Необычно жаркий ветер для второй половины лета свистел в бойницах, забираясь под воротники мундиров, заставляя тела обливаться потом. Внизу в долине всё ещё стоял ранний утренний туман, серебристыми клочьями сползая вниз, к наступающей на стены Вальдена армаде чужаков. Над провинцией Ортенбург вставало безжалостное солнце, освещая приближающийся ужас, который был готов поглотить их всех, не оставив от города камня на камне.
На самом краю городской стены, между двумя башнями, возвышалась пушечная платформа, выложенная булыжником и обрамлённая низким парапетом. Над ней стояла массивная артиллерийская установка, двухтонная пушка, украшенная коваными завитками и отметинами изготовивших её мастеров Даави. Сборка этого потрясающего воображения орудия стоила как половина поместья, но сейчас она казалась игрушкой в руках судьбы.
— Стой, это не может быть правдой! — голос Дика прорезал утреннюю тишину, срываясь на высокий, дрожащий тон, как если бы юноша, которого он когда-то оставил в деревне, вдруг вновь проснулся внутри него. — Ты оговорился, командир, скажи, что ты оговорился…
Он был высоким парнем, широким в плечах, с соломенными волосами и густой рыжеватой щетиной на щеках. В глазах наивность, которую не смогла вытравить даже война, и простая, деревенская честность, ставшая сегодня смертным приговором.
Клаус, стоявший у сундука с инструментами, не поднял глаз. Он держал в руках тяжёлый конверт, промасленный для защиты от влаги, восковую печать на котором он только что вскрыл. Он действовал с той механической точностью, какую приобретают сапёры и артиллеристы после сотен учений.
— Это приказ королевы-регента, — ровно, не оборачиваясь, проговорил он. — Ошибки нет.
Эти слова ударили по Дику сильнее, чем могло бы ядро. Он замер, чувствуя, как в нём скапливается паника. Почему именно сейчас?
— Дай мне… дай мне посмотреть приказ!
Клаус, не говоря ни слова, протянул ему лист.
Бумага была плотная, гладкая, с водяными знаками, какими пользовалась только верховная канцелярия. Печать на ней из плотного красного сургуча, с гербом дома Раук. Герб был безупречен, чёрный дракон на алом фоне, вытянутый когтистой лапой к небу. Прямо как на знамёнах, под которыми они приносили присягу.
Почерк был незнакомым. Ровный, властный. Дик знал только одно: он не умел читать хорошо. Пару слов да подписи различал и всё. Но внизу было написано имя. Он узнал его. Имя Элизабет де Ланк. Подпись стояла чётко, рядом с ней королевская печать.
— Это не… это не может быть! Это же наш… наш настоящий король! Сейчас идёт война!
Он посмотрел вниз. Там, на поле перед стенами, как неостановимая приливная волна, двигались Дети Солнца. Высокие, с изломанными нечеловеческими фигурами. Они шли, не ведая страха, в абсолютной тишине. Двигались синхронно, как единый организм. Им не нужны были знамёна, рожки или боевые кличи, они точно знали, зачем они пришли к стенам города.
— Если мы убьём его, кто будет командовать? Город падёт! Это же тысячи жизней! Они убивают всех, жрут маленьких детей! Это… это неправильно! Это безумие!
Он повернулся, оглядывая своих товарищей. Все молчали. Никто не смотрел ему в глаза.
— Я не буду этого делать, — прохрипел он. — Пусть хоть кто-то скажет, это ошибка, посмотрите на это! Нас всех убьют без него!
Он сделал шаг вперёд. И в этот миг раздался хруст. Звук был коротким, как треск сучка под ногой охотника. Он попытался понять откуда идёт звук, но тело больше не слушалось его. В следующую секунду голова Дика дёрнулась вперёд, а тело, словно подрубленное, обмякло. Из его затылка торчала сапёрная лопатка, вонзившаяся почти до самого черенка. Кровь заструилась по вороту мундирной куртки, капая на каменные плиты крепостной стены.
Клаус стоял за спиной, тяжело дыша, пальцы всё ещё сжимали рукоятку лопатки. Его лицо не выражало ни гнева, ни раскаяния, только усталость и осторожность. Он медленно вытащил лопатку, вытер её о полу мундира убитого и бросил на булыжник. Огляделся, не видел ли кто-то чужой.
— Я знал, что он не поверит, — сказал он, не глядя на остальных. — Надо было убить его раньше.
Молчание.
На ветру затрепетал свободный угол плаща мёртвого. В воздухе повис запах крови. Остальные члены расчёта молчали. Тоби сжал кулаки так, что побелели костяшки. Ян отвёл взгляд.
Все они знали, что Дик не был трусом. Он просто... был слишком честен. Такие как он не могут найти в себе смелость, чтобы ухватить удачу за хвост и изменить свою жизнь раз и навсегда. А значит, их нужно оставлять за спиной. Каждый чувствовал, как откуда-то изнутри начинает подниматься липкое чувство вины, но вместе с ним и холодная уверенность: отступать поздно. Всего одно дело. Один выстрел. И каждый из них сможет покинуть эту опасную службу и уехать на юг, попивая вино на личной вилле.
Клаус вернулся к пушке, будто ничего не произошло. Его движения стали резче, точнее. Он вставил двадцатифунтовое ядро, отлитое с добавлением серебра. На ядре была выжжена печать: символ алхимической мастерской Даави, где его изготовили. Пушка была готова к выстрелу, после чего им придётся уносить ноги.
В этот момент заиграли рожки.
Сначала один резкий, низкий звук, расколовший воздух, как выстрел. Сразу за ним второй. Затем третий, более высокий, как призыв к последнему маршу.
На стенах заволновались воины. Толпа зашумела. Но страх растворился в трепете ожидания, когда ворота распахнулись.
— Король… наш король и его ангелы…
— Они спасут нас.
Скандировали люди. Из чрева крепости медленно выступили рыцари. Их доспехи, матово чёрные, казалось, поглощали свет. На копьях развевались алые флаги с чёрным драконом королевского дома, держащим в лапах чёрную розу. Их было около пятидесяти, элитная кавалерия ордена Чёрной Розы. Позади них, тяжело ступая по булыжнику, двигалась громада.
Хельгрим.
Огромный боевой доспех, созданный человеческим гением и магией Вальтера. Доспех короля возвышался над рыцарями, сидящими верхом на целую голову. Из топора в правой руке исходили струи тепла, раскаляя воздух, будто он находился в самом сердце кузни. Это был он, отрёкшийся король.
Малый зал собраний королевского дворца в Архендоре казался одновременно холодным и величественным. Высокие своды украшали массивные гобелены с изображением чёрного дракона на алом фоне, герба дома Раук, а теперь и всего государства. За тяжёлыми окнами с витражными стёклами сиял мягкий свет утреннего солнца, бросая багряные и золотые отблески на отполированный мрамор пола. Несмотря на серьёзность события, в зале царила почти дружелюбная атмосфера.
Малкольм Фон Раук сидел во главе длинного стола из тёмного дуба, украшенного золотыми вставками. На его спине тяжело лежал плащ, вышитый красной нитью. Высокий, статный, с широкими плечами и тяжёлым взглядом тёмных почти чёрных глаз, он казался статуей героя из древних легенд. Его длинные чёрные волосы с одиночными нитками седины были заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо. Лицо его оставалось неподвижным, лишь тонкая улыбка, периодически появляющаяся на его лице, выражала его энтузиазм и радость от встречи с дочерями.
— Мы правим этим королевством уже пятьдесят лет, — голос Малкольма звучал низко и уверенно, годы совсем не изменили его, проклятие «Кровавого поцелуя» не дало ему постареть ни на день за последние десятилетия. — С момента, когда я взял этот трон, власть сосредоточена в центре. Все решения проходят через Архендор. Это неэффективно. Времена, когда королевство было нестабильно давно прошли. Последняя крупная война с Альваранами была почти сорок пять лет назад. Сейчас мы не нуждаемся в подобной консолидации власти.
Он обвёл взглядом собравшихся. Вильгельм Де Ланк сидел по левую руку от Малкольма. Высокий, с седыми волосам и лицом, к которому годы были милосердны, всё ещё обладающий силой и грацией воина. Его ладонь привычно лежала на рукояти меча, который он держал у себя на коленях. Вильгельм сохранял молчание, но его ледяные голубые глаза не отрывались от лица Малкольма. Несмотря на свои уже преклонные почти семьдесят лет, он выглядел на сорок. Всё ещё был красив и привлекал к себе взгляды всех незамужних красавиц. Но в его мире существовала только одна женщина, его жена.
Элизабет Фон Раук Де Ланк, сидящая рядом с мужем, выпрямила спину. Женщина с сильными чертами лица, с холодными тёмными глазами и высоко убранными тёмными волосами, напоминала статую богини войны. Она была одета в простой, но безупречно сшитый тёмно-синий камзол с серебряной вышивкой. Так же, как и муж, она выглядела едва ли на тридцать пять, сохранив свою легендарную красоту. На её поясе висела её знаменитая рапира. Её сходство с отцом было видно невооруженным взглядом, особенно теперь, когда они выглядели почти на один возраст.
— Народ привык к тому, что все решения исходят из столицы, — заговорила Элизабет ровным, твёрдым голосом. — И пока это так, мы сохраняем контроль. Одной из ошибок Генриха было дать слишком большую власть великим домам и гильдиям. Отец ты сам знаешь к чему это привело. В конце концов именно так мы и оказались у власти.
— Моему правлению ничего не угрожает. Большая часть чиновников высшего эшелона вампиры. Они верны мне благодаря узам крови. Похожая ситуация с великими родами и генералами. Моя позиция слишком сильна, чтобы жертвовать эффективностью ради безопасности. Я предлагаю закрепить местное самоуправление в законе, — голос Малкольма был спокоен. — Пусть правители на местах берут на себя часть ответственности за судьбу своих земель. Если власть будет более распределённой, то и контроль станет легче. Нам не придётся держать такой огромный штат канцелярии, упростится система налогообложения, снизятся расходы короны. Дворяне на местах получат ограниченное право взимать пошлины, назначать местные суды для решения крестьянских споров и издавать законы, если они не противоречат законам королевства и постановлениям королевского суда.
Фиона тихо усмехнулась. Она сидела в тени избегая солнечного света, подтянув ноги на резное кресло. На её лице играла лёгкая чересчур взрослая ухмылка, отчего детские черты казались тревожаще неестественными. Белесые волосы спадали мягкими волнами на плечи, маленькая, тонкая фигура была облачена в строгий камзол, на ногах красовались высокие ботфорты, а у пояса висел длинный кинжал, который, как все знали ей не нужен. Её разум был опаснее любого оружия. Словно с помощью одежды она пыталась придать своему субтильному, детскому телу видимость взрослости. От неё исходил сильный аромат духов, в попытке перекрыть слабый, исходящий от неё запах гниения. Вонь ещё не полностью сгнившего, но уже не годного к употреблению сырого мяса. Запах, который обычно исходит от упырей. Её белёсые неестественные глаза обвели всех присутствующих в зале. Многие отвели взгляды, боясь попасться в ловушку её силы.
— Отец, ты действительно думаешь, что местные бароны будут соблюдать твои законы? — её голос был мягок, но в нём слышался опасный оттенок насмешки. — Ты отдашь власть в руки мелких правителей, которые с радостью воспользуются этим для укрепления собственной независимости. В лучшем случае, это приведёт к автономии регионов, в худшем к очередной гражданской войне. Они станут опаснее, чем любой внешний враг. Централизация власти, это не удобство, это то, что оставляет власть в твоих руках, это залог выживания королевства.
— Ты полагаешь, что ещё слишком рано? — Малкольм вопрошающе посмотрел на дочь.
— Я предлагаю сохранить контроль, — голос Фионы стал резким, словно холодный клинок. — Почему ты считаешь, что кто-то лучше тебя знает, что нужно этой стране? Тебя боятся. Тебе подчиняются. Не потому, что ты справедлив, потому что в твоих руках сила. Если дать власть слабым, они попытаются тебя уничтожить. Я предлагаю ничего не менять вообще. Зачем перемены в королевстве, властитель которого не может умереть от старости?
В зале на несколько секунд повисла тишина.
📘 Это третья книга цикла "Хроники Мортении". Первая книга "Осколки Верности" жаждет вашего внимания.
https://litnet.com/shrt/mZFc
🕊️ Если вам интересно поддержите лайком и комментарием
🔔 Новые главы через день
И вдруг её нарушил негромкий, но отчётливый голос:
— Простите, но я позволю себе не согласиться, — сказала Криста де Брюг, плавно поднимаясь на ноги. Её тон был вежливым, почти академичным, но в словах ощущалась внутренняя убеждённость. — Подобные системы уже давно существуют и работают. В Эсталии, например, местные советы обладают реальной властью и успешно справляются со своими обязанностями. В Перидском халифате, на юге континента, подобная практика тоже дала плоды. Это не превратило их в анархию, а наоборот, позволило перераспределить нагрузку и укрепить доверие между населением и правителями.
Она сделала короткую паузу, оглядела присутствующих и, обратившись уже напрямую к Малкольму, продолжила:
— Я не утверждаю, что Мортения должна слепо копировать чужие модели. У нас иные традиции, другая структура власти. Но планомерное внедрение элементов местного самоуправления, с прозрачной структурой отчётности, с хорошо выписанными полномочиями и ограничениями, способно усилить власть короны, а не подорвать её. Любовь лучше управляет людьми, чем страх.
— Фрейлине, насколько я понимаю, никто не давал права голоса на государственном совете, — перебил её Робер де Ортенбург. Его голос прозвучал надменно, с насмешкой, в которой угадывалась старая обида. — Или теперь у нас любой, кто носит изящное платье и имеет благородное происхождение, может учить короля, как ему управлять государством?
Криста слегка побледнела и отвела взгляд.
Элизабет, сидевшая рядом, резко обернулась к Роберу. В её голосе зазвучала сталь:
— Криста не просто фрейлина. Она моё доверенное лицо. И хоть она действительно потомок вассального дома Ортенбургов, на этом её связь с вашей семьёй заканчивается. Сейчас она служит мне. И вы не имеете ни малейшего права отдавать ей приказы.
Фиона приподняла бровь, с интересом наблюдая за обменом реплик. Она с любопытством наблюдала за разворачивающимся представлением.
Робер Де Ортенбург, сидевший напротив Малкольма, наклонился вперёд, опершись локтями на стол. Высокий, с прямыми седыми волосами и тонкими чертами лица, он напоминал своего отца Кларенса, который принёс Малкольму присягу верности после взятия Архендора и убийства им последнего короля из династии Мортения. Его серый плащ с золотыми вставками ниспадал почти до самого пола.
— Возможно, госпожа Фиона права, но и в словах Кристы есть доля правды, — произнёс он спокойно. Быстро поняв, как можно получить преимущество из сложившейся ситуации, Робер решил сделать свой ход. — Возможно вам сначала стоит испытать новую систему на наиболее лояльных провинциях. Например, провинции Ортенбург.
Малкольм бросил на него тяжёлый взгляд. Вот и первый признак того, что Фиона права. Представитель великого дома подал голос, почуяв возможность получить ещё один небольшой кусочек власти в свои руки.
— Нам нужна система, которая будет опираться не только на силу, —голос Малкольма стал тише. — Да я не умру от старости, но я не бессмертен. Если государство будет держаться только на страхе передо мной, то оно рухнет в день моей гибели.
Фиона приподняла брови, её губы растянулись в хищной улыбке.
— Ты вечен, отец, — сказала она. — Ты, вампир. И ты правишь уже полвека. С чего ты вдруг решил, что этого недостаточно?
Малкольм поднял руку, заставляя её замолчать.
— Этот вопрос уже решён. Мы должны двигаться в сторону большей самостоятельности провинций. Начнём с создания постоянного государственного совета. Который сможет налагать временное вето на решения короля и наоборот. Это потребует создания подходящего законопроекта. Я жду первый вариант для ознакомления в течение месяца.
Глава канцелярии, Брандон Вельдон, пожилой мужчина с худым, вытянутым лицом и волосами, выбеленными возрастом, осторожно поднял взгляд.
— С разрешения вашего величества, — голос его звучал нервно. — Возможно нам потребуется больше времени.
Вильгельм медленно кивнул, соглашаясь.
— Это звучит разумно. — Вильгельм бросил взгляд на присутствующего в зале Ричарда Де Нортброка. Глава одного из трёх великих домов Мортении смотрел на Малкольма с преданностью верного пса. Свет витражных стёкол играл на его неестественно бледной коже, а на пальце красовался золотой перстень, защищающий от губительных для него солнечных лучей. — Некоторые из дворян, чья верность нашему королю неоспорима. Не были бы настолько лояльны, если бы не обращение в вампира. Неизвестно как они себя поведут, если на престол взойдёт новый монарх.
— Моя верность Мортении и её королю не подлежит сомнению! — Вскрикнул Ричард, понимая о ком говорит Вильгельм.
— Ровно до тех пор, пока на престоле именно этот король. — Парировал Вильгельм.
Фиона нахмурилась.
— Надеюсь ты не рассматриваешь эту возможность серьёзно?
Малкольм бросил на неё резкий взгляд. В тоне Фионы звучало слишком много угрозы. С возрастом она научилась держать себя в руках, но воспоминания о затянувшихся годах её подросткового периода вызывали дрожь у всех присутствующих.
— В любом случае, у короля есть наследники. Лука сын Майкла показывает себя хорошим правителем. Трон не останется пустым. — Закончил свою мысль Вильгелм.
На миг в зале воцарилась напряжённая тишина. Все отметили, что своих собственных сыновей он не упомянул. Молчание прервал Малкольм.
— Что же, возможно нам стоит обсудить и более приятные вещи, надеюсь, что мнения по поводу остальных вопросов не изменятся. Академия высоких искусств Мортении, основанная при поддержке университета Артефактологии объявляет о своём двадцать восьмом наборе. Элизабет, Вильгельм, я поздравляю вас и ваших внуков с поступлением.
Лицо Элизабет осветилось улыбкой. Поступить в академию считалось очень престижным. Вступительные экзамены были настолько сложными, что даже для детей дворян поступление не было гарантированным. Маленькое лицо Фионы напротив скривилось в гримасе зависти. Она смотрела на свою сестру с тоской и грустью.
Тонкий обычный для ранней весны туман стелился по улицам Архендора, когда Вильгельм и Элизабет покинули королевский дворец. Воздух был холодным и влажным, впитывая в себя запахи вымоченного дождём камня и далёкого дыма из труб кварталов нижнего города. В среднем городе уже почти все семьи использовали артефакты для отопления и готовки пищи. Мортения не зря стала столицей мира по количеству доступных для простых людей артефактов. Улицы были полны народа, Архендор жил своей жизнью, богател и хорошел с каждым годом. Иногда Элизабет казалось, что новый театр, клуб или местечко с изысканной кухней открываются каждый день. Повсюду слышался приглушённый шум, лошадиные копыта цокали по булыжникам, скрипели деревянные колёса телег, торговцы и зазывалы пытались продать свой товар.
Кроме человеческих фигур, в толпе можно было заметить низкорослые и коренастые силуэты Даави. Множество этих похожих на людей существ перебрались в Мортению, спасаясь от разрушительной войны с вампирами в их собственных подземных королевствах. Малкольм только приветствовал это, Даави были трудолюбивыми и законопослушными, они приносили с собой золото, технологии и новые идеи.
Высокие здания с тёмными крышами нависали над узкими улицами, их застеклённые окна отражали лучи солнца, пробивающиеся сквозь редкие облака. Вильгельм шёл чуть впереди Элизабет, его широкие плечи были укрыты тяжёлым светлым плащом, под которым виднелась серебряная вышивка в виде герба дома Де Ланк. Его рука, обтянутая чёрной кожаной перчаткой, привычно покоилась на рукояти меча. Элизабет смотрела на своего мужа с любовью, которая не померкла с годами, хотя его светлые волосы начали седеть, он всё ещё был ослепительно красив, иногда она не могла отвести от него взгляд.
— Он действительно хочет это сделать, — заговорила Элизабет первой, когда они свернули на боковую улицу, ведущую к их поместью. Её голос был ровным, но в нём слышалась лёгкая тревога.
Вильгельм бросил на неё отстранённый взгляд.
— О чём ты?
— Децентрализация, — в её голосе прозвучала скрытая нотка раздражения. — Если он отдаст часть власти на места, королевство снова погрузится в хаос. Именно из-за слабости центральной власти Генрих потерял контроль над страной. Мы все помним, как это закончилось. Я не хочу терять своих детей в очередной гражданской войне.
Вильгельм мрачно кивнул.
— Я потерял тогда отца, я ничего не забыл — его голос был низким и спокойным. — Но Малкольм не Генрих. Он не потеряет власть так просто.
— А если он уже теряет её? — Элизабет остановилась на месте, её глаза сузились. — Он устал, Вильгельм. Я это вижу. Он правит уже пятьдесят лет. Сначала сражался за трон, затем за власть. Теперь он потерял запал. Я думаю, он пытается уйти, но при этом хочет, чтобы система работала без него.
Вильгельм остановился, обернувшись к ней. Ветер тронул его волосы, выбивая несколько белых прядей из-под капюшона.
— Ты права, — тихо сказал он. — Мы не можем отпустить его просто так.
— Ты считаешь, что он действительно оставит власть?
— Я считаю, что он хочет создать систему, которая выдержит его отсутствие. Он работает без сна и отдыха. Думаю, он понимает, что не будет править вечно.
Элизабет нахмурилась, глядя на серое небо над их головами.
— И кто встанет на его место?
— Согласно законам о наследовании, действующим ещё при Генрихе, это должен быть Лука Де Раук, сын Лили и Майкла. Он будет хорошим правителем, он уже зрелый мужчина и отлично показал себя, управляя замком Раук. Но Малкольм всегда может передумать. Это так же могут быть его внуки, наши дети, Марк или Аларик. Или ты.
— Или Фиона, — с горечью сказала Элизабет. — Это меня пугает больше всего.
Вильгельм не ответил. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнула тень беспокойства. Они уже подходили к поместью.
Огромные железные ворота открылись перед ними, когда пара гвардейцев в серых плащах с вышитым гербом дома Де Ланк, серой гончей на черном фоне, поклонились и пропустили хозяев внутрь. Каменное здание возвышалось на фоне вечернего неба, его резные башни и узкие окна напоминали древний замок.
Вильгельм и Элизабет вошли в зал с высокими сводами, украшенными гобеленами и фамильными гербами. Внутри царил мягкий полумрак, нарушаемый только светом огня из огромного камина, над которым красовался резной барельеф загоняющего оленя охотничьего пса. Вдоль стен стояли доспехи, оружие и трофеи, оставшиеся со времён многочисленных войн.
— Бабушка! Дедушка!
По лестнице с грохотом послышались быстрые шаги. Из верхнего коридора выбежали трое детей, одетых в простую, но дорого скроенную одежду. Мальчик с светлыми волосами и голубыми глазами подбежал к Вильгельму и обнял его за колени. Ещё через секунду Вильгельму пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть, на нём повисли три маленьких негодника, нещадно вцепившись в дедушку своими маленькими руками.
— Мэтью, — с улыбкой проговорил Вильгельм, поднимая его на руки. — Ты уже вырос. Ты готов к своим первым дням в академии?
— Да! Я хочу стать таким же, как ты, дедушка! — мальчик гордо выпятил грудь.
— А я хочу быть как прадедушка Малкольм, — вмешалась Джейн высокая девочка с русыми волосами, сложенными в две косы. — Мэтью поступил на факультет магических искусств, а я на факультет гражданских наук.
Элизабет с улыбкой обняла девочку за плечи.
— Нет, это я стану как прадедушка, ведь я поступил на факультет искусства войны. Он сам будет меня учить!
Глаза их третьего внука, Магнуса сияли гордостью.
— А ещё я хочу быть как дядя Марк, говорят нет никого сильнее него! У него даже есть свой рыцарский орден!
Лицо Вильгельма исказила гримаса. Его взгляд потух, и он отстранился от внука.
— Отец хочет, чтобы ты стал сильнее, — сказала Элизабет. — Но ты должен помнить, что сила, это не только меч и магия. Это ещё и способность принять правильное решение в трудный момент.
Тёмные дубовые двери в личные покои Малкольма Фон Раука со скрипом распахнулись, пропуская внутрь тонкий поток холодного вечернего воздуха. В комнате было темно, свет шёл только от нескольких массивных канделябров, стоящих вдоль стен, и углей в огромном камине, где вяло потрескивали языки огня. В центре зала стояло тяжёлое кресло с высокой спинкой, обитое тёмной кожей. Малкольм сидел в этом кресле, его широкие плечи были расслаблены, а голова чуть склонена вперёд.
Он выглядел усталым. На его лице не было морщин, но тяжелый взгляд чёрных глаз выдавал груз прожитых десятилетий. В воздухе не пахло ничем кроме пыли, казалось, что в этих покоях никто не живёт уже годами.
Малкольм был одет в чёрную рубашку с расстёгнутым воротом. Его плащ лежал на подлокотнике кресла, а высокие кожаные сапоги с золотой отделкой были покрыты светлой пылью. Он сжал руку в кулак, и на его коже проступили линии вен, алые и тёмные под бледной кожей.
Вальтер стоял напротив него, легко опираясь на спинку второго кресла. Он выглядел моложе, стройный, с длинными светлыми волосами, которые мягко спадали на его плечи. Его лицо было бледным, но в глазах горело живое, внимательное любопытство. Он выглядел на двадцать пять лет, Малкольм не мог понять, как его придворному магу удаётся сохранять такой моложавый вид.
— Вы готовы? — Вальтер слегка улыбнулся, его голос звучал мягко и вкрадчиво.
Малкольм молча протянул левую руку.
— Поторопись.
Вальтер кивнул и достал из-за пояса шприц для забора крови с серебряной иглой. Только такая игла гарантировала, что рана не зарастёт сразу же.
— Это может немного… — начал он, но Малкольм лишь слабо ухмыльнулся.
— Как будто в первый раз. Сделай это, Вальтер.
Вальтер аккуратно ввёл иглу в вену на запястье Малкольма. Остриё разрезало кожу легко, словно она была из шёлка. Тонкая струя крови начала заполнять ампулу, когда Вальтер потянул на себя поршень шприца. Кровь Малкольма была густой, тёмно-красной, как расплавленный рубин. Вальтер наблюдал за этим с откровенным интересом.
— Ваша милость, — выдохнул он. — Ваша кровь стоит как годовой доход средней торговой компании.
— Знаю, — сухо ответил Малкольм. — Поэтому ты и цедишь её из меня месяц за месяцем.
Вальтер усмехнулся, взяв в руки небольшой хрустальный флакон. Аккуратно, не пролив не единой капли, он наполнил флакон кровью Малкольма, затем закрыл его золотой пробкой с гравировкой герба дома Раук.
— Правильно обработанная ваша кровь может продлить жизнь и вернуть молодость, — задумчиво произнёс Вальтер. — При этом не вызывая привыкания. А ещё это ценнейший ингредиент для артефактов. Это позволяет вашим близким оставаться здоровыми и выглядеть гораздо моложе своих лет.
— Но ведь тебе не поэтому нужна именно моя кровь, — спросил Малкольм, наблюдая, как Вальтер прячет флакон в мягкий бархатный мешочек.
— Конечно, — кивнул Вальтер. — Ваша кровь, как и артефакты, сделанные лично мною, продаётся по цене в сотни раз больше рыночной. Кровь самого Малкольма Фон Раука, это как знак качества.
Малкольм усмехнулся:
— А если кто-то решит подделать мою кровь?
— Подделать кровь высшего вампира? — Вальтер хмыкнул. — Это невозможно. В лучшем случае они получат отраву.
Малкольм закрыл глаза, прислонившись к спинке кресла.
— Вальтер… — тихо произнёс он. — Ты почти не изменился за эти годы. Сколько прошло с тех пор, как мы встретились?
— Чуть менее шестидесяти лет, ваша милость, — мгновенно ответил Вальтер.
Малкольм открыл глаза, его взгляд был напряжённым.
— Ты выглядишь так же, как в тот день, когда я встретил тебя. И я уверен, что ты не используешь вытяжку из крови вампира.
Вальтер на мгновение замер, его лицо осветилось загадочной полуулыбкой.
— У меня есть свои секреты, — тихо ответил он.
Малкольм сузил глаза:
— Ты не вампир. Я бы это почувствовал.
— Верно, — Вальтер поставил флакон на столик, наклоняясь ближе к Малкольму. — Но есть и другие способы продлить жизнь. Некоторые из них не доступны обычным людям.
— Например?
Вальтер улыбнулся, глаза его вспыхнули холодным светом.
— Позвольте мне оставить это при себе, — его голос стал на полтона ниже.
Он поднял флакон с кровью и убрал его в карман своего плаща.
— Как хочешь, старый друг. Надеюсь, для этого тебе не требуются жертвоприношения, мёртвые младенцы или что-то похожее. — Малкольм сказал это с усмешкой.
Вальтер тихо рассмеялся себе под нос.
— Нет, ваша милость, ничего настолько банального мне не требуется. — Сказал маг, вытирая выступившие на глаза слёзы от сдерживаемого смеха рукавом своего балахона.
— Я чувствую вашу усталость. Как прошел совет?
— Лучше, чем мои самые плохие прогнозы. Хуже, чем самые оптимистичные. Фиона хочет сохранить статус-кво. Элизабет беспокоится за внуков. Вильгельм всё ещё скрыто ненавидит меня за смерть отца. Брандон надеется, что я обращу его и будет плясать под мою дудку.
Вальтер понимающе склонил голову. Он знал, как тяжело Малкольму давалась его работа. Его глаза наполнились сочувствием.
— Держитесь господин. От вас зависит устойчивость не только страны, но и моего университета. — Ответил он шутливо, но за иронией ощущалось скрытое беспокойство.
— Вальтер, я редко говорю это тебе, но спасибо за твою работу. Без тебя всё это было бы невозможно.
— Как и без вас, ваша милость. — Вальтер сопроводил свои слова легким поклоном.
Он улыбнулся и вышел из комнаты. Дверь закрылась за ним с лёгким щелчком.
Ночь уже давно укрыла улицы Архендора тёмным покрывалом. Узкие переулки были наполнены тишиной, нарушаемой лишь хриплыми криками выпивох и редким стуком каблуков по мостовой. Лунный свет скользил по булыжникам, отражаясь в лужах недавнего дождя. Воздух был свежим, ночной ветерок сдувал тяжелые запахи города. Сверху, с резных карнизов старых домов, капала вода, разбиваясь на тысячи мелких брызг.
В одном из переулков, за неприметной деревянной дверью, покрытой серой краской и ведущей в богатый дом на окраине торгового квартала, раздался тихий скрип. Щель между дверью и косяком расширилась, и в проёме показалась тёмная фигура. Вор скользнул внутрь с грацией опытного гимнаста. Он двигался бесшумно, его руки в тёмных перчатках скользнули вдоль стен, проверяя швы на обоях, он искал потайные ходы и укромные ниши.
Золотые кольца, которые хозяин дома снял перед сном, кошель с монетами, оставленный небрежно на столе, драгоценные безделушки на каминной полке, всё это манило, искушало. Он уже видел перед собой лёгкую добычу. Его отправили сюда за конкретной вещью, но ничего не мешало ему заработать по пути.
Внезапно за его спиной раздался тихий смешок. Смешок маленькой девочки. Вор замер. Его прошиб холодный пот. Сердце пропустило удар. Он медленно повернул голову и увидел её.
В углу комнаты стояла девочка со светлыми волосами. На первый взгляд она казалась ребёнком лет восьми. Маленькая фигурка, одетая во взрослый камзол и сапожки. Бледная кожа светилась в темноте, светлые волосы аккуратными прядями спадали на плечи. Но что-то было в ней неправильным, неестественным.
— Ты заблудился, воришка? — Она склонила голову, её голосе звучала наигранная забота. — По-моему, ты ошибся домом. И городом.
Вор попытался пошевелиться, но ноги будто приросли к полу. Он не мог двигаться. Паника наступила ему на горло.
— Я… я не… — Он запнулся, язык вдруг стал непослушным.
Девочка сделала шаг вперёд. Её белесые как у трупа глаза, отражали тусклый лунный свет. Он судорожно пытался отвести взгляд, но не мог. Её глаза затягивали, вор чувствовал, как проваливается в них, как в болото, из которого нет выхода.
— Ты ведь знаешь, что мне нельзя мешать спать? — Её голос стал тише, мягче. — Это невежливо. Ходить в ночи, так близко от меня, с такими громкими жадными мыслями.
Вора, которого в его родном городе Торена, располагавшимся на юге Эсталии, все знали, как Марко, наконец-то понял кто находится перед ним. Среди воровских гильдий всего мира ходили ужасные рассказы про Хохотуна, который выжил всех воров из Архендора всего за два года. Оставляя за собой пустые тела, дышащие, но не способные даже дойти до отхожего места, обречённые на ужасную смерть. Он никогда не верил в эти россказни, поэтому и согласился на этот заказ. Поэтому оплата была такой большой! А в окнах домов почти нет решеток и замки такие простые…
— Я не хочу играть с тобой… — выдохнул он, дрожа от ужаса.
Девочка остановилась. На её лице мелькнуло недоумение, затем лёгкая тень раздражения.
— Это оскорбительно. — Она скривила губы в усмешке. — Мне почти шестьдесят лет. А вы всё ещё пытаетесь отогнать меня детской считалочкой?
Когда-то отец запретил ей вторгаться в разум тех, кто этого не хотел, она действительно отпустила пару человек, которые крутили в своих мыслях эту фразу. Она думала, что это порадует отца. Так и распространились слухи. Среди воров разошлась молва, что если из всех сил повторять в мыслях эту фразу, то она отступит. Тогда она была слишком юна, чтобы осознавать последствия своих действий. Как её это раздражало.
— Я не хочу играть с тобой, я не хочу играть с тобой, я не хочу играть с тобой… — Как заведённый повторял вор.
Он зажмурился, но, когда открыл глаза, она всё ещё стояла прямо перед ним. Её тонкие пальцы скользнули к его горлу, сжались с пугающей силой.
— Ты отвратителен, — прошептала она ему на ухо.
Вор захрипел, судорожно хватаясь за её руку. Её хватка была нечеловечески сильной. Он чувствовал, как её тонкие пальцы впиваются в его горло.
— Я… я не хотел… — Он задыхался, отчаянно пытаясь освободиться.
— Перестань жаловаться. — Она вздохнула с раздражением, словно его страх наскучил ей.
Она подняла его над полом одной рукой и со скучающим выражением на лице выбросила его на улицу через открытую дверь.
— В следующий раз будь умнее.
Тело вора полетело несколько метров, ударившись о стену соседнего дома с глухим звуком. Мужчина съехал на пол, скрючившись от боли. По тонкому обонянию Фионы ударил запах мочи. Вор обмочился от страха. Он дрожал, бормоча одни и те же слова:
— Я не хочу играть с тобой… я не хочу играть с тобой…
Фиона с холодным презрением смотрела на него сверху вниз.
— О, прекрати. — Её глаза полыхнули мёртвым светом. — Ты такой жалкий.
Она сделала шаг к нему, наклонилась так, что её лицо оказалось в нескольких сантиметрах от его.
— Марко, ведь понимаешь, что в следующий раз я не буду такой милой?
Вор сдавленно кивнул, хватая воздух пересохшим ртом.
— Тогда беги. — Фиона отстранилась. — И скажи своему нанимателю, я знаю кто он. Я прочитала это в твоих мыслях. Если он ещё раз разместит заказ в моём городе. Я приду за ним сама. Даже за Срединное море.
Марко бросился наутёк, ужас не отпускал его, делая бег удивительно быстрым. Звук его шагов моментально растворился в ночной тишине.
Фиона стояла на крыше одной из старых башен Архендора. Ветер бил в лицо, играя с её волосами. Они развивались, словно потоки призрачного дыма. С этой высоты открывался вид на город, лабиринт узких улиц, переплетённых как корни старого дерева, крыши домов, покрытые черепицей, замершие под холодным сиянием луны. Где-то внизу мелькали огоньки факелов, патруль городской стражи. Её отец запустил проект по освещению городских улиц с помощью артефактов. Фионе казалось, что это неоправданно дорого, но по мнению отца безопасность граждан была важнее. Он оказался прав, уличная преступность на освещённых улицах действительно стала гораздо меньше.
Фиона прикрыла глаза и прислушалась. Она слышала мысли людей. Пьяницу, что волочит ноги по дороге домой. Лихорадочные мысли влюблённой парочки в комнате гостиничного номера, мысли рано вставшего пекаря, уже готовившего тесто для утренней выпечки. Голоса, которые она слышала были разными, спокойными, гневными, неразборчивыми, полными любви и страха.
Она легко могла погрузиться в любой из этих разумов. Достаточно было лишь немного напрячь сознание и мысли людей раскрывались перед ней, словно страницы открытой книги. Она знала о них всё. Иногда, слишком много.
Фиона глубоко вдохнула. В груди поселилась пустота.
— Я не хочу играть с тобой.
Эти слова. Она слышала, как они срывались с губ молодого вора, чувствовала липкий привкус страха, который пробежал по его венам в тот момент, когда он произнёс эту фразу. Это был не первый раз. За последние годы эти слова стали своего рода мантрой среди воров, преступников и шпионов в стенах Архендора. Если не повезёт, и Фиона появится перед тобой, скажи это. Скажи, и, возможно, она тебя пощадит.
— Я не хочу играть с тобой.
Сначала Фиона на самом деле могла отступиться. Потом находила это забавным. Люди, жалкие и слабые, пытались защититься пустыми словами, обманываясь её детской внешностью. Но теперь это раздражало.
Фиона вспоминала, как однажды, будучи по возрасту близка к подростку, вошла в сознание маленького мальчика на рынке. Он посмел её оскорбить, назвал "дьявольской куклой". Фиона тогда сильно разозлилась и легко проникла в его разум.
Мальчик выжил. Его нашли на площади, где он раскачивался взад и вперёд, шепча что-то нечленораздельное. Он так никогда и не заговорил.
Малкольм был в ярости.
— Ты не должна использовать свою силу против слабых. Они наши подданные. Твои люди. Они должны бояться нас, ведь это одна из необходимых частей власти, но не таким страхом. Слишком много страха приведёт к погромам и бунтам.
Тогда Фиона не поняла. Теперь понимала. Она стала страшилкой для города. Сказкой для детей, которыми пугают в колыбелях. "Если не будешь слушаться, Фиона придёт за тобой." Она вызывала почти животный ужас у людей рядом с ней. Даже вампиры осуждали Малкольма за то, что он создал такое противоестественное создание, как она. Это мучило Фиону. Она не хотела быть такой. Она хотела жить.
Даже самые близкие, те, кто любили её, не знали, что значит жить в теле ребёнка, имея разум взрослой женщины. В её мире не было взросления. Не было естественного течения времени. Каждый день она чувствовала, что лишена того, чем наслаждаются обычные люди. Она ненавидела свою жизнь, своё тело, источающее запах гнили, неспособность чувствовать вкус еды и прикосновения людей. У неё оставалось только одно развлечение. Её работа.
Она спрыгнула с крыши, мягко приземлившись в переулке. Стража не заметила её. Впрочем, они бы не осмелились поднять оружие на своего начальника.
📚 Понравилась книга?
💖 Ставь лайк и ✨ подписывайся на автора!
🦇 Твоя поддержка вдохновляет на продолжение истории!
Восточный ветер дул ровно, заставляя пыль с каменной дороги закружиться в воздухе и подняться ввысь, словно в попытке попасть в глаза странников. Копыта лошади Элизабет звонко стучали по плитам, эта дорога вела её домой. Или в то место, которое она когда-то считала домом. Замок Раук высился на вершине холма, словно вечный страж, следящий за трактом, которым шли караваны. Он почти не изменился: те же высокие башни, чёрные зубцы стен, узкие бойницы, ловящие каждый луч заходящего солнца. Но вокруг него теперь появился город. Новый, живой, дышащий, шумный и совсем молодой. Торговый люд всегда был прост и практичен, город в простонародье уже окрестили Тракт. Название подходило как нельзя лучше, ведь он стоял на единственном тракте, соединяющим королевство Мортения с восточными соседями.
Дома с черепичными крышами теснились у самых стен, словно дети у ног родителя. Улицы были заполнены криками торговцев, запахами пряностей, навоза, сдобы и жареного мяса. Город рос, дышал, жил. Но не узнавал её.
Элизабет с трудом сглотнула. Сердце сжималось. Всё, что она знала исчезло. Не в пламени войны, а в потоке времени, которое превратило в прошлое всё, что она знала об этом месте. И, пожалуй, это было ещё больнее. Она выросла в этом замке. Здесь цокали каблуки её матери по каменным галереям. Здесь Майкл впервые оседлал жеребца и рассёк щеку о край забрала. Здесь Фиона плела венки из диких цветов, а Декер учил её держать меч. Всё это было. И всё осталось где-то далеко в прошлом. Замок казался знакомым, но стены его смотрели на неё иначе. Они не узнавали её, и она не узнавала их.
В детстве ей казалось, что стены замка Раук будут вечны. Что эти башни и бойницы часть её самой. Но теперь… теперь она понимала, что стены остались прежними, изменилась она сама. Теперь она не испуганная девочка, отец которой медленно умирал. Не потерявшая себя в гневе девушка, сбежавшая от отца. И даже не мать и бабушка, она нечто большее, от неё зависит судьба королевства, а значит и смотреть на вещи она должна по-другому.
— Всё изменилось, — прошептала она сама себе, — но я, наверное, изменилась ещё больше.
Элизабет предпочитала двигаться на легке, без кареты и большого обоза путь занимал вдвое меньше времени. Они въехали в город, оставаясь неузнанными.
— Элизабет, посмотри, здесь уже начали мостить улицы, это же стоит баснословных денег! — Не сдержала своего удивления Криста. Элизабет всегда брала её с собой в длительные поездки, цепкий ум, холодный нрав и безупречная память фрейлины не раз выручали ей в государственных делах.
— На улицах совсем нет бездомных и попрошаек, горожане выглядят обеспеченными. Не осталась и следа от той деревушки, которую я помню…
— Я вижу канализационные люки. Ваш племянник озаботился сооружением канализации. Я даже вижу несколько скважин. Это удивительно! — Криста не могла сдержать своего удивления.
Элизабет знала, что у её племянника дела идут хорошо, но увидеть, как разрастается город под его управлением было совсем другим делом. Видимо эта жилка досталась ему от матери, Лили умерла в преклонном возрасте главой большой торговой компании, и сын унаследовал её мастерство обращения с деньгами.
Как только они подъехали к воротам замка, раздался крик: «Отворить! Это леди Элизабет!» Лука знал, что она приедет со скромным эскортом, её уже ждали.
Элизабет легко выскользнула из седла, её тело не утратило былой ловкости. На её плаще красовался герб дома де Ланк. Слуги суетились вокруг, разбирая лошадей почётных гостей, но Элизабет едва могла следить за тем, что происходит вокруг, от неожиданности она потеряла дар речи. К ней шел высокий мужчина со светлыми волосами, в лёгком, но дорогом камзоле. Его глаза цвета ясного неба лучились улыбкой. Он шагал ей навстречу быстро и уверенно, раскинув руки в стороны. Он выглядел в точности как более старая версия Майкла, таким каким она уже никогда не увидит своего брата. Это был его сын Лука.
— Тётя! — он улыбался, широко, искренне, — я ждал тебя.
Не дожидаясь ответа, Лука заключил Элизабет в объятия. Она смотрела на него, и сердце, казалось, пропустило один удар. Её брат не дожил до этого дня. Но часть его всё ещё жива. Она молча обняла Луку, и прижала его к себе. Криста, чтобы не мешать воссоединению семьи смущённо отошла в сторону.
С западной стены открывался вид на весь город, Тракт раскинулся у подножия холма, открывая прекрасный вид на ухоженные жилые дома, рынки и узкие переулки. За ними, вдалеке, уходил в пыльную даль торговый тракт. Элизабет стояла, опершись на каменный парапет, и слушала восторженную речь Луки.
— В этом году объём товаров из Гастарка увеличился почти на треть, — с гордостью произнёс он, вынимая из сумки свёрток с отчётами. — Они везут фрукты, вино, ткани. Скупают серебро и металлы. А гильдии из Форенции используют тракт как перевалочный пункт. Я обеспечил им все условия: ровная дорога, охрана, налоговая льгота на первые три дня стоянки. Гильдия ткачей выкупила землю под склад у северных ворот. А теперь смотри…
Он развернул пергаменты прямо на каменном уступе. Пальцы ловко двигались по линиям, отмечая будущие улицы, новые кварталы, обводя места под новые рынки, ратушу, даже общественные бани с отдельным крылом для знати. Эти идею он подсмотрел у архитектора из Гастарка, там их называют термами. Его лицо светилось, в глазах горел огонь, тот самый, что бывает у людей, влюблённых в то, что они создают.
— Через десять лет, — сказал он, глядя вдаль, — Тракт станет вторым по размеру городом в Мортении. И первым по уровню жизни. Люди уже тянутся сюда. Мы строим школу, доступную для простолюдинов. В будущем план построить больницу. Нам нужны грамотные и хорошо обученные люди.
Элизабет слушала молча. Горло сжалось от гордости и тревоги. Лука был не просто хорошим правителем, он был настоящим представителем рода Раук и даже больше. Её отец был скорее солдатом, чем управленцем. Самое лучшее, что он смог сделать для государства, это почти не контролировать экономику и снизить налоги, дав толчок развитию промышленности. Лука же был совсем другим, управленец до мозга костей, он горел своими идеями и был в этом более чем хорош. Но именно потому она не могла молчать.
— Лука… — её голос был мягким, но было видно, как тяжело ей даётся этот разговор. — Ты ведь знаешь, зачем я приехала. Да, я скучала и хотела увидеть, как ты справляешься. Но главное я беспокоюсь. За твоего деда. Он не говорит этого вслух, но я вижу, как он устал, мне кажется, он хочет покинуть престол. Он одержим идеей реформ, хочет создать местные самоуправления, поручить совету создание законов. Его уход может поставить страну на колени, развязать новую войну.
Она на секунду умолкла, переводя дыхание, затем продолжила:
— Согласно законам о престолонаследии, ты его наследник. Его старший сын, твой отец мёртв, значит ты единственный старший прямой потомок мужского рода. Если с ним что-то случится, ты займёшь трон.
Лука ответил не сразу. Он всё ещё смотрел вниз, на кипящий жизнью город, где между лавками сновали торговцы, дети катали обруч, и в границы города въезжал очередной караван. Затем он медленно выпрямился и взглянул на неё.
— Если это временно, — сказал он спокойно, — я хочу, чтобы ты стала регентом. Ты уже в столице, дедушка тебе доверяет, ты тоже его кровь и плоть. А у меня… здесь слишком много дел. Это не просто город. Это мой труд, моя душа. Я не могу бросить его. Пока не могу. Через пару лет мой старший сын Чарльз будет достаточно опытен, чтобы я мог передать ему замок Раук и Тракт. Тогда мы можем вернуться к этому разговору.
Он сжал губы, отвёл взгляд, словно боясь, что это прозвучит как предательство.
—Моя мать, Лили, всегда говорила, что семья, это не только кровные узы. Это ответственность. Но ты, тётя… ты в сердце этой страны, ты знаешь её пульс. Ты сможешь удержать всё, если с Малкольмом что-то случится. Тебя любит народ, ты названный рыцарь, тебя поддерживает армия. Ты знаменитая Элизабет Молниеносная. Я… я не уверен, что справлюсь с этим бременем.
Элизабет подошла ближе, положила руку на его плечо. Он был крепким, высоким, уже давно стал мужчиной, мужем и отцом.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Если Малкольм не сможет временно выполнять обязанности короля, я возьму их на себя.
Между ними протянулась незаметная постороннему взгляду ниточка искреннего понимания. Элизабет завидовала его страсти и увлечённости, а Лука не хотел втягивать себя в политическое болото, которое поглотит его в тот же миг, как корона опустится ему на голову.
Полуденное солнце медленно клонилось к закату, отбрасывая длинные тени по выцветшему от времени мрамору. Далеко от шумных улиц Тракта, в старом саду за часовней, Элизабет нашла его могилу. Под ногами мягко шуршали увядшие листья розмарина и тимьяна. Их отец когда-то посадил здесь лекарственные травы, и они всё ещё росли, пронзая сухую землю своими терпкими ароматами.
Перед ней возвышался простой надгробный камень, серый, покрытый мхом, который скрывал написанное на нём имя. Только герб дома Раук, чёрный дракон, врезанный глубоко в камень, был виден чётко. Она бережно убрала мох и опустилась на колени перед надгробием. Камень был холодным, как в тот день, когда его устанавливали. Она помнила, как пообещала брату, что позаботится о его ребёнке. Помнила его кровавую смерть на дуэли и жестокий смех его убийцы.
Склонив голову, Элизабет приложила ладонь к плите, словно надеясь, что под ней всё ещё теплится жизнь.
— Я сдержала слово, Майкл… — тихо прошептала она, и голос её едва дрожал. — Лука вырос достойным человеком. Сильным, справедливым… таким, каким был ты. Мне кажется он лучше нас всех. В нём нет жестокости. Лучшая часть досталась ему от матери.
Ветер пробежал по поляне, шевельнул её волосы и край плаща. Птицы молчали. В этом месте даже природа казалась благоговейно спокойной.
— Он любит свой народ, — продолжила она. — Любит созданный им город. Он не жаждет трона, не ищет власти. Может быть, именно это и делает его достойным. Люди ведь говорят… лучший правитель тот, кто не хочет быть королём.
Улыбка пробежала по её лицу усталая, тёплая и полная горечи. Она взглянула вверх, на застывшее небо, будто ожидая ответа. Но был лишь шелест травы и далёкий, едва слышный колокольный звон с городского храма.
— Я горжусь им, Майкл, — сказала она, и голос дрогнул. — И… я горжусь тобой.
Слёзы навернулись на глаза. Она смахнула их, но они вернулись, заполнив всё нутро тугой волной боли.
— Мне тебя не хватает, брат, — прошептала она почти неслышно. — Иногда я не знаю, с кем ещё говорить об этом всём. Мой сын Марк замкнулся в себе после обращения в вампира, он почти не разговаривает с семьёй, я беспокоюсь за него. Вильгельм стал странным в последние месяцы, отец кажется решил покинуть нас.
Она вздохнула и откинулась назад, утирая глаза.
Из-за деревьев показалась Криста, сдержанно остановилась, не подходя близко. Элизабет кивнула ей, приглашающе, и та тихо подошла ближе.
— Это могила вашего брата? — спросила Криста шёпотом. — Того самого, которого убил Фрон де Кит?
— Да. — Месть, которую совершил отец, была одной из причин, почему Элизабет смогла простить его за все остальные поступки. — Де Кит умер как собака, туда ему и дорога.
Криста кивнула, но ничего не сказала. Её взгляд ушел в сторону, как будто она не хотела смотреть на Элизабет в этот момент.
📖 Если вам понравилась история поддержите автора!
✨ Подписывайтесь, ставьте лайк книге и делитесь своим мнением в комментариях это вдохновляет писать дальше! 💬💙
Посольство народа Даави в Архендоре, несмотря на свою внешнюю суровость, всегда вызывало у Малкольма только приятные чувства. Оно было построено по проекту самих Даави. Здание было приземистым, массивным, словно врезанным в землю, с потолками, казавшимися слишком низкими для человеческого роста, надёжностью оно напоминало своих хозяев. Каменные своды были украшены барельефами, изображающими сцены из их современной истории: битвы с вампирами в тесных подземных коридорах, ковку первых пушек, изобретение пороха. Казалось, сами стены источали едва уловимый запах руды и древесного угля.
Глубоко в сердце здания, в зале для приёмов, за круглым столом из оникса, украшенного коваными вставками, сидели трое: Малкольм Фон Раук, Вальтер и сам посол Даави, Двугрим. Даави отрицали титулы и дворянские обычаи, посол предпочитал, чтобы его называли просто по имени.
Он, как и все Даави, был низкорослым, коренастым, с шершавым лицом и изъеденным искрами от кузнечного горна, а его борода была серебряного цвета, выдавая преклонный возраст. Двугрим был воплощением своего народа. Его голос звучал, как будто кто-то тёр гравием по металлу, но в нем не чувствовалось злобы, только прямота и неуклюжая, почти детская веселость.
— Ну что, король-кровопийца, — грохнул он, хлопнув ладонью по столу, от чего зазвенела посуда, — твой маг мне тут опять принес что-то интересное, ты, как всегда, с богатыми дарами! Старики не помнят, когда последний раз видели столько света, болтают что теперь в чертогах день и ночь не различишь.
Малкольм не улыбался, но взгляд его потеплел. Вальтер же, с усмешкой скрестив руки на груди, откинулся на спинку кресла.
— Это всего лишь образец. Повесьте его над сводом пещеры одного из своих городов, — произнёс маг. — Он будет освещать целый город как солнце. Он реагирует на высоту и давление, чем выше вы его повесите, чем сильнее он будет светить. Мои люди настроят его так, что он будет подражать свету солнца и тухнуть ночью. Артефакт почти вечен, его хватит на две или три сотни лет.
— О, он может потухнуть! — Посол покачал головой, прищёлкнул языком. — Если ты и твои ученики все передохнете. Я уж своим сказал: Берегите маэстро Вальтера, а то придётся опять освещать города факелами! — и громко расхохотался, хлопнув себя по бедру.
Слуги вносили блюда. Мясо, томившееся в железных горшках на углях, дымилось ароматом горных трав и крепких приправ. На столе появились тарелки с грибами, выращенными глубоко под землей, и хлеб, тяжёлый и плотный, словно кусок скалы, но с неожиданно сладким послевкусием.
— Слышал, Архендор теперь город для чародейских проходимцев, — продолжал посол, подцепляя на нож кусок мяса. — Магов больше, чем у нас бород! Все торгуют, все крутят-вертят… И каждый, заметь, говорит: Я ученик Вальтера. Ты, значит, решил: сделаю из столицы ярмарку чудес?
— Не ярмарку, — спокойно ответил Малкольм, беря кубок с густым вином. — А место, которое делится знаниями, делая жизнь людей лучше. Студенты приезжают обучаться магии даже из Палатии.
— Ага! — Друмгрим ткнул пальцем в воздух. — Вот о чём я и говорю! Ты так изменил здесь всё, так что страну не узнать. Мы создаём вещи, вы превращаете их в артефакты. Магия, это фокусы! А мы работаем с тем, что можно потрогать, с тем, что можно ковать!
— Магия, это тоже металл, — вмешался Вальтер. — Только его не видно. Нужен лишь правильный инструмент, чтобы его выковать. Артефактология, это наука о том, как выковать магию. И чем больше людей этим занимаются, тем меньше места для суеверий.
— Меньше места для глупости, ты хотел сказать! — буркнул посол, но не сердито. — Хотя, когда я вижу, как ваши артефакты разлетаются с прилавков, начинаю завидовать. Архендор теперь не просто столица, это перекресток торговых путей. У нас даже молодёжь сюда просится. Ходят слухи, что ты разрешаешь Даави учиться в вашем университете?
— Почему бы и нет? — ответил Малкольм. — Магия вам недоступна, но факультеты гражданских и военных искусств для вас всегда открыты.
— Вот и славно! — Друмгрим протянул руку к артефакту, что сиял в центре стола. — Это ценный дар. Я хочу, чтобы ты знал, мы всегда держим своё слово и помним добро, которое нам оказали. Мы не какие-то чёртовы людишки.
Ненадолго повисла неловкая тишина. Только потрескивание жаровен и звон бокалов.
— Ну в общем вы меня поняли, не какие-то там другие людишки, я не про вас. Но часто такие роскошные подарки дарит тот, кто пришел с плохими новостями, — вдруг понизил голос Друмгрим, наклонившись ближе к столу, — хотите задобрить меня хитрецы, до того, как я узнаю, что вы готовитесь принять посла из Морсиба?! Вы хоть понимаете, как это опасно общаться с проклятыми кровососами? Без обид Малкольм, ты то другое дело, ты нормальный кровосос. Приедет какая-нибудь пигалица, которая умеет читать мысли и все ваши секреты уже у неё в книжечке записаны. Слуги напились её крови и готовы служить ей как рабы. И нет вашей Мортении! И наших фабрик!
Наступила краткая, плотная тишина. Малкольм, всё ещё глядя на светящийся артефакт, ответил тихо, но твёрдо:
— Я не знаю, чего они хотят и почему именно сейчас решили открыть посольство. Но я намерен это выяснить. Мортения готова выслушать всех. Но не обязана соглашаться ни с кем.
Посол выпрямился, черты лица его заострились, стали каменными.
— Не доверяю этим тварям. Морсиб должен быть уничтожен. Это настоящее царство зла. Наша война длится уже десятки лет. Население наших городов упало почти на треть. Каждый четвёртый гном калека. Женщины не рожают детей, потому что знают, что они попадут на войну. — Он замолчал, затем добавил с давящей тяжестью в голосе: — Принятие посольства Морсиба, это риск для страны, а мы не вкладываемся в рискованные проекты. Мы приостановим инвестиции в постройку новых фабрик.
Малкольм откинулся на спинку кресла. Его лицо оставалось спокойным, но тень напряжения залегла в уголках губ.
— Я ничего не обещал ни им, ни тебе, Друмгрим. Но учти, Мортения независимое государство. Мы ценим, что вы платите налоги и обеспечиваете население работой, но это не значит, что вы можете диктовать нам, как вести дела с соседями.
Крепостная стена королевского замка в Архендоре в этот час обдувалась прохладным весенним ветром. Камень, тёплый от дневного солнца, теперь медленно остывал. Воздух был наполнен ароматом молодой листвы, влажной земли и далёкого дыма от городских очагов. Над головой тянулся небосвод, окрашенный в нежные переливы золотисто-сиреневого, день угасал, но не торопился уходить.
Малкольм медленно потягивал из бокала напиток малиново-красного цвета. Декер же предпочитал крепкий эль. Слуги, двигаясь быстро и слажено как муравьи, поставили для них стол и удобные стулья. Пусть в еде и нуждался только Декер, но накрыли, согласно придворному этикету, на двоих.
Малкольм удобно развалился на стуле, наслаждаясь видом на город, который тянулся почти до самого горизонта и закат, который начался как раз с их приходом. Он прикрыл глаза, вдыхая вечернюю свежесть. Несколько мгновений оба просто молчали, наслаждаясь редким покоем.
— Давно мы с тобой не сидели вот так, — проговорил король, не глядя на собеседника. Голос его был мягким, но с тем привычным внутренним нажимом, который всегда звучит в голосе тех, кто привык отдавать приказы. — Без особенной цели, просто как старые друзья.
— Ага, — буркнул Декер, отпивая из кружки. — Давненько это было.
Он слегка усмехнулся, взглянув на собеседника.
— Как прошёл ужин с послом?
Малкольм хмыкнул, покачал бокал в пальцах. Свет от уходящего солнца отразился в густой жидкости алым отблеском.
— Они плохо восприняли новости. Но могло быть хуже. Хотя Двугрим так на меня посмотрел, будто хочет испытать на мне свои новые пушки. И это я ещё не рассказал ему, что планирую отдать под посольство Морсиба соседнее здание.
— Это ещё не самое страшное. — Декер снова сделал глоток, облизал губы и добавил. — Даави злопамятные, но предсказуемые. Вампиры совсем другое дело. Ты уверен, что впускать их в страну и давать дипломатическую неприкосновенность разумно?
— Они отправили нам запрос на принятие посольства. Ответить отказом было бы знаком нашего враждебного отношения. Мы примем их и если их намерения будут враждебными, то я вышлю посла.
Малкольм кивнул, подтверждая свои мысли. Его взгляд задержался на горизонте и прошелся по городским улицам, где медленно начинали зажигаться уличные фонари.
— А как Тит? — спросил он, не поворачивая головы.
— На востоке, — ответил Декер, посерьёзнев. — Вальтер отправил его на разведку в какое-то мелкое баронство. Что-то странное с магией. Сказал, что там… «всплески». Я его не сразу понял. Ему кажется, что там появился сильный маг или что-то такое.
Малкольм наконец перевёл взгляд на него. Тень настороженности скользнула в его глазах.
— Я очень давно его не видел…
— С месяц, — кивнул Декер. — Обычно он возвращается раньше.
— Жаль, — произнёс Малкольм, глядя в свой бокал. — Скучаю по его язвительности.
Над ними медленно зажигались звёзды. Ветер с юга нес запахи свободы и тревоги. Молчание, как старый плащ, снова укутало двоих мужчин. Малкольм смотрел на линию горизонта, где последние лучи солнца тонули в багровой дымке, словно кровь растекалась по небу. Его бокал был почти пуст. Он покрутил его в ладони, наблюдая, как густая жидкость лениво стекает по стеклу. Ветер с юга принёс запахи цветущего луга, и всё вокруг на мгновение стало по-деревенски мирным. Почти беззаботным.
Он перевёл взгляд на Декера.
Тот сидел чуть пригнувшись, рука, сжимавшая кружку, дрожала совсем незаметно, но Малкольм, конечно, видел. Лицо Декера хранило свою привычную суровость, но морщины стали глубже, а седина гуще. Ему было уже за девяносто, и даже кровь вампира не могла остановить приход старости.
— Как ты себя чувствуешь, старый друг? — тихо спросил Малкольм, он знал этого солдата со времён своей ранней юности и ему было больно смотреть на то, как время сгибает ему спину.
Декер не сразу ответил. Он сделал глоток эля, гортанно откашлялся и только потом кивнул.
— Старею, — сказал просто. — Можешь себе представить? Вальтер говорит, что твои эликсиры на меня почти не действуют, из-за крови Даави. Кто-то из моих родственников был тем ещё пройдохой, забрался на девчонку в два раза выше себя.
Он усмехнулся, без обиды, без горечи. С лёгкой, солдатской иронией.
— Но я не жалуюсь. Мои руки всё ещё достаточно крепки, чтобы держать меч. Та самая кровь, что не даёт действовать продляющим жизнь элексирам, заставляет тело стареть медленнее. В академии у меня теперь несколько десятков толковых офицеров. Таких, что заменят меня на поле боя. Я тренировал их сам. Я рад, что мне удалось передать всё, что знал. Может, это и есть самое важное, что я оставлю после себя.
Малкольм кивнул. Его взгляд стал чуть мягче, губы едва заметно дрогнули. На миг воцарилась тишина. Потом Декер отвёл взгляд в сторону, куда-то на крыши Архендора, освещённые отблесками фонарей, и негромко спросил, словно бросая фразу мимоходом:
— Что это за ерунда с правами местных лордов?
Малкольм замешкался, слышать этот вопрос от Декера было неожиданностью. Он никогда не интересовался политикой. Декер продолжил, говоря ещё более прямо:
— Я помню, как мы начинали. Ты хотел построить королевство только для своих детей. Ты хотел абсолютной власти. И ты её взял. Железом и кровью. А теперь ты сам отдаёшь власть обратно? Зачем?
Он замолчал, не пряча разочарования. В глазах его не было злобы, только усталость и непонимание. И горечь воина, который десятилетиями строил порядок, а теперь видел, как его разваливают по частям.
Малкольм посмотрел на него. Потом медленно поставил бокал на камень. Его голос прозвучал глухо, но отчётливо:
— Это сложно объяснить. Но я попробую. Сейчас всё королевство стоит на мне. Если я умру, а даже мою жизнь может прервать клинок убийцы, серебряная стрела в спину или вышедший из строя артефакт защиты от солнца, когда я прогуливаюсь по открытой улице в ясный день. Что случится с королевством? Ортенбурги всегда себе на уме, они не будут бороться за верховную власть, но и не поддержат законного наследника, если он будет слаб. Нортброки сразу же вгрызутся в шею Луки, ведь я убил отца главы рода, и Ричард уже не будет связан со мной кровавыми узами. Что в этом случае случится с моими детьми и внуками? Скорее всего их всех перебьют в ходе гражданской войны.
Малкольму редко доводилось видеть настолько отвратительное зрелище. Тяжёлые своды потолка низко нависали над помещением, каменные стены были покрыты мхом и влагой. В центре зала стоял железный стул, который удерживали на месте металлические цепи.
На этом троне страданий сидел Кларк фон Бор, Дитя Солнца, носитель чуждого разума, теперь жалкое существо, чья плоть была изломана временем и пытками. Его массивные, непропорционально толстые конечности как у древнего дерева, иссечённого бурями, были скованы массивными кандалами, а ноги, погружённые в ёмкость, с подозрительно бурлящей мутной водой, походили на гниющие корни. Малкольм почувствовал, как что-то холодное пронеслось по его позвоночнику, когда он увидел, что ниже колен у Кларка остались лишь обглоданные до блеска кости. Подойдя ближе Малкольм понял, что ёмкость полна мелких рыбок, пасть которых была больше их тела, они медленно обгладывали его плоть, доставляя мучительную боль. Даже его, проведшего на поле боя большую часть своей жизни и видевшего смерть во всех её обличьях, это зрелище заставило отвести глаза.
— Думаю, мы наконец-то добились значимых результатов, — негромко сказал Вальтер, стоявший рядом. Он щёлкнул пальцами, жидкость забурлила ещё сильнее, уровень воды поднялся, давая живущим в воде созданиям доступ к новой порции мяса. — За те пятьдесят лет, которые Дитя Солнца находится у нас, мы испробовали все методы получения информации. Дипломатия оказалась неэффективной. Пытки тоже. Он чувствует боль, но не так как мы. Она не вызывает у Кларка негативных эмоций, просто ещё один спектр осязания, говорящий об опасности. Как бы мы не пытали его, он не сказал ни слова.
Малкольм промолчал. Его фигура, облачённая в тёмное боевое облачение, казалась особенно мрачной в этом подземелье. Он смотрел на Кларка сверху вниз, вглядываясь в его мраморно бесстрастное, неестественно красивое лицо, на котором не отражалась ни одна эмоция. Тем не менее ему было больно, очень больно.
На деревянном столе неподалёку, свесив ноги и раскачивая ими взад-вперёд, сидела Фиона. Её белесые глаза были широко раскрыты, взгляд пронзал, как лезвие ножа. Она смотрела на Кларка, не отрываясь и не моргая. Словно бы перед ней было не живое существо, а сложная игрушка, механизм, который она пыталась вскрыть.
— Чтение мыслей тоже было почти бесполезно, — произнесла она, наклоняя голову. — Он разбивает свой разум на множество комнат, поиск нужной информации в которых почти невозможен. Он жонглирует дверями и подсовывает те за которыми нет ничего интересного.
— Но мы смогли найти выход, — продолжил Вальтер. — Боль сильное ощущение, ему приходится отвлекаться, чтобы заглушить её, обработать сигналы, исходящие от тела. В это время, его разум уязвим. Такой сильный маг разума как Фиона может вскрыть его по частям. Когда мы это поняли, остальное было делом времени. Самое сложное не убить его случайно.
Фиона соскользнула со стола, подошла к Кларку. Бельма её глаз, до сих пор вызывающие у Малкольма дрожь, вгрызались в разум чужака как свёрла.
— За последние годы мы добились значительного прогресса и узнали много интересного.
— Рассказывай. — Глухо обронил Малкольм. Он не первый раз видел сцены пыток, но в этот раз и тот, кто им подвергался и те, кто пытал, переходили грани возможного. Ни один человек не смог бы сохранить здравый рассудок, если бы его пытали долгие десятилетия. Но Кларк не был человеком.
— Они не раса в полном смысле этого слова. Они не могут размножаться, их мыслительные процессы очень ограничены, у них почти идеальная память, но они почти не владеют способностью обучаться. В отличие от нас, они были созданы с одной конкретной целью. — Слова Вальтера вызывали больше вопросов, чем ответов.
— Были созданы? — Перебил его Малкольм.
— Отец, ты должен понимать, то, что я читаю в его мыслях не абсолютная истина. Скорее это то, во что он верит сам. Он считает, что их расу создали некие Древние, для того, чтобы они защищали портал, через который эти самые Древние перемещаются между мирами. После чего Древние ушли, и больше не возвращались. Дети Солнца уже несколько тысячелетий защищают портал, не подпуская к нему никого. Именно поэтому, они убивают всякого, кто подходит к границам Драавелона. — Фиона ответила на вопрос отца, стараясь говорить кратко и ёмко.
— Это потрясающее знание, мой господин, никто никогда не знал больше про Детей Солнца чем мы. Их культура, обычаи, теперь мы узнали об этом хоть немного. У них кастовое общество, каждый из них рождается с определённой целью, как муравей. Солдат, рабочий, дипломат. Твоё место определено с рождения. Кларк, например дипломат, они же являются магами. — Голос Вальтера дрожал от возбуждения.
Малкольм понял, что если не прервёт возбуждённого мага, то тот будет говорить часами.
— Что это значит для нас?
— Это значит, что они воспринимают все другие расы как угрозу для портала. Нас не создавали древние, и по их мнению, великий план не подразумевает наше существование. Они считают, что мы люди сбежавшие домашние питомцы вампиров. Примерно десять тысяч лет назад, в этот мир случайным образом попал первый вампир, Вечный. Вместе с ним некоторое количество его потомков и людей, которых они привели как корм. Дети Солнца считают, что домашний скот вампиров сбежал и размножился по миру. Они не считают нас опасностью, но вот вампиров опасаются. Кларк был послан сюда, чтобы предотвратить увеличения влияния вампиров, как мы все знаем, безуспешно.
— Какими войсками они располагают? К чему нам стоит готовится, Вальтер?
— О это очень интересный вопрос! У них нет армии в прямом смысле слова, ведь они все соединены между собой телепатической сетью. Им не нужны гонцы, или иерархия, они похожи на один живой организм. Но только пока находятся рядом. А ещё у них очень интересный процесс размножения. Они не умирают от старости, но иногда гибнут в войнах и несчастных случаях. Чтобы восполнить пробелы в живой силе, новые дети солнца вылупляются из яиц.
Стальная дверь тюремной башни закрылась с глухим, тяжелым звуком. Малкольм остановился на миг в тени свода, как будто этот звук пробуждал в нём нечто тяжёлое и трудно перевариваемое. Затем он медленно пошёл вверх по лестнице, шаг за шагом, словно выносил из глубин тюремных подземелий не только своё тело, но и груз увиденного.
Проходя по слабо освещённым коридорам, он чувствовал, как воздух постепенно становится менее густым и затхлым… но легче не становилось. Сцена, что развернулась в подземельях, не оставила его равнодушным. Она вгрызлась в память, как крохотные челюсти рыбок, обгладывавших плоть Кларка. Он шагал, не замечая ничего вокруг, мысли бились, как птицы в клетке.
Кларк не должен был выдержать. Ни один человек не был способен на это. Пятьдесят лет боли, одиночества и холодных жестоких пальцев его дочери в своём разуме. И тем не менее он всё ещё жив. Он даже задавал вопросы. Есть ли пределы выносливости у Детей Солнца? Или их разум просто устроен настолько иначе?
И ни один из его сородичей, если они такие же, не уступит под пытками. Это означало только одно, война с таким народом будет непохожа ни на одну другую. Их нельзя будет сломить, запугать, обратить в бегство. С ними нельзя будет торговаться. Они будут сражаться, пока не погибнут или пока не уничтожат всё вокруг. И это пугало. Слишком многое нужно было обдумать.
Он сделал шаг по булыжной дорожке, когда из ниоткуда, прямо у него перед глазами, метнулась тень. Маленькая фигура с неровным силуэтом зависла на мгновение в воздухе и опустилась на перила. Малкольм прищурился. Существо было размером с воронёнка, с тёмной кожей, покрытой жёсткими перьями, напоминающими мелкую чешую. Крылья кожистые, как у летучей мыши. Его глаза были странно пустыми. Как у Кларка.
— Птенец Керка, — тихо пробормотал Вальтер, выходя следом. Он остановился, смотря в ту же сторону. — Очень странно.
Малкольм повернул к нему голову.
— Обычно эти птицы водятся только вблизи Драавелона, — продолжил маг. — Они никогда не залетают так далеко на восток… На всякий случай поставлю вокруг башни барьер.
Малкольм ничего не ответил. Птица не имела никакого значения. Он чувствовал дыхание новой войны.
— Отец, я так больше не могу.
Фиона стояла в полутени рядом с большим окном, через которое в покои Малкольма проникал мягкий свет заходящего солнца. Огненные лучи цеплялись за стекло, отбрасывая длинные тени на гладкий пол. Казалось, даже день не желал становиться свидетелем этой сцены и медленно угасал. Её тонкий силуэт казался одновременно детским и пугающе чужим, как ожившая кукла, в которой застряла бессмертная, замученная душа. Волосы ниспадали по плечам в идеальных, почти неестественно ровных локонах.
Малкольм стоял рядом. Его фигура всё ещё излучала силу, но сейчас он был просто отцом, замершим от страха перед словами собственной дочери.
— Фиона… — начал он, но замолчал, когда её взгляд вонзился в него.
— Отец, — повторила она, чуть дрогнув, — я правда… больше так не могу.
Тишина упала, как покрывало. Только шепот далёкого ветра в саду за окнами нарушал её.
— Я схожу с ума, — продолжила она, обхватив себя руками, — и ты это знаешь. Ты видел это всё эти годы. Видел, как я пытаюсь держаться. Я благодарна тебе, что ты смог обуздать меня, когда я начала взрослеть, я принесла людям столько горя. Но я опять скатываюсь в пучину безумия. Это… — она глубоко вздохнула, — это не жизнь.
Он шагнул к ней, протянул руки, но она отшатнулась, резко, почти со злостью, оттолкнув его ладони.
— Не надо! — пронеслось в воздухе. — Не надо так. Ты всё ещё видишь во мне ребёнка, но я уже прожила почти шестьдесят лет. Я взрослый человек, отец. Я взрослая женщина, запертая в теле девочки. Теле, которое не взрослеет, не чувствует, не… живёт.
Малкольм отвёл взгляд, но каждый её вдох, каждое слово резало его сильнее, чем любое оружие.
— В моей жизни есть только одна радость, моя работа. Я не чувствую вкуса еды. Я не чувствую прикосновений. Холод, жар, боль, удовольствие, всё это для меня недоступно. Я знаю, что они есть, но только потому, что видела это в разумах других. Потому что проживала это чужими воспоминаниями… — её голос дрогнул. — Но не своими.
Её шаги были лёгкими, почти неслышимыми. Она медленно подошла ближе, и теперь, оказавшись прямо перед ним, Малкольм видел, что её глаза наполнились кровавыми слезами.
— Я никогда не узнаю, каково это влюбиться, разделить с кем-то близость. Каково это держать на руках своего собственного ребёнка. Каково прожить эту жизнь. — Последнее слово прозвучало почти как молитва.
Малкольм попытался снова заговорить, но голос предал его. Он стоял, молча, и в его взгляде была вся тяжесть принятых им решений. Он когда-то делал выбор ужасный, отчаянный, но в тот момент казавшийся единственно верным. Он спас дочь. Превратил её в нечто ужасное. И всё это время, несмотря на обаяние детского голоса, на её мимолётные улыбки, чувствовал, как она страдает.
— Я не виню тебя… — Фиона всхлипнула, — ты дал мне шанс. Ты принял тяжелое решение, и я благодарна тебе за это. Ты дал мне годы, которые я провела с тобой, с Элизабет… пусть даже в этом теле. Но теперь... теперь я прошу тебя о другом. Позволь мне уйти, позволь моему жизненному пути закончиться.
Он резко поднял голову, его губы дрогнули:
— Нет. Нет! Я… — он шагнул, схватил её за плечи, не силой, но с мольбой. — Мы найдём способ. Слышишь меня? Мы уже ищем его какое-то время. У Вальтера есть идеи. Просто подожди чуть-чуть дочка, мы всё исправим.
Она опустила взгляд. Слёзы бежали по щекам. И в этом было что-то особенно жестокое, ведь её душа всё ещё могла плакать, когда тело было уже давно мертво.
— Ты так говорил десять лет назад, — шепнула она. — И каждый год… каждый год становится труднее. Тьма внутри меня растёт. Я боюсь, что однажды не выдержу.
Она всхлипнула и обмякла у него на груди. Малкольм обнял её, крепко, до боли, как будто его объятия могли удержать её на этом свете.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Я больше не могу. Я хочу обрести покой.
— Потерпи, — выдохнул он, зарывшись лицом в волосы дочери. — Ради меня. Ради Элизабет. Ради того, что мы ещё можем исправить. Я умоляю…
Сквозь тонкую ткань рубашки Малкольм ощущал, как её тело дрожит. От внутренней бури, от усталости, которую невозможно измерить годами. От жизни, которая давно уже стала пыткой. Но в его глазах в этот момент родилось нечто новое. Не просто страх за дочь. А решимость. Он не позволит ей исчезнуть. Не после всего, что они все пережили.
— Я обещаю, — сказал он. — Мы найдём способ. Клянусь.
Зал приёмов королевского дворца Архендора был создан не для торжеств, он был оружием. Архитектурным воплощением власти, его своды поднимались на такую высоту, что гость невольно ощущал себя песчинкой, затерянной в пространстве. Потолки терялись в полумраке, покрытые резьбой по светлому мрамору, в которой угадывались сцены побед и истории королевства. Колонны, каждая шириной в два обхвата, стояли, как каменные титаны, держащие на себе небеса, инкрустированные золотом и вставками из розового мрамора. Витражи от пола до потолка переливались густыми красками неестественно глубокими, свет проходя через них освещал зал всеми цветами радуги, визуально делая его ещё больше. Воздух был пропитан ароматом воска и ладана, но и в нём ощущался холод камня, вечный и недоверчивый. Даже шепот в этих стенах звучал громко, благодаря бесподобной акустике.
Но всё это великолепие не произвело ни малейшего впечатления на посла вампиров. Она двигалась вперёд легко и бесшумно, будто вовсе не касался пола. Её шаг был ровным, взгляд излучал уверенность в себе. Казалось, будто её глаза скользят по мраморным стенам, не замечая ни лепнины, ни гербов, ни инкрустаций, словно перед ним была обветшалая таверна на краю торгового тракта. Она знала, как выглядит настоящая власть и для неё эти стены были не более чем театральной декорацией.
Она была высока для женщины, среди своей свиты казалась великаном. В её чертах читалась холодная решимость, резкая, как клинок. Скулы отбрасывали тень, ложившуюся на бледную кожу, губы были сжаты, а в глазах сверкала хищная уверенность существа, которое не боится ничего, потому что всё уже пережило.
Она была одета в церемониальные одежды посольства Морсиба чёрные, как сама бездна. Но поверх них лежала лёгкая не стесняющая движения кожаная броня. Руки её были обнажены до плеч, и под бледной кожей играли жгуты мышц. На ней не было ни колец, ни браслетов, только украшенная золотом перевязь украшала пояс, из которой выглядывала рукоять кинжала. Ни одно её движение не было избыточным. Она двигалась как опытный боец. Элизабет, стоящая за спиной Малкольма, невольно положила руку на рукоять рапиры.
За ней тянулась свита, состоящая из людей рабов. Их лица были опущены, они не смели поднимать взгляда. Каждый был облачён в одинаковую торжественную одежду, длинные тёмные туники с золотой вышивкой, подчеркивающей безликую торжественность их положения. На шеях тонкие рабские ошейники, служащие напоминанием о их положении. Придворные в зале затихли, рабские ошейники на людях вызывали в дворянах отвращение напополам с испугом.
Молчание стало ещё напряженнее, когда женщина в чёрной броне остановилась у подножия трона. Блики света, пробивавшиеся сквозь витражи, играли на её коже тонкими алыми всполохами.
Малкольм не мог отвести взгляда.
Это встреча была формальностью, как любое официальное представление. Новоприбывший посол должна была получить формальное разрешение на основание посольства и уйти. Но стоило ей заговорить и он словно очнулся. Его пальцы сжались на подлокотнике трона, он не мог отвести от неё взгляда. Всё вокруг отступило на второй план. Острота её голоса, холодная и певучая, проникла в его разум, как лезвие сквозь шёлк.
— Жанна Зу Арк прибыла к королевскому двору Мортении, — произнесла она, чуть склонив голову в едва заметном поклоне, который можно было бы назвать жестом равного к равному. — Получить разрешение на основание посольства в столичном городе Архендоре. Даёт ли король Мортении, Малкольм Фон Раук, своё согласие?
Он открыл рот, но слова будто не сразу нашли путь наружу.
Он видел перед собой убийцу. В её осанке, в плавной пластике движений, напряжённых жгутах мышц под бледной кожей было что-то от зверя, готового к прыжку. И всё же не это завораживало его. Её красота была иной, не вычурной, не жеманно-дворцовой, но чистой, словно выкованной в холоде и стали. В чёрной броне, с раскосыми глазами, окружёнными тенью, с высокими скулами и губами, изогнутыми в насмешливую полуулыбку, она казалась существом из иного мира. Волосы её, словно из жидкого обсидиана, ниспадали на плечи тёмным ореолом, завораживая его ещё больше.
Где-то на краю сознания он понял, что давно не позволял себе серьёзных чувств. Он, король, вампир, чудовище и отец новой державы, у него просто не было времени на что-то серьёзное. Среди придворных дам считалось престижным разделить с ним постель, но он не заводил фавориток, а детей у него больше быть не могло. Но теперь он чувствовал, что-то в нём изменилось с её появлением. Он едва не забыл, что должен ответить. Пауза начала затягиваться, среди придворных раздались неуверенные шепотки.
— Да, — слова прозвучали глухо, но уверенно. Он вздрогнул сам, от непривычного тембра своего голоса. — Я даю своё позволение.
Посол позволила себе широкую, почти торжествующую улыбку, как будто это было не просто получение формального разрешения, а победа в затяжной игре, чьи правила знала только она.
— Разрешение получено. Посол приступает к основанию посольства, — сказала она.
И сделала шаг назад, так, как отходит актриса со сцены, зная, что оставила в зале впечатление, которое долго не исчезнет. Малкольм смотрел ей вслед, и чувство, которое росло в его груди, было тревожным, опасным и по-своему восхитительным. Как будто в его жизнь вошёл враг, но он не хотел его прогнать.
Он даже не заметил, как сжал подлокотник трона так сильно, что тот затрещал под его пальцами.
— Вильгельм, пожалуйста проводи посла к выходу из замка. — Глухо произнёс он.
Когда дверь закрылась за послом, Вальтер попросил всех покинуть зал. Когда лишних свидетелей их разговора не осталось, он смог говорить открыто.
— Вы почувствовали это, Ваше Величество? Вампиры играют грязно.
— Что именно я должен был почувствовать, Вальтер?
— Неестественную привязанность. Я был уверен, что они пошлют кого-то из клана Аксани. Талант читать мысли лучше всего подходит дипломату, но они прислали одного из старших вампиров клана зу Арк. Как вы думаете почему?
Посол Морсиба двигалась по коридорам дворца. Её провожал к выходу рыцарь, от которого она чувствовала необычную магию, оттенки были похожи на силу служителей Делателя, но привкус был другим. Она поймала себя на мысли, что эта страна полна интересных личностей. Когда патриарх клана приказал отправиться сюда в качестве дипломата, она была сильно удивлена. Но как только она увидела их короля, поняла, что это задание будет крайне интересным.
В её ноздри ударил запах гнилого мяса. Этот запах она не могла спутать ни с чем. Упырь? Здесь во дворце среди людей? Завернув за угол, она остановилась резко, как хищник почуявший опасность. В глазах её появилась настороженность, смешанная с неприкрытым удивлением.
Фиона стояла в тени колонны. Её неестественно белые глаза вонзились прямо в сознание Жанны. Даже высшие вампиры Зу Арк не позволяли себе подобного, это был вызов, который она не могла проигнорировать.
— Что… это за отвратительное создание? — голос её был тих, в нём звенело отвращение. — Неужели Мортения настолько отсталое королевство, что обращает даже детей? — Сказала она, обращаясь к Вильгельму.
Фиона усмехнулась, уголки её губ дрогнули. Её голос был тихим и хрипловатым, совсем не детским. Вызов в нём был ещё более очевиден, чем в её взгляде.
— Я не ребёнок, посол. Не такому чудовищу, как ты, обвинять других в создании меня. Я вижу в твоём сознании, ты сама обратила ребёнка.
— Не смей. — Жанна шагнула ближе, напряжённая, готовая к бою. — Лезть в мою голову, мелкая тварь.
Фиона вспыхнула. Внутри неё что-то сорвалось с цепи. Вильгельм почувствовал, как от неё потянулись щупальца силы.
— Мерзость? — её голос стал выше и исказился до неузнаваемости, уже никто не смог бы сказать, что он принадлежит маленькой девочке. — Ты, хозяйка рабских ферм, питающаяся тухлой кровью, которую отняла силой! Ты смеешь судить меня? Квинт, Ульрих, ко мне!
Она еле заметно мотнула головой в сторону. Из-за тяжёлой портьеры, вышли две фигуры. Высокие, широкоплечие, в одинаковых чёрных плащах, с пустыми, стеклянными глазами. Две куклы, лишённые воли, но не своей силы. У Вильгельма перехватило дыхание, он давно не видел Ульриха. Его друг детства выглядел ужасно, кожа на лице обвисла, словно готовая сползти вниз бесформенной кляксой, на уголке губ покачивалась нитка слюны, движения казались механическими. В нём не осталось ничего, от названного рыцаря, которым он когда-то был. Каждая новая встреча после того, как Фиона обратила его в свою марионетку, доставляла Вильгельму боль. Руки его непроизвольно сжались в кулаки, плечи напряглись. Сопровождающие посла рабы потянулись к оружию.
— К порядку! — рявкнул Вильгельм, голос прорезал воздух как хлыст. Его глаза засветились от переполняющей их магии, его контроль над собой дал трещину. — К ПОРЯДКУ!
Фиона уловила обрывок его мыслей и вздрогнула. Её по-детски большие глаза устремились к Вильгельму, она не ожидала, что муж сестры думает о ней именно так. Она отшатнулась, будто получила удар в лицо. Рот её приоткрылся, но слов не было.
Посол Морсиба, почувствовав перемену в воздухе, развернулась на каблуках и отправилась прочь, бормоча себе под нос.
— Даже чересчур интересных…
Лаборатория Вальтера была просторной, залитой мягким, рассеянным светом, создаваемым множеством расположенных на потолке артефактов. В воздухе витал запах реагентов и металла. Это место было похоже на операционную, но орудовали здесь не скальпелем, а силой магии. Полки вдоль стен были заставлены магическими инструментами: светящимися кристаллами, частями тел магических зверей и артефактами, созданными самим Вальтером.
В центре помещения стоял тяжёлый стол из цельного куска мрамора, гладкая поверхность которого была укрыта тонким покрывалом, чтобы не поцарапать кожу лежащей на нём девушки. Её лицо казалось хрупким, почти кукольным. Глаза глубокие, чистого небесного оттенка, выдавали в ней решимость, далёкую от детской. Светлые длинные волосы мягко спадали на плечи, теряясь на фоне бледной кожи. Она выглядела на шестнадцать лет, и эта юность только подчёркивала жестокость предстоящего ритуала.
Вальтер стоял рядом, опершись ладонями о стол, и пристально всматривался в её лицо. Его голос, когда он заговорил, был ровным, но в нём чувствовалось едва уловимое напряжение:
— Ты понимаешь, на что соглашаешься? — он говорил без намёка на осуждение, как врач, который обязан убедиться, что пациент осознаёт все последствия операции.
Девушка не отвела взгляда, лишь сжала пальцы в тонком льняном одеяле, будто черпая из этого жеста силы.
— Я благодарна вам за то, что вы выкупили меня и моего брата из рабства, — тихо, но уверенно сказала она, переводя взгляд на Малкольма. Я пойду на всё, если вы дадите слово, что он будет воспитываться при дворе… и никогда не узнает голода, рабства и нищеты. — На последних словах её голос дрогнул, но она не отступила.
Малкольм, стоявший чуть в стороне, сделал шаг вперёд. Его фигура заполнила собой пространство между ней и всем остальным миром.
— У тебя есть моё слово, — он говорил уверенно, стараясь вселить в неё уверенность. — Слово короля.
Эта клятва будет исполнена. Он сделает всё что угодно ради Фионы. Он не позволит своей дочери страдать дальше. Даже если бы эта девчонка на столе умоляла отпустить её, если бы кричала и проклинала их, он не изменил бы своего решения.
На миг его взгляд задержался на её лице, она была похожа на Фиону, такую, какой она могла бы быть. Рабыня смотрела на него с благодарностью и надеждой. Она не понимала, что ей предстоит. Малкольм отвёл глаза, чтобы она не увидела в них правду, её согласие было лишь формальностью. Всё уже решено.
Фиона стояла чуть позади, по правую руку от Малкольма, и с виду казалась неподвижной. Словно изваяние, лёгкая детская фигурка в простом платье, бледное лицо, лишённое привычной живости. Но за этой внешней неподвижностью бурлила смесь эмоций.
Поначалу в её груди шевельнулось что-то похожее на жалость. Эта девушка на столе такая юная, в её глазах страх перемешивался с упрямой надеждой. Жалость была острой. На мгновение Фиона даже почувствовала к ней родственное тепло, ведь жизнь перемолола её задолго до того, как она успела хоть что-то понять. Как и саму Фиону, когда-то.
Но это чувство испарилось так же быстро, как утренний туман под солнечным светом. На его место пришло предвкушение, тёплое, тягучее, сладкое. Внутри неё распахнулась жадная, голодная пустота, готовая заполниться новым опытом. Она уже видела в воображении, как почувствует вес человеческого тела, как плоть под её волей будет отзываться на каждое движение, как кровь снова заструится теплом в жилах, возвращая давно утраченные ощущения.
В голове она перебирала, чем займётся в первую очередь. Попробует хлеб тёплый, с хрустящей корочкой, обжигающий губы. Выпьет сладкое вино и ощутит, как тепло от него прокатывается вниз по горлу. Коснётся ткани настоящей, мягкой шерсти или шёлка, чтобы пальцы утонули в её мягкости. Почувствует, как на кожу ложится солнечный свет, не жгучей болью, как сейчас, а ласковым теплом, как в старых, почти забытых воспоминаниях.
Любопытство дёрнуло её, и она, едва заметно прищурившись, скользнула в разум девушки. Память развернулась перед ней, как блеклый, потрёпанный свиток. Фиона быстро прошлась по её воспоминания, там не было ничего хорошего. Просто бесконечный серый ад, пьющий отец, нищета, и наконец, то, как её и брата продали в рабство. Этот ад не должен был продолжаться, и они помогут ей в этом, пусть и дорогой ценой. В глазах Фионы застыла жадность, она смотрела на девушку, как модница на дорогое платье. Её всю трясло, от желания его примерить.
Прошла неделя, и за эти дни Фиона словно опять прошла путь от младенца до подростка. Первые шаги в новом теле были неуверенными, неловкими, мышцы не слушались, движения получались резкими, иногда конечности не подчинялись вовсе. Необходимость справлять естественную нужду, о которой она совершенно забыла за годы, когда была упырём, оказалась отвратительной. Она пару раз падала, раздражённо сжимая зубы, но с каждым днём тело становилось всё более послушным, а жесты естественными. Пальцы, привыкшие веками быть лишь холодными костяными крючками, теперь ощущали тепло, его упругость и гладкость кожи, это пьянило. Даже банальное умывание по утрам превращалось в открытие: вода скользила по коже, оставляя ощущение свежести, лёгкой прохлады, а собственное отражение в зеркале возвращало ей улыбку, теперь уже человеческую. А вкус еды, который она успела позабыть, завораживал. Она не могла остановиться, поглощая сдобу, шоколад и все возможные сладости.
— Ты быстро осваиваешься, — сказал Вальтер, внимательно осматривая её тело и глаза, проверяя нет ли признаков отторжения души. — Но теперь время поговорить о правилах.
Фиона слегка склонила голову, она готова была внимательно слушать.
— Это тело смертное, — начал Вальтер, медленно и чётко, словно желая, чтобы каждое слово отпечаталось в её памяти. — У него есть все обычные человеческие ограничения: болезни, усталость, травмы. Но главное… — он выдержал паузу, — если ты умрёшь, находясь далеко от второй половины своей души и от своего настоящего тела, то можешь никогда не восстановиться. Твоя душа будет потеряна, и ты никогда не найдёшь дорогу назад.
Её улыбка померкла.
— И где… находится вторая половина моей души? — спросила она тихо.
— В перстне, с которым никогда не расстаётся твой отец, — ответил Вальтер. — Он хранит её так, как хранит самое ценное. И пока перстень у него, ты в безопасности.
Фиона задумалась, на мгновение представив этот перстень в его сильной, неизменно холодной ладони.
— А моё тело? — спросила она и в голосе её мелькнула тень прежней, вампирской властности.
Вальтер повернулся и указал вверх, к каменным сводам.
— Оно в хранилище, в самой высокой башне королевского дворца Архендора. За дверью, которую могу открыть только я сам. Там оно останется до тех пор, пока твоё нынешнее тело не состарится или пока ты сама не решишь вернуться назад.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Не забывай, Фиона. Теперь у тебя есть не только сила, но и слабости. Если ты умрёшь в этом теле, твоя душа должна быстро попасть в твоё настоящее тело, иначе это конец.
Фиона молча кивнула. Цена за новое тело оказалась меньше, чем она думала, она готова была её заплатить. И она уже знала, с чего начнёт свою новую жизнь.
Маленькая гостиная, спрятанная в глубине дворца, была одним из немногих мест, где не чувствовалось тяжести власти. Здесь не было золочёных тронов, ковров с гербами и шеренг стражи, только низкий камин, запах сухих дров и мягкие кресла, обитые старой, но добротной тканью.
Малкольм сидел в одном из них, рукой опираясь на подлокотник, другой легко касаясь подбородка, его взгляд был прикован к Фионе. Он смотрел на неё так, словно видел впервые. Перед ним стояла не мрачная, чуждая фигура, а юная женщина, живая и изящная. Её тонкая фигура была гибкой и лёгкой, словно созданной для движения, а мягкие локоны, непослушно вившиеся по плечам, блестели в свете камина, как светлый шёлк. Она не была похожа на ту слабую девчонку-рабыню, добровольно отдавшую своё тело. В неё как будто вдохнули силу. Об этом кричало всё, осанка, уверенный шаг, прямой взгляд. Чуть язвительная, но полная радости улыбка. Он узнавал в ней свою дочь, такой, какой она должна была быть.
Он видел это в её глазах, таких же ярких, как в детстве. В них всегда жила особая искра, жадное любопытство к миру. Теперь к ним добавилось нечто новое: тихая, глубокая радость, будто внутри неё разлилось тепло, которого она была лишена слишком долго. И он поймал себя на том, что улыбается в ответ, не как король, а как отец, который наконец видит свою дочь счастливой.
— Ну что ж… — тихо произнёс он, в голосе его смешались забота и неподдельная нежность. — Я вижу, что задумка Вальтера принесла плоды.
Он поднялся, их объятие было долгим и крепким. Для него это прикосновение значило больше, чем она могла знать: он снова чувствовал её тепло, живое, человеческое.
Элизабет, всё это время молчаливо стоявшая рядом, шагнула вперёд. Её глаза блестели от слёз, когда она обняла сестру, прижимая к себе так, будто хотела удержать её здесь, в этих стенах, ещё хоть на мгновение.
— Я так рада за тебя, — тихо сказала она, голос дрожал, но слова были твёрдыми, — ты наконец-то сможешь получить от жизни всё, чего была лишена… и пусть никто никогда больше у тебя это не отнимет.
Фиона ответила лёгкой улыбкой, но в её взгляде мелькнула тень грусти. Она отстранилась и посмотрела на них обоих, будто запоминая лица, которые всегда были и будут частью неё.
— Я решила… — начала она ровно, но в голосе сквозила едва заметная дрожь, — уехать в Эсталию. Я всё подготовила заранее. Я стану хозяйкой подставной торговой компании. Это позволит мне влиться в общество местной знати без подозрений. Там никто не будет знать, кто я на самом деле.
Она сделала вдох, и в её глазах мелькнула решимость.
— Я хочу прожить простую человеческую жизнь… там, где моё прошлое не будет влиять на меня. И ради этого мне нужно покинуть Мортению.
Малкольм молчал несколько долгих секунд, отведя взгляд. Фиона уже начала беспокоиться. Отец мог быть против, от неё зависело слишком многое в этом королевстве. Как глава тайной полиции она была слишком важна. Её умение проникать в чужие разумы было уникальным.
— Если это твоё решение, — наконец сказал он, с тяжелым сердцем, — я благословляю его… и благословляю тебя. — Он подошёл к ней ещё раз, положил ладони на плечи и слегка сжал их, как бы передавая что-то невидимое, чего не мог выразить словами.
В комнате повисла тишина, в этой тишине не было холода. Только тепло прощания, щемящая нежность и понимание, что каждый из них теперь пойдёт своей дорогой, но связь между ними не разорвётся никогда.
📖 Если вам понравилась история поддержите автора!
✨ Подписывайтесь, ставьте лайк книге и делитесь своим мнением в комментариях это вдохновляет писать дальше! 💬💙
Здесь, за толстыми стенами дворца Архендора, воздух был особенно тих и спокоен, будто сам мир задерживал дыхание. Влажная зелень кустов, капли росы на листве, всё это пахло весной и свежестью, чуждой городской суете. Обострённое обоняние Малкольма позволяло в полной мере наслаждаться всей палитрой запахов королевского парка. Малкольм шёл неторопливо, заложив руки за спину. После долгих десятилетий, проведённых в постоянной борьбе, ему было непривычно осознавать, как много у него теперь свободного времени. На троне сидит его старшая дочь, освободив его от обязанностей монарха. Младшая дочь, самая упрямая и проблемная, уехала искать своё счастье за Срединное море. Он, впервые за многие десятилетия, остался наедине с самим собой. Слишком много времени для мыслей, слишком много времени для самого себя. Это была незнакомая, почти позабытая им роскошь.
Он шёл по тенистой аллее, вдоль которой чередовались резные каменные скамьи и высокие статуи правителей прошлой династии. Он остановился напротив статуи Генриха. Малкольм никогда не любил её, но решил оставить как напоминание о прошлом.
Шорох лёгких шагов за спиной вырвал его из мыслей. Он обернулся и увидел её. Посол Морсиба шла неспешно, оглядываясь по сторонам. Даже несмотря на кажущуюся прогулочной походку, Малкольм понял, что они встретились здесь не просто так. Вампиры клана Зу Арк прежде всего были воинами, этой попытке встретиться с ним „как будто случайно“ не хватало элегантности. Тем не менее при виде неё у Малкольма снова перехватило дыхание. Она была настолько не похожа на аристократок, которых он постоянно видел при дворе, что казалась глотком свежего воздуха.
— Редкое зрелище, — сказала она, коротко кивнув головой в качестве приветствия, задержав на нём взгляд гораздо дольше, чем позволяли правила приличия. — Вампир, обращённый в зрелом возрасте. Не мальчишка, которому едва исполнилось двадцать, а мужчина, проживший половину жизни. Сколько вам было, Ваше Величество, когда вас обратили?
Малкольм ответил с едва заметной усмешкой:
— Почти пятьдесят.
Она прищурилась, словно мысленно сравнивая эту цифру со своими догадками.
— А вам, посол?
— Двадцать семь. Почему-то большинство из тех, кого обращают, совсем молоды, — продолжила она. — Они не успели попробовать настоящей жизни. Не узнали, что значит быть мужем, отцом, не познали тяжесть выбора и цену поражения. И потому я вижу в них детей.
В её голосе звучало что-то тёплое и одновременно опасное. Она сделала шаг ближе, Малкольм уловил лёгкий аромат, напоминающий смесь горьких трав и железа.
— Но зрелые мужчины… — она чуть наклонила голову, будто изучая каждую черту его лица. — Те, кто пережил штормы жизни, кто успел пожить перед обращением… — она на секунду позволила себе паузу, в которой скрывался вызов, — а ещё те, кто может сравниться со мной в силе, невероятно притягательны.
Она подошла к нему совсем близко, взяла под руку. Это было явным приглашением. Малкольм почувствовал, как в глубине сознания, где обычно царила выученная за десятилетия дисциплина, возникла трещина. Он редко позволял себе поддаваться на такие открытые провокации, но в её словах и в этом прямом, почти хищном взгляде было что-то… завораживающее.
Он поймал себя на мысли, что, возможно, нашёл занятие на ближайшие месяцы. Улыбка разрезала его губы, и он окинул Жанну взглядом, в котором не было ничего похожего на нежность. Малкольм давно не позволял себе подобного, но эта женщина была хищником не слабее чем он, а значит, он мог перестать сдерживаться.
Промокод 2. Iv1ulpQL
Внутренний двор замка, обычно шумный из-за солдатской муштры, на этот раз был очищен для одной-единственной схватки. Каменные плиты под ногами ещё хранили холод ночи, а по краям тренировочной площадки стояли несколько десятков зрителей: офицеры, оруженосцы и пара вампиров, прибывших вместе с Марком. Все они знали, что Марк де Ланк редко выходит на показательные поединки, и потому наблюдали за происходящим с напряжённым вниманием.
Эрлих, прозванный Дланью Земли, стоял в противоположном конце круга. Высокий, массивный, с резкими чертами лица, он держал в руках длинный тренировочный клинок из закалённой стали. На его отмеченном возрастом лице застыло напряжение. Он нависал над своим противником, который выглядел блекло на его фоне. Марк стоял напротив, в чёрном безупречно подогнанном тренировочном костюме и с деревянным тренировочным мечом, он был бледен и тонок в кости, как подросток, который так и не успел войти в полную силу. Он стоял чуть вполоборота, как бы невзначай, но каждая линия его тела выдавала готовность рвануться вперёд.
— Сколько лет прошло, а твоя стойка всё та же, — заметил Эрлих, разминая запястье. — Молодой господин, я уже давно сказал, мне нечему вас больше учить.
— Я много путешествовал в последнее время и встретил много необычных противников, — спокойно ответил Марк, едва заметно меняя хват на рукояти. — Захотелось проверить новые идеи. А кто подойдёт лучше, как не мой учитель детства?
— Думаю, что таких людей мало, — без ложной скромности произнёс Эрлих, делая первый медленный шаг вперёд. — Слухи о ваших подвигах разошлись по миру. Ваши рыцари «Чёрной розы» затмили даже славу «Крыльев Аквитании» в которых я когда-то служил.
— Хватит болтать, приступим, — уголки губ Марка дрогнули в тени усмешки, обнажая тонкие клыки, выглядывающие из-под верхней губы.
Первое столкновение было молниеносным. Эрлих сделал резкий выпад, Марк встретил его жестким блоком, он был гораздо сильнее оппонента, несмотря на тело подростка, и не стеснялся использовать свою силу. Их оружие заскрежетало, перекрещиваясь, и оба мгновенно отскочили назад, не дав противнику зацепиться.
Марк сразу же бросился следом за отступающим учителем, нанося ему удар за ударом, деревянный меч сталкивался со стальным, треща от силы ударов своего хозяина. Эрлих блокировал удары один за другим еле поспевая за темпом молодого вампира. Врезавшись в его блок очередной раз, меч Марка с громким треском разломился напополам. Один из рыцарей-вампиров тут же бросил ему новый, который он ловко поймал. Эрлих воспользовался передышкой, чтобы расслабить гудящие от силы ударов руки.
— Учитель, я никогда не спрашивал, но как так вышло, что вы служили под началом Фрона де Кита, воевали против моего деда, а в итоге учили меня фехтованию в детстве? — Спросил Марк, вновь переходя в атаку.
Деревянный меч нашел прореху в обороне противника и больно ударил Эрлиха в поддых, заставляя того отступить на шаг.
— Я всегда хотел приносить пользу, — прерывисто ответил Эрлих, пытаясь восстановить дыхание, в ответ его стальной клинок прочертил кровавую полосу на левой щеке Марка. Он с шипением отступил, вкус крови остался во рту, но рана сразу же начала затягиваться. — Мой сюзерен был мёртв, а ваш дед был единственным, кто предлагал полезную для народа службу. Я рисковал, придя к нему. Но он оценил мои таланты по достоинству и принял на службу, несмотря на моё прошлое.
Марк бросился на противника, припав к земле почти горизонтально, целясь в ноги, Эрлих щёлкнул пальцами, и каменная плита плаца поднялась, принимая на себя удар деревянного меча, который опять треснул с глухим звуком. Марк с трудом уклонившись от ответного удара разорвал дистанцию.
— Я скучал по вашим фокусам, учитель. Ваша магия слаба, но то, как вы используете её в бою, признак высшего мастерства. — Лицо Марка разрезала хищная ухмылка, отбросив очередную сломанную деревяшку, в этот раз он поднял в воздух обе руки и поймал два тренировочных клинка. Крутанув ими в воздухе, оценил баланс. — Жаль, что приходится пользоваться деревянными клинками, иначе это было бы слишком опасно для вас.
— Хмм... — Эрлих хмыкнул, мальчишка всегда был заносчивым, но теперь от него просто веяло мощью.
На Эрлиха обрушился град ударов, теперь Марк не пытался пересилить его, это был чистейший танец насилия. Деревянные лезвия описывали резкие дуги, а глаза Марка сверкали хищным азартом. Школа фехтования Мортении основывалась на двух стилях, оборонительный с мечом и щитом и атакующий с длинным двуручником. Но к такому Эрлих не был готов. Стоило ему блокировать один удар, как второй клинок искал свой путь к его плоти. Мечи противника мелькали всё ближе и ближе к его лицу, а такой чудовищно сильный вампир мог убить даже ударом простой палки. Эрлих не успевал. Щелчок пальцами и под ногами Марка просела каменная плита, это должно было лишить его равновесия, но тот будто почувствовав всё заранее изменил стойку. Щелчок пальцами и молодой вампир, лениво уклоняясь от запущенного ему в голову булыжника продолжает атаку. Щелчок, щелчок, щелчок, тонкая фигура в чёрном избегала каждый удар, не прекращая яростно атаковать.
Среди зрителей раздались невольные шепотки восхищения. Фигуры поединщиков размывались, звук столкновения клинков был похож на барабанную дробь.
— Вы стали медленнее, учитель, — сказал Марк, но в голосе не было насмешки. — Или это я стал быстрее?
Эрлих не ответил, пытаясь беречь дыхание. Запустив в воздух очередной булыжник, который должен был ударить в спину бывшего ученика, он сделал прямой выпад, устремлённый в живот. Марк, изогнувшись невозможным образом, закрутился в вихре, одним клинком отбив булыжник, а вторым отбросив удар Эрлиха. Ещё секунда и оба замерли, названный рыцарь почувствовал, как дерево упирается ему в кадык.
— Мёртв, — тихо сказал Марк.
— Да, — с едва заметной улыбкой ответил Эрлих. — Это был достойный поединок. Вы превзошли многих Названных, которых я знал.
Покои Малкольма наполнял мягкий полумрак, плотные шторы не пропускали свет луны, а несколько канделябров создавали островки золотого сияния, дрожащие на каменных стенах. В воздухе стоял едва уловимый аромат тёмных вин и свежей крови, сладковатый, но не навязчивый. Этот аромат она всегда приносила с собой.
Малкольм лежал, откинувшись на подушки, а её лёгкое, почти невесомое тело покоилось на его груди. Она двигала пальцами по его коже, изучая каждый изгиб и шрам на его теле так, будто в её власти было прочитать по ним всю его историю. Её прикосновения были уверенными и лениво-игривыми, словно усталая кошка, которая уже наелась, но скоро проголодается опять.
С момента прибытия посольства Морсиба они проводили много времени вместе. Вначале он думал, что всё это дипломатическая игра, привычный обмен любезностями между опытными хищниками. Потом он полагал, что она пытается повлиять на него через постель. Но взяв под контроль иррациональную привязанность к старшему вампиру своей крови, Малкольм понял, что она воин, а не дипломат. Она сейчас в его постели, только потому что сама так захотела. И от этого он только сильнее почувствовал новую волну привязанности. Не в той подавляющей, оглушающей форме, что была, когда он усыновил Томаса и утратил способность видеть очевидное, но всё же достаточно сильную, чтобы её вес ощущался в каждом его решении.
Она говорила, не отрывая взгляда от его лица, голос её был густым, а слова текли медленно, с лёгкой грудной интонацией:
— В Морсибе всё устроено иначе… У нас нет нужды тратить силы на эти… союзы с теми, кто слабее. Внизу всё подчинено вечным кланам, каждый знает своё место, и никто не тратит время на игру в независимость. Иерархию определяет старшинство крови, в подгорном королевстве ты был бы шестым после Патриарха, у тебя были бы сотни рабов, целый уровень в пике, принадлежащем клану Зу Арк. — Она чуть наклонилась ближе, так что её губы почти коснулись его уха. — Разорви соглашения с Даави, Малкольм. Они тебе не нужны.
Он смотрел на неё спокойно, глаза его были тёмными и глубокими, но в них пряталась сталь.
— Ты влияешь на меня, — сказал он негромко, но уверенно. — Именно поэтому я передал право править дочери. И если хочешь говорить о внешней политике, говори с ней.
Жанна чуть приподняла бровь, словно не привыкла к отказу, и её ладонь на его груди замерла. Он продолжил:
— Пока в столице находится Зу Арк старше меня, я не король. И к управлению государством не имею никакого отношения.
В его голосе не было вызова, лишь твёрдое заявление факта. Но он позволил себе маленькую, едва заметную улыбку:
— К тому же, даже если бы я мог что-то решать, я считаю твоё предложение вредным для Мортении. Мануфактуры Даави платят тысячи золотых в виде налогов, дают работу сотням и тысячам людей, они законопослушны и уважают наши законы.
Он откинулся чуть назад и, глядя на неё с оттенком насмешки, добавил:
— От меня ты получишь только приятную беседу… и немного земных удовольствий.
На миг она нахмурилась, но вскоре её смех разрезал воздух. Он был громким и заливистым, с ноткой голода. Её рука заскользила по его телу, забираясь под одеяло, всё ниже и ниже, и в голосе зазвенела игривая насмешка:
— Только немного?
Он не ответил сразу, разглядывая её, эту смесь дикости и притягательности. Потом, как бы отвлекая её, спросил:
— Расскажи мне о жизни в Морсибе. Мы почти ничего не знаем о том, как живёт королевство вампиров.
Она чуть прищурилась, будто взвешивая, стоит ли рассказывать ему обо всём.
— Морсибом правят семь великих кланов, каждому из которых Вечный даровал одну из малых частей своих сил. Например, вампиры клана Зу Аксани читают мысли. Каждый клан формально подчиняется Вечному, но он вмешивается во внутреннюю политику очень редко. Каждый клан, это государство внутри государства, где королём является патриарх. Когда-то между кланами даже велись войны, до того, как агрессивный молодняк получил возможность выпускать пар на поле боя с Гастарком или Даави. Здесь тебе приходится учитывать мнение твоих вздорных, смертных дворян, а в Морсибе твоё слово было бы законом. Если здесь ты больше не король, не хочешь ли ты поехать со мной?
В сердце Малкольма защемило, ему давно надоело править королевством, его дети в безопасности, возможно вот он, выход? Мысль вгрызлась в его разум и не спешила отпускать.
Руки Жанны наконец-то нащупали под одеялом то, что искали. Хотя его кровь начала бурлить, но Малкольм ещё не услышал всего что хотел. Он медленно отстранился, задав ещё один вопрос.
— Почему меня обратила вампирша из клана Зу Аксани, но во мне течёт кровь Зу Арков?
Жанна чуть раздраженно надула губы, закидывая свою оголённую ногу и садясь на него сверху.
— Зу Аксани жить не могут без своих игр. Катарина немного умеет заглядывать в будущее и любит играть с вероятностями. Скорее всего, она случайно встретила Томаса по пути, обманом украла его кровь и решила, что будет забавно породить ещё одного Зу Арка без ведома нашего Патриарха. Наши кланы никогда не были близкими друзьями. А теперь хватит болтать, займёмся чем-то более приятным.
Малкольм понимал, эта женщина опасна не только для его разума, но и для сердца. Подпускать её так близко, это риск. И всё же он обхватил её своими руками, кровь бурлила в нём, заставляя его отдаться своим желаниям.
Малкольм медленно сдвинул тяжёлый чехол, скрывавший его любимую игрушку, и щелкнул пальцем по матовой поверхности. Металл откликнулся глубоким глухим звуком, и перед глазами Жанны предстал Хельгрим, величественная, почти чудовищная конструкция, словно вышедшая из легенд старых времён.
Тёмные пластины брони, каждая толщиной с ладонь, были отполированы до матового блеска, поглощающего свет. Широкие наплечники уходили в стороны, напоминая крылья чёрного дракона. На груди выделялся массивный рельеф, стилизованная голова дракона с открытой пастью, по всему доспеху виднелись прожилки из серебра и вольфрама, для защиты от магии и пламени.
Рядом, на особой подставке, покоился двуручный топор Надугр, чьё древко было обтянуто тёмной кожей, а лезвие имело серебристый отлив и при свете казалось, будто в чёрном металле затаились прожилки льда.
Посол шагнула ближе и провела ладонью над поверхностью брони, будто опасаясь прикоснуться. В её глазах мелькнул неподдельный восторг.
— Такая конструкция, — произнесла она, — бесполезна против Даави в узких переходах. Слишком мало манёвренности, коротышки вырубают туннели под свой рост. Да и только вампир клана Зу Арк способен драться в такой тяжелой броне. Но… — она чуть прищурилась, рассматривая массивные сегменты поножей, между которыми не прошел бы даже лист бумаги, — против солдат Гастарка на открытой местности… О, это будет резня в их рядах.
— Хельгрим, Надугр. Эти доспехи и топор заслужили свои имена.
Звучные, тяжёлые слова прокатились по залу, отразившись от каменных стен, словно древние боевые кличи.
— Очень интересно, — отозвалась Жанна, но в голосе слышался лёгкий оттенок признания в собственной неосведомлённости. — Я не понимаю смысла этих слов… Но иногда Вечный говорит похожими. Его, к слову, тоже редко кто понимает.
На мгновение в воздухе повисла пауза. Посол склонила голову набок, и в её взгляде мелькнула мысль, которую она всё же озвучила:
— Может ли клан Зу Арк заказать подобное вооружение в Мортении?
Малкольм задумался, проведя ладонью по изгибу нагрудника.
— Это возможно. Но, как и любой труд, должно быть оплачено. Мортения не принимает стороны в конфликтах между соседними государствами. — Он чуть приподнял подбородок, и тень легла на его лицо. — В отличие от всех прочих, мы с уважением относимся к пикам Морсиба. И как ваш единственный поставщик, мы надеемся на выгодные условия.
Малкольм посмотрел на неё и уголки его губ приподнялись, обнажая длинные хищные клыки.
Жанна всё ещё не до конца понимала, зачем Вечный выбрал именно её в качестве посла. Патриарх дал ей это задание, в его взгляде стояло недоумение, будто он сам не мог понять это решение. А значит, оно шло с самого верха, от Вечного. Она могла только гадать, что стояло за этим приказом, желание испытать её, проверить Мортению или всё дело в её кровной связи с королём. Или причина в том, о чём ей знать не положено. Никогда военная элита Морсиба, клан зу Арк, не использовалась в качестве послов, это было не то, чему они учили своих птенцов, и не то, в чём Жанна была сильна. Но в одном вампирша была уверена, ударить в грязь лицом она не имела права, а значит придётся постараться.
Зал, куда её пригласили, был строг и сдержан: каменные стены, стол, заваленный свитками и аккуратно сложенными листами, запах воска и старой бумаги. За столом сидела старшая дочь Малкольма, прямая, уверенная, с холодным взглядом, в котором таился опыт долгих лет власти. Жанна не понимала, как Малкольм мог так легко отказаться от трона. Иметь дело с его дочерью будет гораздо сложнее. Рядом с временной королевой стояла женщина с цепким, внимательным взглядом и лёгкими, быстрыми руками.
— Новое торговое соглашение, — сказала Жанна, положив на стол аккуратно перевязанный свиток. — Морсиб надеется, что оно станет эксклюзивным и прервёт ваши отношения с Даави. Оно выгоднее для обеих сторон.
Элизабет кивнула своей помощнице в сторону бумаг. Криста подхватила свиток. Жанна сразу отметила её манеру работать. Глаза Кристы бежали по тексту с ошеломляющей быстротой, подмечая все детали. Она проглатывала текст строчка за строчкой подобно машине. Жанна позавидовала наличию такого секретаря.
Криста быстро вернула бумаги, оставив на них несколько аккуратных пометок.
— Здесь, здесь и здесь, — сказала она, протягивая свиток Элизабет и указывая на строки, которые следовало обсудить.
Элизабет бегло взглянула, затем подняла глаза на Жанну:
— Мортения хранит нейтралитет, — её голос был ровным и звучал твёрдо. — Мы не помогаем ни Гастарку, ни Даави, ни Морсибу. Соглашение возможно, но оно не будет эксклюзивным. Кроме того, нам нужно пересмотреть ряд принципиальных моментов, мы не заинтересованы в таком большом объёме золота, мы сами разрабатываем несколько месторождений. Кроме того мы не согласны продавать или покупать рабов человеческой или какой-либо другой расы.
Жанна наклонилась вперёд, позволив холодной тени раздражения коснуться её голоса:
— На вашей земле стоят фабрики Даави. Они производят оружие для войны с нами. Это трудно назвать нейтралитетом.
— Фабрики производят оружие на продажу, — парировала Элизабет. — Они платят налоги, дают людям работу и продают его за честное золото. Благодаря им население Архендора достигло уже почти ста тысяч человек. Теперь Архендор второй по величине город на континенте.
Во взгляде Жанны полыхнули красные искры гнева, она не привыкла чтобы ей отказывали. Именно поэтому клан Зу Арк не подходил для дипломатии. Напряжение в комнате нарастало. Каждое слово Элизабет отзывалось в ней глухим, раздражающим ударом, как капли воды, падающие в тишине пещеры. Её пальцы, сжатые в замок, едва заметно дрожали, ногти впивались в кожу, оставляя белые полосы. Она была создана для другого, она должна нести волю Вечного силой, ломая препятствия на своём пути, превращая его врагов в прах. Жанна почувствовала как кровавая пелена закрывает её глаза, она пыталась держать себя в руках, но это становилось всё труднее и труднее.
Она видела, как губы Элизабет двигаются, как Криста, не мигая, следит за каждой её реакцией, как в её глазах начинает зарождаться страх, и в какой-то миг Жанна почувствовала вкус крови на языке, настолько сильно ей хотелось переломить шею несговорчивой женщины. Криста сделала осторожный шаг назад.
Внезапно на столе прямо на папке с документами появился кинжал. Его чуть вытянутое из ножен лезвие поблескивало серебром.
— Как он там оказался? Магия? Нет. Королева положила его на стол быстрее, чем я успела увидеть её движение. Она опасна. Названный рыцарь. Не просто так её нарекли Молниеносной.
Жанна встретила холодный немигающий взгляд Элизабет. Понимание охладило её гнев. Посол быстро прогнала эти мысли в своей голове и с уважением посмотрела на двух находящихся перед ней женщин. Каждая из них была сильна по-своему. Красная пелена начала спадать, позволяя ей мыслить здраво.
Она оценила не только ответ, но и тон, в котором он был произнесён, ни капли колебаний, ни следа уступки.
— Морсиб надеется, что даже не эксклюзивное торговое соглашение послужит сближению наших народов.
Жанна выпрямилась, позволив себе холодную, вежливую улыбку, и, не сказав больше ни слова, развернулась и покинула зал.
Коридор встретил её прохладой и эхом собственных шагов. Она шла медленно, чувствуя, как остатки напряжения постепенно отпускают, но вместе с ними возвращается трезвость мысли.
Элизабет и её советница Криста оказались не просто умелыми переговорщиками, но и опасными противниками, каждая по-своему. И то, что она увидела сегодня, было уроком, даже несмотря на самоотречение Малкольма, на троне сидит сильный правитель.
Она позволила себе короткую усмешку, скрытую от посторонних глаз. Вечный редко ошибался в выборе фигур для своей игры. Он знал, что отправляет в Архендор не посла, а хищницу. Возможно она зря пытается играть в дипломата? Возможно ей стоит быть тем, кто она есть на самом деле?
Жанна вышла из дворца, на мгновение задержавшись у массивных ворот. Чёрная карета с её слугами уже ждала её у подножия ступеней. Лакей распахнул дверь кареты, и она, не оборачиваясь, скользнула внутрь, позволяя тяжёлой дверце захлопнуться за спиной.
Колёса хрустнули по гравию, карета тронулась с места. Она успела сделать глубокий вдох и в следующую секунду мир взорвался.
Ослепляющая вспышка, гул, удар, от которого карету сорвало с осей и бросило на камни мостовой. Пламя брызнуло со всех сторон, а в нос ударил до боли знакомый запах горючего порошка Даави. Перед глазами пронеслись осколки стекла. Что-то рвануло в груди, в боку, в ногах ощущение, будто раскалённые иглы пронзили тело сразу в десятках мест. Жанна не сразу поняла, что это картечь… и только когда по венам разлилось ледяное, жгучее чувство, она узнала серебро.
Внутренний двор посольства Даави был залит багровым светом заката, но казалось, будто этот цвет исходил не от солнца, а от пролитой крови. Лежащие без сознания, с переломанными конечностями стражи посольства, едва напоминали тех гордых воинов, что ещё несколько минут назад стояли стеной между их господином и королём Мортении. Даже крепкий металл брони Даави не стал достойной преградой для ярости Малкольма. Слуги бежали куда глаза глядят, боясь попасть под жестокий удар вампира. Звуки хрипов и стонов боли заглушали крики посла Двугрима.
Малкольм держал его за густую бороду, легко, как ребёнка, оторвал его от земли одной рукой. Голова посла нелепо запрокинулась, его шея готова была сломаться в любой момент. Глаза Малкольма, налитые красным, горели хищным светом, а голос, низкий и срывающийся на рык, резал воздух:
— Это был ты!
Посол дёргался, как кот, схваченный за шкирку, его короткие ноги судорожно сучили в воздухе. Вместо извинений он заорал в ответ, захлёбываясь яростью:
— Если бы это был я, человек, я бы не стал тратить силы на жалкую игрушечную бомбочку в карете этой поганой кровососки! Я поднял бы на воздух полгорода! Вместе с тобой! Мы всегда доводим дело до конца, на то мы и Даави. А ещё мы не прощаем обид, Фон Раук!
Малкольм поднял его выше, второй рукой взялся за горло, но прежде чем он сломал послу шею, мир вспыхнул ослепительным светом. Белое пламя ударило прямо в глаза, и вампир зашипел, прикрываясь ладонью, как зверь, застигнутый во тьме пламенем факела. В нос ударил запах его собственной палёной плоти.
В следующую секунду что-то тяжёлое обрушилось на него, длинный меч плашмя ударил ему в голову, отозвавшись звоном в черепе. Пальцы разжались, и посол рухнул на землю, кашляя и отползая прочь.
— Отойди от него, — голос Вильгельма был холоден и резок. Он стоял, окружённый сиянием магии света, которая, словно живая, отталкивала Малкольма назад, обжигая его кожу и заставляя дрожать воздух между ними.
Малкольм зарычал, но вынужден был отступить, отведя взгляд и морщась от боли.
— Ты животное, — сказал Вильгельм, глядя на него с тем презрением, что ранит глубже клинка. — Тебе никогда не следовало садиться на трон. Ты был прав, когда отдал его Элизабет. Ты теряешь друзей с потрясающей скоростью.
В его голосе звучал окончательный приговор, как удар молота по гробовой крышке. В этом взгляде не было ни тени сомнения, лишь холодная уверенность, как будто Вильгельм только что принял для себя какое-то решение.
Слова резанули Малкольма сильнее удара. На миг, в голове поглощённого кровавой яростью вампира, мелькнула яркая картинка, расколотый череп Вильгельма, кровь на камнях, тишина после удара. Рука сама потянулась к топору на поясе, но он подавил этот порыв. Убить мужа своей дочери было бы всё равно что вырвать её сердце собственными руками. В груди вспыхнула злость, но свет, отрезавший его от врага и жертвы, был непреодолимой стеной.
📚 Дальше книга доступна по подписке поддержи автора по цене чашки кофе ☕ Подпишись и не забудь поставить лайк ❤️