Осколки на снегу. Игра на выживание

Глава 1

Утром, 1-го золотеня, в первый день нового года в вольном городе Межреченске, на окраине, возле заброшенного склада купцов Бахрушиных, у одноименного шоссе, случайным прохожим было обнаружено тело мужчины с признаками насильственной смерти. По непроверенным слухам, убиенный является бароном Винтеррайдером, служащим детского дома для беспризорных детей. Косвенно этот факт подтверждается тем, что на место происшествия выехал лично полицмейстер.

Столичный листок, вечерний выпуск, рубрика «Криминальные новости», первый день золотеня

В сводке криминальных новостей газеты «Столичный листок» была размещена информация о гражданине бароне Вольфраме Винтеррайдере, в коей его объявили убиенным. Обращаю ваше внимание, что указанное утверждение не соответствуют действительности. Следствие не располагает данными, позволяющими однозначно идентифицировать умершего.

Из срочного заявления полицмейстера вольного города Межреченск Прокопия Баранова, Столичный листок, утренний выпуск, второй день золотеня

Президиум совета вольного города Межреченска выражает искренние соболезнования родным и близким в связи с кончиной барона Вольфрама Винтеррайдера, безвременно ушедшего от нас из-за сердечного приступа. Светлая память об этом человеке навсегда останется в сердцах людей, которые его знали.Вместе с ними мы разделяем боль и горечь утраты…

Столичный листок, вечерний выпуск, третий день золотеня

… Стена была сера и уныла, а дверь желта и тоже как будто сера. Когда-то – лет сто назад – коридор этот тоскливый ровно красили серо-голубой краской и вкупе с белоснежными дверьми было здесь строго и благородно, как и положено быть в Присутственном месте. Ныне же Присутственное место не уважение к властям внушало, а бесконечную тоску. Да еще муха билась об пыльное стекло и жужжала уныло и назойливо: зря, зря, зря, все зря, зря, зря …

Волфганг моргнул. Он ли не Винтеррайдер? Признаться, спесь эту, когда-то привычную, давненько из него повыбили. Да и сейчас судейские чиновники смотрели сквозь него: барон Волфганг Винтеррайдер – брат убиенного Вольфрама Винтеррайдера? За дверью обождите, мы вас позовем.

Волфганг и сидел упорно под этими дверями, втайне жалея, что не работают старые батюшкины связи. Какое нелогичное чувство, однако. Но и судейские вели себя так, словно он, Ганг Винтеррайдер, снова пятнадцатилетний баронет, при виде которого знакомые переходят на другую сторону улицы.

Да, как батюшка впал в немилость при старом императоре, так все связи разом и оборвались. И ладно оборвались, но ведь нет, старые «друзья» дружно кинулись интриговать против прославленного воина и исследователя, так, как будто не ели и не пили на знаменитых балах и приемах в Третьем Замке, не занимали денег, забывая отдать, не жили в гостевых месяцами, как у себя дома.

В одночасье из богатого наследника, юного беззаботного студента, завидного жениха Ганг превратился в изгоя. Шепотки за спиной оказались еще хуже чужой лести, от которой когда-то и собственные губы казались липкими.

– Ты не привык еще, – посмеивался Вольфрам. Да, в тот год Ганг только начал вести светскую жизнь – первый сезон… Взволнованные дебютантки в нежных платьях, юные кавалеры в белых кителях, запах духов, тонкие перчатки, – как это было давно, как будто не с ним.

Втайне он мечтал быть самым блестящим кавалером на том, своем единственном, имперском балу. Вслух, горячась, доказывал Фраму, что хочет обычной жизнью жить, без лести и придворных обычаев, без золотой бляхи высокого рода, перед которой любой бы судейский стоял навытяжку и нынче.

Не стало золотой бляхи высокого рода. И, оказалось, что без бляхи да в опале жить в Империи никак невместно. А Ганг и не жил.

***

Судейский – легок на помине – встал перед надоедливым посетителем, и, задумчиво разглядывая муху, сказал:

– Бумаги будут готовы только завтра. Начальства нет, подписывать некому.

– Вчера, помнится, тоже никого не было, – Ганг поднялся легко и судейский с досадой подумал, что он в эти же годы такой легкостью в движениях похвастаться не может. Вслух же сказал:

– Начальство нам не докладывает. Завтра приходите.

Барон Винтеррайдер смотрел на судейского сверху и вряд ли узнавал студента нижней группы. Ну да, золотая молодежь, где ж им помнить простых смертных. Выдержав паузу, судейский выдохнул с неприязнью, которую не пытался скрыть:

– Вечером приходите. Не надо здесь сидеть весь день.

– Бумага, как понимаю, будет об отказе, – медленно произнес барон.

Чиновник пожал плечами и выразительно посмотрел в сторону выхода.

***

Солнце светило так, что, если бы не редкие желтые листья на еще зеленых кленах, Волфганг решил бы, что в империю пришла весна. Но нет, налетевший ветерок царапнул шею и Винтеррайдер поднял воротник куртки – хорошей дорогой куртки неприметного болотного цвета. Судейский тоскливо подумал, что ему такую мягкую текучую замшу никогда не носить и, зло дернув уголком рта, вернулся в кабинет.

Взгляд – зудящий, завистливый – пропал и барон оглянулся: длинное, облупленное здание присутствия снаружи было еще хуже, чем внутри.

– Они меня ненавидят, – устало подумал Ганг. – Как Фрам вообще жил с этими людьми?

***

В ту ночь, последнюю ночь Ганга в Империи, они не ложились. Казначейские в большой зале описывали богатства Летнего дворца, офицеры стражи толкались там же… то ли не могли своему любопытству отказать, то ли приказ был не строгий. Никто не тревожит баронов Винтеррайдеров, что взлетели высоко, а упали так низко. Впрочем, нет, вернулись туда, откуда взлетели, что было своего рода везением.

Император милостиво оставил семье родовой замок на севере Империи. Хотя… родовой замок Винтеррайдеров – Оплот – возвышался на границе Империи за тысячу лет до старого императора. Винтеррайдеры – хранители севера. Ледяные Лорды договор заключали с именно с первым известным истории Винтеррайдером. Оплот тронуть не посмели. Его объявили тюрьмой для бывшего «друга короля» Винзенза Винтеррайдера.

Глава 2

Величие «Оплота Севера» заставляет восхищаться его стенами невероятной толщины и сегодня. Замок построен на природной горе, к которой трудно подступиться даже в наше время беспрецедентного развития науки и техники. Оплот может очень долго держать оборону от врага. Непростая фортификационная архитектура и источники чистой воды позволяют крепости выдерживать любую по длительности осаду. В древности замок полностью перекрывал дорогу из Скучных земель в населенную часть Империи. Эта древняя крепость имеет огромную площадь и считается пограничной. При крепости постоянно находится военный гарнизон, который содержат бароны Винтеррайдеры.

Из дневника путешественника Изольда Карловича Мора

Народное правительство обеспокоено количеством безнадзорных сирот, кои сами вынуждены добывать себе пропитание, не смотря на малый возраст. Как нам стало известно, на днях будет подписан декрет, учреждающий специальную организацию, а именно «Совет по спасению детей». Перед «Советом» будет поставлена простая задача: в течение года создать несколько десятков детских приютов со школами при них, где дети будут получать необходимую еду, кров, одежду, а также приличествующее образование. Планируется, что в учреждениях, открытых «Советом», особое внимание будут уделять талантам каждого ребенка.

Столичный листок, 3-й год революции

Барон Винтеррайдер, владеющий огромным замком, известным как «Оплот Севера» обратился к Народному правительству с просьбой. Гражданин барон желает быть полезным своему народу и отдает «Оплот» под детский дом. Гражданин барон уверен, что он так же сможет быть учителем для юных жильцов замка: в свое время барон имел возможность, в отличии от многих, получить самое разностороннее образование. Он охотно поделится своими знаниями. Известно, что представители «Совета по спасению детей» уже выехали с предварительной инспекцией в замок.

Голос народа, 3-й год революции

– Госпожа Антонета Костова, – гаркнул следователь, подкравшись сзади, и Анна проснулась уже на ногах, впопыхах сбив стул с платьем. Грохот разбудил ее окончательно.

Муж неразборчиво выругался, перевернулся на другой бок и снова засопел. Димитриуш имел редкое и, пожалуй, ценное для Анны свойство: его не будили ее кошмары.

Анна нащупала стул, поставила его и оперлась на спинку: сна как не бывало. Хуже того, она знала, что теперь не заснет до утра. Три часа бессонницы даром не пройдут, голова будет тяжёлой и Анне придется снова много курить, прячась от учеников и наставников. Госпожа директор должна всем подавать пример, а за курение молец может и нажаловаться в консисторию... О, так он же уехал. Как хорошо-то!

Нет, все равно надо быть осторожной, а то доказывай потом, что ты не подшухарила. Анна усмехнулась: словечки из беспризорной жизни всплывали внезапно, словно намертво приклеились к ней вместе с дешевым запахом табака в черных страшных подворотнях.

Ах, бабушка бы ужаснулась. Анна прикрыла глаза. Наверно, графиня Паляницина и в страшном сне не могла представить какой будет жизнь единственной внучки.

Хотя порой Анне казалось, что она успела прожить четыре разных и так и не поняла, где настоящая. И кто она сама – Анна?

Но уж точно не Антонета Костова. Антонета нынешняя жила в столичном доме Анниных родителей и прекрасно себя чувствовала, а главное, она смогла доказать, что Антонета именно она.

Анна вздохнула и достала сигарету. Ей все равно не уснуть, и мужа будить не хочется. Сигаретный дым Димитриуш не переносил, Анне же курево помогало думать. Вот только дымить в их “доме” можно было только в одном месте.

Замковая зала, в которой она второй год жила мужней женой была бы велика даже для большой семьи, что же говорить про неё и Димитриуша? Три стрельчатых окна со створками, больше напоминающими ворота в хорошем доме, два камина, россыпь бойниц, потолок, теряющийся в высоте… Анна помнила, как оглядывалась здесь с недоумением, отмечая следы огня на стенах.

– Армейцы несколько – гм – переусердствовали, – сказал Фрам. – Ничего, мы это все уберем.

Он покачался с носка на пятку, разглядывая высокий потолок:

– Вам, дорогие, вполне можно сделать второй этаж, и будет у вас почти коттедж.

Второй ярус был весьма кстати, там всегда было теплее: все бойницы, кроме одной, Анна законопатила. Именно в неё сейчас дохнул северный ветер, унося дым дорогой сигареты, вывезенной с Островов. Фрам не курил, но этого добра у него было в избытке, на десять лет вперед.

Она, Анна, так долго мечтала открыться старику Фраму, что безнадежно опоздала. И теперь ко всем загадкам Анниной жизни добавилась ещё одна: кто и за что убил старика Винтеррайдера и почему власти упорно выдают убийство за сердечный приступ?

Старик Винтеррайдер. Конечно, Фрам прекрасно играл старика, но не был таковым ни по возрасту, ни по духу. Когда он сватал ей Димитриуша, Анна ловила себя на мысли, что при иных раскладах вполне могла стать невестой старшего Винтеррайдера. Два десятка лет разницы – в свете не препятствие. Кажется, у прабабушки так было.

И все же как самозванка доказала своё родство с Костовыми? Анна с тоской вспомнила газетную фотографию самозванки рядом с парадными портретами своих родителей. Да, даже какое-то сходство было. Газетчик взахлеб уверял, что фамильное… Могли ли быть у отца незаконнорожденные дети? Или … не у отца? Или это ее все так же ищут и просто выманивают? Эта мысль пришла в голову еще тогда, когда Анна ту газету в первый раз держала в руках. Даже Димитриуш обратил внимание, что она долго читает.

– Да просто очень сентиментальная история, – улыбнулась она мужу.

– Не замечал в тебе сентиментальности, – усмехнулся он.

Анна рассмеялась грудным переливчатым смехом. Димитриуша было не сложно отвлечь от того, что ему было не нужно знать.

Глава 3

Горючие кристаллы – природные твёрдые тела, состоящие из сложной смеси химических соединений и имеющие твердую структуру, благодаря которой они накапливают и хранят энергию. Кристаллы были известны человечеству с давних пор, но только открытие северных месторождений вписало в историю развития науки и техники новую страницу. Честь этого открытия принадлежит Льву Борисовичу Соцкому…

Из учебника географии для детей и юношества, рекомендовано для имперских школ

Городок Полунощь был основан как рабочий поселок. Во времена прежней Империи предполагалось, что добытчики кристаллов будут временно жить в непосредственной близости от шахт, сменяя друг друга и покидая негостеприимную землю Панциря ради частого отдыха…

Из справки-донесения, писанной для Его Императорского Величества Михаила

Полунощь – северный городок, ничем не примечательный как все новые поселения, кои не успели еще обзавестись собственной историей. Здесь живет около пяти тысяч человек, все они работают на шахтах, где добывают кристаллы. Честно говоря, больше здесь делать нечего. Сами жители называют свой городок поселком, видимо, по старой привычке.

Из дневника путешественника Изольда Карловича Мора

Городок Полунощь, раннее утро

На транспортной платформе никого не было. Лиза оглянулась по сторонам. Никого.

Тихо.

На черном куполе неба огоньками свечей теплятся желтые звезды, а круг огромной луны еле угадывается за набежавшим облаком.

Ни огонька.

Фонари в городке перестали зажигать через неделю после смерти Лизиного отца. Новое руководство шахт распорядилось кристаллы на глупости не тратить, потому как добрые жители по ночам дома сидят, а не по улицам шарохаются.

«Может быть, и самохуд перестал ходить», – в панике Лиза сбежала с платформы и, обогнув, здание вокзала, застыла у черного щита с расписанием. Она знала его наизусть и, сколько себя помнила, на щите всегда была намалевана одна и та же надпись: отправка в пять утра, прибытие в два часа ночи. Несколько раз в год ее обновляли, как водится, белой светящейся краской.

Сейчас же щит был черен, лишь в паре мест слабо мерцали остатки надписи.

– Госпожица, – слабо сказала девушка. Собственный голос показался неуместным в темной пустоте вокзальной площадки. И как ей теперь уехать из Полунощи? Уйти пешком по колее самохуда? Надо было сразу уезжать! Чего она ждала, глупая? Казалось, не было никаких сил на то, чтобы покинуть родной дом навсегда. До самого общепоселкового схода она, Лиза… Нет, нельзя об этом думать сейчас!

…Неужели они отменили самохуд?

В растерянности она поднялась на платформу и бесцельно побрела по дощатому настилу. Сейчас должно быть без четверти пять, в это время самохуд всегда стоял у платформы, принимая пассажиров…

Луч прожектора метнулся по платформе, деревянные столбы, поддерживающие крышу, отбросили длинные тени, и Лиза радостно обернулась на свет: самохуд! – и тут же услышала голоса. Со стороны поселка, несколько растянувшись, шла группа людей – сразу человек пятнадцать. Ну да, примерно столько и вмещает пассажирская кабина.

Скрываясь за столбом, девушка отступила в густую тень, почти прижавшись к бревенчатой стене вокзала: встречаться с земляками ей не хотелось.

Первыми на платформу поднялись двое: мужчина и женщина, и в темноте Лиза не могла угадать: кто это? Из какой семьи?

– Хоть бы у вокзала фонарь горел, – в голосе женщины отчетливо звучали недовольные нотки.

– Экономят, – откликнулся мужчина.

– И сколько тех кристаллов надо? – зло ответила женщина. – Сколько их надо-то, я тебя спрашиваю, Михаэль. Жить здесь, здоровье гробить, и даже кристаллов теперь не будет? Ни свету, ничего? Крошку пожалели, Соцкий не жалел…

– Тише ты, – шикнул тот, кого назвали Михаэлем. – Услышат. Синицыны, вон, сзади идут.

– Раньше ты, помнится, только самого Соцкого боялся, а теперь и до Синицыных дошел, – хмыкнула собеседница. И Лиза удивилась: разве отца кто-то боялся? Такое могло быть?

– Вредная ты баба, Сандра, – беззлобно констатировал Михаэль.

Имена «Михаэль и Сандра» ни о чем не говорили девушке, видимо, они были из тех, кто приехал в поселок уже в правление Михаила, в отличии от Синицыных, которые считались старожилами и жили здесь едва ли не с первого года.

На платформу тем временем поднялись остальные. Среди них выделялась рослая женщина с пайбой*, которую издалека Лиза приняла за мужчину. Вот она точно не поселковая, слишком приметная фигура… Или это Лиза слишком долго не выходила из дома?

Да какая разница? Девушка с тоской оглянулась по сторонам: снежная равнина, вспыхнувшие вдалеке огни заготконторы – рабочий день скоро начнется – мечушийся свет самохуда, который уже подходит к платформе…

Как так получилось? Как получилось, что ее родителей больше нет, а сама Лиза уезжает из поселка, который основал отец – первооткрыватель залежей кристаллов на землях Панцыря… А Лиза уезжает, и даже не потому, что в глаза ей глядит голодная смерть: она не хочет видеть никого из Полунощи. Никого. Никогда.

…В самохуд удалось подняться первой. За мгновение до того, как двери пассажирской кабины распахнулись, Лиза, резко оттолкнувшись от бревенчатой стены, скользнула внутрь салона, просочившись между неизвестной ей Сандрой и стенкой машины. По неписанным правилам поселка, вперед, на сидение с подогревом, возле мотора с кристаллом, садился первый пассажир самохуда. Ему да водителю было ехать вполне комфортно, а остальным как повезет: самые холодные места были в конце кабины. К десятому часу пути зубы пассажиров выбивали чечетку, а ноги превращались в ледышки – никакие унты не спасали.

Глава 4

Холодный Камень – цепь гор, опоясывающая Добрые Земли по их Северному краю. Словно сама природа предупреждает своих детей: не ходите туда.

Из дневника путешественника Изольда Карловича Мора

Вольный город Межреченск гораздо древнее крепости Винтеррайдеров. Поселение существовало еще тогда, когда про баронов никто и слыхом не слыхивал. В основном в Межреченске, которое тогда было деревней, обнесенной тыном, селились беглые холопы, владеющие каким-либо мастерством. Князья из различных уделов предпочитали туда не ходить ни за данью, ни за холопьим обыском: сбежавший считался потерянным имуществом. В те времена эти земли находились под патронатом Ледяных Лордов.

Из справки-донесения, писанной для Его Императорского Величества Михаила

Покинув Присутствие, барон Винтеррайдер направился в собственный дом, который он купил в столице еще во временя узурпаторские. Дом барон не покидал ни в тот день, ни на следующий, и никто к нему не приходил. Вечером того же дня из ремонтных мастерских Машарова вернулась машина представительского класса, на которой барон обычно совершает выезды. Что за нужда случилась у барона и какая поломка была устранена мастерами в настоящее время выясняется. Утром следующего дня Филипп Лер, эконом барона, передал телефонограмму в Присутствие, в которой сообщил, что барон болен. Врача не вызывали, так как у барона живет некто Альберт Бертрам, считающийся личным врачом. Известно, что Бертрам – старый компаньон барона и имеет доли в его предприятиях. Бертрам два раза покидал дом: самолично ходил в аптеку, которая расположена тут же, на улице, через пару кварталов. Там он покупал простудные порошки.

Из донесения агента 8-го отделения службы безопасности Империи

Ганг никогда не считал себя хорошим водителем, но ещё меньше любил доверять руль кому бы то ни было. А потому на машине, которую в простонародье называли «жестянкой Мэг», отправился один.

Эти дешевые машины сотнями тысяч бегали по дорогам Империи и только самому отбитому бандиту пришло бы в голову покушаться на такой транспорт, ну, разве только от отчаяния. Ломались жестянки быстрее, чем ездили, хоть и разгонялись хорошо. Зато тормозили плохо. Народ не долго думал: второе название у «Мэг» было весьма откровенным – смертянка. Но беднота на них все равно ездила.

– Не увлекайся, – скучно сказал Берти. – Хотя бы в селениях делай вид, что твоя «Мэгги», такая же, как все остальные.

Ганг фыркнул. Судейский бы нынче его не узнал в том мещанине, который стоял возле жестянки. Мещанин высморкался в руку. Берти закатил глаза.

– Очень …естественно, – проборматал он.

– А тось, – пробасил мещанин и ехидно прищурился.

– Боже, благослови эту землю, – благословение от Берти всегда выглядело как проклятье.

Помолчали.

Хороший начинался день. Над столицей – ясное небо. Клены зеленеют, солнце ласково золотит их верхушки. Какая-то птаха захлебывается от радости: фью-фью-фью... Фьють!

– Ганг, – начал Берти.

– Я нынче Иван Петрович, кстати, благодаря тебе! И не веди себя как нянька с недорослем, которого первый раз из дому выпускают. Ты – начальник службы безопасности, а не – прости-Госпожица…, – договорить ему не дали.

– Я понятия не имею, что ждать от этих людей, – вспылил Берти. – Я не понимаю, что происходит! Я тут все спалю в этой стране, и дело с концом!

Обычно Альберт был выдержан. Точно так же он вспылил, когда их выкинуло на необитаемый остров в Южном море. В то время Ганг только начинал свое дело и едва ли не разорился подчистую. Не так. Он и Берти тогда чудом уцелели, – двое из всей команды – а ведь чуть не сдохли в том шторме… И сдохли бы, да их выкинуло на остров, отдельно друг от друга.

Когда Берти нашел Ганга он орал точно так же. И Ганг двинул ему в ухо: а нечего… орать на капитана, даже, если он твой друг. Самому было тошно, хоть топись… Снова.

Сейчас занесенную руку перехватили:

– Да все я понимаю, – буркнул Берти обычным голосом. – И не волнуйся, все сделаем. Ты будь осторожен.

– Сегодня предъявите доверенность в Присутствие. Пусть Лер заберет все-таки из бумажку об отказе. Им спокойнее, а значит и нам.

– Заволокитят.

– Как только узнают о моем отъезде, отдадут сразу же: больше смысла в волоките не будет. В общем, ты знаешь, что делать.

Они немного поборолись напоследок и расстались уже вполне весело, по-простецки хлопнув друг друга по плечу.

– Официальное отбытие, – напомнил Ганг.

– Нормально, – кивнул Берти.

– То-то же, – ворчал Ганг, выезжая из неприметного двора на окраине столицы в бесконечную синь утра, которая плескалась над Императорским шоссе. Плечо все еще чувствовало лапу Берти.

… Из столицы почти отновременно отбыли два человека, и если отъезд первого никто не заметил, то про второго писали все газеты.

Мещанин Иван Петрович Сидоров отправился на севера Империи, вполне официально закупаться болотной селедкой и желтой ягодой. Исключительно для личных нужд. Впрочем, мещанин Сидоров никого не интересовал.

Барон Винтеррайдер отбыл на Острова на час позже. Как и положено, на огромном морском лайнере для важных господ. На трапе его ослепили вспышки фотокамер.

Фото «скорбящего брата» на следующий день видела вся бывшая империя. Газетчики расстарались.

А фигляры еще раньше передали донесение куда следует. Уплыл Винтеррайдер и на братца своего покойного наплюнул.

***

… Императорское шоссе было еще пустым, и жестянка резво летела по нему, унося мещанина Сидорова все дальше от столицы. Ганг торопился попасть на Север и прекрасно понимал, что, когда шоссе закончится, ему придется и тише ехать, и осмотрительнее себя вести. А раз так, торопиться надо было уже сейчас.

Глава 5

Серый замок имеет удивительную и печальную историю. Вероятно, в будущем она дождется своего исследователя. Пока с уверенностью можно сказать о том, что Совет вольного города Межреченска, когда-то предложивший Империи тюрьму с таким содержанием, где обязательным условием было отсутствие указаний о сроках заключения, не прогадал и обеспечил работой часть своего населения на несколько веков вперед. Но потомки, кажется, не оценили жест отцов…

Из дневника путешественника Изольда Карловича Мора

Провинциал Саватий завершил шестидневный пастырский визит по Скучным землям, в ходе которого он посетил несколько наименее благополучных поселков. В ходе поездки он затронул ключевые проблемы региона: экономическую нестабильность и вопросы национального примирения.

Голос народа, 3-й год восшествия на престол Его Императоского Величества Михаила

Если бы Лиза знала, как королевское величество оценило их дом в Полунощи, то она бы обиделась. Но Мария-Александра была последним человеком на земле, о котором могла думать девица Соцкая. Неожиданная катастрофа ее плана занимала все мысли девушки.

Барона Винтеррайдера больше не было на этом свете и – это было поистине страшно. И больше всего пугало не то, что ехать не к кому, а то, что неизвестно, кому можно доверять.

После смерти отца все люди казались Лизе подозрительными, и она очень боялась совершить ошибку. Сейчас нужно было остановиться, успокоиться, подумать… Но – где?

Во-первых, из Осинового нужно было уезжать. Новые правила, введенные в Полунощи, подстегивали.

По большому счету ей повезло: посмотри дядя Саша внимательно в проездной, прояви больше рвения в исполнении приказа и… Лиза не смогла бы обвести его вокруг пальца.

– Прости, дядь-Саш, – вполголоса сказала она и оглянулась. Нет, ее никто не слышит. Старику стало бы плохо, узнай он, что вывез Лизу по фальшивому документу.

Ну, почти…

Лиза вздохнула: стыдно… Стыдно было бы признаться, что из отцовского «вездехода» она вытравила его имя и вписала свое. Конечно, подделка была весьма качественной – Лиза старалась! И, если не смотреть документ на свет, то и не заподозришь ничего. Она долго решалась на этот поступок. Это… это так низко.

Но и денег было до смешного мало. Денег…

Лиза фыркнула: надо было учиться рисовать ассигнации! Статья 37-я Уложения о наказаниях уголовных, до 10 лет каторги на рудниках. Да, крепко маменька в нее вбила юридическую науку.

Прости, дядя Саша, но, кажется, Лизина хитрость помогла ей в гораздо большем.

И, если она не ошибается, то из Осинового надо срочно уезжать.

С тяжелым сердцем девушка шла на площадку для дилижансов. Мысли метались, и решение, которое вселило бы спокойствие, не приходило.

Барон умер от сердечного приступа – это естественная смерть. Но… как-то очень вовремя.

Тем более, отец всегда шутил, что Фрам Винтеррайдер на редкость здоровый человек.

Ехать в замок? Но кто может помочь там сейчас?

Почему барон умер в Межреченске? Что он там делал?

Что говорят о смерти барона в вольном городе? Межреченск…Вольный город Межреченск…

Выбора нет. Надо ехать к Саватию.

Но в свете того, что отец успел рассказать про брата Саватия, ныне Провинциала* Скучных земель и настоятеля замка-монастыря Неусыпных братьев, как раз к нему в гости Лизе и не хотелось.

Саватий много лет не напоминал о себе… Первое письмо от него пришло после воцарения Михаила.

А когда–то, когда Империю ломала на части революция, и народники яростно преследовали представителей любого религиозного культа, Саватий прятался в доме Лизиных родителей... Благодаря им, у Полунощи была слава городка, основанного народниками, и, конечно, Саватия там не искали.

То время девушка не помнила и знала исключительно из рассказов: скупых – маминых, озорных и образных – отцовских.

Потом пришла Вторая Директория и Саватий перебрался в столицу: к нему была благосклонна и власть, и публика. Кажется, тогда он начал первый раз собирать братию.

Но народники снова взяли верх, и Саватий опять бежал на Север. Работал помощником отца, прикидывался простым парнем, носил Лизу на руках, а вечерами на кухне, закатав рукава толстого свитера, чистил овощи. Маменька кухонные дела плохо переносила, и нянюшка кашеварить не любила и не умела: помощь Саватия была уместна.

Лиза помнила, как нянюшка сидела на кухне, пристально наблюдая за Саватием. А он, случалось, чудил. Летом в свежее варенье накидал мух, зимой вместо овощей сварил очистки.

Лиза вздохнула, словно наяву увидев тяжелый взгляд Нянюшки и тарелку с супом, которую Саватий поставил перед ней. Сейчас ответная улыбка будущего Провинциала казалась вызывающей. Да, в то время она была еще мала, но чувствовала непонятную натянутость между этими двумя.

– Юродствуешь, значит, – медленно проговорила нянюшка. – Меня не жалко, ребенка пожалей.

– Ребенок будет есть кашу, – со смешком ответил Саватий. – А что не так с супом? Все, как вы любите!

Детская память стерла дальнейшую сцену и сейчас Лизе казалось, что она не помнит что-то безумно важное.

...Но в любом случае, ей – на дилижанс. Не потому, что он дешевле и не потому, что моторы еще не полностью захватили дороги: до замка-монастыря, который возвышался на горе, чуть в стороне от Межреченска, ходят только дилижансы. Похоже, Саватий до сих пор относится к любому техническому прогрессу с большим подозрением. А чудно, что под монастырь он выбрал бывшую тюрьму – когда-то печально известный на всю Империю Серый замок.

– Барышня, купите книжечку, – откуда-то сбоку вывернулся мальчишка лет семи и протянул Лизе тонкую брошюрку в яркой обложке. – Гривенник всего.

– Спасибо, милый, – хотела отказаться Лиза, но увидев в обложку, сморгнула и вгляделась в мальчика. – А где ты взял эту книжку?

Глава 6

Панцирь – земля негостеприимная для людей. Впрочем, выражение это не совсем точное. Чем дальше от Скучных Земель, тем больше льда на Панцире. Странное, заснеженное, безлюдное место, без деревьев и кустов. Но, как в любой пустыне, на панцире, опять же ближе к Скучным Землям, встречаются некие оазисы, которые человек обжил…Какой бы суровой не была погода, жизнь есть везде …

…Замок «Оплот Севера» принадлежит как бы двум мирам: находясь на крайней точке Скучных Земель, он выдвигается вперед, словно врезаясь в Панцирь. Погода здесь обманчивая и не постоянная. Свой суровый нрав она может показать среди лета, засыпав все снегом, а может и в октябре баловать местных жителей солнцем и дождем. Человек, чуждый Северу, никогда не знает к чему ему готовиться.

Из дневника путешественника Изольда Карловича Мора

Новости, которые Империя получала постепенно, обрушились на Анну вместе с ворохом промокших газет: несколько дней мело и дороги к Оплоту не было.

Анна потерла виски: с почтой определенно надо было что-то решать: они как на острове здесь. Но… не сейчас. И не известно, сколько она здесь еще будет работать и жить.

Судя по газетам, в Империи определенно творится что-то не то. Новый император… Он же… Ему же нужна Империя? Он понимает, что делают его люди? Или это… это что?

Мысли разбегались, и Анна не могла собрать их в кучу.

Во-первых, младший Винтеррайдер был в Империи, когда убили старшего брата. И…

И он уехал! Как такое может быть?

Анна снова взялась за виски. Голова начинала болеть так, что хотелось плакать.

Во-вторых, Соцкий обворовывал Империю, тайно продавал кристаллы за границу. Человек, благодаря которому у Империи и были кристаллы, воровал...?

Газетные заголовки кричали: Соцкий арестован! На кристальной шахте работает императорская проверка с особыми полномочиями.

Соцкий будет этапирован в столицу.

Соцкого ждет суд.

Соцкий застрелен при попытке к бегству по дороге из Полунощи.

Застрелен…

Убит!

Два друга: Фрам и Лев. И оба погибли почти одновременно. Но Лев чуть раньше… Может быть, старик Фрам каким-то образом узнал о происходящем и кинулся на помощь?

Анна откинулась в кресле: как ничтожно мало у нее информации! Первооткрывателя месторождения кристаллов ей случилось видеть только раз: он приезжал к Винтеррайдеру прошлой зимой и они, весело переговариваясь, громко подшучивая друг над другом, как все старые друзья при встрече, сразу куда-то ушли, затерялись в переходах замка.

Но ручку госпоже директрисе Соцкий поцеловать успел с истинно староимперским шиком. Высокий, белый, огромный: Анна почувствовала себя черной птичкой перед ним. Про таких говорят: славный парень! А ведь он постарше Фрама. Да, был в нем какой-то молодой задор.

И комплимент, которым он одарил Анну, прозвучал изысканно. Она скомканно поблагодарила. Почему-то, сталкиваясь с имперской знатью, вместе с чувством острого любопытства к этим людям, Анна чувствовала и смущение, словно была в чем-то виновата.

Да, Соцкий – потомок очень древнего рода, и кровь его… Если древностью мерять, то Лев куда знатнее своего друга Вольфрама. Спасибо деду Миколе, он многое успел рассказать ей о родах и столпах Империи.

Паляницины тоже были из доимперской знати, но Соцкие при желании могли бы составить конкуренцию самому Императору. Однако, жили они всегда тихо, уединенно, на Севере, не ездили в столицу и не стремились к известности. История их рода не была известна широкому кругу публики. Генерал Паляницын просто знал куда больше остальных – служба обязывала. А Микола всегда был при генерале.

Да, пожалуй, Лев – первый всемирно известный Соцкий. Госпожица, какая она дура, а не поэтому ли его застрелили? Может быть все дело именно в истории рода Соцких? И тогда Михаил просто заинтересован в том, чтобы убрать такого соперника. С другой стороны, если бы Соцкий стремился к трону, то возможность занять этот самый трон нашел бы раньше. В чем смысл?

Но тогда смерть Фрама не связана с делом Соцкого? Однако, его брат Волфганг оказался настоящим предателем.

Анна смахнула злые слезы. Конечно, он богат, но… Михаил восстановил все права, и младший Винтеррайдер должен вступить в наследство. Приехать в замок!

Часы отбили половину десятого, и Анна поднялась: пока идут уроки, она успеет сходить к мужу в гарнизон. Димитриуш получает корреспонденцию по своим каналам, возможно, газетчики что-то напутали…

Военные отрабатывали на плацу приёмы какой-то совсем не знакомой Анне борьбы (хотя сама она знала только одну – уличную и без правил), но ее муж был в кабинете и один.

– Ты не с ними? – Анна кивнула в окно. Там крепкие мужики в одних кальсонах кидали друг друга в снег. Анна вгляделась: да, все босиком. Прошлый года она то ли не обращала внимание, то ли такого не было.

– Медведев командует, – Димитриуша как будто не тревожило то, что его заместитель проводит с гарнизоном и развод, и отработки боя. И все свое время тоже, в отличии от самого начальника, который все чаще занимался бумажной работой в кабинете.

– А остальные офицеры?

– Все там. Ты хотела что-то, Аннушка?

– Вам привезли почту?

– А! Могу сказать тебе то, что ты и так уже должна знать. Винтеррайдер свалил из страны.

– Свалил…

– Свалил, свалил! Он привык к югу, а тут все-таки зима начинается, - Димитриуш скорчил рожицу. – Барчук забоялся отморозить носик.

– Прекрати поясничать.

– Посадишь меня за парту и будешь учить манерам? – муж захохотал. – Простите, госпожа учительница!

– Я просто пытаюсь понять: кто приедет?

– А сейчас не старое время, Аннушка. У нас вообще-то работает телеграфная линия. Разрешите доложить. За время вашего отсутствия поступило только одно сообщение: к нам никто не едет, – дурашливо сказал муж и вдруг заговорил серьезно. – Кстати, это запрос из Полунощи. Ты видела новости про Соцкого?

Глава 7

Члены прежней Императорской фамилии были известны особенной любовью к парковым ансамблям и даже сами принимали участие в их оформлении. Не удивительно, что у Великой резиденции в Темпе разбит живописнейший сад, который называют Прекрасным или Дворцовым. Придворные поэты в прежние времена уверяли, что на земле невозможно найти место лучше. Достоверно известно, что начало ему было положено еще при древних царях – упоминания об этом встречаются в ранних образцах Высоцких летописей.

Из путеводителя по столице Империи

Ох, душечка моя, Марфинька, подруженька моя любимая! Такие дела сейчас во дворце творятся, что в прежнее-то время и помыслить нельзя было. Мой Прохор Петрович как вернулся из Великой канцелярии так перво-наперво рюмку водки опрокинул: от нервов-де. И только я хотела ему лечение в полной мере показать, чтоб знал (тщательно зачеркнуто) как он, родимый, и закричал: «Марусенька, ангел мой, у Императора секретарь – баба!»

Из письма, направленном в поместье соседки помещицы Паромоновой,

когда та с мужем в столицу ездила

Майкл смотрел в окно. Высокие окна императорского кабинета в Великом дворце от Старогродской площади отделяло несколько стен, но сама площадь прекрасно просматривалась: еще несколько дней назад она радовала королевский взгляд ковром из бегоний и роз.

Садовники расстарались не на шутку – столица праздновала «отбытие будущего императора Михаила из царства именуемое Имберийским, с благочестивыми мыслями о восстановлении великого трона». О своем благочестии за эти дни Михаил наслушался столько, что впору было творить чудеса. По счастью, от него ждали другого, и поэтому он улыбался и махал рукой все три дня праздника.

А и вправду собирался в Империю как на праздник. Знать, сейчас случилось похмелье.

В кабинете зашуршали юбки и, когда Его Императорское Величество изволили повернуть голову, перед ним в безукоризненном реверансе присела Мэй, ныне Маргарита Сергеевна, старший секретарь Императора. За ней маячили советники.

...Царственная Мать даже требовала лекаря и капли: Майкл отказывался ехать на Север без Мэй. В конце концов, королева махнула рукой: найдите девчонке учителей, чтоб не шокировать северных ханжей отсутствием манер. Майкл пожал плечами: Мей быстро училась. А то, как она ведет его бумаги, Майкла-Михаила и ранее устраивало более, чем полностью.

…Он подобрал ее в порту. Она бросила в него косточкой от вишни и попала прямо в лихо заломленную белую треуголку. Майкл взглянул: парусиновая рубаха, зеленые панталоны, бострог* небрежно брошен рядом, шляпа – на нем, а в ней – вишни с горкой. Девчонка совсем. Сидит по-мальчишески на ящиках и скалится:

– Эй, Красавчик!

Чулок нет, башмаки валяются на мостовой. Хороша невероятно и ясно одно: цветок только начал распускаться. Майкл наклонил голову:

– Заработать хочешь?

– Я не такая, Красавчик! Иди к шлюхам, во-о-он туда.

Майкл чуть подцепил носком сапога вишневую косточку, подкинул ее вверх – получилось – поймал и ловко метнул в девчонку. Она с хохотом уклонилась:

– Не любишь быть должен, Красавчик?

– Как тебя зовут-то, красотуля?

– А меня не зовут!

– Сама приходишь?

– Да хотя бы!

Майкл запустил в нее мешочком с золотыми. Девчонка ловко поймала. Взвесила на руке:

– Что, набил камушками, чтобы впечатлять легковерных?

– А ты развяжи, – посоветовал он.

Монету на зубок она попробовала совершенно очаровательно.

– Хороший подарок, пригодится. Ну, спасибо, Красавчик. Ходи здесь чаще!

Он расхохотался до слез.

– Получишь еще такой же, если составишь мне компанию за обедом. Я приглашаю тебя на свой корабль.

– Что будешь показывать на корабле? – хмыкнула девчонка. – У тебя есть котятки? Щеночки? А-а-а, у такого щедрого лира, конечно же, есть обезьянки. Нет, не интересно. Обезьянок я видела.

– Просто угощу заморскими фруктами. Такие еще никто не привозил, не чета твоим кислым вишням, – ему было смешно.

– Все так говорят, – пропела она. – А потом честной девушке приходится драться с большими и грубыми – фу – мужиками. Кстати, за вишни я могу и обидеться.

– Не стоит. И я тебя не трону.

Девчонка вздернула бровь и переложила ноги.

– Я тебя не трону, – повторил Майкл. – Слово офицера и капитана.

– Если такому капитану не верить, то кому тогда верить? – как будто с печалью вопросила она и спрыгнула с ящиков. – Три таких мешочка и обед с заморскими фруктами с тебя, Красавчик!

– Я тебя не трону, – сглотнув, повторил Майкл, глядя девчонке в глаза. – Только, когда ты сама захочешь.

Она звонко расхохоталась.

В приметы – женщина на корабле к несчастью – он не верил, хотя, по-хорошему, девчонку надо было бы высадить, если не в том же порту, так в следующем, но она была дерзка, языкаста, ловка, красива, наконец. Майкл никогда не упускал ничего из того, что ему нравилось. И ее не отпустил.

– Подожди…Ты что – король? Правда? – ее глаза были огромны. И на губах… сок заморских фруктов.

– Тсс, я всего лишь королевский сын. Третий сын, что может быть печальнее на свете? – отвесил шутовской поклон Майкл.

– Много чего, – серьезно ответила Мэй.

Ее звали Мэй, и она точно знала, о чем говорит. Крошка Мэй, Мэргарет Уит, честно рассказала ему про свое раннее сиротство, злую тетку, прибравшую наследство к рукам в обход слишком юной племянницы, монастырскую школу, где девчонок морили голодом, держали в неотапливаемых дортуарах и пороли… Про побег, про то, как не знала, куда податься – готова была умереть с голоду, но не вернуться… Но ей повезло, и она примкнула к бродячему цирку, а там уже научилась ходить на руках, показывать фокусы, трюки, чревовещать… Талантов у Мэй было немеряно. Майкл даже в детстве так не хохотал, когда она разыгрывала перед ним представления, а ведь его королевское высочество в свое время веселила вся столичная труппа. Мэй они в подметки не годились.

Глава 8

Откуда родом Провинциал Саватий достоверно никто не знает. Иные говорят, что он нам послан свыше, как Ангел в утешение посылается в годину лютую, чтобы примирить небеса с землей. Другие уверяют, что отец его был благочестивийшим мольцом, но история не сохранила его имя. Третьи же, коих совсем мало, называя имя отца Провинциала, говорят о том тихо, не решаясь поведать миру великую тайну его рождения. Известно только, что с детства Саватий испытывал тяжелые условия сиротской жизни. Несмотря на бедность и слабость здоровья, он с большим успехом учился наукам и всех удивлял своей разумностью. Однако, душа его уже в юные годы стремилась к уединению, ибо он по мудрости своей знал, что только в тишине человек способен услышать Провидение. Однако, по любви своей к людям не смог их покинуть, зная, что не у кого им искать утешения.

Из жизнеописания Провинциала Саватия, изданного листовкой, для бесплатной раздачи

Более век назад подлинным первенцем массовой печати стала газета «Миррор», которую Издатель Томас Пирсон задумал как ежедневный утренний и вечерний номер. Она была рассчитана на домохозяек, которые хотят читать о событиях и разных полезных вещах, да так, чтоб и написано было ясно и понятно. Газета была примечательна тем, что в ней впервые публиковались иллюстрации и заинтересовала тем не только домохозяек, но и их мужей. Королева-мать, ознакомившись с новым изданием, пришла в совершеннейший восторг, однако любезно сделала издателю замечание, принятое моим прадедом Томасом с радостью и благодарностью. Ее Величество изволили сказать, что хорошие газеты всегда проникнуты истинным патриотическим духом Имберии. Мы придерживаемся этого принципа неукоснительно. В настоящее время гордостью редакции является журналист лир Лаки Лэрд, который не разменивает свой талант на мелкие заметки. Лир Лэрд ищет темы по всему миру и рассказывает читателям о жизни малоизвестных стран и народов.

Из лекции издателя «Миррор» Марка Пирсона, читанной в столичном университете

Лаки Лэрд привык к женскому вниманию и поэтому тень, мелькнувшая в глубине Лизиных глаз, на миг его развеселила.

Но в своем ведомстве Лаки славился трезвым и холодным умом, а не только красивой внешностью, за которой он следил тщательнее, чем стареющая красотка за венериными кругами на некогда лилейной шее.

Уилли Кроули, ныне занимающий место начальника Кристальной шахты, описал Лизу как деревенскую простушку, Лаки же перед собой увидел хорошо воспитанную девушку, которая – надо признаться – умела держать лицо. Будь на месте Лаки кто-то другой, менее внимательный… Н-да, а девица Соцкая не так проста.

Еще в Полунощи Лаки решил, что в отчете обязательно подчеркнет тот факт, что Уилли надо менять: «Ошибка в расчете», - так мысленно окрестил он Уильяма. Сейчас же показалось, что головотяпство Кроули может обойтись куда дороже, чем представлялось.

Впрочем, они все не отнеслись к этой девушке серьезно. Полунощь – деревня на краю земли, а это как ни крути почти приговор для тех, кто выезжает в большой мир из таких вот, далеких от цивилизации, уголков: недостаток воспитания, плохое образование, неопытность, восторженность, в целом свойственная юности, – все вместе играет с простушками дурную шутку. Сколько он видел таких девиц?

Может быть, и с этой усложнять не надо?

Насколько серьезно к Лизе Соцкой относился собственный отец, особенно тогда, когда ему было не на кого положиться?

– Елизавета Львовна, – Лэрд поцеловал тонкую бледную руку. – Позвольте мне от лица всех моих сограждан, всех подданых Имберийской короны, от лица всего свободного мира, от лица газеты, в которой я имею честь работать, выразить вам соболезнование. Это огромная утрата для всех. Ваша потеря глубоко опечалила весь мир. Лев Борисович – гений. Я всегда восхищался им. Моё сердце скорбит вместе с вами. Я сочувствую вам как дочери, потерявшей самого близкого, самого дорогого человека. Я сочувствую всему человечеству: мир лишился величайшего ученого. Позвольте мне разделить ваше горе. И я не верю, я не верю, что Лев Борисович мог кого-то предать! С этой клеветой я готов бороться до конца своих дней!

– В эти нелегкие дни ваши слова очень важны. Благодарю вас, – спокойно сказала Лиза.

Лаки заглянул в ее глаза: откуда это чувство, что он взял неверный тон?

– Я так мечтал о знакомстве со Львом Борисовичем. Вы позволите мне находиться рядом с вами, Елизавета Львовна? Я не могу отказаться от мысли написать книгу о великом человеке!

– Вы хотите, чтобы я рассказала вам об отце?

– Смею надеяться на это!

– С удовольствием побеседую с вами. Но мы с вами находимся в монастыре, лир Лэрд. И, полагаю, подчиняемся общему распорядку. У меня совсем нет времени, я занята с утра и до вечера. Может быть, когда-нибудь позже. Мне жаль, – Лиза слабо улыбнулась.

– Ваше Высокопреосвященство! – пылко воскликнул Лэрд. – Вы же не позволите, чтобы беззаконие восторжествовало!

– Элиза, – голос Саватия был чрезвычайно мягок, даже нежен. Девушка быстро взглянула на него. – Сейчас у тебя более важная миссия..., – Провинциал умело держал паузу. Вдруг по лицу его словно пробежала судорога, и он, быстро шагнув к Лизе, сжал ее руки:

– Ребенок, конечно же, расскажи все! Всю правду! Память о твоих родителях, о твоем отце должна быть увековечена, а его имя очищено! – голос Саватия дрогнул и, отступив от Лизы, он быстро отошел к окну, словно скрывая нахлынувшие чувства.

Глава 9

Воспитанная девица держится с кавалером холодно. Во время прогулки мало говорит и двигается не спеша, держа в руке зонтик. Сия особа ни в коем случае не приподнимает юбки, даже если перед ней — грязная лужа. Потому что барышня с хорошим вкусом не выйдет на улицу, если там дождь и грязь, особливо в перерывах между благородными сезонами, а именно весной или осенью…

Из книги правил и наставлений благородным девицам

Вы выбрали себе объект для соблазнения и готовы действовать? Отлично! Однако, позволю себе небольшую ремарку. Прежде, чем переходить далее, непременно скажите себе, что вы победите. Настройте себя на победу. Без уверенности вы ничего не добьетесь, мой друг. Сомнение – грех, и оно может смутить вас в самый неподходящий момент. Настоящий мужчина всегда уверен.

Из рукописного сборника одногомужского клуба

В этот день в Межреченске, в глубине Скучных земель, провидением Высших сил или волею людской в одной ресторации встретились сразу несколько человек, каждый из которых разыгрывал карту будущей судьбы Империи, порой не догадываясь об этом. Кто-то из них знал, какую игру он ведет и зачем, кто-то еще не подозревал, что ему уготовал фатум, — но все они до поры до времени за некоторым исключением не имели ни малейшего представления друг о друге. Впрочем, это было делом самого ближайшего времени.

Мещанин Сидоров спустился из своего номера, чтобы позавтракать. Ночь у него выдалась нелегкой и все, чего хотел Ганг, а это был именно он, так это просто выпить взвара, заесть его блинчиком и десять минут ни о чем ни думать.

Князь Руб-Мосаньский – ах нет, конечно же, купец первой гильдии Сергей Иванович, зашел с улицы, потому как совершал утренний моцион по центральной площади и проголодался, а дома у него, пусть дом этот и находился рядом с ресторацией, дуры-бабы только начали обед готовить. А он никакая ни будь там мелочь, коли захотел откушать, не терпит ждать.

Купец так громогласно сообщил об этом половому, что Лаки невольно поморщился. У Лаки цель была проста – в приличной обстановке красиво поухаживать за северной дикаркой. Но интуиция вопила, что все идет не так.

Обстановка была терпимой, да публика отчего-то смущала. Такое же чувство у Лаки было, когда в шинайском кабачке он попал в перекрестье взглядов сразу трех разведок… и всем им он к тому времени успел насолить. Тогда из Шиная уходить пришлось через пустыню. Но Шинай на перекрестье торговых путей между Севером и Югом, Западом и Востоком, там шпионов всегда как блох на собаке. В Межреченске же картина была совершенно другой. Или нет? Чувство опасности не покидало и мешало сосредоточиться на спутнице, а в его тонкой работе настрой важен.

Может и стоило прислушаться к брату Максиму, который очень уж выразительно на Лаки смотрел, когда они вышли на Центральной площади этой дыры, по недоразумению именуемой городом.

– С завтрака на завтрак? – осклабился он, всем своим видом давая понять, что идея эта самая что ни на есть дурацкая. А посетить местный аналог парка Лаки передумал, когда понял, что он от леса мало чем отличается. Не то, что Лаки не любил дикую природу…

Сам брат Максим доверия мало внушал.

Он только раз зыркнул на Лаки из-под бровей, но имбериец сразу узнал этот взгляд. Так на портовых окраинах оценивают заблудившихся чужаков, прикидывая – сразу пощипать дурачину или заманить дальше в переплетенье улочек и проходов. Лаки подозревал, что если у Максима бороду сбрить, то прошлые привычки помощника Саватия ни для кого тайной не станут.

А может быть дело именно в этом? С этим Саватием, о котором Лаки так много слышал от Карла, ему пришлось работать впервые. И Провинциал категорически не понравился Лэрду. Он бы с удовольствием переместился в Темп, прихватив девушку с собой, да только одного взгляда на Лизу было достаточно, чтобы понять – голова от Лаки у нее не кружится, а значит добровольно она с ним не поедет.

Дочь Соцкого оказалась неприятным сюрпризом – ни дикарка, ни простушка, ни глупа. Слишком красива и слишком серьезна. Но свою красоту, похоже, еще не осознает, если вообще не уверена в обратном. Да только сыграть на этой уверенности не получится – характер у его нынешнего задания тоже не прост, замкнется и отдалится еще больше. Но ей явно никто и никогда не говорил комплиментов. Строгая маменька с негативным личным опытом? Или все просто — девушка выросла почти в полной изоляции. Ну, а как еще можно назвать Полунощь? Остров среди мрака и льда.

Стойгнев же, которому приспичило лично понаблюдать за Лаки и девицей Соцкой (благо на себя князь не походил совершенно) обнаружил, что к этим объектам для наблюдения у него, как минимум, добавился еще один. Мещанина с Имперского шоссе он узнал сразу, как вошел в залу, и это совпадение ему не понравилось. Когда же за столик к бородачу скользнул Волков – растудыть его в хвост – секретарь и помощник покойного Винтеррайдера, князь окончательно убедился, что дело нечисто.

Лизу не устраивало решительно все, но больше всего тот момент, что повода сбежать от Лаки не предвиделось. Еще она предполагала, что брат Максим, который в Сером Замке ходил с очами, опущенными долу и казался скромным мольцом, не даст ей отлучиться из ресторации, и даже более того, он с ней, Лизой, если что, цацкаться не будет. Уж слишком неприятным был его взгляд, который она чувствовала, даже через двойное стекло: одно – мотора, второе – ресторации.

Волков же, присев напротив Ганга, перевернул браслет, включая глушилку. Ганг покосился на него и потянул к себе чайник со взваром – плеснул в кружку, которая уже стояла наготове перед Андреем. Еще делая заказ, барон попросил полового принести чайную пару, мол, знакомец придет, так что и взвару несите сразу побольше.

Глава 10

Эта страна ужасна, Карл. Народники сделали для нас большую неприятность – они открыли много разных школ, в которых преподают по единым стандартам и те стандарты весьма высоки. К ним приложила руку Вера Соцкая, ныне умершая. Ее тут считают основоположником новой школы. Она не выезжала из Полунощи, но умудрилась издать свыше 20 разных учебников для детского и юношеского возраста. Надо сказать, что она вплела в обычные с виду уроки по чтению или письму, или даже счету одну постоянную мысль про любовь и единство народов Империи. Я считаю, что сейчас удобный момент для изъятия учебников Соцкой из всех школ Империи и пытаюсь вложить эту мысль в голову Майкла. Его Высочество безнадежен, Карл.

Лиру Карлу Огасту от лира Артура Лортни, доставлено дипломатической почтой, зашифровано

Пока империя помнит про свое единство и каждый чувствует симпатию к вовсе незнакомым ему людям, только потому что они тоже имперцы, нам будет сложно победить. Только разделив, мы сможем легко уничтожить их. Раскол, а не кристаллы должны быть нашей первой целью. Это не будет легко. Они – фанатики, которые не любят радости жизни: даже Великое Падение и последующая Смута не повлияли на них должным образом, они ценят свое единство. Донеси эту мысль до Ее Величества. Мы же тут со своей стороны продолжим сеять раскол, чтобы Имберия могла жить в достатке и роскоши бесконечное количество веков.

Лиру Карлу Огасту от лира Уильяма Кроули, доставлено дипломатической почтой, зашифровано

Уилли Кроули был не в духе. Кошки скребли у него на душе с того самого времени как он проводил из Полунощи Лаки Лэрда. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – Лаки не понравилось то, что он увидел. И если от истории со сбежавшей девицей можно было как-то отбрехаться, то от того, что карты новых месторождений, составленные Соцким, пропали – нет.

Конечно, Лаки не интересовался картами. Ему нужна была девица, чтобы разговорить ее. Уилли лично не понимал, что такого могла знать эта девка. Затея казалась ему дурацкой, как, впрочем, и все идеи, которые приходили из Центра. В Центе сидели те еще фантазеры. Уилли и сам бы не отказался от кабинетной работы в родной столице. Да только видел он ее (столицу) редко. Работа такая. Подумать только, когда-то в юности она была его мечтой. Как последний дурак, он воображал себя героем, который быстро совершит подвиг и торжественно вернется в Имберию.

– Ваше Величество, – в мечтах Кроули красиво опускался на одно колено перед Прекрасной Королевой…

Но, честно, какой именно подвиг он совершит и что скажет Марии-Александре, Уилли точно не знал. В своих мечтах он быстро перескакивал через это место – так пролистывают описание пейзажей в приключенческой книге, чтобы быстрее насладиться красивой дракой. В мечтах Уилл наслаждался той наградой, которую он получит из рук королевы.

Газеты сойдут с ума. Лучшие, самые красивые и богатые невесты, будут мечтать о нем. Молодой дурак!

Но желание было озвучено, а слово было сказано. Карл – Карл, которому повезло прямо в колыбели – по-родственному подтолкнул, где надо: Кроули взяли в королевские псы.

Все оказалось не так.

Проще. Обыденно.

Первым его заданием стало поступление в Шинайский Горный университет. Геологом Уилли себя не мнил, но приказы не обсуждают. В старых шинайских горах драгоценные кристаллы добывали давно, и именно шинайцы считались лучшими в этом деле.

Королева искала преимущества и выгоду. Ей были нужны те, кто сможет играть вдолгую. Среди прочих Карл рекомендовал Ее Величеству и Уилли.

А тот невзлюбил новое, навязанное ему занятие, с первого дня. В отличии от самого Шиная – страна ему понравилось не на шутку: лето круглый год и море развлечений. Учеба изрядно порастрясла его кошелек – за итоговые оценки каждого полугодия приходилось платить секретарю учёного совета. Как тот решал вопросы, Уилли не казалось важным. Но золота было жалко.

Однако, в королевстве считали, что учеба – дело самого юниора Уилла. В конце концов, он жил на отдельной квартире, получал полное содержание от королевской казны. Все шло через счета отца и тому оставалось только скрежетать зубами, видя недоступные для него деньги. Впрочем, Карл подсуетился: старому Кроули начали выплачивать какое-то вспомоществование, с приличной формулировкой: «за заслуги перед Короной».

По мнению Центра, они требовали от Уилла сущую малость – просто учиться и обрастать естественными связями. С последним у него было куда лучше, все-таки он был кампанейским парнем.

Будущее вырисовывалось вполне четко. После учебы он остается в Шинае, работает в добывающей корпорации, потихоньку собирает сведения и отправляет их в Центр. В бумагах Уилли разбирался, карты читал – на лекции волей-неволей приходилось ходить. Спускаться в шахты он не любил, а заниматься горной разведкой вообще почитал ниже своего достоинства – грязная гадкая работа!

В пресловутые недра пусть спускаются другие, думал Уилл, вот, например, имперец Соцкий, который из них и так не вылазит. Тот – высокий, огромный, белый – на две головы возвышался над поджарыми шинайцами, и Уилли не мог взять в толк, как этот великан вообще спускается в шахты.

Признаться, имперец раздражал неимоверно: профессора прощали ему то, что никогда бы не сошло с рук остальным. Лев мог пропустить лекции, но на следующий день прийти с какими-то образцами и господин Бенгт Ан – ректор университета только смеялся, щуря и без того узкие глаза.

Глава 11

В древности в Великом Шинае, еще неразделённом на пять царств, вывели формулу шпионских категорий. Древние шинайцы считали, что таковых пять: шпионы местные, внутренние, обратные, шпионы смерти и, наконец, шпионы жизни. Руководство к выбору шпионов жизни, коих почитали выше других, говорит нам следующее: они должны обладать мудростью, талантами, умом, способностями, должны понимать поведение противника, и точно уразумев, к чему ведут расчеты оного, вернуться, и донести об этом.

Из учебника профессора Оршанского «Искусство шпионажа»

Отлучился по делам. Буду, когда вернусь.

Записка Лаки Лэрда, оставленная для контрразведки Кайзера

на квартире, откуда лир Лэрд ушел через окно

Наука – это сбор фактов, их анализ, синтез новых знаний, построение гипотезы и ее проверка. Попробуйте сделать это все с легендами о так называемой старой магии. Господа, это смешно! И не надо кивать на кристаллы, их принцип работы и передача энергии вещам давно описан и понятен. Это другое!

Из полемической заметки, опубликованной в «Столичном листке!

Слушая Лаки, Лиза мучительно думала, как она будет изворачиваться, когда обнаружится, что дорогу к дому-салону дорогой модистки она не знает. Соврать, что заслушалась собеседника, а теперь и вовсе заблудилась?

А это будет достоверно?

Часто же она стала врать последнее время. Помнится, в детстве считала это огромнейшим грехом, ни-ни.

Еще полтора года назад от детства Лизу отделял только экзамен на звание учительницы первой ступени, сданный в столичном университете. Там домашнее образование Соцкой нашли весьма отличным. Нет, конечно, она ходила в школу вместе со всеми, но дома с ней занимались дополнительно, – все вместе позволило ей претендовать на диплом.

Ужасно любопытно было поехать в столицу.

Каким замечательным было прошлое лето! Сейчас та Лиза казалась бабочкой, бездумно порхающей над цветами и не замечающий ничего вокруг, ведь смысл жизни бабочки в порхании. Ах, если бы можно было вернуться! Растянуть бы то время до бесконечности, проживая его снова и снова – и взять за руки родителей, чтобы никогда не отпускать. Бродить с ними по паркам, есть мороженое наперегонки, любоваться зеленью. Сколько зелени в столице! Мама и папа улыбаются, слушая Лизины восторги. А сама Лиза счастлива, ей хочется петь, танцевать, кружиться… Та поездка была словно волшебным подарком напоследок. Забывшись, Лиза едва удержала рвущийся с губ вздох-стон.

Лаки – чуткий – отреагировал сразу же и выжидательно замолчал. С ним надо быть очень осторожной. Отец рассказывал, что среди имберийцев много эмпатов так же, как среди имперцев интуитивников.

Древняя магия, когда-то бурлившая в мире, давно ушла, оставив людям капли дара, правда толку от этого нет. За последние несколько веков, наука далеко шагнула вперед и все, что относится к старой магии, попадает в раздел «Легенды». Зато у этого мира есть кристаллы…, которые так дорого обошлись ее семье.

Вскинув глаза на спутника, девушка увидела над его головой вывеску «Столичные моды». Должно быть, они случайно свернули с площади на нужную улицу. И это просто отлично. Ей, Лизе, не пришлось ничего объяснять.

– Мы пришли, – улыбнулась она. Лаки, просияв в ответ, легко взбежал по ступенькам и распахнул перед ней дверь.

Госпожа Штолль оказалась высокой, несколько худоватой блондинкой, одетой, на Лизин взгляд, весьма странно. Платье на модистке было без пояса и насборенная юбка начиналась значительно ниже линии талии, едва ли не у колен. Но главное было в другом! Это платье чуть более, чем полностью открывало щиколотки!

Это в столице сейчас носят такое? Впрочем, додумать Лизе не дали.

– Молодая госпожа, - воскликнула модистка. – Как вы выросли! А помните, как вы ели прянички тетушки Ирмы, дожидаясь вашу матушку – пусть Госпожица будет к ней добра - в игровой комнате? Ах, как быстро растут дети! И вот уже маленькая Лизонька выросла в настоящую красавицу! Позволь же на правах старой знакомой обнять тебя!

Тут Ирма Штолль заключила сбитую с толку Лизу в неожиданно крепкие объятия и на грани слышимости шепнула на ухо:

– Обними меня!

Лиза от души потискала тетушку Ирму.

– Я так рада, что вы помните маму! И даже узнали меня! – видимо, Андрей Егорович предупредил модистку и сейчас они разыгрывали спектакль для Лаки, догадалась девушка.

– Как можно не помнить госпожу Веру, – благоговейно и серьезно сказала госпожа Штолль, и Лиза внимательно взглянула ей в лицо: она действительно знала маму? Слезы на глаза набежали неожиданно даже для нее самой и уже без всяких ложных чувств она обняла госпожу Ирму, скрывая лицо на ее груди.

– Поплачь, детка, – проникновенно промолвила та. – Пойдем-пойдем со мной, как в старые добрые времена полакомимся пряничками, вспомним былое.

Лаки кашлянул.

– О, простите, молодой человек, – мгновенно отреагировала Ирма. – Сейчас к вам подойдут мои помощницы и помогут вам с выбором.

Словно ожидавшие этих слов, две девушки – блондинка и брюнетка – с любезными улыбками выскользнули из-за занавеси и двинулись к Лаки, обходя прилавок с двух сторон. Лиза быстро промокнула глаза платочком и повернулась к Лаки.