Осколки

Глава 1

И правили боги Темером в мире и согласии,
обучая своему искусству верных своих последователей.
Покуда не совершилось Великое Предательство,
и не наделила Мятежная Рошанна самых
слабых из людей своим незримым искусством,
и не обучила их невидимым чарам.
Но люди оказались неблагодарны своей покровительнице,
и обернули незримое колдовство против нее и остальных богов,
обрекая их всех на вечный сон.
С той поры мир погрузился в хаос, но, читая Писание, мы еще можем выйти на путь истинный и спасти себя от гнева Дремлющих богов, что рано или позно проснутся.

— Раскаяться никогда не поздно, а вот согрешить можно и не успеть, — с этим нехитрым тостом Элоиза прильнула к бокалу пива под одобрительный гул барной стойки.

В «Колодце» девушку уже знали и по-своему любили, как любят младших братьев и сестер, которые только научились ходить и говорить, но еще не могут принести больших проблем движениями своих маленьких ручек, ножек и извилин. Хоть Элоиза и наведывалась сюда, как на вторую работу, постоянные гости все еще относились к ней со снисхождением, как будто она только постигала азы искусства поглощения алкоголя. Вот и сейчас Барри, старый заклинатель огня, подвинул к ней свою тарелку жареной картошки.

— Закусывай, мелкая, — прокряхтел он.

— Эй!

— Не «эйкай» мне тут. Унесет — глазом моргнуть не успеешь. А вдруг сегодня в этот бар зайдет любовь всей твоей жизни, а ты в слюни? И как ты будешь его потом искать?

— Заберу ботинок и буду примерять каждому встречному, — съязвила Элоиза и положила локти на барную стойку. Совершенно неизящно, но и «Колодец» не был местом сбора великосветской публики. Основной массой гостей тут были старожилы района Ливней, трудяги из ближайшей канцелярии — неизменно уставшие и непонятно чем занимающиеся, а еще несколько сотрудников министерства иностранных дел, лишь недавно возобновившего работу. Ну и Элоиза собственной персоной. Все без исключения собирались с одной целью — расслабиться, выдохнуть и выпить пива после напряженной работы. Расслабиться в первую очередь — расстегнуть бессчетные пуговицы на кафтанах в цветах своих коллегий, ослабить галстуки и шейные платки, снять головные уборы и распустить волосы. Все это было нужно на улице, чтобы — не дай боги — не перепутать, кто перед тобой: заклинатель, алхимик, целитель или еще кто. А в «Колодце» все были просто гостями, и это было одной из причин, почему Элоиза уже год не изменяла этой «блеводерне», как сказала бы матушка. Хотя бывали в их жизни места и похуже.

Несмотря на относительно либеральный уклад внутри бара, Элоиза все равно чувствовала особое отношение, но — чуть ли не единственный раз в жизни — в хорошем смысле. Она была самой молодой постоянной гостьей и, что уж сказать, самой симпатичной в их компании, собиравшейся раз в два дня за барной стойкой и прозвавшей себя «Алколлегией». Среди участников этих спиртозных собраний был Барри — заклинатель огня, Лейла — заклинательница ветра, Харольд — целитель, Фатих — алхимик по твердым субстанциям. Главным правилом их собрания было: «Не говорить о работе», поэтому они обсуждали все на свете, от любви до наилучшего способа выращивания острых перчиков. И Элоизе это нравилось до тех пор, пока ее, как самую младшую, не начинали учить жизни.

— Ты, когда того самого встретишь, обязательно приводи сюда, — пробубнила Лейла. — Мы его проверим и скажем, пара он тебе или кто.

— И как скоро начнет лысеть, — поддакнул Харольд.

Элоиза глянула в отражение в зеркале напротив барной стойки в надежде, что вот-вот в дверях появится Фатих, своими историями всегда отвлекавший местную публику, но дверной проем предательски пустел. На двери висела то ли афиша, то ли предупреждение, что вот-вот должен был начаться любительский концерт очень перспективной певицы и заклинательницы воздуха, и Элль в глубине души надеялась, что голосистая девица оттянет внимание Барри, Лейлы и Харольда на себя.

А до тех пор нужно было выкручиваться самостоятельно.

— Коллеги, вы и сами знаете, мне это пока неинтересно, — со всей важностью в голосе сказала Элоиза, делая еще глоток пива, темного и вязкого, как мазут. Достаточно мужественный напиток, но Элоиза научилась пить его также, как научилась шутить сальные шуточки. В «Колодце», как и везде, действовало простое правило — бей первой. Покажи, что тебя не проймешь ни откровенной пошлятиной, ни пойлом, от которого печень попытается съехать на собственную квартиру. И только тогда к тебе перестанут относиться, как к нежной барышне, на уши которой можно навесить тонны отменно вываренной лапши.

— Ну, на будущее, — моментально смягчилась Лейла.

— Кстати, тот парень уже минут пять с тебя глаз не сводит, Элли, — подмигнул Том, бармен. Он был из малоодаренных — тех, кому боги отстегнули весьма скромные магические способности. Он мог движением руки удерживать стакан в воздухе, да и пиво у него никогда не проливалось и не пенило, но на этом его дар заканчивался.

Порой Элли даже раздражал интерес, который вызывала ее личная жизнь, но не в этот раз. Парень за дальним столиком был хорош собой: высокий, с коротко постриженными каштановыми кудрями и широкими скулами, об которые, при желании, можно было сыр натереть. Он перехватил взгляд Элоизы через зеркало и улыбнулся. Не как эти милые мальчики и юноши, которые приходят в бар, чтобы выпить пива, чинно побеседовать и разойтись. Нет, в глазах, голубых, как талая вода, плескалась насмешка, готовность принять вызов. Какое еще желание может вызвать такая, как Элоиза со своим поведением, ну правда? Мятежная Рошанна, покровительница красоток и плутов, видимо, решила сделать Элль своим личным экспериментом, поэтому отвесила ей рост чуть ниже среднего, зато с лихвой компенсировала это фигурой. Лицо было широким, с тяжелыми бровями, широкой челюстью и высоким лбом, зато губы удались на славу. А еще волосы — тяжелые черные кудри, от веса которых казалось, что шея вот-вот сломается, но Элль принципиально их не стригла. Хватило детства, когда из-за эпидемии вшей ее безжалостно обрили, а как только ежик волос только начал отрастать, повторили процедуру — для профилактики. Элль прекрасно знала, что была, как минимум, симпатичной, и не брезговала пользоваться этим. Особенно, когда ее внешность примечал кто-то вроде того парня за дальним столиком. Может, еще и счет оплатит?

Глава 2

Коронера вырвало почти сразу, как они оказались на месте преступления. Капитан Ган, и тот прикрыл нос и рот платком, а про себя порадовался, что уже почти сутки не ел. В обшарпанной квартирке устроили кровавую баню. Постельное белье в застиранный цветочек окрасилось бурым, на подушках лежало изуродованное тело женщины. На ней не было живого места, ее словно пропустили через измельчитель для мяса и уложили подремать.

Рядом в петле болтался мужчина. Его лицо и грудь были измазаны кровью, а на щеках бурое месиво разъели дорожки слез.

— Вайолет и Сай Фареро, — проговорил коронер, поджимая губы на случай, если его опять начнет выворачивать наизнанку. — Вчера женщина не вышла на смену, а ее муж просрочил оплату аренды лабораторного кабинета.

— Кто хватился их первым?

— Начальник смены Вайолет. На теле помимо укусов есть следы, как и у предыдущих жертв.

— Затрахал до кровавых мозолей, а потом загрыз в порыве страсти, — закончил за него капитан Ган. Во рту стало кисло от этих слов. Коронер кивнул. — Где детектив?

— Он… его рвет. Все еще.

Ган сделал глубокий вдох и мысленно помолился всем богам, какие только могли помочь ему не закинуть юнца прямо в тухлые воды Солари.

— Мог бы и привыкнуть, — только и сказал мужчина. — Ладно, пусть приходит в себя. Как очухается, пусть заморозит тела, чтобы хоть что-то дожило до экспертизы целителей.

Коронер кивнул. Он дернул ручку двери, надеясь впустить в квартиру хоть немного относительно свежего воздуха. Внутри все пропахло мертвечиной. Дверь легко поддалась, а за нею оказался окутанный серым мерцанием силуэт. Коронер — человек немолодой, но еще сохранивший силы удивляться и пугаться — подскочил на месте от неожиданности и взвизгнул, как благородная девица при виде мыши. Женщина на пороге злобно зыркнула на него из-под капюшона серебристой мантии, тонкие губы сжались в сочащуюся раздражением линию.

— Мы к капитану, — заявила женщина. Коронер послужно опустил глаза и шагнул в сторону, уступая дорогу.

Женщина в сером прошла первой, за ней тенью проследовала фигура, облаченная в черное. Лицо также скрыто капюшоном, глаза опущены, только прицепленная к плечу серебристая саламандра, будто бегущая по складкам ткани, давала понять, что эта скромность — напускное. Эти женщины здесь — высшая власть, правосудие и закон в одном лице. Ну, если быть точнее, в двух. Об этом коронер старался не думать, его дело маленькое — зафиксировать факт смерти и высказать свои предположения. А еще привести их изрядно позеленевшего детектива. Чем он и поспешил заняться, оставляя женщин и капитана за закрытыми дверями.

Как только дверь квартиры хлопнула, запирая их в смраде насильственной смерти, Летиция скинула капюшон, как старую кожу. То же самое сделала Элоиза, но по бледности ее лица было ясно, что она и дальше бы с радостью стояла с натянутой до самого подбородка тканью, как зашоренная лошадь.

— Джеймс, — кивнула госпожа Верс. — Мы прибыли по первому зову.

— Благодарю, — степенно кивнул капитан Ган, неторопливостью движений показывая то ли уважение к правительнице подполья, то ли выдавая накопившуюся в его немолодом теле усталость.

Чтобы не смотреть на уродливые трупы, Элоиза сконцентрировала взгляд на Джеймсе Гане. Это был высокий худощавый мужчина с выбеленными временем волосами, будто покрытыми кристаллами морской соли. Зачесанные назад, они открывали пропорциональное лицо, исполосованное сетью морщин, но даже нанесенные возрастом отметины не мешали вошедшему быть гладко выбритым и безукоризненно прямым во всём: от осанки до наглаженных швов на одежде.

По серебристым шевронам на черном сюртуке Элоиза узнала, что капитан — заклинатель ветра. Не самая грозная коллегия, они были страшны в основном в паре с заклинателями воды, пламени, да и земли тоже. Но этот мужчина явно вызывал трепет сам по себе. Чувствовалось, что жизнь его не щадила, мотая, как песчинку в урагане, и он научился укрощать даже самые жестокие штормы.

Любопытно, что связывало их с Летицией? Явно что-то давнее, раз хозяйка подполья прибыла по первому зову, да еще и в при полном параде. Обычно она являлась в таком облике на встречи с поставщиками...

В мозгу засвербила неприятная мысль. Раньше Летиция почти не брала Элоизу на встречи с представителями власти. Предпочитала решать эти вопросы сама, не привлекая к этому даже Эллиота, который был ее правой рукой. Что изменилось?

— Что тут у нас?

— Относительно свежие трупы в вашем районе. Такие же, как неделю назад и в прошлом месяце, — капитан махнул рукой в сторону кровати, как радушный хозяин, приглашающий к накрытому столу. — Не хотелось впутывать вас, госпожа, но в деле явно замешана алхимия. Я хочу, чтобы вы взглянули прежде, чем за них основательно возьмутся наши.

— Я должна беспокоиться, Джеймс? — вскинула бровь Летиция, не торопясь сдвинуться с места. Скрестила руки на груди, выпятила подбородок. Королеве никто не смеет угрожать, пусть даже косвенно.

— Я позвал тебя, чтобы просить о помощи, а не обвинять. Люди в Темере травятся каким-то любовным зельем и доводят себя до такого. Мне важно знать, что если это кто-то из подполья, то ты окажешь нам содействие. Это ведь и на твоей репутации может сказаться.

Элль прикусила щеку, чтобы не усмехнуться. Старик умело балансировал на лезвии ножа, пытаясь перебросить свою работу на Летицию так, чтобы она сама же решила, что ей это нужно. Хорошая попытка.

Госпожа Верс тяжело вздохнула, но все таки сделала шаг в сторону трупа на кровати. Придирчиво осмотрела месиво, которое осталось от женщины, как свекровь, смиряющая себя, чтобы попробовать стряпню невестки.

— Вы ловите этого отравителя уже месяц, и ты обратился за помощью только сейчас?

— Я знаю, чего стоит твоя помощь, — сощурил глаза капитан. Как это напоминало танец флирта в облезлом баре, кто б только знал!

— Не переживай, сочтемся, — успокоила его госпожа Верс. — Элли, проверь, может узнаешь, чей почерк?

Глава 3

Элль спала просто отвратительно. Образы последних суток переполняли мозг и просочились в сон, прерывистый, непоследовательный и тревожный. Он полнился тенями, подвижными и беспокойными, как ночная вода. Они то оплетали Элоизу ласковым коконом, кутали, как объятия любовника, то передавливали руки, ноги, грудь упругими жгутами, запирая в лёгких рвавшийся наружу вопль. Что именно ей снилось, Элль точно сказать не могла, даже если бы захотела, но по пробуждении у неё было ощущение, словно она прожила сотню жизней и, по меньшей мере, полсотни мучительных смертей. Подушка оказалась на полу, покрывало сбилось в ногах. Нещадно ломило шею.

«Надо больше отдыхать», — подумала она и едко усмехнулась собственным мыслям. Лучший совет во все времена. И настолько же бесполезный, насколько справедливый. Кто б ей дал! В крепости «Саламандр» отдых был привилегией, за которую, если выглядишь слишком бодрым и довольным жизнью, можно и поплатиться. Например, найти мышиный помет в ботинке или что похуже — чихательную пыльцу или какое-нибудь зелье из образцов. Такого добра в Крепости было навалом, и ни один целитель не разберет, что это за формула, от которой волосы в носу стали толщиной с корабельный трос. Только Элль могла подсказать и вывести на чистую воду, поэтому ее сторонились, но были ведь и другие способы испортить жизнь. Не только магические…

Весь бизнес Летиции был построен на зельях. При свете дня эта дама заправляла небольшой лабораторией при храме — небольшое дельце, чтобы храму, вверенному госпоже Верс Верховной Коллегией, было на что жить. Сама настоятельница вместе с безликими послушницами готовила и продавала крема для рук и шампуни для кудрявых волос с добавлением алхимических составов. Ничего криминального или способного оказать сильное магическое воздействие, как и предписывал новый указ. Но в стенах Крепости женщина давала волю себе и фантазии своих подчиненных — таких же алхимиков, как и она сама. Особой страстью Летиции были любовные субстанции. Ей было недостаточно простых возбудителей, она хотела создать что-то новое, близкое к настоящей любви. Что-то, что захотят покупать все — владельцы домов увеселений, заскучавшие богачи и перекупщики, торгующие магическими диковинками по всему свету. Темерские чары, единственные на Архипелаге, ценились высоко. Только из Темера происходили люди, обладавшие выраженным магическим даром — если не считать дикарей из Северной Пустыни. Поэтому Летиция выжимала из своего дела всю прибыль и стремилась к большему. И достичь своей цели она решила именно руками Элоизы.

Право слово, Элль не знала, почему именно на ее долю выпала эта честь. Не то, чтобы девушка была особенно сведуща в вопросах любви. Не то, чтобы она вообще была близко знакома с этим чувством, но у нее действительно получалось придумывать новые формулы, и они выходили безукоризненными. Ну, почти всегда. И при этом Элль не использовала ни одну из распространенных алхимических техник — не строчила формулы, не запечатывала их сигилами. Она просто плела чары буквально из воздуха.

Летиция даже шутила, что если Элль поймают и осудят по статье за эксперименты и применение приворотных формул, сперва комиссия будет день-другой восхищаться ее работой. Кто же мог подумать, что такой день действительно настанет, и формула, которую когда-то создала Элль, будет интересовать служителей закона?

В коридоре раздалась трель звонка, и тут же послышались шаги и стук трости по паркету. Эллиот, целитель, правая рука Летиции, совершал свой ежеутренний обход. Несмотря на то, что ему было уже под сорок, на десять лет младше Летиции, и на его долю выпало немало приключений в годы Чисток и Революции, когда он бок о бок с госпожой Верс бился за лишение алхимиков жуткого клейма. Будучи целителем, он сохранил прекрасное здоровье и моложавость, а трость была ему нужна исключительно ради позерства. Чтобы тоже чувствовать себя важной шишкой на этом производстве. Хотя куда важнее? Именно от заключения Эллиота зависело, пойдут ли новые формулы в продажу.

— Доброе утро, мои феи любви! Пора вставать, дела не ждут! — нараспев выкрикивал он, и Элоизе искренне хотелось его придушить, как соседского петуха.

Его голос окончательно развеял остатки сна и лишил Элоизу надежды вспомнить, что же тревожило ее остаток ночи, когда ей все-таки удалось провалиться в забытье.

На пожелания доброго утра начали откликаться другие обитательницы Крепости. Кто-то просил еще пять минуточек, кто-то принимался заигрывать с Эллиотом через стенку, а кто-то ругался сквозь стиснутые зубы. Так или иначе, половицы заскрипели под ботинками и туфлями, захлопали двери комнат. Летиция неплохо заботилась о комфорте своих работниц: каждой девушке полагалась своя комната с кроватью, шкафом и рабочим столом, некоторым даже полагались собственные ванные. Например, Элоизе, за что ее недолюбливали многие соседки, проводившие утро в общей очереди.

У нее вообще по их меркам было слишком много привилегий. Собственная ванная — еще куда ни шло, к тому же Элль заглаживала вину за свое благополучие, разрешая соседкам мыться у нее. Но к неудовольствию многих, Элль запросто отпускали в город. Не проверяли ее табель входов и выходов из здания, даже почти не ругали за долгое отсутствие. Ей достаточно было сказать, что она выходит по приказу Летиции, и этого было достаточно.

— Что же она ей квартирку-то не снимет, раз Элоиза ей так дорога? — как-то услышала Элль через квадратик вентиляционной решеткой. Две женщины, занимавшиеся сонными таблетками, болтали, передавая друг другу дымящуюся сигарету.

— Может, чтобы не загордилась? Знаешь, как с собаками бывает: подберешь такую с улицы, отмоешь, накормишь, даже командам выучишь, а потом отвернулась на минуту — а она уже на диване.

— У тебя и дивана-то нет! — усмехнулась ее собеседница.

— Когда-то был, — зло выдохнула вторая, очевидно, имея в виду то когда-то, которое было у всех. До Чисток. До тех пор, пока алхимиков не объявили вне закона.

Глава 4

— У нас как будто свидание, — нарушил молчание Ирвин и довольно огляделся, как будто немногочисленные посетители кафе должны были оценить его шутку.

Элль, до этого чинно потягивавшая чай, аж поперхнулась. Чашка с грозным лязгом опустилась на блюдце. Девушка и сама вряд ли сказала бы наверняка, что именно ее возмутило: что Ирвин говорил об этом так небрежно, или что он угадал ее собственные мысли. Как бы то ни было, она скрестила руки на груди и сказала:

— Еще чего.

Молодого человека вид ее нахмуренных бровей ни капли не смутил. Наоборот, улыбка стала только шире.

— Ну, в некотором роде, так оно и есть. Мы сидим в кафе, мило беседуем, неминуемо приближаемся к тому, чтобы узнать друг друга поближе, — рассуждал он, не теряя веселой улыбки. Как будто все происходящее было для него отменной шуткой, которую он не против поддержать и развить.

— Мы тут работаем вообще-то, — напомнила Элль. Она бросила взгляд на часы. Летиция и капитан уже давно должны были прийти, но ни один из них так и не почтил кафе своим присутствием. Неудивительно. Для широкой общественности Летиция была в первую очередь фигурой, связанной с храмом, лениво отбивающейся от нападок журналистов и подозрений о связях с подпольем. Элль так усиленно вглядывалась в силуэты прохаживавшихся мимо парочек, что темными пятнами скользили по ту сторону окна, что рисковала на следующий день обнаружить у себя на веках мозоли.

Официант в накрахмаленном переднике подошел к их столу и поставил в центр корзинку с маленькими ароматными булочками, от которых еще тянулись тонкие струйки пара.

— Но мы не заказывали, — начал было Ирвин, на что официант только закатил глаза и посмотрел на Элоизу.

— Это от заведения, в качестве извинения, — произнес он чуть ли не по слогам.

Элль кивнула. Когда официант ушел, Ирвин вопросительно посмотрел на Элоизу.

— И что это значит?

— Летиция не придет, — сказала девушка, с трудом смиряя взвившуюся в груди злобу. Летиция то ли издевалась, то ли проверяла ее. Хотя, что мешало ей объединить одно с другим? — Значит, будем разбираться сами.

— Так много можно сказать с помощью корзинки булочек? — продолжал веселиться Ирвин, но под взглядом Элль все-таки посерьезнел. — Хорошо, давай сделаем вид, что я читаю тебе пошлые стихи, а ты мило краснеешь.

— Обязательно пошлые?

— Мне кажется, мы слишком хорошо знакомы для томных, романтичных и возвышенных, — улыбнулся он, прочистил горло и подался вперед, чтобы звуки его голоса доносились только до Элль. — Итак, как много ты знаешь о «Поцелуе смерти»?

— Немного, — только и ответила она. Ирвин поник, как будто не смог заманить ее в игру. Искр веселости в его глазах поубавилось. — Формула паршивая, быстро распадается. Скорее всего, именно из-за этого состав дает такой сильный… эффект.

— Ну, хорошо. С месяц назад мы получили первый отчет об убийстве в порыве страсти. Смеялись всем отделом, пока не увидели снимки. Обычно же как бывает, поссорились, побили посуду, потом либо он ее шнуром от занавесок, либо она его кухонным ножом, а нам потом разбирайся — самооборона, аффект или умысел.

— Ты слишком спокойно об этом говоришь.

— Работа такая, — пожал плечами Ирвин. — Но тут оказалось, что пара начала усиленно мириться. Судя по кавардаку в квартире, по крайней мере. И судя по травмам на телах, они просто затрахали друг друга до смерти. Первым умер мужчина, сердце не выдержало, а его возлюбленная отправилась следом.

— Тоже наложила на себя руки?

Ирвин кивнул.

— И так каждый раз. В телах самоубийц нашли следы алхимической формулы, но она очень быстро распадалась, так что восстановить, воспроизвести или хотя бы зафиксировать ее не удалось.

Элль раздраженно фыркнула.

— А вы проверяли рынки, бары, аптеки? Судя по эффекту, это афродизиак, такой можно купить с рук даже у официанта, если он решит, что ты надежный человек.

Ирвин прикрыл глаза и стиснул челюсти, глядя из-под полуопущенных век на девушку так, словно она оказалась тумбочкой на пути его мизинца.

— Конечно, проверяем. Поэтому-то мы и пришли к Летиции. Хотелось узнать, может, среди ее каналов или конкурентов есть кто-то… В конце концов, «Саламандрам» же принадлежит весь рынок любовных зелий.

— Хороших зелий. А это — хорошим точно не назвать. По крайней мере, судя по остаточному эффекту. Никто из уважающих себя бизнесменов не станет выпускать такое лишь затем, чтобы потопить конкурента. Это глупо и себе же дороже. Да и конкуренты… — она осеклась. Обычно она не болтала, тем более о делах Летиции. Но под взглядом голубых глаз Элль невольно расслаблялась и говорила, как на духу.

Ирвин как будто понял, что разговор потек куда-то не туда и заговорил.

— И тем не менее, продажу не остановили. Через неделю у нас появилась новая пара трупов. Через две — еще три. И вот, вчерашние, — он тяжело выдохнул.

Элль поводила носом над чашкой чая, но запаха чар не почувствовала. Особо не стесняясь, стянула перчатку и провела над напитком рукой. Ничего подозрительного. «Сама дура», — заключила она, скрестила руки на груди и съехала немного вниз на стуле, всматриваясь в лицо детектива. Прислушалась к своим ощущениям.

— А вам не попадалось само зелье. До того, как оно попало в кровь? Флаконы и склянки в мусорных баках искали? — наседала девушка. Хотелось разобраться с этим делом как можно скорее и вернуться к своей непримечательной работе.

— Нет, — развел руками Ирвин. — Везде искали, но исходного образца у нас нет. Так бы наши алхимики, конечно, сравнили его с теми, что уже есть в архиве, и мы бы не стали отвлекать госпожу Верс.

«Детектив должен помогать тебе, а не ты — ему», — раздался эхом в голове голос Летиции. Элль закатила глаза.

— А что насчет пар? Вы что-то выяснили о них?

— Средний класс, разные коллегии, — безразлично пожал плечами Ирвин. — Все либо женатые, либо давно в отношениях. Правда, у тех, первых, оказалось, что женщина была замужем не за тем парнем, с которым они отправились к чертогу Дремлющих Богов.

Глава 5

Ирвин вошел в квартиру, стянул куртку, не зажигая свет. Сквозь стекла окон лилось рассеянное свечение уличных фонарей. Казалось, достаточно протянуть руку, и пальцы пройдут сквозь белое кисейное сияние, как через утренний туман.

Молодой человек прошел на кухню и принялся все в тех же потемках опустошать запасы еды. Подсохший сыр, хлеб, масло, остатки джема на дне банок. Все это запивал большими глотками вина и все никак не мог насытиться. Ему было мало. Хотелось снова и снова почувствовать разливающийся по языку вкус, прокатывающуюся по горлу прохладу, ощутить насыщение. Почувствовать себя по-настоящему живым.

Под прикрытыми веками мерцали события прошедших суток. Прохладная морось, оседающая на волосах и коже, гомон наполненных людьми улиц, острая горечь чужой скорби, отзывающаяся резью в груди, теплая мягкость чужой кожи. Ирвин напитался ощущениями, как губка, его распирало от них, и тут же становилось мало.

— Не увлекайся, а то надорвешься, — раздался насмешливый голос из гостиной. Ирвин подскочил, выпуская из рук стакан.

Лязгнуло стекло, отозвались перезвоном разлетающиеся по кухне осколки. Ирв обернулся и увидел, как в арке, ведущей в гостиную, от тени отделяется долговязый силуэт. Ночной гость не спешил показывать свое лицо, но это было и не нужно.

— Прости, — проговорил заклинатель воды, тяжело дыша.

Собеседник отмахнулся, будто прощая ребенку невинный проступок.

— Просто будь осторожнее. Вернуть тебя с того света было непросто, — хмыкнул гость. — Было бы обидно, если бы все усилия оказались потрачены впустую, просто потому что ты решил наесться плесневелого хлеба.

— Я понимаю, — торопливо произнес заклинатель воды. Ему показалось, или в неверном свете Феррис его кожа снова приобрела землистый оттенок и покрылась синюшными пятнами, как будто кто-то пролил чернила на пергамент. Ирвин усиленно заморгал, и видение исчезло, оставляя после себя только скребущееся беспокойство. Даже страх. Страх снова умереть, оказаться в небытии, без желаний, без воли, в окружении орущей толпы собственных мыслей.

Ирвин сдавленно вздохнул и произнес, будто в свою защиту:

— Просто… мне так нравится… чувствовать себя живым…

— О, я понимаю, Ирв, — ночной гость шагнул ближе, положил узкие ладони на его плечи и сжал. Со стороны выглядело ободряюще, но Ирвин видел лицо своего собеседника, его стальные глаза, спокойные и безжизненные, как у ящерицы. В них не было места теплоте или чему-то более-менее человеческому.

Собеседник мотнул головой, смахивая светлые пряди с угловатого лица. Уголок тонких губ дернулся вбок, на секунду создавая иллюзию улыбки.

— Но ты ведь понимаешь, что если тебе дан второй шанс, то нужно его использовать? И сделать это так, чтобы в следующий раз предстать перед Дремлющими богами без долгов.

«Нет там никаких богов», — хотел сказать Ирвин, но промолчал. Тот, кто вытащил его из темноты, не любил, когда с ним спорили.

Руки исчезли с его плеч, и молодому человеку тут же стало легче дышать.

Ночной гость обогнул Ирвина, достал из кухонного шкафчика пыльный бокал и сполоснул его. Придирчиво осмотрел бутылку, в компании которой Ирвин проводил свою варварскую трапезу, и, кривя губы, налил себе вина. Баюкая бокал в тонких пальцах, прошел обратно в гостиную и расселся на диване, подальше от пятна уличного света. Ирвин направился следом, будто на привязи.

Визитер дождался, когда детектив сядет на пуфик возле дивана, закинул ногу на ногу и поинтересовался.

— Как у нас дела? Капитан ничего не сказал?

Ирвин замотал головой так энергично, что хрустнула шея. Тело под конец дня деревенело, хотя, может, дело было в окутавшей город межсезонной сырости. В костях поселилась ноющая боль и как будто даже зрение стало подводить его.

— Я все так же занимаюсь делом о «Поцелуе смерти». Капитан поддержал идею обратиться к «Саламандрам», и теперь мы с мисс Элоизой занимаемся расследованием.

— Как и было задумано… — довольно отозвался человек и, словно собравшись с мыслями, отпил вина. Поморщился и отставил бокал. Затем запустил руку в карман и достал миниатюрный флакончик с пробкой, до краев наполненный вязкой красной жидкостью. Ирвин почувствовал, как во рту скапливается горькая слюна, а к горлу подкатывает приступ тошноты одновременно с невыносимым голодом.

— Да, — закивал Ирвин. — Вот только… я постарался расположить мисс к себе заранее, но она… Не то, чтобы располагается.

Вместо вопроса — легкое движение брови вверх-вниз. Этого оказалось достаточно, чтобы Ирвин, запинаясь, кляня собственное слабое жаждущее жизни тело, пересказал события прошлого вечера. Тяжело сообщать человеку, который достал тебя с того света, факты, которые ему с высокой долей вероятности не понравятся. Ирвин видел, как рот сжимается до состояния прорези, как ходят желваки, туго обтянутые кожей, как пальцы сжимают бокал, грозя раздавить стекло. Но заклинатель не мог ничего поделать, его как будто дергали за нити, одна из которых была привязана прямо к языку. И Ирвин говорил, говорил, говорил, все быстрее, пока легкие не начало жечь от недостатка воздуха. Когда он дошел до сегодняшних попыток Элоизы отделаться от него, ночной гостью выдохнул. Даже усмехнулся. И Ирвину и самому задышалось гораздо легче.

— Кажется… — как бы невзначай произнес гость, разглядывая собственные ногти, — я просил тебя расположить ее к себе. А ты что сделал? И не говори, что перестарался.

— Я… признаю, не сдержался. Но она первая начала, — выпалил Ирвин, чувствуя, как зубы сводит от отвращения. Как будто он совершил преступление.

Собеседник лишь поднял руку.

— Я тебя не виню, — с обманчивой мягкостью произнес он. — Ты, считай, заново родился. Но второй такой ошибки я не допущу. Ты должен выполнить свою работу. У тебя времени до Карнавала.

Ирвин склонил голову и вперил взгляд в бороздчатый узор половиц. По серебристым пятнам света скользнули ленты теней. Скрипнули пружины дивана. Шаги зазвучали в сторону коридора, все дальше и дальше, а Ирвин так и продолжал сидеть, будто ночной гость был призраком. Видением. Будто Ирвину нельзя было знать, как он появляется в квартирке в Квартале Рек, не дозволялось лишний раз смотреть на его лицо. Никаких подобных запретов, конечно же, не существовало на самом деле, заклинателю просто хотелось, чтобы гость поскорее исчез, не оставив и следа. И когда раздался долгожданный хлопок двери, а квартиру заполнила тишина, нарушаемая редким цоканьем капель о металлическую раковину, Ирвин выдохнул. Схватил оставленный гостем флакон и вылил содержимое в рот, проглотил и почувствовал себя почти по-настоящему живым. Почти свободным.

Глава 6

— Почему мой кабинет занят? — Элоиза не видела лица Эллиота, но готова была поклясться, что мужчина закатил глаза с такой силой, что при желании мог бы рассмотреть свои зубы мудрости.

Она снова провела беспокойную ночь, болтаясь между сном и явью, а когда за окном забрезжил рассвет, решила немного поработать. Хоть Летиция и освободила ее от работы в лаборатории, рутина успокаивала. Перебирать ингредиенты, разрабатывать новые формулы — Элоиза была сильна в этом, и даже находила извращенное удовольствие в том, чтобы наслаивать свойства компонентов друг на друга, пока не получится нужный результат. Так некоторые люди успокаивались, вышивая крестиком, в то время как другие рисковали выколоть иглой глаз или ненароком убить соседа-вышивальщика.

Эллиот замер, будто размышлял, стоит ли одаривать девушку — по его мнению, зазнавшуюся выскочку — своим концентрированным вниманием, но все-таки развернулся. Смерил Элль снисходительным взглядом и жалостливо поджал губы.

— Госпожа Верс приказала освободить тебя от работы и любыми способами пресекать твои попытки заняться ею. Хочет, чтобы ты приберегла силы для чего-то очень важного. Советую прислушаться к ее пожеланиям, если не хочешь, чтобы я поделился этой маленькой сплетней с остальными девочками.

Выразительный взмах светлых ресниц красноречиво поставил точку. Элль поджала губы, изо всех сил сдерживая желание поспорить. Целитель же улыбнулся, упиваясь ее беспомощностью перед его железобетонным «нет», а потом, выдержав небольшую паузу, потрепал девушку по плечу.

— Если тебе так хочется чем-то себя занять, то можешь помочь в храме. А потом сходи… Ну, не знаю. Попей кофе на набережной, посмотри, купи модный журнал, посмотри, в чем ходят в этом сезоне. А то выглядишь, как…

— Как служительница храма, — парировала Элль, стряхивая его руку.

— Кстати, — окликнул ее Эллиот, когда она уже направилась в сторону храмовой части. — Что за молодого человека к тебе приставил доблестный капитан Ган? Летиция сказала, что он жутко хорош собой.

— Наверное, — пожала плечами Элль. — Понятия не имею, каких парней сегодня считают привлекательными.

Она с тоской оглядела лабораторию, где во всю кипела работа. Женщины и девушки разговаривали, обменивались папками с записями и наблюдениями, парочками выходили на перекур во внутренний двор. Элоиза так и стояла в коридоре, чувствуя себя призраком. Вот, ее отрезали от занятия, которое делало ее существование хоть сколько-то выносимым в промежутках между беспокойным сном, штудированием книг и беготней по заданиям Летиции, а жизнь не остановилась. Лаборатория продолжала работать также неумолимо и задорно, как огонь в лампах разгорался после того, как его потревожит порыв ветра. Из рук в руки кочевали папки с ее заметками, их передавали в разные кабинеты, перераспределяя ее наработки, ее идеи: духи, крема, помады, съедобные драже. Взглянув на записи, работницы лаборатории качали головами, усмехались, переглядывались, но никто не пытался найти взглядом Элль. Словно ее и не существовало никогда.

Стало тошно. Как при звуке слов: «Прости, дело не в тебе». Элль мазнула ладонью по лицу, стирая жжение, наполнившее глаза, натянула пониже капюшон и быстрым чеканным шагом направилась в храмовую часть.

Несмотря на ранний час, там уже разложили подушки, чтобы все желающие могли устроиться поудобнее и, в попытках разглядеть лик Рошанны под вуалью, отпускали свои горести.

Несколько служительниц в таких же низко надвинутых капюшонах меняли свечи в подвесных лампадах. Доставали огарки, вставляли промасленные деревянные лучины и заливали их еще теплым пахучим воском. Элль достала из ящика на стеллаже коробочку с благовониями и принялась пополнять запасы возле входа.

Летиция беспокоилась о душах своих подопечных и чередовала их смены в лаборатории со службами в храме. Везде соломку подстилала и себе, и им.

Первые посетители храма, сидевшие в первом ряду, напевали молитвы, кто-то просто мычал себе под нос и покачивался из стороны в сторону. Получалось бодро и почти не скорбно. Наверное, этим Рошанна особенно нравилась Элль из всех Дремлющих Богов. Она не сдавалась. Не опускала руки. Она со страстью на грани ярости стремилась изменить мир вокруг себя, нарушая старые законы, не мирилась с последствиями, а стремилась исправить ошибки. В этом было что-то вдохновляющее, не дающее преисполниться жалости к себе и опустить руки, ведь Рошанна этого не сделала. Также не сдались и взращенные ею алхимики, пережили Чистки, пережили несправедливость.

«Так отчего же ты жалеешь себя?» — насмешливо поинтересовался внутренний голос, который Элль тут же поспешила заткнуть. С гулким постукиванием конусы благовоний перекатились в розовую плетеную корзину. В носу зачесалось от пыльного запаха сушеных розовых лепестков.

Элль зажала нос и сделала несколько размеренных вдохов через рот. На долю секунды это помогло, но в следующее мгновение зуд снова стал невыносимым. Она судорожно глотнула воздуха, все тело напряглось, и вдруг… каждая мышца расслабилась, а легкие наполнил тонкий аромат мяты. Элль повернулась на запах и увидела еще одну служительницу, протягивающую ей надушенный платок.

— Держи, — без капли насмешки сказала девушка. Из-под серого капюшона виднелись пряди светлых волос. Голос у служительницы был совсем юный, а по пропорциям тела ее и вовсе можно было принять за ребенка. Мантия была подогнана кое-как, сзади подол волочился по полу и, судя по пятнам и заломам, девушка сама неоднократно наступала на него.

— Спасибо, — Элль приняла платок и приложила его к лицу. Кожу защипало мелкими вспышками магии, и желание чихать полностью отступило. Девушка с удивлением убрала мягкую ткань, узнавая собственную формулу, но не почерк, который воспроизвел ее.

— Я знаю, что это твоя наработка, из архива, — тепло поделилась ее спасительница. — Она очень помогает в межсезонье. Я постоянно хочу чихать, как только начинают цвести деревья. Спасибо.