- Вы и не собирались вешать свою приказчицу! – с претензией в голосе заявил король.
Я посмотрела на него устало – после ванной мне хотелось лишь одного: потребовать грелку в постель, надеть мягкую, плотную, и совершенно целомудренную ночную рубашку, и залезть под перину. А не влезать в отобранное среди присланных Монро нарядов новое платье, и тащиться обратно во дворец. Но не оставлять же короля в лавке ночевать! А отпускать его вместе с Камиллой Дезирон во дворец… Случись с ними что, я точно знаю, кого Черный Вилье объявит виноватой. Уж точно не Камиллу – что с дочери предателя возьмешь?
- Вы устроили посреди моей столицы возмутительный спектакль! Собрали толпу! Шантажировали почтенного торговца! – гневным шепотом продолжал цедить из-под низко надвинутого капюшона король.
Это он пока мы с Камиллой купались, над чашкой остывшего чая чах и злость копил. Теперь выплескивает.
- И все это, чтобы ваша же приказчица отдала вам деньги! – если бы не надо было придерживать так и норовящий свалиться капюшон, его величество наверняка бы уже потрясал кулаками.
- Наши с тетушкой деньги, позволю себе напомнить вашему величеству!
Говорит, как будто деньги – это ерунда, не стоящая внимания! Не удивляюсь, что нашего молодого короля при таком подходе не подпускают к правлению.
- С чего вы взяли, что деньги должны быть, если сами утверждаете, вы уже давно не отправляли в лавку ничего ценного? – подозрительно спросил король.
- Что значит – ничего ценного, ваше величество? Чащобная чага, которая очищает кожу, и притирка на омеле от морщин, и травяная настойка для пышности волос, и… да все они весьма ценятся дамами вашего двора! И если вдруг из столицы не поступает ни сентаво, что мы с тетушкой должны предположить? Что столичные дамы перестали ухаживать за кожей и волосами? Или что произошло нечто иное – например, приказчица нас обманывает? Я была уверена, что деньги эта самая Марушка где-то прячет!
И также уверена была, что не в лавке. Если у девки хватило наглости обобрать хозяек, то должно хватить ума не прятать награбленное в устроенный по приказу этих самых хозяек тайник!
- А кровохлеб и настойки, которые ваша приказчица пыталась сбыть городской страже откуда взялись? – его величество по-прежнему был исполнен подозрительности.
- Я сказала, что не знаю! – отрезала я. – Точно также, как досточтимый регент еще восемь лет назад сказал тетушке, что старухе и девчонке нельзя доверить важнейшее дело снабжения двора и армии бесценными плодами Чащи. И отныне эта забота возложена на специально подготовленные королевские экспедиции, а с нас довольно, если вернут поместье.
Которое требует денег на свое содержание. Как ни удивительно, да-да! Хорошо хоть на теплицы регент не покушался: то ли понимал, что никто другой с ними не управится, то ли просто не придал значения. Скорее, второе: что никто другой с Чащей не управится герцог до сих пор не понял.
- Не хочу обидеть ни вас, ни вашу достопочтенную тетушку, графиня, но в словах герцога есть изрядная доля истины.
Неправда, ваше величество. Точнее, не совсем правда. На тетушку вам плевать, а вот меня вы обидеть хотите. Я вас изрядно раздражаю.
- Снабжение королевских армейских арсеналов и впрямь слишком важно, чтобы вверить его двум слабым женщинам…
Вот две слабые женщины ничего в королевские арсеналы и не поставляют.
- …которые, судя по всему, и с поместьем с трудом справляются! – мстительно добавил король. – Радуйтесь, что хотя бы честь Редонов восстановлена.
- А честь у графского рода – самое дорогое. – печально согласилась я. Чистейшая правда. Незамутненная. Во всех смыслах этого слова.
Удостоилась высокомерного королевского взгляда из-под капюшона.
За спиной у его величества раздался едва слышный сдавленный всхлип.
Я злорадно понаблюдала как выражение высокомерного превосходства стекает с лица нашего монарха. Он торопливо повернулся к Камилле:
- Сьёретта Дезирон, я не имел в виду… Я не хотел вам напоминать!
- Ваше величество не напоминали, вовсе нет... – Камилла улыбнулась в ответ жалкой, дрожащей улыбкой. Сквозь пелену слез ее глаза казались особенно яркими и сверкали как драгоценные камни. – Я просто никогда, ни на миг не забываю… что честь графского рода Дезирон потеряна.
- Сьёретта… - король выпростал руки из-под плаща и принял тонкие пальцы Камиллы в свои совсем не по-мальчишечьи широкие ладони. – Сейчас я ничем не могу помочь, но… Клянусь вам! Так будет не всегда! – с силой выпалил он.
- Я вам верю, ваше величество! – пряча глаза, пробормотала Камилла. По щеке ее скатилась одинокая слеза.
- Не верите. – неожиданно спокойно покачал головой юный король. – Что ж, дайте время, и вы увидите.
Я покосилась на него в удивлении: думала, он скандалить будет, ногами топать… мальчишка же еще совсем. Удивили, ваше величество.
- А сейчас… Что мне сделать, чтобы вы не плакали? О, знаю! Вы же не пробовали еще сладости в столичных кофейнях?
- Ваше величество… - Камилла засмеялась сквозь слезы. – Я же не ребенок, чтобы в любом горе утешиться сладостями!
Мы шли в сторону дворца – над крышами то и дело мелькал шпиль с флагом Овернии, а мне становилось все хуже… даже не на душе. Сжимался желудок. И ниже. По спине словно ледяной холод гулял. Пальцы в ботинках невольно поджимались. Интересно, можно ли чувствовать неприятности всем телом?
Мы повернули за угол… и я поняла, что можно. Улицу роскошных особняков, явно принадлежавших знати, перекрывали королевские гвардейцы. Заметно было, что сьерам гвардейцам изрядно не по себе, но они полны решимости исполнить свой долг – не подпустить горожан к самому высокому и роскошному из здешних домов, на парадной лестнице которого происходило странное движение. Видны были только спины в темных сюртуках, склонившиеся над чем-то на мраморных ступеньках. Королевские курьеры то деловито взбегали по лестнице вверх, то сломя голову мчались вниз и скрывались в дальнем конце улицы.
- Это еще что такое? – наш король решительно бросился вперед.
Мы с Камиллой, не сговариваясь, повисли у него на руках, пытаясь удержать, но он стряхнул нас с легкостью, еще и пробурчал укоризненно:
- Что вы, сьёретты, право, это же особняк казначея!
- Тем более! – попыталась вякнуть я, но он уже решительно подобрал юбку, так что стали отлично видны прячущиеся под ней кавалерийские сапоги, и пошагал прямиком к гвардейцам.
- А давайте сбежим? – предложила я Камилле.
- Но мы же не можем оставить нашего короля одного! – возмутилась та, бросаясь следом.
- Вы, может, и не можете, а я очень даже могу. Как и он меня. - ворча, я потащилась следом, вместо того, чтоб искать обходную улицу. Сама не знаю – почему. Наверное, потому, что если их спросят – Камиллу или короля, неважно - они обязательно расскажут, что с ними еще была Оливия Редон. А потом сбежала. Почему-то. Наверняка ведь найдется кто-нибудь, кого заинтересует – почему?
- Что здесь происходит? – властным тоном потребовал ответа король.
- Идите отсюда, сьёретта, нечего вам тут… - гвардеец, только что отправивший пожилую сьеру с семью гневно шипящими кошками на поводках искать обходную улицу, устало повернулся на голос… и замер, приоткрыв рот и пристально глядя… на меня.
- Эй! – вдруг пронзительно завопил он. – Разве вы не та самая отборная сьёретта, которая вчера в зал приемов вломилась?
Я оскорбленно моргнула: что значит, вломилась? Я имела полное право там быть!
- А разве вы не во дворце должны сидеть? Вам же нельзя в город! – так неудачно встретившийся мне гвардеец преисполнился подозрительности, и…
От сильного толчка короля отшвырнуло в сторону, так что аж юбки взметнулись!
Гвардеец ринулся прямиком ко мне! Меня обдало запахом дубленой кожи, влажной шерсти, пота и мужских притираний. Надо мной нависла азартная физиономия с лихо закрученными усами… и меня дернули за руку, с размаху впечатывая в кожаный нагрудник!
- Мастер Вильеееее! – восторженно заверещал гвардеец, одной рукой прижимая меня к себе, а другой призывно размахивая отобранной коробкой с пирожными. – Я подозреваемую поймаааал! Она что-то во дворец несла! Не иначе, чтоб еще и короля убить!
- А ну отдай! – взвыла я, пытаясь дотянуться до коробки.
- Если меня кто и пытался убить… - отряхивая юбку, гневно рявкнул король…
Одна из темных фигур на лестнице выпрямилась и обернулась к нам.
Мы с королем дружно замолчали. Потому что теперь стало видно, что же там, на лестнице.
На залитых потемневшей кровью ступеньках лежало тело. Издалека оно походило на небрежно брошенный мешок. И только золотая казначейская цепь тускло блестела, да ярким сполохом на фоне серого мрамора ступенек торчала оперенная стрела, настигшая королевского казначея прямо на парадной лестнице его собственного особняка.
К нам усталой походкой шел Черный Вилье. Собственной зловещей персоной.
Остановился. Посмотрел на меня – на физиономии его явственно нарисовалось злорадство. Поглядел на Камиллу – в глазах его что-то блеснуло. Ах, эти истинные сьёретты в изгнании и страдании – при виде них у мужчин в глазах вечно… что-то блестит. Даже если мужчина – Черный Вилье.
Мазнул взглядом по королю… и физиономия Вилье стала откровенно мученической. Прямо не Черный, а святой Вилье, страдалец за… что-то. На королевской физиономии было написано откровенное смущение – он даже платье одернул.
Зато теперь я знаю, кто тот друг, что научил нашего короля шляться по недозволенным местам в женском платье.
Скажи мне, кто твой друг… и я промолчу, что я о тебе думаю, потому что ты наш король.
Тот самый, который прямо сейчас пытается натянуть чепец поглубже. Примерно до колен… И явно жалеет, что это невозможно.
- Только не говори мне, что вы всё время были втроем. – морщась, как от зубной боли, процедил Вилье, глядя на короля.
Король бросил быстрый взгляд на Камиллу, на меня… оставил чепец в покое и выпрямился, демонстрируя поистине королевскую осанку. Ну насколько это вообще возможно в женском платье.
- Были. – упрямо сказал он.
- Не разлучались ни на минуту? – подозрительно прищурился Вилье.
Мы с Камиллой сидели на кроватях. Собственно, это были даже не кровати, а простые деревянные нары, но поверх оструганных досок лежали толстые мягкие матрасы, накрытые белоснежными простынями. Подушки были пухлыми, а теплые, как раз для осени, перины, толстыми и одновременно легкими. По любым меркам эти нары были намного удобнее куцых диванчиков в спальне для отборных… если бы вместо одной из стен не красовалась частая решетка, а в коридоре не прогуливался стражник. Правда, появлялся он редко, поскольку лично его величеством было велено не надоедать благородным сьёреттам… но и отпирать нашу камеру без приказа тоже не собирался.
Между нашими койками стоял грубо сбитый деревянный столик, а на нем – открытая коробка с разноцветными, как сладкая радуга, крохотными пирожными.
Нападение гвардейца не прошло для пирожных даром – пышный цветной крем размазало по оберточной бумаге, корзиночки нежного песочного теста сплющило и перекосило, а фруктовую начинку раздавило. Ровно посередине коробки, среди выстроенных, как по линеечке, рядов пирожных нахально красовалось пустое место.
- Спорим, проклятый Вилье забрал единственное целое пирожное! – стискивая кулаки, гневно выдохнула я.
- Теперь вы, сьёретта Оливия, должны «не знаю, что с ним сделать»? – ехидно поинтересовалась Камилла и вопреки всем правилам хорошего тона, подобрала каплю крема с оберточной бумаги, и с явным удовольствием облизала палец.
- Я не знаю, что с ним сделать. - буркнула я. - Как только узнаю – сделаю! – и мрачно захрустела шоколадной «монеткой».
Быстрый перестук каблуков заставил нас с Камиллой удивленно переглянуться. Были бы шаги мужскими, можно было ожидать Вилье с допросом или короля с утешениями… а потом все равно Вилье с допросом. Но шла женщина, шла к нам – просто потому, что в комфортабельной дворцовой тюрьме, предназначенной для вразумления надебоширивших придворных, никого, кроме нас, не было. Дай волю Вилье, и нас бы не было, он явно намеревался отправить нас в камеры Тайной Службы. Но король стоял как скала!
Издалека донеслись голоса – действительно, женский, звучащий с отчетливо властными нотками, и заискивающий голос нашего сторожа.
- Стеффа или Рисса? – неуверенно предположила Камилла.
Я покачала головой – перед горными баронессами тюремщик бы так заискивать не стал.
- Амелька? - прикинула я, хотя сама в этом сомневалась. Амелька могла требовать, а здесь – приказываю. Все же разница есть.
Похоже, воспротивиться воле нашей посетительницы сторож не сумел – отчетливо зазвучали две пары шагов: исполненное сомнений мужское шарканье и безапелляционный перестук женских каблучков. Мы с Камиллой с одинаковым любопытством уставились в коридор.
- Анаис? Герцогесса? – тоже с одинаковым изумлением выдохнули мы обе.
Дочь регента окинула нас совершенно нечитаемым взглядом, задержалась на коробке с многострадальными пирожными, и надменно бросила сторожу:
- Откройте мне решетку, и сходите за чаем.
- Но сьёретта герцогесса! – скандализировано вскричал сторож. – Я не могу!
- Чего вы не можете? – холодно поинтересовалась Анаис.
- Ничего не могу! Ни решетку открыть, ни с поста уйти! Меня выгонят с должности!
- Было бы за что держаться. - герцогесса окинула ряд пустых камер пренебрежительным взглядом. – Странные все же существа – простолюдины… Впрочем, будем снисходительны к их примитивному уму. Эй, ты! – герцогесса повысила голос, будто говорила с глухим. – Так и быть, можешь и меня запереть в камере, пока будешь за чаем бегать.
- Но…
- Бегом! – рявкнула она и взгляд ее стал откровенно недобрым.
Кажется, у герцогессы была определенная репутация среди дворцовых служащих, потому что под этим взглядом сторож вздрогнул, вытащил ключи, и нервно грюкая связкой об решетку, принялся открывать.
Герцогесса скользнула в приоткрытую дверцу и властным жестом дала понять сторожу, чтоб убирался.
- Позволите присесть? – она остановилась между койками. На миг показалось, что за надменным тоном она прячет неуверенность.
Показалось. Потому что стоило ей усесться, как она нахальнейшим образом потянулась к коробке с пирожными, вытащила наименее помятое… и деликатно откусила, задумчиво глядя в потолок и явно оценивая вкус.
Камеру огласил тройной стон: наш с Камиллой злобно-сожалеющий (злобный – мой!), и полный наслаждения – Анаис.
- За этими пирожными вы из дворца сбежали? – облизывая губы острым язычком, спросила она. – Понимаю… Во дворце таких нет… А где есть?
Мы с Камиллой переглянулись.
- Кофейня… Вроде бы, недалеко от дворца…
Хмурить лоб нельзя, морщины будут, но сейчас я прямо чувствовала, как кожа собирается в складки в попытках вспомнить. С ужасом поняла, что я отчетливо помню каждый миг в кофейне. Каждую складку скатерти. Блики от цветных стекол на белом полотне. Узор на пушистой пене сливок. Но я совершенно не помню туда дорогу! Кофейню – помню. Улицы – помню. Шпиль дворца над крышами – помню. А все это вместе – никак не складывается!
- Мы… не настолько хорошо знаем столицу… - пробормотала Камилла.
Мы с Камиллой проводили удаляющуюся по коридору фигурку, пока та не исчезла в тенях, а потом задумчиво уставились в разные стороны. Я потихоньку пила чай, Камилла просто глядела в стену с таким сосредоточенным вниманием, будто там были написаны некие откровения. Ну или похабные анекдоты, потому что иногда она довольно пакостно усмехалась.
Новый топот заставил нас с Камиллой переглянуться – приближающиеся к нам шаги были явно мужскими.
- Полагаете, она все же побежала к Вилье? – светским тоном осведомилась Камилла.
Если так, то сьёретта Анаис не просто отличается светской выдержкой, но еще и актриса – хоть сейчас на сцены Лукании, известной своим театральным мастерством. Но я сочла за благо отмолчаться. Потому что вдруг я не права, и Анаис действительно…
Она –действительно! Первым шагал как раз Вилье. Его стройная фигура, как всегда в черном, выскользнула из теней и плавно, с вкрадчивой змеиной грацией двинулась к нам. В ярком огне светильников тени на его лице выделялись особенно резко, деля его на половинки – белую, почти до ослепления, и черную, почти до невидимости. Я даже на миг залюбовалась этим воплощением угрозы и загадочности, но тут он подошел поближе, тени прояснились, отсветы ламп притухли и стала видна кислая мина Вилье – будто под нос ему тухлятину сунули. Я перевела взгляд на вышагивающих за ним пару молодых сьеров.
Сьеры были весьма примечательные. Одеты одинаково роскошно, а на мой, воспитанный в Редоне вкус, чересчур ярко. Но судя по вчерашнему приему, в столице так принято, это только Вилье здесь - Черный. Оба рослые и плечистые, но один явно не пренебрегает достойными благородного сьера верховой ездой и фехтованием, а вот второй если и занимался ими раньше, то нынче забросил: крепкие плечи у него еще были, а вот мягкий вислый животик уже наметился. Хотя если судить по взгляду, высокомерному и в то же время цепкому, верховодил в этой парочке как раз «крепко-мягкий». Да и шел «фигуристый» сьер на полшага позади своего слегка оплывшего приятеля. А вот поклонился первым:
- Сьёретты!
Мы с Камиллой присели в реверансах – через решетку от кавалеров это выглядело забавно, но я искренне старалась хранить серьезность. И даже некоторую трагичность. Все же веселиться за решеткой – дурной тон. Из общего вида страдалиц слегка выбивались пирожные и кувшин с чаем, но благородные сьеры равнодушно скользнули по ним взглядами, явно не увидев в чаёвничающих заключенных ничего особенного. Зато Вилье увидел и его и без того поджатые губы вытянулись в уж совсем тонкую злую нитку.
- Нам жаль видеть вас в столь плачевном положении! – «фигуристый» сьер прижал ладонь к груди и склонил голову как над покойницами.
Мы с Камиллой переглянулись, и я отлично поняла неприязнь, промелькнувшую в глазах благородной Дезирон. Плачевное положение – это когда ни денег, ни внешности, ни ума, ни родни, ни друзей, а вокруг – война с потопом и землетрясением разом! Мы же – юные красавицы в слегка затруднительных обстоятельствах.
А благородный сьер, не понимающих таких тонких нюансов – морда невоспитанная простолюдинская, хуже любого Черного Вилье!
- Поэтому мы с моим другом Луи… - изящный жест в сторону надменно-молчаливого «оплывшего». – Поспешили вам на помощь!
- Поспешили? - непонимающе улыбнулась я. Мы тут уже часов пять сидим.
«Оплывший» одарил меня недоуменным взглядом: дескать, она что – не рада?
- Как только узнали, так и поспешили. – у его «фигуристого» приятеля хватило совести слегка смутиться. – Это знаете ли, было непросто! – он перевел недобрый взгляд на Вилье. – Вилье не спешил никому рассказывать, КОГО он подозревает в убийстве нашего дорогого казначея. Ах, бедняга!
Дорогой бедняга казначей? Не видит ли любезный «фигуристый» сьер в собственных словах некое… противоречие? Хотя кто знает, вдруг он разбирается в финансах много глубже, чем я…
- Уверен, молчание Вилье о вашем аресте, сььёретты, вызвано самыми вескими причинами. – высокомерным басом прогудел оплывший, и положил руку на плечо Вилье.
- Например, пониманием, что за такие подозрения его попросту засмеют. - на другое плечо немедленно шлепнулась ладонь «фигуристого» и Черного Вилье слегка перекосило.
- Но мастер Вилье… - «фигуристый» сильно надавил голосом, подчеркивая отнюдь не дворянское звание второго человека овернской Тайной Службы. – Сейчас извинится за свои нелепые подозрения в адрес благородных сьёретт. – и его пальцы с силой сжались на плече Вилье.
Кровь от лица Вилье отхлынула, зато на бледных щеках проступили некрасивые багровые пятна. Он со злостью поглядел на меня, а потом перевел такой же ненавидящий взгляд на Камиллу.
- Конечно, нелепые… - чуть подрагивающим то ли от боли, то ли от злости голосом процедил он. – Подозревать, что дочь изменников замешана в убийстве королевского казначея – нелепость! Даже большая, чем подозревать в этом дочь семейства Редон, которых покойный сьер казначей лишил главного источника доходов.
Пальцы «фигуристого» и «оплывшего» на плечах Вилье сжались снова – будто когти впились. Вилье хрипло выдохнул: то ли от боли, то ли от злости.
- Он совершенно не умеет извиняться. – сияюще улыбнулся «фигуристый» и повернулся к Вилье. Лицо его изменилось, мгновенно став жутким, а пальцы на плече Вилье сжались так, что мне отчетливо послышался треск костей.
- Все больше ненавижу эту парочку… наших женихов… - я подняла единственное зеркало на вытянутых руках, а потом завела за спину в попытках увидеть, как охотничий костюм смотрится сзади. Плечи отозвались тупой болью, что, в общем, не удивительно, если спать на укороченном диванчике, поджав ноги. Амелька похрапывала, а Малена шептала, пытаясь ее утихомирить. Рисса стонала во сне, Стеффа бормотала что-то воинственное, и все это они делали вразнобой – как только прекращала одна, и я начинала дремать, тут же подключалась вторая. Одна лишь Камилла всю ночь хранила тишину, но кажется, просто потому, что не спала, как и я. – Лучше бы мы остались в камере – там, по крайней мере, две полноразмерные кровати!
- Там зеркала нет. – Камилла спокойно ждала, пока я закончу себя разглядывать. Удивительное терпение, я бы уже давно бесилась от злости.
- Можно подумать, здесь оно есть! – фыркнула я, с отвращением изучая в единственном на всех обитательниц комнаты зеркале темные круги вокруг глаз, замаскированные слоем пудры.
Раздраженно сунула зеркало Камилле. Та аж присела под тяжестью массивной бронзовой оправы.
- Давайте помогу, сьёретта! – моя Катишка подскочила, выхватывая зеркало из нежных слабосильных ручек, и забегала, позволяя Камилле рассмотреть себя со всех сторон.
Катишка все утро металась между моими соседками, почти позабыв обо мне. Вот что желание собрать приданое с прислугой делает! Я тяжко вздохнула, и сама полезла в принесенный из лавки кофр. На модный охотничий наряд отнятых у Марушки денег хватило, но на драгоценности, даже скромные, я потратиться не решилась, хотя мастер Монро-средний предлагал, и даже с изрядной скидкой. А потому – цветочки и еще раз цветочки, как и положено истинной Редон! Я кончиками пальцев погладила припрятанный на самом дне кофра, в одном пакете с относительно свежей огнеплюйкой, сапфир. Вытащила из стеклянного футляра неброский желтый цветок, чьи лохматые лепестки гармонировали с прорезным кружевом широких рукавов цвета пожухшей зелени. И принялась пристраивать цветок на корсаж.
- Мы могли бы и отказаться с ними идти. – недовольно проворчала Камилла, затягивая широкий теснённый пояс на тонкой талии.
- Да-да, и запереться в камере изнутри. – пробурчала я, недобро косясь на Камиллу. Из присланных Монро-средним новомодных охотничьих костюмов со штанами такими широченными, что не присматриваясь, их можно было принять за юбку, сьёретта Дезирон выбрала самый неприметный, коричневый. Но сейчас ее выбор вдруг оказался не скромностью, а тонким расчетом. На свету цвет неожиданно заиграл: прямо как поджаристая корочка пирожков в давешней кофейне. И Камилле, как ни странно, шел, оттеняя волосы. А кожаные вставки по бокам и пояс были и вовсе очаровательными.
- Еще можно было корчить им рожи сквозь решетку. – покивала Камилла так серьезно, что я невольно хихикнула.
- Вот вы шутки шутите, а я вчера с таким сьером познакомилась… - Амелька оправила вывязанный под горлом клетчатый бант – настолько пышный, что края его подпирали щеки. - …что теперь и впрямь не отказалась бы где-нибудь запереться, чтоб он меня не нашел! – она возмущенно взмахнула щеточкой для ресниц, осыпав крошками черной краски подол укороченной юбки, отделанной золотым позументом, излишне пышным для охоты.
- Попроситесь к Черному Вилье, у него отличные камеры. – фыркнула я.
- Лучше расскажите, с чего Вилье решил, что это вы казначея пристукнули? – бесцеремонно потребовала Амелька. – Покойник вам что, денег задолжал?
Какая удивительная проницательность! Мне – так за восемь лет!
Отвечать я не хотела, да и не могла, а зная настойчивость Амельки надеяться, что разговор увянет сам собой, не приходилось. С другой стороны – я полностью готова, нет нужды дожидаться остальных. В честь большой королевской охоты коридоры в нашем крыле и парадное крыльцо так кишат людьми, можно надеяться, там я буду в безопасности и без стайки дружественных сьёретт. В большей, чем тут – под градом Амелькиных вопросов и испытывающими взглядами остальных. Я подхватила хлыст, пробормотала:
- Внизу вас подожду. - и выскользнула за дверь, злорадно улыбнувшись на Амелькин протестующий писк. Пусть Камиллу допрашивает – если сможет. Сьёретта Дезирон обладает завидным умением держать собеседника на расстоянии.
Коридоры дворца и впрямь оказались переполнены. Туда-сюда сновали служанки – судя по цветам формы, как привезенные с собой, так и дворцовые – с тазами, ведрами горячей воды и ворохами отглаженных юбок. Хм, а еще вчера их видно не было… Один раз мне наперерез даже выскочила полураздетая сьёретта в одной лишь нижней сорочке и старомодном корсете. Поглядела на мой охотничий костюм, переменилась в лице, фыркнула, и нырнула в ближайшую дверь. На пороге оглянулась, и окинула меня ненавидящим взглядом.
Я расплылась в довольной улыбке, и поправила крохотную, совершенно бессмысленную, но очень хорошенькую шляпку в волосах – просто ради удовольствия коснуться! Уверенно постукивая каблучками высоких сапожек, пошагала дальше. Наверху лестницы я поняла, почему сьёретты чувствуют себя столь свободно, что в нижних юбках по коридорам бегают. С высоты мне отлично было видно небольшую, но достаточно внушительную шеренгу дворцовых стражников, перекрывших вход в крыло королевы. Парочка разряженные юнцов, яростно жестикулируя, явно требовала пропустить их внутрь. Стражники не отвечали, замерев, будто статуи, и не двигаясь с места.
Под лестницей кто-то бурно ругался. Я встала на цыпочки, тихонько подкралась к перилам, и аккуратно выглянула.
- Я тебе что говорила! – раздался ликующий девчоночий возглас.
К участникам охоты приближалось еще двое всадников на скакунах. Если бы я даже не узнала Маурисию Мортен, с которой познакомилась на приеме, то уж скакунов узнала бы точно! Типичные мортеновские ни то, ни сё, ни чешуи, ни гребня. Лошадь переросли, до настоящего скакуна не доросли. Они это называют породой, мда…
- Сьёретта Оливия? Алексио Мортен… - братец Маурисии поклонился и направил своего скакуна прямиком ко мне. Я мысленно поморщилась, представляя, как карикатурно мы будем выглядеть вместе. Мой огромный Скотина и маленькая я, а рядом крупный, даже массивный Мортен и его скакун-недомерок. Впрочем, Мортена кажется ничего не смущало…
- Вас ничего не смущает, Мортен? – раздался возмущенный голос, и Белор-младший протолкался в первые ряды толпы – к самому моему стремени. Если он сейчас попытается стащить меня с седла – для моей же безопасности! - я его лягну. Сама, даже без помощи Скотины. Мой скакун угрожающе засопел и многозначительно переступил с копыта на копыто. Ладно, вместе лягнем.
Барон Белор, кажется, не осознавал грозящей ему опасности.
- Вот так беспардонно, даже не спросив меня, знакомиться с моей невестой! – обличительным тоном продолжал он.
- Эй-эй! – раздался резкий окрик.
Жадно наблюдающие за разворачивающимся скандалом сьеры порскнули в сторону, когда на них снова надвинулась бронированная грудь скакуна. Тяжеловесной рысцой к нашей компании присоединилось еще два всадника: шевалье Омер и Гэмми. На сей раз скакуны были редоновские – Гэмми мы с тетушкой жеребеночка подарили, откуда наш скакун у Омера, не знаю.
Насколько же редоновские зверюги выглядят лучше мортеновских! И не только выглядят…
- Эй, Белор, с каких это пор моя Ливви – это твоя Ливви, хотя она моя? Тут и без тебя, с этим вот - женихом детства – тесно! – Омер ткнул пальцем в Гэмми.
- Мне – не тесно. Ваше появление, сьеры, просто досадная помеха в наших давних отношениях. Правда, Ливви?
Мортен удивленно приподнял брови:
- Так кто же из них ваш жених, графиня? – спросил он. – Сьер Белор, сьер Омер, или этот сьер, с которым я пока не знаком? – и он вполне светски поклонился Гэмми.
Я задумчиво поглядела на него, на скуксившуюся от разочарования Маурисию, на приосанившегося пухлячка Белора, на Омера, похожего на развоевавшегося домашнего куропята, на огорченно физиономию Гэмми… и небрежно пожала плечами.
- Естественно, ни один из них… Здесь королевский отбор… - я сильно надавила на слово «королевский». – Простые приличия… не говоря уж о законе… требуют от нас ограничиваться лишь знакомством с возможными претендентами, пока свой выбор не сделает король.
- Но это всего лишь формальность! - запротестовал Белор. – И я не советовал бы вам, графиня, пренебрегать честью, которую предлагает вам наша семья! Мне казалось, в тюрьме мы с вами обо всем договорились… - он многозначительно подвигал бровями.
- В тюрьмеееее? – шокировано протянула сьёретта Мортен.
- Черный Вилье подозревает эту… в убийствах! А уж на чутье этого простолюдина можно положиться! – рыжий Поль ухватился за руку одного из своих приятелей, поднялся на ноги, и теперь стоял, пошатываясь, глядя на меня с ненавистью, еще большей, чем раньше.
Я впервые в жизни была счастлива, что мой Скотина такой здоровенный. Если рыжего разорвет от полноты чувств, выше подола брызги не долетят.
– Провинциальная графинька вознамерилась стать королевой, вот и убирает соперниц! – Поль устремил в мою сторону обличающий перст. - Прелестницам вроде вас, сьёретта Маурисия, следует остерегаться ее амбиций.
- А что, покойный сьер казначей собирался замуж за его величество? – с интересом спросил Мортен.
Разогнавшийся с обличением Поль поперхнулся и уставился на Мортена недоуменно. Вокруг расхохотались.
- Хорошо, что Поль не успел обвинить графиню в покушении на свою персону. – вроде бы негромко, но так, что его все же услышали, протянул Белор. – Такие неловкие мысли могли бы возникнуть…
Поль покраснел, как краснеют только рыжие – некрасивыми багровыми пятнами – и снова посмотрел с ненавистью! И снова на меня! Странный такой…
- Я хотел купить эту зверюгу для вас, дорогая Маурисия! Полагаю, уж вам бы такой подарок пригодился. И если бы не грубость этой… сьёретты. – обычное обращение к благородной девушке звучал в его устах грязным ругательством. – Порой я думаю, что она – самозванка! Остальные участницы отбора – милые, благовоспитанные девицы, не позволяющие себе подобного недостойного поведения!
Раздался дикий вопль… с грохотом и звоном распахнулось окно, в развевающихся полах расстегнутого камзола в окно вылетел сьер. И с треском рухнул в стриженные кусты аромашки. В выбитом окне показалась незнакомая горянка, швырнула вслед летучему сьеру парадную придворную саблю, демонстративно отряхнула ладони, и окно захлопнулось.
Зато резко распахнулись двери «отборного» крыла. Наружу тесным клином вырвались мои соседки по спальне. Во главе клина шли обе горские баронессы – Стеффа потирала костяшки пальцев, будто только то приложилась кулаком обо что-то… или об кого-то… В середине плотно сомкнутой группки в охотничьих костюмах я неожиданно обнаружила мою Катишку, а прикрывал их шествие – Хэмиш!
Охотничья процессия покидала центр столицы. Роскошные особняки сменились средней руки домами, а потом и вовсе трущобами.
Ни одного человека на улицах. Казалось, столица Овернии разом опустела, но это было не так. Из улочек и проулков, из каждой трухлявой хижины, собранной из старых досок, из-за тряпок, заменяющих занавески, на нас смотрели. Внимательно. Пристально. Ненавидяще. Устремленные на охотничью процессию взгляды точно черви ползали по золотому шитью на камзолах сьеров, по лицам и фигурам сьёретт, по проседающим от тяжести ездоков колымагам, по лошадям и сбруе, и даже по скакунам – словно примериваясь, как ободрать с них броню и добраться до мяса. Мне, конечно, показалось, но под этими взглядами скакуны стали ежиться и словно бы поджиматься. Разве что мой Скотина гулко топал копытами, и топорщил гребень, точно вызывая невидимых противников на бой.
У нас в Редоне улицы были бы забиты горожанами, вышедшими проводить большую охоту. Даже если есть у тебя злоба к ее участникам, все равно выйдешь отмахнуть вслед благословение Летящей. Ну или хоть кошку в окошко покажешь, на удачу Крадущейся. Каждый знает, что без большой охоты можно в один отнюдь не прекрасный день на этих улицах увидеть расплодившихся вовкунов!
А тут разве что вслед не плюются, странные люди!
Выглянувшая в окно верхнего этажа встрепанная тетка при виде процессии переменилась в лице, смачно сплюнула и грохотом захлопнула ставни.
- Как будто не вовкунов, а ее ближайших родственников убивать едем. – невольно пробормотала я.
- А сьёретта собирется убивать вовкунооов? – над самым моим ухом издевательски протянул рыжий Поль – и старательно захохотал.
Его дружки так же демонстративно подхватили смех.
- Какая воинственная сьёретта! – лениво усмехнулся герцог-регент. – Неужели вы и впрямь думаете, что мы подвергли бы вас, милых, нежных созданий такой опасности?
Меня даже смешки Поля и его компании не разозлили, настолько я была озадачена. А на кого еще можно охотиться такой толпой? Понятно, что сьёретты в колымагах останутся в лагере – так даже в Редоне многие девушки и дамы остаются под охраной старых сьеров готовиться к возвращению охотников! Но остальные-то? Придворные сьеры, военные…
- Тут столица, а не ваша дикая провинция! - процедил рыжий Поль, - Вовкуны по улицам не бегают!
На углу похожего на осевшую кучу мусора домишки вдруг резко и требовательно мяукнула кошка. Я невольно обернулась… и уставилась на тяжелую деревянную дверь. Поперек крепко сбитых досок отчетливо виднелись глубокие следы когтей. И кажется, на соседней тоже… И воон там…
- На кого же вы собираетесь охотиться, монсьер? – игнорируя рыжего Поля, я почтительно обратилась к регенту.
И мысленно добавила: «Кроме наследниц, конечно!»
- На куропяток, конечно же! – удивленно бросил регент. - Мы будем охотится на куропяток!
- В столице какие-то особенные куропятки? – еще больше растерялась я. – Они большие? Зубастые? Нападают на людей? Или скот?
Наличие нового вида куропяток вполне объясняет разоренную крышу в доме напротив…
- У сьёретты не было домашнего учителя, или вы просто плохо его слушали? – оборвал меня начальник Тайной Службы. – Куропятки – это такие маленькие серые птички!
- А… зачем тогда на них охотится?
Если это те же самые куропятки, что и в Редоне, так их разве что в голодный год били – мяса в них почти и нет, одни перья, только на бульон и сгодятся.
- Ради удовольствия, конечно же! – презрительно отозвался рыжий Поль.
Я впервые и впрямь почувствовала себя дикой провинциалкой. Понять, что за удовольствие разнести выстрелом неопасную и несъедобную птичку я была не в состоянии.
Пригородные трущобы закончились, разбитая мостовая оборвалась враз, будто ее ножом обрезали, сменяясь пыльной грунтовкой. Я молча порадовалась, что осенние дожди еще не зарядили, иначе груженые сьёреттами колымаги увязли бы по самые колеса. И мысленно попросила Летящую, чтобы дождь подождал хотя бы до конца охоты.
Дорога шла сквозь пригородную деревеньку – если, конечно, это неопрятное сборище полусгнивших хижин можно было так назвать. Появление охотничьей процессии ознаменовалось шевелением за обвалившимися заборами – кажется, от нас прятались.
Рыжий Поль резко дернул поводья своего коня – тот чуть не угодил ногой в зияющую посреди улицы яму.
- Ленивые твари, даже дорогу в порядок привести не могут! – рыжий уже почти рычал.
- И кто это должен делать, если мужчин в деревне, скорее всего, не осталось? – настороженно озираясь по сторонам, спросила я.
- И с чего же сьёретта делает столь далеко идущие выводы? – презрительно бросил Поль.
- И правда, графиня, что за странные идеи? – подхватил Белор-старший, понимая, что отвечать душке Полю я не намерена.
- Дорога. – все также напряженно оглядываясь, отозвалась я. – Сперва зелень по обеим сторонам вырубали… - я указала на пеньки молодых деревьев. - …чтоб стая не подобралась незамеченной. А потом перестали, видите, поросль свежая? Значит, некому стало.
- У графини Редон бурная фантазия. – отрезал рыжий Поль. – И желание привлечь к себе внимание.