Осень пришла как-то особенно внезапно. По крайней мере Грэм вообще никак не ожидал холодов в здешних местах. Но осень есть осень. Всепроникающая сырость, тяжелое серое небо над головой и ни единого лучика солнца. И это почти самый юг Империи, ха! Вот стоило ради такой скверной погоды менять родной север, с трескучими морозами и искрящимся белым снегом, ради грязной, булькающей мешанины под ногами, по щиколотку проваливаясь в бесчисленные лужи?
Впрочем, Грэм просто привередничал. В юго-восточный корпус его перевели всего пару недель назад, а с тех пор, как стражник доехал сюда, и вовсе чуть больше седмицы минуло. Не успел пообвыкнуться, расслабленно нежась под теплыми лучами солнца, как на тебе – зарядили такие дожди, а дороги в низинах скрывал такой густой туман, что в городских стенах чувствуешь себя, как на болоте. Разве что кваканья лягушек для полного погружения не хватает.
Из-за сырости город опустел. И без того немноголюдный, сейчас и вовсе будто вымер. Вроде и ветра нет, и не холодно еще, особенно в сравнении с привычными Грэму северными морозами, но как-то зябко и неуютно. И ни души вокруг, особенно в ночные дежурства. С наступлением темноты народ по старой памяти предпочитал не высовываться на улицу — помнил, как опасна непроглядная тьма, способная скрыть от глаз притаившегося во мгле врага. Помнил, и вряд ли однажды забудет.
По меркам Империи, Калем был эдаким середнячком, который уже никогда не вырастет. Места, конечно, плодородные – и солнца летом вдоволь, и дождей, но близость к восточной границе пугала, пугает и будет пугать. Особенно после войны.
Два года уже прошло с победы, а павший едва ли не в первые дни вторжения город всё никак не возвращался к прежней, мирной жизни. Калему ещё повезло – его просто утопили в крови, вырезав всё живое в округе за две луны. А не выжгли магией под корень, как три соседних, вставших на пути безжалостных захватчиков. Там и восстанавливать ничего смысла нет – земля мертва на много веков вперед.
А вот восточный форпост император желал возродить во что бы то ни стало, не жаления ни денег, ни человеческих ресурсов. Пока на изломе лета светило солнце, улицы бурлили строителями, кровельщиками, малярами, почти с нуля отстраивающими Калем из небытия. Но уже третий день городские улицы были девственно пусты, хоть какое-то оживление было только в казармах – очередном явном напоминании прошлого.
Войска, запечатавшие границу после окончания войны, давно ушли, остались единицы солдат, которым некуда возвращаться, да городская стража, к коей теперь относился и сам Грэм. И стражников в городе было, пожалуй, даже больше, чем местных жителей.
Парень шумно выдохнул облачко пара, сунув руки в карманы казенного бушлата. Его смена на сегодня закончилась, но в казармы идти желания не было никакого, за неделю они ему уже приелись, как и безликий город. По сути, всю неделю он только и делал, что бродил туда-сюда, меняя одно серое окружение на другое, что шило на мыло. Вот только кроме казарм и ходить в Калеме особо некуда и не к кому – мирного населения раз, два и обчёлся, а сослуживцев Грэм пока сторонился, припоминая неприятные «дедовские» замашки старожил на прежнем месте.
Наверное, он бы всё же прямиком направился в казармы – там, по крайней мере, не так промозгло, хотя и немногим теплее,чем на улице, – но его нагнал напарник по смене, с которым они распрощались возле городской управы. Шаги позади Грэм слышал довольно давно, преследователь и не думал скрываться, но пока его не окликнули даже не оборачивался, прекрасно определяя на слух уже знакомую походку Мариса.
– Чего тебе, Лис? – немного устало бросил Грэм, понимая, что грубить нечего, но и особой радости не испытывая. Напарник ему не нравился. Лисья морда она лисья морда и есть, прозвище, само собой ставшее для всех именем, было дано не зря – хитрый, опасный, настоящий хищник, хотя и прикидывается свойским парнем.
– Да ты чего, дружище? Не рад компании? – Лис ухватил гораздо более крупного стражника за плечи, ненароком отводя куда-то в сторону. – Ну-ну, северная принцесса, хватит буравить меня своим ледяным взглядом! Знаю я тебя – внешне весь из себя строгий вояка, но внутри-то такой же, как мы, шалопай и разгильдяй, да и кто в нашем возрасте ведет себя иначе, а? Давай, вливайся в компанию. Пойдем, выпьем, поболтаем, а то без пары глотков горячего эля в этом южном болоте можно душу богам отдать.
Грэм молчал, не соглашаясь, но и не отказывая. Лис вызывал у стражника раздражение, хотя он сам и не мог понять, чем именно. Вроде, парень как парень – компанейский, улыбчивый. Разговорчивый, опять-таки. Грэму всегда нравились хорошие рассказчики и интересные истории. Но Лис… чувствовалась в нем какая-то гнильца. Хотя, Грэму на чужой земле везде мерещилась опасность – демонический дух так просто за пару лет не перебить, а уж демоны то по этим землям изрядно потоптались.
Лис отвел его в местную таверну. Кажется, единственную на весь город, да большего и не надо. Там было тепло, уютно и вкусно пахло, и тревога в сердце немного отпустила. Да и сразу стало ясно, куда запропастились все местные – собрались здесь.
Напарники присели за слегка расшатанный круглый стол на троих-четверых от силы. Гигантские столы в половину зала уже занимали постояльцы, вклиниваться меж которых в чужую компанию у стражников не было никакого желания. Грэм с интересом озирался по сторонам, а Лис с нескрываемой усмешкой наблюдал за ним: как новенький задержал взгляд на подсвечниках-черепах по соседству с приличной связкой чеснока, как с удивлением оглядывал многочисленных посетителей, увешанных оружием по самую макушку. Местные явно отличались от приезжих – настороженный взгляд, который Грэм привык видеть на лицах редких прохожих, не менялся даже здесь, в тепле, под защитой городских стен и в окружении приятелей.
По-хорошему, Грэм должен был написать рапорт начальству, в Столицу. Но не написал. Хотя повод имелся – два года в таверне прислуживает демон, а город, уничтоженный этими самыми демонами, сидит и не чешется. Как и местная стража, регулярно захаживающая в данное заведение.
Демон, конечно, в ошейнике, не буйный, да и девушка к тому же, а в бою у них всегда участвовали только мужчины, устрашающие в своей полной амуниции, с магическими вихрями и в частичной трансформации – с когтями, клыками и тому подобными деталями, которые запугивают ещё на подходе, издали, даже без прямого столкновения врукопашную. Но ведь демон есть демон, не человек – он не знает ни жалости, ни страха, ни боли.
Однако, Грэм молчал, в душе борясь сам с собой. Становиться крайним не хотелось, как и задавать наводящие вопросы, несмотря на долг, вбитый в подкорку во время обучения. А ведь он натаскан на вражеских шпионов, знал о демонах всё, что вообще знают люди... Но этого «всего» казалось недостаточно сейчас, когда эта рыжая мельтешила между столами, столь непохожая на тех, кого его учили убивать и ненавидеть за одно только существование на белом свете.
Грэм скрипнул зубами, через силу делая очередной глоток пива. Скоро из ушей польётся, а голова даже не захмелела – пустая и гулкая, как котёл. Что он вообще тут забыл? Второй день после смены приходил в таверну, садясь за отдаленный столик и растягивая пару бокалов эля добрых два-три часа. Пил совершенно без удовольствия. А вчера и вовсе пришел с утра, после ночной смены. Глаза слипались, в голове шумело, а он сидел и сидел, буравя взглядом золотистую макушку, резво возникающую то тут, то там. И почему первый раз эта девица-демон показалась ему медлительной? Нет, она была удивительно скупа на движения, но каждый шаг, поворот, кивок был преисполнен такой грации, которой трудно ожидать от рабыни.
И лицо. Случайно поймав его взглядом, он долго не мог оторвать глаз, всякий раз удивляясь. Не красоте, нет – настроению. Ни грамма злости, ни тени ненависти – как такое может быть? Единственное, что он видел – равнодушие. Полнейшее равнодушие, плескавшееся в глубине удивительно ярких зеленых глаз. Грэм, наконец, вспомнил, как называется их цвет. Изумрудный, как драгоценный камень. Видел однажды, когда на их смотр заглядывал император. В его короне был точно такого же цвета камень размером с крупный орех. Но глаза девушки сияли даже ярче драгоценностей.
Хотя, красоте он тоже удивлялся. Очень уж она была… человечной. Демоны, которые выходили на поле боя, были больше похожи на животных – дикие, ощетинившиеся клыками, тяжело дышащие. Вокруг них всё бурлило, кипело и рвалось на части. Не только и не столько от магии, сколько от темперамента и внутренней силы. А эта девушка... когда она прикрывала глаза, в ней и демоническая природа почти не ощущалась. Грэм чувствовал лишь волны спокойствия и отрешенности. Словно все её мысли и чувства где-то далеко, а здесь, перед всеми – пустая оболочка.
Грэм притянул эту идею к себе. О магии демонов он знал мало, ничтожно мало. Магом он не был, просто чувствующим, да и хорошим воином себя бы не назвал. Клинком владел, и ладно. Стреляет тоже сносно – на зачет хватило. Но интуиция... Это то, что отличало его ото всех, то, что позволило деревенскому парнишке поступить в Императорскую стражу. Частенько он выигрывал не за счет силы, а за счет того, что находил более удобное для себя решение, положившись на интуицию. В данном случае интуиция ему подсказывала, что там, внутри у этой девушки что-то гораздо большее, чем видится снаружи. А поддержание иллюзии спокойствия и покорности дорогого ей стоит.
Грэм решительно поставил недопитый стакан на стол, поднялся, бросив в отозвавшееся звоном медное блюдце пару монет. На ходу накинул бушлат, будто нечаянно задев рукой проходящую мимо разносчицу. Девушка пошатнулась, с видимым трудом удержав в руках тяжелый поднос, недоуменно распахнула свои зеленые глазищи, на мгновение встретившись в ним взглядом, но ничего не сказала – склонила голову в жесте прощания и удалилась. Грэм вышел на крыльцо, постоял пару минут и направился в казармы – ночь почти опустилась на Калем, а идти ему аж за городские ворота, куда редкие светящиеся окошки уже не достают.
По пути он старался не думать о том, как всё внутри перевернулось от пронзившего его взгляда, но глупое сердце заходилось бешеным стуком, а перед глазами не желало исчезать бледное точеное девичье лицо, словно отпечатавшись в самой глубине души нестираемым оттиском.
***
Так шли дни. За осенью незаметно подкралась зима – короткая, меньше месяца, но снежная. Сошли талые вешние воды, и солнце пригрело совсем по-летнему. В родной деревне Грэма такое солнце было в самое-самое лето, на изломе, а здесь – всего через пару-тройку недель после отступившего снега.
Светловолосый, светлоглазый и светлокожий, как почти все северяне, он загорел с самыми первыми лучами. Раньше загорали только лоб и нос, и то в детстве, когда с мальчишками частенько бегали на реку, а сейчас всё лицо разом потемнело. Грэм удивленно рассматривал своё отражение, не узнавая. Загар лишь слегка подчеркнул мелкие морщинки в уголках глаз, но в целом сделал его старше. Обычно добродушные голубые глаза на контрасте с загорелым лицом выглядели холодными и колючими. Он сам поразился своему взгляду – как душу выворачивает. Пожалуй, это было на руку – наконец-то на него перестанут смотреть, как на мальчишку, невесть как получившего знаки отличия.
Город понемногу ожил. Людей не прибавилось, но хотя бы улицы не пустовали. Стучали молотки, пахло краской и олифой. Город отстраивали – малоэтажно, в дереве, как в старину, но хоть что-то. Такой город уже можно было защищать – не голые стены, к тому же с прорехами – строители в паре с двумя командировочными столичными магами только начали укрепление городских стен.