Ошибка по совместимости

1 Алиса

Когда в Минске запустили необычный проект «Агенты случайностей» — мобильное приложение, через которое можно было попросить помощь или предложить её, — жизнь Алисы перестала казаться такой монотонной.

Оказалось, стоит лишь сделать шаг в сторону от привычного маршрута — учёба, работа, дом — как мир раскрывается с другой стороны. Он — не просто череда дней. В нём — целый спектр эмоций, лиц, историй. В нём — движение. А именно этого ей и не хватало.

Вот вчера, например, она сопровождала пожилую женщину с пуделем в ветеринарную клинику. Пока ветеринар промывал псу желудок, дама рассказала историю великой любви, пронесённой через всю жизнь. Алиса слушала, не перебивая, и по-доброму завидовала. Так, как завидуют те, кто ещё не любил.

Ей тоже хотелось чувств — ярких, захватывающих, всепоглощающих. Чтобы дыхание сбивалось, чтобы ночь превращалась в ожидание встречи, чтобы целая вселенная помещалась в чьих-то глазах.

Но пока всё, что было — это работа, учёба и пустота внутри.

Алиса училась на последнем курсе БНТУ, факультет маркетинга. Учебный корпус находился в самом центре города — в шумном и людном районе возле станции метро «Академия наук». Утренние маршруты напоминали муравейник: потоки студентов, офисных сотрудников, пожилые пары с собаками, запах кофе с выносных точек, бесконечный гул транспорта. Этот ритм города не давал уснуть — но и не давал почувствовать себя живой.

Работала она сметчицей в небольшой строительно-монтажной компании. За плечами — два года опыта. Начинала рано, уже после второго курса. По веской причине.

Один вечер в общежитии стал для неё поворотным. Старшекурсник Вадим, давно позволяющий себе вульгарные намёки, однажды попытался на неё напасть. Пьяный, он ворвался в комнату и начал срывать с неё одежду. Алиса кричала. Её спас Костя, одногруппник, прибежавший на шум. После разбирательства Вадима отчислили. Но воспоминания остались.

Она больше не могла оставаться в общежитии. И не могла рассказать родителям. Мама с её слабым сердцем — не пережила бы. А папа… просто бы молча сгорел от боли.

Родители жили в Полоцке — тихом, зелёном городке на севере Беларуси, где каждый уголок был знаком с детства. Где утро пахло свежим хлебом и звоном велосипедных звонков. Где всё было не спеша, и люди говорили чуть тише. Алиса не хотела тревожить этот мир своей болью.

И тогда она решила стать взрослой. Самостоятельной. Прошла курсы сметчика, начала работать. И уже к началу третьего курса сняла вместе с одногруппницей Катей двухкомнатную квартиру.

Квартира находилась в старом, уютном районе неподалёку от станции метро «Грушевка» — в десяти минутах пешком. Здесь было спокойно и почти по-провинциальному тихо, несмотря на близость к центру. Дома — аккуратные, послевоенной постройки, с ухоженными подъездами, недавно покрашенными фасадами и цветниками у входов, за которыми присматривали пожилые соседки. Газоны были ровно подстрижены, дворники начинали свой день ещё до рассвета. Утром пахло свежей выпечкой из булочной за углом, где всё ещё продавали горячие рогалики и хрустящие батоны «Нарезной». Во дворе стояли современные детские площадки — с безопасным покрытием, новыми качелями и горками, на которых по вечерам собирались мамы с колясками. Иногда доносился лай собак с выгула через дорогу, а вечером, когда солнце садилось за девятиэтажки на горизонте, двор будто замирал — и в этой тишине было что-то очень личное, настоящее. Именно здесь, в этом маленьком оазисе порядка и покоя, Алиса с Катей нашли свой временный дом.

Своё первое собеседование она запомнила надолго: голос дрожал, ладони вспотели, а сердце стучало, как у пойманной птицы. Но начальница отдела — Маргарита Сергеевна — сразу распознала в ней потенциал. Проверила её на практике — и, увидев чистую, быструю смету, дала зелёный свет.

Два года в компании «Стройметмонтаж» прошли как один день. Алиса была старательной, пунктуальной, умной. Но… всё это было про форму. Содержания не хватало. Она чувствовала себя пустой — как будто живёт чьей-то чужой жизнью.

Снаружи она была девушкой, которую часто замечали. Но не задерживались. Алиса обладала природной, настоящей красотой. Той, что не требует макияжа и не нуждается в нарочитых деталях. У неё было овальное лицо с мягкими чертами, чёткие чёрные брови, холодные голубые глаза, пухлые губы. Неяркая, но выразительная.

Волосы — её гордость. Густые, тёмно-каштановые, с каскадной стрижкой, спадающие до самой поясницы. Не прямые — живые, чуть волнующиеся.

Фигура — женственная, но не модельная: грудь второго размера, округлые бёдра, неосознанно втягиваемый животик. Она не гналась за идеалом. Весила около 58 килограммов при росте 168 см — и казалась собой довольной. Почти.

Но больше всего в ней чувствовалось… отчуждение. Отстранённость. Внутренний холод, который невидимой стеной отталкивал мужчин. Те, кто пытался подойти ближе, чувствовали это интуитивно и отступали, даже не поняв, почему.

Она ходила на свидания. Отвечала на комплименты. Смотрела, как тянутся к ней руки — и ощущала пустоту внутри. Её не трогали ласки. Не трогали признания. Не зажигали чувства.

Именно поэтому «Агенты случайностей» стали её спасением. Возможностью выйти из замкнутого круга. Почувствовать эмоцию. Услышать историю. Встретить кого-то. Или — наконец — саму себя.

2 Артем

День начинался как обычно. Будильник. Утренняя пробежка по набережной. Холодный душ. Крепкий кофе с бутербродом. Всё — по отлаженному сценарию, как будто заранее прописанному в какой-то внутренней инструкции. Ничто не предвещало, что этот день выйдет за пределы намеченного маршрута.

Артём всегда приезжал в офис заранее — за полтора часа до начала рабочего времени. Это было его время. Чистое, свободное от отвлекающих факторов, когда мысли собирались в чёткие схемы, а решения рождались словно сами собой. Рабочее утро начиналось в 9:00, но его личный день — в 7:30.

Он был главным инженером проекта в частном проектном институте — должность ответственная и почти автономная. Артём не терпел хаоса, суеты и бесцельных разговоров. Он выстроил свой распорядок и приучил к нему весь коллектив: никаких внезапных «на минуточку», только системный подход. Любой сотрудник знал — сначала нужно составить список вопросов, проанализировать, сгруппировать и только после этого — идти к Артёму Александровичу.

Его секретарь и личная помощница, Елизавета, строго следила за этим порядком. Основной поток обсуждений приходился на вторую половину дня — утром же Артём погружался в проектирование: именно тогда к нему приходили самые точные и нестандартные идеи.

К девяти начинали приходить остальные. В 9:05 Елизавета появлялась с чашкой эспрессо. Она никогда не опаздывала и никогда не говорила лишнего, если видела, что он сосредоточен. В какие-то моменты — перед важными переговорами, например — она умела быть рядом так, как это действительно помогало: деликатно, без вторжения.

На совещаниях Артём был жёстким, но корректным. Даже самые самоуверенные заказчики понимали, что здесь не пройдёт привычное «мы платим — вы делаете». Он отстаивал свои решения — не напором, а уверенностью. В нём чувствовалась внутренняя сила, логика, спокойная, но весомая позиция. Даже самые сложные клиенты, привыкшие диктовать, в итоге соглашались.

И именно это, возможно, и притягивало к нему Елизавету.

Всё началось на выездном корпоративе. Два дня за городом, в одном из клубов на берегу реки. Утренние байдарки, вечер у костра, живой огонь, гитара, жареное мясо, смех. Всё, как положено. Сотрудники расселились по небольшим домикам, рассчитанным на две-три персоны. Артём жил в одном из них вместе с главным бухгалтером, Егором Алексеевичем — степенным, семейным, почти отеческим человеком, который допоздна остался у костра.

Артём немного выпил. Не часто себе это позволял, но повод был — накануне они подписали один из самых крупных контрактов с немецкой компанией. Он был спокоен, расслаблен, удовлетворён. Всё шло правильно.

Елизавета всегда выделялась — это видели все. Эффектная, ухоженная, с аккуратным макияжем, светлыми прямыми волосами, чуть ниже лопаток. Стройная, в хорошей форме, с подчёркнуто женственным силуэтом. В её походке, в манере держать взгляд, в движениях рук — всё было уверенно, выверено, но при этом женственно. Она не флиртовала с коллегами, не кокетничала. Почти ни с кем. Почти — потому что её взгляды на Артёма были слишком очевидны.

Он это замечал. Но долгое время делал вид, что не замечает.

За плечами у неё были два развода — и это тоже знал коллектив. Первый — ранний, со студенческой любовью. Второй — прагматичный, с начальником. Оба закончились быстро. Последние два года Елизавета жила одна, и, по неофициальным наблюдениям, явно искала нового партнёра. В Артёме она видела подходящего кандидата: стабильный, уверенный, без вредных привычек, живёт в двухуровневой квартире на Сторожевской с видом на реку, коренной минчанин, харизматичный, уважаемый и — главное — незанятый.

Но он был холоден. Не то чтобы недоброжелателен, просто держал дистанцию.

На корпоративе она решилась. В тот вечер, когда Артём ушёл к себе в домик, а Егор остался у костра, она почти сразу поднялась и пошла вслед. Это заметили многие, но никто ничего не сказал.

Артём стоял под душем, когда почувствовал, как за его спиной кто-то оказался совсем близко. Он не оборачивался. Всё было ясно без слов. Она бросала на него слишком прямые взгляды весь вечер, в байдарке была с ним — слишком рядом. Он мог остановить. Но не стал.

Он понимал, что это — не про чувства. И не про страсть. Её мотив был другой. Её интерес — рациональный. Это не ускользало от него. И всё же в этот момент — расслабленный, уставший, довольный собой — он позволил себе сделать шаг за черту. Ни к чему не обязывающий эпизод, как это часто случается на корпоративных выходных. Без обещаний. Без продолжения.

Но у Елизаветы было другое видение. Она воспринимала это как начало. Пробу почвы. Надежду на то, что интим станет чем-то большим.

Громкие звуки из их домика в ту ночь никого не оставили в неведении. Коллеги перешёптывались. Никто не удивился. Все всё поняли. Начался «служебный роман» — или что-то на него похожее.

С тех пор прошло пять месяцев. Утро Артёма по-прежнему начиналось в 7:30. А в 9:05 Елизавета приносила эспрессо. Порой — чуть позже. И в эти дни никто не заходил в приёмную раньше половины десятого. Коллектив знал — без слов, без обсуждений. Это стало негласной частью их распорядка.

Для кого-то это был роман. Для кого-то — игра. А для Артёма — всего лишь удобство, к которому он относился без особых эмоций. Как к кофе по утрам.

3 Алиса

После вчерашнего спектра эмоций Алиса наоборот чувствовала, что сегодня будет особенный день. Вернее, ей так хотелось думать. Она подсознательно к этому готовилась. Проснулась она за 30 минут до будильника. На дворе стояла середина сентября, и рассвет начинался после 6 утра. Хоть за окном ещё было темно, но Алиса быстро подорвалась и пошла тихонечко в ванную комнату, чтобы не разбудить Катюшу.

Выполнив все банные процедуры, она прошла на кухню и, погрузившись в размышления, заварила себе ароматный кофе с молоком и корицей. Сидя за столом, она позволила мыслям унестись далеко — к той самой великой любви, о которой читала в романах. Любви острой, до иголок на кончиках пальцев, с бабочками в животе, что заставляет сердце биться быстрее. Она мечтала, чтобы это чувство было настоящим, на всю жизнь.

Но почему же до сих пор её сердце было закрыто? Ей вот-вот исполнится 21 год, а в её жизни так и не было близости с парнем. Да и парня как такового не было — все казались пустыми и неинтересными, не вызывали ни одного трепетного чувства. Может, это всё из-за того случая в общежитии на втором курсе, когда пьяный пятикурсник Вадик попытался её осквернить?

Она снова вспомнила тот вечер — как будто всё происходило вчера. Было тихо, поздний час, и она собиралась лечь спать после тяжёлого дня. Вдруг в комнату ворвался он — пьяный Вадик, который давно навязчиво пытался к ней подойти. Она пыталась оттолкнуть его, просила уйти, но он только смеялся — злорадно и уверенно.

Он схватил её за руку, прижал к стене, пытаясь заглушить её крики своим слюнявыми губами. Затем сорвал с неё ночную сорочку. Одной рукой он больно сжал нежную девичью грудь, второй же стянул с неё трусики, спустил брюки и стал доставать член из боксеров. Сердце билось так, будто хотело вырваться из груди. Алиса боролась, пыталась вырваться, но его сила была гораздо больше. В эти секунды она чувствовала, как теряет контроль, как страх разрывает тело на части, как отчаяние накатывает волной.

Именно тогда в коридоре появился Костя — её одногруппник. Услышав шум, он вломился в комнату, силой оттолкнул Вадика и выволок его в коридор. Вадика потом отчислили из университета — и это было справедливо. Но воспоминание осталось, как шрам на душе, который иногда щемит и напоминает: доверять тяжело. Некоторые раны не видны, но глубоко внутри они всё равно болят. Вот почему Алиса так осторожна, почему не открывается сразу, почему ждёт — и мечтает о том, кто сможет понять её по-настоящему.

Отпив кофе, Алиса глубоко вздохнула, словно выпуская тяжесть с души, и решила не позволять страхам управлять собой. Сегодня — новый день, и он обязательно будет особенным.

Будить Катюшу она начала только в семь утра — раньше было бесполезно. Это стало их рутиной: та всегда с трудом просыпалась, потом сновала по квартире как угорелая, боясь опоздать на пары. Кофе утром не пила — предпочитала перехватить капучино в кафе возле корпуса, благо в центре их хватало.

До метро было минут десять пешком или пять на троллейбусе, но Алиса любила пройтись — их район был уютным, особенно утром, перед тем как окунуться в городской шум.

После занятий она ехала на работу. По пути заходила в «Лидо» — кафе с вполне доступными ценами. За десять рублей можно было взять суп, рыбу (её любимое блюдо) и чай.

Работа начиналась в 14:00, и у неё оставался час на обед и дорогу — метро довозило её до станции «Институт Культуры» за десять минут.

Оставшееся время Алиса провела в приложении «Агенты случайностей» — с нетерпением искала занятие на вечер. Сегодня была пятница. Задерживаться не нужно: срочных заказов в фирме не было, работа шла размеренно, и к шести всё успевали.

Маргарита Сергеевна уже давно не просила Алису оставаться после работы. И теперь оставалось только найти, кому помочь.

Просьб оказалось немного: кто-то просил купить продукты пожилому дедушке, кто-то — достать корм для морской свинки в специализированном магазине на Комаровке и доставить в другой конец города. Этот заказ Алиса сразу отмела — до рынка она не успела бы, он закрывался в семь.

Желающих помогать оказалось больше, чем нуждающихся — и Алисе ничего не досталось. Но трепетное ощущение, что сегодняшний день всё же особенный, её не покидало.

Когда она уже шла к офису, пришло уведомление из приложения. Кто-то срочно искал помощь. Без особого энтузиазма Алиса открыла сообщение — и тут её взгляд зацепился за слова:

Женщина отчаянно просила забрать ребёнка из детского сада и отвезти домой. Ей срочно нужно было вылетать. Ребёнка требовалось привести, покормить и уложить спать. Обычно он засыпал к девяти под любимую сказку про репку.

В сообщении чувствовалась искренность и тревога. Женщина даже предложила оплату, только бы кто-нибудь помог. Детский сад находился как раз рядом со станцией «Институт Культуры».

Алиса подумала, что если отпросится на десять минут пораньше, то успеет. И сразу откликнулась. Они обменялись контактами, созвонились. Женщину звали Юля.

На вопрос Алисы, кто будет с ребёнком после девяти, Юля объяснила, что Артём (именно так она его назвала) будет дома к десяти. Ключи от квартиры можно будет взять у консьержа — Юля предупредит его заранее.

Алиса не стала уточнять, кто такой Артём. Скорее всего, муж. Юля добавила, что её ждёт семичасовой перелёт и она не сможет быть на связи, но скинула номер Артёма. Попросила не беспокоить его без особой надобности — у него важное мероприятие в конце дня, поэтому он и не может забрать ребёнка сам.

В офисе Алиса сразу подошла к Маргарите Сергеевне с просьбой уйти чуть раньше. Та легко разрешила и даже добавила, что если справится раньше — может уходить сразу.

Алиса давно переросла свой уровень работы. Всё было знакомо, не вызывало трудностей. Это понимали и коллеги, и сама начальница. Но нужно было доучиться и получить диплом. После окончания университета Алиса хотела остаться здесь, и Маргарита Сергеевна уже намекала, что вскоре перейдёт на должность заместителя, а Алиса сможет занять её место.

4 Алиса

Садик оказался всего в восьми минутах ходьбы от офиса. Изначально Алиса хотела зайти в магазин и купить что-нибудь для маленькой девочки Евы — может, печенье или небольшую игрушку. Но одёрнула себя: сейчас у многих детей аллергии, а сладости — сплошь с красителями и усилителями вкуса. Да и как угадать, что понравится незнакомому ребёнку? Она вспомнила, как всегда с волнением выбирала угощение для своего племянника Степки — пятилетнего сына двоюродной сестры в Полоцке. Последний раз малыш обрадовался «Виноградной улитке» — особому мармеладу для аллергиков, который продавался только в одном специализированном магазине. Но это был Стёпа. Родной. А тут — совсем другой случай. Чужой ребёнок, которого она даже не видела. Естественно, для Евы она будет просто тётей. Незнакомкой.

Алиса внезапно поняла: у неё не так уж много опыта общения с детьми. Только Степа — и всё. Она никогда не сюсюкала с малышами, не бросалась в умилённые охи и ахи. Наоборот — старалась относиться к ним с уважением и воспринимать как маленьких людей, с характером и мнением. Когда откликнулась на просьбу Юли, Алиса даже не подумала о том, как будет чувствовать себя рядом с ребёнком. А сейчас — да, волновалась. Мандраж был самый настоящий. Даже хотела позвонить Артёму и отказаться. Но вспомнила, что у него важное мероприятие. И собралась.

Сама не заметила, как оказалась у ворот садика. Это было аккуратное и ухоженное здание, освежённое после летнего ремонта. Всё выглядело достойно — чистые фасады, цветочные клумбы вокруг.. К нужной группе она прошла без труда — всё-таки Юля указала всё подробно. И вот, стоило только Алисе переступить порог, как сердце болезненно сжалось: в группе осталась одна-единственная девочка. Ева.

Светлые кудряшки, кругленькие щёки, глаза цвета янтаря — полные грусти и... ожидания. Но стоило Алисе появиться, как они преобразились. В них зажёгся огонёк интереса, почти узнавания. Воспитательница, облегчённо улыбнувшись, кивнула Алисе:

— Юля предупредила, что вы сегодня за ней придёте. Даже заявление по вайберу прислала, — и, словно выдыхая напряжение, отошла к другим делам.

Алиса присела на корточки, взглянув Еве в глаза. Протянула ей руку — не по-детски, а серьёзно, как взрослому.

— Привет. Я Алиса. Сегодня проведу с тобой весь вечер.

— Пливет. А почему ты здесь? — неожиданно спросила Ева, немного наклонив голову.

Алиса растерялась. Такой вопрос от трёхлетки был совсем не тем, чего она ожидала.

— А где же мне быть?

— Дома. Ты же всегда дома со мной говоришь, — пояснила девочка, моргая широко распахнутыми глазами.

И тут до Алисы дошло: умный дом. Конечно. У Юли, видимо, стояла голосовая помощница — Алиса. Ребёнок привык к её голосу.

Алиса улыбнулась:

— Но так же интереснее. Я теперь не просто голос, а настоящая. Мы можем играть, гулять, обниматься...

— И кушать мороженое!

— А какое ты любишь?

— Клубничное. Ты купишь? — с надеждой спросила Ева, и взгляд её стал невыносимо трогательным.

— Куплю. Но только если мама разрешит... — Алиса осеклась. Как она спросит? Юля же уже в самолёте.

— Можно. Мы с мамой ели в парке, — уверенно заявила Ева. — Она сказала, что мне можно.

Сомнений в голосе девочки не было. Алиса решила довериться.

Они вышли из садика, держась за руки, словно мама и дочь. Ева подпрыгивала на месте, весело болтала, вспоминая прогулку по парку: как катались на качелях, ели сахарную вату, фотографировались с огромной птицей. Алиса слушала её и чувствовала: ребёнок не врёт. Она искренне делится воспоминаниями.

Но если в прошлые выходные было 22 градуса тепла, то сейчас — прохладные 16. Алиса решила: мороженое — только дома.

У ворот садика Ева внезапно остановилась:

— А где твоя машина?

Алиса замялась. Она не подумала о маршруте. Ездить с ребёнком по городу — непросто. Такси? Конечно, могла бы. Но девочка посмотрела на неё с такой надеждой:

— Можно на тлалейбусе? Пожалуйста…

Алиса засмеялась, не выдержав.

— Ладно. Только за это скушаешь всё, что я приготовлю на ужин.

— Договорились! — обрадовалась Ева.

Они дошли до остановки, подождали 24-й троллейбус. Внутри молодой человек сразу уступил место у окна. Алиса села, усадила Еву на колени. Та тараторила без умолку: восторгалась домами, деревьями, машинами.

— Какая у вас энергичная девочка, — сказала сидевшая рядом женщина. — Живая, эмоциональная. Наверное, вся в папу. А вы — молодая мама. Сразу видно: спокойная, уравновешенная…

Алиса ничего не ответила. Только крепче прижала к себе Евочку, чувствуя, как маленькое, тёплое тело вибрирует от детской радости и живости. В этот момент в её душе что-то тихо зашевелилось, словно давно спавшее чувство, которое она давно забыла. Её охватило неожиданное, но мягкое тепло — желание быть кому-то нужной так же, как эта малышка нуждалась в ней сейчас.

Она посмотрела на яркие, любопытные глазки Евы и вдруг поняла — вот оно, то самое. Та самая любовь, о которой Алиса когда-то читала в романах, которую так часто описывали как нечто великое и всепоглощающее. Но теперь для неё это было не абстрактным словом, а живым, настоящим ощущением.

— Как же я хочу… — подумала Алиса, — хочу чувствовать такую любовь каждый день. Хочу просыпаться от детского смеха, слышать шаги маленьких ножек, знать, что я — это чей-то мир.

Это желание было не стремлением к идеалу, не сказкой из книг. Это было тихое, глубокое чувство, растущее из самой души, из той пустоты, которую не смогли заполнить ни карьера, ни спокойная, размеренная жизнь.

«А может, когда-нибудь… когда придёт время… у меня тоже будет такой маленький человечек, который посмотрит на меня с такой же доверием и любовью», — подумала Алиса.

И в этот момент она почувствовала не страх или сомнение, а лёгкую надежду. Надежду на то, что впереди ещё много новых открытий, и самое главное — настоящая, настоящая любовь, которая сможет согреть её сердце.

5 Артём

Все вопросы были решены, отчёты подписаны, помощники разошлись по кабинетам. До конца рабочего времени оставался час, но Артём, не жадный на хорошие жесты, разрешил всем уйти пораньше. Повод был более чем достойный: в двадцать ноль-ноль в "Раковском Броваре" собиралась вся команда — отмечать подписание контракта с немецкими партнёрами. Второй по счёту за последние полгода. Первый проект они выполнили безукоризненно — не просто в срок, а с опережением графика и с высочайшим качеством. И всё благодаря его, Артёма, личному контролю: вечера до девяти в офисе, субботы, словно будни, начинались в 7:30 и заканчивались, когда за окнами гасли последние огни.

Всё сработало — как часовой механизм. Как он и любит. А теперь — заслуженный результат. Новый контракт. Новый виток. Новый вызов.

В обед звонила сестра — Юля. Торопливо, на фоне гулкого аэропортового антуража, сообщила, что уезжает в командировку в Екатеринбург и просила присмотреть за Евочкой на выходных. Вечером девочку должна была привезти некая девушка — имя Артём так и не уловил, но и не стал уточнять. Он давно привык к Юлиной импульсивности. Но знал точно — если она кого-то поручает, значит, всё продумано.

Он провёл ладонью по лицу и откинулся в кресле. В кабинете стояла тишина, редкий для офиса звук. Сквозь закрытые жалюзи пробивался мягкий осенний свет, превращая пространство в театральную сцену: зрители уже расселись, но занавес ещё не поднят.

Тишина… Его частая спутница. И, пожалуй, единственная, кого он не боялся по-настоящему. В ней слышно всё: ритм собственного сердца, несказанные слова, отголоски того, что давно решил забыть. Именно в тишине особенно ясно вспоминается тот день восемь лет назад.

Диагноз прозвучал сухо, почти официально. "Идиопатическая субфертильность" — бесплодие неясного генеза. На бумаге — формально здоров. В жизни — нет. Он вышел из клиники под звон городского шума, но внутри — была пустота. Будто кто-то аккуратно, но решительно вырезал часть его самого.

С тех пор он перестал мечтать о семье. Не планировал детей. И женщин не рассматривал как потенциальных спутниц жизни. Секс — да. Близость — нет. Он отключил себя от этого сценария. Сначала было больно. Потом — стало всё равно.

Об этом не знал никто. Даже Юля.

Он снова взглянул на часы и нажал кнопку селектора:

— Елизавета, задержитесь на десять минут. Есть ещё одно срочное дело.

Он прекрасно знал, что она поймёт, о чём речь. Это стало привычным ритуалом. У них был негласный код: никаких слов, ни малейшего намёка, всё — по глазам, по короткому взгляду, по интонации. Она всегда знала, когда быть готовой.

С той самой ночи в шале Елизавета вошла в его жизнь точно и выверено — не как женщина, а как тщательно просчитанная фигура на шахматной доске. Она быстро поняла правила игры, приняла их. Или сделала вид, что принимает.

Всё, что было между ними, происходило здесь, в его кабинете и примыкающей к нему комнате отдыха. И каждый раз это был фейерверк — сдержанный снаружи, но пылающий внутри.

Когда она заходила в кабинет, не было ни улыбок, ни лишних слов. Только короткий взгляд — и закрытая изнутри дверь. Через секунду она уже стояла у дивана, медленно расстёгивая блузку. Без кокетства, без жеманства — с уверенной грацией женщины, знающей цену своему телу.

Артём подходил к ней сзади, срывая с плеч ткань, обнажая гладкую кожу. Он знал её тело почти наизусть — где скользнуть губами, где сильнее сжать ладонью, как заставить её задыхаться от нетерпения.

Она стонала — громко, почти вызывающе. Нарочито. Иногда даже слишком. Так, чтобы звук отражался от деревянных панелей, стучался о стеклянную перегородку, вырывался сквозь щели и, казалось, доходил до коридора. Как тогда, в шале, когда её стоны слышали все. Её не смущало это. Она хотела, чтобы слышали. Чтобы знали.

Иногда она роняла спиной книги с полки, опрокидывала журнальный столик, ногтями вцеплялась в кожаную обивку. Её крики были оглушающими, резкими, как удар. Мебель скрипела, стены отзывались глухими ударами. Но Артём не сбавлял темпа — наоборот, он ловил моменты её потери контроля, наслаждаясь тем, как она рассыпается в его руках.

Он знал, что именно ей нравилось — с каким нажимом нужно обхватить её за волосы, на какой высоте поднять её ногу, чтобы глубже войти, когда посадить на край стола, а когда — опустить на колени. Лиза была гибкой, отзывчивой, легко читалась. Она не строила из себя скромницу, не ломалась. Часто первая заводила игру, когда он ещё даже не успевал намекнуть. Особенно ей нравилось, когда он, не говоря ни слова, ставил её перед зеркалом — и входил в неё сзади, держа за талию, а другой рукой фиксируя шею. Она смотрела на себя в отражении — на то, как напряжены её руки, как дрожат колени, как плотно в ней он. И это заводило её ещё больше. Иногда она запрыгивала на него, обвивая бёдрами, и он вжимал её спиной в стену, чувствуя, как скользит пот по лопаткам. Иногда они использовали душевую: горячая вода, запотевшее стекло, её волосы, прилипшие к шее… Её стоны, несдержанные, глубокие, чтобы услышал весь пустой офис, срывающиеся на крик. Он знал, как её доводить — долго, размеренно или резко и в темпе, когда она вжималась в него, будто хотела стать одной плотью. Знал, где она сильнее всего дрожит, как довести её до оргазма.

Она делала ему минет по утрам — с точностью хирурга, с азартом актрисы, играющей самую выигрышную роль. Глубоко, жадно, уверенно. Так, что он вжимался в кресло, сжимая в кулаках подлокотники. Она знала, как работать ртом — губами, языком, горлом. Её большой рот идеально подходил под его нестандартный размер. И каждый раз она заканчивала вовремя, успевая привести себя в порядок до планёрки в 9:30.

Но всё это не сблизило их ни на шаг.

За три месяца он ни разу не пригласил её к себе домой. Даже когда жил один. Ни одной встречи вне офиса. Ни одного личного разговора. Он не называл её Лизой — только строго, официально: Елизавета. Даже в моменты, когда её колени дрожали, когда она захлёбывалась в стонах, когда он вжимал её в стеклянную стену душевой — он не позволял себе перейти эту линию.

6 Артём

Начало шестого. Середина сентября. Солнце ещё не село, но уже склонилось к горизонту, наполняя кабинет мягким золотистым светом. За окнами — тёплый осенний вечер, город подёрнут прозрачной дымкой. Освещение улиц ещё не включили, и на фоне редеющего неба чётко вырисовывались крыши домов и вершины деревьев.

Кабинет Артёма находился на пятом этаже проектного института. Просторный, с высокими окнами и минималистичной обстановкой в современном стиле. Светлые стены, гладкий бетонный пол, встроенные тёплые светильники под потолком. Вместо привычного офисного стола — рабочая поверхность из чёрного матового металла, с аккуратно встроенной розеточной панелью и держателями для планшета и чертежей. На одной из стен — большая магнитно-меловая доска, усыпанная схемами и эскизами. В углу стоял высокий стеллаж из натурального дерева с архитектурными макетами. Здесь всё говорило о том, что хозяин — человек точный, рациональный, но не лишённый вкуса.

На задней стене находилась почти незаметная дверь, сливавшаяся с окружающим панелированием. За ней — личная зона Артёма. Комната отдыха, с мягким диваном, душевой кабиной, встроенной кофемашиной и гардеробом, где всегда висели чистые рубашки и один запасной костюм. Место уединения и перезагрузки.

Когда Елизавета зашла, её туфли негромко простучали по полу.

— Все уже ушли, можно я доставлю тебе неземное удовольствие? — сказала она, закрывая за собой дверь.

Она не торопилась. Подошла вплотную, её рука скользнула по его груди. Артём откинулся на спинку кресла, не отводя взгляда.

Она хотела сначала расслабить Артёма, а потом перейти к серьёзному разговору. Секс должен был стать предисловием к её плану.

Она взобралась на стол, подалась вперёд, задрав юбку. Артём подошёл к ней почти без слов — уверенно, холодно, как человек, точно знающий, что делает. Его ладони вцепились в её бёдра, он вошёл в неё резко, будто сдерживал себя слишком долго. Она стонала, выгибалась, хваталась за края стола. Его движения были ритмичны, сильны, точны. Она ловила каждый удар бёдер, как волны — берег.

— Я люблю тебя... люблю... люблю... — выкрикнула она.

Эти слова сработали как пощёчина. Артём замер. Он не верил. Не мог поверить. В этой фразе не было души — только расчёт. Он вышел из неё, не доведя дело до конца. Даже в презервативе — не мог. Ему было брезгливо, физически и морально.

Он молча направился в душ со стояком, включил ледяную воду и стоял под нею, пока возбуждение не отступило. Дрочить при Елизавете он не собирался.

Тем временем она осталась в кабинете. Не прикрылась, не оделась. Лифчик, который был сдвинут поверх груди, стринги сдвинутые вбок — теперь сняты вовсе. Осталась в одних чулках. Расставила ноги на столе и ждала. Внутри грызло ощущение, что начала не с того.

Она надеялась, что разговор возбудит его снова, и они закончат то, что начали — с кульминацией.

Артём вышел из душа, на бёдрах полотенце. Он не смотрел на неё. Подобрал её юбку и блузку с пола, бросил ей:

— Одевайся. Поговорим.

Сказано было холодно. Елизавета поняла — это не приглашение, а приговор.

Он переоделся в чистую рубашку, застегнул запонки. В его комнате отдыха всегда были запасные вещи — белоснежные рубашки, костюм. Он всегда был готов к непредвиденному.

Когда повернулся к ней — она уже была одета. Лицо — маска печали. Даже слеза скатилась. Артём начал:

— Мы договорились. После первого раза. Качественный секс, без чувств, без совместного будущего. Я свою часть договора выполнял. Судя по твоим крикам и оргазмам — успешно.

— Но я... — она шмыгнула носом, очень правдоподобно.

— Я не договорил. Ты тоже подписалась под этим форматом. Без соплей. Без шантажа. Ты умная женщина. Я думал, мы не дойдём до банального.

Слёзы текли уже по-настоящему. Артём посмотрел на неё внимательнее — и впервые на мгновение усомнился. А вдруг?..

— Ты тоже вроде как выполняла свою часть — до сегодняшнего вечера.

Он замолчал. Она подняла глаза. Ни одной эмоции. Пустота.

— Я беременна, — сказала она.

Артём прищурился:

— Что?

— У нас будет малыш, — произнесла и выбежала в приёмную. Через минуту вернулась с тестом и УЗИ-снимком. Положила их перед ним. Он не взял.

— Пять недель. Помнишь ту субботу? Три раза… Я думаю, один презерватив был бракован. Но я счастлива. Это ребёнок от любимого мужчины. Я справлюсь одна, если нужно. Я самостоятельная.

Она врала. Она знала — Артём не позволит своему ребёнку расти без него. На это и был расчёт.

Артём молча смотрел на неё. Он думал. Потом спросил:

— И когда ты узнала?

— В субботу. Живот побаливал. Пошла на УЗИ. Не знала, как сказать тебе...

— Что сказал врач?

— Немного повышен тонус. Сказал не волноваться. Я стараюшь не нагружать себя и много отдыхаю. Тонус ушёл, я отлежалась за выходные дома

— То есть — тебе нельзя волноваться и противопоказаны физические нагрузки. Иначе навредишь ребёнку? — в голосе зазвучали новые интонации.

Она закивала. Ещё немного — и он предложит пожениться. Её душа ликовала.

— А вчера, когда я тебя драл на этом самом столе так, что у него треснула ножка... ты не подумала о ребёнке? — сказал он резко. — Ты орала так, что слышали два этажа вверх и вниз. Даже женщина без тонуса могла бы после такого потерять плод. Где была твоя забота тогда?

Елизавета побледнела. Паника. Что-то пошло не так.

— У меня... не может быть детей, — сказал Артём.

Тишина.

— Что?..

— Бесплодие. Медицинский диагноз. Не говоря уже о том, что я всегда покупаю надёжную защиту. Всё. Я не хочу больше это обсуждать.

Он подошёл ближе:

— Сегодня после работы — ты не идёшь в ресторан. Пиши заявление. По собственному. Число — понедельник. Сегодня же собери вещи. Понедельник — будет считаться последним рабочим днём, с утра попрошу Егора Алексеевича расчитать тебя. В офис не приезжай. Трудовую вышлем курьером.

7 Алиса

Они добрались до дома, где жила Ева, за полчаса. Алиса надеялась, что по дороге от остановки к дому им встретятся магазины, и она сможет купить обещанное клубничное мороженое.

Однако, дойдя до нужного подъезда, поняла: придётся нарушить своё слово. Этого очень не хотелось. Она присела на корточки перед Евой и с виноватой улыбкой заглянула ей в глаза:

— Солнышко, я очень хотела купить тебе клубничное мороженое, но по дороге не было магазинов. Мы можем пройтись ещё немного, поискать, или… — она указала на знакомое кафе неподалёку. — Мы проходили мимо «Brioche». Там точно есть пирожные. Может, выберем что-то вкусненькое?

— Пи-оженные, пи-ожные! — с радостным визгом закричала Ева, запрыгала на месте и хлопнула в ладоши. — Мы с мамой всегда там покупаем! — и с уверенностью указала пальчиком на знакомое заведение всего в десяти метрах.

В «Brioche» действительно был огромный выбор. Ева, не раздумывая, ткнула в витрину с фисташковой картошкой, а Алиса выбрала себе классический круассан. Сладости были сложены в коробочку, и они, довольные, направились к дому Евы.

Ребёнок был в восторге от предвкушения сладкого, а Алиса чувствовала облегчение — обещание было сдержано.

На первом этаже их встретил консьерж. Мужчина в строгой форме отдал Алисе ключи и сказал подниматься на десятый этаж. Уже войдя в подъезд, она ощутила: этот дом был не просто новым и чистым — он был элитным.

Мраморный пол, гладкий, будто стеклянный, мягкий свет из встроенных в потолок светильников, зеркала в полный рост в каждом закутке. Стены украшали сдержанные, но изысканные панно, а лифт — просторный, с деревянными вставками и сенсорной панелью — ехал бесшумно.

«Не просто квартира, а дворец», — с изумлением подумала Алиса, когда они вошли в холл.

Дверь открылась бесшумно — система умного дома сработала на касание брелка. Алиса даже вздрогнула от лёгкого гудка в ответ на вход, но Ева привычно сказала:

— Это пиветствует нас! — и, не сбавляя шага, побежала внутрь.

Алиса огляделась. Они действительно попали будто в Зазеркалье.

Просторный холл с гардеробной системой, встроенной в стены, подсветкой, и мягким ковром. На полу — ни пылинки. Ни одной вещи, брошенной наобум. Всё было упорядочено, выверено, словно выставлено на показ — и одновременно обжито.

Первый этаж квартиры был большим: гостиная с высоким потолком и панорамными окнами, кухня, одна спальня и санузел, плюс лестница на второй уровень. Впрочем, наверх Алиса подниматься не собиралась — лестница выглядела крутой, с металлическими ступенями и стеклянными перилами. Для взрослого — удобно, а вот для трёхлетки опасно.

— Пойдём мыть уюки! — потребовала Ева и, как командир, повела Алису в сторону гостевого санузла.

Чистоплотность Евы поражала. Алиса подставила табуретку, чтобы Еве было удобнее. После мытья рук та устроила целую экскурсию.

— Тут жывут мои куклы, — торжественно объявила она, подводя к полке у телевизора. — Это Снежуинка, это Баюша, а это — Куся.

Алиса сдержанно улыбнулась. Все куклы были чистыми, аккуратно расставленными. Никакого хаоса, привычного детской зоне. На полках и ящиках — конструкторы, книжки, машинки, деревянные пазлы, фигурки животных. Даже в гостиной, где у телевизора стоял детский коврик и кресло-груша, игрушки были разложены строго по местам.

Но больше всего Алису удивила спальня.

Они прошли туда сразу после осмотра гостиной. Просторная комната с панорамным окном, плотными шторами и деревянным полом. У стены — полноценная двуспальная кровать с графитовым изголовьем, аккуратно застеленная бело-серым бельём. И… рядом — маленькая, но не игрушечная, а вполне настоящая девчячья кровать, в которой спала плюшевая панда.

Алиса непроизвольно нахмурилась. Почему в такой большой квартире ребёнок спит в комнате с родителями, или может с няней? Почему тогда она её не забрала, но спрашивать она не стала. Просто отметила это про себя.

Кухня оказалась ещё более технологичной. Гладкие поверхности, шкафы без ручек, индукционная варочная панель. Алиса растерянно осмотрелась, не понимая, как здесь вообще что-либо открыть.

— Евочка, покажешь, где у вас что?

— Надо нажать! — засмеялась малышка и принялась со знанием дела стучать ладошкой по шкафам. Сразу же начали выдвигаться ящики, открываться дверцы. Алиса только успевала запоминать, что и где.

— А где каша?

— Тут! — Ева уверенно указала на дальний верхний шкаф. — А молоко внизу. Я достану!

Девочка подошла к холодильнику, нажала на скрытую панель, и дверца плавно выскользнула вперёд. Внутри всё было по полочкам. Алиса почти физически почувствовала — в этой семье порядок был не исключением, а правилом.

Они сварили геркулесовую кашу.

— Я буду есть только если ты тоже! — заявила Ева, надув щёки. — А то не вкусно одной!

— Шантажируешь? — рассмеялась Алиса.

— Да! — гордо ответила девочка и протянула ложку.

Они сели за белоснежный остров, сервировали всё на настоящей посуде, и ели кашу вдвоём. Алиса поймала себя на мысли, что хотела бы так каждый вечер именно так — с со своей доченькой ужинать , в спокойствии, с уютом.

После они вернулись к игрушкам.

Ева выстроила целый кукольный театр, знакомила Алису с плюшевыми обитателями своего мира. Алиса с интересом разглядывала полку над телевизором, где стояло несколько фотографий.

На одной — Ева с молодой женщиной, очень красивой, с мягким взглядом. Девочка там была совсем крошкой — не больше полутора лет.

На другой — пожилая пара с добрыми лицами. Наверное, бабушка с дедушкой.

А на третьей — Алиса вдруг застыла. На снимке была Ева, смеющаяся на руках у мамы, а рядом стоял отец. Мужчина, высокий, с сильными руками, в серой футболке и с попугаем на руке. Тот самый попугай, про которого рассказывала Ева в парке Горького.

Алиса смотрела и не могла отвести взгляд.

ОН.

Слово это вспыхнуло в сознании, как молния. Она не могла ни дышать, ни думать. Просто вглядывалась в лицо на фотографии — живое, сильное. Вот он — тот, кто вызвал в ней тревогу, предвкушение, ожидание. Она не знала его, но ощущала всем телом: это он.

8 Артём

Теперь его мысли унесли его в прошлое — десятилетие назад, к той, кто, наверное, и стала отправной точкой его закрытости. Настя.

Он встретил её на дне рождения сестры Юли. Та училась на третьем курсе педиатрического факультета БГМУ. Юля попросила Артёма организовать праздник на природе: мангал, мясо, напитки, трансфер гостей. Место выбрали живописное — берег реки Птичь. Беседки, песчаный пляж, лодки, катера — всё было будто в кино.

Когда Лёша — лучший друг Артёма — привёз ещё троих одногруппников Юли, среди них была она. Настя. Белоснежные волосы почти до пояса, изумрудные глаза, идеальные длинные ноги, подкачанная регулярными тренировками попа, осиная талия, грудь четвёртого размера, изгибы — будто сошедшая с обложки глянца модель. Девушку такой красоты он видел впервые в своей жизни. У Артёма чуть не встал член, прямо на глазах у всех. Он отвернулся и перевёл дыхание.

С этого момента он не отступал от неё ни на шаг. Настойчиво, но мягко добивался её внимания. Внимание Насти он получил.

Всё завертелось. Катания на катере, волейбол, застолье. А потом — он вёз её и ещё одного одногруппника, Диму, в общежитие. Уже в машине Артём попросил её остаться на пару минут.

— Настя, — он повернулся к ней, сжав руль. — Я знаю, звучит безумно… но я влюбился в тебя. С первого взгляда. Это не игра. Выходи за меня.

Она сначала замерла. Потом улыбнулась и наклонилась к нему:

— Ты тоже мне очень понравился… — сказала она. — А дальше — посмотрим?

Она легко коснулась своими губами его щеки и, выйдя из машины, направилась к Диме, который ждал её у входа в общежитие. Артём вздохнул с облегчением, как ребёнок, которому позволили мечтать.

Дальше были ежедневные звонки, цветы, подарки. Всё, что можно назвать классическим ухаживанием. Артём не давил. Он восхищался. А однажды, когда повёл её на прогулку по вечернему Минску — вдоль набережной Свислочи, с музыкой уличных артистов и отражениями фонарей в воде — она сама поцеловала его первая, в губы. Он понял — всё, она готова. И предложил поехать к себе.

Артём жил один в просторной студии с панорамными окнами и видом на город. Высокие потолки, бетон, дерево и тёплый свет — всё в ней дышало стилем и уютом. На стене — постеры «Метрополиса» и «Интерстеллара», в углу — лампа с мягким янтарным светом, полки с книгами и винтажный проигрыватель. Музыка — джазовая, негромкая.

Она прошлась по квартире, как по музею, пальцем провела по корешку книги.

— У тебя красиво, — сказала она, — стильно… по-мужски.

Он налил ей бокал красного вина. Они смотрели фильм, смеялись. А потом — пауза. Настя встала, подошла к окну, обернулась к нему и тихо спросила:

— Хочешь, я останусь?

Он тогда чуть не задохнулся. Ему показалось — это настоящий момент, тот самый, который запоминается на всю жизнь…

Всё было нежно, как в кино. Настя двигалась уверенно, будто заранее знала, что и когда произойдёт. Её кожа пахла жасмином, дыхание — чуть учащённое, но не дрожащее. Артём — наоборот: весь в трепете, как будто боялся неосторожным движением разрушить что-то важное, хрупкое, настоящее.

Когда он вошёл в неё, внутри всё оборвалось.

Это было мгновение. Молниеносная, едва уловимая пауза — как замирание сердца. Он понял. Не первый. И это знание будто ударило по позвоночнику, прострелило что-то в груди.

Он не показал. Не остановился. Продолжал двигаться, продолжал целовать, обнимать, говорить нежности — но внутри всё сжалось. Пустота и стыд. Как будто его обманули. Как будто сам себя обманул.

Он ведь так хотел верить, что их близость — результат чего-то большого, редкого, настоящего. Что она пришла к нему потому, что чувствует то же самое. Что это — отклик. Ответ.
Он придумал себе миф — и сам в него влюбился.

Теперь миф рассыпался. Но он продолжал. Потому что не мог иначе. Потому что уже выбрал её. Потому что даже если не первый — всё равно хочет быть последним.

Через три недели Настя сказала, что беременна.

— Правда? — голос Артёма дрогнул. — Это… это самое лучшее, что могло случиться. Я счастлив.

Он поверил. Он был счастлив. Признался родителям. Подарил ей букет из 101 розы. Купил дорогой браслет. Через месяц — свадьба. Немного гостей, выездная церемония, загородный ресторан. Всё было идеально. Артём чувствовал: он живёт сказку. Настя казалась счастливой, хоть и не такой страстной, как в их первый раз..

— Это из-за беременности, — шептала она. — Я боюсь навредить малышу. Я люблю тебя.

Он верил.

Он возил её на пары, гладил живот, разговаривал с будущим малышом. Она вставала на учёт, говорила, что всё с малышом отлично. Казалось — они настоящая семья.

До одного звонка.

Юля. Голос дрожал:

— Держись, брат…

— Что с ней?! — Артём буквально вцепился в телефон. — Юля, говори!

— С Настей всё нормально… — голос сорвался. — Но… ребёнка спасти не удалось. Это было на лекции. Она закричала, упала… Крови было много. Очень много. Всё произошло за секунды. Она в девятке, на чистке. Я рядом.

Он мчался туда, словно в тумане. Руки дрожали. Сердце билось так, что хотелось выть.

У больничного входа стояла Юля. Бледная, растерянная.

— Где она?

— Внутри. Скоро должны вывезти после операции. Мне так жаль.

Он прошёл в коридор. Больничный свет резал глаза. Всё казалось нереальным.

И вот — каталка. Белая простыня. Настя. Безжизненно-бледная.

— Настя… — голос сорвался. Он взял её за руку. — Посмотри на меня… пожалуйста…

Настя открыла глаза. Медленно. Пусто.

— Всё будет хорошо, — шептал он. — Ты жива. Это главное. Мы справимся, слышишь? Ещё будут дети. Я рядом. Я с тобой и люблю тебя.

Настя ничего не сказала. Просто смотрела куда-то сквозь него. Её увезли. А он остался.

Подошла врач. Женщина лет сорока, с внимательным взглядом.

— Вы муж?

— Да… Я… Я хочу знать, как она. Что нужно. Я всё сделаю, всё достану, только скажите.

— С вашей женой всё будет хорошо, — сказала врач. — Она сильная. Всё прошло без осложнений.