Остаться до завтра

Глава 1

Привет, думаю многие знают кто такой псих, или психбольной. В этих понятиях словесности заключен глубокий смысл. С одной стороны, наш ум содержит огромный объем информации.  С другой стороны, психическое здоровье играет огромную роль в жизни человека.
Некоторые психи почему-то считают себя Лениным, некоторые Гитлером,  некоторые – Буриданом или Кастро, а то и просто Толстым или Достоевским.
Не все психи конечно такие, кто то пришел сюда по своей воле, чтобы отдохнуть и подумать, кого-то сюда отправили родственники, потому что он например хотел покончить жизнь самоубийством. Тем не менее, психологи хорошо знают, что даже в этом недавно возникшем сознании, кто-то уже попадал в психиатрическую клинику и знает сколько раз ему делали это
Многие почему-то стесняются обращаться в психбольницу со своими проблемами. Даже здесь, в психушке, не верят, что обращаются к психиатру. Здесь просто не верят в его способность помочь.
Психиатрическая клиника скорее пугает не пациента, а тем, что он может увидеть. Для таких пациентов она часто служит темницей или тюрьмой. Я работаю в этой больнице около 20 лет,  поэтому кое-что помню и могу. По сути, здесь используются подследственные воспитательные дома.  В них держат сорвиголов, которые не могут самостоятельно существовать в рамках существующего общества.  Эти люди, по своей натуре неустойчивы, у них отсутствует комплекс самосохранения и нормальные человеческие потребности, и поэтому они часто попадают в клинику. Бывают чересчур буйные пациенты, санитарам приходится вкалывать им  что-то сильнодействующее и снотворное, чтобы они хотя бы долго не буянили.
Бывают и тихие пациенты, которых часто не видно и не слышно, но такие люди намного страшнее чем самые буйные. Никто не знает, что скрывается под этой  пеленой безразличия. Говорят, если их долго держать в таком состоянии, они становятся гениями и изобретателями, которые изобретают новый мир и меняют его до неузнаваемости. У нас в больнице был такой пациент - тихий, неразговорчивый. Знали только как его зовут, но на клинику он не жаловался, - в палате всегда было тихо. Однако однажды дежурный врач увидел, что он плачет. А утром, когда его унесли в реанимацию, дежурная сестра заметила у него на руке огромное пятно крови. Подойдя к нему, она присмотрелась и увидела кляксу, похожую на след от кислоты.
Санитары подняли его и привели в нашу палату. Выглядел он ужасно - из шеи в трех местах торчал металлический стержень, лицо было испачкано кровью, руки и ноги связаны путами - видимо, он во время попытки освободиться чуть не задушил санитара. Но вскоре история забылась. К тому времени я очень привязался к этому парню, и за время нашей совместной работы я много раз ловил себя на мысли, что он - наш главный пациент. Однажды я проходил мимо и услышал, как он тихо сказал: "Смотри куда идешь, парень!" - и я даже вздрогнул от неожиданности. А потом он стал говорить про Чехова, с которым он подружился в санатории, и сказал мне, что уже почти закончил "Пасторальную идиллию". Я, наверно, слишком рано начал думать про него. Но все равно он тогда оставил в моей душе яркое воспоминание. Мы с ним много общались, у нас была дружба, какой обычно не бывает между санитаром и психбольным.  Мы часами говорили о литературе, и я многое узнал про своего нового товарища. Это был изящный молодой человек, не очень разговорчивый и очень набожный. Позже я узнал, что он был сыном научного сотрудника - сначала ему в институте дали квартиру и начали платить за учебу. Но потом что-то случилось, и он оказался в нашей психиатрической больнице. А вот о том, что случилось, он почему то молчал. Я много раз задавал ему эти вопросы, но он каждый раз отмалчивался. Но это вовсе не значит, что он не хотел говорить про свои дела, а просто он все время придумывал, что это ему трудно сделать в данный момент, и старался отвести разговор на другую тему. Вот такие дела. Не знаю - не уверен. На какой то момент наше общение прекратилось, есстественно, я всего лишь санитар. У него не было повода мне доверять. Я постоянно замечал что он не просто психически больной, у него глубокий внутренний мир - он любил читать, вся его речь была построена идеально, а не бормотание и гугуканье как у других, стоявших на учете психов. Иногда ему начинало казаться, что я разговариваю с ним вслух, иногда он начинал неожиданно хихикать, что было уже интересно, потому что я уже знал, что любая активность означает сумасшествие. Он начал бояться за свою жизнь, и не хотел встречаться со мной на улице, пока я буду дежурить. Так что встречаться нам не пришлось. Вскоре мне удалось узнать его имя, его звали Кирилла Разумовский. Смешно да?Не знаю, было ли это его настоящими именем и фамилией или может он считал себя фаворитом императрицы. Что-то подсказывало мне, что он не был сумасшедшим. По всему выходило, что он был очень хорошим человеком. У него были принципы, что ли. Он говорил, что ему следовало бежать на Запад, но это было опасно, потому что он даже не знал, что там все спокойно. Однажды мне пришлось сидеть с психом, которого посадили в палату к Кирилле. Я сидел в темноте, все время делая вид, что сплю, но сам внимательно следил за каждым его движением. Я смотрел ему прямо в глаза, пока он не повернул голову на другую сторону. Тогда я отчетливо увидел его идиотское лицо. Почему-то меня стала колотить крупная дрожь. Он был совсем беззащитен в моем обществе, как ребенок. Думаете у меня со всеми больными хорошие отношения? Конечно нет! Каждый пытался напасть, при любом удобном случае. Несмотря на то, что Кирилла был замечательным человеком, нельзя было исключать что он все же психически больной. Однажды медсестра зашла к нему в палату и заметила что его руки  и лицо покрыты белесой пленкой. Когда она это увидела, она с испугом выбежала прочь. Мне трудно передать ужас, который я испытал, увидев ее.
Вернемся к тому, что это все же психиатрическая больница, и условия проживания здесь мягко говоря  неприемлемы. Я вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. На улице было пустынно. И вдруг меня осенило. Он притворялся спящим, и прятал свое лицо, пока я находился у него в палате. Я стал осторожно прокладывать себе дорогу к палате за палатой. Не знаю, заметил ли меня кто-нибудь, но мне удалось незаметно войти в палату, где он находился. Я на цыпочках приблизился к нему и остановился в нескольких шагах от его койки, ожидая, что он меня узнает. Неожиданно Кирилл открыл глаза и уставился на меня.  Я увидел бледное, но спокойное лицо без всяких признаков безумия. Простыня на его постели была вся в крови. Он смотрел на меня взглядом, полным какой-то странной невинности и грусти. Я вдруг понял, что моя рука все еще сжимает нож с серым лезвием в ножнах.  Кирилл протянул мне руку, и я взял его за кисть своей ужасной рукой. Он казался таким хрупким, словно его можно было удержать только тонкой материей. Я прижал его руку к себе и стал вытирать кровь полотенцем. Он смотрел на меня глазами выражающими доверие, даже после всего этого. Слезы застилали его глаза, но я ничего не мог с собой поделать и медленно тянул его руку к себе. Под моими пальцами что-то мягкое.  Мокрый от крови. Голова Кирилла была наклонена вниз, и я слышал его тихий голос. Он говорил очень тихо — я не мог разобрать ни слова и все время видел только его лицо. Его ладони сжимались и разжимались — видимо, он что-то хотел мне сказать. Но я не собирался что-то ему говорить. Когда его руки упали мне на плечи, я попытался оторвать его от себя — но он крепко вцепился в меня и не давал мне пошевелиться. Чтобы заставить его выпустить меня, я попытался разжать пальцы на его шее — но и тут он не ослабил своей хватки. Тогда я понял, что он пытается удержать меня мертвой хваткой, чтобы я не вырвался и не убил его — я сделал то, что потом делал каждый раз при его приближении, так как мне было ясно — если я вырвусь, он не позволит мне вырваться сам. 
Мне оставалось только одно — действовать с юмором. Я почувствовал, что начинаю задыхаться, но моя физическая мощь была на грани отчаяния, и я хотел насладиться тем, что испытываю. Это было очень грубо и опасно, но другого выхода у меня не было. Мы оба говорили очень тихо, но его слова настигали меня все ближе.  Он говорил о любви к красоте — и о том, что жизнь — одна большая красота, за которой следует смерть — а смерть очень хороша. Он говорил, что каждому из нас следует помнить одно важное правило. Если мы будем следовать ему, мы будем счастливы.  И ему действительно было хорошо от слов этого длинного мудрого человека. Он слегка потянул меня вниз, так что я чуть не вывихнул позвоночник, и это наверняка было частью его плана, а может быть, я просто был слишком расстроен. Но я почувствовал на себе его взгляд, который надолго захватил меня.
Я посмотрел на него, на  этого психа. Только теперь он не был психом, а я не был санитаром. Кирилл несмотря на свой молодой возраст и хрупкое телосложение, крепко удерживал меня рядом с собой. Это было какое-то странное маленькое существо, такое же тревожное, как и вся его семья, потому что все, что мне было известно о его семье было только то, что он нашел их мертвой в канализационной трубе и стал им, вопреки всем запретам и ожиданиям семьи. Я понял, что сделал ошибку.  Мы говорили что-то непонятное о сложном искусстве гармонии с образом жизни… Но, казалось, эта мысль далась ему не особенно легко. И не было ясно, удалось ли ему добиться равновесия. Он выглядел беспомощным и сбитым с толку, когда я попытался донести до него эту мысль.  Я не знаю, что он хотел сказать.  Я хотел сказать, что это ненормально, что его семья погибла, и он теперь борется за свою жизнь, стараясь подражать разнообразным стадиям их гибели, которая приближалась — смерть каждого из нас — все сильнее толкая его к безумию. Это все, что я мог ему сказать.  Но я знал, что он будет бороться. Он знал, что однажды именно таким образом он боролся за свою жизнь, а затем родился в семье, не имевшей даже попытки справиться с надвигающейся бедой. Он поднял руку и постучался в один из черепов — памятной поверхности моего сознания. Эта психиатрическая больница, была основана моим отцом и его другом. Отец хотел чтобы я пошел по его стопам и продолжил так называемую династию санитаров. Она основывалась на парапсихологическом научном открытии. Многие из тех, кто представлял эту династию считали это для меня запредельно опасным.  Они никогда не забывали, что мой ум был не закончен в своем развитии из-за определенной культурной группы. Поэтому родители доверили мне изучать человеческую психику на каждом этапе моей жизни.  Я это делаю, но даже сегодня я считаю, что это была очень опасная часть моего обучения. Если бы даже я пытался повторить их опыт в качестве параллельного проекта, это, скорее всего, привело бы к полной потере человеческого потенциала. Ни один из них так и не успел довести эту теорию до конца. К сожалению или к счастью, управление психбольницей, после смерти моего отца перешло к его другу. Несмотря на то, что я стремился к высшей должности чем нахожусь сейчас. Я просто не понимаю, как это связано со мной лично. Это было личным делом моего отца. С самого начала обучения я боялся ошибиться с планированием моей жизни. Не понимая происходящего за пределами этой серой комнаты и этой психушки, я мог бы попасть в другой круг безумия.Я пришел в себя. Я снова был в этой комнате, Кирилл все так же сидел со мной. И только сейчас я заметил что мой белый докторский халат был перепачкан кровью. Я пытался вспомнить что случилось, а потом с ужасом понял что на моем халате, не моя кровь. Плечо Кирилла было распорото, и меня посетила мысль, что это моих рук дело, ведь окровавленный нож который лежит рядом с нами, был моим. Тогда мое лицо закаменело. Я был уверен, что не имею никакого отношения к смерти Кирилла. Он был жив, а со мной произошло совершенно невообразимое. Я потерял всякую связь с реальностью. За спиной лязгнул замок, и я увидел тень, которая на секунду заслонила свет. Этой тенью оказалась медсестра Надежда, она решила проведать Кирилла, посчитав что я ушел. На ней был синий халат. Она тихо подошла ко мне и спросила: "Что с Кириллом?", а я только таращился на нее. Вдруг она сказала: "Андрей, вы меня слышите?"Но и через секунду я уже ничего не слышал. В моей голове стало совсем пусто. Тогда она повторила свой вопрос, но ответа не последовало.  Тогда она сказала: "Может быть, его сознание потеряно?"Но у меня в голове был такой же пустотный блок, как и всегда, я просто не хотел верить в то, что мне сейчас снится. Вместо ответа я попросил ее: "Позови ХI, я хочу с ним поговорить."Мы долго молчали.