Осколки между мирами

Глава 1. Вечер, который изменил всё

Алина вернулась домой поздно. Каблуки гулко стучали по лестнице, а в голове звенело от усталости. Дверь квартиры встретила её тишиной — слишком громкой, слишком привычной.

Когда-то она боялась одиночества. Теперь оно стало рутиной — как налоги, как серые будни.

Квартира была слишком просторной для одного человека. На кухне — две чашки, но вторую давно никто не брал в руки. В шкафу висело платье, купленное «для выхода», но оно так и не покинуло вешалку. На пальце — тонкий след от кольца, которое она сняла больше года назад.

Её брак не закончился бурей. Не было ни измен, ни скандалов. Он умер тихо — как лампочка, которая просто перестаёт гореть. Сначала они меньше говорили, потом меньше смеялись, а потом перестали замечать друг друга. Когда он ушёл, она не плакала. Только поставила на полку ещё одну чашку — «на всякий случай». С тех пор вторая чашка пылилась рядом с первой.

На столе лежала папка с отчётами. Красный стикер «срочно» уже держался на честном слове. В телефоне мигали уведомления, но никто по-настоящему её не ждал. Она могла пропасть на сутки — и никто бы не забил тревогу.

Алина включила торшер в коридоре — мягкий свет разлил золотое пятно по стене. В холодильнике нашлась только половина лимона, банка оливок и бутылка белого вина. Она достала её и усмехнулась: «На праздник. Ну вот, дождалась».

Налив бокал, она прошла в ванную. Дверь оставила открытой — привычка жить одной. Свет торшера из коридора пробивался внутрь, ложился бликами на плитку.

Она поставила бокал на край раковины, включила душ и зашла под горячие струи.
Вода хлестала по коже, и на миг казалось, что она смывает весь день — цифры, отчёты, бесконечные «надо». Но стоило закрыть глаза, как в голове снова зашумело.

Она думала о том, как давно ничего не ждала. Ни звонков, ни поездок, ни даже утреннего пробуждения. Каждый день был как копия вчерашнего. Работа - домой - сон. Иногда вино, чтобы забыть, иногда кофе, чтобы проснуться, но чаще — пустота.

Когда-то она мечтала о другом. О маленькой квартире с видом на парк, о путешествиях, о семье, где всегда будет шумно. Теперь у неё была тишина, которая жала сильнее любых стен.
В такие вечера Алина ловила себя на том, что разговаривает с пустыми комнатами. Просто чтобы услышать звук собственного голоса.

Горячая вода текла по телу, но холод внутри не уходил. Она провела пальцем по тонкому следу на безымянном — кожа там была бледнее.
«Зачем я вообще держусь? Для кого?» — мелькнула мысль, и тут же растворилась в шуме воды.

Она выключила душ и села на край ванны. Капли скатывались по ключицам. В зеркале, запотевшем от пара, отражение выглядело мягче, почти чужим.

— Завтра, — шепнула она. — Завтра всё доделаю. Завтра начну бегать. Завтра…

Слова растворялись, как и тяжёлый день.

Она провела ладонью по стеклу. Отражение проступило яснее — та же ванная, та же женщина с мокрыми волосами. Но в глубине зеркала что-то дрогнуло. Тень. Не от лампочки.

Сердце ускорило шаг.

Она наклонилась ближе и снова провела рукой. Стекло было холодным, но не гладким — будто под тонкой коркой пара скрывалась вода. Внутри отражения появилась чёрная трещина.

— Хватит, — пробормотала Алина, но зеркало жило своей жизнью.

На поверхности проступил знак — тёмный, словно чернила. Не буква, не цифра. Чужой символ, и всё же тело отозвалось мурашками, будто это было её имя.

Алина поднялась и сделала шаг назад — упёрлась бедром в холодный край стиральной машины.

Трещина раскрылась шире, превращаясь в овальный проём. Из него тянуло сыростью и железом. Воздух стал плотным, будто в комнате появился кто-то ещё.

Она могла убежать. Закрыть глаза, выйти, налить ещё вина и забыть. Но вместо этого шагнула ближе. Любопытство оказалось сильнее страха.

Рука коснулась зеркала. Под пальцами не было стекла — только густая, тёплая вода. Тяга усилилась, и шёпот коснулся её кожи, словно дыхание.

Она думала: «Если отпущу сейчас — всё исчезнет». Но внутри знала: нет, это не сон.

Алина шагнула обеими ногами в проём.

Не было падения. Было ощущение, будто её тянет сквозь сон: без верха, без дна. В ушах звенело, и в этом звоне раздалось чужое слово. Непонятное, не человеческое, но такое, что вонзилось в неё, как будто всегда жило там.

Жар пробежал по коже. И то, что дремало в глубине её души долгие годы, подняло голову.

…

Она очнулась на холодной земле. Колени утонули в сырой листве, пахло грибами и ночным лесом. Над головой тянулось тёмное небо с рваными облаками, вдали горели огни.

Алина попыталась подняться, прикрыла грудь руками — голая, уязвимая, но живая.

И тут рядом треснула ветка. Она подняла взгляд и встретилась с глазами. Чужими.

Из тьмы вышел мужчина в чёрном капюшоне, с кольцом в ухе и рукой на рукояти ножа. Его взгляд скользнул по ней быстро, без стеснения.

— Непомеченная, — сказал он.

Из леса вышли ещё двое — один с сетью, другой с цепью. На висках у них светились татуировки, похожие на те самые знаки.

Алина сжала кулаки. Страх пришёл вовремя, но вместе с ним поднялось другое чувство. Глухое, древнее, сильное.

— Не подходите, — сказала она.

Мужчины шагнули ближе. Сеть блеснула узлами.

Она повторила — и в горле сорвалось Слово. Чужое, резкое, обжигающее воздух.

Пламя ближайшего факела вытянулось и рухнуло на одного из них. Те отступили.

Трое против неё одной. Но на миг Алина почувствовала: несправедливо здесь было не для неё — для них.

Потому что за её спиной кто-то расправил крылья.

Глава 2. В мире без контракта

За её спиной расправились крылья.

Алина не видела их, но чувствовала: воздух стал вязким, будто вода; звуки стихли; тьма сгустилась до живого присутствия. Трое мужчин напротив застыли, как зверьё на грани броска. Один — с сетью — машинально отступил, второй, постарше, с цепью, хрипло сказал:

— Иллюзия.

Но голос дрогнул.

Она вжалась спиной в шершавый ствол. Кора царапала кожу, холод поднимался по позвоночнику, и при этом плечи будто наливались жаром — так, словно невидимое, тяжёлое распахивалось за лопатками, занимая всё пространство за её спиной.

— Непомеченная, — произнёс третий, тот, что с кольцом в ухе. Сказал не громко, но так, чтобы двое его услышали и послушались. — С силой. Такого не бывает.

Его взгляд был не мужским — не похоть и не жалость. Он смотрел как торговец на редкий товар: спокойно, жадно, прицельно. Алина стиснула челюсти. Секунда — и сеть взвилась.

Шершавые узлы хлестнули по плечам, липкая верёвка сомкнулась и потянула вниз. Грудь перехватило. Она дёрнулась — верёвка скользнула по коже и обожгла. Кто-то рванул сеть за узел, и Алина, потеряв равновесие, ударилась боком о ствол, захрипела.

— Держи! — крикнул тот, что помоложе. — Свежая! Ещё не поняла, где оказалась!

— Хоть прикройте её, — холодно бросил мужчина с кольцом. — Лишнее внимание нам не к чему.

Тот, что держал сеть, стянул со спины грубый, вонючий плащ и швырнул ей под ноги. Ткань пахла дымом, мокрой шкурой и чем-то звериным. Алина подцепила край, натянула на плечи — плащ прилип к влажной коже. И всё равно было мерзко — не от холода, от унижения.

— Я не вещь! — сорвалось у неё. Голос рванулся слишком высоко, как у того, кому больно.

— Пока нет, — хмыкнул второй, с цепью. — Но это поправимо. На рынке за таких платят, если выживут ритуал.

Слов «рынок» и «ритуал» она не поняла, но интонацию — поняла прекрасно. Та, от которой внутри скрипит.

В груди взвился протест — горячий, нечёткий, как искра под ногтем. Алина открыла рот, даже не решив, что скажет. Звук, вырвавшийся наружу, не был человеческим. Короткий, как удар, острый, как хлыст.

Факел у ближайшего вспыхнул вдвое ярче и разорвался пламенем. Мужчина с сетью заорал, отмахиваясь, сеть осела на землю. Тот, что с цепью, выругался и отпрыгнул, сбивая огонь с рукава. На корах ближайших деревьев тонкие выжженные знаки на миг светились теплее, будто отозвались.

Алина стояла, не веря собственной глотке. Внутри было не пусто — гудело. То самое «что-то», расправившееся за спиной, дышало вместе с ней.

— Ведьма, — прохрипел молодой. — Сжечь её к демонам, пока не заговорила всем горлом!

— Заткнись, — ровно сказал мужчина с кольцом и шагнул ближе. — Она без метки. Без договора. Сила без цены — это… — он искал слово, — …неправильно.

— Что вы со мной сделаете? — спросила Алина, и сама удивилась, что вопрос прозвучал не как мольба, а как вызов.

— Свяжем, — просто. — И отвезём к господам. Там решат, куда тебя. В чашу, в цепь или в постель.

Она не поняла «чашу». Поняла «цепь» и «постель». Поняла по ухмылке. Жар сорвался к горлу.

— Подними её, — бросил старший.

Молодой шагнул, ухватил за запястье — грубо, с привычкой. Алина чисто рефлекторно дёрнула руку. Кожа под его пальцами закипела, и он отпрянул с проклятием, встряхивая ладонь.

— Не трожь голыми руками, идиот, — сухо сказал мужчина с кольцом. — Накинь железо.

Цепь звякнула. Холодное звено захлестнуло Алине запястье, сжалось. От резкого холода свело пальцы. Она втянула воздух — и вместе с ним в груди, как в кузне, взвился жар. Слово — короткое, резаное — само рванулось наружу.

Земля под ногами троих дрогнула, как если бы в глубине хребта провёл кто-то когтём. Между корней выступили тонкие, тёмные линии, складываясь в узор. Символы вспыхнули и тут же погасли. Цепь на её руке раскалилась и со звоном соскользнула, оставив на коже красный след.

Молодой заорал, схватившись за ладони. Второй резко отступил. Даже тот, что с кольцом, на мгновение поднял брови.

— Такого не бывает, — тихо сказал он, но без паники — с холодным интересом. — Без договора — и с ключами. Кто тебя позвал?

«Кто тебя позвал?» Эхо ударило странно — как будто вопрос был не к ней. Алина сжала плащ на груди и впервые отчётливо почувствовала: лес слушает. Слишком тихо для обычного леса. Слишком внимательно.

Сбоку, на уровне глаз, заметила на коре круг с насечками — метка, как шрам. Её не было мгновение назад. Теперь она — была. И пульсировала в такт её собственному сердцу.

— Замолчали, — прошипел молодой, зло отдуваясь. — Дай сеть, я ей рот…

— Ты рот себе закрой, — отрезал мужчина с кольцом и не обернулся. — Ты уже наделал дыма достаточно. Под страх и кровь они сходятся лучше. А нам нужна она — целая.

— Для рынка? — не удержался старший.

— Для господ, — холодно. — Не дурак. Контракт без метки — это либо ошибка, либо работа у кого-то очень высокого. Не наша.

Слова не складывались в систему, но выстраивали вокруг Алины очертания другого мира: «контракт», «метка», «рынок», «господа». Как чужой язык, смысл которого чувствуешь кожей. Её передёрнуло. Ещё вчера она сидела в ванной, держала бокал и чувствовала, как день растворяется. Сегодня — сеть, цепь, чужие голоса, в которых она — добыча, цена, инструмент.

— Поднимай, — велел мужчина с кольцом, голосом — без эмоций, как клинок.

Молодой, зло прищурившись, вновь шагнул и рванул сеть — резко, так что узлы резанули по голеням. Другой поднял нож — короткий, широкий, как у мясников.

Алина почувствовала, как по горлу поднимается крик. Но кричать не стала. Вместо этого вдохнула — медленно, так, как учатся те, кто боится потерять контроль, — и вместе с воздухом в груди снова распахнулось. Крылья, чужое дыхание. Она не знала, что делает, но знала — не уступит.

— Не подходите, — сказала она. На этот раз голос был низким. Чужой. Её же.

Они шагнули.