Ось мира: первый манифест Фантазиума

1. ПЕРВЫЙ, СТАВШИЙ ПОСЛЕДНИМ

Среди всех северных кронств1 Ярхейм – меньшее, но возвышающийся над бурыми почвами каменный форт Яргард – крепость столь же грозная и неприступная, как Абфинстермаусс, Варвиккен или Клоггенбор. Яргард – столица и оплот Ярхейма; её лицо, ум, честь и совесть. Здесь нет недостатка в рыбе, и как морской порт Яргард ничем не хуже соседних эйнарских портов, чьи маяки освещают Злое море круглосуточно и вдаль на пол-лиги. И пусть здесь не так много золота, как в Златограде, или минерала «вечнолёд», как в Нордгарде – люди здесь не менее счастливы, чем там.

Возможно, в Яргарде не найдётся столь искусных магов, как на полуострове Тронн, чьи алхимические изыскания позволили найти философский камень, красную ртуть и наноксил – но этого что лордам, что простому люду и не нужно: они привыкли довольствоваться малым, извлекая из него многое. Обсидиан из Таликети? Драконит из Феевой земли? Пожалуй, их тут не найти; зато элизиум и магнезиум, мор и поганец, щёлчерод и прочее здесь в достатке (и даже в избытке).

Прапотомку кронинга Дугласа «Каштана» Тэнкера, наследному принцу Брану2Тэнкеру3 посчастливилось родиться в этом славном крае, и первую половину своего детства он всегда будет вспоминать с теплотой. Его окружали весьма достойные люди – леди и лорды, няни и гувернёры – которые стремились привить в нём качества и добродетели, взрастить в нём что-то доброе и хорошее, развить различные умения и способности.

Любознательный мальчик рано научился говорить и ходить; рос спокойным и послушным. Бран влюбился в шахматы, предпочитая их всем прочим, более подвижным играм (что лишь подчёркивало, из какого он благородного дома, ведь все Тэнкеры отличались умом и сообразительностью).

За шалости, за провинности воспитатели его наказывали – не жестоко и сурово, но строго и справедливо, и Бран им за это признателен и благодарен.

Однако отец Брана по достижению сыном двенадцати лет потерял всякое терпение и был до крайности разочарован – отрок-книголюб оказался совершенно прохладен к охоте, к проводимым в Яргарде рыцарским турнирам и к военному ремеслу. Бран оказался не склонным к оружию и всему, что с этим было связано – будь то ношение, упражнения и прочее.

– Вы что наделали? – задал он вопрос воспитателям Брана на Малом совете. – Вы вырастили... Девочку?

– Мы хотели как лучше, – нашёлся сидящий за столом лорд Гвир4Сандур5, немного подаваясь вперёд, – Ребёнок разумен и находчив; нам удалось посеять в нём зерно истины...

– Посеяв при этом зерно раздора в моей семье, – закончил за него кронинг, насупив брови и еле сдерживаясь от гнева, – Цветочки, грибочки... Ну что это такое?! Всё должно быть в меру!

Малый совет молчал.

В это время Бран находился в преисполненном желтобрюшек6 и вуалехвостов большом кронском саду (и в центре его – чистый и прозрачный водоём, в котором водились завезённые из Дальних краёв имперские фригидры7). Принц искал встреч с Мией8Дроммер9, Шинни Армастус10 и Тоттой11Раккаус12 – но ни Мия, ни Шинни, ни Тотта не пришли сегодня с ним играть и читать по ролям в беседке одну добрую сказку... Интересно, почему? Может, кто-то запретил им входить в оранжерею?

– Он хоть постоять за себя сможет? – Продолжал кронинг. – Я не вечен, а в нашей истории войны случаются не только в прошлом и настоящем, но и в будущем! Кому я корону передам? Слабой, трусливой, робкой и застенчивой дочери по имени Бран? Стыд и позор, ведь он даже не умеет (и не хочет уметь) драться! Как я ни пытался...

– Похоже, что вы, о мой кронинг, совсем не любите своего сына и не желаете принять его таким, какой он есть, – заметила леди Тругва13Фиорсанн14, – История помнит многое (в том числе правителей, не умеющих держать в руках меч, но при этом не ставших никудышными как правители). Я верю в этого мальчугана и ручаюсь за него.

Непреклонным оказался кронинг; недовольство его лишь росло. И вычеркнув из своего сердца Брана, он искал близости с супругою своей вновь после многих лет равнодушия и безмолвия. Та же ко времени становления сына из мальчика в подростка была уже тяжелобольна неизвестной хворью, которая не дозволила ей понести от мужа. И дала кронинхен добро на суррогатное материнство, и вошёл кронинг к единокровной сестре жены своей. И зачала, и выносила, и родила – всё, как подобает здоровой женщине. Но великой скверной подобное считалось и в самом кронстве, и в соседних с ним кронствах.

– Мы же не варвары какие, не дикари, – шептались адепты одного из наиболее распространённых культов в кронстве, – Не должно так быть. Коли госпожа не смогла родить сама – значит, не дано, и смирению тут самое место!

По рождению нового чада кронинг устроил великий пир – и знатный был праздник, и наводнился Яргард купцами – и зеваками, спешащими к ним на ярмарку.

И ворвался принц к отцу со слезами на глазах:

– Чем таким я провинился? Я словно бастард тебе, а не родня!

– Не сын ты мне больше, но глубочайшая, величайшая ошибка; второй такой не будет, – сетуя, ответствовал кронинг, когда Бран предстал пред ним, – Иди прочь и впредь не попадайся мне на глаза. Я сам выращу новую надежду – если не по своему образу и подобию, то уж точно не таким жалким, как ты! У горлануса15 больше отваги и доблести, чем у тебя!

2. УБИЙСТВО И ПОБЕГ

– Какая же ты тварь! – Рявкнул доселе покорный Бран, когда между братьями вспыхнула очередная ссора – нетрудно догадаться, кто именно был инициатором.

Холёный принц уже примерял на себе корону и трон; надменный, властный любимец всячески угождающей ему толпы.

– Преклони колено, дщерь! Пади ниц, ничтожество! – Повторял наследник. – Править буду Я, а ты сгинешь, и все забудут, что ты был моим братом...

– Я сам давно уже забыл, – резко выпрямился Бран, уставший терпеть многолетнее унижение от какого-то сопляка, который родня ему только по отцу. – Не сидеть тебе на троне, противный ублюдок! Бесова колючка, орущая и ср... гадящая вонючка... Язва и ехидна!

– Что ты сказал?! – Возвысил свой голос младший из принцев, глядя сверху вниз. – Да как ты смеешь??? Мне можно всё; не возбраняется ничего. Ты будешь, будешь, будешь делать всё то, что велю, соизволю, прикажу, пожелаю Я.

– Не буду, не буду, не буду, – повторял за ним Бран, в чьих глазах уже появился недобрый огонёк, – Думаешь, тебе сойдёт с рук и в этот раз? Как бы ни так! Наиглупейшее, наитупейшее создание...

– На по... – Закричал было мальчик, но договорить не успел: быстро подбежав к центру тронного зала, Бран стащил проклятого проказника с трона и проткнул ему кадык пером так, чтобы тот подольше мучился – негодник хрипел, что твой поросёнок, марая всё вокруг себя брызжущей кровью. В состоянии аффекта Бран продолжал своё дело, пиная ногами уже бездыханное тело...

Братоубийце, детоубийце было невдомёк, как стража не услышала перебранку, и как ему самому вообще удалось улизнуть – наверное, само провидение помогло совершить возмездие и правосудие.

«За всё в этой жизни нужно платить, – оправдывался Бран перед самим собой, – У меня уже не хватило сил... Не из мести, но по справедливости за все мои муки и страдания!».

И корил себя за это падение: он сломлен, он не хотел так, и прахом пошли все труды его воспитателей. Они бы никогда не одобрили этот его проступок. Он должен был просто убежать, а не убить и убежать... Ах да, он ведь всего лишь человек, и низменное всплыло наружу. Да, он из знатного рода, из дворян, но куда ему до величия и благородства эльфов? Принцеубивец, опозоривший, очернивший, запятнавший всех Тэнкеров – их род, их честь и репутацию. Хотя жертва и отец этой жертвы – не большие ли грешники?

Такие мысли наводнили разум молодого Брана, пока он убегал из своего родового гнезда.

«Стараниями людей высохло целое море, стараниями людей погиб коралловый риф, – звенели в ушах Брана слова эльфа-пророка, – Распущенные нравы... А дети, которых теперь сызмальства не приучают к труду, не обучают никаким знаниям, дисциплинам и ремёслам? Откуда взять новых арифметов, бочаров, жнецов, звездочётов, зодчих, стихоплётов на смену прежним?».

И случилось так, что недолго прятался Бран – был схвачен он кронскою стражей и немедля водворён в одинокую чёрную башню с винтовою лестницей (коих хватает в каждом замке любого из кронств).

Но Лотоворф из чёрных дварфов капал яд, отравляя душу и разум кронинга:

– А позволь до суда томиться ему в тёмном, мрачном подземелье, где сырость и ветхость разъедают, истязают1; где заунывное вытьё тетралаков2 и скрежет их клыков да когтей.

– Мой сын... Мой сын... – Обхватив голову руками, стенал кронинг, горюя о младшем сыне, законном наследнике престола.

Казалось, владыка Яргарда и всего Ярхейма не замечал Лотоворфа, которого некогда сделал своей десницей. Прошло несколько утомительных мгновений, прежде чем Тэнкер, съев несколько ягод корневики3, заговорил.

– Пожалуй, ты прав (впрочем, как и всегда); лиходей лишил меня всего, лишил будущего.

Но прежде, чем до Брана дотянулась карающая длань, ему пришёл на помощь сэр Вонар Гэйсли.

– Скорее, – позвал эльф, – Сейчас они придут; они уже близко. Я смог достать лишь два пони – вот, они внизу, со мной, у основания башни. Поспеши улизнуть – ибо, если тебя заключат в темницу, я уже ничем помочь не смогу.

Бран, гадая, откуда эльф в курсе, что его переводят из чёрной башни в подземелье, послушно выбрался по прочной эльфийской верёвке из окна вниз.

Что есть ездовой кронский пони в сравнении с закалённым боевым конём? Велика разница – или неторопливо объехать окрестности замка, или скакать по пересечённой местности в режиме галопа.

Беглецов-изменников настигли почти сразу.

– Вот они, – крикнул тот, кто покрасил свой шлем в чёрный цвет много лет назад, и чей конь был мустанг-иноходец.

– Беги, – оттолкнул парня от себя Вонар Гэйсли, – Я их задержу.

– Прощай, – вскакивая на пони, ответил Бран – да, он был далеко не глуп и понимал, что видится со своим другом в последний раз.

Сэр Вонар Гэйсли выхватил лук и начал натягивать тетиву вновь и вновь, пуская стрелу за стрелой. Вот, врагов уже не двадцать, но они сближаются, и эльф, вспоминая все свои боевые навыки и умения, отшвырнул лук и стрелы в сторону – но лишь затем, чтобы достать свой меч.

Эльф бился насмерть, и люди, постепенно одолевая его количеством, начали понимать, что они ему не равны, что в иной ситуации и поодиночке он раскидал бы их всех до единого, что его более божественная природа на порядок выше – и что если, изловчившись, не убить его сейчас, он продолжит жить вечно.

3. В КОРОЛЕВСКОМ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Едва ступив ногой на берег таёжного кронства Тронн, Бран попал в столицу несколько иным путём, чем планировал изначально: откуда ни возьмись явилась стража и потащила против воли в самую Мышиную скалу (а ведь в этот ранний час было совсем-совсем безлюдно). Таким образом, избежав подземелий Яргарда, он по иронии судьбы попал в подземелья Абфинстермаусса (кои отличались от яргардских разве что рисунком вымпела – белая мышь на поле фиоловом1 в противовес бурой башне на поле чёрном).

Ещё с детства беглец и преступник замечал, что люди пользуются его энергетикой в своё благо – окружающие словно заряжались от него и быстрее шли в рост, тогда как сам он, сын кронинга Ярхейма быстро уставал от них (в то время как возле Брана и смех был звонче, и шум был громче, и детей было больше, и на ярмарке у купцов выручка шла успешней, если там в это время находился Бран – и с ним плохо, и без него невозможно). Подле него всегда было движение, всегда имели место какие-то новшества. Он был как катализатор событий. И когда принц тайком расспрашивал обо всём этом у гадалки, та туманно и расплывчато отвечала ему, что так предначертано – авось кто-то спасётся через него. Что бы это значило?

Бран прислушался: в подземелье было тихо, как в фамильном склепе (разве что капель иногда нарушала эту тишину).

Тишину, покой, уют и комфорт Бран почитал, но с последними двумя в подземелье (особенно если оно – тюремное) просто беда.

Вскоре помимо капели он различил на слух чей-то протяжный стон (или вздох). Прислушавшись повнимательней, заключённый не услышал ничего.

Размеров своего зиндана – 3х4 – Бран не боялся; темноты (да ещё на глубине шести футов) он также не пугался, не страшился – однако пяточные зудни2 водятся не только в джунглях Тропикании: Бран исчесался до крови.

Просидев так двое суток без воды и пищи, отчаявшийся, удручённый, Бран неожиданно ощутил над своей головой какое-то лёгкое жжение.

«Уже и до головы добрались, сволочи», – безрадостно отметил он про себя.

Запрокинув голову вверх, он увидел струящийся свет. Кто-то открыл люк? Но кто? Ведь понятно же, что его бросили здесь умирать. Или решили, что дело сделано?

В этом странном потоке света, будто по лифту на землю спустилась она – дама в светлых одеждах, чью голову поцеловало солнце.

Рыжеволосая незнакомка начала говорить. И голос феи был столь тих, спокоен и вкрадчив, что её и без того утомлённого собеседника непременно начало клонить к полудрёме и даже сну – но становилось хорошо, всё лучше и лучше.

– Тебе не кажется, что ты здесь несколько задержался? – Улыбаясь, спросила Олейна Пелидрин3 (а именно так её и звали).

– Кажется, – кивнул Бран, любуясь феевой красой, – Но как мне отсюда выбраться? Ворота...

– Я сокрушу их, – перебив, закончила за него фея, – А эльфийская верёвка завалялась в кармане со времён побега из чёрной башни. Но прежде чем ты отсюда выберешься – пройдись по коридорам и туннелям этого подземелья: вдруг найдёшь в камерах вроде твоей что-то (или кого-то). Попробуй переманить их на свою сторону. Сейчас они не смогут выйти с тобой, но потом составят неплохую службу.

С этими словами луч света внезапно погас – а вместе с ним исчезла и Олейна Пелидрин, успев коснуться руки Брана – глядь, а в руке у него факел!

Ходил-бродил по подземелью норд из Яргарда, ходил-бродил не час и не два. Много лиц, и рож, и морд он видел самых разных, но все они – точно немые. И в глазах у некоторых из них читался упрёк.

Лабиринт кончался местом, в котором было несколько светлее, а воздух был не столь спёрт и затхл. Здесь были заняты кем-то лишь пять камер, разных по размеру и форме.

Тэнкер решил подойти поближе к каждой из тюрем, чтобы повнимательней рассмотреть преступников – которые, как и предыдущие, были немы, как рыба.

Через полчаса тщательно наблюдения губы запертых в клетках существ так и не разжались, но Бран услышал и понял мысли каждого из них.

– Я – Лабак Мблабак4, и я – потомок йнигг5 и бигфутов6, – чрез подсознание представился большой и темнокожий заключённый (Брану удалось рассмотреть лишь его огромные ступни; дальше вверх можно было свернуть шею). Он явно грустил и был подавлен. – Мне скучно здесь, а история моя такова, что вы, люди, почти истребили всех нас (возможно, я последний в своём роде). Иди дальше, человек; быть может, я присоединюсь позже (если на то будет воля феи).

– А я – дракониха Мейлонг; я родом из Драконьих земель (в которые входят Квандонг, Квебанг и славный Корохонг). Меня привезли сюда лет сто назад и прячут ото всех (лишь изредка выпуская на потеху публике в финале одного из главных праздников в году, когда все уже в изрядном подпитии, а я – в пёстром наряде; оттого все думают, что драконы если и были, то давно вымерли, а я – лишь кукла и муляж, как в театре для детей). Не знаю, чем однажды могу я быть полезной (честно говоря, мне не хочется помогать представителю той расы, которая меня поработила).

– Я – просто Кердик; такой же норд, как и ты. – Безмолвно донёс свои речи один старик в обветшалой робе, когда Бран остановился у его клетки. – Я искал и нашёл Фантазию, а меня признали умалишённым, назвав искомое иллюзией (но даже если допустить подобное, то иллюзия эта – самая прекрасная иллюзия в мире; не чета условной реальности со всеми её пороками). С тех пор у меня к гномам и эльфам больше доверия, нежели к людям. Я очень стар и слаб; вряд ли я сгожусь... Но ты просунь сюда свою руку и возьми с шеи моей ключ – вот только прежде, чем отпереть им необходимую дверь, сделай что-то великое самостоятельно, вручную (то, например, что сделал я).