Тянулся поздний сентябрьский вечер, мы с одногруппниками в кое-то веке выбрались куда-то вместе. Клуб был простой, располагался территориально между университетом и общежитием. Сидя за столиком, я потягивала тот единственный коктейль, на который могла выделить долю из крошечной стипендии, и весело двигала плечами в ритм разрывающей танцпол музыки.
— Я бы на твоем месте сильно не расслаблялась, Диана! — ехидно процедила наша местная заучка Настя Петрова. Та, кто вечно ставит себя выше других. Осуждала нас за поход в клуб, но зачем-то увязалась следом. Видимо, чтобы не давать никому радоваться… Ну, или быть ближе к челяди… Кто ее поймет? — Завтра первая пара у Шлефова…
Улыбка тут же опала с моих губ. Шлефов… Звучало, как проклятье! Он не любил своих студентов. Да и людей в целом тоже, если быть откровенной. От него шарахались все: от простого первокурсника до самого ректора. Один взгляд голубых глаз — и сердце внутри переставало биться. Одно слово, и ты повержен. Перед зеркалом он что ли этот эффект «дьявола» тренировал?!
Я была самой «везучей». Именно меня он выделил среди других. Увы, в наихудшем смысле из всех возможных. За хороший ответ — двойка. За замечательный, безукоризненный — тройка. Все это знали. Кто сочувствовал, а кто и самореализовывался за мой счет. Типа Настеньки Петровой.
— Не переживай, — натянув ехидную улыбку, сквозь зубы выплюнула, — я все выучила так, что от зубов отскакивает!
В доказательство щелкнула себя по зубу ноготками. Сидящие бок-о-бок подружки расхохотались. Настя поперхнулась. Видимо, кислотой. Но такое «г», как она, поражение принимать в принципе не умеют. С коварным взглядом, положив руку на сердце, она притворно сочувственно протянула:
— Конечно, солнце, конечно… Прямо как все разы до этого, правда? Мне нельзя о таком болтать, но я о-о-очень о тебе переживаю… Слышала, как папочка со Шлефовым обсуждали твое скорое отчисление. — она ехидно обернулась по сторонам, по итогу сконцентрировав взгляд на полуголой барменше, танцующей на стойке: — Спроси у нее, сменщица не нужна? Думаю, уже в конце этого семестра ты будешь совершенно свободна!
Про себя я гневно зарычала. Сложно было спорить с наглой, самоуверенной зубрилой, да еще и дочкой первого лица твоего университета — ректора.
— Рот закрыла, — сидящая справа Рита гневно ударила своим крохотным кулачком о стол, — быстро! Пока я тебе редкие волосенки не повыдергивала!
— Я-то замолчу, — Настя строила из себя показательно смелую, а в глазах плясал страх. Рита могла ввести ужас на кого угодно. Ее пронзительные черные глаза, словно потусторонний мрак, и у меня порой вызывали мурашки, — но правда всем и без меня известна!
И все же Насте удалось меня задеть. Бросив коктейль, я вскочила с места и торопливо вышла с общего круглого стола.
— Диан, вернись! — сочувственно протянула мне вслед нежная блондинка Саша, сверкая своими голубыми невинными глазками. — Не слушай эту дуру. Подумаешь! Змеюки жалят, потому что по-другому не умеют.
Хмыкнув и закатив глаза, Настя промычала себе под нос что-то вроде: «Кто еще тут дура и змеюка?! Где вы, а где я?».
— Ничего я не слушаю, просто хочу освежиться, — с притворным спокойствием заглянув в лицо Насти, я ехидно усмехнулась. — Не переживайте, скоро вернусь! Так просто от меня не отделаешься.
И лишь закрывшись в кабинке туалета затряслась от беззвучных рыданий. Моя учеба в вузе уже давно висела на волоске по вине Шлефова! Что там учеба? Вся гребанная жизнь! Порой мне казалось, что я знаю его высшую математику «от» и «до», но он всегда находил, к чему придраться. В-с-е-г-д-а! А любая, даже самая незначительная причина использовалась им против меня.
— Василькова, — стоило мне переступить порог огромный аудитории, как Шлефов тут же обратил всеобщее внимание аудитории на мою скромную персону. — Я смотрю, ты с числами совершенно не в ладах. Очень прискорбно.
В аудитории привычно посмеивались, уже прекрасно понимая, что сейчас будет шоу. Мое очередное унижение.
Сцепив зубы, я застыла на месте и вынуждено поддержала его жестокую, разрушительную игру:
— Что вы имеете в виду, Вадим Геннадьевич?
— Две минуты назад был звонок. Все сидят в аудитории, одна ты где-то гуляешь… — он презрительно осмотрел мою черную юбку в складку и заправленную в нее шифоновую рубашку, прежде чем с отвращением скривиться: — Понимаю… Ты все утро училась ноги брить без порезов, чтобы в коротких «повязках» вместо приличной формы щеголять по вузу. Когда тут о часах думать, верно? Надо ведь соблазнять местных мажоров! Дальновидно... Карьера тебе явно не светит.
Кто-то посмеивался, кто-то злился, Настя по обыкновению самодовольно усмехалась. Я же глотала злобу и раздражение. Во-первых, я не была последней. Прямо во время саркастичного монолога Шлефова в кабинет вошло десять (!) студентов, на них он внимания не обратил. Они не являлись его «красной тряпкой»! Во-вторых, как он вообще через огромную аудиторию смог разглядеть отсутствие на мне колготок?.. А, в-третьих, опоздала я не просто так, автобус задержался. А потом женщина с железной лопатой упала на меня и разорвала колготки. Благо, ноги чудом стались на месте.
«Не спорь! — умоляла терпеливая часть меня. — Хуже будет, ты же знаешь!».
И я копила обиду. Но только на мгновение расслаблялась, снова получала под дых.
Никогда не думала, что я настолько злорадный и мстительный человек. Две недели я мурыжила профессора, всячески его игнорируя. Убегала, когда он поджидал меня в коридоре. Не реагировала на прямые приказы по громкой связи вуза явиться в кабинет. И даже во время пары, когда он обращался напрямую, делала вид, что занята чем-то более важным. Все это приносило мне неописуемый, почти оргазмический экстаз!
Мне нравилось наблюдать, как Шлефов из мстительного демона медленно превращается в помешанного и тревожного мученика. И когда на паре он вдруг посмотрел на меня не с ненавистью, а с потерянностью и беспокойством, я решила: «Пора его навестить! Клиент созрел для моих условий».
Ректор любил Шлефова. Пока все остальные руководители кафедр заседали прямо на кафедре, наш профессор считал это выше своего достоинства. Ему единственному выделили огромный отдельный кабинет в тихом крыле общего здания, окна которого выходили на внутренний сад.
Я постучала раз… Два… Три… Никакого ответа! Уже было решила уйти, но заметила щель в приёме. Там точно кто-то был. Поэтому, наплевав на правила, я толкнула дверь и ступила одной ногой внутрь, просовывая нос в кабинет.
Вадим Геннадьевич сидел в мягком кожаном кресле за огромным столом из красного дуба. Рукава его белой рубашки оказались закатаны до локтей, пиджак скинут на маленький гостевой диван. Зарывшись лицом в ладони, он тяжело дышал и неразборчиво шептал себе под нос ядовитым тоном:
— Вот же стерва… Тоже мне, шантажистка нашлась… Да я таких, как она, на завтрак ем! Отчислю! Засужу! По миру пущу! Решила, я ее испугался? Не на того напала!
«Думает обо мне, какая прелесть!», — подавив довольную улыбку, я сделала пару громких шагов и звонко постучала по двери. Убийственный и раздраженный взгляд Шлефова переместился на меня.
— Мне сейчас зайти или сразу после Белочки? — невинно поинтересовалась я, широко улыбаясь. Из ушей мужчины разве что пар от злости не пошел. — Вы так увлеченно с ней общаетесь, не хочу прерывать.
Сжимая зубы до хруста суставов, Вадим Геннадьевич кивнул мне подбородком на диван:
— Заходи. Рот прикрой и… Дверь заодно.
Никуда не торопясь, я медленно передвигалась семимильными шагами, и пронзительные глаза, желающие скрутить мне шею, совсем не смущали. Я еще не успела удобно устроиться, как он резко вскочил на ноги и ударил кулаками о свой стол:
— Что ты от меня хочешь, Василькова?!
Глядя на то, как разлетаются в разные стороны учебники и ручки, я театрально положила руку на сердце:
— Так сразу? Даже кофе не предложите?! А как же хваленое профессорское гостеприимство? Говорят, в приёмной ректора печенье предлагают, а у вас никакого сервиса…
— Могу предложить яд в бокале или печенье с мышьяком, — выдавив из себя подобие улыбки, он снова потребовал: — Говори!
Хмыкнув, я решила, что, наверное, вправду не стоит ходить вкруг да около и сразу выпалила главное требование:
— За нанесенный моральный вред от лицезрения вашего голого тела я хочу освобождения от высшей математики навсегда.
Он молчал, но бровь на замершем в недоумении лице поднималась все выше и выше:
— Зачёт тебе прямо сейчас поставить? В сентябре? Ну, давай.
Я растерялась: «А что, так можно?». Желая поскорее со всем разобраться, я суетливо достала из сумочки зачетку и положила ему на стол. Даже заботливо открыла на нужной страничке, ручку подала с пола и улыбнулась:
— Прошу, Вадим Геннадьевич. Это в наших общих интересах.
Он усмехнулся, присел, почесал затылок, а потом взял и расписался в зачетке. Я с трудом сдерживалась от победного танца. Неужели это конец?! Никакого отчисления? Никакого Шлефова до конца моей жизни? Победа!
— Так пойдет? — громко захлопнув зачетку, он швырнул ею мне в лицо. Я была настолько счастлива, что этот жест меня нисколько не взбесил. — Так пойдет, шантажистка?
Не веря своему счастью, я дрожащими руками открыла книжечку и… Обомлела. Напротив высшей математики стояло лишь одно слово размашистым почерком: «Сволочь».
Резкий вдох… С трудом удалось сдержать невозмутимый вид:
— Профессор Шлефов, все прекрасно, но… Вы тут расписались, а оценку не поставили.
Забыв о всех нормах морали, я буквально запулила в него зачеткой в ответ. Тот пригнулся. Книжка ударилась о стекло за спиной и отпружинила в мусорный бак. Пусть так. После художеств ей только там и место. Придется в деканате врать, мол потеряла, и сделайте новую.
— Слушай ты, Василькова, — прищурившись, он деловито сложил руки на груди и пытался говорить максимально уничижительно. Но скорость фраз говорила о том, что мужчина все же нервничает. — Ты вообще забыла, с кем разговариваешь, а? Может, я прямо сейчас записываю наш разговор на диктофон, а завтра напишу на тебя заявление в полицию о шантаже.
— Пусть так, — я блефовала. Новые проблемы с полицией мне были точно не нужны, только вот Шлефову об этом знать не обязательно. — Но тогда всплывет и ваше «селфи». Сядем вместе. Возможно, в одну камеру. Представьте, как весело будет учить только меня одну ближайшие лет пять?
— Пять лет? — он оскалился, а черные глаза блеснули знакомой ненавистью. — С чего бы?
Сто тысяч…
Сидя в аудитории в ожидании пары Шлефова, я все еще не могла поверить своим глазам. Снова и снова обновляла страницу, а деньги из банковского приложения никуда не девались. И дело даже не в огромной сумме, казавшейся мне — бедной студентке — запредельной. А в том, что сто тысяч являлись единственным подтверждением правдивости событий вчерашнего вечера. А значит, Шлефов действительно предложил мне три желания на выбор… Точнее, уже два. Как это может быть правдой?!
— Диан, — окликнула меня Рита. Я инстинктивно заблокировала телефон и перевернула его экраном вниз. Подруга тут же с подозрением посмотрела на сотовый. — С тобой все нормально? Бледная, дерганная, губы в кровь искусала…
— Да-да, — нервно улыбнувшись, я неестественно быстро задышала. Казалось, догадливая Рита уже читает мои мысли. — Просто переживаю перед парой.
— Не стоит, — приободрила меня Саша, весело подмигивая. — Ты умная девочка. Вон, как прошлый раз профессора на место поставила! Он уже понял, что ты крутая, и больше не будет тебя доставать.
Саша была отпетой оптимисткой. Порой ее розовые очки помогали мне не упасть духом. Я благодарно усмехнулась и тут же услышала, как на ряд вниз хохочет одна противная девушка. Настенька Петрова.
— «Крутая»? — она в истерике стерла слезы, ударяя себя кулаком в грудь. — Разве что, как колбаса за пять рублей из супермаркета для бомжей, типа вас и ваших родителей. Такая же многообещающая снаружи и картонная внутри.
Рита по-боевому дернулась вперед, Саша удержала ее движением руки. Мол, она того не стоит. Я же, насмешливо вздернув бровь, спокойно спросила:
— Настюш, это тебя папа ректор учит чужие беседы подслушивать?
По лицу Петровой прошла судорога, а губы сжались в тонкую линию:
— А ты моего папу не трогай, поняла?! На твоем месте я бы ему ноги сейчас целовать бежала. А знаешь, почему? — девушка вдруг преобразилась, стала радостная и злорадная. — Вчера он дал добро Шлефову на твое отчисление. Лично слышала. Так что недолго нам тебя, такую «крутую», терпеть.
Мы замерли, переглянулись в тревоге.
— Никто ее не отчислит. Поняла? Ни за что! — фыркнула Рита, но все равно недостаточно убедительно. Мы все понимали, просто так Настя бы такое не говорила. Значит, были основания.
— Всегда можно найти причину. А Шлефов в этом плане лучший… — Настя вдруг позволила себе мечтательно вздохнуть и расплыться в пьяной улыбке. Я вдруг поняла, что Петрова либо влюблена в нашего профессора, либо просто его фанатка. — Он такой умный мужчина, что всегда найдет причину. Не сомневайся в нем.
Я задумалась: мог ли Шлефов вести двойную игру? Мне вешать лапшу, а сам за спиной договариваться о моем отчислении? Не успела я хорошо обдумать все «за» и «против», как в кабинет вошел сам виновник торжества.
Грызя ногти, нервно топая ногой под столом, я думала о том, как же мне аккуратно прощупать почву. Правда ли профессор собрался выполнять мои просьбы? Или только водит за нос?
— Начнем пару с опроса, — холодно осведомил мужчина, устроившись за рабочим столом и уткнувшись черной ручкой в журнал. — Так-так… Кто тут давно у нас не отвечал?
Развернувшись в мою сторону, Настя с предвкушением хлопнула в ладоши:
— Видела, Диана? Вот приблизительно так он тебя и завалит. А завтра уже билет, вокзал и опять твой сельский коровник, из которого ты приехала.
Злорадная идея пришла в голову мгновенно. Как озарение. Торопливо взяв в руки телефон, я написала Шлефову сообщение: «Я придумала желание. Хочу к себе хорошего отношения. Чтобы все вокруг видели, что вы не относитесь ко мне, как к куску дерьма!».
— Что ты там строчишь? — шепнула на ухо Саша, но я торопливо спрятала от нее телефон и забарабанила пальцами по столу. — Ох, опять секреты от лучших подруг!
— Точно, мужчину нашла… — присвистнула Рита. — Судя про всему, реально женатого и с детьми.
Мне уже было все равно, кем сейчас считали меня подруги. С замиранием сердца я следила за тем, как в черном кожаном портфеле профессора завибрировал телефон. Он лениво засунул в него руку, достал и мельком глянул на экран смартфона. Затем еще раз, но более внимательно. И посмотрел прямо на меня. Так пронзительно, что сердце упало в пятки от страха.
«Это то, чего ты на самом деле хочешь?», — пришло спустя мгновение. И он снова посмотрел… Нет, разобрал на атомы и собрал обратно. За годы я видела разными его голубые глаза, но такими загадочными и решительными никогда...
Я не думала. Мне просто хотелось, чтобы все вокруг перестали считать меня куском дерьма по вине Шлефова. Поэтому «да» отправила без промедлений.
«Как скажешь!», — краткий и четкий ответ. А внутри меня что-то лопнуло… Я обмякла безжизненно на стуле и прикрыла лицо руками.
— Боже… — прошептала себе под нос, словно в бреду. — Что я вообще творю? Когда моя жизнь свернула не туда?
— Что ты сказала? — скривившись, переспросила Саша. — Ничего не разобрать…
Но я не успела придумать убедительную ложь. Громогласный преподавательский голос развез пространство своим суровым басом:
— Ох, вот кто давно не был у доски... Василькова, выходите!
Утро нового дня не задалось с самого начала. Сперва я отложила будильник, чтобы поспать «еще пять минуточек», а отрубилась на целый час… Час! Потом, в суматохе собираясь на марафон по бегу, уронила линзы в унитаз. И, увы, смыла до того, как поняла свою ошибку. Проблема заключалась в том, что без этих линз я видела довольно плохо. А новые купить не могла, ведь родители сняли все деньги с моей карты. Не только сто тысяч от Шлефова, но и мою заслуженную стипендию!
Благо, на проездном в метро оставалась целая куча поездок, и до сквера удалось добраться без приключений. Ну, почти…
— Присаживайтесь! — уступила я место в автобусе глубоко беременной девушке. — На вашем сроке вредно стоять. Такая нагрузка на позвоночник!
— Вы это на что намекаете?! Я — мужчина! — прорычал на меня здоровый мужик. — Какая такая нагрузка!
А спустя десять остановок я увидела, как молодой мужчина, доставая что-то из кошелька, роняет на пол денежную купюру. О чем, естественно, я ему и поспешно сообщила.
— Какой я, по-вашему, мужчина? Я — девочка! — застонала та в пол голоса. А потом, кажется, покраснела до мозга костей: — И это не купюра, а презервативы. Могли бы не кричать об этом на все метро! Упали и упали...
С этого момента я сидела и помалкивала. Подальше от греха.
Профессор Шлефов ждал меня, как было оговорено, у входа в сквер. Странным образом я узнала его по походке, росту и телосложению.
Пробежавшись по мне взглядом, он сконцентрировался на носках, выглядывающих из-под кроссовок:
— Оригинально… Это какой-то протест? Или вы конкретно мне что-то хотите сказать?
Опустив взгляд, прищурившись, я с ужасом осознала, что вместо стандартных белых носков для учебы выбрала нестандартные, домашние. Более того, разные. На одном красовался человечек, показывающий всем факи, а на втором подпись: «Пошли все нах!..». Это было полное фиаско. А я ведь вовсе забыла об этом подарке Риты на прошлый Новый Год!
— Да, — не желая падать лицом в грязь, я не подала виду, что внутри сгораю от стыда, — акция против… Рубки лесов в Сибири!
Кажется, Шлефов закатил глаза и пробормотал себе под нос что-то скабрёзное. Я даже вслушиваться не стала. По пути к месту старта мы на удивление спокойно обсудили с профессором все организационные детали. Ректор Игнатьев поставил меня курировать марафон со стороны студентов. Это была нежеланная работа для любого учащегося: кто захочет вставать в шесть утра в субботу? Да еще и бесплатно! Но Игнатьев прекрасно знал, как сильно я нуждалась в его хорошем ко мне отношении. Как сильно мне нужна была стипендия и место в вузе, поэтому юзал по полной.
В голове крутился один вопрос: что такого сделал Шлефов, что его наказали курированием марафона со стороны педагогического состава? Да еще заставили и сотрудничать со мной…
— О, это именно то, что мне нужно! — буквально в двадцати шагах от меня расположился мужчина. На небольшом узком столике у него располагались несколько видов носков. Я тут же подумала, какая хорошая эта идея продавать нечто подобное около старта. Подойдя вплотную, я радостно воскликнула. — Добрый день! Как хорошо, что вы здесь…
— Эм, что? — парень недоуменно повел бровью, переводя растерянный взгляд с меня на Шлефова, безмолвно застывшего за спиной. — Мы знакомы?
— Конечно, нет, — не глядя я ткнула пальцем вниз. — Какая у вас такса? Хочу приобрести. Только у меня с собой мало денег. Сто рублей хватит?
— Такса с-стандартная… — незнакомец растерялся еще больше. — И она не продается! Какие еще сто рублей?? Ненормальная какая-то…
Вдруг этот парень быстро пошагал в сторону от меня и «столик с носками» следом. Я потеряла дар речи от ужаса, ведь при ближайшем рассмотрении это оказалась самая обычная собака такса с кофтой в белую полосу на спине. Зрение без линз было совсем не к черту...
— Какой кошмар… — покраснев от стыда, я зарылась лицом в ладони и истошно застонала. Мой главный в жизни позор застал никто иной, как мой главный ненавистник!
— Знаете, Василькова, — с трудом сдерживая смех, прошептал заговорщицки профессор на ухо, — если так хотите таксу, я могу доставить ее вам в счет третьего желания. Я, конечно, брезгую трогать руками животных... Ну, понимаете, они грязные разносчики болезней... Но ради дела готов даже лично в питомник съездить, так уж и быть!
Злясь на себя, на мир и на всех на свете, я злобно повернулась к мужчине и отчеканила по слогам:
— Достаньте лучше себе парашют и приземлитесь, наконец, со своей самооценкой!
Развернувшись, я торопливо ушла к группе студентов, раздавая им заученные наставления. Ректор Петр Семенович наивно полагал, что участие в подобном мероприятии сплотит преподавателей и студентов, но все пошло не по плану. Две касты сразу разделились и даже не смотрели в стороны друг друга. Единственное, где мы встретились — это на старте. К тому моменту я уже предусмотрительно подкатила носочки и скрыла подальше от чужих глаз свой «несанкционированный митинг».
— Пожелать вам удачи, Василькова? — не поворачиваясь в мою сторону, проговорил Шлефов.
— Себе оставьте, — фыркнула я. — В вашем возрасте только на нее надеяться и приходится.
Еще вчера я наивно полагала, что дистанция в тридцать пять километров дастся мне легко и просто. Только вот я забыла, что последний раз серьезно занималась спортом в десятом классе, когда ходила в школьный кружок легкой атлетики. Фитнес не в счет!
Авто Шлефова припарковалась у центрального входа в ресторан. Я знала о нем из новостей. Там часто обедали знаменитости. А все из-за нереально высоких цен и первоклассного обслуживание.
— Выходи! — приказал профессор.
— Нет, — с нескрываемым испугом отмахнулась я. — Туда не пойду, уж извините. Не хочу.
Мало того, что я (мягко скажем) по уровню достатка не соответствовала гостям, так еще и одета была в спортивную форму, пропахшую духом марафона.
— Василькова, а я тебя спрашивал хочешь ты или нет? У тебя с логикой всегда были проблемы… — фыркнул он, затем сам вышел из машины и меня буквально выволок на улицу. — Идем и не выделывайся.
Было бы глупо вырываться, как маленький ребенок. Поэтому я тихо шепнула:
— Там дорого.
— Это смотря что считать дорогим, — он самодовольно хмыкнул. — Но я в курсе.
— А еще, — я многозначительно указала пальцем на кроссовки, — мы не подобающе одеты.
Это должно было стать финальным аргументом, но не для Шлефова. Не давая и мгновения опомниться, мужчина резко закинул меня к себе на руки и пошагал в сторону ресторана:
— Не поверишь, Диана. Когда у тебя есть бабки, то всем плевать, что на тебе надето.
«Бабки»… «Диана»… Эта фамильярность мне совершенно не понравилась. Особенно то, как спокойно мужчина держал меня у себя на руках, будто всегда так делает. Я слишком остро ощущала, как его крепкие загребущие руки вжимали меня в свое тело, а большой палец неосознанно поглаживал нижнюю часть спины. Что за кошмар происходит?! И, главное, как поскорее проснуться?
— Здравствуйте, Вадим Геннадьевич! — весело поздоровался с мужчиной швейцар. При этом он напрочь игнорировал меня. — Вам подготовить любимый столик?
— Нет, надо что-то менять. Выберем новый! — весело махнул ему тот.
Внутри заведения было дорого-богато. Я, выросшая в семье среднестатистического достатка, никогда в подобном месте не была. Стильный современный дизайн, футуристичный ремонт. Официанты в одинаковой униформе держались строем, как военные. Все стены были обшиты цельным белым мрамором, а за барной стойкой располагалась зона зеленого мха. Выглядело очень необычно!
Шлефов прошел в другой конец зала и вышел на пустую веранду. Мужчине больше всего приглянулся столик возле искусственного фонтана в окружении зеленых растений.
— И, — я в панике оборачивалась, — где меню?
До боли хотелось узнать, сколько стоит удовольствие откушать в лучшем месте столицы. Между прочим, пешком от главной площади!
— Тут его нет, так как в нем одна позиция, — Шлефов сел напротив, подпер лицо ладонью и внимательно изучал мое замешательство. Ему словно нравилось то, как искреннее я нервничаю по поводу денег. А как не нервничать, когда их нет?!
— Это как? — под гнетом голубых глаз стало еще более неловко. Так что все внимание я посвятила бегущей в фонтане воде. — Типа отписываешь им квартиру, а они тебе одну вареную картошину на огромной тарелке приносят?
— Типа того, — профессор кратко рассмеялся. — Платишь пятьдесят тысяч с человека и тебе приносят двенадцать блюд от шеф-повара, каждое из которых сто грамм.
Я поперхнулась кислородом. Испытала дикое желание встать и убежать прочь!
— Это с одного человека или?.. — как можно спокойнее протянула, пока внутри все переворачивалось.
— С одного, — все больше и больше ввергал меня в шок профессор.
Забыв о растяжении, я резво вскочила на ноги и выдохнула:
— Знаете, я тут вспомнила! У меня кошка дома голодная и кран вроде протек… А еще, прямо душой чувствую, в унитазе бочек сломался, и топит соседей… Срочно домой надо! Побегу…
— СТОЯТЬ! — рявкнул тот, и я испуганно осела. Голубые глаза перестали веселиться и вдруг посерьезнели. — Василькова, ты забыла, кто выше тебя по званию? От чьей оценки зависит твоя стипендия?.. Да и вообще, останешься ты в вузе или домой поедешь?
Сцепив зубы, я испытала дикое желание послать мужчину в далекое эротическое путешествие, но все же прошипела:
— Не забыла… Вы не даете!
— Так вот, — он многозначительно вздернул бровь, — стоит ли ругаться со мной? Как думаешь?
— Помните, — я многозначительно достала из кармана телефон. Невзначай напоминая профессору, что компромат на него всегда при мне, — со мной тоже лучше не ругаться.
Вместо того, чтобы привычно разозлиться, он протянул ладонь:
— Давай устроим сегодня краткое перемирие и пожмем друг другу руки.
Я отвернулась, трогать Шлефова не стала, но все же кивнула. Его деньги. Пусть что хочет, то с ними и делает.
— Нам два полных сета: мне и девушке, — мило произвел заказ мужчина, когда подошла официантка. — Еще бутылку хорошего виски и литр лимонада.
— Может, — фыркнула я, когда девушка отошла, — я не пью лимонад?
— А может, — загадочно поиграл бровями тот. Я аж поперхнулась, что Шлефов так умеет, — я себе лимонад взял, а тебе виски?
— Споить меня решили? — саркастично хмыкнула я.
Сидя на лавочке перед центральным входом в университет, я расслабленно выполняла домашнее задание. Как вдруг в поле зрения попала пара знакомых красных и синих сапог… По спине прошла дрожь.
— Р-родители?! — от шока я начала заикаться. — Вы откуда тут взялись??
Я перестала приходить в общежитие и вот уже второй день ночевала у Саши. Надеялась, что те просто вернутся домой, но нет… С кровожадной ухмылкой они двигались на меня, испепеляя яростным взглядом.
— А где нам быть? Если ты целыми днями у своих мужиков! — громко заорала мама. Так, что все вокруг начали на нее оборачиваться. От стыда щеки покраснели, захотелось провалиться сквозь землю. — Тебе все денег мало? Не надоело трахаться за деньги, шлюха ты подзаборная?
Дыхание ускорилось, голова закружилась. Пытаясь успокоить пышущую злостью женщину, я вытянула перед собой ладони:
— Прошу, успокойся, и давай нормально поговорим…
— Ты как с мамой разговариваешь, тварь! — папа размахнулся и отвесил мне отрезвляющую оплеуху. — Не доросла еще дерзить! Дерзилка не выросла, поняла?!
— Правильно, любимый. С такими только так и надо. Такие по-другому не понимают! — мама ласково поцеловала отца в щеку и нежно погладила по спине. После чего снова переключилась на меня: — Ничего, мы тебя проучим! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
Держась за искрящую болью щеку, я старалась не плакать. И, главное, не смотреть по сторонам.
— Что вы собрались делать? — тихо прошептала в пустоту.
— Поступим, как любящие родители, оградим тебя от разврата. Пойдем к ректору и добьемся отчисления, — довольно заявила мама, а по мне оторопь прошла. — А как ты хотела? В твоем вузе, когда узнают, какое дерьмо они к себе взяли, сразу же избавятся. Приедешь домой и будешь извиняться за поведение!
И я сказать ничего не могла. Земля уплывала из-под ног. Однажды родители уже уничтожили мою жизнь, почему бы им не сделать этого снова? Они явно получали удовольствие, доставляя мне боль.
— Что здесь происходит? — холодный, как сталь, голос профессора Шлефова раздался совсем рядом. Я инстинктивно испуганно на него взглянула. — По какому праву вы поднимаете руку на мою студентку??!
Если до этого момента мне казалось, что за годы учебы я изучила все «черные» оттенки Шлефова в гневе, то сейчас поняла свою ошибку. Он не был зол, нет… Он буквально стал самой Злостью. Источал жуткую энергетику, пуская вокруг себя молнии.
— По такому праву, что это наша дочь и мы можем воспитывать ее так, как считаем нужным! — гордо вскинув подбородок, мама уперла руку в бок. — А вы вообще кто такой?! Очередной пенсионер, с которым наша непутевая девка спит за деньги?
— Пенсионер? Смотрите, чтобы моя пенсия не стала вашим пособием по инвалидности, — хмыкнул тот, а затем просто встал передо мной, буквально заслоняя своим телом от родителей. — Думаете, можете что угодно делать со своим ребенком? Очень сильно сомневаюсь. Предлагаю прямо сейчас взять запись с камеры наблюдения, где вы поднимаете руку на своего ребенка, и пойти в суд. Как думаете, при освидетельствовании побоев они найдут что-нибудь еще? — в возмущении мама посмотрела на папу, ища опоры и поддержки. Тот понял «сигнал» и набросился с кулаками на Шлефова. Профессор отшагнул в сторону, и отец просто упал в лужу, разбрызгивая ее содержимое на себя и маму. Перекрикивая визг недовольных родителей, он добавил: — Хотите напасть на меня? Прекрасно! Просто великолепно! А ваше дело все толще и толще...
— Вы — ублюдок! — тыкая пальцем в учителя, мама кричала на всю улицу, как больная. От стыда я буквально растеклась по лавке, мечтая, чтобы происходящее оказалось сном. — Мы сделаем все возможное, чтобы забрать дочь от такого тирана! И ректор вас тоже уволит, понятно!
— Шлюха и психопат, — резюмировал отец, вставая на ноги и отряхиваясь, — отличная компания!
— Хотите обратиться к ректору? Отлично. Только со следующего семестра я буду исполнять его обязанности. Пишите заявление госпоже Васильковой, — он вдруг указал пальцем на меня. — С некоторых пор она мой личный секретарь… Ах, да! По поводу этого… На днях моя работница получила заработную плату, и если так выйдет, что до утра следующего дня ее не вернут, то я подам заявлением в полицию за воровство в крупных масштабах. Я понятно изъясняюсь?
— Отлично… Вот же дочь воспитали! Родных родителей за какие-то деньги засадит в тюрьму! Ничего святого! — обратилась мать к отцу. На меня они теперь смотрели, как на падаль. — Где, по-вашему, нам такие деньги взять? Мы те потратили уже. На билеты в столицу, экскурсии… Войдите в положение!
Клянусь, у Шлефова от переменившегося тона мамы брови на лоб полезли. Он снова посмотрела на меня с немым укором: «Как ты с этими людьми столько лет под одной крышей жила?». Я пожала плечами. Мол, а разве был выбор?
— «Быстрый займ» в помощь. Это не мои проблемы, — отчеканил профессор по слогам. — А сейчас вон отсюда. Если еще хоть раз увижу в пяти метрах от госпожи Васильковой, то устрою вам «веселую» статью.
На удивление, это сработало. Мама разрыдалась, папа начал ее утишать, и под проклятья в мой адрес они ушли вон. Дождавшись, пока родители скроются из поля зрения, Шлефов развернулся и пошел обратно в здание университета.
— Стойте! — спохватившись, я бросилась следом за ним. — Спасибо больше, что помогли. И вообще, соврали ради меня.