Илия проснулся до звонка будильника, ощущая, как солнечный луч пригревает щеку. Июль — хороший месяц. Лето всегда приносило ожидание приключений, и Илия не сомневался: что-то интересное обязательно произойдет. Он сел на постели и потянулся, чувствуя легкость и бодрость в теле. Выпил стакан воды со столика возле кровати, поднялся и прошел в ванную.
Из зеркала над раковиной на него посмотрело молодое симпатичное лицо с большими оранжево-карими глазами. Рыжие волосы после сна топорщились во все стороны. Илия побрызгал на них водой и взял расческу.
Через десять минут, одетый в джинсы и футболку освежающего салатового цвета, он уже энергично шагал по улице, дожевывая на ходу бутерброд. Небо над ним было почти истерически-синее. Уже с утра повисла потогонная жара, но Илия был не из тех, кого напрягает погода. Его вообще мало что в мире напрягало. Разве только обшарпанный подвал, в котором он проводил минимум восемь часов в день… и «Вертушка». Сегодня должны быть объявлены результаты. Как только он подумал об этом, беспокойство начало ввинчиваться в мозг маленьким жужжащим буравчиком. Илия сделал вид, что выхватывает что-то из воздуха и швыряет, символически отбрасывая от себя тревогу. Голуби решили, что он бросил что-то съестное, и стаей слетелись к нему под ноги. Илия отдал им остатки бутерброда.
Он вошел в парк Исчезающих Теней. Он часто слышал, что это место вызывает у людей беспокойство, как будто его густые заросли скрывают в себе неведомую опасность. Говорили даже, что на заросших тропинках иногда встречаются привидения. Но сам Илия ничего подобного не ощущал и не видел.
Он нырнул в заросли кустарника, прокладывая дорогу там, где ее нет, и спустился к берегу реки. Илия приходил к реке каждое утро, в любую погоду. Если он чувствовал, что настроение по каким-то причинам менее радужное, чем обычно, близость воды позволяла ему взбодриться.
Отражая небо, Нарвула, обычно серо-сизая, казалась голубой. Скользя подошвами кед по круглой гальке, устилающей берег, Илия пошел вдоль воды. Чайки вели охоту с утра пораньше. Паря над водой в поисках добычи, они казались ленивыми и сонными, но, завидев цель, пикировали со стремительностью падающего камня. Перо чайки спланировало к его ногам. Илия поднял его. Оно было белое, как облачко, и отливало перламутром. Чтобы не потерять и не смять, Илия сунул перо за ухо.
Он дошел до пристани, взбежал по лестнице и вскоре вышел к довольно узкой аллее, неизменно наводящей его на мысль о переходе в другой мир. Кремово-белое здание «Серебряной Лисицы» как будто пряталось в конце ее. Иногда у него создавалось ощущение, что все эти тополя и клены были высажены, чтобы скрыть здание от ненужных взглядов. Кто и зачем решил это сделать много-много лет назад? Не понимал он и смысла названия. «Серебряная Лисица». Оно вызывало у него образ призрачного животного, мелькнувшего на предрассветной лесной поляне. Не слишком ли романтичное название для всего-то вспомогательного отдела полиции? Хотя он до сих пор не очень понимал сферу деятельности СЛ, проработав в ней полтора года. И это его беспокоило. Чуть-чуть.
Его походка оставалась легкой и быстрой, но сердце, казалось, тяжелело с каждым шагом, приближающим к зданию с обсыпающейся штукатуркой. Подавив вздох, Илия вошел внутрь и предоставил документы на проверку. Перетерпев обычный осмотр на предмет соответствия лица и фотографии в пропуске, он продолжил путь по наполняющемуся людьми коридору с потертым паркетом до решетчатой двери на лестницу.
Проклятая лампочка на лестнице опять перегорела. Аккуратно ступая в темноте, Илия спустился к двери в подвал. На ощупь нашел замочную скважину и выключатель. Все тот же раздражающий глаза дрожащий тускло-голубой свет. Все тот же напитанный пылью, затхлый воздух. Все те же захламляющие стол стопки бумаг и мрачный лабиринт из набитых папками стеллажей.
Когда Илия впервые оказался в этом месте, он усомнился, что выдержит день до вечера. Хотя выбора у него не было — только терпеть. Он был в подвешенном состоянии, потому что провалил «Вертушку» — неожиданный результат даже для начальства. Ему позволили пересдать ее через три месяца. А до завершения срока ожидания, просто чтобы куда-то его пристроить, попросили помочь архивариусу. Илия уже даже не помнил, как звали архивариуса, потому что тот уволился, едва у Илии начало хоть что-то получаться. То есть почти сразу. Илия не винил его.
Половина ламп не горела, придавая и без того невеселому помещению дополнительное сходство с подземельем. Илия не любил темных замкнутых пространств. По правде, он едва их переносил. В своей съемной квартирке он даже занавески снял с окон, чтобы не преграждали путь солнечному свету.
Он прошел за стеллажи к маленькой двери в проявочную. Нагнулся в проеме, не рассчитанном на его высокий рост. Щелкнул переключателем и в залившем каморку красном свете увидел привычные вещи, оставленные вчера вечером в легком беспорядке. Рулоны проявленной пленки, свисающие с бельевых веревок, увеличитель, кюветы… И готовые фотографии, для просушки разложенные на газетах.
Илия начал складывать фотографии в оранжевый конверт: беспалую руку, затем отсеченные пальцы — каждый на отдельном фото, один снят дважды — с кольцом и без. Кольцо было тонкое, женское, как и сам палец. Все последнее фото занимало ухо. Илия неодобрительно отметил высокую степень зернистости из-за увеличения. Наверное, это и есть профессиональная деформация: когда ты смотришь на фотографию с отрезанным ухом и размышляешь о зернистости. Если бы раньше Илии сказали, что у него будет такая работа, он бы решил, что свихнется на ней. Но на деле он быстро привык. Ко всему, кроме подвала.
Илия так боялся опоздать, что приехал на полчаса раньше, но Лиза уже ждала его возле кафе «Стрекоза». Она была одета в зеленое платье с одуванчиками — гораздо более короткое, чем те, что она обычно носила на работе. Илия зачарованно уставился на ее гладкие, как яичная скорлупа, коленки.
— Привет, — широко улыбнулась Лиза, падая на переднее сиденье и забрасывая на заднее объемистый пакет.
— У тебя столько вещей.
— Там в основном подгузники.
Илия подвис на секунду и затем улыбнулся:
— У тебя проблемы?
— Да. У меня проблемы. С отцом, — серьезно ответила Лиза. — Он немного помешан на контроле надо мной. То есть много помешан. Чтобы уехать с тобой, мне пришлось соврать ему, что моя подруга недавно родила, а ее муж уезжает на выходные к матери, у которой случился удар. Так что я типа как отправилась помогать с младенцем. А то после родов она еле ходит.
— Подгузники для достоверности?
— Родители считают, что неприлично ехать к матери новорожденного без подгузников. Конечно, я не хотела тащить с собой здоровенный пакет, но вся семья вывалилась меня проводить, так что пришлось. Хорошо хоть, от проводов до станции отбилась. Ничего, в понедельник я оттащу подгузники обратно в магазин и выменяю на детские крема. Они хорошо увлажняют кожу. Да, кстати, мне придется звонить папе каждый вечер в одиннадцать, чтобы рассказать, как у меня прошел день. И при этом он все равно вытребовал номер телефона.
— И чей номер телефона ты ему дала? — Илия надавил на педаль газа.
— Моей другой подруги. Она существует, в отличие от первой, но сейчас в отъезде со своим парнем. Пусть звонит в пустую квартиру хоть целый день, если ему вздумается. Потом скажу, что гуляли с коляской. Хотя, он, наверное, не будет. Я сказала, что телефон может разбудить ребенка.
Илия был поражен, что Лиза выстроила такую детальную ложь только для того, чтобы уехать с коллегой на пару дней.
Они проезжали тихие дома, закрытые магазинчики. Утро субботы — город благостно спал. Уже становилось жарко, но во время движения их охлаждал приятный ветерок.
— Не возражаешь, если я сниму босоножки?
— Если тебе так удобнее.
Ее стопы, казалось, были не длиннее, чем кисть его руки. Илия подавил в себе желание приложить ладонь и сравнить. И никакого педикюра. Просто короткие розовые ноготки. Он задумался, может ли «случайно» коснуться ее, потянувшись к рычагу переключения передач. Потом бросил взгляд на Лизу, с детским любопытством глазеющую в окно, и устыдился. «Успокойся, — сказал он себе. — Веди себя прилично». Рядом с Лизой он чувствовал себя многоопытным, и это смущало. Точно она бедный птенец, к которому он тянет когтистую лапу.
Он подождал, пропуская отчаянно зевающего пешехода на перекрестке, и спросил:
— Ты часто лжешь?
Лиза задумалась.
— Наверное. Я вру, если хочу получить что-то, чего не удается получить прямым путем. Вот как с отцом. А тебе приходится с твоими родителями?
— С моими родителями проще. Если я прошу, они дают, не наседая с вопросами. Хотя я стараюсь часто не просить.
— Везет тебе. Хотя папенькой я в итоге все равно кручу как мне вздумается. Мама говорит, если бы я решила стать мошенницей, я бы сделала большие деньги. У меня очень подходящая внешность, чтобы обманывать людей.
Илия покосился на ее наивное личико и согласился.
— Еще я лгу, когда чувствую опасность. У меня был один знакомый. Он пытался подбивать ко мне клинья, но я не могла перестать врать ему даже в совершенных мелочах. И это меня настораживало. А потом он начал встречаться с моей подругой, через неделю приревновал ее по пустячному поводу и выбил ей два зуба.
— Ужас, — Илия снова остановил машину, пронзительно сигналя сидящей посреди дороги собаке. Собака тридцать секунд флегматично пялилась на него, а потом все-таки отошла. Илия кинул взгляд на свою спутницу. Она хмурилась собственным мыслям, отчего на ее переносице собрались тонкие морщинки. Он получал удовольствие просто от того, что смотрит на Лизу. Конфетка для глаз.
— Когда мне было шесть, — задумчиво начала Лиза, — я собирала маленькие игрушки в виде детенышей животных. Они продавались в разноцветных пластиковых яйцах. Никогда не знаешь, какой попадется. Я хотела собрать всю коллекцию. Тратила все карманные деньги, но мне все равно не хватало. И я начала ходить на автобусную остановку. Я говорила людям, что по ошибке села на автобус не в ту сторону, а теперь у меня нет денег, чтобы доехать до дома. Мне давали денег на билет или даже больше, и я покупала на них яйца. Однажды ко мне подошел странный человек и пообещал, что даст и на билет, и на мороженое, и на игрушки, потому что он добрый и щедрый, но для этого мне надо пойти к нему домой, потому что кошелек он оставил там. Я согласилась. По дороге я начала что-то подозревать, мне стало страшно. Я остановилась и сказала, что тут неподалеку живет одна моя подруга, и, если он пообещает и ей дать на мороженое, я приведу ее. Он обрадовался и согласился. Тогда я сказала, что она ни за что мне не поверит, пока я не покажу деньги, и попросила у него двадцатку. Он пошарил в кармане, притворился, что нашел завалявшуюся купюру, и дал мне двадцать ровенов. Я ушла от него и купила много разноцветных яиц. И собрала коллекцию. Не слишком поучительное завершение истории. Я жалею только об одном: на того типа стоило натравить полицию. Но в тот день мне не пришло в голову, что он может быть опасен и для других детей.
Через полтора часа они были в Риндарине и сразу поехали глянуть на место происшествия тридцатисемилетней давности, тем более что городишко был крошечный и больше смотреть там было в общем не на что.
— Место массовой пропажи людей, машин и динозавров. Озеро Ржавое, — торжественно объявил Илия.
Дожди не омрачали последнюю неделю, и от так называемого озера почти ничего не осталось. Только окруженное редким кустарником каменистое ложе с мелкой лужицей по центру, в которой копошились головастики. Из-за примеси глины и окиси железа в почве вода в луже действительно казалась ржавой.
— Бедные, — посочувствовала Лиза головастикам. — Может, спасем их?
— Сменим нашу цель с сомнительного расследования на благородное спасение головастиков, — усмехнулся Илия. — Пару дней они протянут. А там посмотрим. Моя прабабушка жила тут неподалеку. Поехали глянем, раз уж мы здесь.
Им пришлось покружить по городу некоторое время, прежде чем они нашли дом. Илии казалось, он помнит дорогу, но ничего из увиденного не выглядело знакомым.
— Ты же сказал, ты бывал там раньше, — удивилась Лиза.
— В детстве. Видимо, уже все забылось.
В итоге дом пришлось искать по адресу. По прибытии Илия с сомнением посмотрел на табличку с полустертым от времени номером, криво прибитую к почерневшей от дождей стене. Адрес совпадает. Кроме этого факта, больше ничто не убеждало его, что он на том самом месте. Но уж дом-то он должен узнать? Но в реальности тот выглядел совсем по-другому, чем в воспоминаниях. Какой-то маленький. Хотя все помещения в детстве кажутся больше, чем они есть.
— Электричество и вода отключены. Жить здесь, конечно, нельзя. Ночевать будем в мотеле. Не волнуйся, я оплачу.
Ключей у них не было. Лиза прошла через кусты и заглянула в окно кухни. Внутри стоял полумрак, чей серый фильтр в сочетании со слоем пыли, покрывающей поверхности, придавал помещению монохромный вид, как на фотографии. Кухонный стол, старомодная плита с духовкой, плотно закрытые навесные шкафчики и пустые полки… Ничего необычного, не считая решительно заколоченной досками раковины.
— Ты не говорил, что твоя прабабушка была слегка того.
— В последние годы жизни, после смерти прадеда, она действительно вела себя странновато. Говорила, что слышит его голос в шуме воды, льющейся из крана. В итоге она перестала пользоваться ванной в своем доме. В последние годы жизни прабабушка совсем сдала и ей пришлось переехать в Торикин к дочери, где она и умерла, когда мне было десять.
— Почему дом не продали?
— Потому что прабабушка слишком часто рассказывала соседям о призраке и дом приобрел дурную славу в округе. Никто не хотел его брать. Периодически сюда лазили подростки, впрочем, не нанося особого ущерба. Вероятно, ничего не увидели, так как их интерес быстро выветрился. Но местные все равно относятся к дому настороженно.
— Ровеннцы такие легковерные, — Лиза вздохнула. — Жарко. Предлагаю поискать где-нибудь мороженое.
С мороженым они устроились на лавочке (с красивым обзором на мусорные баки), поставив посередине рюкзак Илии со спертой с работы папкой с уголовным делом. Илия запоздало подумал, что, вообще говоря, кража не подлежащей оглашению информации целыми папками — поступок не более умный, чем глотание пчелы.
— Нашу убийцу зовут Лайла. Сейчас ей пятьдесят один год. Жертву звали Морен.
Он сунул руки в рюкзак, вытащил из папки пару снимков и передал Лизе.
Фотографии были явно взяты из домашнего архива и смотрелись бы вполне обыденно, если бы не номер уголовного дела, проставленный чернилами в нижнем правом углу.
— Это Лайла, — показал Илия на светленькую девушку. — Брюнетка — Морен.
Снимок Морен был в профиль, и Лиза спросила:
— А есть другая прижизненная фотография жертвы?
— Только эта.
— Одно могу сказать: носик у нее здесь выглядит получше, чем на тех фотографиях, что ты показывал мне раньше. Породистый, красивый.
На самом деле, Лизу явно зачаровал снимок. Темные волосы Морен, ее прямые длинные ресницы и сжатые губы придавали снимку атмосферу фотосессии для обложки ретро-пластинки.
Фото Лайлы, да еще и на контрасте с артистичным снимком жертвы, выглядело простовато. Щуплая головастая девочка с тонкой блеклой косичкой через плечо, с неловким видом стоящая напротив дощатой стены. У нее были широкие скулы и узкие, приподнятые к вискам, как у кошки, глаза.
— Признаться, я ожидала быть более впечатленной нашей убийцей. Кого такой заморыш может утопить? Да еще и нос сломать при этом?
— Люди на многое способны, особенно когда злятся. А убивают обычно не из лучших чувств.
— Что могло произойти, чтобы вызвать такое озверение? С ума сойду, если не узнаю. У меня есть идея наших дальнейших действий.
Илия выслушал Лизу очень внимательно. По крайней мере, это была стратегия. К тому же сам он не мог предложить ничего лучше.
— Чем больше думаю, тем более идиотскими кажутся все наши намерения, — признался он. — У нас даже адрес Лайлы лишь тот, что указан в уголовном деле. Весьма вероятно, что она уже не живет там. Тогда вся наша затея обречена с самого начала.
Лайла жила в двухэтажном доме на четыре квартиры. Ярко-розовом. Три из четырех балконов на его фронтальной стороне через край пенились цветами.
— Догадайся, какой принадлежит нашей убийце, — фыркнула Лиза.
Они вошли в дом и по расположению нужной им квартиры поняли, что она угадала: пустой балкон относился к квартире Лайлы. Они позвонили в звонок слева от обитой зеленым дерматином двери и, обнаружив, что он не работает, постучали. Открывать им не спешили. Возможно, Илия бы предпочел, чтобы вся эта история с расследованием так возле запертой двери и закончилась. Было неловко вдруг идти на попятную, тем более проделав такой путь, но тягостное, холодящее чувство разворачивалось у него в груди. Предчувствие.
Лиза приложила ухо к двери, послушала, и постучала кулаком.
— Я слышала ваши шаги. Открывайте. Полиция! — наглости ей было не занимать.
— Я чувствую, как вы смотрите на нас в глазок, — негромко добавил Илия. — Это вы, Лайла?
Послышалось сдавленное неразборчивое восклицание, потом хриплый женский голос спросил:
— Почему вы не в форме?
Лиза достала свой рабочий пропуск в солидной красной корочке и важно продемонстрировала его глазку, прекрасно зная, что прочесть надписи на пропуске таким образом не удастся.
— А вам хочется, чтобы соседи обсуждали, почему к вам снова начали ходить из полиции? — приглушив голос еще на полтона, спросил Илия. — Лайла, не сопротивляйтесь, иначе нам придется навестить вас уже официально. Все, что нам от вас нужно, — немного помощи.
Дверь растворилась — сначала на ширину цепочки, — снова захлопнулась и уже раскрылась достаточно широко, чтобы впустить их. За ней стояла худенькая темноволосая женщина с настороженным взглядом. Даже спустя столько лет ее легко можно было опознать по подростковой фотографии из дела. Те же остро очерченные скулы и глаза с приподнятыми внешними уголками. В ее позе ощущалась усталая напряженность, как будто она так и простояла долгих тридцать семь лет, ожидая их.
— Я ответила на все вопросы, на какие была способна. Еще тогда. Так и думала, что вы от меня не отстанете.
— Почему вы так думали? — поинтересовался Илия.
Она не нашлась с ответом.
— Можно нам расположиться где-нибудь для беседы? — Лиза неодобрительно обвела взглядом темный коридор.
— Пройдемте в кухню, — неохотно предложила Лайла и повела их за собой.
Несмотря на жару, она куталась в шаль, свисающую с ее спины острым клином, как хвост.
В кухне Лайла кивнула на две табуретки, а сама принесла себе стул из комнаты. Пока она ходила, у них была возможность оценить обстановку. В крошечном помещении с плотно зашторенным окном царили порядок и аскетичный, депрессивный минимализм. Стол перед ними был пуст, как могильная плита, еще не нашедшая владельца. Древний холодильник явно перешел Лайле в наследство от матери, но, видимо, исправно работал.
— Почему вы сказали мне, что нужна помощь? — стягивая на груди шаль, Лайла села на стул. Она вся казалась одним темным пятном, кроме браслета из ярко-красных бусин у нее на запястье.
— Сегодня ночью на озере Ржавое обнаружили труп пятнадцатилетней девочки, — деловито объяснила Лиза. — Она стала жертвой утопления. В интересах следствия произошедшее держится в строжайшем секрете, именно поэтому мы предпочли нанести вам неофициальный визит. Картина преступления поразительно совпадает со случившимся с Эспера Морен 38-м году. Поэтому мы вынуждены еще раз проверить все детали.
— Что вы хотите проверить? Люди в принципе иногда тонут. Или, по-вашему, я утопила эту девочку? — вялый голос Лайлы вдруг резко приобрел истерический окрас. — Здесь не может быть никакой связи. Морен никто не топил.
— Лайла, у нас нет никаких подозрений касательно вас, — мягко вступил Илия. — Ваша невиновность была полностью доказана. Но сейчас прорабатывается вероятность причастия к обоим этим случаям некого неустановленного лица.
— Это бред, — Лайла провела пальцами по красным бусинам браслета. — Там не было никакого неустановленного лица. Только мы.
— Мы просто проверяем гипотезу.
— Она неверна. Я сказала вам, — казалось, Лайла сейчас закричит. Она опустила взгляд к бусинам. Ее совершенно бесцветные ресницы резко контрастировали с темными крашеными волосами.
В кухню заглянула светловолосая кудрявая голова.
— Тебе помочь?
— Спасибо, Аста. Я справлюсь.
— Смотри. Как только, я сразу, — голова исчезла.
— Тем не менее нам надо разобрать все детали еще раз, — Илия старался уравновешивать настойчивость мягкостью. — Возможно, там был кто-то еще. Может быть, вы сами об этом не знали.
Лайла все еще смотрела на браслет.
— Я уже не помню деталей.
— А я думаю, что помните. Не можете забыть, — сочувственно улыбнулся Илия.
Казалось, Лайла клюнула на их бредовые россказни. Но все еще пыталась сопротивляться.
— Уверена, у вас где-то сохранились мои показания. Перечитайте.
— Сохранились, — Илия водрузил на стол пухлую папку. — Но иногда при перепроверке всплывают новые детали. Даже спустя много лет.
Ехали они через весь город. В дороге Лиза просмотрела дело еще раз с риском закапать его мороженым. Если свидетель когда-то и упоминался в документах, все записи о нем были тщательно подчищены.
Они проехали мимо Юго-Западной школы и резного деревянного молельного домика со статуэтками Крылатого Урлака во дворе.
— Старые верования все еще живут, — прокомментировала Лиза.
После молельни они свернули на аллею и на третьем повороте выехали к деревянному некрашеному строению с желтой черепичной крышей, как и объясняла Аста. Поднялись на рассыпающееся крыльцо, заставленное ведрами, садовыми инструментами и разным хламом, и постучались.
Занавеска за маленьким дверным окошечком сдвинулась, показались лысая макушка и увеличенные очками совиные глаза. Взгляд их был острым, как грифель только что заточенного карандаша.
— Херлифус? Мы из полиции и ведем расследование, — начал Илия все ту же песенку. — На озере Ржавое случилось ужасное происшествие…
Старик что-то закричал через дверь.
— Мы не разбираем ни слова.
Дверь приоткрылась на ширину мышиного шага.
— Я говорю, что не впущу вас, откуда бы вы ни были, если не знаю, кто вы.
Так, история с полицией им здесь не поможет.
— Моя прабабушка жила в этом городе, на Лесной улице, — прокричал Илия. — Ее звали Доракайя.
Дверь осторожно приоткрылась. Старичок высунул наружу круглую голову на тонкой шее. Он был невысокого роста. Чтобы достать до окошечка, ему, видимо, пришлось встать на цыпочки.
— Я помню Дору. Она все время болтала, что в этой стране кишмя кишат призраки.
— Многие начинают чудить на старости лет.
— Да нет, она была нормальная. Еще она говорила, что у ее внучки бесплодие, — сведя кустистые седые брови, старик смерил Илию недоверчивым взглядом.
— Тем не менее я как-то появился, — растерянно улыбнулся Илия.
Старичок внимательно рассмотрел его и Лизу, решил, что они не представляют опасности, и отворил дверь. Он был одет в синюю мятую рубашку и полосатые пижамные шорты. Без сомнения, ему было далеко за семьдесят. Или даже за восемьдесят.
— Чего вы там втирали про полицию, происшествие? Неужто нашелся идиот, который вам поверил? Риндарин тухлый городишко. Если бы на озере Ржавое кошка пернула, и то все бы уже обсуждали за неимением лучшего.
— Хорошо, мы не полицейские. И на озере ничего не случилось. Недавно. Но случилось уже давно. И мы ведем расследование в частном порядке. Меня зовут Даверуш Илиус, а это… — он осекся, вдруг осознав, что не знает полного имени Лизы. Лайле и Асте они имен не называли, а те и не спрашивали, — …сестра. Моя сестра.
— Сестра. Видел я из окна гостиной, как ты пялился на ее ляжки, извращенец! Звать-то как твою «сестру»?
Илия взглядом попросил у Лизы помощи.
— Тира Лализа, — мило улыбнулась та.
Старик цокнул языком.
— В наши времена молодые люди спят друг с другом, даже не потрудившись представиться.
— Мы не спим друг с другом, — возразил Илия.
— Всю свою жизнь я проработал в школе, преподавал математику паршивым похотливым подросткам. Расскажите мне, кто с кем не спит.
— Я действительно с ней не сплю, — уперся Илия.
— Ну, значит, собираешься.
— Вы работали в Северо-Восточной школе? — поинтересовалась Лиза.
— Нет, в Юго-Западной.
Не та школа. Жаль. Он мог бы знать Морен и Лайлу лично.
— Так и будем через порог трепаться? — осведомился старик и попятился, приглашая их в дом. — Заходите, самозванцы. Но учтите: у меня огромный пес. У него яйца, как яблоки. Стоит мне только крикнуть, он сразу прибежит и порвет вас на тряпки.
— Да кому вы нужны, — пробормотала Лиза.
— Нет у вас никакого пса, — фыркнул Илия.
Старик гордо проигнорировал их обоих. Они вошли в просторную комнату с продавленной мягкой мебелью, явно нуждающуюся во влажной уборке и проветривании.
— Хотя тряпки бы вам пригодились. Чтобы протереть здесь все, — заметила Лиза, осматриваясь. — Из пылищи с журнального столика можно слепить кота.
— Хозяйки у меня лет пять как нету, а сам я тут возиться не собираюсь, — с вызовом заявил старик. — Достаточно того, что приходится себе готовить.
— Иногда лучше отставить гордость и задуматься о гигиене.
— Это твоим родителям бы не помешало поразмыслить о половой распущенности их дочери.
— Я девственница, — застенчиво призналась Лиза, потупившись.
— А я самый желанный парень в городе, — буркнул Херлифус, подбоченившись и картинно отставив ногу. Его босые ступни были черные от грязи, на пальцах густо росли курчавые седые волосы. — Садитесь.
Илия и Лиза без явной охоты присели на разбитый диван и глубоко провалились в сиденье. Лиза поерзала.
— Тут пружина торчит, — прошептала она Илии.