Топот чьих-то быстрых шагов звоном молоточков отозвался в голове. Сознание понемногу возвращалось в бренное тело и корчилось в муках. До обоняния донёсся смрад сырости, затхлости и немытых тел.
Кораблём не пахло!
Минуточку…
С трудом разлепив свинцом налитые веки, я уставилась в тёмный, лишённый штукатурки, — как, впрочем, и любой другой отделки, — потолок.
— Эта? — пробасили откуда-то сбоку.
Многострадальная голова снова взорвалась от боли. Ей вторило протяжное эхо, что не сулило для меня ничего хорошего.
Кто-то хмыкнул и чуть не прикончил меня дичайшим скрежетом металла. Черепная коробка не выдерживала этих звуков. Мне пришлось закрыть уши руками и занять устойчивое положение, вот только с последним оказались проблемы.
Кандалы на моих руках оказались на редкость свободными и довольно функциональными, а вот отсыревшая койка, напротив, жутко неудобной, неустойчивой и низкой.
Снова послышался лязг металла. Цепи на кандалах жалобно звякнули, вторя моему протяжному: «Ма-а-ать…». Я рухнула аккурат под ноги вошедшему старику в зимнем плаще с меховой отделкой не только на воротнике, но и по подолу.
— Бесчинствуете, госпожа? — неприятно хохотнул старик.
Ему будто доставляло удовольствие лицезреть меня в столь унизительном положении.
Извиваясь ужом, чертыхаясь и попросту матерясь, я смогла присесть, а затем и осторожно встать на ноги. Голова от этих манипуляций закружилась. Недовольство койкой отпало само собой.
Где ты там, родимая? Что-то ножки не держат.
— Вы присядьте, присядьте. — посмеивался жутко важный старикашка, потирая кошмарные усы. — Разговор у нас будет долгим.
На долгие разговоры я была не настроена. И блаженный бы понял, что я угодила в темницу, а здесь лучше говорить поменьше. Меньше скажешь — меньше дадут.
— Откуда прибыли? — мужчина рукой только махнул, а ему уже внесли обитый бархатом стул и подставили под его отнюдь не тощую задницу. Он сел с таким важным видом, словно находился в тронном зале на собственной коронации.
— Оттуда, — попыталась улыбнуться я.
— Дерзить представителю власти изволите?
Света от зажжённых в коридорах темницы факелов было ничтожно мало для того, чтобы как следует рассмотреть черты лица вздумавшего допрашивать меня деда, и воображение играло со мной в злые игры. Мне почудилось, что кончики его усов зашевелились, будто ядовитые змеи, готовящиеся к броску.
Жуть какая. Брр!
— Вам же хуже. — издевательски пообещал старик. — С какой целью прибыли в Валервиль?
Я выдала себя тут же. Челюсть чуть на пол не упала, рот открылся в немом вопросе и лицо, как топлёный воск, медленно вытягивалось, сползая вниз.
Я в столице? Быть того не может! «Вьюга» — треклятый корабль, на котором я плыла в столицу, должен был причалить в Валервиле…
Ничего не помню. Всё плавание — один сплошной стресс и мучения. Кто же знал, что у меня морская болезнь обнаружится? Плавала раньше и ничего, а здесь на вторые сутки как хворь кто наслал. Помру, думала. Не то что внутренности — душу выблюю, к чертям собачьим.
Правда, я прежде на такие большие расстояния и не плавала. Не могу утверждать, что у морской болезни отсутствует накопительный эффект, который меня чуть в могилу не загнал. Но я смело могу утверждать, что память от этого не теряют и трое суток, как мгновение, не проносятся!
— Ты что, деточка, не ведаешь, где находишься? — риторика у старика быстро поменялась. Глядите, я уже госпожой перестала быть. — Подай бумагу! — рявкнул старикашка.
Надзиратель мигом метнулся к восседающему на стуле мужику и развернул перед ним довольно увесистый свиток.
Вспыхнувшее любопытство притупило головную боль.
Интересно, что там?
— Не видать ничего. Факел поднеси. — недовольно промямлил старик.
Надзирателю пришлось бежать и за факелом.
— А я точно в Валервиле уже, да? — решилась подать голос, деловито расправив плечи.
Не хотелось бы опять ошибиться. Я уже села на один корабль пять лет назад. К эльфу в плен угодила. Спасибо, не нужно мне больше таких ошибок. На этот раз у меня должно всё получиться.
В конце концов, сколько можно по чужому миру скитаться, зная, что я не одинока? Мне есть у кого попросить помощи и с кем искать ответы на бездну вопросов о моём пребывании здесь.
Старик не успел ответить. Вернулся надзиратель с факелом и, встав позади, осветил центр моих казематов.
— Вытянешь ко мне руки — протянешь ноги. — прочитал мужчина, недовольно зыркнув на меня поверх свитка. — Я в императорском дворце буду чаще, чем ты, холоп, на свежем воздухе. — и снова недовольный взгляд в мою сторону. — Обнимать меня нужно нежнее и левее… — глаза старика, под которыми залегли пугающие тени от игры света позади, округлились и увеличились. — Мне палец в рот не клади, удод, я тебе его по локоть откушу… — продолжил читать старик, но недоумённо приподнял брови. — Это что такое? — вопрос почему-то адресовался мне.
Будто это я ему эту бумажку подсунула.
— Полагаю, трудности перевода. Там, наверное, не «удод», а «урод». По тексту больше подходит, мне кажется. — я пожала плечами и выдавила нервную улыбку.
— Какой удод? — старик довольно резво вскочил со стула и затряс свитком перед собой. — Тьфу! Какой урод?! Это же… Это безобразие! Угрожать таким старшему инквизитору… — мужчина задыхался экспрессией и злостью. — Это всё равно, что угрожать короне!
— Согласна. — опасливо протянула я, собирая занозы ёрзающей задницей. — А я здесь при чём?
— А кто? Кто при чём? Может быть, я это вчера инквизитору под протокол задержания надиктовывал?
— Я, что ли? — моё изумление было искренним и правдивым. Вообще не помню никакого задержания. И уж тем более, никакого инквизитора.
Да и не могла я так глупо выдать себя. Первый год попаданства, что ли? Не прокололась бы я так.
Внутри всё сжималось от страха. Я не могла быть уверена в своей невиновности, если не помнила, как минимум, трое суток пути, что нам оставалось до Валервиля. Но и свои сомнения демонстрировать на публику было никак нельзя.
— Это какое-то недоразумение. — пробормотала я. — Ну-ка, покажите мне протокол! — для пущей убедительности я даже нахмурила брови.
— Ах ты… — старик задохнулся. — Как ты смеешь?! Я тебе протокол задержания показывать должен? Я?! Вильхельм Раваз?!
Я впервые слышала это имя и эту фамилию. Они ничего мне не сказали, кроме того, что у моего собеседника явно была какая-то беда с самооценкой и представлениями о собственной важности.
— Не должны, — осторожно согласилась я. — Но могли бы быть добры к бедной и несчастной девушке…
— Бедными и несчастными девушками публичные дома переполнены. Ко всем быть добрым и любезным?
Странно, что он так легко говорил о публичных домах, учитывая то, что их запретили во всей империи. Очень странно. И старик странный, и дело мне шили странное.
Чувство тревоги усиливалось.
— Хорошо. Тогда и я не буду. — немного подумав, я отодвинулась к стене и облокотилась на неё.
— Что это значит?
— Не буду отвечать на ваши вопросы. Не буду разговаривать с вами. Между прочим, я имею на это полное право! — я говорила строго и уверенно, а у самой все внутренности тряслись.
По одному этому глупому протоколу меня могут раскрутить на реальный срок заключения! Реальный. Тот бред, что я несла, можно интерпретировать как угодно, вплоть до угроз высшему представителю власти, а это… А это трындец всему. Всем моим планам! Моей жизни. Вот уж вряд ли кто-то из императорского дворца посещает темницу, и я отсюда смогу подобраться к матери императора.
Вряд ли? Откуда во мне этот оптимизм?
Мне требовалось как можно раньше выбраться отсюда. Мне кровь из носу нужна была свобода, чтобы попасть в императорский дворец.
— Неповиновение власти? — глаза старика опасно блеснули.
— Не власти! — вскинулась я. — А представителю власти! Вы — представитель власти! Не власть! И нет никакого неповиновения! Я имею право с вами не говорить, вот и не говорю!
— Ах ты мерзавка!
Полы его плаща взлетели вверх. Он приблизился и впечатал носок своего сапога мне в колено.
Я взвыла не столько от боли, сколько от шока и неожиданности.
Это что ещё такое?! Я слышала, конечно, на Земле о полицейском беспределе, но чтобы здесь… В мире, где есть магия, артефакторика и ведьмовство, представители власти прибегали к подобным варварским методам? Какой в них смысл, если есть иной огромный спектр для допроса и следствия?
Кровь в венах вскипела. Я вытаращила глаза на мерзкого старикашку и мигом позабыла о нависшей надо мной угрозе. Впрочем, как и о кандалах.
— Я на вас жалобу напишу! — взмахнув рукой, отчего цепи на кандалах звякнули, я заголосила во всё горло: — Избивают! Убивают! Люди добрые…
— Я тебя не бил, юродивая! — пытался перекричать меня старикан.
— Да? — я на секунду понизила голос. — Пинают! По ногам пинают! Колени ломают сапогами! — спустя мгновение голосила уже о новых преступлениях против ни в чём не повинных девиц.
— Дрянь!
Голова дёрнулась, пронзённая острой вспышкой боли. Оплеуха вышла такой, что я ударилась височной частью о стену и завалилась набок.
Дыхание сбило. Перед глазами заплясали цветные пятна.
— Я здесь власть! Я решаю, когда говорить, кому и в каком тоне! Ты должна была мне выказать уважение! И послушание! Впредь веди себя соответствующе! — дед возвышался надо мной и надрывал глотку.
Самым унизительным было то, что я ощущала на себе его слюну, что вылетала из его рта при каждом слове.
— Ты поняла меня?! — вцепившись в меня двумя руками, старик поднял меня и хорошенько встряхнул.
Цветных пятен перед глазами прибавилось. Отчего-то посреди овального золотого и круглого красного пятна задребезжало фиолетово-серебристое очертание мужского силуэта.
— Что здесь происходит? — голос был тих, но звучал обманчиво спокойно.
Я мигом мать вспомнила. Уж что моя мамочка любила, так это доводить меня до сердечного приступа! Узнав о моих оплошностях или плохих отметках, она так же спокойно спрашивала, как дела в школе, интересовалась около-бедовой темой, а, услышав моё враньё, гоняла меня веткой малины по всему двору! И следа не оставалось от её показного спокойствия!
— Г-господин старший инквизитор? — уродливые толстые пальцы на моём плаще разжались. Старик дёрнулся, вздрогнул и судорожно оглянулся. — Неповиновение вл… — он запнулся, шумно хватая ртом воздух. — Неповиновение представителю власти. Никак не удаётся начать допрос!
Скотина какая, ты смотри.
Кто тебе лицензию выдал, а? Кто разрешение на работу законника или дознавателя дал?
Мерзкий и гадкий старикашка!
«Я сейчас проморгаюсь, зрение в норму придёт, и я всё скажу! Я такое скажу…» — собираясь с силами, я пучила глаза, часто моргала, водила гудящей головой по сторонам и настраивала себя на боевой лад.
Но вдруг, стоило опустить глаза вниз, я все мысли из головы растеряла. У меня даже сердце биться перестало и слух отрубился.
У моих ног валялся тот самый свиток! Протокол задержания, должно быть, выронило это ничтожество, когда позволил себе распускать руки или когда тряс меня.
Сердце ударилось о рёбра и снова затихло. Испарина выступила на лбу.
Это мой шанс. Мой единственный шанс!
Не давая себе времени на раздумья, я плашмя свалилась с койки и вцепилась в свиток руками, оттяпав зубами от него большой кусок.
Пальцы кромсали и сминали толстую бумагу, — отвратительную на вкус, кстати, — а кандалы звенели от вторящих моим движениям цепей.
Я жевала с такой скоростью и таким отчаянием, что не могла даже на мгновение отвлечься. С моим невезением, что недавно прочно рядом со мной обосновалось, вполне могло выйти так, что несъеденной останется самая страшная часть протокола и её смогут пришить к моему делу! Нельзя было позволить себе и секунды передышки!
Старший инквизитор приблизился. Его тяжёлые сапоги оказались на уровне моих глаз. Я несколько раз моргнула, скомкала оставшийся протокол и без стеснения, с набитым ртом спросила:
— От-тьеёте?
— Кхм… Что? — в уже привычном размеренном тоне мне почудились искорки веселья.
— Кх! Кх-кх! — проглотив проклятый ком, я поднесла ко рту финальную порцию и переспросила: — Отберёте?
Мужчина присел и заглянул в моё лицо, как мне показалось:
— Зачем? На память не жалуюсь. Мне этот протокол ни к чему.
Я не видела, даже не задумывалась, куда подевался надзиратель с факелом, но остро чувствовала испытывающий и пронизывающий взгляд.
Ну-у, отступать не в моих правилах. Кто же на чужбине словам незнакомцев верит?
Протокол пришлось доедать, упрямо разглядывая нависшую надо мной тень человека.
— Подавишься. — констатировал капитан-очевидность.
Внезапно он подался вперёд, коснулся моих рук, и я услышала два оглушающих щелчка. Цепи звякнули. Я была… свободна?
Рефлекторно коснувшись кистей, я вяло работала челюстью и не спешила менять столь унизительное положение. В таких делах спешка — враг. Самый настоящий. Лучше вообще не делать резких движений.
— Встать не можешь? — последовал новый вопрос.
Голова гудела, но, в целом, я верила в себя. По моим предположениям, с такой задачей я была в состоянии справиться.
Вот только стоило сесть и чуть напрячь ноги, как мышцы живота стали толкать жёваную бумагу обратно к горлу, и я таки подавилась.
Нет, ну, накаркал же, гад такой!
Чудом откашлявшись и не низвергнув душу наружу со всем содержимым желудка, я отчего-то уверовала в своё бессмертие.
— Нет, ну можно было хотя бы воды мне предложить, а? Что у вас за порядки такие?! Представляю, сколько в этой темнице людей передохло от такого безразличия! Вообще уже! — громко и строго выговаривала я, с трудом борясь со рвотными позывами.
— Вода и лекарь ждут вас выше. — хмыкнул старший инквизитор, подтверждая мои опасения.
Всё же темница… Эх, а я уж, грешным делом, понадеялась на штаб какой-то или другую досудебку… Постойте!
— Спасибо. Не прошло и одной закупорки дыхательных путей, одного сотрясения мозга и одного ушиба колена! У вас что, в темницу всех без разбора сажают? Досудебных помещений не предусмотрено в столице?
— Много говоришь. Надоедаешь. — жутким, зловеще-змеиным шёпотом проговорил мужчина.
Я сначала подумала, что мне послышалось… А потом решила сделать вид, что я вообще ничего не слышала!
Вот вообще не факт, что я бессмертная. То, что я не старею, ещё ничего не значит. Не хотелось бы так безрассудно использовать свою, возможно, единственную попытку проверить своё предположение. Жила в неведении и ещё поживу. Уж лет десять-пятнадцать точно.
— Ведите меня тогда. — глухо обронила я, засунув свою гордость куда подальше.
Шли мы недолго. В расположенных по обеим сторонам грязного, до жути неровного коридора решётках мне мерещились чьи-то лица. До жути пугало то, что никаких других заключённых я так и не смогла увидеть.
Ну не могут законники настолько хорошо выполнять свою работу, а преступность быть на таком низком уровне, что у них, в их столицах, темницы пустуют. Тут кто угодно испужался бы.
Очень несвоевременно мне вспомнились кадры из военных фильмов о расстрелах. Холодный пот выступил тут же и всюду!
Подозревая неладное, я оглянулась. Здесь, в окружении пусть и немногочисленных, но горящих факелов, видимость была куда лучше, чем в тех казематах.
Мужчина следовал за мной по пятам, опустив голову, но, словно почувствовав мой взгляд, поднял глаза на меня.
— Что?
Я не нашлась что сказать. Я вообще не нашлась — я потерялась!
У инквизитора оказалась впечатляюще привлекательная внешность. Немного смуглый или просто не утративший загара, он был обладателем роскошной гривы густых, тёмных волос, потрясающе “красноречивых” бровей и чуть крупноватого носа. Те самые “красноречивые” брови будто вместо него дополняли его короткий вопрос: «Чего тебе надобно, блаженная? Чего ты таращишься на меня? Ступай, куда велено и не глазей, куда не велено!».
— Дверь. — обронил он.
Но было поздно.
Моя многострадальная тушка встретила преграду плечом и ухом.
Перед глазами отчего-то снова заплясали цветные пятна. Вроде бы и не сильно ударилась, а неприятно сделалось всё равно. Тело, в отличие от моей гордости, можно сказать, вообще не пострадало.
Стоит ли говорить, что дальнейшее я проживала сугубо через призму стыда и самобичевания?
За дверями оказался новый коридор и пять дверей. Я приметила первым делом, самую высокую и массивную, прикинув, что через неё лежит путь к свободе. Но вошли мы в самую первую!
Я бы уже, наверное, предпочла побыстрее убраться отсюда и не встречаться с лекарем, но не смогла запротестовать, когда инквизитор распахнул передо мной дверь и молчаливо, чуть нахмуренными бровями, предложил пройти.
Благо он со мной не остался, и я смогла чистосердечно поведать лекарю о произволе, творящемся в этих казематах.
Представившийся Рубио, лекарь провёл осмотр и, как полагается, заполнил на меня соответствующий бланк. На мою болтовню он учтиво кивал, понимающе вздыхал и иногда пожимал плечами. В общем, мужик был частью системы и из-за какой-то меня, конечно же, никакие разборки чинить не стал бы, но и за иллюзию участия ему спасибо.
Я хоть выговорилась! Мне полегчало.
Уходя, Рубио вручил мне банку мази и строго наказал мазать трижды в день ушибы. К местной медицине я относилась предвзято, но сугубо по своим личным убеждениям. На практике, у меня к ней претензий не было. Только в теории, в сравнении с родным миром, Землёй, Россией…
— Ваши вещи. — дверь толком закрыться за лекарем не успела, как в неё уже вошёл старший инквизитор, самолично неся мой ларец.
«Меня отпускают!» — эта радостная мысль вытеснила все другие, пока я не заметила, что ларец открыт.
А зачем это на меня так убийственно смотреть? Вообще-то, я здесь жертва! На минуточку, он мне мой ларец принёс, заговорённый, без защиты, без капли магии, и слинять по-быстрому пытался, будто ничего и не было, а буравил меня таким взглядом, словно это я его обчистила!
— Вы туда заглядывали? — с нажимом, явно без желания со мной общаться, вопрошает он. — Ваши беспочвенные обвинения порядком утомляют. Я нахожусь у предела! Поверьте, если я забуду, что вы не так давно прибыли в Валервиль… — он недоговорил. Красноречиво клацнул зубами, будто оборотень какой-то.
Зубы у него тоже, кстати, были ничего. Крупные, ровные, белые. Совсем не как у оборотня. Как у лошади. Как у коня, то есть. И грива соответствующая… Не такая уж и тёмная. Тёмно-русая, отдающая охрой.
М? О чём это я?
— Зачем мне туда заглядывать? Я же вижу, что крышка болтается. — с трудом сбросив с себя замешательство, я указала на свою вещь.
— Вы обвинили законников в воровстве. — напомнил он.
— А давайте мы с вами проверим, права я или нет?
— Я лично снимал защиту. — с раздражением выплюнул гад. — Что вы собрались проверять?! — чуть ли не взревел.
— Целостность своего имущества! И позвольте поинтересоваться, на каком основании вы лишили меня столь дорогостоящего охранного заклинания, а? Я что-то не слышала, чтобы мне выдвигали обвинения! Какие у вас были причины для досмотра моих личных вещей?!
— Дебош на корабле, дебош в порту, дебош на торговой площади и даже по пути сюда! Вам мало?
— Поклёп! — уверенно заявила я. — Докажите!
— Я ничего вам доказывать не собираюсь! Я лично вас сюда привёл! Я лично вас и освобождаю. Под свою ответственность! А вы что здесь устроить пытаетесь? — инквизитор сверлил меня пронизывающим, колючим взглядом, от которого хотелось забиться под стол и переждать сей накал эмоций.
Всё было бы иначе, не подводи меня так подло память. Я даже отстоять свою честь и достоинство толком не могла, не говоря уже о том, чтобы выстроить линию защиты.
— Послушайте, — миролюбиво протянула я, — Давайте успокоимся. Вы сломали мою защиту. Она недешёвая, понимаете? Предположим, у вас были основания, вы в чём-то меня заподозрили, не смогли проверить мои личные вещи и вынуждены были снять защиту, чтобы убедиться… эмм… — я запнулась, чуть перевела дух и продолжила, — Чтобы убедиться в моей невиновности, вам пришлось так поступить. Но чисто по-человечески, господин инквизитор, защита была, а теперь её нет. У меня убытки налицо. Вы знаете, сколько она стоила?
— А вы? Вы знаете, сколько стоит моё время? — хищный взгляд карих глаз так и норовил забраться в душу, чтобы навести там свои порядки.
— Ладно. — со вздохом я признала поражение.
Положа руку на сердце, могло быть хуже. Совсем недавно меня чуть не избили, под суд не отдали, я давилась протоколом задержания, мечтала о свободе, даже воображаемого расстрела боялась… Да и пёс с той защитой. Это Валервиль — здесь ведьм как грязи. Восстановлю, ну или сама заговорить попробую. Искра-то ведьминская у меня имелась. Правда, об этом лучше помалкивать в этих стенах. А ещё лучше даже не думать, особенно рядом с инквизицией. Слышала, среди них встречаются менталисты.
Откинув крышку ставшего бесполезным ларца, я вздохнула, перебрала кое-какие вещи, коснувшись кончиками пальцев ровного двойного дна, и вымученно улыбнулась:
— В расчёте тогда?
Повернув голову в сторону дверей, я лишь взглядом огладила широкие плечи скрывшегося за ними мужчины.
— Ну, вот и поговорили. Значит, в расчёте.
Не став вздыхать и расстраиваться понапрасну, я подхватила свой ларец и поспешила убраться отсюда как можно скорее.
Сожаление о столь неосмотрительной спешке настигло меня уже спустя пять минут.
Погода в столице была донельзя зимней! Снега намело столько, что мои ноги утопали в сугробах. Лицо болело от холода и пронизывающего насквозь ветра. Я ещё и с этим ларцом…
Что за непруха?
Кое-как догребла до виднеющейся торговой площади и упала на расчищенную дорогу. Ноги, устав от такой изнуряющей ходьбы, приняли мощёную дорожку к пристани за облака и подогнулись, будто утопая в них.
Боль пронзила живот. Я даже взвизгнуть не успела, как оказалась сверху ларца, зависнув в сантиметрах тридцати от земли.
Могло быть хуже. Если бы не ларец… Был бы у меня шнобель, как у инквизитора! Точно бы разбила и лицо, и нос!
Кряхтя и чертыхаясь, я села и потёрла ушибленный живот. Что-то меня столица совсем принимать не желала. Непорядок.
Ну-у, ничего. Москва, она тоже, не сразу строилась. Никуда Валервиль от меня не денется. Я вот только отдохну чуть-чуть, а потом и до самой торговой площади дойду. Там уж добрые люди подскажут, где можно комнату снять и вкусно поесть. Я так-то неприхотлива. Мне многого не нужно. Да и подозрительно это будет, ежели я себе сразу домишко прикуплю или в хороший постоялый двор въеду, так сказать. Мне никак нельзя отсвечивать перед представителями власти на первых порах. Хотя я уж и так засветилась. Засияла, блин.
Похлопав себя по карманам, я снова ощутила, как холодный пот выступил на коже. Кошеля не было!
Ужас сдавил горло ледяными тисками.
Я набросилась на ларец, как обезумевшая. На мёрзлую землю летело всё, включая исподнее, но и в ларце моего кошеля не нашлось.
Боязнь остаться в столице без средств к существованию переселила инстинкт самосохранения, и я рванула дно-обманку, даже не заметив. Лицензии и именные печати были на месте, а вот вместо двадцати золотых, целого состояния, десять жалких медяшек.
В безумном припадке я вскочила на ноги. Путь обратно, к ворам и беспредельщикам, мне уже не казался тяжёлым. Я готова была за своё кровное и не такие препятствия преодолеть, но вовремя проснувшийся здравый смысл заставил замереть на месте, как вкопанную.
Ну, куда я попрусь? К инквизитору? Серьёзно? Попаданка с ведьминской искрой, не постаревшая и на день за пятнадцать лет? Человечка, у которой при себе три именные печати, на разные имена и два вида лицензии: защитницы и законницы? Риск был слишком велик. Инквизитор был явно магически одарён. И раз уж он старший, то способности имел выдающиеся. Опасно с таким типом связываться. Он может и слушать меня не станет — приговорит на месте, и кукиш мне тогда, а не встреча со своими соотечественницами или возвращение домой. Ну, это, конечно, если я не бессмертная. Хотя… даже если и бессмертная, такой хмырь дождётся моего воскрешения и ещё раз приговорит!
Вот уж не думала, что моя профессиональная деятельность в столице начнётся с меня самой. Здесь не разобраться без расследования.
... как бы ещё в этом расследовании на саму себя не выйти.
Сидя за деревянным столом в трактире, что на чудо оказался мне по карману, я ждала, пока мне принесут мой положенный обед, в виде похлёбки, лепёшки и чая, и с остервенением драла лист бумаги карандашом, выводя список подозреваемых.
С мыслями мешало собраться чувство тревоги. Как бы плохо у меня на Земле не было с математикой, а в этом мире, при моих скромных сбережениях, мои знания улучшились. В арифметике. Пять медяков за комнату на сутки, в которой уже сушилось моё бельё, заботливо мной развешанное везде, где только можно, включая дверцу ветхой тумбочки. Один за обед. Четыре монеты в остатке. Ни туда ни сюда. Никуда вообще. Даже ещё на день комнату снять не хватило бы.
Гудящую голову занимали однотипные арифметические вычисления и планы, как бы заработать в рекордные сроки.
— Лярд… — ругнулась я, осознав, что дважды прописала в списке одного и того же человека. Пришлось перечёркивать и снова пробегаться по списку глазами.
Сосредоточиться не получалось.
К ведьме пойти, что ли? Пусть мне для памяти чего даст… Ах, ну да, даст мне кто-то что-то бесплатно, как же. К ним лучше с пустыми руками не соваться.
Четыре монеты… Лярд, что я и правда буду дальше делать?
— Госпожа Лолли? — юркий паренёк, пробегающий мимо столов, отчего-то остановился, услышав моё ругательство. — Вы как? Помогли вам законники?
Сказать, что я обалдела, ничего не сказать.
Белобрысый мальчуган, лет четырнадцати, мял вязаную шапку на голове, явно большую ему по размеру, и красноречиво шмыгал носом. Смотрело на меня это дитё серыми, искрящимися глазами и странно смотрело — выжидательно.
— Это… Ты мне? — я на кой-то лярд оглянулась.
— Вам, госпожа.
Вновь уставившись на подростка, я потёрла лоб и переспросила:
— Как ты меня назвал?
— Лолли. — с недоверием отозвался мальчишка.
— Я Полли, но это ладно… — постучав пальцами по столу, я кивнула на скамью напротив. — Ты меня где-то видел, да? Знаешь меня?
Парнишка всё же стянул с белобрысой головы шапку и заправил волосы за уши:
— Барн осерчает. — промямлил пацан, покосившись в сторону трактирщика, стоящего за массивной стойкой чуть поодаль.
— Ладно-ладно, откуда ты меня знаешь? Где видел? — сбивчиво затараторила я, боясь спугнуть удачу.
— Так этогось… Вчера, получается. Мы торговое судно разгружали. У меня бочка укатилась. Меня смотритель выпороть угрожал, а вы вступились… Розги у него отобрали. Гоняли его по всей площади, словами странными, диковинными да заморскими ругались. А когда смотритель за законниками убежал, вы на корабль вернулись. Я бочку-то докатил, вернулся, а вы уже по площади бегали и кричали, что у вас перстень украли, законников требовали. Ну я и побёг к страже, а там инквизитор. Он со мной пошёл. Вам на выручку. Медяшку мне дал. Хороший человек. А вы на него с кулаками и словами бранными. Мне наказали ларец охранять. Я и охранял, пока вы инквизитора по площади розгами гоняли. И когда он вас гонял, я тоже стерёг ваш ларец. И когда вы кого-то в толпе углядели, прокричали: «По коням», убежали от инквизитора и стражи, тоже. Потом инквизитор пришёл. Затемно уже. Велел отдать ваш ларец, я и отдал. Он мне золотой подарил. Я мамке отдал. Она всю ночь плакала…
Я слушала мальчишку, открыв рот и до конца не веря его словам.
— Может, ты меня с кем-то перепутал? — с угасающей надеждой в голосе пропищала я.
— Может и перепутал. — мальчишка отошёл на шаг, присмотрелся ко мне пристально, оценивающе, по-взрослому, и сник. — Как знать. Вроде вы, а вроде и не вы. У той госпожи голос был другой, и она была такая… Знаете, подвижная, пластичная. Ей всё на месте не стоялось. Говорила так, словно мёд лила, даже когда ругалась. Очень медленно и старательно. Как чужестранка, во!
— А ещё что помнишь?
— Ничего… — мальчуган замялся, а потом просиял. — Сыпь у неё была! Как от жгучей травы, знаете? Меня мамка иногда ей воспитывает, знаю.
Он про крапиву, что ли?
Ну, допустим.
— Она что… Тебе эту сыпь показывала… там? — навыки общения с детьми и подростками у меня были на базовом уровне, особенно на такие темы.
— Где там, не понял, госпожа? — я закатила глаза, а мальчишке хватило пары секунд, чтобы сообразить. — Вы что! Нет. У неё она на шее была и на лице. Такие мелкие, красные пятнышки, водянистые как будто, светлые в серединке, если их иголкой проткнуть…
Как-то меня замутило. Я вскинула руку, пока пацан не начал мне ещё что-нибудь противное рассказывать, и попросила его замолчать.
Узнав, что его зовут Ари и живёт он неподалёку, а в трактире работает на подхвате, я оставила несчастного паренька в покое. Хотя, большой вопрос, кто из нас вообще несчастный. Мальчишке перепал медяк и золой. Второй, вполне возможно, вообще один из тех двадцати, что стырили у меня!
В начало списка пришлось ставить инквизитора, вернувшись к бумагомарательству. Из середины я хмыря вычеркнула и призадумалась.
Кольца здесь не в тренде. Нет на них ни спроса, ни моды. У меня их и не водилось. Перстень был, да. Один. Мужской. Эльфийский. И, помоги мне боги, чтобы он лежал на своём месте!
Но он не лежал, конечно же. Перстня Никаэла не было, а это означало, что очень скоро один из эльфийского рода Льяль, посетит чужие земли, чтобы отыскать свою непутёвую пленницу. При условии, конечно, что его кто-то активирует. А его активируют! Спёр же кто-то древнюю вещицу! Кто-то, значит, и наденет. Не вор, так тот, кто купит у вора ворованный перстень.
Единственное, что было хорошего в этой ситуации, так это вдохновение. Озарение на меня снизошло, когда я свои скромные украшения перебирала, втайне мечтая отыскать эльфийский перстень среди своих беспонтовых побрякушек. Я же могу попробовать их продать. Хотя бы что-то у меня купят, а там уже выиграю себе время. Хотя бы с крышей над головой останусь на неделю, а там, если повезёт, то и на месяц хватит. А месяца мне будет достаточно. Столица непременно мне покорится. К концу этого срока я уже буду в императорском дворце чаще, чем инквизитор на свежем воздухе.
К ювелирной лавке я добиралась полчаса. Снегопад, холод и сугробы на дорогах меня просто норовили прикончить. Меня подводила дыхалка, что было несколько странно. Я была вполне себе в хорошей физической форме. Да, ходьба по снегу — то ещё занятие, но не настолько же? Я ещё до конца улицы не долезла по сугробам, а уже выдохлась. А там всего два дома было: одна булочная и чайная лавка!
Давно забытые ощущения навели меня на одно нехорошее предположение. Уж не похмелье ли у меня? И головная боль, и слабость, и провалы в памяти, и обезвоживание… Не следствие ли это того, что кто-то вылакал то, чего лакать не стоило? А мне точно не стоило. Уж я-то себя знаю. У меня была жуткая непереносимость алкоголя. Под эту лавочку можно подвести и моё неадекватное поведение. И даже сыпь, упомянутую Ари.
Ох, помню, как меня от эльфийского обсыпало однажды… Та их изумрудная лоза…
Замерев у стеклянных дверей ювелирной лавки, я сузила глаза, пытаясь сфокусироваться на своём размытом отражении. Замёрзшие пальцы коснулись щёк и ничего не нащупали. Окоченели напрочь. Едва шевелились.
Ладно, в трактире уже рассмотрю.
Я отдышалась и потянула ручку дверей на себя.
— Сюда нельзя! Зайдите позже. — прогремел раскатистый мужской бас, а его обладатель закрыл дверь, едва я ту наполовину приоткрыла.
Хороша заявочка. Как это, нельзя? Мне здесь что, окоченеть?
Я снова потянула двери на себя, а их с той стороны опять захлопнули. Силы были явно неравны, но у меня упрямства на взвод золотокопателей!
Мы ещё посмотрим, кто кого!
Я двумя руками вцепилась в ручку и потянула дверь на себя изо всех сил. Едва она приоткрылась, я тут же сунула туда ногу, а там и половину туловища.
— Я же сказал, что непонятного… — а вот эта интонация голоса и его тембр был очень даже знаком. — Вы?!
— Вы? — втиснувшись в небольшое помещение, я часто задышала, разглядывая инквизитора, взирающего на меня, как на нежить какую-то.
Снега на его доморощенном плаще не наблюдалось. Собственно, как и на высоких сапогах. А вот на полу было мокро. Следовательно, торчал здесь инквизитор точно давненько. Не только что передо мной пожаловал. Я стояла, как баба снежная, вся снегом засыпанная, а этот гад стечь на пол успел.
— Вы меня преследуете, госпожа? — мужчина прищурился.
— Не вас, — с пафосом, явно контрастирующим с моим внешним видом и жалким положением, в котором я оказалась, проговорила, — А преступника! Или даже преступников!
— Преследуете преступников?
«Хахаха, ну что за идиотка?» — сказали мне его изломанные брови.
— Вы не ослышались, господин инквизитор. Преследую преступников. А вот почему на пути этого преследования, появились вы… большой вопрос.
— О перстне пришли узнать? — с усмешкой спросил наглец.
— И о нём тоже. — я зачем-то кивнула.
Ну, явно же, в лавку к ювелиру, к которому инквизиция захаживает, ворьё не сунется с краденым, но пусть уж этот хмырь считает меня глупой. Глупой или опасной. Потому что был очень велик шанс на то, что сам инквизитор — преступная рожа, а ювелир — лишь винтик в его преступной системе!
— Ладно, не буду вам мешать. Мы уже прощались.
Я только сейчас заметила с интересом наблюдающего за нами мужчину в причудливых очках. Он был старше инквизитора и в противовес ему же абсолютно лысым.
Хозяин ювелирной лавки сидел за невысоким столом, что ломились от чертежей, но было на том столе ещё кое-что. Шкатулка?
Пришлось прищуриться, чтобы получше разглядеть длинный предмет, похожий на сложенную шахматную доску.
Это я удачно зашла! Это, если меня зрение не подводило, были инструменты артефактора. Целый набор. Считай, состояние нескольких поселений!
Ювелир-артефактор это вам не хухры-мухры — это серьёзно.
Осознав, что инквизитор не сдвинулся с места и по-прежнему таращится на меня, я несколько напряглась.
— Вы всегда девушек обманываете? — забросила удочку я.
— О каком обмане речь? — спокойно уточнил подозреваемый номер один.
— Спрашиваете, о каком именно? — дурнушкой рассмеялась я. — Так часто обманываете, что приходится уточнять?
— Вы что сейчас делаете? — непонимание и растерянность, проклюнувшиеся на лице инквизитора, пусть и на долю секунды, позабавили меня. — Вы… заигрываете со мной? Или же пытаетесь таким нелепым образом втереться ко мне в доверие?
— Господин инквизитор, дышите ровнее и глубже. Вы не в моём вкусе. Совершенно. Я всего-то имела в виду то, что вы сказали. Говорили, мешать не будете, а сами стоите здесь. И мешаете! Вы же попрощались уже? Вот и идите, идите, ступайте с миром.
— Можно подумать, вы в моём вкусе. — с раздражением проговорил он.
— А не надо оправдываться. Я вас в интересе к моей скромной персоне не подозревала. Просто указала на расхождение между вашими словами и поступками.
— Скромной? — инквизитор хмыкнул и взглянул на меня с какой-то жалостью.
Ну, хоть глаз не дёргался при этом и на том спасибо.
— Господин инквизитор, — с нажимом проговорила я, — Будьте так любезны, освободите помещение. У меня к ювелиру-артефактору конфиденциальный разговор. Он не для лишних ушей. Если же у вас появятся полномочия интересоваться нашей беседой, то пришлите мне обвинительное письмо! В «Роззи». Я временно там остановилась. И я, и уважаемый мэтр непременно вам всё расскажем в мельчайших деталях. Но после обвинительного письма. А пока, не имея оснований и подозрений…
— Понавыдают лицензий всякие деревни, а мы потом страдай от засилья деревенских умниц и умников. — с презрительной гримасой инквизитор таки открыл дверь, впустив в помещение холодный ветер со снегом, и вышел. Даже не дал мне возможности оставить последнее слово за собой, гад.
Ну, ладно. Я вообще должна была помалкивать. Мне светиться нельзя, а я всё сияю и сияю.
— Украшения. На продажу. — я отмерла и бесцеремонно вытряхнула содержимое своих карманов на стол мэтра. — Не знала, с чем лучше расстаться. Всё жалко, всё дорого, как память, но теперь поняла, что вас точно заинтересует. Взгляните, — копошась в своих побрякушках, я поддела пальцем подвеску с рубином, — Работа вашего коллеги. Сколько за неё можете дать, вот прям сейчас?
Хмырь поганый и здесь мне всё испортил! Ювелир меня даже слушать не стал, не то что оценку предложенной подвески проводить и спасать меня из бедственного положения.
Положа руку на сердце, я и сама немного виновата. Чёрт меня за язык дёрнул, сказать, что мы с инквизитором дружим… Я подумала, это выведет лысого из ступора и избавит его от нервного тика. Впрочем, так оно и оказалось. Ювелир отмер, чаще заморгал и спросил то, к чему я совсем была не готова:
— И как же зовут вашего… приятеля?
— Инквизитора? — глупо уточнила я.
— Да, вы ведь… приятельствуете, как утверждаете.
В сыскники и законники лысому идти нужно было. Одним вопросом меня нокаутировал.
Позорище. Я посыпалась на такой элементарщине.
Чего мне сказать нужно было? Старший инквизитор? Пытаться угадать, было бесполезно. В этом мире не особо жаловали одинаковые имена, а дара предвидения у меня не было. Пришлось, уронив голову и достоинство, уходить ни с чем. Правда, недалеко.
Выйдя на улицу, я дотянулась до болтающейся под крышей дощечки и хорошенько по ней стукнула. Снег осыпался и явил мне вывеску. Исходя из неё, я вообще пришла не туда, куда нужно. Я и в помещении подозревала, что уж больно пафосное местечко — эта ювелирная лавка. Ассортимента не было, для мастерской маловата, а тут ещё и выяснилось, что в сутки отводится всего два часа на работу лысого. Выходило, что это, говоря простым языком, что-то вроде личного кабинета ювелира, где он принимал заказы. Очевидно, не по статусу мне было сюда соваться. Нужно было что-то попроще найти.
На площади, может, найдётся чего? Но до неё топать и топать, а снегопад за время проведённое в тепле ещё и усилился.
Во всём виноват инквизитор! Из-за него я теперь даже не могла спросить ювелира о его конкурентах и лавках с образцами украшений, куда я могла бы отнести на продажу свои цацки. Ну, с какими глазами мне опять туда соваться?
И принесло же сюда хмыря, когда не нужно было! Тьфу на него!
Подозрительно это всё, я вам скажу. Начиная с рассказа Ари, к этому гаду есть много вопросиков. Теперь же сюда ещё и лавка ювелира добавилась. Может, это вообще он стырил у меня перстень и принёс его лысому? Может, знал, что, обворовав меня, оставил в бедственном положении и предугадал место нашей возможной встречи, чтобы быть в курсе моих дел и воспоминаний? Может, это вообще он мне память и стёр? А может, этот гадёныш на украденное у меня золото решил себе какой артефакт заказать, избавившись от улик по-быстрому?
Вопросов к инквизитору было в несколько раз больше, чем ответов. С самооценкой у меня бедственного положения не наблюдалось. Я знала, что выведу этого коня на чистую воду, как бы он копытами ни бил, но для этого, увы, мне требовались средства, банально на пожить и пожрать. А оттого и пришлось забыть о нём, сосредоточившись на улучшении своего материального положения.
Идти туда, не знаю куда, мне решительно не хотелось. Даже нужда не способна была меня заставить по такой погоде слоняться по улицам. Я собралась с силами и погребла по снегу в сторону трактира, уповая на помощь мальчишки, который уже мне помог. От трактирщика толку не было. Может, я, конечно, как-то не так сформулировала свой вопрос, но этот Барн меня сюда и послал. Уж не знаю, за знатную госпожу меня принял или ему этот лысый процент какой отстёгивал за новых клиентов и рекламу.
Хорошо было бы, если бы получилось Ари с собой прихватить. С местным оно всяко лучше и быстрее по городу передвигаться.
В трактир я ввалилась снежной бабой, дышащей аки паровоз. Признаться, думала, не дойду. Уже даже мысли о том, чтобы снова отправиться в путь по такой погоде, казались какими-то самоубийственными. Ещё и с ребёнком.
На первом этаже трактира было многолюдно, чего не наблюдалось днём. Наверняка непогода многих застала врасплох, и за стенами «Роззи» мужчины пережидали её буйство, за кружками хмельного и мисками с горячей похлёбкой.
— Я помогу, госпожа. — откуда ни возьмись ко мне бросился Ари, держа веник наготове. Мальчишка принялся меня обметать, пока я стояла столбом и пыталась восстановить сбившееся дыхание.
Я уже не знала, как лучше поступить. Стоит ли паренька с собой таскать по сугробам, в такую метель? Да и стоит ли самой снова выходить в такую погоду на улицу? Был шанс, что я тупо не дойду даже с сопровождением, а ещё и вероятность не работы торговцев при таких погодных условиях.
— Этот снегопад… закончится когда-нибудь? — едва ворочая языком, поинтересовалась я.
— К ночи уляжется.
Наверное, я поверила Ари, потому что очень хотела верить его словам.
Перед тем как подняться к себе в комнату, я попросила и мальчишку, и трактирщика разбудить меня утром, когда лавки на торговой площади начнут работать, и попросила подать чайник чая в комнату, чтобы побыстрее отогреться. Не в моих правилах откладывать дела на завтра, но нужно было прислушаться к доводам разума и признать своё бессилие на данный момент. От меня мало что зависело.
В комнате я сбросила всю верхнюю одежду, развесила её как попало и забралась под толстое ватное одеяло. Принялась ждать свой чай, надеясь на ещё одну плодотворную беседу с Ари. Не помешало бы ещё раз услышать его версию событий. Вдруг у него изменятся показания или он вспомнит что-то ещё, что-то важное?
…но вместо белобрысого паренька ко мне в комнату, без стука и предупреждения, ворвался инквизитор, а с ним и двое законников.
— Скучали, госпожа Полли? — издевательски скалясь, инквизитор затряс перед моим лицом обвинительным письмом и грозно рявкнул: — Собирайтесь!
Ну, хмырь… Как есть, хмырь! Конь педальный. Нашёл-таки, за что меня за решётку упрятать?
— Мне нужно ознакомиться с обвинениями и одеться. Выйдете! — высунув руку из-под одеяла, я выхватила обвинительное письмо и зло клацнула зубами. — Выйдете, я сказала! Я незамужняя девушка! Я не одета! Я сейчас такой вой подниму, что вам ещё и жениться на мне придётся, чтобы отмыться от людской молвы!
В дверь неожиданно постучали. Я замерла, держа в руках одно из своих платьев, и опасливо оглянулась.
— Госпожа, — послышался голос Ари.
Дверь тут же отворилась. Законник придержал её, позволив мальчишке с подносом войти ко мне в комнату.
— Оставь на тумбочке. Я выпью. — сбивчиво пробормотала я, кося настороженно в сторону охраняющих мои двери законников.
Интересно, хмырь где? Где-то там же?
Была шальная мысль, сунуть мальчишке именные печати и лицензию, но дело было слишком рискованным. На чужбине никому нельзя доверять. Да и сделать это незаметно не представлялось возможным. Дверь за пареньком законник не закрывал, наблюдал за ним по ту сторону и явно ждал, когда тот выйдет.
Обложили, демоны.
Мне ничего не оставалось, как продолжить собирать свои вещи и просматривать все углы, закоулки и щели в комнате. Я обязана была скинуть улики против себя как можно скорее. Нельзя было инквизитору самолично таких козырей давать. И такая возможность нашлась.
Под подоконником нашлась неприметная дыра. Из неё тянуло холодом и сквозило, но другого варианта у меня просто могло уже не быть. Время шло и работало против меня. С трудом засунув туда всё необходимое, я даже не поняла, осталось ли там что внутри, или всё просто на улицу вывалилось. Об этом уже было поздно беспокоиться. Сейчас не время.
Только я отошла от спасительного подоконника, как дверь снова распахнулась.
Инквизитор смерил меня и бардак в комнате недовольным взглядом:
— Вы ещё не готовы? — зачем спрашивал, если и сам всё видел?
— Я ещё и чай не выпила. — безрассудно выпалила я. — Благодаря вам, даже согреться не успела. Можете мне помочь, чтобы дело шло быстрее.
— Раз уж вы одеты. — хмырь хмыкнул и вошёл, прикрыл за собой двери и подозрительно кашлянул. — Ознакомились с обвинительным письмом?
— Ага, я бы лучше составила. — честно отозвалась я. — Подозрения, подозрения, подозрения… Подкинули вы себе работы и проблем, конечно. А я думала, что ваше время стоит дорого, дороже, чем моя магическая защита, без которой вы оставили мои вещи.
— Вы подозрительная личность, госпожа Полли. — ровным тоном проговорил он. — Если вам нечего бояться, то и переживать не стоит. Мы составим ряд запросов, касаемо вашей личности, полученной лицензии, принадлежности украшений и других, немаловажных нюансов вашей биографии. Вам всего-то нужно будет дождаться результатов этой проверки. Почему вы нервничаете? Есть причина?
И этот хмырь думал, что так легко меня расколет? Такими примитивными вопросами?
Вздохнув, я переложила в ларец свои украшения, вытряхнув их из карманов плаща, и уселась на кровать поближе к тумбочке, на которой стоял оставленный Ари поднос.
— Позвольте, я буду с вами откровенной? — под пристальным взглядом инквизитора я налила в чашку чай из чайника и обхватила её двумя руками. — Я действительно нервничаю, господин инквизитор. — сделала глоток, обжигая губы и ротовую полость. Тихонько застонала, не ожидая, что чай окажется настолько горячим.
— Со мной только так и нужно, госпожа. — невозмутимо заявил он. — Я всё равно узнаю правду. Итак? В чём же причина вашей нервозности? О чём вы переживаете на самом деле?
— Видите ли… — я с шумом сглотнула и уставилась на инквизитора глазами оленёнка — широко распахнутыми, невинными-невинными, — До меня дошли слухи, что именно вы меня задерживали в прошлый раз. Упекли в темницу, которая не является местом заключения для тех, кто не предстал перед судом.
— О, встречные обвинения пожаловали? — хмыкнул гад. — Да будет вам известно, вам просто требовалось проспаться и протрезветь. Вы были пьяны, как толпа портовых грузчиков, и творили несуразные вещи, наводя панику среди общественности.
— Допустим, — расправив плечи, я уже строже заявила, — Но дело не в моём задержании. Вы хотели как лучше. Я принимаю это. Но ваш непрофессионализм очень дорого мне обошёлся.
— Вы опять со своей защитой? — инквизитор даже не подозревал, какой он наивный и предсказуемый.
— В том числе. — я снова отхлебнула из чашки. — Видите ли, у меня пропали двадцать золотых после вашего задержания, а не только магическая защита. Сейчас вы меня задерживаете снова. Спасибо, что с обвинительным письмом, конечно, но вы оставили мой ларец без защиты, и я снова рискую быть обворованной из-за вас. Или вами? Если из моих украшений снова что-то пропадёт…
— А почему не тридцать? — хмырь усмехнулся, выражая недоверие. — Что так скромно, госпожа?
— Не верите?
— А должен? Вы заявляли о пропаже? — эту атаку мне было отбить нечем.
— Пусть вас боги судят. — поморщившись, я лениво обронила: — Это ведь вы обезопасили себя, стерев мне память. Как тут заявишь?
— Что за вздор? — инквизитор, к моему удивлению, оживился. Даже стал жестикулировать, чего прежде за ним особо не наблюдалось. Замахал руками, заходил по комнате. — Вы бочку эльфийского почти выпили за сутки! Вели себя неподобающе на корабле, в порту… Вы были пьяны! А теперь последствия своего пьянства пытаетесь переложить на кого-то другого, делая подобные заявления? Уму непостижимо!
Ух, как он разошёлся! Ну точно, гад, имеет что скрывать. Неспроста эта он так оживился
— Я допускаю, что из-за мук морской болезни, я могла поддаться соблазну и запьянствовать. Заметьте, я даже не обвиняю вас в воровстве. По причине отсутствия памяти. Как знать, где был мой кошель с золотыми? Как утверждать, если не помнишь? Я могла его положить в ларец, который был под защитой заклинания, а когда вы эту защиту сняли, то и золото чудесным образом исчезло. Может, вместе с защитой, а может, и после этого кто-то из законников прикарманил. Но я же не исключаю и тот факт, что кошель мог оставаться при мне и его попросту кто-то вытащил из моего кармана во время моей… прогулки по торговой площади или ещё на корабле. Поверьте, не сотри мне кто-то, — я поймала взгляд инквизитора и хищно прищурилась, — Память, я бы уже заявила о пропаже по всем нормам закона.
Мэр-Дал Кайар
В допросной было тихо и на удивление спокойно. Полли Неймиш по второму кругу отвечала на однотипные вопросы, касающиеся своей биографии, и отвечала грамотно. Складно, слишком складно, чтобы я поверил.
Было в девчонке что-то… Я в таких вещах не ошибаюсь.
— Итак, ещё раз, перстень у вас был или не было? — единственная тема, в которой она терялась и путалась в показаниях.
— Был, не было, — беззаботно пожала плечами кудрявая катастрофа, — Не помню. Говорю же, мне стёрли память. Настаиваю.
— А откуда он мог бы у вас появиться?
— Понятия не имею. Сами говорите, я была пьяна. Может, у кого-то на корабле в кости выиграла?
И она думала, что я в этот бред поверю?
— Любите азартные игры? — не удержался и хмыкнул. Не девушка, а катастрофа. Полное собрание человеческих слабостей.
— Обожаю.
— Что-то не сходится, госпожа Полли… — я покачал головой, перебирая материалы заведённого на неё дела.
— Абсолютно с вами согласна. — перебила меня. — И я знаю, что нужно делать, чтобы всё сошлось. — её брови забавно сложились галочками. — Память мне верните, и я смогу дать более точные показания.
Да сдалась ей эта память? Вот заладила! Надоела уже. Как только узнала?
— Отдыхайте больше, ни о чём не переживайте… Мы проследим, чтобы подобные попойки не повторялись во время вашего пребывания в тюрьме. Там, глядишь, и память восстановится, ввиду отсутствия пагубной привычки и агрессивных методов борьбы с ней. — я говорил уверенно, но девчонка мне не верила. Это читалось в её глазах и в движениях.
— Ну да, — закатив глаза, Полли сложила руки на груди, — И пусть мои двадцать золотых улучшат жизнь какого-то подонка. Конечно, вам-то что с этого?
— Всё ещё настаиваете на том, что перевозили с собой золото в таком количестве? — я с недоверием относился к этим заявлениям.
Не было в ларце никакого золота, я это точно помнил.
А может, и правда, дёрнул кто кошель на площади, пока эта пьянчужка бесплатное цирковое представление обкатывала на местных зеваках?
— В каком, в таком? — змеёй зашипела катастрофа. — Вы посчитайте, посчитайте, господин инквизитор. Снять себе жильё в столице на первое время, получить разрешение на работу у вас, внести в ассоциацию защитников годовой взнос, чтобы работать на законных основаниях, по всем нормам закона, что-то есть, в чём-то ходить. Представительские расходы, опять же. Здесь я не имею ни клиентов, ни репутации хорошей защитницы. Следовательно, итоговую сумму множьте на два, а там и на три. Вот и считайте, считайте, сколько мне до весны, пока свою клиентскую базу не наработаю, вкупе с репутацией, нужно средств, чтобы здесь жить. Вы считаете?
Серо-голубые глаза зло сузились. Я, разумеется, не считал, а девчонке это не нравилось.
— Вот и сидели бы в своём Приграничье. Демон вас сюда привёз? Что же вы теперь на цены жалуетесь?
— На цены? Я не на цены жалуюсь, а на халатность! Вашу и других законников. На произвол и беспредел! В какое мы время живём, что бедной, несчастной девушке уже выпить спокойно нельзя, чтобы её не обидели, не обворовали и в темницу не упекли, а?
— Это вы-то бедная и несчастная? Вам напомнить, что вы устроили? Из-за вас корабль не мог на якорь встать два часа кряду! Вы весь экипаж споили!
— Докажите, что это носило насильственный характер. Вот уж сомневаюсь, что я кому-то что-то в глотку заливала! И вообще! — она грозно нахмурилась и даже прикрикнула. — Я не пью! Не пью и пьющих презираю. Если я что-то и выпила, то не то чтобы по своей воле. Может, хотела с морской болезнью справиться и проспать до самого Валервиля? Не знаю, не помню. Память верните, тогда и вернёмся к этой теме. И да, ровно так же, как я не переношу алкоголь, он не переносит меня. У нас с ним взаимная нелюбовь. Могу доказать. Воочию убедитесь, как меня растарабанит с одного глотка, обсыпет прыщами, красными пятнами… А про воздействие на мозг я вообще молчу! Может, этой моей особенностью вообще кто-то воспользовался? Специально, чтобы меня обворовать или выставить в дурном свете. Вы подумайте.
— Я подумаю. Вернёмся к допросу. Мы здесь не за этим. Итак, что мы упустили? У господина Дериша что делали? — поймав вопросительный взгляд девушки, объяснил: — Ювелир. Сегодня днём. Мы у него встретились, если вы запамятовали.
— У него спросите. Украшения ему принесла на продажу, чтобы как-то концы с концами свести. Меня же обворовали по вашей милости. — оскалилась катастрофа.
— И как?
— Никак. Из-за вас он не захотел у меня ничего покупать. Явно за преступницу меня принял.
— Это неудивительно, учитывая то, где вы сейчас находитесь.
— Да-да, я поняла уже. Я тоже язвить умею, господин инквизитор. Но мне любопытно даже не то, что здесь делаю я, невиновная и несчастная девушка… Мне любопытно, что здесь делаете вы, старший инквизитор, чьё время дорого стоит, который явно подобными мелкими делишками и подозрениями не занимается…
— На что это вы намекаете? — моё сердце зашлось в безудержном ритме. Девчонка слишком близко подобралась к опасной теме.
Я не успел среагировать, и её рука оказалась на моей руке. Маленькая, холодная, чужеродная.
— Что вы скрываете, господин инквизитор? Чем я вас интересую? — проникновенно зашептала Полли, глядя мне в глаза немигающим взглядом.
Я нахмурился. Девчонка явно не была менталисткой, иначе бы знала, что к тёмным так прикасаться нельзя. Особенно к некромантам. Особенно ко мне. Но ощущение того, что меня пытались загипнотизировать и подчинить своей воле, всё же витало в воздухе. Я растерялся как мальчишка. Не смог вразумительно ответить на её глупые вопросы и не сразу осознал, что же меня сбивало с толку.
— Господин инквизитор, — с нажимом проговорила она, — Вы можете мне сказать правду…
— Могу. — я кивнул, отыскав источник своего волнения. Покоящаяся рука на моей кисти не давала покоя. К своему стыду, я обхватил её другой рукой, сжал, переплёл наши пальцы, слыша, как шумно и часто задышала девчонка от этих манипуляций. Смотрел на наши руки, как заворожённый. А собственно, почему как? Я и был заворожённым. Всё ждал, когда её жизненная сила станет перетекать в меня, но ожидание затягивалось, а реальность приобретала и вовсе другой окрас.
Полли Неймиш
Шёл шестой час моего задержания. Второй, как инквизитор закончил допрос. Всё это время я и так была как на иголках, а здесь ещё и уснуть не получалось. Не из-за мыслей, нет. Их хоть и было через край, а несмолкающий галдёж сокамерников и соседей, затмевал даже моё воображение. На дворе господствовала ночь, но счастливчикам провести её в досудебном изоляторе было глубоко на это плевать.
— Да хватит уже! — перевернувшись на койке, я свесила голову вниз, глядя на кровать, расположенную ярусом ниже, и зло клацнула зубами. — Вы мужик вообще или кто? Только эти за стенкой заткнулись, доиграли партию в кости, вы выть начали! Спать сегодня будем, нет?
— Не ори, пигалица. — крикнула на меня бабка, чьё место было в моём изголовье. — От тебя больше шума, чем от него!
Назревал конфликт. Могло показаться иначе, но, вообще-то, конфликты я не любила.
— Прекрасно. Значит, пока здесь все на ушах стояли, вы храпели за десятерых. Выспались и меня отчитывать принялись? — я зло глянула на бабку и, чертыхнувшись, спустилась вниз. На кровать поскуливающего мужика. — Эй? Ты... Чего там у тебя? Чего ноешь, как баба, а? К тебе сегодня защитник дважды приходил. Работает, трудится человек, бегает и суету наводит, чтобы ты поскорее отсюда вышел, а ты что?
На меня смотрели покрасневшие глаза-бусинки, которые иначе и не назвать на широком и добродушном лице. Мужик держал во рту кусок одеяла, грыз его или кусал и скулил на разный манер. То казалось, что он плачет, то стонет, то рычит… Сам чёрт не разобрал бы!
— Приговорил кого? — строго спросила я.
Мужик опять заскулил.
Я не сдержалась и выхватила конец чужого одеяла. Потянула на себя.
— Заканчивай выть!
— А… тьфу… Как не выть? Как не выть?! — дёрнув одеяло на себя, отчего я чуть плашмя не растянулась на чужой койке, мужик выплюнул всё лишнее изо рта и как заорал: — Я лучше под суд пойду! В темницу! Он-то помереть должен был! А выжил! Выжил, демон меня раздери!
Я, признаться, немного струхнула. Внешность у мужика была довольно пугающая и впечатляющая. Большой, широкоплечий, сбытый, коренастый, ручища как две кувалды. Пусти он эти ручищи в ход, не выл бы сейчас, что кто-то там выжил.
Значит, мордобой, как версию, отметать надобно сразу.
— Гляди, как у тебя разговаривать хорошо получается. — глухо пробормотала я. — Вот бы ещё чуть тише… Ты лучше ворчи себе под нос, чем вой.
Мужик воинственно нахмурился и резко сел. Я как-то сразу спать захотела, стала забираться к себе наверх.
У меня своих проблем было выше крыши. Что мне до этого мужика?
Плата за ночлежку у меня сгорела. Денюшки за комнату тютюкнулись и фигушки кто мне их вернёт или продлит моё проживание в «Роззи». Это так, по мелочам если проходиться. Из крупных бед ключевым были: невозможность провести расследование из изолятора и инквизитор и его тёмные делишки. Даже с мелочами из этих мест было не разобраться.
Умостившись, я накрылась одеялом и снова попыталась уснуть. Сон не шёл, как бы я себя ни успокаивала и на какой бы лад ни настраивала. Ни в одном глазу просто.
Тихонько застонав, я отбросила одеяло в сторону, села и заглянула вниз. Мужик не спал. Сидел на койке, время от времени почёсывая плешь на затылке, и тихонько вздыхал.
Мысленно обматерив себя, я опустила руку вниз, едва коснулась кончиком указательного пальца мужского затылка и чуть погладила. Тяжёлая пятерня легла на затылок. Мужик подумал, что муху прогнал. От хлопка тяжёлой ладони по плешивому затылку завозилась рядом бабка.
Я вздохнула и полезла вниз.
— Чего там у тебя? — вымученно поинтересовалась я. — Защитник плохой?
Мужик глянул на меня из-под нахмуренных бровей и тихо буркнул:
— Нормальный защитник. Законы паршивые.
— Ага. И медицина слишком хорошая, да? — я хохотнула и уселась на чужую кровать, вытянув перед собой ноги. — Чего горюешь, если выжил обвинитель?
— Не должен был. Не взял я грех на душу, думал, он сам издохнет, а нет, залатали, кишки обратно засунули, заштопали, жить будет, сказали… Но мне же его теперь обеспечивать! — мужик снова почесал плешь. — Это ему, поганцу, пятнадцать, до двадцати одного… Ой, мать-земля, шесть лет у меня на шее сидеть будет, если на ноги встанет. А коль не встанет — всю жизнь. Помер бы, я бы и бед не знал. Принял бы наказание по всей строгости, а так… — тяжёлый вздох пробрал меня до мурашек. — В кабале я у ворья поганого на всю жизнь остался.
Мне и самой захотелось затылок почесать:
— А чего же ты ему кишки выпустил? Надо было… наверняка как-то.
— Кто? Я? Да я и мухи не обижу. Бык его мой подрал, когда он ко мне на ферму опять залез через дыру в заборе. Жена у меня ещё, дурёха сердобольная, приговор мне подписала. За лекарем послала… Эх, добивать нужно было поганца. Не впервой он мою ферму обворовывает.
Я помолчала какое-то время, анализируя полученные данные. Присмотрелась к мужику получше и поняла, что про муху он мне явно наврал. Ферма с быками, ну такое себе ремесло для того, кто мухи не обидит.
Мясник, выходит?
В моём положении это знакомство было очень даже выгодным.
— Ранее заявляли, что пацанёнок этот к вам на ферму лазит? — строго спросила я, повертев сию ситуацию под разными углами.
— О как? — хмыкнул мужик. — Как мой защитник говоришь.
— И?
— Да куда там? Жалко мальца. Ну курятник обнесёт, ну украдёт что по мелочи… Выпорол один раз. И то за то, что он пока в курник лез, всё мне переломал и поилку опрокинул. Мать у него выпивоха та ещё. Отец сгинул где-то на чужбине. Помощь предлагал, но они, чай, гордые, ничего им не надо, а как воровать ко мне лезть, так это пожалуйста. Для этого гордость не нужна. — возмущённо выговаривал мясник. — Но на кой он в стойла на этот раз полез? Вот что мне непонятно. Недоросль поганая. Мне за него ответ теперь нести!
— Вы защитнику своему скажите, чтобы по соседям пошёл. Если личных счетов не имеется, то и другие обворованные пацанёнком найдутся. Пусть возьмёт рекомендательные письма со всех. Докажите злой умысел жертвы, вам снизят плату. Но… — я напряглась, услышав, как заскрипели тяжёлые двери где-то вдалеке. Так происходило всякий раз, когда законники приходили и уволили кого-то на допрос или для беседы с защитниками. — В общем, вы полюбовно лучше решите с пацаном и его матерью. Не отвертитесь никак. Вред здоровью имеется — вам и обеспечивать жертву. Был бы не ребёнок, было бы проще. И вообще было бы просто, если бы вы его всё-таки добили.
На выходе из досудебки меня ждал инквизитор. Собственной персоной. С самодовольной ухмылкой он держал опись моих личных вещей и помахивал ей, дескать, проверяй, всё на месте.
А я не гордая, я проверила. Тщательно раскладывала вещи на стойке, сверяя каждую позицию, тянула время, чем выводила из себя Мэр-Дала, как значилось в оттиске именной печати на листе в его руках.
— Вы не могли бы ускориться? — сквозь зубы выдавил он, не выдержав моей маленькой мести.
— Я ещё исподнее не всё проверила. С вас станется.
Инквизитор словно воздухом поперхнулся. Закашлялся, заозирался, после чего хлопнул ладонью с бумагой по стойке и направился к выходу.
— Я жду вас на улице! — бросил он, распахивая перед собой тяжёлые двери.
Я хмыкнула. Переглянулась с законником, скучающим на дежурстве, и неожиданно для себя выпалила:
— Нервный он у вас какой-то.
— Тёмный как тёмный. — сухо отозвался законник.
Тут-то у меня исподнее и из рук выпало.
— В смысле тёмный? Не эльф же, да? — я в ужасе воззрилась на мужчину и шумно сглотнула.
— Некромант. Самый настоящий. — обыденно пояснил законник.
Побросав свои пожитки в ларец, я поспешила к выходу.
О некромантах я знала довольно мало. Ввиду многих причин. Веских, разумеется. Все их особенности, прикормки, условия содержания, как и благоприятная для них среда — мрак полнейший! Но одно я знала абсолютно точно, что менталистика — это один из подвидов светлой магии. То есть, тёмным она недоступна. Следовательно, некромант никак не мог стереть мне память, ибо был просто не способен на это. Но это-то и не отменяло того факта, что у этого коня мог быть заточенный под такие делишки артефакт или сообщник!
Я саму себя запутала, пока переваривала новую информацию об инквизиторе.
— Вы быстро. — хмыкнул источник моих проблем.
Мэр-Дал ждал меня у повозки, в которую были запряжены две белые лошади, и злорадно скалился.
Я позволила себе отвлечься от мыслей об этом мужчине и своей дальнейшей судьбе, подняв глаза к небу. Ари оказался прав. Время близилось к рассвету, и непогода отступила. Снегопад прекратился, а я, оказывается, была в изоляторе гораздо дольше, чем предполагала.
— Вы некромант. — тихо проговорила я, глядя на серое небо. — Вы не способны проникать в чужой разум и уж тем более не способны стереть мне память.
— Первая здравая мысль, которую я от вас слышу. Продолжайте в том же духе, и мы, возможно, сможем поладить. — бесцветно отозвался инквизитор.
Послышался скрип.
Я перевела взгляд на мужчину и повозку. Тот уже успел усадить своё седалище и выжидательно таращился на меня.
Да ну? Хочет, чтобы я с ним поехала?
— Вот вам ещё одна здравая мысль от меня. — я насупилась, слегка склонив голову набок. — Вы злоупотребляете властью, господин инквизитор. То в темницу меня, то в тюрьму. Захотели, задержали, захотели, отпустили. Обвиняете, но отпускаете, а извинений не приносите, результатов вашей проверки не предоставляете… Что вам нужно от меня?
— Вы против того, что я вас отпустил?
— Я против того, что вы это делаете на не то чтобы на законных основаниях. Я законопослушная, это ясно?
— Я ведь могу и отправить вас обратно… — с хищными нотками процедил хмырь.
— А отправляйте. — я обиженно топнула ногой. — Или мне самой пойти? Я могу. Заодно напишу обвинительное письмо! Десять! Десять обвинительных писем! Вы от меня заявления получать устанете! И о том, что мне память стёрли, тоже заявлю. У вас, может, на свободе преступник-менталист находится! Это угроза поболее среднего уровня будет. Два и двадцать золотых на дороге не валяются. Как раскроют дело, мне компенсируют всё с лихвой.
— Сядьте в повозку! — рявкнул инквизитор.
— Не сяду! — в тон ему рявкнула я.
— Немедленно!
— Нет! Что это за беспредел такой? Я что, слушаться вас должна во всём? Вам мало, что вы меня из темницы в тюрьму гоняете, отрывая от личной жизни?
— Какой ещё личной жизни? Это откуда взялось?
— Оттуда, откуда и двадцать моих золотых! В их наличие вы тоже не верили! Может, я вообще к жениху сюда прибыла, а?
— Нет у вас никакого жениха!
— Жениха нет, а золотые были! — медведицей проревела я.
— Да знаю я, что были! Нашли мы их! Нашли! Просто сядьте уже, наконец-то, в повозку и прекратите орать!
О как? Золото — это хорошо, это замечательно. Это я любила и уважала.
— С этого нужно было начинать. — вздохнув, я взобралась по стремени и примостилась рядом с инквизитором, водрузив между нами свой ларец. — Могу я получить своё золото?
— Какая вы быстрая. — хмырь чуть ли глаза не закатывал, пока лез под свой плащ. — Держите.
Мне в ладонь легла аккуратная стопка золотых монет. Ровные, будто только отчеканенные, блестящие, без царапин и трещин. Сначала меня заинтересовало то, что мужчина не пожелал касаться моей руки, чуть ли не высыпав монеты сверху, водопадом, а после уже заинтересовали и сами монеты.
Лживый хмырь. Бельмо на оке закона.
Я что, совсем уже идиотка? Я своё золото от чужого не отличу? Нет, я бы, конечно, не отличила, если бы Мэр-Дал хоть сколько-то озаботился правдоподобностью этой махинации. Мои монеты были в обиходе. Сменили столько владельцев, что порядком уже утратили первоначальный вид, блеск и даже цвет. А эти?
Нет, инквизитор меня точно за дуру принимал. Но выбор предстоял мне, а не ему. Он свой уже сделал. Мне быть дурой, но при своём, пусть и условно своём? Или мне начать умничать, но остаться бедной?
Я настолько ушла в конфронтацию с самой собой, что не сразу разобрала слова хмыря:
— …золото у вас, стало быть, надобности в расследовании больше нет, а свободное время имеется. Есть у меня для вас работёнка. По вашему профилю. Не обессудьте.
Что он только что сказал?
Нет, про золото я поняла. Бельмо на оке закона явно чувствовал, что у него ягодичные мышцы подгорали. Откупиться он так решил. Отмазаться. Рассудил, что я успокоюсь и не стану возвращать себе воспоминания, раз уж он мне якобы золото вернул. Явно закон какой нарушил. Наверняка и не один. Хороший ход, но исполнение подкачало. На мелочах посыпался, а ещё и старший инквизитор. Тоже мне. Это всё понятно. Я нечто подобное и подозревала. Но что, чёрт возьми, он сказал про работёнку?
К назначенному инквизитором времени к трактиру прикатила серебристая крытая повозка. Она должна была увезти меня к Мэр-Далу, но… не судьба, конечно.
Я всё проспала.
Прикатив на рассвете к «Роззи», я перебудила половину трактира, требуя заселить меня в ту же комнату, откуда меня окаянный некромант и законники забрали днём ранее. Оказалось, что обстоятельства того и не требовали, на самом-то деле. С какого-то рожна инквизитор, видите ли, оплатил моё проживание в трактире до самой весны. Считай, тридцать дней и тридцать ночей. И та же комната всё так же числилась за мной.
Я радовалась ровно пять минут, пока поднималась наверх и стаскивала верхнюю одежду. Потом пришёл шок, ступор, а за ними паника.
Ни печатей, ни лицензии в дыре под подоконником не оказалось! Я чуть не взвыла, сразу не сообразив, что, отыщи их законники во время обыска, чёрта с два меня бы Мэр-Дал отпустил.
Пришлось одеваться и бежать на улицу.
Полчаса по сугробам лазила, под чужими окнами, руки и ноги чуть не отморозила, ковыряясь в снегу, но нашла. Слава богу!
Найти-то нашла, а дальше что делать, понятия не имела. Не крутись у меня под ногами инквизитор, я бы и не переживала особо, а так, этого придурочного, не поймёшь и не просчитаешь. Опять взбредёт ему что в голову, и финита ля комедия! Как решит он опять ко мне с законниками и обыском нагрянуть, уже всё, конец котёнку будет. Вдруг не успею снова избавиться от улик?
Мне ничего не оставалось, как рискнуть и довериться судьбе в таком опасном деле. Жаль было расставаться с дорогими для сердца вещами. Да и времени, потраченного на обучение и получение своей первой именной печати было жаль. Мне больших трудов тогда стоило своего длинноухого уговорить и покинуть эльфийские земли.
Не отдам!
С уликами под матрасом я и проспала всё на свете. Не то чтобы это вышло случайно, я и перед сном не смогла с самой собой договориться, стоит ли доверять словам Мэр-Дала и выполнять его поручения или даже приказы, но и так откровенно бойкотировать старшего инквизитора, себе же во вред, не собиралась. Неслучайная случайность приключилась, во как!
Зато выспалась!
Не евши и не пивши, я покинула трактир в спешке.
— В министерство! — скомандовала извозчику.
И что? Предложенная инквизитором работёнка по моему профилю меня интересовала мало, а вот утрясти бюрократические проволочки и получить разрешение на работу в Валервиле, требовали обстоятельства. Все эти таинственные предложения здесь были вообще ни при чём. Хочешь денег — иди работай. Уж эта народная мудрость в кассу любому народу и миру.
Дверцы пришлось открывать самой. Извозчик странно на меня глянул. Я побоялась, что он укатит в закат без меня, и решительно полезла занимать козырное место. Но козырное место оказалось занято.
— И как это понимать, госпожа Полли? — у меня вся жизнь пролетела перед глазами. Обе жизни: и та, земная, и эта, расчудесная. — Мы как условились?
Инквизитор смотрел на меня зло и осуждающе. Я вот совсем не ожидала столь скорой встречи, но дальше глазами хлопать было уже как-то неприлично. Пришлось брать себя в руки в кратчайшие сроки.
— Хоть бы руку подали! — выпалила я, спешно отведя взгляд и, наконец-то, забравшись внутрь.
— Я некромант!
— Я за вас очень рада. — пробубнила, не теряя воинственно настроя. — Правила хорошего тона для всех некромантов — пустой звук? Или только для таких властьимущих, как вы?
— Госпожа Полли, вы не под той звездой спали? — сощурился красивущий гад.
— Звездой я спала. Благодаря вашим стараниям. Хоть за что-то спасибо, а то у вас, в тюрьме, такие койки, что только калачиком спать.
— Вы мне зубы заговариваете. — покачал свой густой шевелюрой инквизитор. — Стало быть, разрешение на работу вы не получили, проигнорировали наши договорённости…
— Да проспала я! Проспала. — долго в режиме нападения я никогда не умела находиться. Сдалась и почти что покаялась. — Собиралась, конечно. Не из-за того, что вы велели, а по собственным соображениям. Но проспала. И что? Ну вот что? С кем не бывает? Что вы глядите на меня так, будто сами ни разу не просыпали?
— Ни разу. — только и сказал лживый хмырь.
— Ну-у, будем считать, что я вам поверила. — махнув на него рукой, я своевременно подметила. — А вообще, господин инквизитор, я с вами ни о чём не договаривалась. Так что предъявить вам мне нечего. Вы сказали, я вас выслушала, кое-что даже запомнила, приняла к сведению, но я вам ничего не обещала и ни о чём с вами не договаривалась даже в устной форме. Так что прекратите на меня так смотреть, будто я вас подвела и вам не плевать. Я всё равно вас защищать не буду!
— Меня? — Мэр-Дал нахмурился. — С чего вы взяли, что я нуждаюсь в ваших услугах?
— А кто? Давайте вместе подумаем? Я вам не нравлюсь, вы мне тоже. Более того, я имею ряд претензий к тому, как вы ведёте дела и злоупотребляете властью. С чего бы вам печься о “понаехавших” деревенских умниках и умницах, подыскивая им работу и клиентов?
Инквизитор плотоядно улыбнулся, обнажив белую полоску зубов. Я на минуточку залюбовалась его чертами лица и этой игривой, как мне показалось, улыбкой, а он времени зря не терял.
Приказав извозчику катить к министерству, Мэр-Дал всё с той же обворожительной улыбкой продемонстрировал мне картонную папку.
— Материалы дела, госпожа Полли.
Пф, он мне уже и своё дело всучить собирался. Думал, прокатит. Наивный.
Но любопытство взяло верх над доводами разума.
— Ладно, посмотрим, в чём вас там обвиняют… — нетерпеливо я выхватила папку из рук инквизитора и спешно её распахнула.
Мэр-Дал не проронил ни звука, упиваясь своим превосходством и правотой.
Я углубилась в изучение, сканируя печати и данные свидетелей, обвиняемого и родственников жертвы, но так и не нашла даже намёка на старшего инквизитора. Это осознание отвлекло от содержимого.
— Это же не ваше дело, не в вашей юрисдикции... — подала голос я, стараясь не смотреть на самодовольного гада. — Зачем меня просите его взять? У местных защитников не хватает времени для защиты обвиняемого или мозгов? Вы за кого-то конкретного печётесь?
Ответы на волнующие меня вопросы, как оказалось, всё это время были у меня перед носом. А часть из них вовсе вот уж часа два лежала на моих коленях.
Я поворчала немного, поминая некромантское воспитание и их манеры, когда перед зданием министерства Мэр-Дал снова не соизволил подать мне руку, но осадок от этого испарился под инициативностью инквизитора. Я едва за ним поспевала! Вот что власть с людьми делает. Народ расступался перед нами, двери кабинетов и залов ожидания распахивались, а очереди исчезали как по волшебству. Под конец я вообще на всё забила и Мэр-Дал бегал по кабинетам сам.
Практически то же самое рвение наблюдалось за некромантом и в банке Валервиля, где мне в кратчайшие сроки, без очередей и ожидания, открыли счёт и зарегистрировали как полноценного жителя столицы.
Видя такое рвение, я не могла оставаться долго безучастной. Без инквизитора я бы, поди, весь день угрохала, чтобы закончить оформление. Но и терять бдительность я не могла. Нельзя было своё чутьё игнорировать. Неспроста Мэр-Дал так за меня впрягался, я чувствовала это. Знала. А всё равно совесть подъедала. Вон, он, как ради меня расстарался, а я что, даже с делом не ознакомлюсь нормально?
Чем дольше я изучала материалы и показания, тем сильнее в повозке чувствовалось напряжение. Инквизитор не сводил с меня цепкого взгляда, а я постоянно возвращалась к уже прочитанному, чтобы не опозориться и не выдать лишних умозаключений. Так было ровно до того момента, пока я не дошла до свидетельских показаний. Мне стало ясно всё! Вообще всё!
— Не поняла… — губы враз онемели. — Он её пил во время прелюбодеяния и поцелуев, умеренно и неосознанно. Это же не любовный роман? — сердце пропустило удар. — Её жизненная сила на момент ухода из жизни была на исходе. Она наложила на себя руки, понимая, что никогда не сможет быть рядом с возлюбленным. Мэр-Дал? — ошарашенно воззрилась на инквизитора, забыв напрочь о любых приличиях. — Это что значит?
— Я не понял вопроса. — он или считал меня дурой, или на самом деле не понимал, где именно у меня имелись пробелы в знаниях.
Шумно сглотнув, я принялась читать дальше. Сердце уже грохотало, как обезумевшее.
— Хан-Суф никогда не скрывал от Дерии, кем является и не просил её руки. Их связь нельзя считать противозаконной. Он никогда не обещал запечатать свой дар или прибегнуть к блокираторам магии, развивая свой потенциал в высшей школе… — слова слетали с моих губ, взгляд прыгал через строчку, пока мозг отчаянно сопротивлялся открывшемуся обстоятельству. — Вы что…? Вампиры какие-то? Упыри? — задохнувшись, снова уставилась на инквизитора.
— Упыри питаются кровью. — этот бровастый и глазом не повёл.
— Они — кровью, вы — жизненными силами. Какая разница? — ошалев, я осеклась и посмотрела на мужчину, сидящего напротив меня, совсем иначе. — Да вы же опасны для общества! — в запале выкрикнула я, чувствуя, как гнев искажает моё лицо.
— Общество в курсе.
— Я не в курсе! А я — общество! — за считаные мгновения перед моими глазами пронеслись все наши встречи с Мэр-Далом и разговоры. Он не касался меня в темнице. Только кандалов, наручников. Он не прикоснулся ко мне в лавке у ювелира. Он мне даже золото вчера передал, не касаясь моих рук… Но он на допросе меня соблазнял! Руку мою трогал! Или… это я его руку трогала?
— Подозреваю, это из-за того, что ты родом из Приграничья. Нэма ведь с эльфийскими землями граничит? Что, кроме сказаний и легенд, может знать крошечное поселение? — это чудовище говорило так, будто ему совсем плевать, что он и такие, как он, делают с людьми. Плевать на свою гнилую суть!
— Вы забираете жизненную силу у людей! — я не сдержалась и затрясла папкой перед лицом инквизитора. — Молодая девушка из-за связи с таким, как ты, умерла!
— Она наложила на себя руки… — он ещё смел меня поправлять.
— Из-за такого, как ты! Она для него что, едой какой-то была? Подкормкой? Да как ввс вообще земля носит?! Да как ты вообще такое звание получил?!
— У меня и титул имеется. — бессовестно усмехнулся монстр. — Ты порождений бездны из нас не делай. Хан-Суф ещё очень молод. В таком возрасте полный самоконтроль — предел мечтаний. Да и о каком контроле может идти речь, когда двое влюблённых остаются наедине, гасят свечи…? В таких делах, я тебе скажу, без блокираторов и опытному некроманту никак нельзя. Максимальный контакт, так сказать. Чревато неосознанной циркуляцией жизненной энергии и её поглощением. Но ты не вникай, это так, нюансы.
Нюансы…
Нюансы?!
— Ты никого не касаешься. — как безумная, я затрясла головой. — Ты врёшь. Никакой тесный контакт и прелюбодеяния здесь ни при чём. Вы это тактильно делаете…
— А тактильный контакт у вас в деревне не считался тесным? — чудище ещё и самодовольно ухмыльнулось. — Вот это нравы, я понимаю. Надо бы к вам наведаться.
— Ты держал мою руку! — бешеной псиной рявкнула я. — Ты со мной проделывал те же штуки, из-за чего Дерия решила, что склеить ласты — восхитительная идея!
— Склеить… что?
— И ты меня к этому чудовищу в защитники хотел определить? Что, в темницах некромантов не подкармливают? Изголодался твой дружок? Преступные рожи! — меня несло и распирало от гнева. — Конечно! С чего бы ещё тебе быть таким добреньким? Что, ужин своему другану во мне увидел? Или свой? Или вы меня на двоих поделите? Я… я жаловаться буду! — взвизгнула я, под натиском ужасающих мыслей.
— Это уже слишком, не находишь? — звеня сталью в голосе, серьёзно заговорил некромант. — Не будь дурой, пересказывая древние страшилки. Мы с детства учимся самоконтролю. Пока вы слова выговаривать пытаетесь, нас дрессируют, как псов безродных. Разумеется, есть естественная погрешность в любом воспитании. Случаются естественные для нашего вида неконтролируемые процессы. Не на пустом месте. И не из-за прикосновений. Это не так просто работает. Без умысла и контакта, как телесного, так и духовного, твоей жизненной энергии вообще ничего не угрожает, будь ты рядом хоть с отрядом некромантов, равных мне по силе. — его слова совершенно не вызывали у меня никакого доверия. Какая разница, кто что умеет, насколько себя контролирует и что он там хочет, если в моей голове уже сложилось знание о том, что некромант может меня прикончить. Вот он просто это может, и всё! Всё! Это знание затмевало любые доводы инквизитора. — А именно твоей жизненной энергии, — продолжил Мэр-Дал, полоснув меня испытывающим взглядом, — Мы вообще никак не угрожаем. Нет её. Во всяком случае, я её не чувствую.