Отблеск миражей в твоих глазах

ЧАСТЬ I. «МИРАЖИ». 1. Барс

В двадцать первом веке говорить о слепых договорных браках даже смешно.
И тем не менее я нахожусь в гостиной своей будущей невесты, которую ни разу не видел, дабы совершить традиционный обряд прошения руки.

Ключевое слово: традиционный.

От меня требуется сидеть молча и изображать серьезного строгого юношу, пока семья в лице дедушки, бабушки и двоюродного дяди расписывает мои достоинства родственникам невестушки. Я вхожу в образ и время от времени сдвигаю брови на переносице, дескать, сама суровость, и это вовсе не меня пробирает на смех от разворачивающегося спектакля.

Мой дед увлеченно общается с её дедом — причем, общается так, словно видит впервые в жизни, а не приятельствует пару десятков лет. Басят, в основном, они. Остальные — либо слушают, либо вставляют очень важные комментарии. По их собственному мнению.

Довольно быстро теряя интерес к льющимся обсуждениям, скашиваю глаза вбок и незаметно изучаю собравшихся персонажей принимающей стороны.

Бабка — божий одуванчик, малюсенькая, сухонькая, улыбчивая, вообще не разговаривает. И каждые пять минут отработанным жестом поправляет правой рукой косынку, проходясь кривоватыми пальцами по голове.

Косынку, мать твою.

Да, еще в прошлом веке на определенных территориях женщины моего народа покрывали голову, но в двадцать втором году третьего тысячелетия!.. Дичь.

Дед — монументальный мужик, сидит в костюме и галстуке в июньскую жару и пьет липовый чай. По квадратному подбородку и тяжелому взгляду считывается непростой характер. Сурен Степанович властный, взвешенный и обладает поставленной речью, как и положено руководителю. У него производство по изготовлению полиэтиленовой пленки. Весьма прибыльное, надо сказать.

А вот моя потенциальная тёща — та ещё моль. Бледная, осунувшаяся, с печатью усталости. Ей, насколько знаю, нет и сорока, но выглядит она значительно старше.

Следуя известной поговорке, размышляю, если мать такая, то чего ждать от внешности дочери?..

Зря я всё-таки не глянул на фотки невесты. Вдруг там крокодил?

Мысленно посмеиваюсь, цинично злорадствуя: конечно, крокодил. Какая нормальная девушка согласится в восемнадцать выйти замуж, не зная жениха? Тут даже подвохов искать не надо, всё и так ясно. Физиономия её матери — лишнее подтверждение.

— Ну что ж, перейдем к сути, — мой дедушка шумно вздыхает, и я понимаю, что экшн начинается. — С Божьего благословения мы пришли взять из вашего дома горсть золы, чтобы смешать её с золой нашего очага…

Фейспалм.

Не знаю, чего во мне больше: еле сдерживаемого хохота или раздражения.

Чистой воды фарс. Будто эти двое не планировали сегодняшнее мероприятие заранее. Неужели нельзя обойтись без архаики и по-человечески провести сватовство? Что за херня? Обязательно всё это «У вас товар, у нас купец» и прочее бла-бла?

Камон, ребят, двадцать первый век!

Отвлекаюсь на сообщения в мессенджере. Парни угорают в общем чате, остро стебутся надо мной — один круче другого кидают аллюзии на тему моего нынешнего положения. И предлагают организовать бедолажному жениху побег, чтобы продолжить вчерашнюю тусовку.

Скрываю улыбку. Кровь бурлит в предвкушении.

Лето — это особенный кайф. Я приезжаю в родные пенаты и предаюсь наиприятнейшим из смертных грехов в обществе друзей детства. Отрываюсь так отвязно, что воспоминаний хватает до следующего приезда. И живу по такому сценарию лет пять, как стал столичным студентом.

— …пусть Лусинэ принесёт воды, — доносится до меня обрывок беседы.

Спешно откладываю телефон. Пропускать эту сцену — преступление. Ещё одна соблюденная традиция: невеста по просьбе сватов приносит стакан воды, ей задают вопрос, можно ли выпить, она кивает и ждёт, пока его опустошат, чтобы унести. Коварность заключается в следующем: пьющий медленно запрокидывает голову и имеет возможность из-под опущенных ресниц рассмотреть «товар» на предмет изъянов. В этом кроется вполне понятный смысл, ведь в старину мужчины не имели права открыто глазеть на девушек. А если встреча с невестой происходит впервые, то тем более.

Уверен, что мой дед видел её множество раз, но старик ни за что не станет пренебрегать адатами.
А я-то не видел! И поэтому жду с особым азартом. Не сомневаюсь, что девчонка оправдает худшие из моих прогнозов.

— И потом сразу подаст кофе, — Сурен Степанович переводит взгляд на меня, мол, тебе надо объяснять, что это значит?

Я бы закатил глаза, но не комильфо.

Естественно, я в курсе, что подразумевает кофепитие.

Как адекватный будущий стоматолог я не пью кофе, но меня предупредили, что отказываться категорически нельзя. Поэтому я коротко киваю и включаю режим ожидания.

Ух, моя Царевна-Лебедь вплывает в комнату, заставляя меня беззвучно ухмыльнуться себе под нос.
Не подвела родимая.
Абсолютно заурядная внешность и крайне безвкусный образ. Её скучное платье похоже на балахон и полностью скрывает фигуру. Наверняка там есть что скрывать. Волосы убраны в косу. Лицо чистое, без грамма косметики. Пальцы — тоже, на ногтях отсутствует лак. Плетется размеренно, очи долу, ресницы трепещут на щеках.
Пять звезд за выход!
Шаблонная скромница — безликая, но обязательно с богатым внутренним миром, компенсирующим непривлекательные черты.

2. Барс

— Барс, да кого ты пасёшь весь вечер?

Я резко оборачиваюсь на заданный в возмущении вопрос и оглядываю компанию из четырех переростков, которые глумливо улыбаются.

— Расскажи, подсобим в поисках, — продолжает издеваться Олег, — ты чё, как неродной?
— Вот думаю записаться к окулисту, вы мне заливали про толпу отменных самок, а я их не вижу, — пренебрежительно пожимаю плечами. — Или эти соевые тёлки вас вставляют?
— У-у-у!
Крупнорогатые заливаются смехом и пихают друг друга в бок, переглядываясь:
— Как мы заговорили в статусе жениха! Чё, после невестушки на других не встает?! Покажи хоть, оценим…

Моих друзей крайне забавляет ситуация, в которой я оказался. Никто из нас не относится к ней серьезно, ну какая женитьба в двадцать два? Прихоть деда рассматривается как азартный квест. Никто не знает, что стоит за требованием старика.
Кроме меня.
На эту тему я не распространяюсь.

— На помолвке оцените, — отмахиваюсь и допиваю «Маргариту».
— Всё так плохо? — Марк с наигранным участием хлопает по моему плечу.
— Более чем.

И снова они ржут, не улавливая той самой доли правды в шутке.

Помолвку назначили на конец августа перед началом учебного года. Я особо и не помню, о чем говорили старшие после распития кофе. Загрузился глазами девчонки и выпал в осадок после её ухода.

Делаю знак парням, мол, иду в туалет. Дохожу до поворота в тамбур и, удостоверившись, что не смотрят, стремительно меняю направление. Ближе к вип-зоне нахожу менеджера и отвожу в сторону:

— Девочку ищу, брат. Рыженькая, позавчера ночью работала.
— У нас много рыженьких, — на отвали отвечает бородач, хотя по глазам вижу, сразу понял, о ком речь. — Штат большой. В смену выходит по пятнадцать официантов.
— Понял, — коротко киваю.

Он ничего мне не скажет, ему не понравился вопрос о работниках. По сути, верная позиция, мало ли, развелось маньяков.

Прорываюсь через толпу к бару, где после недолгого ожидания ловлю за руку девушку, которая обслуживает сегодня наш стол. Она так многозначительно мне улыбалась с первых минут, что выбить из неё информацию не составит большого труда.

— Не устала? — включаю обаяние на полную, поглаживая её запястье, и сразу улавливаю открытый интерес, загорающийся в голубых глазах.

— Мы закрываемся около трех, — вот так в лоб без жеманности, молодец. Прямой взгляд, дерзко приподнятая бровь.

Люблю таких. Не выебывающихся.

Жаль, не тот настрой.

— Не в тонусе, приболел, — нагло лгу с максимально печальным голосом и читаю имя на бейджике. — Оль, мне девочка одна нужна… позавчера работала. Рыженькая, глаза такие необычные, почти желтые…

— Глаза необычные?.. — хмыкает и вырывает руку. — Тогда быстро найдешь.

Чего, блядь?
Она уходит так внезапно, что не успеваю отреагировать.
Вот тебе и «не составит труда».

Немного растерянно оглядываюсь в поисках нового источника информации. Под вой нетрезвой мадам, распевающей «А я сяду в кабриолет…», думается тяжело. Я, в принципе, не любитель караоке, но этот караоке-бар действительно премиум-класса и всего за полгода стал самым популярным в городе, поэтому пацаны сейчас зависают здесь. Масштабы и оборот впечатляют.

Подхожу и усаживаюсь за единственный свободный стул у барной стойки, через несколько секунд материализуется бармен.
— Виски, — выдаю неожиданно сам для себя и уточняю марку и порцию.
Смешивать алкоголь в мои планы не входило. Виски после «Маргариты» — не лучшая идея.

Стакан появляется передо мной.
Усмехаюсь.
Цвет, мать его. Цвет.
Подсознание тот ещё тролль.
Янтарный, бьющий в желтый. Четкая ассоциация.

— Сука, — сокрушаюсь разочарованно. Я же не упокоюсь, пока не выясню.

Не пью, но кручу в руках, разглядывая блики.

— Дружище, — снова подзываю бармена. — Девочка у вас работает, глаза желтые, рыженькая…
— Вика, что ли?
Вика, значит. Так и знал, что глупо искать её по настоящему имени.
Киваю в надежде, что на этот раз мне повезет с мужской солидарностью.
— До конца следующей недели в отпуске.
— Спасибо, бро.

Не весть что, не факт даже, что говорим об одном и том же человеке, но интуитивно чувствую — на верном пути. Хоть какая-то зацепка.

Настроение взлетает. Возвращаюсь к своему стаду и уже на максималках продолжаю ночь. Оленька в мою сторону больше не смотрит, когда приносит заказы. Да уж, не рассчитал, что блондинка окажется обидчивой.

Утром кое-как отлепляю себя от постели, чтобы попасть на завтрак.

Бабушка хлопочет, обрадованная, что я снизошел до семейной трапезы, и бойко расставляет угощения на столе. Она так старается, аж неловко признаваться, что меня сейчас воротит от запаха еды. И я здесь по другой причине.

— Ты ведь давно знаком с Шахназарянами? — обращаюсь к дедушке и откидываюсь на спинку стула подальше от блюд.

— С тех пор, как они переехали сюда.

— Дед Сурен показался мне строгим мужиком, — выдвигаю осторожно и зеваю. — Женщины у них забитые, что ли. Он им и работать не разрешает?

3. Барс

Выкручиваю руль дедовского раритетного «Мерса W124 230» и уговариваю себя не коситься на пассажиров через зеркало заднего обзора. Мы доезжаем до Национального парка нашего курортного городка, но паркуюсь я чуть ниже, заприметив самое невзрачное и непопулярное кафе.

Вести Лусинэ-Вику в людное место я не рискую, а в парке сейчас туча народу. Если кто-нибудь из знакомых меня с ней увидит, я этого не переживу. Еще и сестру её троюродную приставили к нам дуэньей, как будто реально опасаются, что, оставшись наедине, я совращу этого Миньона. Господи, да после неё у меня ещё неделю не встанет. Как минимум.

Я всю дорогу думаю о том, какая стадия маразма началась у дедушки, раз он решил женить меня на такой… чучундре.

— Никогда здесь не была, — Лиана, кстати, симпатичнее своей сестры в разы, оглядывает заведение, пока нам несут меню. — Ты все места в городе знаешь?
— Нет. Я пятый год живу в Москве. За это время многое изменилось в родном городишке, не успеваю уследить.
— Долго тебе ещё учиться? Нам говорили, ты будущий стоматолог. Хорошая профессия, прибыльная, — улыбается мечтательно, а я будто вижу, как у неё в глазах отражается долларовый значок.
— Ещё два года ординатуры.

Девушка засыпает меня скучными шаблонными вопросами, на которые отвечаю с неохотой. Я не рассчитывал на третьего лишнего, когда просил организовать нам с невестушкой свидание. Мне нужно было увидеть её тет-а-тет, чтобы как-нибудь ненавязчиво подстебнуть и проследить за реакцией. Рассчитывал позабавиться, а на деле — забавляю малолетку, которой едва исполнилось пятнадцать. А Лусинэ всё это время молчит и смотрит то на свои колени, то на солонку в углу стола.

Когда поглядываю на неё, внутренне содрогаюсь, вспоминая первые секунды, как увидел сегодня. Ещё одно платье-антисекс, похожее на мешок, на чучундре Люси я бы выдержал без проблем. Но макияж и прическа — сразили наповал. Старалась, моя хорошая, готовилась к встрече. Цвет лица праздничный — желтый, причем на шее четко прослеживается стык между её натуральным цветом и тем ужасом, которым она нашпаклевалась. Глаза — подвела так жирно, что умудрилась испортить всю их прелесть. Губы — с ними вообще беда, границы безвозвратно потеряны и стремятся к носу. На голове — средневековый начес, где поместится целое семейство пернатых. Кстати, в миру она шатенка, а не рыжая. Значит, для конспирации на ней тогда был парик.

Никогда в своей жизни я не видел такой неестественности на девушках. До тошнотворного привкуса на языке, когда смотрю на воротничок платья, весь измазанный в тональном креме. И почему-то смущает это только меня.

Ну как такую выводить на публику? Только если вручить ей банан и одеть в синий комбез, чтобы завершить образ Миньона.

— У вас с Лус много общего, — вдруг выдает Лиана, нарушая блаженное молчание, которым я наслаждался целых четырнадцать секунд. — У тебя нет родителей, и у неё папы. Тебя назвали в честь дедушки Барсега, и её — в честь бабушки Лусинэ.

Кисло улыбаюсь. Да уж, фееричные точки соприкосновения. Любознательная девочка в ударе, проведен сложный анализ.

Нам приносят напитки и десерт. Спасительные — в моём случае. У Лианы отменный аппетит. А вот мой Миньон не притрагивается к пирожному. Только пьет свой латте.
Прихлебывая.
Музыка для ушей.

В какой-то момент она берет в руки телефон, и я боковым зрением слежу, как открывает заметки, быстро строча там что-то. Как ни стараюсь — ничего не видно.

Её странности и моё очередное фиаско повышают градус раздражения до опасной метки. Я расплачиваюсь и просто отвожу их обратно домой. Мы отсутствуем всего два часа, но по всем параметрам — это подвиг. В такой-то компании.

Провожаю девушек до двери, а сам возвращаюсь к машине. Но не спешу садиться. Прислоняюсь спиной к теплому железу и задумчиво смотрю на закрытые ворота перед собой.

Да, версия о том, что девчонка издевается, была самой первой. Но проблема в том, что я не помню, как она выглядела в караоке. Там в полутьме я попросту мог не заметить её боевого раскраса. Помню только вспышку света, когда она приносила заказ, и мы случайно встретились глазами. Впечатлился на секунду цветом, а потом меня отвлекли, и я забыл об официантке. Позже пару раз она попадала в поле моего зрения, но я не придавал этому значения.

Так играет или реально неряшливая? И если играет — с какой целью? Она не может догадываться, что я узнал её, ведь ничем себя не выдал.

Настроение ни к черту.

Появилось ещё больше вопросов и дикая неудовлетворенность.

Одно точно — второй раз я на подобный перфоманс не пойду. Толку — ноль, умноженный на массу, а послевкусие до оскомины на языке.

Бармен сказал, Вика в отпуске до конца следующей недели. Лучше дождусь и уже на месте прижму к стенке. Там ей некуда будет деваться и можно будет сразу перейти к сути, выдвигая свои условия.

Я уверен, что дело в шляпе.
Но вновь обламываюсь.
Следующая встреча с Миньоном приводит к неожиданным для меня последствиям…

4. Барс

Уже час наблюдаю за ней злющий, как чертяга.

В караоке ажиотаж, еле выбил себе место, уверенный, что официантка Вика меня обслужит, и получится с ней поболтать о жизни.

А эта псевдорыжая актриса, оказывается, закреплена за другой зоной, и никак не может взять мой столик. Я бы перебрался в нужный периметр, но, блядь, никто не спешит домой в десятом часу вечера.

Примчал навеселе, зная, что сегодня поймаю её с поличным, решу все вопросы и спокойно заживу себе дальше. И почти сразу словил противоположный градус настроения, понимая, что ни хера не идёт по плану. А чучундра Люси даже не смотрит в мою сторону, будто не замечает пристальной слежки. И подловить её не удается, она то тут, то там. Фигаро, мать её.

Пока Лусинэ носится туда-сюда, нахожусь в роли обозревателя. На всех официантах однообразная стильная форма черного цвета: мальчики одеты в классические брюки, белые футболки и накинутые сверху жилетки, а у девочек — шорты-бермуды с защипами, тоже белые футболки и вместо жилетки фишка в виде карликового галстука-аксессуара, прикрепленного к вырезу. И вот благодаря более-менее открытому наряду, я неожиданно обнаруживаю на невестушке парочку интересных деталей.

Кто бы мог подумать.

Одна татуировка на ноге чуть выше щиколотки, а вторая вьется на внешнем ребре предплечья, начинаясь почти у запястья. Они схожи между собой — что-то среднее между витиеватыми узорами и причудливыми цветочками.

Сначала удивляюсь. А потом одергиваю себя, вспоминая, в чем она ходит в обычной жизни. Домочадцы вполне могут и не знать, что Миньон у них хулиганкой растет, нарушая запреты.

Когда вижу, как она направляется к тамбуру, чтобы попасть в туалет, срываюсь с места и занимаю пост в коридорчике. Я, сука, полтора часа жду подходящего момента! Не кидаться же на неё на людях.

— Лус, пойдем, поговорим, — без церемоний хватаю девушку за руку, как только та выходит ко мне, и тяну за декорированную перегородку, откуда нас никому не видно.

Здесь освещение получше, чем в зале, поэтому недоуменное выражение её лица я лицезрю во всей красе. Глаза расширяются, рот приоткрывается, а брови хмурятся, пока обглядывает меня с немым подозрением.

Затем пытается выдернуть ладонь, но я не даю, отчего она фырчит и упреждающе-учтиво выдает:

— Дружок, с пьяными у нас «Пойдем, поговорим» только охрана практикует. Позвать?
За естественную игру — твердая пятерка. Даже Станиславскому не к чему придраться. Расплываюсь в снисходительной улыбке, мол, девочка, ну ты серьезно?
— Я похож на пьяного? Прекращай, Лус.
— Прекращай, Диего, — копирует фразу и снова дергается в поисках свободы.
— Диего?
— Лус? — повторяет интонацию и следом закатывает глаза. — Тебе меня можно чужими именами называть, а мне — нет?
— Слушай, у меня нет цели тебя обидеть, я просто хочу договориться.
— У тебя и возможности нет меня обидеть. Я тоже хочу договориться. Либо ты меня отпускаешь, и мы забываем инцидент — ну, с кем не бывает, обознался человек, либо я делаю тебе больно и задеваю твоё мужское эго. Хотя, прости, до «мужского» тебе ещё дорасти, ты слишком мал.

Пиздец, язык без костей. Впечатлен.

— Понятно, — вздыхает театрально в процессе моего секундного замешательства и совершает резкий выпад.

Я не понимаю, как в следующее мгновение оказываюсь на полу, падая на колени и сжимаясь от рези в животе.

Глубокое потрясение заставляет затаить дыхание и прокрутить в голове предыдущую сцену. Эта сучка наступила мне на ногу со всей дури, а потом четким хуком сложила пополам.

Охуеть. Родимая моя.

Я так дезориентирован и дискредитирован, что не шевелюсь еще целую минуту, не в состоянии поверить в происходящее. Меня только что сделала девчонка. И если опустить эффект неожиданности, сделала-то она меня мастерски.

Медленно разгибаюсь и встаю, отряхиваясь.

Ей бы немного поработать над силой удара, и можно будет спокойно вырубать обидчиков. Прекрасная новость — за безопасность благоверной и переживать нечего.

Возвращаюсь в зал в легком раздрае и сразу же оплачиваю счет. Иду к бару и устраиваюсь, ловя в фокус драчунью Люси. Она так старательно кокетничает с клиентами-парнями, изображая плюшевую милашку, и этим разительно отличаясь от своей настоящей сущности, что я по щелчку наполняюсь темным раздражением. Которое плавно перетекает в гнев, а дальше — в ярость, когда мозг окончательно принимает случившееся: как и обещала, стерва подрывает моё недомужское, по её мнению, эго. И оно требует мести. Но я не настолько низок, чтобы опускаться до физической расправы над девушкой. Пусть тонкая шея так и напрашивается на профилактический массаж.

В очередной раз, когда Вика-Лусинэ приближается к стойке за заказом, я опоясываю её талию и тяну на себя, сгребая в плен.

И больше ничего не успеваю сделать.

Она неосторожно машет рукой, задевая стоящие рядом бокалы с выпивкой, которые градом сыплются на нас. А я спрыгиваю со стула, пытаясь увернуться от летящей в меня жидкости, уже смочившей часть одежды. И во время этой дуэтной инсталляции резко цепляю девчонку за парик.

Мы падаем.

На макушку тут же приземляется шот, я чувствую крепкий удар толстого дна, от которого череп болезненно вибрирует. Но самое ужасное — это звон в ушах от крика Лус, прижимающей ладонь к своему затылку. В творящемся хаосе сам поднимаю руку, чтобы помочь обоим встать, и вдруг… вижу копну рыжих волос, зажатых между пальцами.

5. Барс

— О! — дверь открывает моя благоверная, удивленно замирая.
— Привет, — оскаливаюсь я как можно шире, чувствуя зуд в пальцах от нестерпимого желания придушить её, и без приглашения вхожу внутрь.

Обувь снимаю абы как и иду дальше, а когда оборачиваюсь, вижу, как Лусинэ поправляет эспадрильи, выставляя их ровненьким рядом.
Дрессировка восьмидесятого уровня. Зачёт.

Очередной принесенный мною торт кладу на журнальный столик и присаживаюсь на диван. Оглядываю обстановку, на которую в день сватовства не обратил внимания. Ничего вычурного, но и ничего необычного. Среднестатистический нейтральный ремонт, мебель.

— Ты одна, что ли? — обращаюсь к невестушке, когда заходит спустя несколько секунд, и откровенно глумлюсь:
— Неужели я тебя скомпрометировал?

Наблюдаю, как в приступе смущения слегка розовеет и опускает глаза.
Ну что за прелесть?
Вчера засадила по-мужски, сегодня скромничает по-девичьи.
Талантливое моё сокровище.
С раздвоением личности.

— Нет, бабушка на заднем дворе, возится с кроликами. Чай или кофе?
— Воды, — чтобы смыть, блядь, горечь с языка. Париетальные клетки моего желудка дали мощный выброс кислоты при виде Миньона.

Исходные данные и так, прости, Господи, не шик, их бы как-то корректировать, дорисовывать то, что не дала природа, скрывать то, чем не к радости наградила, как делают все нормальные девушки… Но моя чучундра идет против системы и пытается хакнуть эту реальность подчеркиванием своей исключительной непривлекательности: снова желтый тон лица, стык которого маячит на кадыке, жирно подведенные глаза, накрашенные губы с непонятной индо-пакистанской границей. Ну и, конечно же, один из фирменных балахонов в пол.

— А ты куда так нарядилась? — интересуюсь, осушив поданный стакан. — Я невовремя?

Пришел без предупреждения, чтобы застать врасплох и попытаться подловить на мелких деталях, раз уж на крупных прогорел. Пока плохо получается. Цвет волос — родной черный, вид — привычно стрёмный.

Чувствовала, может, что приду? И подготовилась, зараза?

— Никуда, — присаживается на краешек кресла и утыкается взглядом в колени. — Я всегда так хожу.

Смотрю на неё в упор в безмолвном неверии.

Типа… на сватовство она временно убила в себе Миньона и явилась без боевого раскраса в честь праздника?

Моя ты хорошая, пи… врёшь как дышишь.

— Ой, Барсег, здравствуй, — нарушает молчание вошедшая бабушка и как-то странно хмурится при виде внучки.

Встаю, выражая уважение, и подхожу, позволяя поцеловать себя в щеку, для чего приходится нехило так нагибаться со своим ростом. Дальше меня традиционно уговаривают поесть, отнекиваюсь, досадуя, что нам с Люси помешали. Так хорошо сидели, прямо душа ликовала.

На чай соглашаюсь, чтобы от меня уже отстали. Мы плавно перекочевываем в кухню, где Лусинэ накрывает на стол, а бабушка — тоже Лусинэ, в честь которой и назвали — возится с чаем. Женщина добродушная и милая, задает вопросы об учебе и Москве, слушает с живым интересом.

В какой-то момент я подлавливаю себя на том, что мне слишком приятен этот её интерес. И переключаюсь на звезду тусовки:

— А ты всегда хотела продолжать дело деда?
— Нет. Просто больше некому, вот и приходится.

Ах да, она же у нас невеста с приданным, единственная наследница. Я припоминаю, что моя бабушка что-то говорила о давней трагедии, родной дядя Лусинэ рано скончался при несчастном случае. Из детей у Шахназарянов осталась мать девушки, а у той — только Лус.

Беда в семье у нас с ними схожая. Мои бабушка с дедушкой тоже рано потеряли сына, так я и остался сиротой в восемь лет.

Видимо, реплика Миньона подкосила бабулю, которая тут же приложила салфетку к уголкам глаз. Затем женщина без лишних слов удалилась, чтобы не выплескивать эмоции в нашем присутствии.

Мы с Лусинэ немного помолчали.

И я вновь пустился в атаку:

— А чем хотела заниматься, если уж не бухгалтерией деда?

Девушка мнётся и нехотя протягивает:

— Посвятить жизнь Богу. Уйти в монастырь.

Я бы охуел, если бы не был уверен, что она блефует. И поддержал бы эту идею спрятать её в какой-нибудь монастырь в Сибири. Подальше от себя.

— И в какой же?

— Свято-георгиевский. Женский.

Какое своевременное уточнение.
Что не в мужской.

— Так он же православный, — стебусь, сдерживая улыбку. — Разве тебе можно? С нашим Армянским Апостольским ответвлением?

В Армении до начала этого века действовал запрет на женское монашество, что имеет исторические корни. Я точно помню, потому что меня немало удивил когда-то этот факт.

— Я не углублялась… — ты не неё посмотри, призвание — служить Боженьке, а углубиться в то, что её могли не пустить на «чужую» территорию, не сообразила.

Миньон старательно хмурит брови, задумываясь, и я в ужасе зависаю на том, как над одной из бровей в комок собирается щедро нанесенная шпаклевка. Это зрелище заставляет меня коротко содрогнуться в омерзении.

6. Барс

— Лус, а ты на нашу помолвку придешь черненькой или рыженькой? Тебе идет рыжий, — протягиваю, нагло ухмыляясь. — Мне нравится. Так твои черты не выглядят резкими.

Вика-Лусинэ с подносом в руках замирает у столика и очень натурально не втыкает, что от неё хотят.

— А макияж? Рабочий или домашний? Кстати, ты же в курсе, что похожа на Миньона с домашним макияжем? Перегибаешь.

Девушка начинает расставлять передо мной заказ, предпочитая не отвечать и не смотреть в мою сторону. Дескать, сумасшедший, что взять с него.

— Слушай, самый главный вопрос, который меня мучает: как ты объясняешь свое ночное отсутствие семье? Особенно деду.

Официантка выпрямляется, склоняя голову набок и мило интересуется:

— Диего, ты мне просто скажи, у тебя красный диплом местной Краевой психиатрической больницы? Чтобы я знала, как с тобой правильно общаться. Смеяться над больными нельзя, грубить — себе дороже. Буду молча приносить тебе напитки, раз уж ты прописался в нашем караоке.

Улыбаюсь во все тридцать два.
Злорадствую, воплощая свой план.
Это и есть моя новая цель — доводить её напрямую. Беспощадно. Каждую смену.

Весь вечер подзываю, раздражая мелочами: вилку поменять, салфетки принести, соль, стол протереть. Открываю меню на рандомном блюде и прошу рассказать, как его готовят. Поэтапно.

Большую часть рабочего времени Лусинэ проводит у моего стола. Персонал поглядывает на неё с сочувствием, думая, что я лишь левый мудак при деньгах, которому нравится издеваться. А посылать клиента — табу. Пользуюсь её беспомощностью, удовлетворенно скалясь, пока девчонка злится, скрежеща зубами.

Примерно за час до закрытия заведения я расплачиваюсь и ухожу. Не оставляя и рубля чаевых.
Подленько измываюсь, как и она надо мной.
Посмотрим, кто кого.

Сегодня я взял развалюху на прокат и затаился чуть выше самого караоке, чтобы беспалевно проследить, как эта стерва попадает домой.

Работники гурьбой высыпаются на улицу и постепенно уезжают на прибывающих друг за другом такси. Кто-то даже вместе. А моя ненаглядная садится в машину в гордом одиночестве. Завожу мотор и на расстоянии преследую её. Почти сразу охреневая оттого, что едем в противоположном от их коттеджного сектора направлении.

Такси заезжает в один из старейших районов нашего городка и тормозит у неприметной хрущевки. Я проезжаю мимо, сворачивая во двор, и тушу зажигание, замирая. Через десяток секунд появляется Лус, сосредоточенно шагающая к подъезду посередине.

Я бы побился об заклад, что она догадалась о моей слежке и так водит за нос, доигрывая партию, если бы через минуту не уловил её силуэт в окне четвертого этажа.

Обескураженный, даже после того, как свет погас, еще долго сижу неподвижно, переваривая ситуацию.
У этого ведь тоже должно быть логическое объяснение.
Никто не убедит меня в том, что Вика — другой человек.
Я, блядь, не чеканутый.

Поспать мне не удается. Всю ночь лежу и перебираю факты, уверенный, что сознание подкинет хотя бы крохотную лазейку. Где-то же эта чучундра должна была облажаться. Я уже полтора месяца мудохаюсь.

Утром за завтраком очень некстати дед решает поинтересоваться моей жизнью.

— Как у вас с Лусинэ? Находите общий язык?

Фантазия подкидывает картинку нашего воображаемого поцелуя. Меня передергивает. Воспаленный мозг словосочетание «общий язык» идентифицирует только в этом контексте.

— Угу, — лаконично и мрачно.

— Это хорошо, — его выцветшие карие глаза наполняются радостью, индийское кино продолжается. — До помолвки месяц. Скоро решим дату свадьбы.

— Куда торопиться? Мы оба еще учимся.

Бесит стремление дедушки поскорее женить меня. Средневековье.

— Мы же с тобой договаривались, Барсег.

Он не давит. Но беспрекословность тона, которым произносит последнюю фразу, выбивает моё спокойствие.

Я откладываю вилку и приподнимаюсь, раздраженно бросая:

— Помню. Ты же не дашь забыть. Всё должно происходить только на твоих условиях.

На выходе из кухни слышу горестное цоканье бабушки.

А в комнате колочу грушу, выпуская пар.

С дедом всегда так. Оспорить что-либо попросту невозможно. Я с десяти лет учусь вымещать зло через бокс, стараясь напоминать себе, что у меня кроме них больше никого нет. Но как бы ни любил, внутренний протест часто захлестывает с головой, и в такие моменты я, наверное, искренне ненавижу его с этими доисторическими замашками.

Днем наведываюсь к невестушке. Вновь без предупреждения.

Дожму её психику. Обязательно.

Но пока что… на лопатки меня кладет она.

Стебется, сучка. Напялила широкий зимний джинсовый комбез в эту жару с желтой майкой в придачу. Я в упор смотрю ей в изуродованное косметикой лицо и транслирую всё, что о ней думаю. Вслух не произношу, опасаясь шокировать снующую туда-сюда бабулю.

Мстит мне за вчерашнее воплощением законченного образа Миньона. Какое совпадение. Стоило только её так назвать — и вуаля.

7. Барс

— С-с-с…
— Прости, без этого никак, — сочувственно протягивает девчонка в ответ на моё шипение, продолжая водить ватным диском по разбомбленной скуле.

Я в это время прижимаю наслоенные друг на друга бумажные платки к расхераченному носу и держу голову запрокинутой, чтобы окончательно остановить кровотечение.

— Лучше тебе здесь не появляться. Хотя бы какое-то время, — выдает Вика-Лус серьезным строгим тоном. — Этот урод наверняка тебя запомнил. Он вернется, чтобы взять реванш. Но вернется не один…
— Очень удобная для тебя отмазка, да? — гундося, пытаюсь усмехнуться, но простреливающая боль разом сбивает настрой.
— Ты дурак? — останавливается на секунду, укоризненно цокая. — Я же говорю, он сын одного из самых влиятельных прокуроров. Ему ничего не сделают, даже если… они с дружками убьют тебя.
— Ой, ли? Боишься за меня? Уже влюбилась, Миньон?

Смеется.
У неё, мать твою, охуенная улыбка. Выбивает страйк. Нежная, красивая. Я же ни разу не видел её до сегодняшнего дня.

— Влюбилась? Хорошенько же тебя приложили, Диего, — перебирается к рассеченной брови, продолжая посмеиваться надо мной. — Ты, конечно, мальчик смазливый, но не в моем вкусе. Мне нравятся побрутальнее и помясистее. К тому же… у меня парень есть.

Знатно заливает. Хмыкаю скептически.
Но грудак всё равно неконтролируемо царапает.

— Можно? — оба поворачиваемся на робкий голос, раздающийся с порога.

Девушка, которую я успел спасти от изнасилования, по роковой случайности оказалась той самой официанткой, у которой я пытался узнать информацию о Вике несколько недель назад.
Она подходит ближе, и я цепляю бейджик глазами. Ольга. Точно.

— Я хотела поблагодарить… — у неё затравленный испуганный взгляд. А при виде моей бесподобной физиономии к этой смеси примешивается еще и вина. — Спасибо большое. Если бы не ты…

Дальше всё происходит стремительно. Лус успевает отойти, а Оля рывком кидается мне в объятия и обнимает в диком отчаянии. Всхлипывает жалостливо:

— Спасибо, что не оставил. Ты меня спас…

— Всё в порядке, — слегка морщусь, но обнимаю в ответ, выказывая поддержку.

Сложно представить, что она пережила.

Меня самого люто накрыло, когда я увидел ту сцену: полураздетую девочку с зажатым ртом и гондона, который уже доставал член из штанов. Согласием второй стороны и не пахло.

Насилие с детства для меня какой-то особенный триггер. Тормоза отключаются, если в моем присутствии ущемляют слабых.

Я кинулся на отморозка, отточенным ударом отлепляя от блондинки. И пока помогал ей одеться, тот напал на меня из темноты, оглушив куском найденной у стены арматуры. Дальше красная пелена. Помню только, как оттаскивали от него. Несколько парней разом, а я всё бил и бил ублюдка, превращая лицо в месиво.

— Я теперь твоя должница, — шепчет Оля проникновенно и отстраняется, преданно заглядывая в глаза.

О-о-о… я уже видел этот однозначный посыл.

— Давай ты договоришься с ним потом, как и когда будешь отдавать долги. Мне надо обработать раны до конца, — хлестко напоминает о своём присутствии Лус.

— Ты мой герой, — блондинка целует меня в здоровую щеку и, напоследок укусив Вику недоброжелательностью во взгляде, медленно покидает раздевалку.

— Я не врач, поэтому на мои усилия не особо рассчитывай, у тебя запросто может быть заражение, учитывая, что удар наносился ржавым металлом. Лучше поезжай в больницу… герой.

То, каким недовольным едким тоном она копирует коллегу, заставляет меня расхохотаться, забыв об искалеченном лице.

— Не ревнуй, ну, — фыркает на мою шпильку и вновь берется за обеззараживание кожи.

— Ты герой, безусловно. Но точно не местный. Иначе хотя бы немного был бы наслышан об этом психе. Оля далеко не первая девочка на его счету… и не последняя. После избиения он пару-тройку недель будет восстанавливаться, еле дышал, когда скорая увозила. Но потом… не приходи, правда. Я уже попросила администратора, чтобы с камер наблюдения стерли эпизоды, где ты выходишь на задний двор. Иначе съемку используют и найдут тебя. Ребята здесь хорошие, но они тоже бессильны перед возможностями прокурора.

— Пока он восстановится, меня здесь уже не будет. Я вернусь в Москву.

— Тем лучше для тебя.

Ага, а то ты не в курсе, что я «не местный» и к сентябрю должен уехать.

— Зачем ты здесь работаешь? — сиплю, стоит нашему молчанию затянуться. — Вам же даже не обеспечивают должной безопасности.

— Странный вопрос. Зачем люди работают? Ради денег. А безопасность нигде не обеспечивают. Но ты же помнишь, что я умею за себя постоять.

Стерва, не упускает случая подколоть.

— Не смешно. Я вообще-то за тобой туда шел, и когда услышал плач, думал, это ты. Блядь, Лус, зачем тебе это всё? Пьяные выродки, обдолбанные и неадекватные. Неужели оно того стоит? В чём твоя цель?

Она устало вздыхает и закатывает глаза. Мол, опять паранойя вошла в чат. Упорно отрицает свою личность.

— Спасибо, что беспокоился. Твоя смелость действительно спасла Олю. Но, знаешь, в ситуации есть и её вина. Сама же пошла с этим парнем, зная, какие слухи о нем ходят. Со мной бы вряд ли такое произошло, поверь. Поэтому, давай ты обойдешься без нотаций. Они не по адресу.

8. Барс

Утром выгляжу, как штрих[1] после ночной заварушки.

Мое появление в кухне вызывает фурор. Бабушка хватается за сердце, дедушка не стесняется в выражениях. И оба подлетают ко мне, причитая: что это и как произошло. Вещаю легенду о том, что в темноте не сориентировался и грохнулся на арматуру у Марка на даче, где идет ремонт. Вроде бы с пацанами там вчера зависали. С учетом типовых ран в это легко поверить, тем более что отделана у меня только одна сторона лица.

В темпе вальса отправляемся на диагностику — тут уже не отказать, сам знаю, что есть нужда обследоваться, чувствую себя хреново.

К счастью, кости целы, сотряса нет. Ушибы и раны тщательно обрабатывают, а потом всё же накладывают швы на скулу.

С рекомендациями и списком медикаментов выходим из клиники и сразу затариваемся в аптеке.

— Дед, давай я подброшу вас на работу, а сам поеду к Шахназарянам. Тебе же машина до вечера не нужна?
— Куда ты в таком виде? — скептически оглядывает моё живописное табло, грозно щурясь. — Только людей пугать.
— А как же теперь на помолвку? — спохватывается бабушка. — Три недели всего осталось!
Цепляю пальцами пакет из аптеки и машу перед ней:
— Вот это решит вопрос намного раньше. Новое поколение средств имеет быстрозаживляющий эффект. Всё в норме. Давайте без трагедий.
— Без трагедий, — ворчит дедушка. — А с тобой так получается?

Не отвечаю. Не хочу лишних философских лекций.

Завозим бабушку домой, а главу семейства — на работу. В старинный частный санаторий, которым владеет уже лет сорок. Место очень популярное и постоянно расширяющееся. Благодаря целебным источникам минеральных вод.

— Не стоит тебе там сегодня показываться, — настаивает Барсег-старший, сурово сдвигая брови, когда я сажусь за руль. — Подумают, что ты хулиган какой-то, подрался и не смог себя защитить. И зачем Лусинэ такой муж?

Секунду перевариваю полет фантазии деда и улыбаюсь, насколько это физически возможно. Представляю, как благоверная рыдает, напевая «Mama I'm in love with a criminal…», и меня пробивает на ржач. С трудом сдерживаюсь и молча уезжаю.

На этот раз дверь мне открывает бабуля, которая до смешного аналогично повторяет жест моей собственной бабушки. Чтобы не свалилась в обморок, повторяю легенду и ей, заверяя, что всё отлично. Передаю сладости из кондитерской, а сам прохожу в гостиную, швыряя пакет с лекарствами рядом с собой на диван.

Через минуту появляется бабушка Лусинэ, привычно поправляя косынку. Она такая мультяшная, что вызывает сплошное умиление. Если ей рассказать о второй тайной жизни внучки, — а я не сомневаюсь, что эта жизнь тайная, — её точно хватит удар.

Женщина расставляет угощения и садится в кресло напротив.

— Лусинэ сейчас кофе принесет.

Который я не пью.
Но да ладно.

Бабуля успевает задать мне пару-тройку вопросов перед тем, как сбоку раздается грохот бьющейся посуды. И мы оба резко поворачиваемся на шум.

Невестушка в ужасе таращится на меня, приросши к месту. Не моргает даже. А у её ног покоятся останки чашек и расплываются кофейные лужи. Чуть далее этого великолепия — перевернутый металлический поднос, от которого и происходила основная часть дребезжания.

Стоит и молчит. Немая будто.
И смотрит. Неотрывно.

— Ой, испугалась девочка, — цокает бабушка и проворно подлетает к ней. — Сама уберу. Иди сядь, воды выпей.

Испугалась? Типа, моего вида, что ли? Как будто вчера не она мне раны обрабатывала.
Моя впечатлительная чучундра.
Но это просто пиздец, как натурально сыграно. Я даже на секунду допускаю мысль, что Вика — это другой человек. На секунду.

Лус отмирает и медленными шажками приближается, опускаясь на краешек дивана. «Миньон на минималках» выглядит очень участливо, жалостливо обсматривая мою разбитую рожу. Почти слезу пускает в эмоциональном порыве, но, видимо, вовремя вспоминает о желтой шпаклевке, и обходится лишь эффектом влажного взгляда.

Бля-я-я… если бы не знал её, уже бросился бы утешать, чтобы не расстраивалась так. Ну просто божий одуванчик. Печальные глазки, бровки домиком, сложенные на коленях ладошки. Хрупкая и нежная, как цветочек.

Который херакнул мне по ребрам и почти вырубил всего месяц назад.

— Поможешь? — указываю на медикаменты. — Надо намазать. Там внутри антисептик есть, можешь для начала руки обработать.

Настороженно хмурится. Но не возражает. Воспитание такое. Как бы.
Покорно плетется ко мне, и я вручаю ей несколько тюбиков. Дезинфицирует ладони и тянется за лекарствами.

Останавливаю её веселым:
— Хей, привет. У меня всё отлично, ты как?
— Нормально. Ты подрался?
— Не, упал. Очнулся. Красивый.
— Красивый… — повторяет механически и вновь с диким ужасом пялится на поврежденную сторону лица.

Наслаждаюсь актерской игрой, позволяя девчонке после прочтения инструкций с боязливостью наносить мне гель и мазь. Лус соблюдает дистанцию ровно в вытянутую руку, не пытается нагнуться, чтобы быть ближе. Еле дышит, поджимая натужно губы, пока подрагивающие пальцы скользят по моей коже.

— Позвонишь Лиане, чтобы подготовилась? Поедем погуляем.
— Так? — сомневается, стреляя в меня скепсисом.

9. Барс

В выхи штурмуем с дедом ювелирки, перебирая кольца для помолвки. Он так ответственно подходит к этой миссии, что я аж подвисаю, когда в очередном салоне задаёт кучу вопросов и показывает в телефоне несколько фоток, которые до этого озаботился найти. Проживаю открытие: старик научился пользоваться интернетом. Чувствую крохотный укол совести, осознавая, что не я этому его учил, что далеко был, что всегда отшучивался, когда они с бабушкой просили подтянуть скиллы по смартфонам.

В самом неприметном магазине вдруг обнаруживаем то, что дедушка ищет. Он щедро изводит консультанта вопросами, но в конечном итоге выбираем из предложенных вариантов едва ли не самое дорогое кольцо. Я, признаться, в пространном шоке. А Барсег-старший добивает менталку, на прощание объясняя продавцам с улыбкой:

— Для невесты внука, она у нас золото.

Ага, потерянное сокровище графа Монте-Кристо.

Конечно, у нашей золотой чучундры должно быть всё-всё самое лучшее. Это компенсация со стороны вселенной за неудачно скроенную внешку.

А вечером всем благочестивым семейством заезжаем к сватам, чтобы дожать мелкие нюансы по мероприятию. Четыре дня остается до дня «хэ». Пока старики перетирают, я незаметно сливаюсь и бесшумно бреду по направлению к кухне, где золотая невестушка привычно готовит напиток богов для гостей. И пока кофе варится, Лусинэ нарезает фрукты, дизайнерски расставляя их по тарелке.

Миньон сегодня взял заслуженный выходной. Моя актриса чиста аки слеза младенца, на ней нет ни грамма косметики. Как в день сватовства. В тот единственный раз, когда увидел её без грима в ипостаси Лус.

Меня так смешит ситуация, что бесконтрольно улыбаюсь. Очевидно же, что это еще один док: она «не всегда так ходит», а специально заряжает передо мной, имея какую-то цель.

— Бу, — шепчу ей в ухо, беззвучно подкравшись.

Бедная моя впечатлительная девочка от неожиданности заходится зигзагом, а в следующую секунду вижу заалевший палец, с которого кровь стекает на дольку яблока на доске.

В то же время кофе в джезве шипением напоминает о себе, я механически тянусь к ручке и отставляю её на соседнюю конфорку.

— Извини, — выдыхаю растерянно.

— Ничего, — силится улыбнуться, держа пострадавший палец под холодной водой.

Неловко переминаюсь пару секунд, затем возвращаюсь в гостиную.

Часа полтора торчим здесь же. Отчужденно прислушиваюсь к разговорам, бабушка атакует Лус вопросами обо всяких мелочах и много хвалит выбранное платье. Сам я никак не участвую и не вмешиваюсь. Больше в телефоне висну, с пацанами мутим прощальную вечеринку в пятницу перед моим отъездом. Обговариваем детали и сходимся на том, кого приглашать.

Ближе к девяти покидаем жилище святого семейства, традиционно всей толпой еще минут десять тусуясь у ворот. Скучающий взгляд бесцельно бродит по пространству, когда внезапно обнаруживает добротную лестницу, приставленную к стене аккурат рядом с окном на втором этаже.

— Это чья спальня? Твоя? — шуршу шепотом, наклоняясь к Лусинэ.

— Моя, — подтверждает, прослеживая взгляд. И как-то очень органично смущается, как положено скромнице лишь при одном намеке на что-то запретное.

Сразу отстраняюсь, но не лишаю себя удовольствия нагло ухмыльнуться, глядя ей в глаза.

Потому что, сука, пазл в башке сразу складывается.

В тот день, когда такси направилось в сторону коттеджных домов, я был уверен, что вот-вот поймаю её за руку. Грудак распирало от праздного предвкушения. Ехал за ними и улыбался. Мне почему-то всегда было важно именно застать с поличным в какой-то значимый момент перехода этой актрисы из одной роли в другую. На стыке. Чтобы глаза видеть. Как проигрывает. Зная, это будет феерично.

Но когда машина остановилась у очередной многоэтажки, это осадило немного пыл. Затаился чуть выше и с досадой ждал. Мозг взрывало, сколько же локаций у этой ведьмы, как и для чего перемещается туда-сюда?

Она вошла в один-единственный подъезд, а такси двинулось дальше. Я почему-то думал, что и здесь скоро загорится свет в каком-нибудь из окон. Но прошло десять минут без изменений, а я вдруг выскочил из машины и твердо направился к дому.

И как только вошел, начал ржать над собственной тупостью.

А многоэтажка-то сквозная, то есть, у неё вход с обеих сторон. Элементарно. Даже где-то гениально.

Пялился еще десяток секунд на второй вход, анализируя. Естественно, Лусинэ не могла просто подъехать к собственному дому в четвертом часу ночи. Умная девочка выходила заблаговременно, через чужие дворы попадая в свой сектор.

Сорвался и заколесил к Шахназарянам. Ожидаемо, что девчонка уже была на месте, пешком в два раза быстрее, чем в объезд, как добирался я. В окне свет не горел, но я, блядь, чувствовал, что она там, не спит, вошла совсем недавно. Только как?

Как попала внутрь незамеченной? Как конспирируется от родных? Почему сегодня не в той квартире?

Любопытство не на шутку шманало сознание.

На адреналине до рассвета катался по городу, словно этот движ вокруг способен как-то облегчить состояние, помочь найти ответы на терзающие меня уже два месяца вопросы.

10. Барс

— Мы можем поговорить? — эта тихая просьба в разгар обручения от собственной невесты немало удивляет меня.

Киваю, предполагая, что Лусинэ имеет в виду разговор тет-а-тет, для которого нам предстоит найти укромный уголок.

Подзываю официанта и интересуюсь, есть ли в ресторане возможность уединиться, на что получаю утвердительный ответ, и нас провожают в «комнату невесты» — некое подобие удобной гардеробной для невест и всех, кому нужно переодеться, привести себя в порядок, попудрить носик во время свадебных торжеств.

Наша помолвка пока не свадьба, но масштабы практически совпадают. В ресторане минимум двести гостей.

Тот самый близкий круг.

Как только дверь за работником закрывается, изнутри щелкаю замком, чтобы нам никто не помешал.

Моя чучундра заламывает руки, я ненароком мажу по кольцу, которое час назад надел ей на безымянный палец, официально укрепляя её статус невесты. Странно, но дед каким-то невообразимым образом подобрал самое гармоничное украшение для тонких пальчиков Лусинэ. Даже мне нравится чертово кольцо на ней. Хотя никакого особо значения этот факт не имеет.

— Я тебя внимательно слушаю, — сажусь на диван, давая ей преимущество в росте, может, прием чуть урезонит адский тремор девчонки.

— Это ошибка! — пищит и замолкает.

Пока не совсем втыкаю. Но уже интересно.

— Я тебе не нравлюсь, — выдыхает через секунд десять и заливается краской.

Вот теперь я заинтригован по самые жабры.

— В общем, нам не стоит жениться.

Ты себе даже не представляешь, насколько права.

А кто сказал, что мы женимся?

Вслух не произношу, рано еще для этого перфоманса, я пока не получил лавэ.

— Обоснуй, — мой голос ровный и добродушный, хотя ржать охота от ситуации. — Почему сейчас? Почему не озвучивала раньше?

— Позавчера ночью, когда ты…

— Я же объяснил, это тупая шутка. И извинился.

Да уж, чего мне стоило успокоить её в ту ночь… Несколько минут как мантру твердил, что я дурак, решивший пошутить, пока благоверную перестала бить дрожь испуга. Договорились, что никто об этом не узнает, и я мирно съебался. Разочарованный и потухший.

— Дело не в этом, — судорожный выдох, новый виток румянца. — Барсег, ты так смотрел на меня… И всегда так смотришь… Свысока. Снисходительно. Даже с брезгливостью. С презрением. Но той ночью — особенно. Ты совсем не уважаешь меня. Не говоря о большем. И брак с подобными исходными не имеет будущего.

Пиздец.

— Я так не хочу, — разводит руки широко в стороны и переходит на отчаянный шепот.

Точно пиздец.

— Давай скажем, что не хотим этой свадьбы. Одна я не осмелюсь, а если оба…

Лусинэ резко обрывает себя и сникает.

Меня только сейчас догоняет истинный градус подлости, совершаемый мной против неё. Я ни разу не задумался о том, как себя веду, как она это воспринимает, как относится… Преследовал иную цель, шел за каким-то угаром. Вообще никак не парился о Лус.

Паскудная моя сущность, такие дела.

Встаю и издаю свистящий вздох. Медленно приближаюсь. Впервые, быть может, иду на нормальный тактильный контакт, когда беру её за руку и легонько сжимаю.

— Всё будет хорошо, ничего такого нет, тебе показалось. Давай не рубить, дату свадьбы окончательно не решили. Перекинем на следующий год. Притереться время есть. Я не отношусь к тебе презрительно.

По сути, нагло чешу. Но как ей сказать, что от одного взгляда на её нелепо измазанное лицо меня перманентно тошнило.

В желтых глазах гаснет та малая смелость, с которой девчонка сюда шла. Словно огонь потух. Вижу, что не верит. Чувствует фальшь.

Такой вот я конченый мудак, сказать правду о том, что и так не собираюсь жениться, не могу. Ей явно было бы в этом случае спокойнее. Но доверять этой девушке и кому-либо свои планы — не стану.

Пусть всё идет, как есть. А она — лишь важный винтик в этой истории. Но историю начал писать не я.

Мне хочется обнять Лусинэ. Дикий несвойственный порыв.
И стоит сделать маленькое колебание корпусом, она отшатывается, вырывая свою ладонь.
Понимаю.

— Пойдем?..

Открываю дверь и пропускаю невестушку.

Не глядя на меня, с опущенной головой бредет мимо.

Шагаю следом.

Размышляю о том, сколько стойкости этой хрупкой зашоренной девочке пришлось призвать в себе, чтобы набраться духу высказать мне свои страхи в лицо и попросить о разрыве, учитывая, как стесняется и еле дышит в моем присутствии.

В фойе замечаю за стеклянными дверьми курящего на крыльце Марка. Резко меняю направление.

— Запрещено же, — деланно цокаю, обглядывая других курящих.
— Да и похуй, — прагматичный ответ. — Пока администрация закрывает глаза на нарушение запрета, все будут дымить.
Друг провожает взглядом заходящую в наш зал Лусинэ.
— Необычная она у тебя.
— Ага. Харизматичная замухрышка.
— Не красавица, да, но, блядь… будто что-то мощное в ней есть.
— Забирай, — толкаю великодушно и улыбаюсь во все тридцать два.
Марк стреляет в меня осуждением, зная всё с самого начала, и скрипит вместе с выпускаемым дымом:
— Ну ты и уёбыш, Барс.
— Гены не пропьешь, дружище.

11. Лус

— Какие, мать вашу, пары? — возмущается рядом одногруппник. — Первое сентября же! Встретились, замутили перекличку, рассосались в разные стороны! Все нормальные вузы по этой схеме чилят!

— Самые активные получат допзадание написать работу «Как я провел лето», — отзывается декан на нестихающие шушуканья, не отрывая взгляда от своих записей. — В виде реферата, разумеется.

Группа хихикает на детский подкол из уст одного из самых строгих преподавателей, который в этом году ведет у нас аж два профильных предмета. И оба по закону подлости стоят в расписании сегодня. Поэтому никто не рискует пропускать их, в том числе и злостные прогульщики.

— Староста? — поднимает глаза Анатолий Валентинович.

Нехотя тяну руку вверх.

— Я.

— Номер телефона мне и почту. Скину вечером материалы. А также возможные изменения в графике.

Обожаю таких динозавров. Игнорирующих блага цивилизации. Типа дозвона. Смс-ок.

Приходится писать ему данные на листке, вырванном из тетради.

Следующие три часа с десятиминутным перерывом на законную перемену мы сидим в полной тишине, слушая лекции.

— У меня голова опухла от потока информации, — жалуется Кети, хватаясь за виски. — Я уже никуда не хочу идти, только домой. И спать, блин. Этот мамонт точно энергетический вампир. Высосал весь запал.

— Давай я всосу его обратно? — прилетает от того же одногруппника, вылетающего в коридор за нами.

— Боже, Полищук, а давай ты проявишь побочки своего спермотоксикоза где-нибудь в другом месте?

Они продолжают препираться, а я смеюсь, привыкшая к пошлятским шуткам наших мальчиков. Им по восемнадцать-девятнадцать, и ясное дело, никто за лето не стал осознаннее. Вряд ли что-то изменится и до конца второго курса.

Всей толпой спешим на улицу, где продолжаем вести бурные переговоры, в каком заведении посидеть. Соскучились друг по другу, душа требует праздника.

— Лус, он идет сюда, — шепчет в какой-то момент Кети.

Я выжидаю несколько секунд, после чего медленно оборачиваюсь, будто невзначай окидывая скучающим взглядом заполненный студентами двор универа. И, разумеется, натыкаюсь на подходящего к нам брюнета, как подруга и предупреждала.

— Привет, Шахерезада, — бросает мне с залихватской улыбкой и небрежно кивает остальным.

— Привет, — отражаю ровно и выгибаю бровь, напоминая, что не люблю, когда он меня так называет.

Марат лишь улыбается шире и зеркалит моё движение, пуская в полёт густую бровь. Мол, ничего ты мне всё равно не сделаешь.

— Не передумала насчет вечера? Пришли бы с подружкой.
— Ей парень не разрешает.
— А тебе?
— Врожденное чувство самосохранения.

Усмехается и качает головой, транслируя: ты неисправима.

С Адамовым у нас уже второй год длится пикировка повышенного уровня. С первой встречи в коридоре, когда я еще была абитуриенткой, посещающей подготовительные курсы, бросаем друг в друга провокационные взгляды и не упускаем случая схлестнуться в остроумии. В общем-то, с этого и началось наше знакомство — с обмена далеко не любезными колкостями из-за тупого подката его друга.

Ну, как это бывает, тривиальная история симпатии. Он крутой красивый мальчик, представитель элиты города, привыкший к женскому вниманию, но почему-то засматривающийся на меня. А я — не Золушка, конечно, но из семьи попроще и не с самой яркой внешностью, при этом страдающая частым дефектом «простушек»: гипертрофированной гордостью, мешающей мне пасть ниц перед принцем.

Мы переписываемся в соцсетях, бомбя личку подколами, но напрямую не признаём, что нравимся друг другу. Марат не оставляет попыток вовлечь меня в свою компанию, приглашая на различные тусовки, а я железобетонно отсеиваю эти приглашения.

— Дай знать, если передумаешь, — приспускает авиаторы и подмигивает, гад.

Я знаю, какими взглядами его провожают другие девочки. Мысленно разрисовывая меня ругательствами за то, что «выделываюсь».

Вечером, возвращаясь домой после посиделок, чуть не забываю про треклятое кольцо. Прямо перед дверью достаю из внешнего кармана сумки и надеваю, борясь с внутренним протестом.

— Ты поздно, дочь, — мама встречает в коридоре, зевая.

— «Спокойной ночи, малыши» еще даже не началось, — ворчу для проформы и целую её в щеку.

Стандартная процедура — в двух словах рассказываю о первом учебном дне и поднимаюсь в комнату. Я безумно люблю маму, но мы с ней не подружки, я привыкла в сухом казарменном режиме докладывать о существенном и ретироваться.

Бабушка с дедушкой уже легли, поэтому, не боясь быть пойманной, прямо на лестнице стягиваю кольцо, жгущее палец. Кладу на видное место на столе, чтобы утром перед завтраком напялить. Дед строг к таким мелочам. И я уже четыре дня пытаюсь ужиться с ненавистным атрибутом новоиспеченной невесты.

Приобретенный статус так бесит, что рычать готова.
Но стискиваю зубы и молчу.
Ведь у меня нет выбора.
Пока…

* * *

Выхожу со склада, перебирая документы, и по пути улыбаюсь водителям наших постоянных заказчиков. Они ждут своей отгрузки, соблюдая очередь. Чуть ли не с младенчества знаю многих из них, я сюда часто приходила с мамой, потому что бабушке было сложно справляться с моей гиперактивностью в одиночку. Но и здесь я умудрялась наводить суету, пару раз организовывая настоящие ЧП. Коллектив перекрещивался, когда я появлялась на производстве, и работники передавали меня друг другу, словно эстафету, лишь бы не оставлять без присмотра.

12. Лус

Ставлю все свои внутренние органы, он с ней спал.

Смотрю украдкой на Барса с Олей, переговаривающихся у бара, и взрываюсь от бессильного раздражения. Человеческая тупость не знает границ. В нескольких метрах, пусть и вне видимости, сидит отморозок, который сам по себе ходячая угроза жизни. Если прокурорский сынок узнает Барса, это конец. Девушку, быть может, не тронет, потому что она ему больше неинтересна, про этого упыря разные слухи ходят, там полный сдвиг по фазе в плане кинков[1]. Но герою-любовнику точно будет несладко.

А эта дурочка стоит и флиртует, невзначай расправляя свои прелести. Вместо того чтобы предупредить парня и попросить уйти.

Боже, в любую минуту здесь могут учинить расправу, а эти идиоты воркуют, словно на свидании.

Барс ловит мой взгляд и немного щурится, когда я забираю у бармена заказ. С ледяным равнодушием отображаю и читаю предупреждение в его глазах.

Смазливый в ярости.

Я ведь нейтрализовала его в раздевалке и ушла. Снова. Бить не планировала, это рефлекс сработал на опережение. В ту секунду растерялась, увидев ненавистного жениха с торжествующей наглой ухмылкой и ничего лучше не придумала.

Сейчас, когда он гневно зыркает, я чувствую, как аномальное удовлетворение растекается по венам наряду с адреналином, который шпарит в крови с момента, как оказалась пойманной. Что ни говори, а сбивать спесь с придурка очень приятное дело.

Я знаю, что в зале Барс ко мне не сунется. Он будет ждать, пока мы останемся вдвоем после смены. А до её окончания еще часа полтора. И я продолжаю работать под декомпозицию мыслей. Сценарий открытый — наша боевая игра может закончиться как угодно. Разговор неизбежен.

Ситуация критическая. Но я держу себя в руках.

Изредка отражаю яростные взгляды Барсега с не меньшей злобной пылкостью.

Да, ты мне тоже не нравишься, Диего.

Краем глаза контролирую перемещения прокурорского сынка, подавляя эмоции. Не до них. Хоть кто-то в этой неадекватной обстановке должен сохранять холодную голову, чтобы все остались живы. Раз это не Оля и не Барс, приходится только мне. Готова в любой миг действовать и прикидываю пути отступления в случае чего. Я просто не могу допустить, чтобы этого горе-жениха порешали по моей вине. Косвенной, но вине. Он же из-за меня был здесь в ту ночь. И сегодня.

Напряжение отпускает, когда народ начинает расходиться, а в числе первых караоке покидает орава насильника. Бог миловал, всё закончилось благополучно. Но после такого стресса мне понадобится как минимум расслабляющая ванна. Нервы натянутыми канатами продолжают тихонько поскрипывать.

Я вызываю такси еще в помещении, переодеваясь. Поэтому, выходя на улицу, успеваю запрыгнуть в машину быстрее, чем спохватывается стоящий неподалеку Барс. Он тут же кидается к своему автомобилю и следует по пятам.

Выхожу у подъезда практически одновременно с ним.

Смазливый хлопает дверью и шагает ко мне. Громкий звук эхом отдается по двору, и я выпрямляюсь еще больше, встречая грозный взгляд.

Останавливается в метре. Застывает. И сверлит чернотой в глазах.

Наш зрительный контакт нашпигован обоюдной ненавистью.

Теперь всё без утайки. Откровенно.

В какой-то степени даже хорошо, что мне больше не надо притворяться.

— Ты… — Барсег натурально рычит. — Ты…

— Твоему красноречию позавидовали бы даже Платон с Сократом, — ничего не могу с собой поделать, невинно хлопая ресницами и улыбаясь с широтой.

— Рот закрой.
— Тон сбавь.

После обмена детсадовскими фразами еще какое-то время обжигаем друг друга гневом. Не мигая.

— Ты мне должна объяснения, чучундра. Я жду.
— Я худею с твоей наглости, Диего.
— Объясняй, блядь, что всё это значит.
— Для особо одаренных: я тебе ничего не должна. И, вообще, что ты тут делаешь? У тебя же ординатура.
— Тебя не касается.
— Аналогично.

Палим репликами на опережение, оба злые и не настроенные на нормальный диалог, слишком много в нас гонора. Никто не сдаётся.
Барс возвышается надо мной, дышит огнем, аж ноздри подрагивают.

Я девочка невысокая. К сожалению. И подавлять ростом технически не могу.
Компенсирую это упущение природы профессиональной язвительностью.
Он еще не в курсе, но у меня по ней черный пояс. Язык — моё оружие наряду с боевыми приемами, которым научила целая свора братишек.

— Я понять хочу, тебе кто-то бессмертие подогнал? Откуда столько борзости?

— Генетически передалось от отца-Кощея, — фыркаю и закатываю глаза.

— Да твою ж мать, ни капли адекватности?! — Барс стискивает челюсть и склоняется ближе. — По-человечески общаться не вариант? Я тебе сколько раз предлагал договориться? Ты что устраиваешь, химера[2]?

— По-человечески — это как ты, что ли, Барсик? — достал обзываться, не поспеваю за ним. — Матами и криками, как орк подзаборный?

Получаю удовольствие от его реакции на кошачью кличку. Аж передергивает бедного. Выпрямляется и хмуро косится, сдерживаясь из последних крупиц терпения. Я чувствую, что смазливый на грани. Ну не бить же ему меня.

13. Лус

Я снова и снова непроизвольно тянусь к шикарным бутонам, чтобы ощутить кончиками пальцев бархатистость лепестков. Цветы лежат на нашей с Кети парте, сводя с ума сладким ароматом. Подруга кидает понимающие взгляды в мою сторону, когда невзначай наклоняюсь к ним ближе и вбираю запах на всю мощь легких.

Первый настоящий знак внимания от Марата.
Мой первый букет от него.
И первый шаг к новому уровню.

Вплоть до конца последней пары я никак не могу перестать тонуть в покалывающем кожу нервном возбуждении.

Всё чаще и чаще в нашей с Адамовым переписке сквозит его нетерпение, напор, жадное требование чего-то большего. Встреч, полноценных разговоров, реального знакомства. А не подростковых диалогов в сети.

На Кавказе конфетно-букетный период разительно отличается своим целомудрием и флёром таинственности. Здесь не занесёшь подаренные цветы домой со словами: «Ой, да это от поклонника». Не признаешься, что общаешься с кем-то. По крайней мере до определенного момента.
Правила другие.
Даже если бы я не была помолвлена, о чем никто в универе не знает, я не смогла бы унести букет с собой.

Долгоиграющая эйфория, захватившая всю меня, омрачается прозаичной мыслью: жаль, но мою комнату не будет украшать первый букет от парня, который нравится.

Придется оставить эту красоту у Кети.

После занятий еще какое-то время болтаем с девочками на улице, и я бережно прижимаю к себе кремовые розы. Неконтролируемо улыбаюсь.

И вдруг замечаю припаркованную у обочины машину Барса и, собственно, смазливого, прислонившегося к пассажирской двери.

Внимательно щурится, не скрывая своего пристального интереса к моей персоне. Хорошо, что хватает ума не подходить. Не хочу, чтобы нас здесь видели вместе. И я вынуждена какое-то время ждать, чтобы двор опустел, и мы с Кети покидали его в числе последних.

Подруга без слов понимает, что сегодня поедет домой одна.

Поправочка: с моими цветами.

Мы шагаем к хмурому Диего, он тоже отрывается от металла и идет навстречу.

Я позволяю себе рассмотреть его детальнее при свете дня. Мелкие погрешности на лице — еще не сошедшие последствия драки — практически незаметны и совершенно не портят общего впечатления.

Барс объективно красивый парень. Даже очень. Тот случай, когда природа была в гармонии с собой, создавая эту самоуверенную сволочь.

— Симпо-по, но... — шепчет едва уловимо Кети, сверля Барса недовольством, пока приближаемся. Подруга разделяет мое мнение о том, что в мужчине не внешность главное.

Равняемся и втроем скупо киваем друг другу, не озабочиваясь приветствиями.

— Ты уверена? — моя бесовка с явным недоверием сводит брови, не желая отпускать меня одну.

Нам со смазливым надо поговорить. Наедине. Это очевидно.

Я не ожидала, что он придет вот так сразу после моего ночного требования, но тем лучше.

Напоследок еще раз вдохнув чудесный аромат, с грустью вырываю букет из своих объятий и вручаю Кети:

— Да. Ты поезжай, я потом позвоню.

Кисло клюнув меня в щеку, подруга уходит. Ей придется добираться на электричке, a я буду ехать с Барсом на машине. К счастью, она все знает и не возражает.

Мы с горе-женихом устраиваемся. Когда сажусь на заднее сиденье, улавливаю недовольство в его взгляде через зеркало заднего обзора.

Изгибаю губы в усмешке.
Не заслужил ты, чтобы я сидела рядом, Диего. Не заслужил.

Трогаемся, и мне тут же прилетает вопрос:
— Значит, про парня не сочинила?

Не сразу понимаю, о чем речь. Всплывает разговор в караоке. Видимо, Барс связывает ту информацию с сегодняшними розами.

— А ты думал, я все восемнадцать лет ждала тебя, любовь моя?

Кривится, но считает за благо не отвечать.

Пользуюсь заминкой и достаю из рюкзака косметичку, принимаясь стирать легкий макияж. Если эти действия косящийся на меня водитель не комментирует, то, когда начинаю заплетать распущенные волосы в свободную косу, выдает почти возмущенно:

— Как ты так живешь на несколько ролей, обманывая семью?

Царапает это утверждение. И уверенность в голосе, будто я совершаю нечто неправильное и даже преступное.

— Ты у нас Святой Отец? Мы собрались на исповедь? — огрызаюсь, удостаивая остерегающим взглядом.
— Я нормально спросил, — цедит, уже открыто испепеляя меня глазами через то же зеркало заднего обзора.
— А я нормально ответила тебе ночью: не твое дело.
— Мы такими темпами не договоримся, чучундра... — выдыхает шумно и резко замолкает в потрясении, наблюдая, как я натягиваю сверху джинсовых штанов длинную плиссированную юбку, а через несколько мгновений ловкими манипуляциями стаскиваю джинсы из-под юбки. — Ты всё время играешь. Двуличная. Непостоянная. Я не могу тебе доверять.

Я заправляю блузку за пояс, разглаживаю одежду и убираю вещи в свою кладь.

— Что-то не слышу аналогий в твой адрес. Я, что ли, тебе доверяю? У меня тоже нет гарантий, что ты меня не кинешь. Но ума хватает признать, что без рисков не получится. Условия остаются прежними, Диего.

14. Барс

— Ты что исполняешь? Совсем больная?! — рявкаю, вытирая рот. — С хера ли ты меня целуешь?

И пропускаю момент, когда эта бешеная сучка со всей дури бьет меня по диафрагме, заставляя резко качнуться назад, опасно склоняясь к полу. Удерживаю равновесие и открываю рот, но тут же его закрываю, в ахере наблюдая, как чучундра хватается за ворот рабочей футболки и остервенело вытирает свои губы. Мало того… она еще и язык высовывает и проходится по нему тканью несколько раз.

Ну, мадам с демонстрацией загнула, конечно… Я хоть и впустил её случайно в свой рот, но французского интима не допустил. И не допустил бы ни за что.

— Это ты — ущербный! — орет вдруг, наступая, и снова шлёпает ладонями по моей груди. — Я, если что, шкуру твою пушистую спасала, Барсик! Блохастая ты скотина! И, знаешь, что?! Зря! Зря я это делала! Надо было отойти в сторону и позволить этому отморозку узнать тебя, чтобы прибил вместе со всей шайкой, которая пасет тебя уже третью неделю! Может, тогда корона твоя съехала бы, не давила на мозг, и ты хоть что-то замечал вокруг кроме собственного раздутого эго! Я тебя поцеловала?! Ты серьезно?! Считаешь себя настолько неотразимым, смазливый?! Поцеловала, блин?! Я максимально закрывала твою морду, как могла! Не благодари!

— Пиздец ты хабалка… — выдаю на механике, разглядывая раскрасневшееся от потуг лицо клубничного Миньона, пока черепная коробка принимается за обработку выданной информации.

— А ты — кто? Хамло обыкновенное! Профессор кафедры обсценной лексикологии и астрономического гонора! Ты хоть раз свой рот в мою сторону с уважением открыл?! Четыре месяца я выслушиваю твои тупые клички уровня «детский сад», молчу, позволяя издеваться на ровном месте, еще и зад твой тут прикрываю!

— Четыре месяца я тебя призываю договориться, — напоминаю довольно спокойно.

— Да пошел ты! Договориться! — фыркает злобно и сжимает ладони в кулаки, тряся перед собой, будто из последних сил сдерживается, чтобы не зарядить мне.

Криповая выходит ситуация. Эта стерва хоть и вымораживает меня одним своим двуличным существованием, не признать доли правды в её спиче я не могу. И самое прискорбное, блядь, мне индифферентно. Ни капли стыда и вины я не чувствую. Потому что не воспринимаю Лусинэ как девушку. Ни с одной нормальной девчонкой я никогда себя так не вел. Не выходил за берега, не срывался на мат, не подавлял желания придушить и одновременно выбить объяснения.

И, как вижу, окончательно уверяясь, у нас с ней выявлена дичайшая непереносимость.

— Еще раз назовешь меня Барсиком и прочими производными кошачьими определениями, я тебя закопаю в лотке, — толкаю ровно, слегка выгибая бровь в немом предостережении, мол, лучше не проверяй. — Жду на улице. Поговорим уже нормально и разойдемся. Хочу забыть о тебе как о страшном сне. Шевели лапками, чучундра.

Мне кажется, я даже слышу свист — так яростно закипает моя визави.

Рискуя жизнью, разворачиваюсь к ней спиной, но не спешу уходить, специально замедляю шаг, вдруг ей захочется сказать или сделать что-нибудь еще напоследок.

На улицу попадаю на удивление живым и почти невредимым. Если не считать моральную травму от поцелуя. И пусть Лусинэ таким способом пыталась меня спасти, во что я охотно верю, это не отменяет моей брезгливости к нежеланному прикосновению. Плюс, если задуматься, этот гондон с девиациями смерти моей хочет именно по вине официантки Вики, к которой я тогда шел и из-за которой я здесь торчу. Я, мать вашу, вообще забыл о существовании недоноска. С такой оперой в башке, сочиненной моей ненаглядной, хрен отвлечешься на кордебалет внешнего мира. Так что, пусть не жалуется и не катит мне предъявы.

Сначала жду её в машине, но, устав от неподвижности, выхожу и разминаю ноги, наяривая по короткой бесцельной траектории туда-сюда.

Задумываюсь о том, что доводить благоверную — довольно занимательно, но всё же энергозатратно. Не девочка, а сплошной мозготрах. Никакой определенности по отношению к ней нет. Не могу подогнать её ни под один маркер поведения. Она словно микс противоречий, вызывающих по большей части отторжение. То святая невинность, то заправская конспираторша, то злостная драчунья, то лихая оторва. Блядь, ну где я еще видел, чтобы девки на ходу выпрыгивали из тачек и светили факами, убегая? Чтобы вмазывали не хуже боксеров? Чтобы с напрочь отбитым чувством самосохранения вырисовывали немыслимые пассажи, а потом внаглую еще и условия свои диктовали?

Сука, да таких не встречают, на таких — нарываются.

В наказание за страшные грехи.

Собачимся только так, никаких культурных форм общения. И мне пиздец как настачертел этот формат. Пора заканчивать затянувшуюся муть. Я готов делиться козырем. Созрел к сотрудничеству. Надеюсь, продуктивному.

Но Лусинэ всё нет и нет.

Ни через полчаса, ни через час.

Я всё это время стою и смотрю на постепенно рассасывающийся по домам персонал, и в какой-то момент понимаю, что эта сучка меня кинула.

Еще несколько минут с особой злобой сжимаю челюсть, глядя на неоновую надписать с названием караоке, а потом резко срываюсь, собираясь уезжать.

И тут она появляется. С огромным пакетом и настолько потерянным лицом, что я напрягаюсь. А когда подходит ближе, и я вижу её влажные глаза, охуеваю в цвет от неожиданности. Как удар под дых.

15. Барс

И я ему следую.

Появляюсь в том же дворе на третий день. Приезжаю ближе к вечеру и в очередной раз набираю чучундре, получая стабильные длинные гудки. Пишу ей, что внизу, безо всякой надежды на положительный исход.

В отличие от неё, пусть и с натяжкой, но я всё же остываю за этот короткий срок. Нехотя признаю′, что у Лусинэ есть причины так себя вести. Скажем, если бы в моей жизни случилась задница в планах по чьей-то вине, я бы тоже не стал контачить с человеком. Хотя бы из желания убивать.

А в чокнутом Миньоне, не сомневаюсь, это желание касательно меня зашкаливает.

Издалека морщусь на толчею детей, орущих, словно потерпевшие. И раздумываю, насколько правильно будет явиться сейчас в квартиру подружки чучундры?.. Мне бы этого не хотелось. Но. У нас с ней не так много времени, я опасаюсь, что старики всё решат сами и просто поставят перед фактом.

Лавируя в шквале «за» и «против», принимаю решение всё же подняться.

Не успеваю сделать и шага, как дверь подъезда распахивается, выпуская на улицу… мою благоверную.

Стопорюсь и пялюсь во все глаза.

От неё шарахает совершенно иным вайбом. Уверенностью. Женственностью. И демоническим хладнокровием. Мне навстречу идет новая версия младшей Шахназарян. Лучшая среди всех имеющихся версий. Вне конкуренции с предыдущими.

И я, блядь, в очередной раз теряюсь в её таланте перевоплощения.

Черное свободно сидящее платье-пиджак по самые колени, классические туфли в тон на шпильке, собранные в низкий блестящий хвост волосы с прямым пробором, что придает благородности её лицу, и идеальный вечерний макияж. С красной помадой.

Последнее идет далеко не всем. Но, сука, когда девчонка подходит ближе, я в изумлении отмечаю, что матовый красный — это, по ходу, её фича. Тонкие губы с алой краской выдают такую фактуру, что я подвисаю, вспоминая, видел ли раньше девушек, на которых это смотрелось так же чертовски гармонично?.. Не вульгарно, не чересчур, не пронзительной нелепостью. А как нечто безупречно уместное.

— Мне покрутиться? — останавливается напротив и складывает руки на груди под моим тяжелым пристальным взглядом, пока я игнорирую её реплику.

В общей массе — охуенная стерва. Вот такой вердикт выдает мой внутренний судья. Это значит, как и прежде, она для меня непривлекательна, но эффектность образа отрицать не стану. Взгляд цепляет. А нутро не отзывается. Яркое впечатление быстро смывается, в сухом остатке — только поверхностное любопытство. Которое тоже улетучивается с первыми звуками насмешливого девичьего голоса.

— Лучше на разговор настройся, — бросаю строго, давая понять, что сегодня уже не соскочит с темы.
— Смени тон, Диего, — предупреждает, слегка щурясь. — Ты снова забываешься.
— У нас мало времени, — озвучиваю недавние мысли, ни капли не меняя тон.
— Вот это точно. Поехали.
— И куда же? — интересуюсь, ища подвох в её поведении, когда усаживаемся. Причем, на этот раз она занимает переднее пассажирское сиденье.
— В ресторан. Подскажу дорогу.

Почти не удивлен.

Чучундра показывает мне картинку с названием. Комплекс мне знаком, находится в соседнем городишке. Ехать туда около часа.

— У меня там дела. Недолго побудем, потом обсудим нашу проблему.
— Я тебя везу на свидание, Луноликая? — усмехаюсь саркастически.
— Такую важную миссию я бы тебе не доверила, Барсик. Лапки не доросли.
— Не нарывайся.
— Аналогично.
— С какой стати я выступаю твоим таксистом?
— А зачем ты ошивался во дворе? Я нашла лучшее применение твоему свободному времени.

Это происходит как-то внезапно для меня самого. Я начинаю смеяться. Под её абсолютную невозмутимость. Будто вся энергия, затрачиваемая на раздражение и злость к этой стерве, взрывается от одного крохотного укола.

Не каждый день натыкаешься на подобную наглость. Какую-то естественную, что ли. Забавно.

Не знаю, почему не спорю. Наверное, здравый смысл напоминает, что за мной имеется косяк. Лусинэ, кажется, настроилась на диалог, и не стоит сбивать её с пути. Плюс — я хочу знать, куда намылилась чучундра в таком виде.

— Ты...

— Помолчи, пожалуйста. Мешаешь, — перебивает, цокая. — Сказала же, поговорим. Но потом.

Кидаю в нее беглый изучающий взгляд. Сидит в телефоне, напряженно вчитываясь во что-то. Указательный палец правой руки мелко вибрирует, будто отбивая ритм по чехлу.

Ничего не понятно, но очень интересно.

Бля-я-я, да это мое перманентное состояние рядом с ней.

Сплошные загадки, тайны, интриги. И никаких просветов.

У ресторана ожидаемо негде припарковаться, сердобольный дядька в жилетке вовсю жестикулирует, направляя меня в свободный закуток. Лусинэ резво вылетает из машины, вновь проверяет экран телефона и решительно подходит ко мне.

Смотрит цепко, оценивающе, глазами водит туда-сюда. Я приподнимаю бровь в немом возмущении, нутром чуя, сейчас пойдет какая-то дичь.

— Ты, в принципе, всегда одет так, — и снова открытая язвительная насмешливость.
— Так?..
— Как на свадьбу. Смазливенький, аккуратненький.

Если бы она знала, насколько сильно в этот момент хочется дать ей по губам, издевательски изогнутым в улыбке!

16. Барс

Мы почти бежим.
Почти. Очень быстрым шагом уже минут десять снуём по узким улочкам.
Запыхавшись, достигаем центра и только среди людских скоплений сбавляем темп. Не то чтобы за нами кто-то всерьез гнался, но и испытывать свою удачу в такой ситуации не хочется.
Я отпускаю руку Лусинэ, за которую держал её весь путь, чтобы не отставала.
Мы оборачиваемся друг к другу, тяжело дыша. Смотрим не мигая.
И синхронно начинаем смеяться.

Эта чокнутая девчонка настоящая оторва.
С красивой улыбкой. Громким смехом. Редкими глазами.
Стресс, быть может. Но придушить её сейчас мне хочется чуть меньше, чем часом ранее.

— Я уже дважды мудохаюсь с твоими проблемами, чучундра, — бросаю провокационно. — Ты мне должна.

— Дважды?! — закатывает глаза, укоризненно качая головой. — Ты попутал, красавчик? В прошлый раз ты не меня спасал, да и благодарность от Олюшки своевременно получил, спорим?!

Отвожу взгляд, сам не знаю — почему. Моя личная жизнь не тема для обсуждения. Кого хочу, того и трахаю.

Чеканушка понимающе хмыкает и тут же продолжает деловито:

— Учитывая, что я тоже прикрывала твой царский зад, Диего, мы квиты.

— Сомнительное равенство.

Восстановив дыхание до нормы, трогаемся вдоль пестрых магазинов.

Думаю, через полчаса вполне безопасно будет вернуться за машиной.

— Ну и кто это был? — учитывая буйный характер шагающей рядом химеры, я сразу отметаю классическую версию о том, что сегодняшний жених — её парень. Или бывший парень. Тут однозначно нечто пофееричнее будет.

— Бывший моей подруги, — протягивает нехотя с безумно кислой миной, словно слопала лимон.

— Что натворил? Обещал жениться и бортанул?

— Всё куда проще: хотел попользоваться влюбленной в него малолеткой. Но послал, когда понял, что возни много, и пустил слухи, что Кети «отменная тинка, отполировала ему член по самые яйца» ещё в первые встречи. Это, если что, его цитата. Её потом долго травили местные пацаны. Предлагали прокачать навыки прямо в подъезде.

Судя по злости, с которой Миньон выплевывает последние слова, период у них был точно не из легких. Подключаем фактор маленького городка и представляем, как молниеносно распространились слухи.

— И вы с ней замутили вендетту?

— Что? — Лус проглотила возмущенный смешок. — Кети ни при чем. История произошла примерно год назад. Она, к счастью, встретила хорошего парня и забыть забыла об этом мудаке. В этот раз всё серьезно, скоро они поженятся. А сейчас она гостит у него в краевой столице. Ты единственный, кто в курсе моего перфоманса, Кети убьет меня, если узнает.

— То есть, ко всем прочим приблудам… ты еще и мстительная сука?

— Мстительная?

На суку не отзывается, главное. А «мстительная» чем-то царапает. Пиздец.

Не сразу замечаю, что шагаю один. Резко оборачиваюсь и вижу её отставшей на десяток метров застывшей статуей. Хмурится, сверлит асфальт в задумчивости.

Серьезно, блядь?
Сотни оскорблений и никакой реакции. Один негативный эпитет — и такой загруз?
Хотя чего это я еще удивляюсь? Вспомним, с кем имеем дело.

В следующую секунду чеканутая резко вскидывает на меня свои невозможные глаза и приближается уже совершенно безмятежная.

— Нет, я не мстительная, в недрах моей памяти не обнаружилось ни одного случая, за который я хотела бы отомстить. У меня нет ни желания, ни времени на такие глупости.

— Да ну нахуй? — аж слюной давлюсь. — Напоминаю, чучундрна, мы спринтернули из ресторана после твоего показательного шоу. Ты, мать твою, год вынашивала план мести! Ты метнулась ради этого в соседний город и выступила перед незнакомой публикой, завуалированно опустив женишка-гондона ниже плинтуса. Ты обеспечила ему тёрки с женой, которая всё отлично поняла. Ты, блядь, практически испортила ему свадьбу! Потому что он когда-то шпилил твою подругу и плохо с ней расстался. Камон!

— Это другое, — отмахивается с благоухающим пофигизмом. — Тебе не понять, твою подругу не унижали так жестко. Этот урод должен был получить по заслугам! Две вещи, которые он ненавидел больше всего на свете — рэп и меня. Грех было не соединить две причины позлить его. Никакого года я ничего не вынашивала. О свадьбе узнала несколько месяцев назад, и идея пришла сама собой. Оставалось только подготовиться.

— No comment! — сдаюсь, вскидывая ладони перед собой. — Не хотел бы я оказаться на месте этого парня. Но ты же признаёшь, что совсем ебобо?
— Ты такой же, раз здесь со мной.
— Аргумент.

Прыскаем оба.

— И никто никого не шпилил, фу, — уточняет Лусинэ важно. — У Кети хватило ума не спать с ним.
— Тебе тоже хватает ума не спать со своим парнем?
— С чего это? — щурит свои глаза, когда косимся друг на друга.

Я ожидал другой реакции на провокацию. Что-то в стиле «Я не такая, я жду трамвая»… Не могу объяснить, почему в этот момент меня настолько поражает половая жизнь чучундры. То есть, именно её наличие.

— Мала еще, — бросаю, наконец, небрежно, и мы отворачиваемся, плутая дальше. — Хотя выбор твой.

— Ха! Для свадьбы не мала, для секса — мала? Нормально, блин? Ничего не смущает?

17. Лус

Это уже второй букет, который я не смогу отнести домой.

Вот о чем думаю, сидя в кофейне напротив парня, который давно нравится.

С нетипичной мне меланхоличностью разглядываю розовые бархатные лепестки, изучая прожилки на них, пока Марат делает заказ.

Это можно назвать свиданием? Если мы просто зашли в заведение напротив университета попить кофе?

Желания у меня не было ни малейшего, но Адамов так настаивал, что я сдалась. Сдалась, не испытывая ни грамма трепета или волнения, хотя должна бы. Впервые прилюдно нахожусь одна в мужском обществе. Да еще и в статусе невесты. Другого человека.

Жизнь такая закрученная штука. Что такое возраст, когда ты даже в восемнадцать в полной заднице?

— Ты меня не слушаешь, — напоминает о себе Марат с мягкой укоризной.

Еще бы я тебя слушала, когда моя голова занята арифметикой: сколько заветов я нарушаю в данную секунду.

— Прости, сегодня я рассеянная.
— Есть причины?
— Кети скоро выходит замуж и уезжает, — ага, и я тоже, прикинь. — Как бы свыкнуться.

Нам приносят напитки и десерт. Я обхватываю чашку руками в стремлении получить немного тепла. Отогреть замерзшие под горячим сентябрьским солнцем пальцы.

На самом деле... я согласилась зайти сюда с Адамовым, потому что мне страшно оставаться одной. Я боюсь собственных мыслей. Я не сплю уже три дня. После ужина с Таривердиевыми.

Марат очень старается меня отвлечь, я даже делаю усилие и смеюсь над его шутками. Рассказывает про друга детства, который тоже в свое время переехал, но они поддерживают связь.

Разговор не клеится. Парень озадачен, что я, всегда языкастая и бойкая, могу быть молчаливой и отстраненной. А какой еще быть перед лицом перемен, которых не искала? Я тоже не нравлюсь себе такой. Более того — я себя такую раньше не знала.

— Мне пора на электричку, — напоминаю, глядя на нетронутый капучино.

Пенка в нем подсохла, рисунок скосился, пока я вертела чашку в руках.

Такой кривой и неправильный, как моя жизнь сейчас.

— Я тебя отвезу, — Адамов твердо кивает.

Я не менее твердо качаю головой. Нет и точка. На том и расходимся после коротких уговоров.

Букет жжет ладони.

Пока добираюсь до вокзала, складывается впечатление, что кожа покрылась волдырями. Почему?..

Я оставляю цветы на скамье у одной из колонн напротив касс. Выбрасывать жалко, так хоть кто-то подберет.

Когда отправляемся, привычно сажусь в отдалении и механическими движениями стираю макияж, затем заплетаю волосы. Одета сносно по семейным меркам, домашний дресс-код проскочу. Отвлекаюсь на нехитрый процесс, а дальше бессодержательной и безликой тенью таращусь в окно.

Не думала, что мне может быть стыдно перед Барсом, которого я не особо воспринимала всерьез до некоторых пор. А сейчас так совестно, что вою на луну.

Эгоцентричный красавчик пропал с радаров.

Я никак не могу забыть выражение его глаз. Едкое разочарование в них, ободравшее меня изнутри на лоскуты. Новый тяжелый опыт, из-за которого я мгновенно растерялась и не смогла ничего сделать. На меня никогда так не смотрели...

Банальная нестыковка, нехватка времени и моя некстати проснувшаяся робость привели к тому, что мы, еле-еле ступившие на тропу сотрудничества, теперь вернулись в категорию недругов.

Бабушка с дедушкой застали меня врасплох беседой за полчаса до прихода гостей. Раскрылась парочка обстоятельств, менявших мое отношение к ситуации. Я просто не успела поговорить с Барсом до. А сразу после, когда попыталась связаться с ним, обнаружила, что везде у него заблочена. И что прикажете делать, черт возьми?!

В течение трапезы мой жених всё же выбил отсрочку. Напомнил о нынешних сбоях в учебе, аргументируя, что последующие месяцы придется работать интенсивнее, и вряд ли в ноябре у него будет свободное время для должной подготовки. Врал безбожно.

Пока наши семьи принимали окончательное решение, смазливый смотрел на меня в упор.
Ждал. Что сдам. С потрохами.
Будто специально создал условия, чтобы проверить, спалю ли, рассказав об отчислении.
В режущем презрительном взгляде так и читалось: ну давай, дойди до конца.
Он меня подначивал, а я вспыхивала всё сильнее и молчала.
Кожа пульсировала так болезненно, словно по ней хлестали крапивой.
Унизительное положение Иуды. А именно Иудой Барс и заставлял меня чувствовать себя.

Правда, на тот момент я как-то верила, что можно еще исправить случившееся.
Но прошло три дня. В тишине. И эта вера истончилась до призрачности.
Остается только метаться и сходить с ума в неизвестности.

В груди тесно и тревожно вибрирует.

Набатом. О чем-то стремительно и неотвратимо надвигающемся...

* * *

Спорт-клуб, в который я устроилась после увольнения из караоке, достаточно приличное место, несмотря на преимущественно мужской контингент. Помещение большое и нашпигованное столиками, оборудовано очень просто. Я бы сказала, аскетично. Приглушенные тона, много темного дерева и единственная яркая деталь — фотографии известных футболистов на стенах.