Освобождённая

Глава 1

У меня пересохло в горле, а тело саднило, будто меня три дня катали по асфальту. Хотя почему, как будто?

Я сидела на корточках в тёмной душной яме, уткнувшись лбом в колени, и пыталась не паниковать. От меня воняло потом, пылью и страхом. И ещё чем-то кислым, от чего мутило. Меня столкнули сюда с высоты трех метров, не заботясь о том, сломаю я себе что-то или нет. Мне сказочно «повезло» — ничего не сломалось.

Из ямы наверх вёл грубо выдолбленный лаз. Кто-то заботливо воткнул туда корягу — очевидно, чтобы никто не удрал.

— Эй, живая? — грубый голос прозвучал сверху. Ага, теперь они решили озаботиться, не умерла ли от какого-нибудь внутреннего кровотечения, открывшегося при падении.

Я подняла голову.

Караул снова сменился. До этого был жирный с седыми усами, откровенно косящий под Талибана из боевиков 90-х. Сейчас наверху возник новенький: молодой, худой, но с «калашом» наперевес.

— Что молчишь? — Он что-то рявкнул на арабском и плюнул вниз, совсем рядом со мной.

Я задумалась. На ум приходил только мат или качественный сарказм, который здесь никто не оценит. И то и другое могло стоить мне жизни. Ведь по факту она ничего не стоила.

— Сколько я здесь пробуду? — выдала я сипло.

Мужик моргнул. Английский он не знал. Зато я знала несколько бытовых фраз на арабском. Изучала пару последних курсов института.

— Пей.

Он бросил вниз пластиковую бутылку.

Я схватила её и судорожно сделала три глотка. Вода была тёплая, мутная и с привкусом тухлятины. Но сейчас это был лучший напиток в моей жизни.

Парень вытащил из-за пояса пистолет и небрежно покрутил его на пальце, оценивающе глядя на меня.

— Скоро тебя позовёт наш эмир. Не дерзи. Иначе…

Он щёлкнул затвором.

Я вздохнула. Отлично просто: бравирующие оружием, золотыми цепями под грязными лохмотьями, похотливые, жестокие и крайне… нет, абсолютно тупые. Я была обречена. Все равно, что попасть в клетку с крокодилами. Правда последние не вели себя как напыщенные индюки, в отличие от этих.

Визуализация героев 😊

Я не родилась с золотой ложкой во рту. Или даже с серебряной. Единственное моё достижение — закончила факультет журналистики. На бюджетное отделение поступила сама. На этом — всё. Оказалось, что семь пядей во лбу и прилежность, ещё не гарантия успеха в жизни, как многие думают в начале.

Зато мне повезло с одногруппниками, ребята оказались все как на подбор: «мажоры», что водят Феррари уже с пеленок. Как я вообще затесалась в эту группу? Наверное, из-за фамилии. Кто-то решил, что раз я - Миллер, то имею какое-то отношение к современным олигархам? Да, бросьте. По моей одежде и внешнему виду сразу было понятно, что никакого.

Но самое смешное, что в этой же группе я встретила другую девушку по фамилии Миллер. Мы еще и похожи были с ней, аки родные сестры. При первом знакомстве, я можно сказать спасла её. Она заболталась по сотовому и не заметила, что всё еще стоит на проезжей части. Я довольно грубо пихнула её в спину, заталкивая на тротуар, сама же при этом практически подставилась под летящий на всей скорости автомобиль. Однако всё обошлось.

Аня ошалело повернулась, глядя то на меня, то на уносящуюся вдаль машину.

— Спасибо, — хладнокровно выдала она. Потом несколько раз оглядела мой джинсовый комбинезон и клетчатую рубашку и выдала, — Госссподи. Тут надо поработать.

С той минуты она самовольно взяла надо мной шефство.

Вообще-то я не просила, считая себя сильной и независимой, но Аня абсолютно не обращала внимания на мои трепыхания и отстаивания личных границ. Одно в ней было классным: со всем своим гонором, понтами, вводящей в ступор раскованностью и громким голосом, в душе она действительно была очень доброй.

Мои сопротивления она восприняла как нечто вроде отгавкивания бездомной собаки, которую нужно отмыть и накормить, чтобы она стала самым преданным другом на всю жизнь. Не знаю, как это у неё получилось, но я сама не заметила, как совершенно перестала сопротивляться её вмешательству: она заставила меня подкорректировать гардероб и затащила в свою тусовку.

Нет, мы не стали лучшими подругами, но очень хорошими приятельницами — точно. Такими, что на последнем курсе, когда я понятия не имела, куда мне приткнуться на стажировку — в нескольких местах мне отказали из-за полной укомплектации — она предложила место в редакции своего отца. Ну, как предложила. Заставила бедного папу приткнуть меня хоть куда-то — у него тоже штат был под завязку.

Эдуард Викторович смотрел на меня волком из-за стеклянной перегородки, пока в его кабинете бушевала Аня. Я только втягивала голову в плечи и виновато разводила руками, испуганно глядя то на него, то на Аню. Эдуард Викторович сразу понял, что противостоять напору дочери не мог никто: ни он, ни я, — и хитро мне подмигнул. Я только облегченно выдохнула.

В благодарность, я три года пахала в редакции как проклятая.

— Молодец, Аня в тебе не ошиблась, — не раз говорил мне Эдуард Викторович. Казалось, карьера должна была пойти в гору, я быстро стала младшим журналистом, меня уже стали замечать коллеги, и вот-вот грозила должность штатного репортера, как вдруг грянул гром среди ясного неба. Эдуард Викторович слег с инфарктом, после чего полностью отошел от дел и сделал шеф-редактором самого отъявленного козла из всей редакции.

В тот день, когда моя жизнь стремительно понеслась под откос, о чем я еще не знала, я сидела в редакции и допивала третью чашку кофе. Как назло в голове были каша и сумбур.

— Лия?

Я вздрогнула. Этот голос я бы узнала где угодно. Только он позволял себя называть меня Лия. Все остальные давным-давно звали Ками. Так сократили мое имя Камилла друзья из института. Но он упорно думал, что я — Камелия, а потом и вовсе сократил мой позывной до Лия. Разве я Лидия? Или Лилия? Совсем же другое имя! Нет имена хорошие, но меня же не так зовут! От этого он бесил меня еще больше.

Глава 2

Когда я впервые ступила на раскалённый асфальт аэропорта Бамако, столицы Мали, волна зноя и пыли буквально наотмашь ударили в лицо. После кондиционированного воздуха самолета из лёгких будто вышибли весь кислород.

Спустя пару вздохов я снова начала дышать. Воздух был насыщен ароматами специй, дыма и чего-то ещё, неуловимо экзотического. Солнце беспощадно палило, заставляя щуриться даже в черных солнечных очках.

Ещё в аэропорту перед вылетом, в последний момент перед выходом на рейс, мне позвонил оператор Кирилл — здоровый парень, ехать с которым было совершенно не страшно. Но у него случилось воспаление легких.

— Я не поеду, Валера! — жалобно вопила я в трубку шеф-редактору уже на стойке регистрации.

— Тогда можешь больше не появляться на пороге редакции! Я вышиб для тебя пропуск в библиотеку всего на двое суток! Кем я буду в глазах наших культурных партнеров, если никто не явится?

— Но оператор… мне снимать на телефон?

— Оператор будет из местных, не бзди салага.

Казалось, он хотел пошутить, но вышло злобно. Или мне просто казалось, что он плетет против меня интриги, после того, как я отшила его?

— Я серьезно: выбирай, или место штатного или увольнение. Ты профи или нет? Надоело возится с тобой! — значит, не показалось.

— Я — профи, — пискнула я. Знает, на что давить.

— Тогда отбой. Жду тебя через неделю с офигенным репортажем, смотри там не облажайся.

Проводник и оператор в одном лице, ждал меня у выхода из аэропорта. Высокий, худощавый мужчина с тёмной кожей и проницательными глазами, одетый в светлую тунику и традиционную шапочку. Он представился как Исса и, не теряя времени, взял мой багаж, направляясь к припаркованному неподалёку внедорожнику.​

— Добро пожаловать в Мали, мадам, — сказал он с сильным акцентом, открывая передо мной дверь машины.​

Я кивнула и села на пассажирское сиденье, стараясь не показывать своей тревоги. Всё происходящее казалось нереальным: ещё вчера я была в шумном офисе редакции, а сегодня — в сердце Африки, и абсолютно одна! Исса не в счет. Казалось, ему было на меня абсолютно наплевать. Если прямо сейчас дверца машины откроется, и я случайно из нее вывалюсь, вряд ли он заметит.

Черт возьми, посылать женщину одну в мусульманскую страну? Я была дурой, когда согласилась в тот момент. Так испугалась, что сейчас регистрация на самолет закроется, а вместе с ней — и моё «блестящее» будущее в журналистике.

Мы выехали из аэропорта и погрузились в хаос городских улиц Бамако. Толпы людей, мотоциклы, гружённые товарами, уличные торговцы, предлагающие фрукты и сувениры — всё сливалось в пёструю мозаику. Город жил своей жизнью, полной энергии и движения.​

— Нам предстоит долгий путь на север, — произнёс Исса, не отрывая взгляда от дороги. — Постараемся добраться до Тимбукту до наступления темноты.​

Конечно, в детстве я мечтала много путешествовать. А Тимбукту — город пустынных легенд, затерянный среди песков Сахары. А туареги? Эти волшебные джинны пустыни в ярко-бирюзовых повязках и с такими же бирюзовыми глазами, призывно глядящими на тебя с красивых рекламных фото в National Geographic! Да, что могло пойти не так в такой романтичной атмосфере?

Я заставила себя улыбнуться и настроиться на позитив. О чем думаешь, что и притягиваешь, верно? Я подставила лицо горячему воздуху, овевающемуся меня со стороны бокового окна, и просто погрузилась в момент здесь и сейчас. Иначе за всеми тревожными мыслями, я так и не дам себе ощутить весь вкус другой, неизведанной страны!

Мы покинули город, и пейзаж начал меняться. Асфальтированные дороги уступили место пыльным тропам, окружённым редкими акациями и баобабами. Песчаные дюны виднелись где-то на горизонте. Ух ты! Там же Сахара! Никогда не была дальше Турции!​

Чем дальше мы продвигались на север, тем более безлюдными становились окрестности. Иногда мы проезжали мимо небольших деревень, где дети махали нам вслед, а женщины в ярких одеждах несли корзины с товарами. Но в целом дорога была пустынна, и тревожность снова брала своё.​

— Исса, какова ситуация с безопасностью в этих районах? — спросила я, пытаясь придать голосу уверенность.​

Он на мгновение замялся, прежде чем ответить:​

— В последние годы здесь активизировались различные группировки. Но мы выбрали наиболее безопасный маршрут. Главное — не останавливаться без необходимости и избегать ночных переездов.​ Конечно, плохо, что они прислали такую молодую девушку.

Вот, спасибо. Его слова снова разбудили во мне панику. Я глубоко вздохнула и попыталась отвлечься, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами.​ Они так укачали меня, что я начала клевать носом, как вдруг, машина настолько резко затормозила, что я врезалась лбом в переднюю панель. Да, ремень безопасности, конечно, не сработал.

— Что за…

— Т-с-с, — шикнул на меня Исса.

Перед нами, перекрывая путь, стоял джип с вооружёнными людьми. Мужчины были в длинных, выгоревших на солнце одеждах, одетых поверх военных брюк и военных же ботинок. Лица были замотаны в многослойные шарфы — тагельмусты, традиционные для туарегов. Я начиталась как можно больше о них перед поездкой, но в тех статьях ничего не было о том, что они встречают туристов с автоматами наперевес.

Да, и глаза у этих не были «завораживающе бирюзовыми», как на моих картинках. Чёрные, как угли, жёлто-карие, как пыль, колючие — как иглы дикообразов.

«Голубые рыцари Сахары»… Когда я читала о них в статьях, это звучало красиво. Потомственный народ-воин, непреклонные кочевники, живущие по кодексу чести, свободные, как ветер пустыни. Не знаю, какой именно кодекс сейчас заставлял их направлять на меня Калашников.

— Ансар-ад-Дин, — тихо прошептал мне Исса, — у них знаки на платках.

— Выходите! — рявкнул на арабском один из них, указывая стволом автомата.

Проводник выглядел растерянным и крайне напуганным. Возможно, даже больше, чем я. Я-то всё еще думала, что это какая-то ошибка, и сейчас нас отпустят, а вот Исса, видимо, осознавал всё намного лучше. И всё же он взял себя в руки.

Глава 3

Жара давила, как гигантская глыба камня. Я дышала с трудом — воздух в яме был густым, стоял комом в горле. Песок осыпался с земляных стен, забивался под ногти и под одежду, лип к потной коже, скрипел на зубах. Вода — мутная, вонючая — была единственной драгоценностью. Мне давали её раз в день. Каждое утро. Если это вообще было утро.

Я потеряла счёт времени. Сначала пыталась отмечать дни, царапая стену ногтем, но это быстро потеряло смысл. Свет попадал сюда только, когда наверху открывалась крышка. Короткая вспышка света — и всё. Дальше опять полумрак.

В первый день я не плакала. Думала, что сейчас за мной придут, я поговорю с ними и всё объясню.

Они правда думали, что в это царство песка и антисанитарии приедет сама Аня Миллер? Наследница медиамагната, который исключительно из сентиментальных чувств, а не зарплаты ради, до последнего работал шеф-редактором? Аня не ездила никуда, кроме Эмиратов и Мальдив.

Я понимала, что они перепутали меня с ней. Но неужели они не нашли мои документы?

Смутно я припоминала, что когда меня за волосы тащили из машины, мой рюкзак со всеми самыми ценными вещами, кажется, выпал на обочину. Наверное, они так и не подобрали его.

Но что было им говорить? Правду? Что я — не она? Если они поверят, в ту же секунду, я потеряю всякую ценность, и меня просто убьют!

Сказать, что я — это она? Когда они свяжутся в Эдуардом Викторовичем, тот заявит, что они просто мошенники, а его дочь — дома, сидит рядом с ним. Что тогда Ансар-ад-Дин сделают с лгуньей? Думаю, что быстрая смерть была предпочтительнее, чем пытки в наказание за мою ложь.

Конечно, Миллеры поймут, что эти сволочи схватили меня. Они были хорошими ребятами, возможно, даже подключат Интерпол. Но я уже успела поработать в этой сфере, и знала, что поиски такой незначительной фигуры, как я, могут растянуться на годы. Вряд ли Эдуард Викторович будет настооолько добр, что запачкает свою репутацию денежными переводами и спонсированием террористов.

На второй день я начала плакать. Потом слёзы закончились, а страх остался. Он был вездесущ, как песок. Я ведь даже не успела пожить. Проклятый Валера!

— Тварь, тварь, тварь! — я начала в бешенстве стучать связанным руками о песчаный песок, представляя, что это — его голова.

Откуда у них вообще информация об Ане Миллер? Я была уверена, что всё подстроила эта сволочь.

Тогда в ресторане, поняв, что он буквально заманил меня на свидание, я довольно быстро свернула общение. Он догнал меня в гардеробе и прижал к стене за углом, где никто не мог нас видеть. Я едва успела опомниться, как он уже полез под юбку, нашёптывая всякие сальности о повышении. В ответ получил лишь звонкую пощёчину.

Если честно, к увольнению я была готова сразу, но в следующий понедельник Валерий Виннер, казалось, будто бы обо всём забыл. Вел себя профессионально, старательно прятал глаза, делал вид, что вообще ничего не помнит. Правда, успел завернуть два моих репортажа, прежде чем отправил сюда.

Мой поток ненависти прервала автоматная очередь, ударившая в песочный пол рядом со мной:

— Эй, там, угомонись, сука!

Просвистевшие возле ног пули быстро привели меня в чувство и вернули в суровую реальность. Господи, да я просто в рубашке родилась. Удивительно, как ни одна пуля даже не оцарапала мне ногу.

Я в ужасе забилась в дальний угол земляной ямы, но это не спасло меня от колючего взгляда очередного охранника. Он уже захлопывал крышку клетки.

И тогда моя бесконечность в неведении и темноте продолжилась. Я пыталась думать о чём-то другом. Вспоминала детство, родительский дом. Вспоминала отца, как он смеялся, как обнимал меня, когда я приходила из университета. Вспоминала, как мы с мамой ходили по магазинам, как она выбирала для меня одежду, а я, как любой подросток, кривилась, глядя на маму так, будто она предлагает мне крестьянскую робу.

Плакала потому, что они почти перестали общаться со мной, когда я переехала в столицу и поступила на журфак. Я не понимала их: почему они не радовались за меня? Отец тогда сказал:

— А как же мы? Мы растили тебя, чтобы ты присматривала за нами в старости, а не скакала по столицам в поисках мужиков!

Я была просто в шоке. И от грубости его слов, и особенно от того, что мама просто промолчала, не возразив ему, а лишь обиженно поджала губы в мою сторону.

Неужели это было единственной целью моего рождения? Тем более, что я не собиралась их бросать. Хотела лишь встать на ноги, заняться любимым делом, стать счастливой в конце концов! И, конечно, обязательно бы позаботилась о них, когда они стали бы в этом нуждаться. Но ведь это время явно ещё не пришло! Они оба еще работали!

Так почему же прямо сейчас они не хотели, чтобы я выбралась из провинциального городка, где не было никаких перспектив? Я так хотела посмотреть мир! Посмотрела, черт возьми, — горько усмехнулась я. Тогда меня снова разразила истерика. Но теперь это был смех. Дикий, гомерический хохот, глухо исчезающий в стенах ямы.

— Что ты там делаешь? Ты — ведьма? — зло спросил охранник, открывая крышку ямы. Это был уже другой. Судя по отсутствию автоматной очереди, более миролюбивый. На дворе был день, но он направил на моё лицо фонарик, чтобы лучше его рассмотреть. Я скривилась — белый свет ужасно резал глаза.

Охранник, увидел, что мое лицо было полностью мокрым от слез и успокоился:

— А, понятно, — равнодушно бросил он и с громким звуком захлопнул крышку обратно.

Не знаю, сколько еще времени прошло. Первый и второй день ужасно хотелось есть. Думаю, на третий — это желание прошло. Я не хотела даже пить. И вообще — начала все больше задыхаться от запаха в яме. Они давали мне воду, и мне приходилось ходить в туалет прямо здесь, в дальнем углу ямы. Я чувствовала себя животным.

— Эй, живая? — каждый раз, когда открывали крышку, воздух немного начинал циркулировать.

Я молчала. Не потому что не хотела отвечать, просто язык прилип к небу. В ответ он сплюнул вниз. Кажется, это было наиболее распространенным проявлением «мужественности» здесь.

Глава 4

— Можно поесть на воздухе? — тихо спросила я охранника, представив, какой запах снова ждет меня внизу. Закат над пустыней был божественно красивым. Огромный красный диск медленно уплывал за песчаный горизонт, подергивая рябью редкие продолговатые облака. Кто знает, сколько еще таких закатов я увижу? Десять, двадцать, тысячи? Или это последний?

— Нет, — он дернул меня за руку и опустил вниз в яму. Спасибо, что в этот раз не сбросили, как в прошлый. Хотя связки в плече теперь дико болели. Я отчаянно старалась не выронить хлеб, чтобы он не упал в ту жуткую грязь. Ура.

Я уже приготовилась услышать ужасный звук закрывающегося люка, но его все не было. Охранник смотрел на меня сверху вниз.

— Ешь, — он сел и смотрел на меня, пока я, стоя, чтобы быть поближе к воздуху, уминала лепешку. Она была свежая. Господи, она была свежая! И такая вкусная. Это правда было самое вкусное, что я ела. Я даже стала хихикать, просто отдавшись процессу. Всё. Никаких мыслей. Только эта вкуснятина и я. Во всем космосе. Во всей вселенной!

Когда я закончила, в лицо прилетела очередная бутылка с водой, которую я едва поймала, чтобы она не сломала мне нос. Люк захлопнулся.

Через некоторое время до меня дошёл смысл слов «эмира».

Он собирается меня продать? Если бы просто в рабство, он бы не спрашивал про мою девственность. Мне было всего двадцать три. Довольно миловидное лицо, волнистые каштановые волосы.

Мой парень — Алан, смотрел на меня с нескрываемым восхищением. Мы встречались всего два месяца, он мне нравился, но если честно, не более того. Я была так сосредоточена на работе, что уделяла ему очень мало внимания, что всегда обижало его.

И вместо того, чтобы исправиться, всё чаще думала, а не поторопились ли мы? Я хотела больше времени уделять карьере, он хотел — чтобы я смотрела на него с не меньшим обожанием, чем он смотрел на меня. Да, мы уже спали вместе пару раз, но и здесь я была не слишком очарована. Наверное, дело было во мне, и просто не стоило морочить ему голову. Я планировала признаться ему в этом, но не успела.

Накануне Алан тоже уехал в командировку, каждый вечер и утро писал откровенные смс, и даже пытался отговорить меня ехать в Мали. Но шеф-редактор состряпал мне билет в один конец буквально за пару дней. Я даже не успела подумать, а Алан не успел меня отговорить. Теперь, когда я не выхожу на связь, надеюсь, он тоже поднимет хоть какой-то шум?

Мне казалось, я не плохо узнала его за это время, и была почти уверена — Алан не примчится сюда спасать меня лично. Но, может, он хотя бы обратится в международную организацию?

Может, Эдуард Викторович тоже подключится? Хотя бы в правовом поле.

Я снова грустно усмехнулась. На этот раз бесшумно. Ну, да, конечно. Найдут они меня здесь. Я читала слишком много таких историй. Это было почти невозможно.

Уже должно быть стемнело, и я снова, по привычке, прислонилась к стене и намеренно ввела себя в состояние вынужденного анабиоза. Грезила о ничего не значащих вещах, лишь бы не гонять одни и те же тревожные мысли снова и снова.

От нечего делать даже стала придумывать любовную историю. Вот выберусь отсюда, и обязательно напишу книжку. Может, это будет роман? Но если всё пойдет очень плохо для меня, а потом я, конечно, обязательно выберусь, — тогда документальную. Она точно станет бестселлером.

Я уцепилась за эту идею, и стала досконально продумывать план книги.

Наверху опять зашумели — голоса, шаги, какой-то гвалт. Я привыкла к их болтовне, но тут было что-то другое. Более резкое, отрывистое.

— Эй, тащи её!

Меня снова вытащили, как мешок с картошкой. Это было плохо. Или хорошо? Слишком быстро после первого разговора с эмиром. Охранник — тот, что кидал мне воду, — толкнул меня в спину, и я чуть не рухнула лицом в песок.

— Шевелись, эмир зовёт, — интуиция вопила, что всё очень плохо.

Лагерь выглядел как обычно — палатки, грузовики, кучки мужиков с автоматами. Только теперь они все косились на меня, некоторые ухмылялись, другие что-то бормотали. Мне категорически не нравились их вдруг ставшие такими отчетливыми сальные взгляды.

В шатре было душно, пахло дымом и чем-то кислым. Эмир сидел на своих коврах, как король на троне, только теперь платок с лица был снят, и лицо было видно полностью — обрюзгшее, щетина, шрам через всю губу. Рядом стоял охранник с огромной золотой цепью и маслянистым взглядом.

Главный перестал скрываться, а это значит — оставлять такого свидетеля в живых они не собираются. Хуже того: днём он казался равнодушным. Сейчас же смотрел так, будто я была куском мяса на рынке.

— Садись, — эмир кивнул на подушку перед собой. Голос спокойный, но от этого ещё хуже.

— Зачем я тут? — выдавила я, оставшись стоять. Горло пересохло, но я старалась не показывать страха. Хотя внутри всё тряслось.

Он медленно встал, и я невольно отступила. Охранник сзади схватил меня за плечи, заставляя замереть. Эмир подошёл ближе — слишком близко. От него воняло потом и чем-то пряным, как будто он закидывал в рот специи горстями. Его рука потянулась к моему лицу, пальцы грубо прошлись по щеке. Я дёрнулась, но охранник держал крепко.

— Ты не дочка Миллера, — сказал он, и в его голосе сквозила насмешка. — Проверили. Никто за тебя не заплатит.

— Я так и сказала, — прохрипела я, пытаясь отвести взгляд. Внутри же всё рухнуло. Они связались с Миллерами? Те просто отказали им. Я не была наивной дурой, знала, что так и будет. Но так отчаянно надеялась на чудо.

— Отпустите меня. Пожалуйста.

Он ухмыльнулся, видимо, чтобы казаться самому себе великодушным? А потом наклонился ещё ближе, и я почувствовала его дыхание на шее. Желудок скрутило.

— Ты всё равно чего-то стоишь, — его рука скользнула ниже, к моей шее, и я поняла, что сейчас будет. — Хорошая кожа. Молоденькая. Покупатель найдётся. Хоть и испорченная.

Я рванулась, но охранник сжал сильнее, а эмир схватил меня за подбородок, заставляя смотреть на него. Его глаза блестели — не злобой, а чем-то похуже. О, нет. Нет. Я, наконец, распознала этот взгляд. Похоть. Это была она. Нет! В доказательство этих мыслей, эта обезьяна стала расстегивать свою ширинку.

Глава 5

Ночь обрушилась на пустыню, как холодный занавес. Я бежала за ним, спотыкаясь о песок, который цеплялся за ноги, будто хотел утянуть меня обратно в тот ад, что догорал за спиной. Лагерь уже превратился в далёкое пятно огня, но запах дыма и крови всё ещё висел в воздухе, липкий и тошнотворный.

Мужчина шёл впереди, быстрый и бесшумный, его силуэт в чёрной экипировке почти сливался с темнотой.

— Не стоило взять у них машину? — прохрипела я, отставая.

Он молчал. Я так спешила за ним, но в какой-то момент поняла, что безнадёжно отстаю. Я была измучена, обезвожена, без еды, движения и воздуха. Он же был воплощенной силой. И он совершенно, абсолютно не ждал меня.

— Ты знаешь русский? — выдохнула я, немного подбежав вперед, в попытках с ним поравняться. Голос дрожал, но я старалась держать его ровно. Он не ответил. Даже не посмотрел. Просто шёл дальше, будто меня и не существовало. — Как к тебе обращаться?

— Никак. Просто молчи, — бросил он, не оборачиваясь. Голос низкий, с лёгким хрипом, как будто пустыня уже выжгла из него всё лишнее. Я хотела что-то возразить, но передумала. Спорить с человеком, который только что вырезал лагерь террористов, было не лучшей идеей.

Холод пробирал до костей. Днём пустыня вокруг Тимбукту — плоская, выжженная равнина с редкими акациями и каменистыми выступами — плавила всё живое, а ночью становилась ледяной ловушкой. Температура сильно падала, и очень скоро я стала замерзать. Я обхватила себя руками, но это не помогало — рубашка, пропитанная потом и песком, липла к коже, а ноги дрожали от бессилия.

Я не выполнила обещания, данного самой себе: быть сильной, идти с ним наравне, не отсвечивая и не мешая ему. В конце концов, я споткнулась и рухнула в песок, задыхаясь от бессилия. Изнутри лёгкие жгло то того, что я все время пыталась его догнать. Снаружи меня добивал холод.

Он остановился. Не сразу — прошёл ещё шагов пять, прежде чем замер. Я подняла глаза, ожидая, что он просто уйдёт дальше, бросив меня здесь, как обузу, которой я обещала не быть. Но он повернулся. Медленно, с явным раздражением — я заметила, как он бросил взгляд в небо, будто спрашивая у звёзд, за что ему это наказание, тяжело вздохнул и подошёл, глядя сверху вниз.

Его лицо всё ещё скрывал платок, только глаза — стальные, холодные — смотрели на меня сверху вниз. Оценивали. Я сглотнула, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Я сейчас, — поспешила заверить я его.

— Вставай, — сказал он. Ни злости, ни жалости — просто команда.

Ноги увязли в песке, как будто пустыня хотела оставить меня себе. Как сувенир.

— Я пытаюсь, — огрызнулась я, но голос сорвался. Ноги не слушались, руки дрожали. Он шагнул ближе, и я невольно напряглась. А потом он бросил мне флягу — прямо в песок у моих колен. Она звякнула, подняв облачко пыли.

Я схватила её, пальцы дрожали, пока откручивала крышку. Вода была с металлическим привкусом, но я пила жадно, чувствуя, как она стекает по подбородку. Он смотрел. Молча и неподвижно. Его взгляд скользил по мне — не с сочувствием, а с чем-то другим. С лёгким прищуром, как будто он решал, стою ли я его времени. Ведь он всё ещё может бросить меня прямо здесь.

— Спасибо, — тихо сказала я, стараясь не дрожать под этим взглядом.

Он взял флягу, и наши пальцы соприкоснулись. Короткий миг — его кожа, грубая и тёплая, против моей холодной и липкой от пота. Я вздрогнула, будто меня током ударило, и отдёрнула руку. Он — нет. Просто убрал флягу за пояс, но задержал взгляд на мне намного дольше, чем нужно. В груди что-то сжалось — не страх, не благодарность, а что-то острое, непонятное.

— Почему мы не взяли у них машину? — повторила я вопрос.

— Потому что следы машины пустыня не сотрет к утру. Наши — да. Потому что в машинах радиомаяки. Где их там искать. Ты знаешь? — насмешливо спросил он.

Я покачала головой. Могла бы сама догадаться, что такой человек не делает глупостей. Нужно просто довериться его опыту и не злить вопросами. Но меня порадовало то, что он удостоил меня такого длинного объяснения.

— Пошли, — резко бросил он. — Утром тут будет легион Ансар-ад-Дин.

Мы шли дальше. Я старалась не отставать, хотя каждый шаг отдавался болью в мышцах. Он двигался так, будто знал каждый дюйм этой пустыни — уверенно, без колебаний, но заметила, что он стал идти немного медленнее, подстраиваясь под меня.

Я гадала, зачем он вообще пришёл в тот лагерь. Убить эмира? Забрать что-то? Он не выглядел ни героем, ни миротворцем — скорее машиной, запрограммированной на хаос.

— Ты кто? — то длинное объяснение немного воодушевило его, и я подумала, что он сможет пойти на контакт. — Наёмник?

Он остановился так резко, что я чуть не врезалась в него. Повернулся, и я впервые увидела, как он снимает платок. Медленно, небрежно, и как-то… опасно. Будто в следующий момент собирался вытащить откуда-то из-за спины нож, который он приставил к моей щеке там, в легере. Ткань соскользнула, открывая его лицо, залитое лунным светом.

Резкие скулы, щетина, губы, сжатые в тонкую линию. Ему было за тридцать пять,— возраст выдавала сеть морщин у глаз, но тело двигалось с молодой, хищной грацией. Он был красив — не слащаво и не глянцево, а грубой, первобытной, какой-то опасной красотой. Его глаза — тёмно-серые, почти стальные, как его нож, — впились в меня, и я забыла, как дышать. Внутри всё сжалось, жар поднялся от живота к груди.

— Меньше болтаешь — дольше проживёшь, — сказал он, и его голос, теперь без платка, стал ещё глубже, резче.

Он шагнул ближе. Зачем? Наверное, это просто был очередной акт запугивания, чтобы я не слишком расслаблялась. Но в этот момент порыв ветра донёс его запах — пыль, металл, что-то терпкое и мужское. Меня затрясло, но не от холода. Тянуло и отталкивало одновременно, как магнит с обратной полярностью.

Даже в такой дикой, ужасной ситуации тело вдруг среагировало на него совершенно однозначно. Нет. Это просто стокгольмский синдром. Он убийца, но спас меня. Обычная психологическая реакция. Я читала о таком, судорожно думала я.

Глава 6

— Эй, тут есть колодец. Хочешь умыться? — тихо спросил спаситель в черном.

Точно. От меня же несет, как от козлиной фермы. Мне вдруг стало ужасно неудобно. Понятно, что иначе и быть не могло. И стесняться тут нечего. Я провела в плену три-четыре дня? Или больше?

Но от самого мужчины потом не пахло. Наверняка облился антиперспирантами с ног до головы, прежде чем заявиться на бойню. Пахло металлом, песком, чем-то терпким и ещё… смертью — да. Точнее не так — охотой. Больше всего пугало его спокойствие после всего случившегося. Ни грамма агрессии, никакого гнева. Один сплошной холод в эмоциях, в голосе. Он был похож на хищника, чьи охотничьи угодья — весь мир.

Он остановился у расщелины в скале, где песок сменялся твёрдой глиной, указывая головой внутрь и подсветил фонариком. Я пригляделась и замерла: в углублении, под нависающим камнем, блестела вода, мутная внизу, но чистая в верхних слоях. Если действовать аккуратно…

— Держи. У тебя час, — сказал он, отходя к краю скалы и проверяя горизонт.

— Боже, это что? Мыло? — я впервые улыбнулась и счастливо посмотрела на него. Вместо ответной улыбки он просто ушёл, повернув за угол, словно мою радость и улыбку он тоже посчитал идиотскими.

Но я так обрадовалась воде, что перестала чувствовать ночной холод пустыни. У меня всего час. Не важно до чего. Но я обязана отмыться от этого ада.

Не думая ни о чем, лишь бросив последний взгляд туда, где скрылся мужчина, я сбросила с себя всю одежду и поспешно погрузилась в небольшой водоём. Главное, не слишком активно двигаться, чтобы глина не поднялась наверх. Отмыть кожу было легко, но у меня был целый час! И я успела намылить волосы и даже постирать одежду. Одену потом сразу мокрую. Плевать на холод. Я уже не могла выносить собственный запах. Наверное, мужчина тоже, раз первое, что он сделал — это выдал мне мыло. Я грустно усмехнулась.

Неужели все позади? Я жива! Не изнасилована. Не продана. За целый час, он ни разу не заглянул сюда. Значит, мне не стоит ожидать от него подвоха?

Господи, надеюсь, он всё еще там? И не бросил меня тут? С мылом наедине?

Я с трудом натягивала на себя мокрые белье и футболку, спеша проверить свои внезапные подозрения. Конечно, мне не удалось отстирать одежду от пятен, но хотя бы от запаха — теперь я пахла каким-то хозяйственным мылом. Волосы были как мочалка. Зато чистые. Почти рай.

Последними я пыталась натянуть на себя штаны — холодные, липкие, они липли к мокрой коже. Я запуталась, поскользнулась на глине и чуть не рухнула, чертыхнувшись, обратно в колодец, пачкая всё заново. Как раз в тот момент, когда мужчина появился из-за угла.

— Поторопись, — он резко подошел ко мне.

Его взгляд упал на меня — на голые ноги, на нелепую возню с мокрой одеждой, на мой жалкий вид. Я замерла, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Ужасно не хотелось его бесить. Он резко шагнул ко мне и я дёрнулась. Он спас меня, но я боялась его до чертиков. И того, что он только что сотворил с целым лагерем вооруженных до зубов людей.

— Быстрее, — повторил он. Он потянул пояс моих брюк вверх, но ткань настолько закрутилась и прилипла к коже, что не поддавалась даже его сильным движениям. Он только дергал меня вверх вместе с брюками, так, будто я ничего не весила. Мне было бы смешно, если бы он не был таким угрожающим.

— Черт возьми, — выругался он.

— Надо расправить. Расправить… надо… — я резко замолчала под его тяжелым взглядом.

Его пальцы скользили по коже моих бедер, медленно раскручивая ткань пояса— холодные, шершавые, с мозолями, — и я задохнулась, чувствуя, как жар пробежал от живота к груди. Он стоял слишком близко, его руки то и дело касались внутренней поверхности бёдер. Я почти всхлипывала, но его, кажется, всё это ни грамма не трогало.

Я видела его тёмные волосы, прилипшие ко лбу, и тонкую цепочку с флешкой, лежавшую на ключице.

Наконец, он втряхнул меня в брюки и замер. Я подняла глаза, и наши взгляды встретились. Думала, он злится. Но нет — это было что-то другое. Наверное, каждая его эмоция должна быть под контролем?

И тем не менее он не спешил отводить взгляд и не спешил убрать руки. Его пальцы задержались на поясе, чуть сжали ткань, и я почувствовала, как он наконец застегнул пуговицу. А затем и молнию. Очень медленно.

Зачем так медленно? Почему не отводит взгляд? Он что, дразнит меня? В ответ на эту мысль, он легко прикоснулся рукой через одежду к моему самому интимному месту, — и это было понятно, иначе молнию было не застегнуть, — но мне показалось, что из лёгких вышибли воздух.

Я не просто боялась его. Находила ужасно привлекательным. Объективно. Объективно привлекательным — на обычной городской улице, уверена, он собирал бы на себя все женские взгляды. Так что, я просто отметила про себя очевидное. Без всяких личных мотивов. Да их у меня и быть не могло — я был на грани истерики и стресса. И только бешеный инстинкт выживания держал меня на плаву.

Я резко выдохнула и поняла, что все это время не двигалась. Теперь, чтобы восстановить дыхание, я часто задышала, а уголок его губ дёрнулся — не улыбка, а короткий, едва уловимый оскал.

И тут я услышала далёкий, но отчётливый шум. Мужчина напрягся и рывком потянул меня дальше, вглубь скал.

— Наверх. Быстро.

Он подсадил меня, мы забрались в тёмную арку на высоте двух метров, и он крепко прижал меня к себе, утягивая внутрь.

— Ни звука, — прошептал он так близко, что я почувствовала тепло его дыхания. Наши лица почти соприкоснулись, глаза снова встретились: его — спокойные, мои — перепуганные. Сердце заколотилось еще сильнее. От страха перед теми, кто был внизу. И от близости с ним тоже. Он обнимал меня сзади, его рука лежала под моей грудью, прижимая крепче, горячая и огромная.

Мы услышали, как машина остановилась, и судя по звуку дверей, из нее вышли два человека.

— Нокс? Ты здесь? — крикнул мужской голос.

— Это к тебе? — шепнула я, не удержавшись. — Кто это?

Глава 7

Сон пришёл рывками — мутный, тяжёлый, полный криков и крови. Откуда-то из темноты, «эмир» смотрел на меня пустыми глазами, его горло хрипело, а песок под ногами превращался в реку огня. Мне снилось, что я стою на коленях и чёртовы бандиты пытаются сделать со мной то, что тогда, в лагере, не успели сделать по-настоящему.

Я задохнулась, закричала и рванулась вверх, но чья-то рука поймала меня, закрыла рот и прижала обратно к земле.

— Тихо, — прошипел Нокс, его голос был низким, почти утробным. Его тело нависло надо мной, как тяжёлое одеяло, придавливая к песку. Я задохнулась, чувствуя, как его ладонь покинула мои губы и скользнула по щеке. — Это сон. Дыши.

Я кивнула, но на самом деле испугалась Нокса намного больше своего сна.

— Что происходит? — он нависал надо мной в очень недвусмысленной позе, сверху он был полностью укрыт большой песочной тряпкой, полностью скрывавшей нас от солнца. Как будто бы Нокс сделал импровизированную палатку из своего тела и неброшенного сверху огромного куска песочной тряпки.

Казалось, я целиком и полностью окутана мужчиной, его телом, запахом. Растворена в его мощи.

— Вертолеты, — приглушенно сказал он, не сводя с меня стального взгляда. — Так что не дергайся.

Я действительно услышала шум. Заметила, как ветер заносил тряпку сверху песком все больше и больше. Наверное это к лучшему.

Нокс снова был в бронежилете и, полностью укрыв меня своим телом, лежал надо мной, оперевшись на локти. Он так защищает меня? Почему? Одно дело, разрешить мне пойти вместе, чтобы просто вывести из лагеря. Но сейчас он буквально прикрывал меня своем телом в бронежилете. При этом одно его колено очень недвусмысленно пристроилось между моих ног.

— Почему ты сверху? А не рядом?

— Ты начала кричать во сне как раз, когда послышались вертолеты. Это могло нас раскрыть нас.

Нокс продолжал смотреть прямо мне в глаза. Любой приличный человек отвернулся бы, дал придти в себя, но он… он просто смотрел, не двигаясь. Его рука всё ещё лежала на моей шее, пальцы грубые, тёплые, я чувствовала, как мой пульс бьётся под ними.

Это было что-то очень странное, я все ещё тяжело дышала после кошмара, и моя грудь поднималась и опускалась, постоянно прикасаясь к мужчине. Наверное, в бронежилете он этого не чувствовал. Но его глаза то и дело опускались вниз. И он сжимал челюсть.

— Что? — спросила я, когда он недовольно хмыкнул еще раз.

— Не ерзай, пожалуйста, подо мной. И хватит так дышать.

— Мне не хватает воздуха, — тихо огрызнулась я.

Но теперь и правда заметила, как постоянно ёрзаю под ним. А ещё — что он возбужден. Определенно. Нас могут убить, черт возьми. Его это заводит что ли? Не удивлюсь, если да. Он же чертов маньяк.

— Зачем ты меня спас? — вырвалось у меня.

Он чуть прищурился, но не ответил сразу:

— Хочешь сейчас об этом поговорить? — усмехнулся он.

— Ну, надо же как-то разрядить обстановку.

Он, наконец, криво улыбнулся. Одним краешком губы. Но потом резко помрачнел, а его большой палец медленно погладил мою щёку, медленно, почти ласково.

— Не люблю, когда ломают тех, кто держится, — наконец сказал он, тихо.— Я видел, как ты плюнула ему в рожу, — это было…

Он замолчал, но его рука вдруг ощутимо сжалась на моей шее, на доли секунды, но я задрожала сильнее. Что он делает? Он отпустил шею, но прошелся по моей щеке еще раз, невзначай задев нижнюю губу.

—Нокс, может, хватит так смотреть? — не выдержала я.

— Что-то не так? — ухмыльнулся он.

— Это как-то не очень… прилично.

— Я похож на человека, который соблюдает приличия? — лениво спросил он.

Я промолчала, отведя взгляд в сторону, но чувствуя, как теперь его стальной взгляд прожигает мою щёку.

Вертолет приближался, шум нарастал и даже ткань начала волноваться все сильнее.

— Держи тряпку, — шепнул он, губы почти касались моей кожи. — Не шевелись.

Он тихо и спокойно дышал мне в ухо всё время, пока вертолёт кружил где-то рядом, пока тень от него не промелькнула на песке.

Я очень сильно напрягалась, каждую секунду ожидая, что сверху вот-вот раздастся автоматная очередь. Как тогда, в яме, и от страха задышала слишком часто. Три вздоха в секунду. Как загнанный зверек, сердце которого вот-вот выпрыгнет.

И всё же, я даже не услышала, а почувствовала исходящий от Нокса едва слышимый гортанный звук, похожий на беззвучный, застрявший внутри стон.

Он точно не был доволен моей паникой — снова чуть сжал мою шею, надавливая на артерии — не больно, но ощутимо, — и в этот момент моё слишком сбивчивое дыхание немного успокоилось и выровнялось. Вдохи автоматически стали более глубокими и медленными, и ладонь Нокса разжалась.

Наконец, гул начал стихать, удаляясь. Я облегченно вдохнула. Не заметили. Нокс чуть приподнял голову, прислушиваясь, но не отпустил меня. Я услышала хлопок — резкий, далёкий, как выстрел.

— Они что стреляют? — всё ещё тихо спросила я.

— Обозначают зоны, которые уже проверили, — пробормотал он.

Он отстранился, высунул голову, осмотрелся и отбросил тряпку, а я вдохнула раскалённый воздух, чувствуя, как песок сыпется с моих волос. Даже этот зной казался глотком свежего воздуха сейчас. Я хватала ртом воздух.

— У тебя гипервентиляция, — ровно сказал мужчина, наконец вставая.

Солнце уже двигалось к закату. Я села, дрожа и глядя на него. Он смотрел на горизонт, где в небе таяла чёрная точка вертолёта, а в паре километров от нас поднимался тонкий столб оранжевого дыма — дымовая шашка, воткнутая в песок.

— Они думают, что нас тут нет? — спросила я, и мой голос был хриплым.

— Пока да, — ответил он, поднимаясь. — Но это ненадолго. Нужно найти колёса.

— Колёса? — переспросила я, но он отвернулся, проверяя рюкзак, и вместо ответа протянул мне протеиновый батончик.

— Еда! — почти вскрикнула я, радостно хватая угощение. — Боже, спасибо!

Я встала, чтобы стряхнуть песок с одежды и волос, — казалось, он залез мне буквально под кожу, — и снова почувствовала на себе взгляд. Он ничего не сказал и тут же отвернулся, вскрывая свою порцию.

Глава 8

Солнце садилось, окрашивая песок в багровый цвет, когда Нокс завёл джип. Двигатель зарычал, хрипло, но уверенно, и я забралась на рваное сиденье, вцепившись в обивку. Скалы остались позади, два мёртвых туарега лежали в песке. Я удивилась, когда Нокс остановился и укрыл их тела их же платками — короткий, жест, но от него внутри что-то дрогнуло. В этом было много человечности.

Уверена, в глубине души Нокс — хороший человек, уговаривала я себя. И меня спас.

Мы ехали в полном молчании, с выключенными фарами.

— Откуда ты знаешь, куда ехать? — спросила я. Нокс молча кивнул на свои часы — чёрные, потёртые, с тусклым экраном. Раньше я думала, что они обычные, но теперь поняла: GPS-навигатор.

Мы ехали почти три часа— чихающий, изрешеченный джип еле тащился со скоростью 20 км/ч, хотя грунт постепенно становился всё более твердым. Машине это не помогало. Но хотя бы не пешком.

Я украдкой посматривала на мужчину. Луна освещала его профиль с моей стороны — резкие скулы, тёмные волосы, плотно сжатые губы. Левой рукой он оперся о дверцу джипа, расслабленно подперев голову, второй — едва держал руль.

Я всё пыталась осмыслить его слова: "Когда ты плюнула ему в рожу, у меня встал".

Они крутились, как заноза, будили тревогу. Что он имел в виду? Хочет меня? Просто давно не было женщины? Или в его маниакальной натуре — возбуждаться от всего, что пахнет адреналином? Я сжала бёдра, поёрзав на сиденье, но тут же себя одёрнула:

ведь в этот момент мозг услужливо подкинул самое явное объяснение его слов — это же просто неудачная скабрезность! Он так надо мной подшутил, когда я достала его вопросом о мотивах. Не было никаких мотивов. Увидел неповинного человека и спас. Потому что мог. Он просто хороший человек.

А то, что сморозил пошлость — он наёмник, всю жизнь на войне или около того. Фух. Теперь понятно, Ками? Так что не нужно искать какого-то особого смысла во всяких мелких похабных шуточках. Он просто привык к такому общению, а я тут же оторопела, как первокурсница.

Теперь всё встало на свои места, и я облегченно улыбнулась. Нужно просто игнорировать эти слова, и всё рассосется само собой. Ну надо же. Напридумывала себе. Я снова заулыбалась, прогоняя прочь то, что когда он прикасался ко мне там, под тряпкой, я, в действительности, испытала желание.

Страх, адреналин, стресс, его близость, идущий от него покой и хищная темная сила — всё это ударило в мою молодую голову жутким коктейлем.

Нет, Ками. В нем, конечно, есть светлая сторона. Но, убивая людей, и занимаясь этим всю жизнь, он явно не испытывал никаких угрызений совести — я видела его глаза в этот момент. И с его стороны это — психиатрия.

Он же ненормальный. Я вспомнила, как он прижимал меня к песку, его мягко сжимающиеся пальцы на моей шее, его… отчетливое, вовсе не шуточное возбуждение, когда вертолёты гудели над нами. Кто так делает?

Так всё. Надо просто остыть и вообще забыть, что там было. Мы скоро доедем до цивилизации и разбежимся. Я и не заметила, что всё это время смотрела на него.

— Насмотрелась? — вдруг спросил Нокс, не отрывая глаз от дороги.

Я вздрогнула. Чёрт возьми. Думала, он не замечает. Темно же, а я украдкой.

— Ты говоришь по-русски с акцентом. Но как на родном. Откуда ты?

— Про смешанные семьи слышала?

— Угу.

— Это про меня.

Всё оказалось проще некуда.

— Просто… — начала я, но тут же заставила себя замолчать, когда увидела, что он снова воздел глаза к небу.

— Говори уже, — разрешил мужчина.

— Просто по-русски ты говоришь с каким-то другим акцентом. Не с американским. Но я не понимаю, с как…

— Пуэрто-риканским. Папа — пуэрториканец, мама — русская. Дома говорили по-испански. Вырос в Майами. Вы закончили допрос, агент ФСБ?

Я обиженно замолчала. Не понимала, он говорил это все с раздражением или с весельем? Такое ощущение, что будто хотел рассказать о себе, но при этом тут же злился.

— А-а-а! — вдруг воскликнула я. Вот оно что!

— Что "а"? — раздражённо спросил он, когда понял, что я замолчала.

— Ты меня спас, когда услышал русский акцент! — выпалила я, и тут же легко ударилась о приборную панель — Нокс резко затормозил.

Вот кто меня за язык тянул? Я даже не успела осмыслить, что говорю это вслух. Так погрузилась в свой мыслительный водоворот, что потеряла границу между мыслями и словами.

Я потирала ушибленный лоб и испуганно смотрела на него, ожидая, что он сейчас велит мне выйти, а сам уедет. Но, к моему удивлению, он сам вылез из машины, хлопнув дверью так, что машина подскочила. И я вместе с ней.

— Ты куда? — спросила я, пока он обходил джип. Затем открыл мою дверь, аккуратно вытащил меня, под мой удивлённый вскрик.

Мои ноги коснулись песка, а он тут же толкнул меня назад, прижав к горячему боку джипа. Глаза уткнулись в его широкую грудь, но он тут же приподнял мой подбородок одной рукой, второй тесно прижимая меня к себе.

От неожиданности и резкости его движения, я задохнулась — это точно были не простые, хулиганские ничего не значащие пошлости. На это было невозможно не обращать внимания.

Освещенные скользящим лунным светом, его глаза впились в мои — тёмные, с маниакальным блеском, от которого сердце заколотилось. Он наклонился, и я замерла, ожидая поцелуя — щёки вспыхнули, дыхание сбилось. Но он не поцеловал.

Вместо этого его большой палец медленно прошёлся по моей нижней губе, чуть оттягивая её вниз, будто изучая. Потом рука скользнула ниже, к ключице, и замерла там, тёплая, тяжёлая, словно он прикидывал, что со мной делать. Его дыхание обожгло мой лоб, голос стал низким, с хрипотцой:

— Я же ясно озвучил тебе причину. Пропустила мимо ушей? — он улыбнулся одними губами, но глаза оставались холодными. — Это ошибка.

Мне было совершенно не смешно.

Его палец всё ещё водил по моей ключице. У него это фетиш? Я снова часто задышала, и он опустил взгляд на мою грудь. Его рука на талии сжалась сильнее, прижимая меня к джипу так, что я чувствовала каждый изгиб его тела — твёрдую грудь, напряжённые бёдра.

Глава 9

— Я не хочу разделяться, — невзначай бросил Нокс, садясь ко мне спиной.

— Я тоже, — шепнула я тихо. Его огромная фигура, внезапно заполнившая весь небольшой шатер, стала ужасно смущать, а сон вдруг сняло как рукой.

Нокс сидел у входа в шатёр. Неспешно проверил своё оборудование, оружие, ножи. Ножей было много. Самого разного калибра. Один из них, кажется, тот, что он приставил к моей щеке. До этого я даже не замечала, что они были рассованы в каждой складке его одежды.

Затем он достал спутниковый телефон. Получается, несмотря на его наличие, вызывать для себя эвакуацию он не мог? Ну, да. Он же убил тех, кто обещал его отсюда вывести. Я затаила дыхание, ловя обрывки слов наёмника.

«Они уже были мертвы,» — его голос был ровным, почти скучающим. — «Думаю, это были китайцы. Похоже.» «Телефон был поврежден, смог только сейчас». Пауза, он слушал, потом хмыкнул: «Доказательства ищите сами. Моё задание — список. Вы его получите, — пауза, — не нужно никого высылать. Я доставлю в центральный офис. Так точно будет надежнее, с уютом того, кого вы посылаете».

Казалось, он говорил обычно, ровно, готов был сотрудничать. Но зная, что он действительно сделал с теми людьми, в его обещании мне слышались только угрозы.

Он пытался свалить всю вину на каких-то китайцев? Решил стравить их с Areva?

Внезапно я снова почувствовала азарт — такой легкий зуд в ладонях, который появлялся каждый раз, когда я нащупывала интересный для себя материал. Иногда, когда я садилась за статью, которая мне особенно нравилась, у меня даже начиналось слюноотделение, как у собаки. Я обожала свою работу. Но пришлось опять себя одернуть. На кону моя жизнь. Никаких «расследований», Ками!

Нокс закончил, но не спешил ложиться рядом. А я ждала и боялась этого момента. Шатёр был совсем крошечный. Спать придётся слишком близко друг к другу.

Нокс уже закончил, но всё ещё сидел, отвернувшись, и его спина была напряжена.

— Ты не будешь спать? — вырвалось у меня. Он ведь не может совсем не спать? Прошло уже две ночи, но я ни разу не видела, чтобы он спал или был хоть немного сонным. Однажды он отключится от усталости посреди дороги.

— Не можешь без меня заснуть? — насмешливо спросил мужчина, не поворачиваясь.

— Нет. Просто не могу заснуть.

— Что так? — равнодушно спросил он. Мне нравилось, что он не смотрел на меня. Так разговаривать было легче. Я боялась, когда он рассматривал меня своими холодными равнодушными глазами. А сейчас мне казалось, что я разговариваю с почти нормальным человеком.

— Просто, когда закрываю глаза… — начала я и замолчала.

— Что? — он лишь немного обернулся. Я не отвечала, не хотела ныть или жаловаться, но он догадался сам. — Опять тот кошмар? Что тебе снилось?

— То… когда меня ставили на колени, — тихо прошептала я, почему-то смущаясь. Как будто мне было стыдно за своё подсознание, что именно за этот грязный момент оно зацепилось, и теперь исправно воспроизводило его для меня снова и снова.

Нокс обернулся ещё больше, а я испугалась: вдруг решит, что меня нужно успокоить? И сделает это в той же манере, что сегодня ночью возле джипа. Чтобы прекратить его начавшееся ко мне движение, я резко выпалила:

— Можно посмотреть твои татуировки?

Он оторопел и нахмурился, долго что-то для себя решая, а затем вернулся назад, снова повернувшись спиной. Он еще несколько раз вдохнул и выдохнул. Молчание тянулось, и я уже пожалела, что спросила, когда он резко закинул руки за спину и стянул футболку. Я почти ахнула, когда они оказались так близко перед моим лицом.

Сплетение тёмных линий, черепа с прострелами, пистолеты, флаг с кровавыми полосами, надпись "Sangre y Honor" вдоль позвоночника, резкая и огромная. У меня не было ощущения единой картины или замысла этого огромного рисунка.

На четвереньках я подползла ближе, чувствуя как руки и колени дрожат на мягких одеялах. Его кожа была горячей даже на расстоянии, и я тихо сглотнула, боясь нарушить тишину.

По какой-то причине, я решила не спрашивать разрешения, и просто коснулась его спины. Пальцы прошлись по черепу, оказалось, что он скрывает собой шрам — неровный и жёсткий под татуировкой.

Нокс напрягся, дыхание стало глубже, но он молчал. Я провела рукой ниже, к надписи, чувствуя, как его мышцы застыли под моими пальцами. Его расслабленность и легкая вальяжность вдруг исчезали.

— Что это значит? — еле слышно шепнула я.

Я прекрасно понимала, что всё это — вовсе не наследие подросткового бунта. Каждая татуировка стояла на его спине жестоким, осмысленным клеймом. А его напряжение — он не хвастался и не стремился показать мне свои тату. Он ждал моей реакции так, словно стыдился того, что изображено у него на спине.

Он немного повернул голову:

— Уверена, что хочешь знать?

Я кивнула, стараясь проглотить странный ком в горле. Его голос был низким, почти усталым. Как будто он снова, как тогда в машине, одновременно и хотел и не хотел рассказывать о себе.

— Наследие, — бросил он. — Картель отца. Майами. С одиннадцати до девятнадцати я убивал для него. Потом меня подстрелили. Серьезно. Мать испугалась. Увезла в Москву. Отец так любил её, что ради неё отпустил меня. Хотя обычно с главами картелей это не проходит. Оказалось, человек с моими навыками может найти себе применение в любой части света.

Я замерла. А кого ещё я могла встретить в пустыне? Князя Болконского? Пальцы скользнули по надписи — "Кровь и Честь".

— И? — рявкнул он, не поворачиваясь.

— Что "и"? — растерялась я.

— Шокирована, девочка с журфака? — почему-то с вызовом спросил он.

— Нет, — выдохнула я, осмелев.

Должна была бы. Не татуировками, а кровью на его руках. Теперь понятно, почему он вырос таким странным. С одиннадцати лет? Серьезно? Какое чудовище заставит своего собственного ребенка заниматься такими вещами в одиннадцать лет? Конечно, у ребенка поехала психика. На глаза почему-то навернулись слезы.