Хмурый осенний дождь отбивал унылый ритм по крышам и асфальту, заставляя прохожих кутаться глубже в куртки и спешить по своим делам. Лиля уже пожалела, что поддалась на умоляющий взгляд своего огромного пса и вышла на прогулку в такой ливень. Но устоять перед карими глазами Рэкса, в которых читалась настоящая трагедия от вынужденного заточения в четырех стенах, было невозможно.
— Ладно уж, последний круг, — вздохнула она, поправляя капюшон. Рэкс, мощный гладкошерстный кане-корсо цвета черного железа, тут же оживился и рванул вперед, едва не выдернув поводок из ее руки. Лиля поскользнулась на мокрой плитке, пальцы разжались, и поводок упал в лужу. Рэкс, приняв это за начало игры, с радостным взрывным ладом рванул прочь, в сторону старой, заброшенной части парка.
— Рэкс! Стой! — крикнула Лиля, бросаясь за ним. Сердце заколотилось – пес был силен и мог напугать кого угодно. Он юркнул за заросли раскидистого боярышника, и Лиля, не раздумывая, раздвинула колючие ветки, чтобы последовать за ним.
Она ожидала увидеть промокшую стену или очередную аллею. Но вместо этого шагнула вперед – и мир перевернулся.
Оглушительный грохот города, шум дождя и вой ветра оборвались, сменившись звенящей, абсолютной тишиной. Воздух стал густым, сладким и обволакивающим, пахнущим полынью, морской солью и чем-то неуловимо древним.
Лиля зажмурилась от резкой смены освещения. Еще секунду назад был серый, промозглый день, а теперь сквозь веки бил ослепительный, золотой свет. Она медленно открыла глаза.
Дождя не было. Она стояла по щиколотку в изумрудной траве, усыпанной полевыми цветами. Над головой простиралось безоблачное лазурное небо, согретое щедрым, ласковым солнцем. Откуда-то доносился нежный плеск волн. Сердце Лили бешено заколотилось. Она обернулась.
Там, где должен был быть парк и колючий куст, зияла пустота. А дрожащая, словно марево над раскаленным асфальтом, пелена, с тихим вздохом схлопнулась. За спиной осталась лишь стена из древних, могучих дубов, которых секунду назад не было.
Холодная паника подступила к горлу, но к ее ноге тут же притерся мокрый бок Рэкса. Он не лаял. Он тихо поскуливал, уткнувшись своей мощной головой в ее ладонь. Его умные, преданные глаза смотрели на нее с немым вопросом и… извинением?
— Что за… — прошептала Лиля, вцепившись пальцами в его ошейник.
Ее взгляд скользнул по поляне и уперся в дом. Не просто дом. Тот самый дом. Тот, что она годами рисовала в своем воображении, собирая по крупицам идеальную картинку из грез: низкий, каменный, с широкой террасой, увитой виноградом, панорамными окнами и черепичной крышей. Дом на самом берегу моря, бирюзовые воды которого ласкали песчаный пляж всего в ста метрах ниже.
И на террасе этого дома замерли трое мужчин.
Они смотрели на нее. Трое. И от этого зрелища перехватило дыхание.
Тот, что стоял ближе к ступеням, опершись на резную колонну, был черноволосым и смуглым. Его лицо с идеальными, резкими чертами дышало дерзкой, почти опасной красотой. Пронзительные зеленые глаза смотрели на Лилию с потрясенным, жгучим любопытством.
Второй, поднявшийся из плетеного кресла, казался высеченным из гранита. Его невероятная мощь чувствовалась в каждом мускуле, в широких плечах, в спокойной уверенности позы. Короткие пепельно-белые волосы и глаза цвета грозового неба изучали ее с интенсивностью, от которой становилось жарко.
Третий стоял у перил, глядя на море, и обернулся последним. Он был стройнее двух других, его движения обладали беззвучной, почти призрачной грацией. Темно-русые волосы с благородной проседью на висках оттеняли лицо, на котором многовековая мудрость смешивалась с тихой, затаенной грустью. Его темные, глубокие глаза смотрели на Лилию не просто с удивлением. В них была память. Боль. И бесконечное терпение.
Минуту царила полная тишина, нарушаемая лишь криком чаек и плеском волн.
Первым нарушил молчание черноволосый. Он мягко спрыгнул с террасы на траву и медленно пошел к ней, не делая резких движений. — Наконец-то, — произнес он, и его голос, низкий и бархатный, прозвучал как раскат грома в ясном небе. — Мы ждали тебя долго, Ани.
Лиля не поняла. Она отшатнулась, прижимая к себе Рэкса, который насторожился и издал низкий, предупреждающий рык.
— Вы… кто? И каким образом я тут оказалась? — ее голос дрожал от волнения и возмущения.
Мужчина с пепельными волосами сделал шаг вперед. Его движения были плавными и полными невероятной силы. — Портал закрылся, — произнес он, и его бас был похож на глухой рокот подземного толчка. — Значит, на этот раз все иначе. Ты не бежала. Тебя привел… — его взгляд упал на Рэкса, и в глазах мелькнуло понимание и уважение. — Азазель. Ты вернул ее нам.
Рэкс? Азазель? У Лили закружилась голова. Она сжала пальцы на ошейнике пса еще сильнее.
Третий мужчина, тот, что был похож на мудрого воина, сделал шаг вперед. Его движения были беззвучны. — Она не помнит, — тихо констатировал он. — Она не узнает нас. Смотрите, в ее глазах только страх.
— Я вас вижу впервые! — выдохнула Лиля, чувствуя, как почва уходит из-под ног. — Что вы хотите?
Черноволосый мягко наклонился, чтобы быть с ней на одном уровне. — Мы — те, чьи судьбы навеки сплетены с твоей, — сказал он, и в его голосе звучала неподдельная, горькая нежность. — А это — твой дом. Ты — наша избранная. Наша богиня. Анахита. Та, что дарует всему сущему жизнь и забирает ее. Ты ушла от нас много веков назад. Искала что-то там, в своем мире людей, перерождаясь вновь и вновь, теряя память. А мы ждали.
Он протянул руку, ладонью вверх, предлагая, а не требуя. — Твой фамильяр, — он кивнул на Рэкса, — последовал за тобой. Он был твоей тенью, твоим защитником. В том мире он принял облик пса, чтобы всегда быть рядом. И именно он почуял, что портал ослаб, и привел тебя домой. Домой, к нам.
Он осторожно коснулся пальцами ошейника Рэкса. Пес не зарычал. Он тяжело вздохнул, лег у ног Лилии и положил тяжелую голову на лапы, как будто его великая работа была наконец сделана.
— Добро пожаловать домой, Анахита, — тихо, почти молитвенно, сказал черноволосый.
И в тот миг, когда это имя — Анахита — коснулось ее слуха, что-то дрогнуло в самой глубине ее памяти. Не воспоминание. Ощущение. Вкус нектара на губах. Запах звездной пыли. Прохлада вечных вод. И… бездонная, всепоглощающая, знакомая до боли связь с этими тремя мужчинами, стоявшими перед ней.
Лиля стояла, не в силах пошевелиться, под ослепительным солнцем незнакомого мира, в окружении трех невероятных мужчин, назвавших ее своей избранной и богиней. Ее разум отказывался верить, но каждая клеточка ее тела, затаив дыхание, кричала, что это — правда. А у ее ног лежал не просто пес Рэкс, а верный страж Азазель, нашедший для своей госпожи путь домой.
За секунду до того, как шагнуть за Рэксом в неизвестность, жизнь Лилии была выстроена в понятное, хоть и суетливое, русло. Ей было тридцать лет, и двенадцать из них она была матерью и выживала. Не просто жила — выживала. Это выковало ее характер — стальной, выносливый, привыкший полагаться только на себя.
Ее волосы были не просто русыми. Это был сложный, пепельно-серый русый оттенок, который на солнце оживал и переливался теплыми медными искорками, а в тени или в полумраке становился темнее, почти мышиным, отчего ее лицо казалось еще более бледным и выразительным. Несколько серебряных нитей у висков — не возрастных, а от пережитых тревог — она тщательно закрашивала. Обычно она аккуратно укладывала их волнами по плечам, но сейчас они были взъерошены влажным ветром. Рост в 169 сантиметров позволял ей чувствовать себя уверенно, не привлекая излишнего внимания. Фигура, подтянутая не столько изнурительными тренировками в зале, сколько бесконечной беготней по делам, была стройной и женственной. В восемнадцать лет она была хрупкой, наивной девочкой, но судьба выковала из нее женщину с сильными руками, привыкшими таскать тяжелые рулоны ткани, и прямой спиной, которую было не сломить.
Но главным ее украшением были глаза — необычного серо-голубого оттенка, словно туманное утреннее небо над холодным морем. В них жила глубокая усталость и одновременно — несгибаемая воля. Из-за врожденной близорукости мир без линз расплывался для нее в мутные пятна. Сегодня в ее глазах были вставлены прозрачные линзы, и теперь, под ярким солнцем другого мира, она щурилась еще сильнее, пытаясь сфокусироваться на невероятной реальности вокруг.
Если бы она была идеальной куклой, ее жизнь, возможно, сложилась бы иначе. Но природа наградила ее небольшой, но заметной асимметрией черт лица, вызванной неправильным прикусом. В подростковом возрасте это было источником болезненных комплексов, но с годами, особенно после всего пережитого, Лиля научилась принимать эту особенность. Она редко улыбалась во весь рот, предпочитая сдержанную, чуть загадочную улыбку, которая скрывала неровность зубов и придавала ее лицу особую, трагическую выразительность. Эта неидеальность делала ее живой, настоящей, прошедшей через огонь.
Ее история не была сказкой. Маленький провинциальный город, первая любовь, брак в день восемнадцатилетия — романтичный порыв, который должен был скрепить их союз навеки. И почти сразу — две полоски на тесте. Мечты об институте растворились в подгузниках, ночных кормлениях и ссорах. Ее избранник оказался подлецом: измены, пьянство, унижения. А по ночам, в пьяном угаре, он приходил и забирал ее силой, прижимая ладонью рот, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате дочь. Лиля терпела полтора года, замыкаясь в себе, пытаясь сохранить семью.
Единственным светом была ее бабушка, которая помогала чем могла — продуктами, деньгами, присмотром за малышкой. Но когда Алисе было шесть, бабушка умерла. Опора рухнула. А в одну из ужасных ночей Лиля не выдержала. Собрав в охапку спящую дочь и самые необходимые вещи, она выбежала из дома в чем была. Больше она туда не вернулась.
Он преследовал их. Сначала угрожал, умолял вернуться, караулил у детского сада. Но Лиля, наученная горьким опытом, была непреклонна. Она сменила номер телефона, обратилась в полицию с помощью отца, с которым к тому времени наладились редкие, но важные отношения. Отец жил в другом городе, звонил нечасто, но после рождения внучки стал помогать деньгами и поддержал Лилию во время развода, увидев, во что превратился ее брак. В конце концов, бывший муж отступил.
Мать Лилии давно уехала «на юга» строить новую, счастливую жизнь с другим мужчиной. Дочка и внучка были ей обузой. Она появлялась раз в несколько лет с дорогими, но ненужными подарками, щедро сыпала советами и так же быстро исчезала.
Через несколько лет, оправившись от первого удара, Лиля снова попыталась построить отношения. Вышла замуж. Но и тут не сложилось — он оказался слабым, инфантильным человеком, который видел в ней не жену, а замену матери, решающую все проблемы. Она снова осталась одна, но уже с твердым пониманием: рассчитывать можно только на себя.
Алисе сейчас было двенадцать. Она была ее копией — те же пепельно-русые волосы и серо-голубые глаза, в которых уже читался тот же вызов миру, что когда-то был и у Лили. Они остались вдвоем, и это «вдвоем» сплотило их в единое целое, в маленький женский бастион против всех невзгод.
Еще в их маленькой двухкомнатной квартире жил кот. Не упитанный увалень, а стройный, угольно-черный аристократ с пронзительными зелеными глазами и независимым характером. Алиса, вдохновленная любимым сериалом, назвала его Люцифером. Имя подходило ему идеально: он вальяжно правил их жилищем, снисходительно принимая знаки почтения в виде еды и поглаживаний.
И был ее бизнес. Не огромная корпорация, а ее собственное, выстраданное дело — маленькая, но известная на весь город мастерская по пошиву и реставрации свадебных платьев. «Ателье Лилии». Она вкладывала душу в каждое платье, зная, что помогает создавать чью-то самую важную сказку, которую ей самой так и не довелось прожить. Это была ее отдушина, ее финансовая независимость и ее гордость, доказывающая, что она смогла сама подняться с самого дна.
И вот теперь эта жизнь — с бесконечными заботами о дочери-подростке, с клубками ниток и требовательным взглядом Люцифера, с родительскими собраниями и отчетами по налогам — осталась где-то там, за схлопнувшимся порталом. Здесь же, на поляне, залитой солнцем, стояла не Лиля — взрослая женщина, мать, борец, прошедшая через ад — а растерянная, напуганная девчонка, какой она была когда-то в восемнадцать, до всего этого ужаса, в мокрых от дождя кроссовках, с бешено колотящимся сердцем, вцепившаяся в ошейник своего пса.
Ее ум, привыкший все контролировать, просчитывать риски и решать проблемы, отчаянно пытался найти логическое объяснение. Но никакая логика не могла объяснить идеальный дом ее мечты, трех невероятных мужчин, смотрящих на нее с благоговением, и абсолютно преображенного Рэкса.
Слова черноволосого повисли в воздухе, тяжелые и невероятные. Анахита. Богиня. Три спутника. Лиля чувствовала, как почва уходит из-под ног уже не метафорически. Мир заплясал перед глазами, поплыл яркими, солнечными пятнами. Звон в ушах нарастал, заглушая шум прибоя.
Острая, ледяная игла боли, рожденная мыслью об Алисе, пронзила виски и сжала горло. Воздух перестал поступать в легкие. Она судорожно, беззвучно открыла рот, пытаясь вдохнуть, но вместо этого ее тело обмякло. Колени подкосились.
Рэкс тревожно взвыл, подскочив к ней.
— Она падает! — резко крикнул черноволосый, и вся его прежняя насмешливая расслабленность исчезла в одно мгновение.
Он был ближе всех. Он рванулся вперед и успел подхватить Лилию на руки еще до того, как она успела удариться о мягкую траву. Она была легкой, почти невесомой в его крепких руках. Ее голова беспомощно откинулась назад, пепельные волосы рассыпались по его руке.
— Шок, — сурово констатировал мужчина с пепельными волосами, уже стоя рядом. Его мощная фигура заслонила солнце. — Смертное тело не выдержало, я чувствую слишком неправильное биение сердца. В дом. Быстрее.
Третий, тот, чьи глаза хранили вековую мудрость, уже повернулся к дому. Его лицо было напряжено.
— В белую комнату.
Черноволосый, прижимая к себе бесчувственное тело Лили, кивнул и ринулся к дому. Он нес ее легко и бережно, как драгоценность. Рэкс помчался рядом, прижимаясь к его ногам, его темные глаза полны ужаса.
Они влетели в дом через широкие стеклянные двери. Светлый интерьер встретил их тишиной.
Мужчины почти бежали по широкому коридору. Третий мужчина, темно-русый, шел впереди. Он остановился перед глухой стеной из светлого мрамора и приложил ладонь к поверхности.
Под его рукой мрамор засветился изнутри мягким голубоватым сиянием, и бесшумно часть стены отъехала в сторону.
За ней находилась комната, полностью белая и стерильная. В центре на пьедестале стоял объект, напоминающий продолговатую капсулу из матового молочно-белого стекла. Он мягко светился изнутри.
— Открывай, — коротко бросил пепельный блондин.
Темно-русый жестом провел над капсулой, и верхняя часть бесшумно отъехала, открывая мягкое, голубоватое сияющее ложе внутри.
Черноволосый осторожно опустил Лилию в капсулу. Ее тело утонуло в сиянии. Он поправил ее волосы, откинув прядь со лба.
— Все будет хорошо, Ани, — прошептал он. — Просто спи.
Пепельный блондин подошел к панели управления на торце капсулы. Его пальцы с невероятной точностью выставили несколько параметров на сенсорном экране.
— Стабилизация, поддержка, седация, — пробормотал он. — Память… пока не трогаем.
Крышка капсулы плавно надвинулась, закрыв Лилию внутри. Через матовое стекло был виден лишь смутный силуэт. Внутри заструился мягкий, переливающийся туман. Тихий гул наполнил комнату.
Трое мужчин замерли вокруг капсулы, глядя на женщину, которая была центром их вселенной.
Рэкс сел у ножек капсулы, упершись лбом в прозрачную стенку, и затих.
— Она так хрупка, — тихо произнес черноволосый. — Как она вообще выжила там, одна?
— Она не одна, — мрачно ответил темно-русый. Его глаза были полны боли. — У нее там есть дитя. Девочка. Я увидел это в памяти Азазеля. Это… это то, о чем мы должны подумать.
В комнате повисло тяжелое, шокированное молчание. Трое мужчин столкнулись с фактом, который переворачивал все. Их вернувшаяся богиня была матерью. И оставила своего ребенка в другом мире.
И это меняло абсолютно все.
Трое мужчин замерли вокруг капсулы, глядя на женщину, которая была центром их вселенной. За стерильными белыми стенами комнаты простирался мир, который был ее самым первым и самым главным творением.
Этот остров не был частью какого-то другого мира. Он был ее личной вселенной, ее сновидением, воплощенным в реальность. Когда-то, в незапамятные времена, Анахита сжала в ладонях горсть звездной пыли, каплю утренней росы и вздох тоски по дому, которого у нее никогда не было. И выдохнула это в пустоту.
Так родился Остров. С одной стороны к его берегам вечно ласкалась бирюзовая гладь бесконечного океана, с белым песчаным дном, где резвились стайки разноцветных рыбок, не знающих страха. С другой — вставали в величественном порыве к лазурному небу заснеженные пики гор, откуда низвергались хрустальные водопады. В полдень, когда солнце стояло в зените, их струи ловили свет и превращались в сверкающие алмазные ленты.
Солнце здесь вставало из-за горных вершин, озаряя их первыми лучами, а садилось в воды океана, растопляясь в нем багровой огненной дорожкой. Между морем и горами лежал лес — не дикий и пугающий, а идеальный, парковый, полный душистых цветущих кустов, ягодных полян и тенистых, удобных для прогулок троп. Здесь не было комаров, мошек, ядовитых змей или хищников. Только пение птиц и шелест листвы.
Погода на Острове всегда была отражением внутреннего состояния его создательницы. Но когда она ушла, оставив свой трон, Остров замер в вечном, застывшем лете. Светило мягкое, неизменное солнце, изредка поливая земли теплыми, радужными дождями. Идеальная, но безжизненная картина.
Попасть сюда или покинуть это место можно было только через портал — особый разрыв между реальностями. Его могла открыть только сама Анахита или, в крайнем случае, объединенными усилиями трое ее хранителей, черпая силу из самой сути этого места. Но сейчас портал схлопнулся, и не просто так. Остров, слишком долго бывший без своей хозяйки, начал голодать. Его магия, не подпитываясь, постепенно истончалась и ослабевала. Когда её стало критически мало остров сточил барьеры между мирами для того чтобы фамильяр, почувствовавший эту брешь, смог вернуть хозяйку домой.
Теперь же, получив назад свое ядро, Остров инстинктивно захлопнулся, как раковина, заполучившая назад жемчужину. Он будет удерживать ее здесь, впитывая ее энергию, чтобы восстановить свои силы. Пока Анахита не пробудилась и не стала снова собой, пока магия Острова не стабилизируется, он не выпустит никого. Они были заперты в раю собственного изготовления.
Сам дом, в котором они находились, был таким же воплощением ее мечты. Не дворец, не замок, а именно дом. Просторный, одноэтажный, сложенный из светлого дикого камня и темного полированного дерева. Широкая терраса с плетеной мебелью и качелями опоясывала его с трех сторон, открывая головокружительные виды: на одну сторону — на бескрайний Океан, на другую — на цветущие склоны, подступающие к самым стенам, и на третью — на величественные Горы.
Внутри царил уют просторных светлых комнат с панорамными окнами, высокими потолками и каминами, готовыми затопитьcя в любую минуту. Воздух был наполнен ароматом свежего дерева, морской соли и сухих трав. Все здесь дышало покоем, гармонией и неторопливым, вечным временем, которое текло на Острове иначе, чем в мирах людей.
И вот она вернулась. Лежала здесь, в белой комнате, хрупкая и разбитая. И трое ее теней понимали, что ее нынешнее состояние могло отозваться на Острове чем угодно. Но за окном по-прежнему светило солнце. Мир, который она создала для себя и для них, затаив дыхание, ждал пробуждения своей хозяйки.
Рэкс сидел у ножек капсулы, упершись лбом в прозрачную стенку. Напряжение, заставлявшее его мышцы дрожать все это время, наконец начало уходить, сменяясь глубочайшей усталостью. Он был дома. Его долг быль выполнен. Теперь все зависело от нее. И они все были пленниками этого совершенства до тех пор, пока она не исцелится.
Сознание возвращалось к Лилие не резким толчком, а плавным, медленным приливом. Не было ни паники, ни спазмов в груди от забытого страха. Последнее, что она помнила — ослепительное солнце, три пары глаз, полных немого потрясения, и острую, режущую боль в сердце при мысли об Алисе.
Она открыла глаза. Над ней был матовый, светящийся изнутри потолок белой комнаты. Она лежала на чем-то невероятно мягком и упругом, что обволакивало ее тело, словно облако. Никаких трубок, никаких датчиков. Только тихий, умиротворяющий гул, исходящий от стенок… капсулы?
Память вернулась к ней кристально ясной, но без сопровождавших ее раньше ужаса и отрицания. Она все понимала. Она помнила каждое слово. Ее разум был странно спокоен, а сердце билось ровно. Это устройство не просто привело ее в чувство — оно выровняло ее эмоциональный фон, убрав истерику и оставив лишь чистую, незамутненную информацию. Анахита. Хранители. Портал. Дом.
Она повернула голову.
Первым, кого она увидела, был Торин. Он сидел на низкой скамье прямо у капсулы, его мощная фигура была расслаблена, но готовность чувствовалась в каждой мышце. Его глаза, цвета грозового неба, были прикованы к ней. Он не улыбнулся, не сделал резких движений. Он просто встретил ее взгляд и чуть заметно кивнул, как страж, докладывающий о том, что на посту все в порядке. Его молчаливая поддержка ощущалась физически, как теплая, тяжелая накидка.
Затем ее взгляд скользнул к окну. Туда, где, прислонившись плечом к стеклу, стоял Каэл. Он был к ней боком, скрестив руки на груди. Его профиль с идеальными, резкими чертами был обращен к океану, но чувствовалось, что все его внимание здесь, в комнате. Он чувствовал ее пробуждение каждой клеткой своего напряженного тела. Он бросил короткий, испепеляющий взгляд через плечо — в нем было облегчение, привычная насмешка и что-то еще, глубоко запрятанное и серьезное. Он не стал сближаться, дав ей пространство.
В глубине комнаты, в глубоком кресле, сидел Элиан. В его длинных пальцах покоился прозрачный хрустальный шар, внутри которого переливался и струился туман. Его темные, мудрые глаза были подняты на Лилию, и в них читалось безмерное терпение и готовность. Он был здесь не как страж и не как наблюдатель. Он был здесь как летописец, как тот, кто даст ответы на все вопросы. Рядом с креслом лежал Рэкс. Пес бодрствовал, его уши были насторожены, а хвост тихо постукивал по полу при виде открытых глаз хозяйки.
Крышка капсулы бесшумно сдвинулась в сторону, открывая ее. Прохладный, свежий воздух комнаты коснулся ее кожи.
— Алиса, — произнесла Лиля. Ее голос звучал ровно и тихо, без треморы. Это был не крик отчаяния, а констатация главного факта. Единственное, что имело значение.
Элиан поднялся с кресла и медленно подошел к капсуле. Торин отошел на шаг, давая ему место. Каэл так и не двинулся с места у окна, но развернулся к комнате, внимательно наблюдая.
— Мы знаем, — тихо сказал Элиан. Его голос был похож на тихую, глубокую воду. — И мы не будем тебя удерживать силой. Это не в наших правилах. Но есть кое-что, что ты должна понять, прежде чем решишь что-либо.
Он протянул руку с шаром. Туман внутри заклубился, и в глубине его стали проступать образы. Лиля увидела знакомый класс. Парты, доска, и… ее дочь. Алиса сидела за своей партой, скучая, глядя в окно. Рядом с ней лежал раскрытый учебник. Урок еще не кончился.
— Ты провела в капсуле чуть больше часа, — сказал Элиан, следя за ее реакцией. — Здесь, на Острове.
Он сделал паузу, позволяя ей увидеть самое главное.
— Для Алисы, в ее мире, с момента твоего исчезновения прошло… меньше минуты. Она все еще пишет эту контрольную работу или слушает учителя. Она еще даже не заметила, что ты пропала.
Лилия замерла, вглядываясь в знакомое, живое лицо дочери. Ее разум, отточенный годами борьбы за выживание, мгновенно начал просчитывать последствия.
— Время здесь течет иначе, — продолжал Элиан мягко, но неумолимо. — Это твой закон, Ани. Закон твоего Убежища. Соотношение таково: то, что для нас длится год, для мира твоей дочери — шесть минут. Всего шесть минут. Если бы ты провела здесь целый год, пытаясь вернуться, твоя дочь все еще сидела бы за той же партой на том же уроке. Она даже не успела бы затосковать.
Он смотрел на нее, и в его глазах была не жалость, а понимание и поддержка.
— Портал, что принес тебя домой, был знаком крайнего истончения Острова. Он схлопнулся. И откроется вновь лишь тогда, когда ты восстановишь свои силы и силы этого места. На это потребуется время. И для мира твоей дочери это время будет измеряться минутами. Но для тебя… это могут быть месяцы.
Лилия молча смотрела на образ дочери в шаре. Ее материнское сердце рвалось к ней, но холодный, ясный расчет уже брал верх. Она не бросалась сломя голову. Она выживала. Всегда. А выживание означало принимать реальность и действовать по ее правилам.
Она медленно поднялась и села в капсуле, поворачиваясь к Элиану. В ее серо-голубых глазах не было ни страха, ни покорности. Был лишь вопрос выживания в новых условиях и решимость.
— Что мне нужно сделать? — спросила она. Ее голос был тихим, но абсолютно твердым. Голосом женщины, которая привыкла справляться со всем сама и которая только что получила самый большой в своей жизни кредит времени.
Торин одобрительно сжал губы. Каэл у окна усмехнулся, и в его глазах вспыхнул интерес. Элиан смотрел на нее с безмерной нежностью и гордостью.
Она была их богиней. И она наконец-то начала проявлять свой характер.
Лилия медленно поднялась в капсуле, ее ноги все еще были слабыми. Торин, не говоря ни слова, молча и твердо предложил ей руку, помогая сохранить равновесие. Его поддержка была незыблемой, как скала.
— Тебе стоит переодеться. — мягко сказал Элиан. — В гардеробной рядом найдешь все необходимое. Мы двое будем в гостиной, а Каэл подождет тебя и проводит.
— С удовольствием, — Каэл склонил голову, посмотрел чуть прищуренным взглядом. Мужчины вышли, оставив ее одну.
Гардеробная оказалась комнатой, полной света и простых, но невероятно красивых нарядов. Лиля выбрала первое, что привлекло ее взгляд — легкое платье бирюзового, морского оттенка из струящегося шелка, которое мягко облегало ее фигуру. На ноги она не надела ничего , чувствуя прохладу полированного дерева пола под босыми ступнями.
Выйдя в коридор, она увидела, что Каэл действительно ждал ее, прислонившись к стене. Его взгляд скользнул по ней, и широкая, искренняя улыбка озарила его лицо.
— Этот цвет… он будто создан для тебя, — произнес он, и в его голосе прозвучало неподдельное восхищение. Он легко взял ее за руку, его пальцы были удивительно теплыми. — Пойдем, остальные уже заждались.
Он повел ее по светлым коридорам, и вскоре они вошли в гостиную. Комната была залита мягким, рассеянным светом. Огромные панорамные окна в пол были распахнуты, впуская внутрь легкий соленый бриз и убаюкивающий шум прибоя. В центре стояли низкие диванчики и кресла, обтянутые мягкой тканью цвета песка и морской волны. В воздухе витал аромат свежезаваренного чая с травами.
Элиан с невозмутимым видом разливал ароматный напиток по прозрачным фарфоровым чашкам. Торин занял место в большом кресле, выглядев в нем как царственный властелин.
— Присаживайся, — Элиан жестом указал на диван рядом с собой.
Лиля устроилась, подобрав под себя босые ноги. Рэкс тут же улегся у ее ног, положив голову ей на ступню. Каэл опустился рядом, развалившись с кошачьей грацией.
Несколько минут они молча пили чай. Напряжение постепенно спадало, сменяясь странным, почти мирным ощущением. Лиля перевела взгляд с одного на другого, и Элиан, словно поймав ее мысль, мягко улыбнулся.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Меня зовут Элиан.
— Торин, — отозвался тот, что сидел в кресле. Его голос прозвучал как низкий раскат грома где-то в отдалении, но в нем не было угрозы, лишь твердая уверенность.
— А я — Каэл, — черноволосый мужчина склонил голову в изящном, почти театральном поклоне, и в его зеленых глазах вспыхнули веселые искорки. — Искренне рад видеть тебя в сознании.
Теперь у них были имена. Элиан. Торин. Каэл. Они перестали быть просто «темно-русым», «пепельным» и «черноволосым».
— Лиля, — ответила она, чувствуя себя немного неловко от такого представления. — И это Рэкс. — Она положила руку на голову пса.
Элиан мягко улыбнулся, его взгляд скользнул на собаку, а затем снова вернулся к Лилии.
— Твой верный Азазель всегда был с тобой. Его сознание связано с нашим. Мы слышали, как он звал тебя в том мире, и как ты отзывалась. Для нас ты всегда была Анахитой, но мы знаем и имя, под которым ты жила — Лилия. Мы помним. И ещё, мы всегда звали тебя Ани.
Эти слова прозвучали так просто и так естественно, что Лиля на миг застыла. «Ани». Это ласковое прозвище отзывалось в ней тихим, теплым эхом, словно она слышала его сквозь сон миллион раз. Она посмотрела на Рэкса, который преданно смотрел на нее своими умными глазами. Значит, он все это время был… связующим звеном?
Неловкость сменилась новой волной осознания происходящего. Эти мужчины... знали ее. Другой. Но знали. И звали по-своему.
— Как… — Лиля начала и запнулась, отвлекаясь от мыслей. — Как так вышло? Я имею в виду… трое?
Каэл рассмеялся. — А почему бы и нет? Ты же богиня. Тебе нужны мы все. И каждый из нас дает тебе что-то свое.
— Он прав, — поддержал Элиан. — Но мы не творения твоих рук, Ани. Ты встретила нас в пустоте между мирами. Ты нашла Торина — несокрушимый дух. Меня — хранителя знаний. Каэла — саму суть страсти и творческого хаоса. Ты привела нас сюда и предложила быть с тобой. Твоими тенями. Мы питаем твою сущность, даем ей то, что нельзя найти в одиночестве.
Лилия слушала, и в ее душе что-то отзывалось на эти слова.
— И как же мне… восстановить все это? Вернуть себя? — спросила она тихо.
— Для этого тебе предстоит снова сблизиться с нами, — сказал Элиан. Его взгляд был серьезным. — Стать с нами единым целым. Не сразу. По крупицам. И каждый из нас будет помогать тебе на своем поприще.
— Я буду учить тебя силе, — произнес Торин своим глухим, основательным басом. — Твое тело должно снова стать крепостью для твоего духа. Буду учить тебя владеть оружием, которое ты когда-то создала для себя. Укреплять плоть и волю. Без силы любая мудрость хрупка.
— Я буду учить тебя помнить, — сказал Элиан. — Покажу тебе летописи мироздания, которые ты когда-то доверила мне. Расскажу о законах Вселенной, о звездной пыли и рождении миров. Ты снова научишься видеть связи между всеми вещами. Без знания сила слепа.
— А я, — Каэл томно потянулся, и в его движениях была грация большого хищника, — буду учить тебя самому приятному. Созиданию. Ты забыла вкус чистой радости творения. Я научу тебя снова чувствовать. Лепить миры из ничего одним лишь желанием. Танцевать под музыку сфер. Без страсти и творчества знание и сила — всего лишь пыль.
Лилия смотрела на них, поочередно переводя взгляд. Ей предлагали не просто ждать, а действовать. Учиться. Это было ей близко и понятно.
— Это… звучит как сложный курс обучения, — заметила она, и в ее голосе прозвучал слабый отголосок ее прежней, человеческой иронии.
— Так оно и есть, — Элиан улыбнулся, и в его глазах мелькнула теплота. — Но само место будет помогать тебе. Ты будешь вспоминать. По крупицам. По ощущениям.
— А твое тело, — добавил он, — поможет изменить капсула. Она была создана именно для этого.
Лиля кивнула, обдумывая это. Потом ее осенило. — А… Алиса? Она же… наполовину… от меня. Значит, она…