От fortissimo до pianissimo

Пролог

«Тишина перед бурей — это самое страшное.»

–«Я помню её. Ту самую тишину. За секунду до того, как всё пошло наперекосяк.»

Дэниел закрыл глаза, и перед ним снова возник тот зал. Карнеги–холл. Блеск хрустальных люстр, приглушённый шёпот зрителей, липкий холод пота на спине под идеально сидящим смокингом.

–«Я был готов. Я был больше чем готов. Это должен был быть мой триумф.»

Его пальцы — те самые, что журналисты когда–то сравнивали с «крыльями бабочки, касающимися клавиш» — начали предательски дрожать в кульминационном пассаже.

–«Нет. Только не сейчас. Только не...»

Фальшивая нота прозвучала как выстрел.

Тишина...

Потом — шёпот.

–«Они смеются. Надо мной смеются.»

Он попытался продолжить, но правая рука вдруг перестала слушаться. Пальцы одеревенели, будто чужие.

–«Боже, нет. Пожалуйста, нет...»

Последний аккорд должен был стать триумфальным. Вместо этого он стал началом конца…

За кулисами удар партитурой по лицу обжёг кожу.

–Ты опозорил меня. Ты — ничто.

Голос Леонарда, его учителя, звучал как скрежет металла.

–«Он прав. Я ничего не стою. Я подвёл его. Я подвёл всех.»

Второй удар.

–«Я должен был остаться дома. После того, как почувствовал боль в руке на репетиции. Но я решил, что смогу...»

Третий удар.

–«Я больше не чувствую боли. Только пустоту.»

Он стоял, сжав кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

–«Я ненавижу его. Я ненавижу себя. Но больше всего я ненавижу эту проклятую музыку, которая сделала меня тем, кто я есть.»

Ночь после провала. Дождь стучал по подоконнику его пустой квартиры.

–«Пять лет. Пять лет адских тренировок. Всё ради этих десяти минут. И что теперь?»

Он подошёл к зеркалу.

–«Кто этот человек, смотрящий на меня? Где тот мальчик, который верил, что станет великим?»

Его отражение казалось чужим — бледное лицо, запавшие глаза, стиснутые челюсти.

–Я больше не играю.

Удар кулаком в зеркало принёс странное облегчение.

–«Так лучше. Теперь я вижу себя настоящего.»

Стекло треснуло, осколки упали на пол. Кровь сочилась из порезанных костяшек.

–Боль. Настоящая боль. Наконец–то что–то реальное.

Он подошёл к роялю — тому самому, на котором играл с шести лет.

–Прощай.

Капли крови упали на белые клавиши.

–Я больше не пианист. Я — никто.

Пять лет спустя.

Дэниел стоял у окна своего кабинета в консерватории, разглядывая шрамы на костяшках пальцев.

–«Я нашёл способ остаться в музыке. Теперь я ломаю других, как когда–то сломали меня.»

Дверь распахнулась.

–«Она…»

Дерзкая. Талантливая. Неукротимая.

–«Она смотрит на меня с тем же вызовом, что был у меня тогда. До... всего этого.»

Он почувствовал, как сжалось сердце.

–«Я уничтожу её. Или она уничтожит меня»

–«Но сначала... сначала я заставлю её играть так, как никто никогда не играл.»

Глава 1: «Бунтарка»

Консерватория встретила Эмили Картер холодным взглядом своих мраморных стен. Она шла по коридору, чувствуя на себе оценивающие взгляды студентов – эти взгляды всегда говорили одно: «Ты здесь чужая». Её рыжие волосы, выбивающиеся из небрежного пучка, короткое чёрное платье, нарушающее дресс–код, и дерзкая походка выделяли её среди других учеников, одетых в строгие классические костюмы.

«Как же я ненавижу эти прослушивания», – думала Эмили, сжимая ноты в дрожащих пальцах. Но это была не дрожь страха – это была дрожь ярости. Ярости против системы, против правил, против этих застывших лиц профессоров, которые десятилетиями оценивали музыку по каким–то своим, давно устаревшим критериям.

Она остановилась перед зеркалом в артистической. – «Посмотри на себя, – сказала она своему отражению. – «Сегодня ты покажешь им, что такое настоящая музыка". В последний раз поправив платье, которое мать назвала бы «неприличным», Эмили глубоко вдохнула и вышла на сцену.

Зал Карнеги–холла встретил её гробовой тишиной. Сотни глаз уставились на неё, оценивая, критикуя ещё до того, как она коснётся клавиш. Обычно в такие моменты Эмили чувствовала страх. Но не сегодня. Сегодня она чувствовала только одно – вызов.

Она села за рояль, закрыла глаза на мгновение, позволяя пальцам едва коснуться клавиш. «Они ждут Бетховена. Или Баха. Что–то «правильное», – усмехнулась она про себя. – Но сегодня они услышат нечто другое».

Первые ноты её импровизации на тему Шопена прозвучали, как выстрел. Это был джаз – страстный, необузданный, свободный. Она играла так, как чувствовала – нарушая все правила, все каноны, все эти «должно» и «положено». Её пальцы летали по клавишам, создавая музыку, которая была такой же дикой и неукротимой, как и она сама.

Эмили видела, как один из профессоров уронил очки. Другой покраснел от возмущения. Третий что–то яростно записывал. «Да, шокируйтесь, – ликовала она про себя. – Это и есть настоящая музыка!»

Но затем её взгляд упал на человека, сидящего в конце ряда. Он не выглядел шокированным. Он... слушал. По–настоящему слушал. Его тёмные глаза, холодные и проницательные, будто видели сквозь неё. Это был взгляд, который заставил её пальцы на мгновение дрогнуть.

Когда последний аккорд отзвучал, в зале повисла тишина. Затем раздались робкие аплодисменты нескольких студентов – тех немногих, кто осмелился. Но комиссия молчала.

И тогда тот человек встал.

–Это не музыка, – сказал он тихим, но чётким голосом, который слышали все. – Это клоунада.

Эмили почувствовала, как горячая волна гнева поднимается у неё в груди. Она вскочила с места.

–А ваша критика – не критика, а страх, – выпалила она. – Страх перед чем–то новым, настоящим!

Зал ахнул. Человек, не моргнув, подошёл ближе.

–Ваше имя? – спросил он.

–Эмили Картер. Запомните его.

–О, я запомню, – ответил он. – Потому что через три месяца его здесь больше не будет.

Когда он вышел, Эмили стояла, сжимая кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони.

–Кто он вообще такой? – кипела она.

–Дэниел Райт, – прошептал кто–то ей на ухо. – Самый талантливый и самый безжалостный педагог в этой консерватории. Бывший вундеркинд. Теперь – гроза всех студентов.

Эмили глубоко вдохнула, глядя в след уходящей фигуре.

–Он ошибается, – прошептала она. – Он думает, что может сломать меня? Пусть попробует.

Она не знала тогда, что эта встреча изменит её жизнь навсегда. Что этот холодный, надменный мужчина станет для неё и проклятием, и спасением. И что очень скоро она будет готова на всё – даже на предательство самой себя – лишь бы снова увидеть в его глазах тот странный огонь, который мелькнул там, когда она играла.

Глава 2 «Контракт с дьяволом»

Дождь стучал по окну деканата, словно пытался проникнуть внутрь, нарушить эту тягостную тишину. Эмили сидела на краю стула, ёрзая – её чёрное платье теперь казалось ей глупой выходкой, а ярко–красные ногти, которыми она так гордилась утром, выглядели дешёвым позерством. Напротив за столом сидел декан, старый профессор Шинский, с лицом, выражавшим нечто среднее между усталостью и раздражением.

–Мисс Картер, – начал он, перебирая бумаги, – ваше «выступление» сегодня было... как бы это помягче...

–Искренним?,–дерзко предложила Эмили, но её голос дрогнул. Впервые за долгое время она чувствовала себя не бунтаркой, а просто глупой девочкой.

–Разрушительным, – поправил её декан. – Вы оскорбили традиции этого заведения, мисс Картер. По всем правилам, вас следует отчислить.

Сердце Эмили упало. Она представила, как придёт домой и скажет матери, что провалилась. Снова. После всего, через что им пришлось пройти...

Но тут дверь кабинета распахнулась. В проёме стоял Он – Дэниел Райт, его тёмный силуэт чётко вырисовывался на фоне освещённого коридора. Без смокинга, в простой чёрной рубашке с закатанными по локти рукавами, он казался ещё более опасным. Эмили заметила шрамы на его пальцах – тонкие белые линии, рассказывающие историю, которую она пока не могла прочитать.

–Я возьму её, – сказал он просто.

Декан поднял брови:

–Дэниел, ты же сам сказал...

–Я передумал. Его голос был спокоен, но в нём слышалась сталь. – Она бездарна. Но в её игре есть... что–то.

Эмили почувствовала, как по её спине пробежали мурашки. «Что–то» – это было больше, чем она ожидала услышать.

Дэниел подошёл ближе, и Эмили впервые разглядела его лицо – резкие черты, тень небритости на щеках, глубокие морщины у глаз. Ему было не больше тридцати, но в его взгляде читалась усталость человека, прожившего две жизни.

–Ты будешь играть по моим правилам, – сказал он, глядя прямо на неё. – Никаких импровизаций. Никакого джаза. Только классика. Только так, как я скажу.

–А если я откажусь? – выпалила Эмили.

Он улыбнулся – холодно, без тёплоты.

–Тогда ты вернёшься в свой захолустный городок и будешь играть на свадьбах и похоронах. Выбор твой.

Эмили сжала кулаки. Она ненавидела его. Ненавидела его уверенность, его превосходство, эти глаза, которые, казалось, видели все её слабости. Но больше всего она ненавидела то, что он был прав.

–Хорошо, – прошептала она. – Я согласна.

Дэниел достал из папки лист бумаги и положил перед ней.

–Контракт. Три месяца. Шесть часов занятий ежедневно. Никаких пропусков. Никаких возражений.

Эмили пробежалась глазами по пунктам. Последний заставил её вздрогнуть:

–Студент соглашается на любые методы преподавания, которые педагог сочтёт необходимыми. Что это значит? – она ткнула пальцем в строчку.

Дэниел наклонился так близко, что она почувствовала запах его одеколона – древесный, с горьковатыми нотками.

–Это значит, что если я решу, что тебе нужно играть одну и ту же гамму двенадцать часов подряд, ты будешь играть. Если скажу, что ты должна спать у рояля, ты будешь спать у рояля. Он помолчал. –И если я решу, что ты больше не достойна прикасаться к инструменту, ты больше не прикоснёшься.

Эмили почувствовала, как по её телу разливается странное тепло – смесь страха и возбуждения. Она взяла ручку. В этот момент она поняла, что подписывает не просто контракт. Она подписывает договор с дьяволом.

Когда её подпись высохла, Дэниел взял бумагу и повернулся к выходу.

–Завтра в шесть утра. Зал номер семь. Не опаздывай.

После того как дверь закрылась, декан вздохнул:

–Он лучший педагог, который у нас есть, мисс Картер. И самый жёсткий. Ты выдержишь?

Эмили посмотрела на дверь, за которой исчез Дэниел.

–Я не только выдержу, – сказала она, хотя сама не была в этом уверена. – Я сломаю его.

Декан покачал головой:

–Многие пытались. Все проиграли."

Эмили вышла на улицу, где дождь уже прекратился. Она не знала, что ждёт её завтра. Не знала, сможет ли выдержать его методы. Но одно она знала точно – игра началась. И ставка в ней была её будущее.

Глава 3 «Первая нота войны»

5:30 утра. Консерватория ещё спала, когда Эмили, щурясь от резкого света фонарей, подходила к главному входу. В горле стоял комок, а пальцы нервно перебирали ремешок сумки.

–Всего лишь урок, – пыталась убедить себя Эмили, но её предательское сердце колотилось так, будто она шла на дуэль.

Зал №7 оказался маленьким и душным, с единственным окном, через которое пробивались первые лучи солнца. В центре стоял старый рояль – не тот блестящий концертный инструмент, на котором она играла во время прослушивания, а потрёпанный рабочий инструмент с потускневшими клавишами.

И Он. Дэниел Райт.

Он стоял спиной к двери, его длинные пальцы расставляли ноты на пюпитре. В серой водолазке и чёрных брюках он казался ещё более аскетичным и неприступным, чем вчера.

–Ты опоздала на четыре минуты" – сказал он, не оборачиваясь.

Эмили замерла.

–Но сейчас же ещё не...

–Я сказал шесть. Это значит в 5:55 для подготовки. Садись.

Она медленно подошла к роялю, ощущая, как её ноги стали ватными. Запах в комнате – древесины, лака и чего–то ещё, неуловимого, чисто мужского – ударил ей в голову.

–Гамма до–мажор. Четыре октавы. Медленно.

Эмили фыркнула.

–Гаммы? Серьёзно? Я думала...

Он резко развернулся, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, который она заметила во время прослушивания. Только теперь это был не интерес. Это была ярость.

–Ты думала? – его голос был опасен своей тишиной. – Вот в чём твоя проблема, мисс Картер. Ты слишком много думаешь. Музыка – это не мысли. Это дисциплина. Это послушание. Это... Он резко схватил её запястье, прижимая её пальцы к клавишам. –...точность.

Эмили почувствовала, как её кожа вспыхнула под его прикосновением. Его рука была тёплой и шершавой, пальцы – сильными, с едва заметными шрамами. Она попыталась вырваться, но его хватка стала только крепче.

–Играй.

Первые ноты дались ей с трудом – не потому что она не умела, а потому что его присутствие сбивало все мысли. Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание у себя в волосах.

–Медленнее. Ощути каждую ноту.

Она играла, а он ходил вокруг рояля, как хищник, его тень падала на клавиши, смешиваясь с её пальцами.

–Снова.

–Но я уже...

–СНОВА!

Гром его голоса заставил её вздрогнуть. Эмили почувствовала, как в глазах появляются предательские слёзы, но сжала зубы и начала заново.

Так прошли три часа. Три часа одной и той же гаммы. Когда её пальцы начали неметь, а спина покрылась испариной, он наконец сказал:

–Стоп.

Эмили опустила руки, чувствуя, как они дрожат от напряжения. Она ожидала насмешки, критики, но вместо этого Дэниел молча подошёл к окну, его профиль чётко вырисовывался на фоне утреннего света.

–Ты ненавидишь меня сейчас, – сказал он, и это не было вопросом.

–Да, – честно ответила Эмили.

Он кивнул, как будто этого и ожидал.

–Хорошо. Ненависть – это начало. Но её недостаточно. Повернувшись, он бросил на пюпитр новую пачку нот. – Завтра в пять утра. Изучи это.

Когда дверь за ним закрылась, Эмили наконец расслабила плечи. Она посмотрела на ноты. Соната Скрябина. Сложная, страстная, почти невозможная для её текущего уровня.

И тогда она поняла – это был не просто урок. Это был вызов. И Дэниел Райт только что бросил ей перчатку.

Сжав ноты в руках, Эмили улыбнулась. Война была объявлена. И она намерена была выиграть.

Глава 4 «Трещина в маске»

4:23 утра. Эмили сидела на краю кровати в своём крошечном общежитии, пальцы нервно перебирая страницы сонаты Скрябина. Чёрные ноты расплывались перед глазами от усталости, но сон не шёл. После вчерашнего десятичасового занятия её руки продолжали непроизвольно дёргаться, повторяя движения гамм.

Она взглянула на будильник. До следующего урока с Дэниелом оставалось меньше двух часов.

–Чёрт возьми, — прошептала она, вставая. Холодный линолеум обжёг босые ноги, когда она пробиралась к двери.

Консерватория в предрассветные часы была другим миром — пустые коридоры, призрачные тени от аварийных ламп, тишина, нарушаемая только скрипом старых половиц. Эмили шла к залу №7, не включая свет — она уже знала этот путь наизусть.

Но дверь в зал оказалась приоткрыта, а из щели лился тусклый свет.

Эмили замерла, услышав музыку. Это была «Лунная соната», но не та меланхолическая первая часть, а виртуозный финал — стремительный, яростный, технически невозможный для...

Её дыхание перехватило, когда она заглянула внутрь. Дэниел сидел за роялем, его обычно безупречно собранные волосы рассыпались по лбу, рубашка промокла от пота. Он играл с какой– то одержимостью, словно демон боролся с инструментом, а не человек играл музыку.

И вдруг — резкая фальшивая нота. Его правая рука дёрнулась, пальцы неестественно скрючились. Дэниел вскрикнул от боли и ударил кулаком по клавишам, вызвав какофонию звуков.

Эмили невольно ахнула.

Он резко обернулся, и в его глазах она увидела что– то невыносимо голое — боль, ярость, стыд. За доли секунды это сменилось привычной холодной маской.

–Вы нарушаете правила, мисс Картер. Занятия начинаются в шесть.

Её сердце бешено колотилось.

–Я... я не могла спать. Хотела подготовиться к уроку.

Дэниел медленно встал, поправляя манжеты.

–Вы видели то, что не должны были видеть.

–Вашу руку... Она...

–Травма старого неудачника. Ничего интересного. Его голос был ровным, но пальцы сжимали крышку рояля так, что костяшки побелели.

Эмили сделала шаг вперёд.

–Вы всё ещё можете играть. Я слышала...

–Вы ничего не слышали! — его вспышка ярости была настолько внезапной, что Эмили отпрянула. Дэниел глубоко вдохнул, проводя рукой по лицу. –Простите. Это не ваша вина.

Тишина повисла между ними, густая и неловкая. Эмили заметила, как дрожат его пальцы — те самые, что днём были такими уверенными и безжалостными на её уроках.

–Соната Скрябина... — неожиданно сказал он. — Вам трудно даётся третий пассаж?

Эмили кивнула, слишком ошеломлённая, чтобы говорить.

Дэниел подвинулся на табурете.

–Покажите.

Она села за рояль, внезапно осознавая, как выглядит — растрёпанные волосы, старый свитер, босые ноги. Но когда пальцы коснулись клавиш, всё остальное перестало иметь значение.

–Здесь, — его голос прозвучал прямо у её уха, заставив её вздрогнуть. — Вы играете ноты, но не слышите музыки."

Его рука появилась рядом с её, не касаясь, но направляя.

–Это не просто пассаж. Это крик души. Почувствуйте его."

Эмили заиграла снова. На этот раз медленнее, вслушиваясь в каждую ноту. И вдруг — она услышала это. Ту самую боль, которую Дэниел прятал за своей холодностью.

–Лучше, — прошептал он. Его дыхание было тёплым у неё на шее. — Но всё ещё ужасно.

Она засмеялась — нервно, неожиданно.

–Спасибо за поддержку, маэстро.

Уголок его губ дрогнул. Почти улыбка.

–Я не для этого здесь.

Когда Эмили подняла глаза, их взгляды встретились. В его глазах она увидела что– то новое — не презрение, не гнев, а... интерес? Признание?

Он первым отвёл взгляд.

–Завтра в пять утра. Будем разбирать вторую часть.

Эмили поняла, что её выгоняют. Она встала, но у двери обернулась:

–Почему вы преподаёте? Если всё ещё можете играть...

Дэниел уже сидел за роялем, его пальцы замерли над клавишами.

–Потому что кто– то должен научить таких, как вы, что талант без дисциплины — это просто шум.

Когда Эмили вышла в коридор, за её спиной снова зазвучала «Лунная соната». На этот раз первая часть. Медленная. Грустная. Одинокая.

Она прислонилась к стене, чувствуя, как сердце бьётся в такт музыке. Впервые за все эти дни она увидела в Дэниеле Райте не монстра, не тирана, а человека. И это было страшнее любой его ярости.

Глава 5 «Полуночный блюз»

2:47 ночи. Эмили кралась по тёмному коридору консерватории, прижимая к груди потрёпанный сборник джазовых композиций. После недели изнурительных занятий, бесконечных гамм и классических этюдов, её пальцы буквально горели от желания сыграть что– то настоящее. Что– то своё.

Зал №7 был заперт, но она давно раздобыла ключ у вахтёра Сэма (бутылка дешёвого вискаря оказалась отличной взяткой). Дверь скрипнула, когда она проскользнула внутрь.

–Наконец– то, — прошептала Эмили, плюхнувшись за рояль. Она намеренно выбрала самый старый инструмент — тот, на котором Дэниел запретил ей заниматься.

–Для настоящих музыкантов, — сказал он тогда.

Её пальцы коснулись клавиш, и первый же аккорд прозвучал как глоток свободы. Она начала с лёгкого блюза, но скоро музыка увлекла её в более дерзкие импровизации. Тело раскачивалось в такт, босые ноги нажимали на педали, а в голове не осталось места для мыслей о правилах, контрактах и ледяных глазах Дэниела Райта.

–Так– так, мисс Картер. Нарушение сразу трёх пунктов контракта.

Леденящий голос раздался прямо за её спиной. Эмили вздрогнула так сильно, что сыграла фальшивый аккорд. Она медленно обернулась.

Дэниел стоял в дверях, освещённый лунным светом из окна. Без пиджака, с расстёгнутой на две верхние пуговицы рубашкой, он выглядел опасно человечным. В его руке дымилась сигарета.

–Во– первых, — он сделал шаг вперёд, — занятия вне расписания. Во– вторых, — ещё шаг, — несанкционированный доступ в зал. В– третьих" — теперь он стоял прямо рядом с роялем, — джаз.

Эмили подняла подбородок.

–Отчисляйте. Всё равно я не выдержу ваших пыток.

Он странно посмотрел на неё, затем неожиданно сел на соседний табурет.

–Играйте дальше.

–Что?

–Вы слышали. Играйте. Только на этот раз — как следует.

Эмили сглотнула. Его близость сбивала с толку — она чувствовала запах его одеколона с нотками табака, видела тень щетины на резком подбородке. Но вызов был принят.

Она начала снова. На этот раз медленнее, вдумчивее. Дэниел слушал, закрыв глаза, его пальцы слегка отбивали ритм по крышке рояля.

Когда она закончила, в зале повисла звенящая тишина.

–Вы играете джаз, — наконец сказал он, — как классику. Слишком правильно. Слишком... академично."

Эмили вспыхнула.

–А как надо? Грязно? Неряшливо?

Он внезапно ухмыльнулся — впервые за всё время их знакомства. Эта улыбка сделала его лицо моложе и опаснее одновременно.

–Свободно.

Дэниел потянулся к клавишам. Его правая рука — та самая, травмированная — замерла над ними на мгновение, затем заиграла сложную джазовую импровизацию. Это было нечто среднее между Рахманиновым и Колтрейном — страстное, необузданное, совершенно не похожее на того холодного педагога, которого она знала.

Эмили открыла рот от изумления.

–Вы... вы же…

–Ненавижу джаз? Да. Он резко встал. – Но это не значит, что я не умею его играть.

Он повернулся к выходу, затем остановился у двери.

–Завтра в шесть. Будем разбирать Дебюсси. И, мисс Картер... Дэниел обернулся, его лицо снова стало непроницаемым. – Если я ещё раз застану вас здесь ночью, контракт будет расторгнут."

Когда дверь закрылась, Эмили осталась сидеть, глядя на клавиши, где секунду назад были его пальцы. Она вдруг поняла, что не знает Дэниела Райта вовсе. И это открытие было одновременно пугающим и захватывающим.

Её пальцы снова коснулись клавиш. На этот раз она играла не бунт, не протест. Она играла вопросы, на которые пока не было ответов.

Глава 6 «Испытание мастерством»

4:58 утра. Эмили стояла перед залом №7, разминая затекшие пальцы. За последние три недели тренировок её руки покрылись мозолями, но стали сильнее и точнее. Она больше не опаздывала – теперь приходила за десять минут до начала, чтобы настроиться.

Ровно в 5:00 дверь открылась. Дэниел, как всегда, выглядел безупречно – тёмный костюм, собранные в хвост волосы, холодный взгляд. Но сегодня в его руках были не привычные ноты, а два толстых фолианта.

–Сегодня начинаем работу над концертным дуэтом," – сказал он, бросая книгу на пюпитр перед Эмили. – Концерт для двух фортепиано Моцарта. Первая часть

Эмили с трудом сдержала удивление. Это была сложнейшая композиция, которую обычно давали студентам старших курсов.

–Вы уверены, что я готова? – не удержалась она.

Дэниел сел за второй рояль, который обычно стоял в углу зала.

–Нет. Но если вы хотите играть на конкурсе молодых исполнителей через два месяца, придётся рискнуть.

Он открыл ноты и без предисловий начал играть. Его пальцы легко пробежали по клавишам, извлекая чистые, точные звуки. Эмили заворожённо наблюдала – она никогда не видела его игры вблизи. Каждое движение было выверено, каждая нота – идеальна, несмотря на повреждённую руку.

–Ваш ход, – прервал её мысли его голос.

Эмили глубоко вдохнула и начала свою партию. Первые такты дались тяжело – она чувствовала его пристальный взгляд, оценивающий каждый звук. Но постепенно музыка захватила её, и пальцы сами находили нужные клавиши.

–Стоп! – резко оборвал её Дэниел. – Вы играете механически. Слушайте мой рояль. Это дуэт, а не два сольных выступления.

Они начали снова. И снова. И снова. С каждым разом Эмили всё лучше чувствовала его игру, начинала предугадывать темп, динамику. К полудню её спина мокла от напряжения, но она уже могла играть, не глядя в ноты, полностью сосредоточившись на звучании двух инструментов.

Неожиданно Дэниел остановился на середине фразы.

–Лучше. Но завтра будем работать над синхронностью. Ваша партия должна звучать не после моей, а вместе с ней."

Эмили кивнула, слишком уставшая для возражений. Но когда она собралась уходить, Дэниел неожиданно сказал:

–Вы способны на большее, чем демонстрируете. Перестаньте бояться ошибиться – это сковывает вас.

Он повернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Эмили вышла в коридор, где её ждала группа студентов, слышавших их репетицию.

–Ты играешь дуэтом с Райтом?! – ахнула подруга по курсу. – Он ни с кем не играл со времён своего...

–Провала на конкурсе. Я знаю, – закончила за неё Эмили. Она вдруг осознала, что Дэниел не просто тренирует её – он проверяет и себя. И эта мысль наполнила её новой решимостью.

Завтра она покажет ему, на что действительно способна.

Глава 7 «Сломанный аккорд»

Три недели спустя их дуэт звучал уже почти идеально.

Эмили приходила раньше, уходила позже, повторяла сложные пассажи до тех пор, пока пальцы не начинали неметь. Дэниел не хвалил, но и не критиковал так яростно, как раньше. Иногда, когда она играла особенно хорошо, он лишь слегка кивал, и этого было достаточно, чтобы в груди у неё вспыхивало странное тепло.

Но сегодня что–то было не так.

Они разбирали кульминацию концерта — мощный, стремительный пассаж, где оба рояля сливались в едином порыве. Эмили играла с необычной для неё страстью, полностью отдавшись музыке.

–Громче! — резко бросил Дэниел, его пальцы буквально впивались в клавиши. — Ты слышишь меня? Громче!

Она прибавила силу, но он снова крикнул:

–Ещё!

И тогда она увидела.

Его правая рука — та самая, травмированная — дрожала. Пальцы неестественно напряглись, но он продолжал играть, сжав зубы, словно превозмогая боль.

–Дэниел... — она замедлила темп, но он резко оборвал её взглядом.

–Не останавливайся.

Музыка снова захлестнула их, но теперь Эмили не могла оторвать глаз от его руки. Она видела, как сухожилия напрягаются под кожей, как пальцы начинают отказывать, но он играл, играл, играл — будто пытался доказать что–то самому себе.

И вдруг...

Фальшивая нота.

Резкий, режущий слух диссонанс.

Дэниел резко отдернул руку, словно обжёгшись.

Тишина.

Эмили замерла. Он сидел, сгорбившись, уставившись в клавиши, его дыхание было неровным.

–Всё. — его голос звучал хрипло. – На сегодня хватит.

Она не уходила.

–Вы больше не можете играть так, как раньше.

Это не был вопрос.

Дэниел медленно поднял голову. В его глазах не было гнева — только усталость.

–Нет.

Один короткий ответ — и всё стало ясно. Его холодность, его ярость, его бескомпромиссность... Всё это было не потому, что он ненавидел её талант.

А потому что завидовал.

Эмили вдруг поняла, почему он выбрал её из всех студентов.

Она была тем, кем он больше не мог быть.

–Завтра, — он встал, поправил манжеты, снова надевая маску. – Мы начинаем с твоего соло. Без ошибок.

Когда дверь за ним закрылась, Эмили осталась сидеть у рояля, глядя на свои руки.

Теперь она знала правду.

Игра изменилась