Минерва Макгонагалл всегда любила учиться и продолжала это делать до сих пор. Новым увлечением стала психология. Минерва даже поступила во Французский магический университет. Большую часть времени она изучала ставшую одной из любимых науку дистанционно, в своём кабинете в Хогвартсе после занятий и многочасовых проверок домашних заданий. Ох, как полюбила она эти вечера с тёплым чаем, в который сами по себе прыгали чайная ложка и кусочки лимона. А два летних месяца она проводила во Франции.
У Минервы было много планов на изменение жизни в Хогвартсе. Она видела, как ученикам не хватает поддержки. Многие из старшеклассников, особенно из неблагополучных семей, ближе к последнему курсу были в растерянности и депрессии — Хогвартс, который всегда был домом и лучшим временем жизни для многих, вдруг переставал таким быть. Детям предстояло двигаться вперёд, но куда, и как теперь найти новый дом, как избавиться от щемящей тоски по старому? Макгонагалл были понятны и знакомы эти чувства. Она не исключала, что, оставив престижную работу в министерстве, сама в своё время вернулась в Хогвартс во многом из желания вернуться домой.
Но она, много лет наблюдавшая за одними и теми же проблемами, просто не могла с ними смириться. Во-первых, её смущала вражда детей с разных факультетов — уже давно было пора прекратить эти соревнования. Во-вторых, в Хогвартсе полностью отсутствовала система поддержки детей из неблагополучных семей или же страдавших от травли. Заручившись поддержкой старого друга, Ньюта Саламандера, Макгонагалл решила это исправить. Теперь она станет неофициальным психологом Хогвартса. И, первым делом, займётся проблемными отношениями преподавателя и студента, за которыми с самого начала следила с приподнятой бровью.
Но давайте с самого начала…
***
…Северус Снейп увидел письмо для мальчика почти сразу же, как зашел в кабинет Макгонагалл обсудить кое-какие детали их взаимодействия в преддверии нового учебного года. Но в кабинете её не было, лишь её перья в бешеном темпе выводили аккуратным почерком послания для будущих первокурсников, а затем эти письма сами по себе прыгали в конверты. На подоконнике их уже ждали несколько сов, а в кресле сидела главный домовой эльф Хогвартса — очень мрачное создание по имени Хадли Хохотушка, непонятно каким образом получившая такое имя. У камина прямо в воздухе переливался чёрными чернилами полный список детей, которые должны получить письма. И, как только где-то далеко ребёнок вскрывал конверт и дочитывал письмо до конца последнего предложения, напротив его имени в воздухе сама по себе ставилась зелёная галочка, а потом ещё одно перо делало запись в специальном журнале. Чуть дальше, в углу переливался красным цветом и мигал список детей, которые не получили письма. И там была сейчас только одна строчка: «Гарри Поттер. Чулан под лестницей, ул. Тисовая, 4, Литтл Уингинг, графство Суррей».
Не сводя глаз с этой строчки, Снейп положил на стол Макгонагалл пергамент. Что же, этот день должен был когда-то наступить, да и он знал, когда он наступит.
— «Чулан под лестницей», — произнес сидящий в кресле в ожидании Макгонагалл Флитвик, которого Снейп не сразу заметил. — Кто бы мог подумать… Гарри Поттер и чулан под лестницей.
Снейп отвернулся от алых букв.
— Вот уж я не думал, коллега, что он окажется в таких условиях, — продолжил Флитвик. — Эти маглы, видимо, обращаются с мальчиком крайне скверно. Никогда не слышал, чтобы дети жили в чулане. Возможно, нам следует об этом сообщить в отдел магического правопорядка?
Снейп не ответил.
— Ох, разрази меня гоблин, Северус, — сказал вдруг профессор заклинаний. — Вы только посмотрите на это.
Флитвик указывал маленький ручкой на портрет Макгонагалл, стоящий у книжного шкафа. Декан Гриффиндора на своем портрете была наполовину собой, наполовину — кошкой, особенную изюминку картине придавали розы на фоне и надпись: «Минерва Макгонагалл, которая гуляла сама по себе. С любовью, гриффиндорцы-выпускники».
— Если бы мне подарили такой портрет, полагаю, я бы тоже не стремился находиться в кабинете, — заявил Флитвик без тени злости.
В этом были все отношения Снейпа с Флитвиком. Нет, зельевар никогда не стремился вести светские беседы с преподавательским составом. Некоторые его боялись — особенно прорицательница Трелони, — некоторые недолюбливали. Но Флитвик, к собственному небольшому удивлению Снейпа, периодически мог что-то сказать зельевару, и, пожалуй, не ждал, что получит ответ. Создавалось впечатление, что низенький профессор-полугоблин был, что называется, себе на уме — его как будто мало интересовало, что о нем думают остальные. Но временами Снейпу казалось, что Флитвик не так прост, как кажется.
Вторым человеком, периодически заговаривающим с ним, был лесничий Хагрид. Великан был настолько наивным, что, пожалуй, искренне верил в свою возможность наладить отношения со Снейпом. На все язвительные слова Снейпа он лишь растерянно хлопал глазами, как ребёнок, которого неожиданно толкнул в коридоре мальчик, которому тот улыбнулся. Снейпа это периодически сильно раздражало — он в принципе не мог долго находиться в обществе малосообразительных людей. А однажды произошёл и вовсе из ряда вон выходящий случай — Хагрид прислал ему подарок на Рождество, как и всем остальным преподавателям.
— Дичь, — мрачно сказала Хадли Хохотушка за спиной Снейпа, когда зельевар с кислым лицом распаковывал в Большом зале деревянную скрипку с ладонь, сделанную Хагридом лично.
Скрипка часами сама по себе играла с помощью магии, а точнее — издавала ужасные звуки. Хадли выразила мнение, что ничего ужаснее она не слышала, щёлкнула пальцами и исчезла. И Снейп ей немного позавидовал.
…Он вышел из кабинета Макгонагалл, так ничего и не ответив Флитвику, дошёл до части территории школы, с которой уже можно было трансгрессировать, и исчез. Зельевар сам не знал, почему делает это. Город Литтл Уингинг встретил его прохладой, тишиной и одинаковыми домами с коричневыми крышами. Практически сразу он увидел неподалеку пожилого волшебника в синей пижаме, который пристально рассматривал карту в своих руках и периодически спорил со своим карманом. Естественно, Снейп сразу понял, что это был маг. И больше — что именно это был за маг.
Третий учебный год начался с кучи происшествий. Гарри успел надуть свою тётушку Мардж и сбежать из дома, узнал про дементоров и познакомился с профессором Люпином. Выяснил, что где-то прячется Сириус Блэк, который охотится на него. А Макгонагалл ему сообщила, что в Хогвартсе живёт домовой эльф, который будет очень рад его видеть — это был, конечно, Добби. Самой маленькой бедой из всех стала бомба-вонючка, которую кто-то из слизеринцев бросил в него со спины после травологии. Локоть болел и вонял, и Гарри спешил в гриффиндорскую башню, чтобы поскорее помыться. Он не будет обращаться в больничное крыло с вонючим локтем на глазах у всех своих недругов.
— Мистер Поттер, — окликнула его в коридоре профессор Макгонагалл.
В её обычно строгом взгляде появилось беспокойство.
— Что с вами?
— Ничего, — поспешил сказать Гарри.
Декан быстро осмотрела его локоть.
— Больничное крыло в другой стороне, юноша.
— Мне туда не нужно, профессор, у меня всё хорошо.
— Следуйте за мной, мистер У-Меня-Всё-Хорошо.
Макгонагалл отвела его в свой кабинет, где за считанные секунды избавила от неприятного запаха на руке и наколдовала повязку. В углу кабинета был молодой волшебник, который показался Гарри смутно знакомым. Он ждал, пока маленький зверёк чёрного цвета допьёт молоко.
— Я уже ухожу, дорогая профессор Макгонагалл. Спасибо за беседу, — сказал он, быстро схватил своего зверька и улыбнулся Гарри. — Приятно вас видеть, юный Гарри Поттер. Я уверен, мы ещё встретимся.
Он пожал Гарри руку, но быстро исчез. Гарри так и не вспомнил, где его видел, мысленно пожал плечами и повернулся к Макгонагалл.
Он всегда знал, что только с виду она строгая — как было приятно замечать в ней доброту и душевность. Он часто замечал покровительство с её стороны и по отношению к нему самому, и по отношению к другим студентам. Причём Макгонагалл не обращала внимания, с какого факультета человек. И, в отличие от того же Снейпа, к своим гриффиндорцам относилась строже, чем к студентам других факультетов. Гарри точно повезло с деканом. Надо будет не забыть сказать ей об этом в определённый момент — лучше, конечно, уже в последний день последнего курса, чтобы в дальнейшем не чувствовать неловкость. А то он будет выглядеть подхалимом, если скажет декану пару добрых слов, а на следующей день опозорится на трансфигурации…
— Кто это сделал? — мягко спросила Макгонагалл.
— Никто, профессор. Я сам упал.
Декан приподняла бровь и строго посмотрела на него.
— Вам следует сообщить об этом мне.
— Поверьте, всё нормально, профессор.
Макгонагалл вздохнула и сказала:
— Садитесь. Хорошо, что я столкнулась с вами, нам как раз надо поговорить.
Гарри сел. Зачарованный чайник разлил по чашкам чай, и кусочки лимона сами попрыгали в кружки. Гарри посматривал на декана с некоторой опаской — он знал, что с этого года она начала давать психологические консультации в школе, но не собирался посещать такие сеансы.
Ему это не было нужно.
— Я хотела бы поговорить с вами о вашей семье, Гарри, — осторожно произнесла Макгонагалл.
— Вы уже давно учитесь в Хогвартсе и, как мне кажется, я должна помочь вам, как своему студенту, узнать о родных чуть больше.
Макгонагалл поставила перед ним коробку с волшебными фотографиями, свитками, письмами и небольшим каменным сосудом, от которого исходило серебристое свечение. Гарри почувствовал, как сердце стало биться быстрее.
— Это фотографии ваших родителей, их старые домашние работы по трансфигурации и некоторые документы, — мягко сказала Макгонагалл. — Это волшебная палочка вашей мамы, она сохранилась. А это Омут памяти, в котором собраны мои воспоминания о Поттерах, о ваших бабушке с дедушкой и воспоминания некоторых выпускников о них. Вот ключ от ячейки в Гринготтсе, где хранятся палочки ваших бабушки с дедушкой по отцу и их некоторые вещи.
Гарри взволнованно потянулся к коробке.
— Спасибо, профессор, — хрипло сказал он.
— Мистер Поттер, есть ещё пару вещей, которые мне хотелось бы до вас донести. Вот здесь воспоминания и документы по поводу Сириуса Блэка. По моему мнению, вы должны об этом знать. Он дружил с вашими родителями и является вашим крёстным отцом.
Гарри показалось, что сотни иголок воткнулись в его грудь.
— Как?!
Макгонагалл посмотрела на него с сочувствием и обеспокоенностью.
— Я прошу вас, мистер Поттер, сделайте так, чтобы я не пожалела о том, что рассказываю вам. Не ищите Блэка самостоятельно. Дайте мне слово.
— Профессор…
— Гарри?
— Даю слово, — уныло произнёс Гарри, вытащил палочку, и из неё посыпались искры.
— И ещё кое-что. Я сама была очень удивлена, когда это увидела. Прошу вас не изливать тут свои эмоции сразу и сначала подумать, юноша. В любом случае, я уверена, что это всё к лучшему.
Гарри ничего не понял из этой загадочной речи и ожидал продолжения с волнением. Чего ещё он не знает? Бросив на него обеспокоенный взгляд, Макгонагалл вытащила из коробки свёрнутое в трубочку старое полотно с изображённым на нём дубом. Гарри провёл ладонью по золотистой надписи «Семейное дерево Гарри Поттера» и почувствовал тепло.
— У каждого волшебника есть своё семейное дерево. Оно так зачаровано, что на нём сами появляются все члены семьи и близкие. Дерево входит в пакет документов, необходимых волшебникам. Обычно его созданием занимаются родители, но вашим, как сироты без родственников и опекунов с магическими способностями, занималась я. И вот что произошло…
Почти не слушая её, Гарри отыскал имена родителей и своё. Все линии, связывающие членов семьи, на этом дереве были чёрными — как и те, что шли от имён «Лили Поттер (Эванс)» и «Джеймс Поттер» к его имени. Крёстные родители были отмечены зелёным цветом, любящие учителя — сиреневым. Гарри с благодарностью прочёл имена Дамблдора, Макгонагалл и Хагрида, идущие к нему сиреневыми линиями. Красные линии вели к друзьям. На генеалогическом древе были отмечены даже питомцы — как оказалось, в первый год жизни у Гарри была кошка по имени Пятнышко. Но от «Гарри Поттера» шла ещё одна линия — серебристая. Линия связывала его с именем «Северус Снейп».
Снейп, сузив глаза, наблюдал за мальчишкой за ужином в Большом зале. Тот избегал смотреть на преподавательский стол. Снейп прекрасно видел, как Грейнджер толкнула Поттера локтем и зашептала что-то на ухо, бросив взгляд на зельевара.
— Минерва, когда в следующий раз будете присылать ко мне представителей своего факультета с пламенными речами, попросите их подготовиться лучше, — спокойно сказал Снейп Макгонагалл.
Декан Гриффиндора посмотрела на него непонимающе.
— С какими пламенными речами? — вполне искренне удивилась она.
— Поттер подходил ко мне.
— Поттер не репетирует в моём обществе свои обращения к преподавателям, Северус, поэтому я не понимаю, о чём вы говорите. Что он вам сказал?
— Делал вид, что хочет наладить… отношения, — Снейп скривил губы.
— Вот как? Что же, это целиком инициатива самого Гарри. Но я рада слышать, что это произошло. Что вы ему ответили?
Сидящие рядом Флитвик и Люпин заинтересованно слушали разговор. Особенно Снейпу было неприятно, естественно, внимание второго.
— Что ему следует закрыть дверь с другой стороны, — процедил Снейп. — Смею надеяться, что это наглядно продемонстрировало то, что такими методами нельзя способствовать улучшению своих оценок.
Люпин поперхнулся картошкой и начал долго кашлять, Флитвик постучал ему по спине.
Макгонагалл догнала Снейпа в коридоре замка и посмотрела на него совсем как на мальчишку-студента, на которого однажды надевала Распределяющую шляпу.
— Северус, я очень рада, что Гарри заговорил с тобой. Тебе сейчас не понравится то, что я скажу, но я женщина, которая живёт на свете очень давно, а Лили Эванс была одной из моих любимых студенток. Разумеется, я не могла не заметить некоторые вещи.
Снейп замер.
— Если вы пытаетесь тренировать на мне свои навыки психологии, то я хотел бы указать…
— В ночь падения Ты-Знаешь-Кого Гарри понёс ту же потерю, что и ты. И он очень похож на свою мать, поверь мне, — мягко сказала Макгонагалл, прервав его. — Он — в первую очередь, ребёнок. А ребёнку нужна не только защита жизни, но и нечто большее. Всё это, разумеется, останется между нами.
И она быстро ушла. Снейп повернулся на каблуках и молча проследовал в подземелья.
***
Узнав об инциденте с гиппогрифом на уроке Хагрида, Снейп опросил несколько слизеринцев. Все рассказали разные версии произошедшего, однако все рассказы кончались тем, что Малфой стал жертвой нападения совершенно незаслуженно. Тем не менее, Снейп обратил внимание на другую деталь — на Поттера гиппогриф не напал. На обеде в Большом зале Снейп, сузив глаза, уставился на мальчика. Тот искал взглядом Хагрида и явно был взволнован. Встретив взгляд Поттера, Снейп слегка проникнул в его мысли.
«Его не уволят? Он же не виноват! Его не могут уволить», — думал Поттер.
«Поразительно сентиментально», — презрительно подумал, в свою очередь, сам Снейп. И почему Поттер был так привязан к этому великану? Великан явно не мог его ничему научить. Он, Снейп, за годы работы силой вкладывал в голову Поттера бесценные знания, но тот этого не ценил вообще. Что касается самого мальчика, то после того странного разговора после урока, когда Снейп прогнал его, во взгляде Поттера появилось что-то новое, едва знакомое. Тот смотрел теперь… с долей смущения?
«Тебе давно пора уже смутиться», — удовлетворенно подумал Снейп.
Когда их глаза в очередной раз встретились за ужином в Большом зале, Снейп привычно подсмотрел некоторые мысли и образы в голове мальчика. Там были Хагрид, Люпин и дементоры. Снейп с раздражением отвернулся.
— Хагрид, — произнёс он бархатным голосом. — Как много студентов моего факультета вы собираетесь убить, чтобы произвести впечатление на Поттера?
Горе-учитель захлопал глазами.
— Я не… зачем вы такое говорите, профессор Снейп! Да разве же я… Причём тут Гарри? Ох!
— Очень содержательное объяснение, спасибо. Мне, правда, казалось, что обзаводиться любимчиками среди собственных студентов — это непрофессионально.
Хагрид снова захлопал глазами, как ребёнок, не ожидавший оскорбления на детской площадке, и с силой сжал вилку в руках. Она помялась. Флитвик переводил заинтересованный взгляд с лесничего на его оппонента и продолжать жевать тефтели.
— Это не то, профессор, не то… Гарри же сирота! Я пытаюсь заботиться о нём. Тоже рано без семьи остался, сэр, — быстро заговорил Хагрид. — Я же этими руками его вытащил из развалин дома! И маглам мы отдали его с Дамблдором… До сих пор жалею об этом.
— Вот как? — равнодушно спросил Снейп.
— Да, профессор, сэр. Они так мучили мальчика. Не докармливали его, про волшебный мир не рассказывали. Я первый, кто его с днём рождения поздравил-то, профессор Снейп, — смущённо продолжал оправдываться Хагрид.
Снейп снова посмотрел на стол гриффиндорцев, поймал взгляд Гарри и убедился, что тот смотрит на него и Хагрида с беспокойством. Почувствовав мрачное удовлетворение, Снейп вышел из-за стола.
В четверг на уроке Снейп наблюдал, как вернувшийся из больницы Малфой не смог упустить случай не унизить своих недругов. Стоя в нескольких шагах от Драко и Поттера, он подслушал их разговор.
— Папа так беспокоится за меня… Он пожаловался попечительскому совету и в Министерство магии…
— Так вот зачем этот маскарад! Ты хочешь, чтобы Хагрида выгнали.
— И за этим, Поттер, и ещё кое за чем. Уизли, порежь-ка мне гусениц.
Вечером из камина в комнатах Снейпа показалась голова Люциуса Малфоя. Аристократ высокомерно посмотрел на Снейпа, смерил его цепким взглядом с ног до головы и чуть заметно улыбнулся. Но вряд ли кому-то пришло в голову называть улыбкой чуть приподнятый справа уголок губ.
Минерва Макгонагалл с каждым днём становилась всё более довольной и одухотворённой. Сначала она пригласила некоторых гриффиндорцев в свой кабинет обсудить их проблемы, а потом дети стали сами интересоваться беседой с ней и просить о встречах — в том числе, студенты других факультетов.
Наименее всего, как ни странно, её беспокоили второкурсница Когтеврана Полумна Лавгуд и Хагрид. Добродушный великан просто не мог на кого-либо долго сердиться, а его немногочисленные комплексы (слишком высокий рост, неоконченное образование) не оказывали на него травмирующего воздействия — он давно привык к ним. Хагрид словно смотрел на мир сквозь магическое полотно добродушия. Он, как ни в чем не бывало, снова начинал общаться с теми, кто язвил в его адрес, и видел хорошее в людях. Чем-то он напоминал Дамблдора. Но если мудрость директора казалась Макгонагалл приобретённой с годами и любовно выращенной, то Хагрид был такой просто по природе своей.
Что касается Полумны, то она, хоть и казалась многим странной, всё-таки объяснила все свои эмоции и слова вполне логично. Правда, у девочки не было друзей, и она часто становилась объектом насмешек, но все эти трудности словно проходили мимо неё. Не меняясь в лице, Полумна на встрече с Макгонагалл рассказывала ей о тревожащих её проблемах морщерогих кизляков, а не о своих собственных. Что ж, с этим можно работать. Минерва обсудила с Полумной, какие у неё отношения с окружающими, и аккуратно спросила, не хочет ли она завести с кем-то дружеские отношения. Как оказалось, Полумне нравилась Джинни Уизли — та нормально общалась с ней и даже заступалась за неё, но девочка несколько раз сама слышала, как Уизли за спиной называла её «Полоумной». Макгонагалл спросила, не хочет ли та пообщаться с мистером Поттером, мистером Долгопупсом и мисс Грейнджер. Интуиция подсказывала декану Гриффиндора, что в этой компании девочка будет принята.
А вот завхоз Филч, притащившись на встречу с Макгонагалл с кошкой на руках, продемонстрировал ей целый букет проблем. Старый сквиб откровенно завидовал студентам Хогвартса и явно питал тягу к насилию. Это обеспокоило Макгонагалл и она долго изучала в «Магическом справочнике Англии», какие курсы и встречи проводятся в Лондоне для сквибов.
Гермиона Грейнджер на встрече поделилась своими переживаниями по поводу учебы, ссор с Рональдом Уизли, а также намекнула на бесконечное чувство вины перед родителями-маглами. Девочке, как единственному ребёнку в семье, было тяжело каждый раз уезжать от них так надолго. Она чувствовала, что словно бросает их, переходя в новый для них мир. МакГоногалл устроила для Грейнджер ежедневное общение с родителями через каминную сеть и дала разрешение на её телепортацию домой на несколько часов каждые выходные.
Флитвик рассказал Минерве о проблемах во взаимодействии с гоблинами — своими дальними родственниками.
Невилл Долгопупс, дрожа и растирая вспотевшие пальцы, признался Минерве, что не уверен в себе и боится разочаровать свою бабушку. Рон Уизли ничего толком не рассказал, но очень увлекся предложенными к чаю Хадли Хохотушкой пирожными. Его сестру Джинни мучила безответность влюблённость в Гарри Поттера и невозможность вымолвить и слово в его присутствии. Она не называла его имени, но Минерва сама поняла. Ох уж эти юные волшебники — вечно думают, что деканы и учителя не в курсе их дел. Макгонагалл сообщила ей, что если она будет продолжать стесняться в обществе своего… избранника, то запомнится ему просто стесняющейся поклонницей, а могла бы запомниться другом, вызывающим приятные эмоции.
Сам Гарри на встрече с деканом, на которую она его пригласила поинтересоваться, как идут его дела, упорно молчал, пил чай и гипнотизировал взглядом чашки.
— Как идут ваши дела с профессором Снейпом?
— Он кошмарен, — ляпнул Гарри. — Понятия не имею, как он появился на моём семейном древе.
— Чем закончилась ваша попытка поговорить с ним?
— Ничем, профессор. Он меня выставил. Больше я не пойду на это. Гиппогриф ко мне и то лучше отнёсся. Да даже трёхголовый пёс…
— Я вас поняла. А как ваши отношения с другими окружающими? Вы можете поделиться со мной.
Помолчав несколько секунд, мистер Поттер нерешительно произнёс:
— Мне нравится общаться с профессором Люпином.
В его голосе послышалась теплота.
— Очень хорошо. Вы изучили документы и воспоминания о своей семье?
— Да, изучил. Но…
Мальчик беспокойно заерзал на стуле.
Макгонагалл приподняла брови:
— Вы можете сказать мне, Поттер. Двери зачарованы так, что нас никто не слышит, ну, а я сама ни с кем не смогу поделиться происходящим в кабинете.
Гарри смотрел на неё, словно оценивая. Потом он сказал:
— Вчера я заметил в воспоминаниях, что моя мама общалась со Снейпом. Почему? Они дружили?
Было видно, что его беспокоил этот вопрос.
— Да, мистер Поттер, они были друзьями, — спокойно произнесла Минерва.
— Но… почему? Разве он был другим в юности?
— Мы все другие в юности, — мягко сказала Минерва. — Ваша мама знала Снейпа с самого детства. У него были проблемы с коммуникациями, она относилась к нему с сочувствием. Он же видел в ней уникальную личность. Я знаю обо всём этом, так как сама была их преподавателем, деканом Лили и многое видела.
— Но мне никто никогда об этом не говорил! Ни Снейп, ни Дамблдор! Ни Люпин! — выпалил Гарри, словно надеясь, что она ошибается.
МакГоногалл на секунду закрыла глаза.
— Я рассказываю тебе об этом, Гарри, потому что, в отличие от Снейпа и Дамблдора, считаю, что лучше ты узнаешь об этом до того, как произойдёт что-то непоправимое.
— Откуда вы знаете, что они думают?
— Я предполагаю, что они так думают. Со мной никто из них не откровенничал по данному вопросу, но так как я не слепая, и… Ох, уж эти мужчины. С ними одни проблемы.
Гарри упал с метлы во время квиддича и лишился своего «Нимбуса». Настроение было печальным — он никак не мог смириться с потерей летающего друга. Навестить его в больничном крыле пришли все друзья, прилетела даже Букля, словно почувствовав, что с ним произошла беда. Гарри же, как только все ушли, поманил сову к себе, и она ласково потёрлась об его шею.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он ласково.
Питомцам почему-то всегда легче говорить такие слова. Мальчик оторвал листок из своего любимого блокнота в клеточку, на полях которого летали снитчи, и начал писать. Ему давно пора было сделать кое-что. В его письме было сказано следующее:
«Сириус Блэк. Я знаю, что вы меня ищете. Нам с вами надо поговорить. Я хочу знать, что произошло с моими родителями. Гарри Поттер».
В конце концов, он не нарушает обещание, данное Макгонагалл — не пытается найти Блэка, так? Просто поговорить с ним. Переписки и телефоны ведь не запрещены? Гарри вручил письмо Букле и некоторое время наблюдал за тем, как белоснежная сова исчезает в ночи. Он не знал, смогут ли они найти беглеца, но можно хотя бы попытаться.
…В субботу он проснулся в больничном крыле около пяти утра. Спать не хотелось абсолютно — ему мешали тревожные мысли о дементорах. А от запаха зелий, лекарств и бинтов ему чуть не стало дурно.
— Добби, — едва слышно позвал Гарри.
Домовик появился сразу же.
— Тс-с-с! — успел сказать Гарри прежде, чем маленький эльф осыпал его восторженными приветствиями. — Добби, не мог бы ты, пожалуйста, принести из моей спальни мантию-невидимку?
— Добби будет рад, сэр! — тихо сказал Добби, исчез, но почти сразу оказался на том же месте с мантией в руках.
— Спасибо!
— Но Гарри Поттеру разве можно вставать с постели и ходить, сэр?
— А Гарри Поттеру и не придётся много ходить, если ты поможешь ему переместиться в замок, — подмигнул ему Гарри. — Только подожди немного.
Он соорудил из простыни нечто, что могло бы под одеялом напоминать лежащего человека. После этого Гарри взял свою палочку, и Добби, подхватив его под локоть, перенёс его в Большой зал.
— Спасибо, дружище, — шепнул ему Гарри. — Мне просто грустно лежать одному, я немного похожу и вернусь в больничное крыло.
Добби просиял.
— Зовите, если что-то надо будет, Гарри Поттер!
Гарри осторожно выходил из пустого, но такого прекрасного зала в глубокой задумчивости. Свечи всё так же парили под потолком, и мальчик снова невольно залюбовался чудесами Хогвартса. Как бы он не хотел отсюда никуда уезжать! Может ему стать преподавателем? Гарри успокоил себя тем, что до окончания школы ещё очень долго. И, в конце концов, возможно, у него однажды будет свой дом, и он заберёт Добби к себе — если тот будет не против. Сотворит в доме удивительные чудеса, создаст в коридоре лес для Букли, будет каждый день трансгрессировать в гости к Рону и Гермионе. А если у Гарри когда-нибудь будут дети, то он никогда не будет обращаться с ними так, как Дурсли с ним.
Гарри шёл, куда глаза глядят, и сам не понял, как оказался в подземельях. Мальчик проходил мимо класса зельеварения, где была открыта дверь, и увидел двух четверокурсников с Гриффиндора — Андерсена и Маккензи. Сразу было понятно, что они что-то затевают — те шептались и постоянно оглядывались на дверь. Наконец, они навели палочки на котлы и шкафы с зельями и ингредиентами, произнесли заклинания, и в классе возник настоящий бардак — банки разбились, зелья пролились на пол, парты перевернулись, пергаменты начали рваться.
— Получай, сальноволосый козёл, — ухмыльнулся Маккензи, и оба парня выбежали из класса.
Гарри смотрел им вслед со странным чувством. Он привык хорошо думать обо всех, кто учился на его факультете. Вот уж он не думал, что кто-то из Гриффиндора может так откровенно и, в общем-то, трусливо подпортить жизнь своему недругу, пока того нет. Что делать?
Волнуясь, Гарри вышел в коридор — никого нет. Неизвестно, когда сюда придут. И контрзаклятия или заклинания уборки он не знает… Но почему-то он не мог так уйти. Гарри не хотелось, чтобы Снейп, придя, увидел это лишнее подтверждение того, как к нему относятся ученики. И почему-то ему не хотелось, чтобы он понял, что это сделали гриффиндорцы… Стоп, ему что, жаль Снейпа? Гарри так удивился, что замер на одном месте. Он представил, как Снейп входит в класс, мрачнеет… Да, ему определённо жаль Снейпа. Да, кажется, он не хочет, чтобы Снейп был расстроен. Расстроен?
Тело ещё немного болело, но Гарри закатал рукава и стал медленно поднимать парты и котлы. В конце концов, он в мантии-невидимке — если сюда вдруг кто-то зайдёт и застанет его на этом месте преступления, Гарри просто уйдёт. Мальчик вернул на место преподавательский стол, заклинанием восстановил разбитые банки — но вот пролитые зелья уже вернуть не смог.
Отыскав в ближайшем туалете швабру и ведро, он быстро помыл пол, надеясь, что взаимодействие воды с зельями не принесёт никаких сюрпризов. Больше всего времени мальчик потратил на то, чтобы стереть с доски нарисованный мелом рисунок в виде Снейпа, на которого сверху опрокидывался ночной горшок.
Гарри справился с уборкой спустя примерно два часа и сделал шаг назад, залюбовавшись результатом работы. Когда-то у Дурслей он постоянно занимался уборкой. А сейчас, убираясь, вдруг смог расслабиться и справиться с тревожными мыслями — но Рону и другим парням, об этом, конечно, лучше не знать. Гарри — сильный юный мужчина, а не плакса Миртл. Он уже шёл к двери, когда в классе вдруг появилась домовой эльф Хадли Хохотушка.
— Кто здесь? — с подозрением спросила она, уставившись на швабру, которую держал Гарри.
Сильный юный мужчина бросил швабру и ретировался.
***
Остановившись перед горгульей, Северус осознал, что не узнал новый пароль, и наугад перечислил названия нескольких отвратительных сладостей. Горгулья встала в сторону, услышав: «Шоколадные лягушки». Но Снейп не спешил заходить в директорский кабинет. Он замер, охваченный мыслями.
В его жизни никогда не было фигуры, подобной Дамблдору. Дамблдор знал о нём такое, что зельевар не проговаривал в мыслях даже себе самому. Дамблдор знал о его чувствах к Лили, хотя даже сама Лили о них не знала. Дамблдор был тем, кто проявлял по отношению к нему почти отеческие чувства, но в то же время он всегда оставался на расстоянии от Северуса. В студенческие годы Снейпа он был единственным, кто, казалось, не составлял мнение о детях по факультетам, на которые они были отобраны. Но в то же время Снейпу была заметна особая расположенность Дамблдора к Гриффиндору. Дамблдор был одним из немногих, чья сентиментальность и добродушие не выглядели, как слабость. Одним из немногих, чьего расположения и уважения хотелось Снейпу. Но в то же время… иногда Снейпу казалось, что он совсем не знает Дамблдора. Нет, не так — Снейп осознавал, что он почти не знает Дамблдора, но иногда ему казалось, что старый волшебник скрывает в себе слишком многое.
Раньше Снейп был уверен, что Поттер — любимчик Дамблдора. Директор относился к нему так, как никогда не относился к Северусу. Он смотрел на него глазами, которыми никогда не смотрел на Северуса даже во времена юности зельевара. Да, Снейп никогда бы не получил такой взгляд. Но теперь он знал нечто, что разрушало привычную картину отношений Дамблдор — Поттер. И он собирался получить ответы на свои вопросы.
— Северус? — мягко спросил Дамблдор, внезапно появляясь в дверях. — Насколько серьёзно то, что тебя мучает сейчас? Раз ты не решаешься зайти в кабинет. Не припомню, чтобы это когда-либо случалось.
Снейп тут же выпрямился.
— Это не нерешительность, директор, — чуть более резко, чем надо было, сказал он. — Однако, учитывая специфичность ваших паролей, замечу, что сладости — это не та сфера, в которой я являюсь специалистом.
В глазах Дамблдора появились смешинки, но Снейп знал — старый волшебник понимает, что тот смог назвать пароль. Они прошли в кабинет, и Снейп скользнул взглядом по фениксу, который спокойно смотрел на него вполне человеческим взглядом. При виде этой птицы Северус всегда ощущал смутно осознаваемое благоговение. Феникс прикрыл глаза и кивнул ему, и Снейп на секунду опешил.
— Всё нормально, Северус, — мягко сказал Дамблдор. — Просто ты нравишься Фоуксу. Он тянется к добрым и храбрым людям.
Снейп молча посмотрел на Дамблдора. Временами он не понимал, серьёзно тот говорил или нет.
— Итак, Северус?..
Птица продолжала смотреть на Снейпа глазами, в которых чувствовалась что-то близкое. Так обычно смотрит человек, который знает твои недостатки, но всё равно чувствует к тебе… любовь? Понимание? Два этих чувства вовсе не были тем, что он часто встречал в своей жизни.
Тишина. Даже стало слышно, как где-то в коридоре завывает Трелони, предсказывая кому-то из учеников диарею и плохую погоду на вторник.
— Поттер. Почему вы отправили Поттера к маглам? — наконец, спокойно спросил Снейп.
Казалось, Дамблдор вовсе не был удивлён вопросом.
— Я уже говорил об этом, Северус. Защита крови на доме. Петунья Эванс…
— Петунья Эванс никогда не была приятным человеком, а опекуном для Поттера она оказалась и вовсе никчёмным.
Директор ничуть не изменился в лице, а тон его продолжал оставаться мягким и спокойным:
— Вот как, Северус? Правильно ли я понимаю, что ты осуждаешь её за то, что она вымещает на мальчике своё разочарование в другом человеке?
Снова воцарилась тишина. Только феникс ласково потёрся о плечо Снейпа.
— Если вы проводите параллели между мной и ею…
— О нет, Северус. Я не провожу. Конечно, ты вовсе не похож на неё.
— Почему вы отдали ребёнка ей? — настаивал Снейп. — Вы могли подобрать ему волшебника-опекуна, защита которого для мальчишки стала бы не менее сильной.
Во взгляде Дамблдора мелькнуло что-то, похожее на удивление, но лишь на миг.
— Ты за него беспокоишься, не так ли?
К Снейпу на мгновение вернулось то чувство, которое он испытал, когда висел ногами вверх в нижнем белье на глазах у всей школы. Ужасное ощущение беззащитности и стыда. Жуткое ощущение того, что на тебя все смотрят, а ты никак не можешь на это повлиять. Вот кем был сейчас Дамблдор — он был Хогвартсом, который наблюдал за его позором.
— Что? Разумеется, нет! — резко отрезал Снейп. — Я просто не могу понять ваши мотивы. Вы не доверяете мне.
Северус встал и начал ходить по кабинету.
— Ты ошибаешься. Я бы доверил тебе и свою жизнь, — ответил старый волшебник.
Но он говорил эту фразу слишком многим.
— Вы делаете Поттера своим любимчиком, нянчитесь с ним, осыпаете привязанностью и баллами. Но потом я выясняю, что он жил в ужасных условиях у маглов. И я не понимаю ваши мотивы. Кто наложил на них остужающие чары, вы? — спросил Снейп, резко остановившись.
Дамблдор ничуть не оскорбился от этой фразы. Пронзительные голубые глаза наблюдали за Снейпом с сочувствием.
— Мне жаль, что ты пришёл к такому выводу, но мне понятны причины того, почему твой острый ум навёл тебя на эти мысли. Нет, это сделал не я. Я не сторонник таких методов воспитания и не стал бы это делать. Хотя, как мне кажется, ты, Гарри и все остальные близкие нам думают обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Не приподнимай бровь, я действительно считаю вас близкими мне людьми. Предполагаю, что остужающие чары навёл кто-то из министерства. Сторонники Тома Реддла, безусловно, не пошли бы на такой маленький и бессмысленный для них шаг.
Гарри снова клевал носом на истории магии. Такое ощущение, что свиток с текстом в руках у привидения-профессора Бинса был нескончаем. Решив проверить свою теорию, мальчик залез под парту под смешки Рона и убедился в том, что свёрток и правда спадает на пол, скрывается под столом, шкафом, и конец его не виден.
Мальчик сообщил о своём открытии Рону.
— Кошмар! — простонал друг. — О чём они только думают? У меня что, голова резиновая? Туда вместится всё это?
— Рон, уймись, — отмахнулась Гермиона. — В твою голову не влезают элементарные вещи.
Фраза прозвучала бы резко, если бы её сказал кто-то другой. Но Гарри уже привык, что его друзья всё время пререкаются, поэтому просто не влезал. Ему казалось, что если он вмешается, он нарушит некие неписанные правила.
В целом его дела шли лучше. Он учился Патронусу у Люпина, изучал врученную щедрыми близнецами Карту Мародеров, любовался подаренной ему неизвестным доброжелателем «Молнией» и с волнением ждал ответа от Сириуса Блэка. Правда, были и минусы — тренировки по квиддичу приостановились из-за дементоров в школе, а дело гиппогрифа всё ещё не было закрыто. Мальчик переживал за Хагрида — великан вернулся к занятием, но был гораздо грустнее и осторожнее. Однако в целом с учёбой, с тех пор как Гарри стал серьёзнее к ней относиться, тоже всё стало как-то бодрее.
— Прекрасно, молодой человек! — сказала ему профессор Стебль, рассмотрев росточек в его горшке. — Я думаю, на нём однажды можно будет добраться до самой Астрономической башни.
В горшочке рос волшебный боб — тот самый, по стеблю которого, если верить сказкам, волшебник по имени Джек однажды попал в страну великанов.
— Превосходно! — пропищал маленький профессор Флитвик, когда Гарри продемонстрировал ему своё владение чарами отталкивания предметов от себя. — Десять баллов Гриффиндору!
Если вам ещё нужны баллы. По слухам, директор намерен отменить соревнования между факультетами.
В классе раздались ошеломлённые шепотки, Дин Томас выронил учебники, а Невилл, резко опустив руку с волшебной палочкой, видимо, случайно изобразил в воздухе какую-то руну, после чего резко выкинуло за дверь класса вместе с партой. Гарри вместе с остальными побежал спасать друга.
— Спасибо, — грустно сказал Невилл, принимая руку Гарри и поднимаясь на ноги. — Надеюсь, Гермиона знает, что это была за магия. В принципе, этот манёвр полезен, если надо вдруг срочно уйти с урока.
На зельях тоже стало лучше. Наверное, из-за того, что Гарри стал мягче относиться к Снейпу, он перестал принимать близко к сердцу каждое слово зельевара. Эмоции больше не мешали ему сосредоточиться на предмете. Нет, он по-прежнему считал Снейпа некомпетентным преподавателем и не был согласен с его действиями. Но в то же время он вспоминал и лица гриффиндорцев, которые устроили погром в его классе. Их со Снейпом теперь как будто объединяла общая тайна. Их общение в классе в тот день, когда Снейп задержал его после занятия и вторгся в его разум (Гарри подумал об этом не без досады), было таким… странным. Снейп так смотрел на него тогда. Как будто действительно не мог поверить, что Гарри действительно убрался в классе и что Дурсли действительно с ним плохо обращались. С того момента Гарри стало казаться, что Снейп на него смотрит постоянно. Он мог бы поклясться, что тот наблюдает за ним и в Большом зале, но каждый раз, когда мальчик поворачивался, зельевар разговаривал с кем-то из преподавателей или мрачно жевал.
Заметив на уроке, что Гарри смотрит на него, Снейп сузил глаза, и мальчик быстро опустил голову и продолжил резать ядовитый плющ для заживляющего зелья. Если верить Снейпу и учебнику, это варево поможет при нападении оборотня — нужно только принять его в течение двадцати минут. Снейп уже второе занятие твердил про это зелье, и порой Гарри казалось, что он на кого-то ехидно намекает. Разве кто-то из учеников был оборотнем?
Гарри снова поднял глаза и опять наткнулся на взгляд Снейпа.
— Мистер Поттер, — холодно произнёс тот. — Смею вас заверить, что рецепт доступен на страницах учебника, а не на моём лице.
«Он что, правда назвал меня мистером?» — удивился Гарри. Ему уже не нужен был рецепт, его зелье было почти готово. К счастью, готовилось оно довольно быстро — буквально за десять минут. Нужно было только не напутать с составом. Он уже было хотел всыпать туда заключительный ингредиент, но тут в его котёл плюхнулось что-то, похоже на грязную картошку.
— Повнимательнее, Поттер, — нагло сказал ему Малфой. — Очки протри, кидаешь в свой котёл, что попало.
Вне себя от возмущения Гарри сжал кулаки.
— Ты мерзавец! — негромко сказал ему Гарри, пылая от гнева. — Это всё, на что ты способен?
— Ты хочешь узнать, на что я способен? — тихо спросил Малфой.
Снейп вырос над ними, как всегда, незаметно.
— Что у вас? — спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.
Но теперь это не оказывало на Гарри такого воздействия, как раньше. Краем глаза он заметил, как Рон передёрнулся. Но сам он не чувствовал страха. Мальчик чувствовал, в основном, нежелание снова вступать в конфронтации со Снейпом.
— Профессор, Поттер меня оскорбил! — тут же сказал Малфой.
«Держи себя в руках, Гарри. Не ругайся со Снейпом. Ты больше никогда не будешь ругаться со Снейпом».
Гарри посмотрел в глаза Снейпу, стараясь, чтобы в его лице не появилось ни одной негативной эмоции.
— Профессор, Малфой кинул мне в котёл какую-то дрянь и испортил моё зелье.
Снейп впился в Гарри чёрными глазами. Его взгляд не был понятен мальчику.
— Не ругайтесь в классе, Поттер, — холодно сказал Снейп и отошёл от их стола.
Это было не то, на что можно было бы надеяться, однако и баллы Снейп тоже не вычел. Малфой непонимающе уставился в его чёрную мантию. Вот так и закончился недавний урок зельеварения, и больше со Снейпом Гарри пока не сталкивался.