знал? – цепляюсь за слово.
Очень важное слово. Говорящее.
Если Джек «знал», что со мной всё в порядке, а теперь стал сомневаться…
– Ты – мой истинный? – дергаю его за ворот рубашки, который сжимаю в кулаках.
Сердце от волнения берет такой нещадный забег, что в груди не просто колет, колошматит на разрыв.
– Ответь!
Молчит.
– Торов! – еще рывок. – Ты – мой истинный? Правильно?
Ловлю его взгляд, но он отводит. Тогда обхватываю обеими ладонями заросшее щетиной лицо и с силой, пусть незначительной, но всей, что располагаю, заставляю смотреть на себя.
– Пожалуйста, скажи, что я не сошла с ума. И ты – мой истинный. Пожалуйста-а…
Если захочет, умолять буду.
Но мне нужно знать.
НУЖНО.
– Солана, не плачь, – со стоном сжимает мои щеки и большими пальцами стирает мокрые дорожки.
Слезы.
Да, кажется, я реву. Но разве это важно, когда так заботит совершенно иное.
– Джек, я – твоя пара?
Молчит. Смотрит, не мигая, глаза в глаза, и молчит.
А я боль в груди чувствую. И не только в своей, но и в его. Дерет она нас обоих на части, рвет на живую. Потрошит.
ДЖЕК
Солана спит беспокойно. То и дело вздрагивает всем телом. Под тонкой кожей век периодически бегают зрачки, а темные густые реснички непрестанно порхают.
Шесть раз до рассвета ее дыхание срывается, то учащаясь, то на пару мгновений замирая. И я замираю вместе с ним в эти моменты. Поглаживаю ее по узкой спине или острому плечу, касаюсь губами светлых волос, удивительно красивых, с легким медовым оттенком, почти беззвучно шепчу, пытаясь донести, что она в безопасности. Как и Жани, волнения за которую не отпускают ее ни на минуту.
Не знаю, помогает ли моё присутствие, но очень хочется верить, что да. Её страдания полосуют душу, заставляя ту кровоточить и болезненно трепыхаться, хотя…
Она уже давно и основательно разодрана в клочья.
Не душа – одни ошметки.
Осколки с того момента, как я впервые увидел новорожденную кроху на руках Анилы. Свою безумно красивую девочку. Когда почувствовал в сделавшей свой первый в жизни оборот волчице пару. Истинную. Родную. Единственную. Ненаглядную.
Увидел и содрогнулся от понимания, что вместе быть – не судьба.
Может, стоило еще тогда сдохнуть? Отправиться на очередное задание, чтобы заработать деньги Дархе, или ввязаться в кровопролитную бойню по отстаиванию интересов богини-Луны и… поддаться врагам. Чуть медленнее среагировать на атаку, пропустить пулю, не до конца вывернуть шею и разрешить в схватке разодрать себе горло.
Исчез бы с лица земли, и ладно. Зато не дошло бы всё до такого кошмара, когда и Солана непрестанно страдает, и я на стены лезу от невозможности что-то исправить.
Легко сказать – подставиться и погибнуть, а сделать невозможно.
Не потому, что трус и слабак. Нет. Риск – уже давно стал частью меня. Еще раньше, чем появилась на свет та, которой я уже не ждал.
Невозможно сделать, потому что истинная при каждой встрече, даже когда ей был всего годик, уже смотрела так, что внутри все переворачивалось. Не просто в глаза заглядывала, в самую душу зрила. Будто чувствовала черные мысли, бродящие в беспокойной голове, и заранее умоляла себя беречь. Будто предупреждала, что уйдет вслед за мной, если сделаю глупость.
Разве ж стоит сердечко самой лучшей девушки на свете того, чтобы перестать биться?
Нет. Ни за что.
Рисковать я могу собой, а ей – никогда.
Хмыкаю безрадостно и слегка меняю положение тела. Откидываюсь на спину и разглядываю темно-серый потолок, где предрассветные тени перетекают из одной абстрактной мазни в другую. Сжимаю и разжимаю кулак той руки, на которой лежит моя голубоглазка, и тихо выдыхаю.
Кисть занемела, пальцев почти не чувствую, но я лучше себе ее отгрызу, чем побеспокою свою красивую, прижавшуюся носиком к шее и тихонько сопящую.
Она невероятная. А аромат как у самой настоящей дикой малины. Сладкий, но в то же время свежий и терпкий.
Крок, ты – настоящий романтик, но я с тобой совершенно согласен, – поддакиваю волку. – Она манит и очаровывает, навсегда погружая в свой плен.
Потому что многогранная и удивительно чувственная.
Потому что наша.
А жизнь – злодейка.
Философствуем мы со зверем на пару.
Только мать-Луна знает, сколько таких бессонных ночей было в моей жизни, когда вместо отдыха мы с Кроком предавались мечтам о своей девочке. Фантазировали, представляли, делились идеями и изобретали невероятные способы решения нерешаемой головоломки.
А реальность оказалась намного круче.
И безумно хочется остановить время. Пожелать, чтобы ночь не кончалась, а моя девочка продолжала нежиться у меня под боком. Хрупкая, ранимая, безумно добрая и доверчивая.
Может, все же стоит еще раз поговорить с Дархой?
Предлагает Крок, переступая лапами и никак не находя места, чтобы устроиться поудобнее.
А толку? Мы с ней всё обсуждали. И намеками, и открытым текстом. Не сотню, но раз двадцать за эти шестьдесят девять лет точно. Да кому я рассказываю? Ты все прекрасно знаешь.
Знаю, – фыркает мой чёрный друг, – знаю. И это до жути бесит.
Лучше не начинай. Давай еще просто на нее полюбуемся.
Вновь перетекаю на бок. Лицом к лицу со своей истинной половинкой и поправляю плед, который чуть съехал, оголив плечо.
– Джек, – тихий стон кажется игрой разума, – не уходи, не надо…
Ровное еще секунду назад дыхание Смит сбивается в очередной раз и начинает частить. Тонкая кисть взлетает вверх, шарит по груди и цепляется за рубашку.
– Тш-ш-шш, – прижимаю малышку к себе плотнее и поглаживаю по спине. – Я тут. Никуда не ухожу. Спи.
Наклоняюсь и прикасаюсь губами к виску, где бьется маленькая синяя венка.
– Я рядом.
– Не уйдешь?
Еле слышное движение нежно-розовых губ.
ДЖЕК
В начале девятого, убедившись, что выглянувшее из-за туч солнце прогнало не только хмарь и серость, но и ночные кошмары Соланы, сделав ее сон более глубоким и крепким, аккуратно выбираюсь из кровати.
Бесшумно передвигаясь по комнате, обуваю кроссовки, натягиваю ветровку, которую сбросил в кресло у входа, и, прихватив ключи, выскальзываю за дверь.
Часа мне вполне хватит, чтобы разведать обстановку на всей обширной территории студгородка, а заодно заскочить в кафе. Его я приглядел еще вчера, пока осматривался и вычислял местонахождение нужных «объектов».
По времени укладываюсь.
В выходной день привыкшие кутить ночами и просыпаться лишь к обеду сынки богатых родителей отсыпаются и возле дома Смит не пасутся. Неудивительно. Думаю, они еще даже не в курсе, что их ряды сократились на пару особей. А совсем скоро будут вычищены под ноль. Гниль, похищающая девчонок и применяющая насилие, должна быть уничтожена и будет.
В кафе заказ тоже принимают быстро. Но уже у кассы выходит заминка. Одна из девушек, торопясь и постоянно стреляя в мою сторону глазами, косолапо подхватывает один из двух стаканчиков с кофе и, как результат, опрокидывает его на стойку и мой пакет с круассанами. В итоге, пока сотрудница ликвидирует последствия «аварии» и выполняет заказ повторно, уходят лишние пятнадцать минут.
Возвращаюсь в квартиру малышки, уже предчувствуя проблемку.
Ну, так и есть. Застаю Солану проснувшейся и… что неудивительно, с красным носом и мокрыми ресницами.
– Кошмар приснился?
Подкидываю ей подсказку, на которую можно списать утренние слезы. Хотя отлично знаю их причину – моё отсутствие.
Ну да. Опять я накосячил.
– Нет, – качает она головой.
Кто бы сомневался. Моя девочка – стопроцентная омежка. Не обманывает, не ругается, не дерется, не устраивает конфликты, если на то нет острой необходимости.
– Я думала… – начинает и замолкает, прикусывая губу.
– Ты меня явно не ждала? – подмигиваю, любуясь, как щеки голубоглазки покрываются нежным румянцем. – Зря. Я выходил купить к завтраку горячих круассанов. С шоколадом, как ты любишь.
– О-о.
Пухлые губы рисуют на лице сердечком идеальный круг, заставляя сглотнуть голодную слюну. И нет, черт подери, я не про еду в этот момент думаю, а про…
Сжимаю до хруста кулаки, прогоняя из головы сексуальный туман. А вот и еще одна причина, по которой я держал эту девочку подальше от себя. Чтобы ненароком не сорваться.
Она молоденькая, чистая, хрупкая, неискушенная. А я по ней словно озабоченный маньяк.
Ан нет, не словно, а реально озабоченный. Хотя стоит ли удивляться с таким-то многолетним целибатом и нашей парностью.
– Или твои вкусы поменялись за то время, что мы не виделись? – уточняю, прочищая горло.
Смотрит во все глазищи, боясь моргнуть.
– Нет, – отмирает, – люблю с шоколадом, ты прав.
– Здорово. А чай заваривать зеленый с жасмином и без сахара?
Вопрос задаю, скидывая ботинки и уверенно проходя в сторону кухонного уголка, чтобы поставить пакет с выпечкой на барную стойку.
Если я буду естественным, то и она успокоится. Вижу же, как пальчиками край пледа постоянно жамкает и то и дело прикусывает нижнюю губу.
– Верно, Джек, – отвечает чуть задумчиво, делает паузу, явно гоняя в голове, откуда мне это всё известно, и… – Ты знаешь мои вкусы?
Ухмыляюсь, качая головой.
Если бы она только представляла СКОЛЬКО я про неё ЗНАЮ, точно бы наняла киллера, чтобы меня убить. Потому что я в курсе всего, что её касается.
Всего без исключения. Даже того, о чём она сама едва догадывается.
– Иди умывайся, красивая. Я пока накрою на стол.
Не спорит. Кивает и исчезает за дверью санузла.
За пятнадцать минут, пока Солана занимается утренними процедурами, успеваю осмотреть все ящики, отыскать коробку овсянки и молоко, сварить кашу, разложить по тарелкам и засыпать сверху свежезамороженными ягодами, найденными в морозилке.
Малина – ну кто бы сомневался.
Чай для нее – дело пяти секунд, себе готовлю кофе. Хрустящие рогалики выкладываю в плетеную корзинку.
– Ого, – звучит из-за спины, – ты хочешь, чтобы я лопнула?
Безумно притягательная блондинка стоит, переминаясь с ноги на ногу. Очень домашняя и милая в домашнем спортивном костюме, который ей заметно великоват, и белых носочках.
– Нет, я хочу, чтобы ты нормально поела. Уверен, с последними событиями потерялся не только твой сон, но и аппетит.
И, словно в подтверждение моих слов, раздается жалобное урчание ее живота.
– Прости.
Морщит носик.
– Значит так, – игнорирую извинения, которые совершенно напрасны, – сначала мы едим. Хорошо едим, – наставляю на Солану палец, когда она садится на барный стул напротив меня, – и только после этого я рассказываю тебе всё, что касается Жани.
ДЖЕК
– Я справилась.
– Я вижу.
– Расскажешь?
– Может, еще чаю?
– Дже-е-ек…
От мягкого звучания моего имени из ее уст по спине бегут мурашки, а сердце сбивается с ровного ритма и ускоряется.
Крок подрывается и переступает лапами, склоняя голову на бок. Тянет носом и почти жмурится, улавливая… да, малину… аромат нашей удивительно притягательной девочки.
– Хорошо, – откидываюсь на спинку стула. – Постарайся быть сильной.
– Ладно.
Киваю, никак не комментируя. Знаю, что это маловероятно с её-то чувствительностью.
– На Вудову охотился Сноун. Знаешь его?
– Д-да, – соглашается Солана и крепче обхватывает ладонями чашку, стараясь скрыть от меня подрагивающие пальцы. – Седьмой курс юрфака. Жуткий тип с блеклыми глазами и очень отталкивающей улыбкой. Если бы не видела его зверя собственными глазами, подумала, что он сородич змеи. Настолько его вид пугает.
– Пугал, – поправляю ее. – Насильник мёртв. Цеф лично задрал его, сбив с Жани.
– Насильник?.. Сбил с Жани?
Солана моментально бледнеет, теряя краски.
Боясь, что от переизбытка эмоций она потеряет сознание, перехватываю обе ее ладони. Ледяные. Влажные. Складываю их вместе, накрываю своими и начинаю растирать, стараясь согреть.
– Он же не…
Мотает головой, прожигая меня взглядом, в котором закипают слезы.
– Успел.
С силой удерживаю дрогнувшие кисти, не позволяя сбежать.
Пусть лучше сейчас узнает всё от меня и переболеет, чем станет топить в слезах Жани. Хотя, может и стоит позволить этому случиться? Потому что Вудова замкнулась в себе.
Или не замкнулась? Хмурю брови. С той девчонкой, раненной человечкой Линой Эванс, которой вплотную занялся дед Соланы, Жани общалась в больнице вполне нормально. Еще и всех врачей на уши поставила.
Моя истинная шумно втягивает воздух, запрокидывает голову и закрывает глаза.
– Джек, – хлюпает носом и звучно сглатывает, – расскажи мне, пожалуйста, всё-всё-всё, чтобы я знала, как себя лучше вести.
Не смею отказывать.
Поднимаюсь из-за стола, наливаю стакан воды, пододвигаю к ней и, вновь заняв своё место, кратко, стараясь по возможности сгладить жесткие моменты, повествую.
– Девчонки, Жани и Лина, познакомились в лесу. На них обеих открыли охоту. На человечку посягали пятеро двуногих, на нашу Вудову – двое оборотней. С тремя из пяти людишек они смогли справиться быстро и практически не пострадали. От оставшихся двоих ушли, запутав следы.
– А двуликие?
– С первым сразу вышла заминка. Волчица Жани оказалась намного слабее оборотня, но ей помогла Эванс. Человечка здорово рисковала, но Вудову отбить умудрилась. Дальше, чтобы спастись, девчонки разделились. Раненная Лина отправилась за помощью и вышла на нас. А Жани повела Сноуна, повисшего на хвосте, глубже в лес.
– Значит, он ее настиг и…
Смит закрывает рот ладошкой и мотает головой, не обращая внимания на крупные слезы, текущие по щекам.
– Это был их единственный шанс выжить, Солана, – произношу ровно, стараясь ни на секунду не представлять на месте Вудовой свою девочку. Иначе не успокоюсь, пока не разнесу к дьяволу весь этот студгородок, – и твоя подруга им воспользовалась. Пусть это не исправит жестокость ситуации, но просто подумай, что мы вообще могли её потерять.
Молчит минуту, разглядывая точку на столе.
Потом кивает.
– И что мне делать? – спрашивает, вытирая слезу рукавом спортивной кофты. – Как себя вести? Я же…
– Любить, Солана. Ты будешь ее любить также, как делала это всю жизнь. Вы же – лучшие подруги. Не дави, не заставляй открываться, если она не захочет, не устраивай плач и страдания, но будь рядом. Просто рядом.
– Рядом? – повторяет вслед за мной.
Киваю.
– Верно. Именно так.
– Когда ее выписывают? Она приедет сюда? Или мы возвращаемся в предел к родителям? И вот еще: я успела познакомиться с Линой Эванс. Вчера разговаривала по телефону. Она мне понравилась.
Выпаливает вперемешку вопросы и информацию.
Улыбаюсь непосредственности.
Солана часто так делает, когда сильно волнуется и боится что-то упустить.
– Человечка и твоему деду очень понравилась. Он к ней никого не подпускает, – усмехаюсь, вспоминая своего альфу с немного плывущим ревнивым взглядом собственника. – Что же касается дальнейшего пребывания… пока не наведем порядок, никуда не уедем. В десяти километрах отсюда мы присмотрели отличный особняк. Огромная закрытая территория, лес, удалённость от города, но близость к академии. Джейкоб сегодня-завтра переезжает в него вместе с обеими девушками. Эванс нужен присмотр врача. Сама знаешь, какая слабая регенерация у двуногих. Жани же пока будет рядом. Дальше решит сама. Твоя подружка всегда была девушкой самостоятельной. Я верю, что постепенно эта черта в ней восстановится.
ДЖЕК
– Ты знаешь, что по возрасту я гожусь тебе…
Делаю паузу не специально, но разница в годах со Смит у нас реально колоссальная. В четыре с лишним раза.
И, думается, не будь её, проблем бы тоже не было. Или насчитывалось в разы меньше.
Хотя, кто знает, какие бы иные испытания подкинула мне богиня? Я не произношу это вслух, но порой так и тянет задать вопрос: «Если снаряд не падает дважды в одну воронку, то какого дьявола мне так везет попадать под прицельный шквалистый ливень пуль?»
– В истинные, Джек, – Солана поворачивает голову и смотрит прямо, не отводя взгляд. – По возрасту ты годишься мне в истинные, – повторяет убежденно. – И неважно, что вы с Джейкобом почти ровесники.
Ухмыляюсь, качнув головой.
А вот и еще одна отличительная черта моей девочки. Она не идет на компромиссы. Если считает что-то важным, своим, верит в это всем сердцем – движется вперед уверенно, теряя мягкость и гибкость, присущие её натуре. Не меняет мнение, не отступает, не лавирует.
Стоит вспомнить, сколько раз я разыгрывал перед ней концерты с другими самками, а когда те не могли справиться с задачей, то переключался на человечек. Как я настойчиво ее отталкивал, ранил, выставлял себя форменным мерзавцем и отрекался от нашей парности.
Но она не сдавалась.
Сжимала зубы и отказывалась обращать внимание на кого бы то ни было иного. Отказывалась рассматривать отношения с другими двуликими. Настойчиво оставалась одна, игнорируя массовые предложения об ухаживаниях и замужестве.
– Расскажи всё, – просит, засовывая руки в карманы толстовки.
Мы идем по аллее на расстоянии метра друг от друга. Я неосознанно копирую ее позу, пряча сжатые до побелевших костяшек кулаки в карманах худи, потому что даже метр – это много. Хочется совсем близко, за руку, плечом к плечу или теснее.
– Я родился в южном пределе. Отец был военным, погиб на задании, когда мне исполнилось тридцать. Мать после него продержалась лишь несколько месяцев. И те были не жизнью, а агонией, – кривлюсь, вспоминая, как за пару недель из жизнерадостной, самой счастливой на свете женщины Ситара Торова превратилась в тень себя прежней, разучилась улыбаться, перестала есть и спать, замкнулась и… жуткое время. – Дольше не выдержала, ушла вслед за ним.
– Истинные?
Солана моментально оказывается рядом, ныряет рукой в мой карман и, перехватив ладонь, участливо ее пожимает. Вот она – поддержка без красивых слов. Жест, идущий от сердца.
– Верно, – киваю, отвлекаясь от изучения местности.
– Ты поэтому решил стать военным? Пошел по стопам отца?
– Да. В одной из горячих точек познакомился с Мишулом Иматовым, – не отпуская, прямо в кармане цепляю ее пальцы своими, – так вышло, что и моя, и его группы одновременно защищали Южный Кабажак. Мы договорились, что я со своими парнями вывожу мирных жителей, а он и его подразделение нас страхуют. Все шло отлично до того момента, как у диких пришло подкрепление. Дальше начался ад. Мы держали осаду две недели, пока к нам прорывались свои. В итоге население отстояли, – усмехаюсь, – а мы с Мишулом стали друзьями.
Топот за спиной отвлекает. Оборачиваюсь и, прижав истинную к себе, отвожу в сторону, чтобы бегущие трусцой спортсмены ее не зацепили. Двое парней и девушка между ними, благодарно кивнув, проносятся мимо.
Еще раз осматриваюсь и, удостоверившись, что нашему разговору вновь никто не мешает, возобновляю движение, утягивая за собой Солану и приноравливаясь под её короткие неторопливые шаги.
– Те две недели, – продолжаю прерванный рассказ, – нас сплотили. Как и похожие судьбы. Иматов тоже потерял в юности родителей, но в отличие от меня у него на попечении осталась младшая родная сестренка. Дарха. Она жила с прабабкой в Южанске и часто слала брату рисунки и письма, а тот показывал мне.
– Вы сдружились и стали служить вместе?
Смит задает очень точный вопрос.
– Да, – киваю ей, – Мишул подал рапорт и перевелся в мой отряд. Мы провели в совместных рейдах больше двадцати лет. Плечом к плечу, спиной к спине, доверяя друг другу от и до. А кому еще? – усмехаюсь, вспоминая времена буйной молодости и неуемное желание служить правому делу, а еще десятки смертей соплеменников, которым везло меньше, чем нам. – Через пару лет с начала знакомства, мы прошли полный обряд побратимства, став тенями друг друга.
– Это же хорошо? – задает новый вопрос Солана, когда я надолго замолкаю, вспоминая друга.
Мы слишком хорошо с Иматовым чувствовали друг друга и были действительно близкими соратниками, а вот с его сестрёнкой… как не пытался наладить контакт, как с… сестрой, ничего не вышло. Её настойчивые поползновения, даже когда я поделился радостью об обретении истинной, никуда не исчезли.
– Кхм, – откашливаюсь, прочищая горло, потому что дальше идет та часть, которая является первопричиной невозможности быть рядом со своей девочкой. – Хорошо, пока удача в один из дней от нас не отвернулась. Был захват заложников. Я выводил девушку, беременную. Она споткнулась о торчащую арматуру и стала падать. Крикнула чисто интуитивно, переживая, что ударится животом о перегородку. Этот звук послужил, как детонатор, для перенервничавших бандитов. Они открыли бестолковый огонь. Палили, куда придется. Та пуля предназначалась мне. Мне кажется, я ее почувствовал раньше, чем она вошла в тело.
СОЛАНА
Джек выполняет обещание. При первой же возможности отвозит меня в арендованный дедом дом.
Хотя что там эта поездка? В облике Рами бежать меньше двадцати минут, а на колесах – всего десять.
И всё же в эти ценнейшие крупицы бытия мы находимся с истинным только вдвоем. Будто существуем одни во всей вселенной. И нет никаких проблем и забот. Нет никого кроме нас.
Это волшебно.
Теперь, зная расклад проблем, не позволяющих нашей паре обрести единство, что бы не говорил Джек, мне становится легче. Я знаю врага в лицо. Нет, это не Дарха, на нее я не обижаюсь. Пусть не понимаю стремления неизвестной волчицы заигрывать с несвободным мужчиной, обретшим истинную, но ее страхи и боль из-за увечья принимаю.
Наш с Джеком враг – стечение обстоятельств. И тут он прав, поделать ничего нельзя. Но не зря же говорят, что время лечит… а еще оно расставляет всё по своим местам.
Уверена, придет тот час, когда всё изменится, наступит минута, и матушка-Луна, подскажет выход.
Каждому даются тапки по ноге, и путь по силам. Наш с Торовым вот такой. Повышенной сложности. Извилистый и теряющийся в дремучем буреломе.
Но он есть, раз есть мы.
Если мы не сдадимся, если не свернем, если будем упорно преодолевать трудности, то, не сомневаюсь, найдем решение.
За себя могу сказать сразу. Я ни за что не отступлю от парности, не откажусь от истинного, не променяю его ни на кого другого, буду рядом на любых условиях. Тем более, зная, что борюсь не только за себя, но и за него.
Как он это делал на протяжении всей моей жизни. Даже когда я считала, что он меня предает, он любил. И сейчас любит. По глазам вижу, по внутреннему состоянию улавливаю, по душевному равновесию Рами считываю.
– Твой отец и его бета сегодня отсутствуют. У них дела в соседнем городе. Выдыхай, – улыбается краешком губ Торов, заметив, как я нервно верчу в руках телефон и то и дело провожу по экрану большим пальцем.
– Это здОрово, – засовываю гаджет обратно в карман, мысленно ликуя.
Нет, папуля и Цеф Вудов, отец Жани, конечно, добрые и понимающие оборотни, но их должности при любом раскладе накладывают отпечаток, а потому они до жути внимательные и цепкие к мелочам.
А меня так разбирает от радости, что удалось разгрести завалы непонимания с Джеком, и так морозит от предстоящей встречи с любимой подружкой, да еще незнакомкой Линой Эванс, что еле-еле удается сдерживать кульбиты настроения.
– Всё будет хорошо, Соль, – Торов накрывает мои сцепленные в замок пальцы своей горячей ладонью. – Не накручивай себя зазря.
– Сложно.
– Знаю. А ты просто расслабься и доверься интуиции.
– Я постараюсь.
– Умница.
Делаю резкий выдох и улыбаюсь.
Матушка-Луна, спасибо тебе, дорогая, что позволяешь проживать вот такие моменты счастья. Короткие, но наполненные эйфорией по максимуму. Когда безудержно тонешь в любимых глазах, когда полностью растворяешься в легких касаниях рук, когда заботу ощущаешь на ментальном уровне.
Джек оказывается прав.
Первая настороженность и слегка резиновые улыбки уже через полчаса общения с обеими девочками сменяются светлой незамутненной радостью, робкие жесты – искренними обнимашками и, сознаюсь, обильным слезоточивом. Но тот, как быстро назревает, так и прекращается.
Выплеск нервов и последующий откат. Когда понимаешь, что жуть осталась там, далеко за бортом, и больше никаким боком тебя не коснется.
В спокойной обстановке, в относительно спокойной обстановке, я не стремлюсь активничать, больше наблюдаю и, как подсказывал Торов, молчаливо поддерживаю обеих девчонок. То сжимая тонкие ладошки, то поглаживая их по плечу, то просто делясь душевной улыбкой.
Спустя час слова истинного о том, что мой дедуля охраняет человечку, будто драгоценность, находят полное подтверждение.
Джейкоб контролирует ее непрестанно. Поскольку рана не позволяет Лине двигаться, она лежит в постели. Но и в спальне альфа Смит, как ворчливо называет его Эванс, пусть при этом мило краснеет, он не оставляет ту без внимания. Постоянно проверяет, чтобы не уставала, чтобы не вставала, чтобы ела и пила, чтобы не стеснялась и посылала нас Жани в лес, если захочет поспать. И прочее-прочее в подобном духе.
Со стороны ухаживания двуликого смотрятся безумно мило и до того занятно, что, забывая про невзгоды, откидываю рутину прочь и просто дышу эмоциями. Насыщаюсь положительными флюидами.
Стараюсь не спешить с выводами, но одно понимаю четко: у меня нет ревности, что моя единственная любимая подруга магнитом тянется не ко мне, а к Лине, и чуть позже проходит с ней обряд, становясь сестрой по крови. Девушка, втрое младше нас по возрасту, ведет себя настолько зрело и чутко, так искренна и чиста сердцем, что…
…я прекрасно понимаю и Вудову, и собственного дедулю. Их сердца распахиваются навстречу свету. И неважно, что его излучает не сверхсущество, а слабая девчонка. Ее силе воли я готова аплодировать стоя.
СОЛАНА
Вы знаете, как умирает душа?
Раньше я об этом только догадывалась, когда ловила холодность в глазах истинного, когда слышала, что он отказывается признавать меня своей парой.
Но это всё такая глупость и мелочь по сравнению с настоящей бедой.
Нет, я не про страх за себя. Это вторично.
Когда боль причиняют любимому существу, которому давно и безоговорочно отдано твоё сердце – вот мощнейший стресс. Вот пресс, который выдавливает жизнь по крупицам. Вот истинная погибель.
Два бугая затаскивают меня в темное помещение без окон и без церемоний толкают вперед. По инерции пробегаю несколько шагов, спотыкаюсь о торчащее из земли кольцо с цепью и падаю на колени, раздирая их и ладони, на которые опираюсь, о мелкий гравий в кровь. Боли не чувствую. Наверное, спасает адреналин, взметнувшийся в крови и притупивший эмоциональный фон.
Первое, что приходит в голову, это мысль: «И зачем я надела сегодня платье, если всегда ходила в брюках?»
Второе: «Как выпутаться из неприятностей».
Но поразмышлять подробнее ни о том, ни о другом не позволяют тихие шаги. Еще два молодых человека появляются из темноты. Со стороны противоположной той, откуда меня впихнули.
Медленно ступая, они с кошачьей грацией приближаются. И чем больше сокращают между нами расстояние, тем четче в сумраке помещения проступают их черты.
Высокие, крепкие оборотни. Они наводят страх своей мощью и излучаемой энергией, заставляя сердце замереть в испуге, а затем взять сумасшедший разгон, чтобы сбежать не только из тела, а из этого места подальше. Но больше всего пугают не раскачанные фигуры, а лица.
Точнее, глаза. Бездушные, ледяные.
Улыбки. Нет. Оскалы. Самонадеянные, беспощадные.
Медленно отталкиваюсь от земли и поднимаюсь на ноги.
– Ну, здравствуй, цыпа, – произносит тот, кто стоит левее, и неторопливо проводит языком между верхней губой и зубами. – Давай, что ли, знакомиться.
Сжимаю кулаки, чтобы говорить ровно, но первый же звук получается смазанным, с головой выдавая нарастающую панику.
– З-зачем?
– Ну как зачем? – ухмыляется тот, что справа, перекатывая из одного края рта в другой зубочистку. – Твоя ссука-подруга завалила наших друзей и сбежала. Думаешь, это сойдет ей с рук? Нет, детка. Неверно. Эту шкуру мы найдем, а ты нам подсобишь. Подскажешь, где она, и что, а заодно… – не договаривая фразу, двуликий опускает руку на пряжку ремня и медленно её поглаживает, будто собирается расстегивать, – поможешь нам снять напряжение.
– Н-нет, не помогу, – качаю головой, на секунду отвлекаясь, чтобы обернуться назад и удостовериться, что выход перекрыт.
Так и есть. Те двое, что схватили меня на улице и приволокли сюда, стоят с двух сторон от светлеющего проема. Засунув руки в карманы брюк и не стесняясь, оба, будто сговорившись, скользят по моим ногам сальными взглядами.
– Это не предложение, цыпа, – произносит, заговоривший со мной первым, – а констатация. И чтобы не дурила, давай-ка, наклоняй свой зад и крепи браслетик на ногу.
Непонимающе хмурюсь, а затем догадываюсь проследить за его взглядом и понимаю, о чем идет речь.
Цепь с кольцом, о которую я споткнулась, заканчивается широкой металлической колодкой. На неё-то он и указывает. Рассматриваю жуткое приспособление, а в голове уже мелькают кадры, сколько до меня тут было беззащитных девчонок, которых…
Вот же мерзкие сволочи!
– Не буду, – произношу тихо, но четко.
Не знаю, что во мне поднимается, злость, ненависть, упорство или глупость, но в этот момент осознаю, что не стану идти у них на поводу. Не смирюсь и не поддамся.
Добровольно – ни за что!
Если понадобится, буду кричать и звать на помощь, буду драться, кусаться и царапаться.
– Что, мля? – стоящий справа бугай делает шаг вперед и показательно выплевывает зубочистку.
В последний момент заставляю себя остаться на месте и не отшатнуться, хотя злоба, вспыхнувшая в мерзких черных глазах, пугает до ужаса. У меня волосы на голове шевелятся, а Рами давно и уверенно скалит клыки.
– Себя прикуй, если сильно хочется, – произношу сквозь зубы и где-то на задворках сознания поражаюсь смелости.
Собственной смелости.
Или не собственной? Напрягаюсь, почувствовав… Джека.
Волчица внутри подпрыгивает и звонко тявкает, уловив близость истинного, а я мгновенно вспоминаю момент, когда Торов извинялся за эмоции, которые я сумела ощутить. Так вот, кто на самом деле смелый и готов крушить все вокруг. А я, как была трусишкой, так и остаюсь.
Впрочем, четверо мерзавцев с дурной кровью об этом не догадываются, потому что хмурятся и переглядываются. Моё поведение их слегка сбивает столку.
Я же всё четче настраиваюсь на своего истинного и в какой-то момент уже предвижу его появление. Но внутренней сутью, не по запаху. Того не улавливаю совершенно.
– Ах ты, шавка мелкая, – разозлившийся оборотень резво сокращает расстояние между нами до минимума и замахивается, чтобы…
СОЛАНА
Вы знаете, что такое боль?
Не физическая, причиненная телу. А душевная, истязающая морально. Незаметная, но настолько мощная, что подкашиваются ноги, немеют пальцы рук, а голова собирается взорваться, не вывозя накала.
Когда ты выглядишь живой и здоровой, а внутри у тебя война. Эмоциональная и разрушительная. Беспощадная и кровопролитная. Когда выкручивает суставы, ломает кости, огнем выжигает внутренности и на ленты полосует сердце.
Нет, я не придумываю.
Не фантазирую.
И не приукрашиваю кошмарную картину.
Я сжимаю зубами губу, ощущая во рту металлический привкус, и молча агонизирую, улавливая все те страдания, в которых варится мой истинный, истекающий кровью на заднем сиденье машины.
Ужасная боль.
Всеобъемлющая.
Безжалостная.
Но хуже всего – неугасаемая.
Вот тебе и двуликий. Сильный, выносливый, несокрушимый. А чертова регенерация почему-то не действует.
Почему, матушка-Луна?
Вопрошаю раз за разом, глядя через зеркало заднего вида на разодранную пулевыми отверстиями грудную клетку, которая и не думает заживать.
Хочется заорать в голос. Завыть. Забиться в истерике. Вывернуть себя нутром наружу, чтобы не чувствовать ту беспомощность, которая ломает сознание и растирает душу в пыль. Но четкое понимание, что любая моя глупость неукоснительно приведет к смерти любимого, держит в ежовых рукавицах.
Смаргиваю соленые слезы, давно безостановочно текущие по щекам и размазывающие обзор, и лишь сильнее втапливаю педаль в пол. Веду машину на пределе скорости, не обращая внимания на заносы и с визгом клаксонов съезжающие на обочину встречки.
Им не горит, а у меня каждая минута бесценна.
На закрытую территорию имения, арендованного дедом, влетаю кометой, едва открываются ворота. С надеждой на помощь. С верой в чудо. С неистребимой жаждой мгновенного спасения.
Но мысль, засевшая в голове и нашептывающая, что всё станет хорошо, как только доберусь до своих, разбивается о холодные, произнесенные бесстрастным голосом слова Элины Маск.
– Серебряные пули – это приговор, – констатирует докторица, приехавшая осмотреть Лину Эванс.
Она едва касается кончиками пальцев краев одной из ран, жестом подтверждая ужасную правду.
Миг. И словно бетонная стена обрушивается на голову.
Всё сразу становится на свои места: и нереально дикая боль, которая выматывает Джека, и потеря истинным сознания, и то, почему раны не затягиваются.
– А что не так с серебром? – тихий вопрос человечки разбивает тишину, сковывающую всех двуликих до единого.
Интересу Лины никто не удивляется.
Многие тайны сверхсущества держат в секрете, чтобы не отдавать в руки людей лишних козырей. Хотя те, кто действительно ищет информацию, вполне возможно ее находит. Я не интересовалась, потому и судить не могу.
– Серебро – единственный металл, который для нас опасен. Он плавит кожу при соприкосновении и не позволяет тканям сверхсуществ регенерировать в обычном режиме, то есть скоростном. Пока пули находятся внутри тела, раны не затягиваются, и оборотень умирает от кровопотери, – Джейкоб доступно и понятно объясняет своей гостье нашу особенность.
А у меня дрожь проносится по телу.
Страх… какой же ты всеобъемлющий.
– И что делать с Джеком?
Вопрос, который вертится у меня на кончике языка, вновь озвучивает Лина.
Перестаю дышать и вся превращаюсь вслух. От ответа специалиста с медицинским образованием зависит жизнь Торова… и моя судьба.
Мой истинный – для меня всё.
– Единственный вариант спасения – вызвать врача-человека сюда, чтобы он мог извлечь опасное серебро.
Вердикт Элина Маск озвучивает в спокойной манере, а меня подкидывает. Она даже и не думает пытаться сделать хоть что-то самостоятельно.
Будто ей все равно. Наплевать. Безразлично.
Сжимаю кулаки так, что ногти больно впиваются в кожу. Какая же она бессердечная!
Что ж! Не хочет пробовать она, значит, повезу истинного в клинику. Принимаю решение единолично.
Просто так не сдамся. Не отступлю.
– До клиники парня точно не довезете. Он слишком слаб для дальнейшей транспортировки, – фраза докторицы звучит приговором, железным кулаком вбивая правду в солнечное сплетение. – Счет идет на часы. И их по всему – не более двух.
– Не успею, – шепчу, не чувствуя губ, и всхлипываю.
До ближайшего города больше шестидесяти километров по лесной трассе. Плюс нужно найти клинику, специалиста, все объяснить, договориться…
Матушка-Луна, за что ты так…
Закрываю глаза, надеясь остановить слезы, но те легко находят путь.
И текут, текут, текут…
СОЛАНА
Мы, двуликие, привыкли делить наш мир на сильных, то есть нас самих, детей матери-Луны, и слабых – людишек. И вроде бы всё верно, они живут почти в десять раз меньше нас, они хрупкие, болезненные, ограниченные в возможностях.
Но…
Всегда есть то самое «но», которое меняет смысл… предложения в целом, мнения о ком-то, отношения к проблеме. Да много чего.
Лина своим поступком поменяла всю мою жизнь.
Или правильней будет сказать: продлила? Подарила?
Точно! Подарила мне продолжение жизни, готовой вот-вот оборваться со смертью истинного.
Хрупкая девочка совершила храбрый поступок. Проявила такую силу воли, какая мне, не простой оборотнице, а омеге, жемчужине самой богини, и не снилась. Она утерла нос докторице Илине Маск, альфа-самке, крутому специалисту, взяв в руки пинцет и тем самым «запретив» той отступать.
И самое удивительное, своей смелостью человечка ничего никому не пыталась доказать. Прежде всего она спасала жизнь разумного существа. А вывод о ее поступке мы, присутствующие в доме, сделали сами.
Я – так точно уяснила главное – можно быть слабой физически, но непробиваемой внутри, такой сильной, что мир сам прогнется и перевернется под тебя.
– О чем ты так сильно задумалась? – Джек перехватывает мои пальцы, которыми я бездумно поглаживаю тыльную сторону его ладони.
После того, как человечка выполнила наисложнейшую задачу – извлекла серебро, а докторица заштопала самые глубокие разрывы, на которые не получалось наложить скобы, Джеку дали снотворное. Он проспал шесть часов, пять с половиной из которых я провела с ним рядом. Сидя в кресле. И вот проснулся.
– О Лине, – отвечаю ему, как есть. – Она сильная. Я тоже хочу быть такой.
Заглядываю в карие глаза, ожидая увидеть удивление или легкую насмешку, но нахожу лишь понимание и нежность.
Может, кажется?
Нет.
– Ты у меня и так сильная, голубоглазка, – Джек сжимает мою ладонь, рисуя большим пальцем круги по часовой стрелке. – Не преуменьшай своей заслуги в моем спасении. Я бы умер от потери крови, если бы ты не привезла меня сюда.
– Откуда ты? – хмурю брови.
Он же был без сознания и не мог знать.
– Слышал, Солана, и чувствовал все твои метания и переживания. Но теперь всё позади, потому что ты – умница.
– Не я, – мотаю головой, – это Лина Эванс…
– Вы обе, – соглашается на свой манер Торов, – но именно тебя послала мне богиня, только не догадываюсь за какие заслуги.
– Джек, – перехватываю его за руки и крепко сжимаю.
Мне не нравится, когда он так говорит. Будто принижает себя.
Вот зачем? Не понимаю.
Да, так сложились обстоятельства, что у нас не всё гладко, но, главное, что мы нашли друг друга, встретились. Это же счастье уже само по себе.
А сколько оборотней остаются одинокими всю жизнь? Или соглашаются на брак только потому, что не дожидаются своих идеальных половинок? Хоть с кем-то, главное, не одним…
Нет уж! Ни за что не буду ни о чем жалеть. И ему не позволю!
– Знаешь, маленькая, как мы познакомились с твоим дедом?
Торов отклоняется дальше на подушку и тянет меня за собой, заставляя встать из кресла и пересесть на его кровать. Примостившись на самом краешке, чтобы, не допусти Луна, ни в коем разе не потревожить затянувшиеся, покрытые тонкой прозрачной розовой кожицей раны, прикусываю губу и сдерживаю дыхание.
Такая близость к объекту всех мыслей, переживаний и любви, заставляет сердце сбиваться с ритма и колошматить в грудь ударными темпами.
В данный момент я с трудом представляю, как мы могли проспать всю ночь рядом друг с другом. Точнее, хотя бы просто уснуть. Да меня на части разрывает от нежности, желания приблизиться еще чуточку больше и…
Оо-о-ох, матушка-Луна, это что? Очередное испытание на выносливость?
– Кхм, – прочищаю горло и с трудом выныриваю из розового тумана, стараясь смотреть только в глаза истинного, но взгляд, предатель, то и дело соскальзывает ниже, на губы, красивые, манящие губы, – нет, не знаю. Джейкоб не делился.
Торов угукает и почесывает язык о верхний клык.
Сглатываю, вскидываю взгляд и наталкиваюсь на смешинки, искрящиеся в темных глазах.
– Маленькая, не провоцируй, не надо. Держи себя в руках, – произносит вроде бы с усмешкой, но, немного сбросив наваждение, отмечаю и то, как сильно бьется венка у него на виске, и то, как напряжена шея.
Ну да, стоит ли удивляться?
Штормит и заносит в пучине соблазнов не только меня, но и моего мужчину. Уверена, как раз его еще больше, только в отличие от меня, истинный умеет себя контролировать.
Поспешно киваю.
Джек прав: не место и не время фонить любовью на всю округу.
– Расскажешь? – проявляю искренний интерес к теме знакомства деда и Торова.
СОЛАНА
Все мои планы заставить Джека отлежаться и позволить организму до конца справиться с пережитым истощением и стрессом идут прахом.
Не проходит и суток, как Торов сбегает из-под опеки. Хотя, конечно же, сбегает – это громкое заявление, но сути оно не меняет. Бета моего деда отправляется вместе с помощниками в студгородок, чтобы провести тщательную проверку всех, кто успел попасть под подозрение.
– Я не допущу, чтобы с тобой произошло что-то подобное впредь. Ни один отморозок не посмеет прикоснуться и схватить против воли, потому что таких в вашей академии уже к вечеру не останется, – произносит Джек, костяшками пальцев скользя по моей щеке.
– Всех отловишь?
Спрашиваю, чуть улыбнувшись, и накрываю его руку своей. Опускаю на пару мгновений ресницы и с наслаждением впитываю тепло ладоней истинного и нежность, с которой он меня касается.
– Обязательно, красивая.
В голосе мужчины проскакивают хрипловатые нотки, посылающие острые импульсы прямо в сердце. Оно, счастливое, разгоняется и начинает поспешать, как ненормальное.
– Не сомневаюсь. Только будь осторожен.
Торов кивает и почти минуту смотрит на меня, не моргая. Смущение вперемешку с радостью от внимания пары опаляет щеки.
– Буду, – произносит, разбивая тишину красивым голосом, – но у нас есть преимущество. После произошедшего с тобой инцидента альфа Смит надавил на руководство вашего учебного заведения. Они согласились не препятствовать нам, когда мы станем прочесывать территорию в звериной ипостаси.
– Это хорошо, но… я всё равно стану волноваться, уж прости. Пожалуйста, пришли мне сообщение, что с тобой всё в порядке, даже если вернешься ночью.
– Сделаю, но переживать не стоит. Нас будет достаточно много для того, чтобы предотвратить любое нападение, – отвечает уверенно.
– Это сильнее меня.
Убираю ладонь и позволяю Торову отстраниться.
Он уходит, а я еще почти час медитирую дверь и прижимаю к груди подушку, которой касалась его голова.
Я дурная? Вполне возможно. Или больная. Что еще более вероятно.
Не зря же любовь называют болезнью. Значит, я неизлечимо и безнадежно больна одним конкретным красавчиком-мужчиной. Но самое главное, что не хочу излечиваться.
Весь вечер нахожусь в прострации. В какой-то момент понимаю, что не просто потеряла нить разговора в общении с Жани, а любимка задает мне одни и те же вопросы по третьему разу. При этом, странно, не злится, а лишь понимающе улыбается.
– Совсем на дурочку похожа, да? – уточняю у нее в какой-то момент.
– Нормально, Соль, – фыркает Вудова. – Наоборот, я тебе даже завидую.
– Правда?
– Конечно. Но не черной завистью, не подумай. А белой-белой.
– Спасибо, моя хорошая, – обнимаю ее и беру в руки гребень, чтобы расчесать ее густые длинные волосы.
Вот кого что успокаивает, меня же такое незамысловатое занятие.
Да и подружке нравится, она прикрывает глаза, откидывается назад, упираясь спиной мне в колени, и тихонько мурчит.
– Кстати, что там с этой Иматовой? Тебе не кажется эта Дарха подозрительной? – уточняет неожиданно Жани.
Замираю, не донеся руку до темноволосой макушки, и хмурю брови.
– С чего вдруг ты решила?
Естественно, я рассказала ей основные моменты. Иначе поступить не могла. Мы с детства привыкли делиться и радостями, и горестями друг с другом. Именно Вудова – была той единственной, кто помогала мне все эти годы не загибаться от тоски и боли, пока я страдала по Джеку. Именно она не позволяла рассыпаться на части, когда штормило и ломало. Именно она сообразила подловить недолюбовницу Коди и пригрозить той оставить без волос, чтобы выпытать правду.
И вот теперь…
– Она произвела на меня странное впечатление, – дергает любимка плечом.
– Это как? – хмыкаю. – Ты же ее не видела.
– Не видела, но тебя слушала внимательно.
– И что наслушала? – уточняю, вновь возобновляя неторопливые успокаивающие нас обеих действия с расческой.
– Первое, она вешается на Джека, зная про тебя. Заметь, – Жани резко вскидывает руку и помахивает указательным пальцем из стороны в сторону, – зная про тебя с момента твоего рождения. Это как вообще?
– Может, он ей настолько симпатичен, что наличие истинной ее не заботит. Или она думает, что сможет удержать его таким способом? Вот только останавливает от расставания его совершенно иное.
– Долг, это понятно, – кивает Вудова. – Но сама подумай. Если бы тебе нравился кто-то так сильно, что бы ты сделала? Заставила объект своей страсти мучиться и страдать из года в год? Или же отпустила, поняв всю тщетность попыток быть вместе? Ведь он ее на протяжении шестидесяти девяти лет как женщину игнорирует. Это не год и не десять.
– М-да. Сейчас, когда ты разжевала всё до мелочей, я соглашусь с твоей точкой зрения: поступок Иматовой выглядит… по меньшей мере странно. Это смахивает не на любовь, а на… – щелкаю пальцами, пытаясь подобрать правильное слово.
СОЛАНА
Распрощавшись с Жани, ухожу в свою комнату, забираюсь на кровать поверх пледа и, повернувшись на бок, устремляю взгляд в окно. Туда, где на небе уже взошла и во всю властвует растущая луна.
Не спится.
Какое там. Мысли неугомонными пчелами кружат в голове, не давая ни секунды продыха. Удивляюсь, почему сама не пришла к таким простым и понятным умозаключениям на счет Дархи, и делаю один единственный вывод: потому что думала лишь о Джеке. О нем одном, а не о его жене.
И не потому, что с ума схожу по Торову, хотя это истинная правда. Всё намного банальней. Я ревную.
Жутко.
Немыслимо.
Безгранично.
Так же, как и люблю.
Понимаю, что ревность – разрушительное чувство. А в нашей ситуации – неправильное. Но, будем честны, легко рассуждать, находясь с боку припека. Когда же дело касается нас самих, мы и бревна в глазу не видим, не то, что соринки.
Так что да, я ревную и вместе с тем, как могу, скрываю сей факт. Не только от Джека, но и от себя самой. Задвигаю его подальше внутрь и не трогаю. Потому что знаю, если начну вариться в этом отвратительном чувстве своей безысходности, то Он почувствует. Считает и поймет мое состояние также легко, как я понимаю его.
Это связь истинных. И у нас она очень сильная. Мы не были вместе ни разу, как мужчина и женщина, даже не целовались, а внутренние радары уже настроены друг на друга очень чутко. На подсознание завязаны.
Потому и трушу, боясь представлять последствия, если Торов догадается, как меня плющит, стоит подумать о его жене. А ну как решит вновь отдалиться, чтобы меня не ранить сильней?
Я же сдохну. Второго испытания на одиночество не выдержу. Сгорю в агонии.
Устав лежать на одном боку, переворачиваюсь на другой. Закрываю глаза, стараюсь расслабиться, но вместо этого лишь отсчитываю секунды.
Одна, две, десять… спи, Солана… двенадцать… тринадцать… спи-и-и… да какое там!
Рука сама собой тянется к телефону, нащупывает его и притягивает поближе. Распахиваю ресницы, чтобы просто убедиться, что никаких новых оповещений на телефон не приходило, и грустно выдыхаю.
Ничего. Пусто.
Значит, Джек еще занят.
Вновь закрываю глаза и пытаюсь провалиться в темный колодец сновидений. Прислушиваюсь к шелесту деревьев на улице, легкому завыванию осеннего холодного ветра, тихому скрипу половицы где-то в доме…
Тишина… расслабление… успокоение…
А-а-а-ааа…
Нет, так уснуть невозможно!
Может, какао поможет?
Выбираюсь из кровати, накидываю поверх майки и шорт халат, запахиваю его и подвязываю поясом. Игнорирую тапки и босиком спускаюсь на первый этаж в кухню. Не хочу шуметь и привлекать внимание. Не хочу вопросов. Хочу горячего молочно-шоколадного напитка и тишины.
То, что в пищеблоке может кто-то быть, не рассчитываю. И печалюсь, понимая, как ошиблась. Освещение из кухни однозначно говорит, что мне не везет побыть одной.
– О, привет, Солана, – Йен Мархов оборачивается, стоит вступить в полоску света, падающую в проем. – Тоже не спится?
– Угу, – киваю, стараясь не замечать ни пристального внимания, каким меня награждает помощник Цефа Вудова, отца Жани, ни интереса в глазах, блеснувших всполохами предвкушения, ни того, как затрепетали его ноздри, когда он глубже втянул воздух, ни довольной улыбки, растянувшейся на тонких губах.
Я знаю, что несколько лет назад Мархов обращался к моему отцу, прося у него официального разрешения за мной ухаживать, потому что, когда задал подобный вопрос мне, получил моментальный категоричный отказ.
От папы он тоже получил отказ и вроде как исчез с радаров, точнее, я уехала учиться, а он перестал преследовать. Но, судя по его довольному лицу и урчащим ноткам, проскакивающим в голосе, от идеи до меня добраться до конца не отказался.
– Составишь мне компанию за чашечкой кофе? – Мархов кивает на стол, где стоит тарелка с нарезанными бутербродами и большая чашка с дымящимся напитком. – Могу налить.
– Нет, спасибо, – желания вести беседы во мне как не было, так и нет. – Не пью на ночь крепкие напитки.
– Я же не вино предлагаю, – хмыкает двуликий, оборачиваясь ко мне всем корпусом. – Хотя могу и его, если захочешь?
Он упирается поясницей в столешницу и складывает руки на груди, напрягая мускулы. То, что красуется, легко догадываюсь, но не комментирую. Зачем акцентировать на этом внимание, вдруг неправильно поймет мои слова, потом устану доказывать, что мне безразличны его маневры. Моему Джеку он совершенно не конкурент.
Предложение с алкоголем пропускаю мимо ушей. Дотягиваюсь до банки с какао и насыпаю пару ложек в глубокую вытянутую чашку из молочной глазури. Добавляю три кусочка сахара и только после этого оборачиваюсь к мужчине.
– Позволишь подойти к чайнику? – уточняю, останавливаясь от него в паре шагов.
Не хочу приближаться больше, чем сейчас. Не хочу, чтобы его запах оседал на моей одежде. Мечтаю побыстрее закончить и подняться к себе.
ДЖЕК
Пока машина мчит меня и парней из академии в имение альфы Джейкоба Смита, времени не трачу и выполняю обещание, данное истинной. Пишу ей сообщение.
«Всё хорошо, маленькая. Спи спокойно. Возвращаюсь».
Отправляю и несколько минут медитирую, что вот-вот серый волчок превратится в синего, оповещая о том, что мои слова прочитаны. Но проходит минута, вторая... пятая. А Солана в телефон не заглядывает.
Спит. Давно и сладко отдыхает в своей комнате.
Делаю единственный логичный вывод и отворачиваюсь к боковому окну, чтобы скрыть довольную улыбку. Без труда представляю свою сладкую девочку, свернувшуюся в калачик на левом боку. Именно так она провела всю ночь, когда я был с ней рядом.
Думать, что Смит меня игнорирует, поэтому не читает сообщение, не пытаюсь. Глупости. Она – не Иматова. Солана в отличие от Дархи никогда не играет на моих нервах, не строит обиженную невинность и не показывает плохое настроение, если что-то идет не по её желанию.
Законная же супруга этот метод использует постоянно. То включает игнор, если, по ее мнению, я присылаю денег меньше, чем ей хотелось бы. То разговаривает через губу, если не несусь по первому требованию участвовать в очередных боях, которые она высмотрела по закрытому инфо-каналу.
Наша красавица-истинная на такое неспособна.И уж точно не станет рисковать ни мною, ни тобой. Не стоит об этом и думать. Она скорее сама подставится под проблемы, но нас будет вытаскивать и защищать.
Рыкает Крок, задирая морду.
Целиком и полностью с ним согласен.
Солана в этом плане совершенно нереальная. Люблю ее больше жизни.
Признаюсь, представляя голубоглазку.
Главное, чтобы нам никогда не пришлось делать выбор между ней и Дархой, потому что легче позволить перегрызть себе горло, чем выбрать между долгом и сердцем. В том и другом случае это будет предательством.
Слова Крока впиваются в тело огненными иглами. Жалят, словно серебро. Разъедают нутро и заставляют душу кровоточить.
Не хочу об этом даже думать.
Признаюсь своей второй сущности, а через секунду уже отвлекаюсь на настоящее.
Машина только-только подъезжает к воротам имения, а я уже чувствую волнение. Велю Мухишу затормозить и резко выпрыгиваю с переднего пассажирского сидения. Беспокойство моей девочки магнитом тянет в дом. Я улавливаю нервное настроение истинной так четко, будто она жалуется мне на ухо.
Игнорировать – да ни за что!
– На сегодня все свободны. Отдыхайте, – отдаю парням команду.
Сегодня мы с ними отлично потрудились. Тщательно прочесав академию, смогли найти еще нескольких дружков тех, кто устраивал похищение девчонок из студгородка. Их в другой машине сейчас везут в закрытое имение, то самое, на чьей территории была найдена Жани и Лина Эванс. Пусть уроды посидят в камере на привязи. Точно так, как они делали это с беззащитными самками, а потом… а потом, когда вдоволь прочувствуют всю «прелесть» заточения, мы им устроим еще одну охоту. Только в этот раз дичью будут они сами.
Захлопнув дверь внедорожника, даю отмашку, чтобы парни заезжали, и смазанной тенью устремляюсь к особняку.
В первый момент решаю влететь внутрь, не приглушая шума, но на крыльце передумываю. Нет. Пожалуй, сделаю иначе.
Оборотни обладают одной прекрасной особенностью, которой, правда, редко пользуются, недооценивая её значимость. Я имею ввиду умение скрывать свою сущность от более слабых особей.
А ведь для этого много ума не надо. Всего-то стоит замедлить биение сердца до минимума, подавить свой звериный запах и, затаившись, превратиться в невидимку.
Дело пары-тройки секунд, а результат порой очень впечатляет.
Именно это я и проворачиваю, когда проникаю внутрь дома.
Прежде чем действовать, хочется понять, отчего Солана подает тревожные сигналы. Делает она это ненамеренно. Ей грустно, неуютно и неприятно? Хотя не только… еще боязно, противно и страшно. Да, точно! Ее нервирует оборотень, который трется рядом и мешает. Он отталкивает и пугает мою малышку, но совершенно этого не понимает. Или намеренно пропускает все посылы мимо лопоухих ушей.
Хочу вмешаться, но замираю, слыша, как Солана проявляет характер и Смитовский норов, ставя зарвавшегося щенка на место. Моя девочка очень мягкая, но порой и ее допекают. В такие моменты она раскрывается еще ярче и отважно дает отпор молодым самоуверенным кобелям. И конкретно этот ее бесит. И сильно.
Признаю, мне импонирует ее отрицательный настрой, но лишь до тех пор, пока страх любимой не начинает кислить на кончике языка и выкручивать жилы. Когда Мархов перегибает, сокращая расстояние больше, чем требуется, и толкает речи о том, что будет добиваться самочки, даже если она возражает, выдержка трещит по швам.
Бессмертный, что ли?!
Или просто тупой баран?
Сжимаю кулаки так, что хруст в ушах стоит. Сдавливаю зубы до боли в клыках, чтобы не зарычать, хотя Крок внутри не просто прижал уши и оскалил пасть, он в предвкушении битвы. В любую секунду, как дам волю, готов перевоплотиться и задрать смертника, разинувшего пасть на нашу малышку.
СОЛАНА
Я очень рада, что новую учебную неделю начинаю не в одиночку, а вместе с Жани.
– Ты как, нормально? Готова к занятиям? – уточняю у любимки, забегая около девяти утра к ней в комнату.
Занятия по понедельникам стартуют в десять, но перед этим мы задумали посетить кафе, чтобы взбодриться ванильным кофе с пышной пенкой и поднять настроение восхитительно вкусной хрустящей выпечкой.
– Готова-готова, – ворчит Вудова, запихивая тетрадку и цветные ручки в большую клетчатую сумку на длинном ремне, которую носит, перекидывая через голову.
Знаю, что злится не на меня, а потому что за полторы недели, которые провела в доме моего деда вместе с нашей общей теперь побратимой Эванс (да-да-да! Мы породнились с Линой, пройдя ритуал объединения крови, на котором присутствовали и дедуля, и отец. И оба они были не против нашего родства. Кстати, Джек тоже меня поддержал!) … так вот, Жани за время вынужденного перерыва успела и отдохнуть, и устать от отдыха, а еще привыкнуть валяться до обеда в кровати, а не вставать «рано». Хотя, какое там рано? Просто осень на дворе, и рассвет наступает поздно.
В общем, ворчунья ворчит, а я умиляюсь.
Я всему в последнее время умиляюсь и радуюсь. У меня душа поет, в сердце благоухает весна, в груди порхают бабочки, а ноги сами собой рвутся в пляс.
А всё почему?
Да потому, что Джек, как бы сильно не был занят, звонит и пишет сообщения мне каждый день. И ни одним жестом, словом или эмоцией не позволяет вспоминать прошлое, в котором он изображал ледяной айсберг и меня игнорировал.
Самый обычный текст: «Пять часов провел в дороге, сейчас в душ и спать. Заранее спокойной ночи, маленькая…» или «На заправке в Маковске отвратительный кофе, никогда не покупай!», или «У вас сегодня обещают дождь, не забудь зонт!», или «Я никогда не любил высшую математику. Восхищаюсь твоим умением с ней дружишь…» ... а у меня улыбка от уха до уха. Чувствую проскальзывающую в каждой фразе заботу. А заодно из озвученных мелочей узнаю что-то новенькое про своего истинного и таким образом становлюсь еще чуточку к нему ближе. Это же так здорово, что несмотря на занятость по двадцать часов в сутки, он не забывает уделять внимание и мне.
Да и просто потому, что это звонит и пишет Он, мой Джек!
– Солана, съешь лимон, иначе мимические морщины появятся раньше времени, – фыркает Жани, наблюдая, как, заслышав звуковой сигнал, я мгновенно лезу в рюкзак за телефоном, читаю сообщение, присланное Торовым, довольно жмурюсь и быстро нашлепываю ответ.
– Не ревнуй, – посылаю любимке воздушный поцелуй. Знаю, она за меня рада, пусть и выражает это в своеобразной манере. – Кстати, на счет вечера. Я придумала, чем мы будем заниматься.
Направляю на подругу указательный палец и киваю, ехидно улыбаясь.
– Удиви? – тонкая темная бровь знойной брюнеточки красиво приподнимается вверх.
– Мы-ы-ы… – тяну гласную, заставляя Вудову сморщить в нетерпении носик, – сегодня устроим вечер воспоминаний. Погоди-погоди, – поднимаю ладонь, не позволяя подружке возразить. – Он будет необычным. Мы позвоним по видеосвязи Лине и… будем ей показывать постеры, развешенные на стенах в наших спальнях, и «сдавать» друг дружку: кто и когда в какого актера или певца был влюблен!
– Шутишь?
Жани откладывает на блюдечко надкусанный круассан с шоколадом и тянется за салфеткой, чтобы вытереть губы.
– Не-а.
Качаю головой.
– Хочешь, чтобы она нас застыдила?
Отрывает небольшой клочок бумаги, скатывает в шарик и бросает в меня.
– Нет, чтобы посмеялась. Ей будет полезно, да и нам тоже.
– Хм, – Жани прикусывает нижнюю губу и хитро щурится. – А про то, что ты полгода каждую ночь целовала плакат с Макуни Сауком и желала ему сладких ночей, тоже можно говорить?
– Не каждую, а лишь в те вечера, когда ты была рядом, и то, чтобы тебя подразнить. Но можно, – согласно выдыхаю.
– И про сердечки, которыми ты изрисовала все его плечи и грудь тоже?
– Да-а-а…
– У-у-у-у, тогда я «за!». Будет весело.
Не сомневаюсь.
Я на все пойду, чтобы помочь своей лучшей подруге преодолеть кошмар, который выпал на ее долю.
Знаю, она и так – умница. Довольно быстро сумела взять под контроль собственные страхи и встряхнуться. Не замкнулась в себе, не забросила учебу, лишь немного «поболела» и теперь уверенно возвращается к себе прежней. То есть ворчит и язвит с чужаками и наглыми выскочками, а с близкими по-прежнему остается миленькой лапочкой.
Ну, большую часть времени – так точно.
Первый учебный день недели пролетает почти незаметно и чуть-чуть скучно. Лекции, лекции, лекции. Зато вечером мы отрываемся.
Моя затея с плакатами и обсуждением юношеских влюбленностей удается на ура.
Обе подруги, и старая, и новая, получают приличный заряд бодрости от пережитой смехотерапии, впрочем, я не отстаю. Веселимся мы пару часов без устали, если не больше, а затем, распрощавшись с Линой, по вниманию которой соскучился Джейкоб, решаем с Жани выпить чая. А уж после разбредаться по своим комнатам.
ДЖЕК
Ужасно соскучился по своей девочке. Нежной, ласковой и любимой.
Каждый день разлуки – чертово испытание на выносливость. И я, как ненормальный, готов вычеркивать в календаре даты, только бы приблизить день нашей встречи.
Три.
Два.
Один.
Наконец-то.
Завтра утром сдаю Тору всю документацию по загородному имению Багсов, тому самому, где бездушные твари охотились на беззащитных девушек, и где в скором времени начнется строительство реабилитационного центра для женщин, пострадавших от насилия. Такое решение было принято единогласно всеми присутствовавшими на встрече двуликими, в том числе двумя контролерами, приехавшими засвидетельствовать, что преступники понесли заслуженное наказание – смерть.
А после газ в пол и пулей мчусь в академию к Солане, потому что больше ничего не удержит.
Дьявол! Я бы уже и сейчас рванул, если бы не необходимость встречи с коллегой и приятелем с глазу на глаз. Пешком бы порысил. И пофиг, что больше ста миль.
Бешенному волку, точнее, влюбленному оборотню, и триста верст – легкая разминка. Главное – приближение встречи.
И пусть лицезреть Смит, но не иметь возможности коснуться – то еще испытание, уж лучше оно, чем не видеть, не слышать и не чувствовать ее рядом с собой вообще.
Вытягиваюсь на кровати поверх покрывала прямо в одежде, закидываю руки за голову и прикрываю глаза. Мне не нужно напрягаться, чтобы вспомнить ее лицо сердечком, бархат кожи, блеск волос, нежность рук, красоту улыбки. Все мельчайшие подробности в облике моей истинной. Самой красивой девочки на свете, чистой, доброй…
На губах сама собой расцветает улыбка, в груди теплеет, сердце ускоряет ритм. Но шелест мобильного все портит.
Оставаясь внешне расслабленным, внутренне я напрягаюсь. Мышцы приходят в тонус, внутренний зверь подбирается, становясь как сжатая пружина. Рингтон, установленный на входящие звонки от Дархи, невозможно спутать ни с каким другим.
Хочется матюгнуться и не брать трубку, потому что уже знаю, что услышу после обычного приветствия.
Знаю, что не смогу отказать и сделаю то, о чем меня попросят.
Знаю, что никакой поездки завтра к Солане уже не будет.
Знаю, что впереди ждет новое испытание, которое я должен буду выдержать. Не только потому, что я взял ответственность за Дарху, но и потому, что не смогу причинить новую боль своей девочке. Если меня не станет… нет, глупости. Всё будет хорошо.
Телефон продолжает негромко тренькать, а я физически не могу разжать кулак и взять его в руку.
Ломает.
Так и лежу без движений, пока он не затыкается.
Но, замолкнув на пару секунд, пиликанье повторяется. Когда Иматова чего-то хочет, она непоколебима и упорна. Это качество у нее точно такое же, как было у брата. Только если мой побратим стремился к лучшему, чтобы обеспечить хорошую жизнь и достаток близким, то его сестру заботит лишь она сама и ее потребности.
Я давно понял, что Дарха помешана на деньгах. Не знаю, куда она их спускает. Может, солит в банках, может, тратит на благотворительность или делает пожертвования, но потребности с прожитыми годами у нее нисколько не снижаются, а лишь возрастают. Причем последние пятнадцать лет очень резко.
Я не жалуюсь. Надо, так надо. Сам давал слово заботиться.
Выполняю.
Вот только ее вранье меня раздражает. Раньше я безоговорочно ей верил, когда она говорила, что средства нужны для лечения и восстановления кожных тканей, для поддержания крепости костей, для очистки крови и прочее. Но однажды, задав пару наводящих вопросов, не специально, просто захотел узнать результаты, ну, вдруг новую формулу придумали или что-то все-таки изобрели, чтобы она могла встать на ноги, понял, что меня тупо разводят. И интересоваться перестал.
Честное слово, уж лучше б молчала, чем начала так смехотворно врать. Именно тогда пришло осознание, что на те суммы, что она ежемесячно забирает, давно можно было построить собственную клинику или начать полезные исследования. Но ей этого делать не захотелось.
Значит, всё и так устраивает.
А я…
Я пересмотрел свое к ней отношение и пришел к выводу, что мне без разницы, какую в итоге цель Иматова преследует. Главное, я не нарушаю данную Мишулу клятву, не беспокою память погибшего побратима и друга, не подвожу его и не предаю.
Если Дарху делают счастливой деньги, которые я зарабатываю, я буду их для нее зарабатывать столько, сколько она хочет. Жаль, что при этом она не желает сделать хоть шаг навстречу и мне.
Ведь наш развод, в случае ее согласия, действительно никак на ней не скажется. Я не откажусь от собственного слова и всегда буду ей помогать.
Всегда, пока жив.
Телефон вновь замолкает. Целую минуту в комнате стоит оглушающая тишина. Но я не расслабляюсь.
Знаю, что это затишье перед…
Сигнал входящего сообщения заставляет губы искривиться в невеселой улыбке.