Отцы-матери

ПРОЛОГ и ГЛАВА ПЕРВАЯ Как у девчонки

(Бес-)конечная. Часть пятая

ОТЦЫ-МАТЕРИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Пескоструйка

Время: утро

Пролог

тогда, в тот самый момент

Кати...

Ка-ати-и...

Не лети.

Она подумает: скомандовал... потребовал...

А он просто сказал, как мог.

Ка-а-а-ати-и-и-и-и... Не ле-ти-и-и-и-и...

Сказал ей, как самому себе.

Но бесполезно, ее нет и двадцать раз по «нет».

Улетела, блять.

Во-он летит. Это ж она летит?

Она летит, а он идет. Идет смотреть, когда она прилетит.

И че – довольна?

Довольна…

Вот же с…

С-с-с…

С-сладкая… коза.

Летит…

Он ищет, когда она прилетит, но скачут цифры на табло – попутали. Прилет ее отодвигают. Сбой в электронике.

И все взрывается в башке… Башку ломит, кувалдой – еблысь... Зря бухал вчера...

Не то. Взрыв... Взрывание объекта упростить... ослабить несущие конструкции... ослабить предварительно... всю ебнутую предвариловку... все прошедшее время с ней и без нее...

Ослаблены несущие конструкции – и вот он, взрыв... И вот так вот, пыльным облаком в ебало – в нос, в рот, в глаза... В мозги твои ебнутые – чух-х...

Не хочется расчищать это теперь. Хочется, чтоб отвернуться, повернуться – а оно само уже расчистилось.

Но он смотрит на черный флаг, на череп с белыми костями – фудкорт, МакДональдс, «Пиратский островок» – и... похуй.

Катька коза запарила лети домой

Пусть бесполезно, ее нет, хоть двадцать раз по «нет» – а хера ты все еще тут. А ну, пошел.

И он ломит к машине, а там уже – дальше.

Вперед и не оборачиваться.

И НИКОГДА, никогда больше ни на что не покупаться. И не долбаться больше.

Понял?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Как у девчонки

прошло пять лет, почти шесть.

сейчас

- Эля...

- М-м...

- Эль...

- М-м-м...

- Яэль...

- М-м-м-м-м!!!!

- Я-эля!

- М-м-м-ме-е-е-е!!!

Яэлька упорно «спит». Упрямо трясет спутанными каштановыми волосиками, сжимает кулачки.

- Дочь, вставай...

- Не-е-е...

- В садик пора...

- Нет!!!

Она, тем не менее, молниеносно подскакивает на кроватке, стреляет вверх, моя маленькая ракета. Она сказала «нет», она в ярости и... она бодрая, что твой будильник.

Терпеть не могу поднимать их, что старшую, что младшего...

Терпеть не могу, но приходится...

- Валюх, вставай... Валь...

Хоть он-то не то, что сестра. У той что на уме, то на языке – этот страдает-терпит молча.

Мне их жалко – вчера опять легли поздно. Я не доглядела – не смогла. Домой вернулась поздно, а нянька – вот хорошая она у нас, но вчера что-то протупила, и они еще не спали. Отца, бывает, на раннее ставят после позднего – вот и вчера-сегодня так...

Но Валя – я же говорю – истязания побудкой терпит молча, будто в себя проглатывает. И это ведь она, эта «звезда-комета» вчера его перед сном забалтывала, а он вот так же вот терпел. И уснули поздно. Э-эх-х...

Сын начинает одеваться первым и даром, что младше – наверняка первее закончит.

- Молодцяга... на – носочки... Вот – первый начал, первый будешь готов...

Да только зря я это ему – у нас такое не проходит безнаказанно:

- МАМА! Ты че!!!

- Эль, я просто Валю похвалила... – поясняю спокойно. – Разве он не молодец? Смотри – сам носки надел, даже L на левую ножку, а R на правую.

Она у меня огонь, но я ее, конечно, не боюсь. Кроме того, Яэлька очень умная. А еще она больше всех на свете, разве что, сразу после мамы, любит Валю. Брата. А он – ее. Причем, в его случае насчет порядка очередности я не уверена. Если судить по себе: сестры-то у меня есть, всякие. И я их – ну… Да нет, люблю, конечно.

ГЛАВА ВТОРАЯ (1) Онда Ченаколо

тогда

снова раньше

точка отсчета

ну че приземлилась

хей

ты где

Теперь – на земле, но еще каких-то долбаных пятнадцать минут назад это было под ба-а-альшим вопросом. Мне заземлиться нужно, да как же он не понимает...

- Че не отвечаешь? Дошло же... Ты как там?

Слышу, он за рулем.

Скажи спасибо, что телефон взяла, думаю с ярким, жарким, возмущенным удовольствием.

Выказываю его словами:

- Живая – и ладно.

- В смысле?!! – у него в голосе почти... паника с оттенком беспомощности, вот не вру. – Так че, в натуре, что ль, было?.. Че за нахуй... «Один из двигателей...» Да блять.

Видно, успел нарыть в интернете про наш стихийный рейс и не менее стихийное приземление. Вот же ж быстро такое распространяется...

- Бля, ты в порядке?!!.. – в голосе его уже больше нет паники, но есть бессильная тревога, отчаяние почти.

Так было, когда я лежала в Шарите, а он ревом ревел, но так и не смог ко мне вломиться.

- Да в порядке, в порядке...

- Еб твай-ю м-ма-ат-ть!..

Теперь мне не до его наездов. Да и наезды эти – не на меня, а, насколько я понимаю, на Швейцарские-авиа, которыми летела, циклоны-тайфуны, на самого Господа Бога – или кого там еще обычно винят в турбулентности, благодаря которой наш суперкороткий перелет стремительно попал в новости, а в новостях, что называется, взлетел в «топы», иным словом, стал вирусным.

Во время рейса турбулентность успела достать в край еще до того, как «накрылся» один из двигателей. А когда все-таки накрылся, лучше не стало. Растянувшись на три часа, это были самые долгие «пятьдесят минут» в моей жизни. «Чудом не стали последними» - напишет одна в своем блоге – со мной летела. Ой, ладно, не люблю излишний драматизм.

Молодец пилот наш, что и говорить – справился. В полете ощущение смертельной опасности на первых же минутах вытеснилось непередаваемой тошниловкой и запороло мне то состояние отрешенно-торжественной меланхолии, в котором я не без некоторого предвкушения собиралась повариться после щемяще-душераздирающего прощания с ним в БЕРе. Теперь прошла тошниловка. Осталась лишь поганенькая слабость и вышеупомянутое яркое, жаркое возмущение запоротым, пусть не летальным, перелетом.

Кажется, на том конце связи возмущены поболее моего и тоже ярко, и жарко:

- Ну че, свалила?! Довольна?!

Он не рычит, не наезжает – осведомляется хрипло и угрожающе.

- Не свалила – улетела по делам. Тебе сколько раз повторять?

«Онда-блинская-Милано».

- Эт я уже слышал. «Онда-Милано», блять. И че – довольна? – он уже явно звереет. – Прилетела?..

- Пока не знаю, - произношу задумчиво, больше – себе.

В аэропортовом бутике Сальваторе Феррагамо пестрят «скидками» сумки. Может, купить себе одну?.. В честь благополучного приземления в Мальпенсе и оставания «в живых»... Да он же не отстанет. Выбрать нормально не даст.

- Багаж получила?

После предшествовавших отчаянных наездов и расспросов, по сути своей довольно экзистенциальных, этот вопрос кажется обыденным и житейским и выбивает из колеи.

- Получила. А у тебя там что? Ты где?

Он, кажется, куда-то приехал.

- Нигде. На Котти. Так куда ты щас? – пытают меня, сами не думают поддаваться моим «пыткам».

Мне и приятно, и смешно немного. И еще кое-что.

- Слушай, да я... да мне...

Внезапно определяюсь: ощущаю непонятное успокоение от того, что он теперь далеко. Что не сбивает с толку одним уже своим физическим присутствием. Видом, запахом. Что здесь, вдали от него я, может быть, смогу, наконец-то, спокойно подумать и определиться. Или хотя бы тупо передохнуть.

- Мне в отель надо, - пытаюсь обрубить его. – Давай перезвоню.

Ага, как же:

- Далеко ехать?

- Далеко. Мальпенса на отшибе.

- Че за отель?

Говорю ему, «че за отель», даже место называю – МиКо. Зачем-то поясняю, что это прямо в конгресс-центре и там кругом одни фирмы. Он нетерпеливо перебивает, мол, да знает он, знает, что такое «конгресс-центр». Название отеля («Клима-отель?.. Клима-отель...») переспрашивает несколько раз, только что не записывает. Видно, полазив в интернете, замечает, что «не отстойник – хорошо...»

Затем «отпускает» меня коротко, отрывисто так:

- Ладно, давай. Устроишься - сообщишь.

Необсуждаемо.

- Да у меня сегодня встреча со Спадаро.

- На ужин?..

Голос не теряет своей хрипотцы, не снижается в тональности, но в момент делается каким-то вкрадчивым.

ГЛАВА ВТОРАЯ (2) Онда Ченаколо

Настроение у меня превосходное – Рика мысленно «отпустила» спать на сегодня, сама же сейчас дам посадить себя в такси, чтобы спрыгнуть через квартал и прогуляться до отеля. Накрапывает дождь, но мне плевать.

- Надеюсь, - говорит Спадаро, - у тебя нет планов на «после обеда».

Есть. У меня планы сохранить башку в целости, то бишь, не дать снести ее твоей бабе, наверно же ревнивой, как ведьма.

- Уверена, мы допоздна задержимся на «Онде»...

«И не надейся» - недовольно сканирует меня Спадаро жгуче-карими глазами и сообщает:

- Ченаколо. В шесть. У меня билеты.

Уверена, билетов только два, но не борзею, то бишь, не советую вместо меня сводить супругу... Вот же ж мне Тайная Вечеря – лучше и не скажешь.

В общем, спать в тот вечер я ложусь одна и без секса. Ха-ха. Я совсем не ехидничаю. И не думаю мысленно «отчитываться» Рику. Делают свое дело усталость, джет-лэг (все-таки) и с горем пополам отшитый ухажер-домогальщик – мне удается заснуть, почти не кусая локти.

***

тогда

Умыто-синим утром этот урод – он же «хороший специалист, талантливый преподаватель, ловкий бизнесмен и просто классный мужик», а еще непревзойденный хамелеон – как ни в чем не бывало встречает меня на Бикокке – пэ-эмовский офис напротив универа.

Выспалась я отлично и, удостоверившись, что инфраструктура для подключения видео-митинга с нашими «зелеными» с Аквариуса благополучно организована, закусываю удила.

А Спадаро сегодня, похоже, реально настроен работать, а не приставать – привез с собой двоих ребят с его фирмы, с которыми мы с Мартином уже успели познакомиться виртуально.

Прикалываю к реверсу лазурно-голубого блайзера бэджик: «Katharina Herrmann, Aquarius Project Engineering, Berlin», полученный мной на ресепшне, а сама смотрюсь в блестящий медный щиток, прибитый к колонне, и, будто пришибленная, тихонько, но победоносно улыбаюсь.

Чему улыбаться?..

Я тут сегодня не первая и не единственная из «планеров», а мой «слот» - сразу после руководящих архитекторов из Копенгагена, а уж они-то в этом кругу не впервые разговаривают.

Распинаться-очаровывать мне предстоит не столько проект-менеджмент, коих двое, сколько штат потенциального заказчика-девелопера. Их пятеро приехало: «экзекьютивщик», то есть, представитель руководства проект-компании, экономист, техник-эколог, юрист по общественному-экологическому и пиарщица. Все итальянцы, за исключением «экзекьютива» - этот не поймешь откуда. Он, как и я, не говорит по-итальянски. Возможно, так и найдем с ним общий язык.

На правах «дедов» проекта датчане безбожно растягивают обсуждение своей части. Им-де ведомство урезало размер деловых площадей в пользу коммерческих, а эт-то резко меняет ход дела. А я конспектирую все это и «телеграфирую» нашим: мол, сечете?.. Есть ли «импэкт» для фотовольтаики?..

Только ближе к одиннадцати датчане, наконец, наобсуждались. Ресепшн-тим приносит нам кофе и пирожные.

Не сказать, чтобы я совсем не нервничала, но вот приходит моя очередь говорить («Катарина, прего...»), и смахиваю я фисташковые крошки от фантастических канноли, и опрокидываю не менее фантастический «эспрессо», и обустраиваюсь за пультом-стоечкой докладчика, и – на секунду, на одно только мгновение бросаю взгляд в окно. Дело идет к обеду, но цвет неба испортиться не успел. Невероятно воодушевляет голубизна.

Неслышно скомандовав себе «вперед», я начинаю доклад.

Мартин тоже залогинивается и наблюдает, как бравурно я провожу нашу с ним «презу». Задуманные вкрапления информации о ноу-хау других наших отделов также удается втулить, и никто из ребят на Аквариусе не подводит. В итоге, по завершении презентации я «убедила» даже Спадаро. Хотя его меньше всех нужно было в чем-либо убеждать. Его контора небольшая и узко специализированная, они с Аквариусом друг другу не конкуренты. Отсюда и «крепкая мужская дружба» у них с Мартином.

Пэ-эм восхищены до того, что Спадаро шутливо-грубовато их отшибает («Да не перейдет она работать к вам. И не надейтесь. У немцев зарплаты выше»). Экзекьютив кивает – мол, он меня услышал, то есть, нас. Не зря только что потратил на нас время. Его сотрудники одобрительно посмеиваются, а пиарщица оценивающе смотрит на меня.

Когда митинг завершен, мне на сотку приходит всего один, зато ба-альшущий «большой палец» от шефа.

дальше сами – парирую вместо «не за что»

будем стараться тебе под стать

Тем временем девелопер с подписью «La squadra dell’Onda» постит на своем канале групповое фото участников сегодняшней встречи – мои его еще не «сайтили».

Пиарщица выстроила нас по росту так, чтобы наши головы формировали дугу, в точности повторяющую наш «волнистый» проект. Мне в моем лазурно-голубом отведена особая роль – во-первых, я же оделась так специально в честь проекта ? (Не лезу разъяснять, что нет). Во-вторых, я тут единственный специалист женского пола, что делает меня чрезвычайно ценной для пиара. А посему без меня не обходится ни одно фото.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ - Песчаная буря или Полный хаос

сейчас

Ой, а чего это так плохенько... Неужели показалось...

«Полный хаос. Как всегда».

Нет, это не от Доменико – он, сколько его знаю, ни разу себе такого в наш адрес не позволял. Да и заседание прошло в целом неплохо.

Теперь и от своих следующих собеседников таких наездов я не приемлю.

Доехала до объекта, на месте выслушала их справедливые замечания – неделя, мол, прошла после нашего разговора, а лифт кругом как стоял, так и стоит.

Пожала плечами. Работаем, говорю, над устранением. И работать будем – а что еще остается?..

Этот комплекс состоит из нескольких корпусов, сдающихся, в основном, под частные клиники или центры по уходу за престарелыми. «Мед-стар-центр» – так между собой зовем его на фирме. И я бы с радостью запустила везде лифт. Тем более, подрядчик после стольких месяцев получил, наконец, свои деньги, и на радостях взял да подключил электрику. Но нам пока не дают разрешения стройведомственные, и лифт стоит.

Как ни старайся, сколько времени и сил ни положи на организацию-распланирования графиков проектных работ, сколько кругом ни договаривайся и ни ругайся – уйма такого, что не зависит ни от тебя, ни от твоей фирмы, ни от подрядчиков, ни от заказчиков, ни от поставщиков. И на том конце связи, на стройке, куда ты приезжаешь, потому что не первый год в теме, тебя неизменно ждет... полный хаос. Не каждый день, конечно.

- Сам виноват, - отфутболиваю по телефону Мартина.

Он знает, что это я – не ему, а нашему заказчику, который прямо посреди реструктуризации приобрел этот обанкротившийся недострой. Кота в мешке, если со строительной точки зрения. Хрен его знает, что тут и как до нас построили. И почему. И по уму ли (в случае трафо-домика мне только что объяснили, что нет).

- Как есть, так и есть.

- Ломать будем?.. – фаталистично вопрошает Мартин.

- Ага, надо. «Противопожарные» подтвердили. И «бауамтовские».

- А доп-стоянкам...

– ...«кирдык», как мы боялись.

- Мы ж не запрашивали еще подряды?..

- Не-а.

Сам торопил меня, давай, мол – заказчик кипешится. Но я все медлила, как чувствовала.

- «Ассессмент» для банка теперь переписывать придется... – ноет шеф.

Так, думаю, ты мужик или где...

- Перепишешь.

- Разговорчики.

- С удовольствием, шеф. Всегда рада поболтать.

- Совсем страх потеряла.

- Никогда не имела. И не умела.

- Кати, вы после сада на площадку сегодня?

- Да.

Куда «нам» еще, после сада-то?..

- Твоего к нашим отправить собрался? – спрашиваю. – До кучи?

- Ничего?

- Ничего. Я сегодня все равно не сама с ними. Сообщи тогда, если что.

Таким образом отваживаю шефа, благополучно провожаю делегацию «противопожарников» и «стройведомских» и даю отдохнуть мозгам – иду обходить весь четырехкорпусовый комплекс вместе с прорабом Симичем (он хорват – это у него фамилия такая: Симич).

- Жена из отпуска вернулась? – спрашиваю, проходя мимо помещений фрау Симич в корпусе номер один.

Она у него физиотерапевт и ее ресепшн как раз встречает престарелых пациентов.

- Да... – вздыхает он.

И сам бы с удовольствием съездил, да кто ж его отпустит-то. Хотя я бы отпустила. Правда, если он уедет, тут вообще рухнет все, но мне это знакомо. Не всегда это хорошо – быть ценным работником.

А к его жене у нас разговор, как у проект-менеджеров. Точнее, это у нее к нам разговор, но лучше, думаю, начать его первыми. На позапрошлой неделе в ее помещения три раза (охренеть, правда) проникали злоумышленники. Дверь наружную, конечно, можно было бы снаружи-то и замкнуть – ее косяк, ее персонала. Ну да что уж теперь. Обчистили бедную тетку, унесли кофейный автомат и три мешочка кофейных бобов, разовые шприцы (товар в Берлине ходовой), да медицинские тапочки всех ее девчонок. Телефон из регистратуры утянули, не побрезговали. Фрау Симич в расстроенных чувствах в полицию заявить заявила, а нам сообщить чего-то не подумала. Потом, правда, опомнилась и, хоть и не от мира сего, предъявила проектной компании счеток на две штуки по списку украденного – ваши, мол, секьюрити не доглядели на вечернем обходе. Да ладно, «пинатс». Но инструктаж с ее работниками о том, кто там что замыкать должен, мы провели, дверную ручку заменим. Насчет бабла за бобы, шприцы и тапочки – это я юристам впарила, пусть ковыряют.

В общем, теперь требуется разъяснить, что все у нас под контролем и все идет по плану. Про то, что возмещение ущерба под большим вопросом, лучше не упоминать. Хотя я б ей возместила, были б мои бабки – Симич в курсе.

- Передай ей, пожалуйста, что я к ней зайду, - прошу его. – Только не сегодня.

Да, неспроста это... только что. Кажется, мне недолго осталось сюда ездить. Жаль – не успею. Старый владелец много накосячил, хоть и сделал тоже немало, пока средства не кончились. Но не успею все равно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - Пишите письма

сейчас

- Ката-ри-ина, тебе звонили.

- Хе-х-х?.. – выдыхаю молоденькой стерве с ресепшна.

Прямо перед лифтом мне позвонили – пришлось топать пеше, да по лестнице, да на звонок, блинский, отвечать. Так, соображаю, и это тоже скоро прекратится.

- Со стройки.

Одной из твоих десяти-пятнадцати. Сама догадайся, с какой конкретно.

Рози моя давненько уже не секретарит. Эта у нас новенькая, но пытается вести себя со мной, как «старенькая».

- Кати, перезвонишь «новеньким»? – отзывается из пэнтри Мартин. – С «мед-стар-центра»?

- Я только оттуда.

- Они тебя посеяли.

- А я знаю, чего им. Сам звони – они мне надоели.

- Они тебя хотят.

- Меня все хотят.

- Так, это ч-что за...

- У меня заседание через минуту. Я в конфи.

- А-а, со стройведами? По лифтам?

- И по лифтам тоже.

- Там на десять... – влезает «новенькая», - ...уже все конфи... .

- ...ага, все. И одно из них – мое, - рублю я, пронося мимо ее носа чашку черного с сахаром.

С тоской думаю, что и кофе скоро придется свести на «нет», да и сахар, строго говоря, тоже.

На самом деле заседание у меня не со «строями», но отрадно, если Мартин так считает (забыл – оно у нас сегодня, только позже).

Да нет, это по личному вопросу. А раз у меня так и не появилось отдельного кабинета, то почему бы не забить конфи, ведь это на пятнадцать минут всего.

Однако, устроившись поудобнее, замечаю, что мой «специалист», с которым у меня было назначено это «заседание», только что мне его закэнселил.

и кто ты после этого

Ладно, сам виноват, ухмыляюсь я. Проконсультируюсь позже, когда сможет. В конце концов, это мне, что ли, надо. Хотя... мне, конечно.

Звонок.

Да... блин. Не хочу, но деваться некуда. Да и зря тут сижу, что ли.

Провожу суперкороткое обсуждение с супербесячим подрядчиком, договариваюсь на чем-то промежуточном, то бишь, отваживаю обещанием, что им «перезвонят».

За окном на Ку‘Дамме образовалась какая-то шумиха. Над шумихой зажигается, как по команде, вылезшее болезненное февральское солнце.

А мне абсолютно не хочется смотреть, что там у них опять стряслось. У меня еще целых одиннадцать минут – и все мои. Умела бы – сделала бы пауэр-нэппинг. Но не умею – даже материнство не научило.

Да что там такое стряслось у меня в телефоне... Кто там еще меня «хочет»...

Действительно, в истории звонков на моем рабочем локализую «неизвестный». Ага, новенькие с Медстара. Так это они, значит, звонили три раза, пока я поднималась по лестнице, болтая с Симичем.

А вообще, привычка у меня такая – игнорить незнакомые номера. Блочить их. Стирать историю звонков. Сформировалась, выработалась, так сказать, за годы. У меня теперь даже пальцы начинают чесаться – потыкать и стереть и этот номер. Чтоб не напоминал о себе. Тупой рефлекс, но хочется.

В этот момент дзынькает мой телефон, приватный – во: наконец-то, муж.

Но это не муж вовсе:

- Здравствуйте, нам звонил г-н Хер...

- Мгм, эт я, - киваю собственному отражению в оконном стекле.

— Значит, это вы собирались нам перезвонить насчет гаражной крыши.

Наверно. Не собиралась.

- Не гаражной. Это частный дом.

- Давайте посмотрим на объекте, какой у вас там угол, вычислим потенциал для фотовольтаики. Вы электрозарядники где заказывали?

Если б я знала.

- Пока нигде. Я перезвоню.

А прежде дождусь, может быть, звонка от мужа. Может, в оставшиеся десять минут.

Но его все нет. Из вредности, эм-м... принципиальности я не «стучусь» - нет так нет.

Вместо этого мне на часы приходит имэйл-извещение, в котором говорится о том, что пришло адресованное мне заказное письмо. Письмо это в связи с невозможностью доставки в мое отсутствие ждет меня на почте. Забрать его мне предлагается не позднее, чем... сегодня?.. Во насмешили, а...

М-да. Что хочешь, то и делай. И кто в наши дни письма пишет? Во – времени у людей. А мне – езди.

Соображаю, что могла бы попытаться выяснить имя отправителя, да только у кого я буду выяснять? У электронной почты, что ли...

Сама не знаю, отчего начинаю нервничать – а это новенькое что-то. А может, хорошо забытое старенькое. Говорю себе, что это я, по-любому, зря. Что никаких повесток, там, в суд, или в налоговую я не ожидаю, проверок вроде тоже. А больше и загоняться не по чему. Было б что-то срочное, мне бы позвонили.

Когда срочно, то звонят, думаю. Или не звонят совсем.

ГЛАВА ПЯТАЯ (1) - Танцы на песке

сейчас

- Я – все.

- Эм-м? – не догоняет «ресепшниста». Делает вид, что не догоняет.

- Конфи свободен, - терпеливо поясняю я (да пошла она).

- А-а, ясно. А ты опять куда-то уходишь, Катарина?

- Ухожу.

- На стройку?

У меня есть в аутлуке календарь. Открой и посмотри.

- На встречу.

- В обеденное время?.. – сочувствие у нее в голосе кажется мне почти искренним.

Пожимаю плечами и делаю «пока» пальчиками – мол, до обеда еще далеко.

Выходит, она со мной вообще-то подружиться хочет. Вот те раз.

На самом деле мне и правда предстоит полуделовая встреча в Плётцензее, записанная у меня в аутлуке таинственно-лаконично словом: «ПРОЕКТ». Но будет это только в десять, а прежде я собиралась заглянуть кое-куда: есть там танцевально-гимнастический зал по соседству. Если там окажется нормально – то-то моя обрадуется. Давно меня пинает.

«Мама» - темные, блестящие глазки, когда страстные, когда смешливые, но сейчас серьезные и целеустремленные. «И когда ты запишешь меня на танцы».

Хоть она у меня и необыкновенная, мне по-прежнему странно бывает слышать эти предъявы от моей четырехлетней дочери. Четырех с половиной.

«Я помню, дочь. Я ищу».

«И когда?»

«Пока не знаю».

С четырех лет танцевать хочет – все никак не найду возможность. Сама я, помнится, в Ларисса Дэнс лет начинала в восемь.

Яэля загорелась танцами, услышав от кого-то в садике, но после мультика про Золушку решила было, что танцы – дело неизбежно парное.

Для чего тоже придумала решение:

«Валька будет со мной танцевать. Он почти такой, как я».

Это она про рост, не знаю.

Но когда сие решение пост-фактум объявляет «Вальке», тот отклонил его немногословно, но решительно:

«Не».

То был один из таких его крайне редких отказов, которые его сестра к тому моменту уже научилась распознавать, как необсуждаемые.

Рассказы о материных «спортивных танцах» в танцгруппе, в которых не предполагалось наличие партнера, Яэля воспринимала по-своему:

«Да, мама, тебе пришлось танцевать одной, поэтому ты перестала туда ходить. Ты уже рассказывала».

Ну а ни в чем не повинному отцу она предъявляла собирательные обвинения, направленные против всего мужского рода:

«Мальчики тупые. И взрослые, и детские. Они танцевать не любят потому что».

«Да нет, дочь, еще как любят» - возражал отец.

«Ты не любишь».

«Люблю».

«Ты не танцуешь с мамой, поэтому она не танцует» - не сдавалась наша маленькая мозгокрутка. «Она уже забыла, как танцевать».

«Не забыла. Мама хорошо танцует» – не сдавался и отец и исподтишка бросал мне взгляд, преисполненный «помнящей» страсти. «Просто нам некогда было».

Яэль презрительно закатывала глазки, мол, как это – некогда танцевать.

В конце концов мне все же удалось донести до нее мысль о современном шоу-танце, но ничего для ее возраста, подходящего нам по времени, пока не находилось.

Может, наконец, получится. По-моему, хорошо, когда они сами чего-то хотят.

А вообще, думаю внезапно, потанцевать пойти я бы сейчас тоже не отказалась. Записаться на парные танцы.

Ведь муж и правда любит танцевать, да времени вечно нет. А так хоть получалось бы почаще бывать вместе.

***

тогда

- Танцуешь?..

- Сейчас – нет, - только и успеваю ответить.

Хотя неправда: сейчас затанцую. У него в руках.

Габи бросает выяснять и начинает кружить меня по песку.

Мне кажется, песок на Хилтон-Бич даже зимой не бывает холодным. Теперь и подавно Песах, день-я-не-знаю-там-какой.

После его марафонно-праздничных дежурств и моей – просто – работы на Аквариусе, да по немецкому графику, по которому не предполагается нынче праздников, мы вновь схлестнулись «у меня» на пляже.

Песчаные бури будто в честь праздника чуть поутихли и не мешают нам гулять.

Средиземное рокочет в двух шагах. Нагнетает-нагоняет, но и сулит, возможно.

- Любишь танцевать, – не спрашивает – утверждает Габи. Наверно, это комплимент.

- Зачем? – прикалываюсь я.

- Не, ну ты мне и правда нравишься, - Габи без смеха, но с юмором прерывает наш «танец». – Действительно.

- Реально?

ГЛАВА ПЯТАЯ (2) - Танцы на песке

тогда

Вечер. Мы у него в Яффе.

- Мы там у тебя никого не потревожим?.. – хихикаю я – мне щекотно от его губ.

Габи ведет меня по каменной лестнице наверх, на их с Жанной Исаевной этаж. Под его щекочущими поцелуями умудряюсь припомнить, с какой гордостью его мать рассказывала, как «недавно сынок смог» и у них получилось «переехать в этот лофт».

- Ка-а-ти… - мычит Габи, доводя меня до смеха. – Вот не можешь ты мне довериться, что ли… Поверить, что я обо всем позаботился…

Взрослый, солидный, классный и... сексуальный мужик собирается спокойно потрахаться у себя в – хорошей, отмечаю краем глаза – квартире и для этого отправляет свою мамашу на ночь неведомо куда, к неведомо каким знакомым. Я могла бы найти это смешным или странным – и не нахожу, а дико радуюсь: ведь он все правильно сделал. Ведь и я хочу трахаться с ним. А значит, сделал он это и ради меня тоже.

Мы заваливаемся к нему в спальню, жарко целуясь.

- Ты ж не хотела, чтобы в первый раз у нас это было в отеле?.. – допытывается-прикалывается Габи, раздевая меня. – В фешенебельном каком-нибудь… у тебя через дорогу... или...

Я только глупо смеюсь:

- Я потом расскажу тебе…

- О чем?..

Не собираюсь как-либо шифровать свою сущность:

- О том, где у меня было.

- Идет… М-м-м… красавица... Ка-ати… - Габи раздел меня почти догола, восхищенно любуется мной, трогая грудь то руками, то губами, возбуждаясь – я же вижу – от ее неправильности – и теперь преувеличенно медленно стягивает с меня бордово-кружевные трусики. – А я расскажу тебе, где это было у меня.

- Конечно, - соглашаюсь я, истекая самым неприличным и безудержным образом. – Это само собой. Кстати, если хочешь, можешь прямо сейчас…

- Не могу, - отзывается у меня между ног Габи. – Я занят, - и погружает в меня язык, а за ним и весь свой рот.

- О-о-о… - стараюсь не стонать чересчур громко и вульгарно, что чрезвычайно плохо у меня получается.

Габи увлеченно лижет меня. А я… просто нигде сейчас не нахожусь… не знаю, где я, не существую… слишком хорошо сейчас, а главное, легко. Так легко, как давно уже не было.

Габи явно понимает в этом толк, и после того, как мои стоны сменяются на почти громкие, изо всех сил приглушаемые мной «рыдания» в голос, он как-то ускоряется, углубляется – и доводит меня до оргазма.

О-о-о...

Давненько у меня так не было – в первый момент я изрядно офигеваю и запоздало замечаю, что Габи разделся уже – красивый, блин – вставил в меня член, а теперь бормочет:

- Как сладко ты кончила, дорогая…

Странно и приятно от этого его старомодного, но такого милого и ласкового «дорогая». Ведь никогда меня никто так не называл. Вообще, меня откровенно несет с ним: всего лишь после нескольких его толчков я соображаю, что сама уже снова на подходе…

- Я могу побыстрее?.. М-м-м?.. – допытывается Габи.

- Да-а-а…

- Спасибо, милая… - и нежно целует мой лоб, покрывает поцелуями все лицо.

Снова эта вежливость, которая отнюдь не вяжется с этими ощутимыми, даже жестковатыми его проникновениями. Во мне в буквальном смысле все трясется, колышется – и я снова кончаю со вскриком, с воплем даже, будто удивлена, не ожидала.

А Габи целует меня с ласковым смехом:

- Дорогая…Ты такая горячая… такая глубокая… тебе не больно, милая?.. – и целует еще нежнее, жарко растягивает, распирает меня между ног.

Теперь он в презервативе – вопрос о контрацепции, вернее, о том, что я сейчас не предохраняюсь, мы выясняли ранее. И тут только до меня доходит: оказывается, у него довольно большой член. Хоть мне, конечно, не особо есть, с кем сравнить.

Соображаю, что надолго меня, скорее всего, не хватит – он большой и скоро мне станет от него больно…

Скоро… но пока:

- А-а… - вскрикиваю-рыдаю я – он «посадил» меня попой на край кровати, входит не грубо, но – опять же, большой он – почти невыносимо больно, почти растягивая-перетягивая меня, невольно заставляя напрягаться…

- Ты же скажешь… - целует он меня в губы, опускает свою курчавую голову с мягкими темными волосами, ласкает языком соски, губами – груди. – Я сумасшедший… - у него путаются русские слова, - я… о-о… сошел с ума… с тобой… я не хочу, чтобы тебе было больно со мной... милая…

- Чуть помедленнее… - прошу и нежно целую его лоб, - а.... в остальном... с тобой просто прекрасно… Мне кайф с тобой… Габи...

Габи сразу же замедляется и все переспрашивает – так?.. так?.. а я рада подтвердить: так… о, да – так… Я чувствую, как сильно возбуждаю его, не просто возбуждаю…

Захлебываюсь следующим оргазмом – на меня накатывает, пока мы с ним все еще «сидя», Габи держит меня под попу, прижался лбом к моему лбу, сам же мерно и ритмично трахает меня, а ягодицы его сжимаются, подрагивают от того, как я их стискиваю.

- Я не могу уже… - сообщает он мне, - но… о-о-о, Кати… если ты сильно хочешь, то я… о-о-о, мой Бог… о-о-о, все-мо-гу-щий Боже, ты так прекрасна, Кати… и ты… о-о, прости меня, но… ты та-ка-я шлюха… ты… очень большая шлюха…

ГЛАВА ШЕСТАЯ Репро-центр госпожи Крингс

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Репро-центр госпожи Крингс

тогда

Репродуктология… Разве мало их, клиник, по Тель-Авиву?

***

сейчас

Я: красиво, бабуль

у нас тут таких не найдешь

Мама показывает рюкзачки, купленные для внучат.

Мама: не найдешь, если не искать

Я: емко и остроумно

а мне как раз и некогда искать

Мама: неужели

безнадежно заработавшаяся мать

Я: а вот и нет

как раз твою внучку на танцы записываю

Мама: как и было замечено ранее: моя дочь – врушка

неужели и моей внучке передастся твоя склонность к сочинительству

Я: в первую очередь, бабуль, ей передастся твое остроумие

Насчет сочинительства мама права лишь отчасти: хоть я и ездила в Плётцензее на «полуделовое», школа танцев там по соседству. В кои-то веки получается совмещать дела или полудела с личным, так сказать, близким сердцу. Разве ж это преступление?..

***

тогда

Как порой удобно прятаться за шумовой завесой. Тем более, что это не просто шум, а грохот, от которого на стройке обычно пытаешься куда-нибудь деться, чтобы поговорить спокойно. Но если, наоборот, говорить не хочешь, то и деваться никуда нет надобности.

- Слушай... – кричу ему, – ...да я ж в Сгуле щас... да тут ловит плохо... – (да ни хрена не плохо, зато буквально в двух шагах старается отбойный молоток). – Попозже перезвони, а...

Я с ним не первый раз так.

Пусть думает, что обижаюсь. Или пусть не думает – мне плевать.

На самом деле я не обижаюсь – я спасаюсь. Мне досаждает его постоянное вмешательство.

Сейчас мы на расстоянии друг от друга и мне впервые кажется, что у меня все замечательно выстраивается. Что нечего давать ему вмешиваться-вламываться подобно даже не отбойному молотку, ковыряющему асфальтовое покрытие, а, скорее, песчаным бурям, ворвавшимся в местный мягкий, влажный климат внеплановой пескоструйкой – все никак они не нагуляются, все продолжают куролесить...

После того звонка-наезда в апреле Рик затих дней на десять. Отсюда я сделала вывод: ему по одному ему известной причине не дали визу. Все-таки не дали. Или же он попросту решил не лететь. Я не спрашивала – он не отвечал.

Когда же по прошествии десяти дней он снова как ни в чем не бывало нарисовался у меня в сотке, я тоже решила не показывать, что меня это как-то особо волнует. Завязался некий обыденный разговор, затем окончился. Чтобы на следующий день повториться снова. Он не возвращался к вопросу, «на сколько» еще я. Общение «тебе по фиг – а мне по фиг» оказалось не напряжным, но потому, наверно, и затяжным.

Но я не теряю надежды: вот окончательно отважу его и завершится мое выстраивание. Все отполируется, разгладится, все дойдет до оптимума. К примеру, секс с Габи – хоть он и так хорош. Но кто знает – глядишь, изгоню, искореню из себя фантом этого волка и в постели с моим новым мужчиной тоже станет «оптимально-лучше-некуда».

Да, это самые настоящие отношения, говорю самой себе, но будто и ему. Будто перед ним отчитываюсь: посмотри, мол – нормальные взрослые отношения. Такие, у каких есть будущее. У нас с тобой такого не было. Изначальная влюбленность (море, солнце, ирисы), которая теперь по всем канонам перерастает в крепкую, глубокую привязанность. В любовь, причем нормальную и кажется, безвредную для здоровья. Должна перерасти, значит, перерастет.

Вскользь даю ему понять, что я теперь несвободна. Делаю это не без тайного жгуче-мстительного удовлетворения, он же делает вид, что в упор не понимает. Отмечаю, что его достает это, но совершенно, как и я не в состоянии прогнать его навязчивый образ во время секса, так, вероятно, и он не в состоянии, наконец, плюнуть и совсем больше мне не звонить.

При этом звонки его сами по себе весьма странные. К примеру, он довольно подробно осведомлен о моей работе, ведь Сгула – эф-эмовский проект, хоть и не его отдела. Рик в этом проекте не задействован, но все равно обменивается со мной по этому поводу какими-то своими соображениями.

Так проходит пару недель.

Рик не выпытывает, но ему необъяснимым образом удается выудить у меня, что за это время мне удалось подцепить для Аквариуса еще один проект. А может, это проекту удалось меня подцепить – сложно сказать. Но теперь это уже неважно. Не знаю, почему не рассказываю подробнее, в чем он заключается, не знаю, отчего не спрашивает он. Только теперь он, кажется, окончательно понимает, что я задержусь здесь надолго.

***

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Рассвет на Мертвом

сейчас

- Кати, у нас проблема.

Дай угадаю. Тебе дозвонились новенькие с Медстара и торжественно поклялись меня закопать.

- Мне дозвонились новенькие с...

- Да-да, я как раз к ним не дозвонилась.

- Так, послушай-ка!

- По-видимому, они тогда как раз разговаривали с тобой.

- Ты что себе позволяешь...

- Ага – слишком мало. А себя, между прочим, любить надо.

- Нет, я же ж ведь серьезно...

- Прости, шеф, мне звонят.

- Новенькие?

- Ага. Я перезвоню.

Это ж он почему так насчет новеньких трусится – в корпусе номер четыре до недавних пор была куча не сданных площадей. Площади угрюмо пустовали и на планах объекта были отмечены унылым лиловым. Теперь же, с появлением новеньких площади окрасились в веселый оранжевый, цвет радости. А Мартин рад-радешенек, что удалось большую территорию оттуда сбагрить.

На самом деле никто даже не собирается меня закапывать – покорно принимают мою байку про стройведов, которые пока отказываются «принять» лифт.

- Я делаю все, что могу, - торжественно обещаю я новеньким, и они меня на том отпускают.

Оборзели – вон, их товарищи по несчастью, которых еще первые инвесторы «запускали», полгода без лифта сидят, ждут. На самом деле, пока «первые» нам всю документацию не предоставят, нет смысла со стройведами говорить – переливать из пустого в порожнее.

«Сушилка»

А, чтоб тебя. Это ж сегодня.

- Еду... – бормочу-обещаю своей напоминалке, влезая в метро. – Еду.. еду...

Насчет электросушилки – это муж придумал, хоть сам был с детства не приучен. А мне поначалу денег жалко было, да свет жрет, да ставить особо некуда. Но потом, когда нас в один прекрасный момент стало четверо и белья стало «четверо», меня как-то резко шарахнуло по голове: а ты, мать, часом, не рехнулась?

Это мы с Рози так друг дружке говорим: а ты, мать, часом, не рехнулась?..

В общем, к электросушилке я привыкла даже еще быстрее, чем некогда – к своему первому смартфону. Поэтому, когда сия невероятно полезная электроконструкция безвременно сломалась, я вообразила, что всему на свете настал армагедец.

- Еду, еду... – бормочу электрику, будто он услышит.

Вызвала, мужу не сказав.

- Еду...

- Куда?

А-а, специали-и-ст...

Вылезаю раньше – последнюю пройду пешком.

- Шалом, Симон.

- Привет, Кати. Прости за «кэнсел».

- Фигня, забудь.

- Ну-с, что новенького?

- Оу-у, так ты щас упаде-е-ешь...

- Постараюсь «не».

Что ж – и я рассказываю.

Симон и Каро через месяц вроде возвращаются в Берлин. Про нее не спрашиваю, как, мол, дела – там увижу. У нее за месяц все равно все поменяться может. Во всяком случае, тут их уже ждут-не дождутся – и Яри, который под присмотром Евгении Михайловны живет в Берлине у Гизелы и Геро, его бабушки и дедушки, да и сами бабушка с дедушкой, конечно, тоже.

Завершаю свои «повествования».

- Получила? – спрашивает Симон.

- Получила. А мы с твоим идем в бассейн, - сообщаю Симону, заручившись от него тем, чем рассчитывала заручиться. – Завтра.

- А я знаю. Здорово. Давайте.

А как по мне, то здорово то, что он – не в пример другим «дистанционным» родителям – не отшивает подобных заявлений, мол, я этого не мониторю, ты, мол, договаривайся с теми и с теми. Но Симон не из таких. Он скучает по сыну.

Евгения Михайловна иногда также помогает и мне, на удивление неплохо справляясь с моими двумя бандитами: маленькой разбойницей и брательником – ее правой рукой. Что касается наследника семейства Херц-Копф, то именно благодаря их няне он неплохо знает русский.

- Мои все спрашивают, когда, мол, - рассказывала его папаше, приближаясь к дому. – Младший особенно.

Несмотря на разницу в возрасте, Валька дружит с Яри, а Яри знает, как общаться с младшими. Или может, им с Валей по-мальчишески интересно вместе. Яэль к Яри относится ровно-настороженно, однако Яри, пожалуй, единственный мальчишка в радиусе Яэль, с которым эта маленькая разбойница еще не успела подраться. Во-первых, она знает про клапаны у него на сердце и знает, что ему нельзя ударяться, во-вторых, Яри никогда не обижал ее и не давал ей повода лезть давать сдачи. А в-третьих, дочь прекрасно отдает себе отчет в том, что, если дело дойдет до потасовки, ей не придется, как обычно, рассчитывать на помощь брата: тот по-пацански восхищается Яри, который, несмотря на свои физические особенности, отнюдь не робкий, не хилый и не трусливый паренек и для своих лет отлично плавает.

Да, соображаю, распрощавшись с Симоном, и Вальку-то можно бы на плавание, да старшую тогда куда девать – отказывается наотрез. Не знаю, что ее спугнуло, а уговаривать бесполезно.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ С Наступающим

сейчас

- Кати? Ты где?

- Здесь.

- То есть?

- То есть дома... – устало говорю Мартину. – Где мне еще быть?

А-а-а... на работе?.. Как вариант...

Шеф давно уже привык к моему разнузданному нахальству, потому что сопровождается оно у меня первоклассным профессионализмом и поразительной трудоспособностью. Поэтому вопроса своего вслух не задает – но думает, я уверена.

- Говорила же тебе... – тяну лениво. – Я на ремонт на полчасика отлучусь. Да блин, в аутлуке ежедневник мой открой...

А сама думаю: скоро ты меня вообще редко видеть будешь, так что привыкай.

И еще думаю: хорошо, что зашла домой. Короткая, неожиданная отлучка от работы – как ощущение праздника.

***

тогда

Вот так и знала я, что этим кончится. Вот как чувствовала.

Может, когда Габи попросил одеться покрасивее, а может, как продолжение, логическое завершение нашего расслабонного дрейфа на Мертвом.

- А что, у нас какой-то праздник? – интересуюсь.

А сама прикидываю, не день ли там рожденья Жанны Исаевны. Но вроде он сулил романтический ужин при свечах.

- А что, всегда должен быть какой-то праздник?

- У вас тут... – начинаю, но он перебивает:

- Ладно, ладно – «у нас». Если тебе от этого будет легче, считай, что канун Нового Года.

Это по еврейскому календарю.

- Так это ж в конце сентября, - замечаю, - а теперь только начало.

- Тогда, значит, с Наступающим.

Габи берет меня за руку и начинает целовать, настойчиво глядя в глаза.

М-да, думаю, его правда: кануны праздников – это у них тут как отдельные праздники. И длятся, бывает, неделями, так что плюс-минус.

Мои инсайты в отпуске не то приснились мне, не то примерещились подобно фата морганам, не то попросту шарахнули в меня вместе с тепловым ударом, явно мной заработанным. После того я больше не говорила с Габи – мы по максимуму растягивали наше дрейфующее существование. Ничего особо не делали – не соблазнились даже турпоходами-полудневками по окрестностям.

Не сказать, чтобы мне наскучило это ничегонеделанье, просто я, видно, давно не была в таком отпуске, какой подразумевает реальный отключечный расслабон. Когда с непривычки заговаривала с Габи о продвижении Тиквы, он только нежно улыбался, прикладывая палец к губам, иногда прибавлял торжественно:

- Тс-с, дорогая... Мы же отдыхаем.

А если не понимала с первого раза, брал за руку, которую столь же нежно-торжественно целовал, и неторопливо, но целенаправленно вел трахаться. Секс у нас был каждый день, был столь же расслабленный и неторопливый, сколь и все наше пребывание на Мертвом.

Где-то «посредине», в один из тех приятных по своей сути дней, когда вхождение наше в этот режим уже давно состоялось, а выходить из него нужно было еще не скоро, мы ужинали у нас на террасе, попивали вино, о чем-то неторопливо переговаривались. Тогда-то, кажется, я и почувствовала, что не хочу терять Габи. Кажется, он почувствовал то же насчет меня, хоть мы и не произносили ничего вслух.

Вчера ночью мы вернулись с Мертвого, а сегодня утром снова звонил Рик. Не знаю, оттого ли во мне воцарилась эта спокойная оглушенность или я все еще не пришла в себя после поездки.

И вот похоже, отпуск увенчается тем, ради чего мне сегодня предлагалось покрасивее одеться.

Что ж, выбрала ярко-розовый атласный «некхолдер», зафинишировала «обнимашкой» - чем не олицетворение праздничного настроя?..

Я, конечно, не совсем наивная. По правде говоря, не знаю, что чувствую и что дОлжно чувствовать в подобных случаях. Похожая ситуация была со мной только один раз в жизни и тогда мне не особо дали к ней подготовиться. Боялись, может быть, что я заранее решу «нет» и скроюсь – только меня и видели.

«С Наступающим»...

Потолок в фешенебельном ресторане «Далила» увешан гирляндами, будто и правда скоро Новый Год. Еще не очень людно.

Стараюсь ни о чем не думать, уж точно – не о еде, которую нам скоро принесут – меня, увы, мутит с дороги. Так порой мутит с приходом месячных, которых прождала весь отпуск и которые вот-вот начнутся – только бы, думаю, не прямо сейчас.

Тем временем Габи начинает говорить.

Мой телефон отчаянно жужжит. Хотела поставить на беззвучный – чего не поставила? Что может быть такого важного? Быстро отключаю звук, краем глаза увидев по номеру, «одному из», ставшему знакомым, что – да снова Рик, кто же еще.

- ...тест на СПИД...

Чего???..

- И как?.. – только и нахожусь что спросить я.

- Что – как?

- Тест?..

- Ну, - смеется Габи, - у меня-то «негатив».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Сто миллионов (вольт)

Часть первая окончилась вот на чем:

Я: Здоров, Эрни.

Э: сис это ты здр

Я: прилетаю в Берлин

Э: когда сегодня

Я: да

Э: я тебя понял

Он меня понял, засранец, посмеиваюсь – и внезапно ощущаю, что соскучилась.

Раз понял, думаю, гони ключи. И интересно, как там тачка.

приберите армагедец

Рикки же с вами жил?

желательно, генерально

Сначала ответа долго нет – он типа учится, паразит, потом приходит погрустневший эмотикон.

Где-то посреди этих душераздирающих воплей братниной радости возвращению любимой сестры с одного из номеров Рика приходит сообщение из пяти слов, которое меня фактически не цепляет и на которое не отвечаю:

Катька коза запарила лети домой

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Хербсткирмес

или

Всегда как всегда

Время: до обеда-полдень

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сто миллионов (вольт)

сейчас

Захожу.

На входе проверяю почту. Всегда так делаю, не то, что муж. Кто, если не я. Правда, и эта самая почта потом на мне – распечатать, разобрать, подшить, порвать-выбросить. Ну, или показать мужу, но это редко, крайне редко.

Ухмыляюсь: «почтальон» принес нам рисунок. Вчера мы с детьми засунули его в ящик, чтобы «обнаружить» сегодня и обрадоваться.

Это Валькин, садиковский. Хоть вообще рисует он мало, не то, что сестра. Но тут особый случай. Ухмыляясь, припоминаю: их практикантка – та самая, что, хоть убей, не в состоянии запомнить моей фамилии – передала мне лично в руки большой коричневый конверт, в котором содержался рисунок, упрятанный подальше от посторонних взглядов.

Понизив голос до зловещего полушепота, она теперь сопровождает сей акт передачи словами:

- Взгляните. Это нарисовал Валли.

Хорошо, что я не имею привычки ничего пугаться заранее. Извлекаю из конверта листок, старательно заштрихованный серым. По центру, где оставлено место, сына во всю силу своего мальчишеского воображения и таланта изобразил нечто, очень сильно смахивающее на самолет. Самолет сам белый, с эмблемой некой трудно определяемой авиакомпании на хвосте. Поверх самолета жирным фломастерным зигзагом зияет неоновая молния. Молния вламывается в серо-заштрихованное небо, разрезает рисунок надвое.

- Круто! – искренне восхищаюсь я – к откровенному ужасу практикантки:

- Вы не знаете, где он мог увидеть такое?..

- Нет, не знаю.

И быстренько прибавляю, пока она не опомнилась:

- Да, я у него спрошу. Поговорю с ним.

Она явно шокирована.

А мы с детьми по дороге домой упиваемся разбором Валюхиного рисунка, говорим про грозу, про молнию, про гром и, конечно, про самолеты. Идти нам недалеко, а сказать им хочется много. Гордая не меньше, чем если бы это нарисовала она, Яэля выступает напыщенным популяризатором и интерпретатором братниного рисовальщического искусства.

Когда мы стоим перед почтовым ящиком, доча хватает рисунок и объявляет брату:

- Валь, давай его нам отправим?

- Ага, - просто соглашается Валька.

И оба с хитрыми мордашками суют его к нам в почтовый ящик и отправляются домой в предвкушении «завтра». Что послужило поводом для создания сего монументального полотна, я, правда, выяснить «забываю».

Припоминаю, что мне сегодня еще ехать на почту, где меня ждет какое-то «настоящее» письмо, и ухмылка моя затухает – с сожалением засовываю рисунок обратно.

Наши любят летать. Это выяснилось, когда летали в последний раз, еще перед Новым Годом. Было потом что порассказать в садике. У них там и без того, как бы это выразиться, «особый стендинг», с которым мы с отцом – чего греха таить – успешно боремся.

Итак, наши, оказывается, любят летать, но поразило меня не это, а то, с какой безумно-бурной радостью они вернулись в Берлин. Неужели это я на них повлияла, я с моей безудержной любовью к этому городу-беспредельщику? Отец у нас, по-моему, к Берлину более ровен. А они, наверно, просто рады были вновь оказаться дома.

***

тогда

- Did you pack your suitcases yourself? Чемоданы сами укладывали?

- Что?.. Сама, конечно. А что, открыть не смогли?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ На уровне «Новом»

сейчас

У нас, если посмотреть прямо в закрытую балконную дверь, увидишь, как качаются молодые деревца – немного выросли за эти годы.

Сейчас ввиду февраля-месяца деревца голые, но смотреть на них мне все равно приятно и вообще, всякий раз поднимает настроение.

- Спасибо, - от чистого сердца говорю мастеру.

Ремонт электросушилки оказывается делом на полчаса – или он сейчас надо мной прикалывается. Впрочем, мы ее запустили только что – все вроде норм.

Теперь-то муж, скорее, обрадуется, когда скажу. Может, даже не накостыляет мне, что «сломала».

Такова участь переносчиков хороших новостей, от которых у адресатов тоже сильно зашкаливает, только в сторону, противоположную зашкаливанию от плохих. И отношение к переносчику равняется отношению к самим новостям.

При этом принцип, по которому новости делятся на плохие и хорошие, порой столь же непредсказуем, сколь условия получения «золотого уровня» от Звездного Альянса. Но тут уже, как говорится, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. На то он и новый уровень.

***

тогда

Дома.

Берлога. Волчье логово. Снятое наспех – недолго его, кажется, искали. Логово не особо обжитое, никак фактически не обставленное. Правда, есть большая кровать, а благодаря скромным габаритам уютно. Апгрейд.

За отсутствием обстановки нет бардака и в общем-то совсем не грязно.

Здесь холодновато – кажется, перед отъездом в квартире долго и тщательно проветривали. Зачем? Например, чтобы я, не почувствовав запаха сигарет и не узнала, что хозяин снова начал курить. Хоть и чувствуется все равно, едва уловимо, когда успокоишься и начнешь принюхиваться от нечего делать.

Меня привезли сюда не только трахаться – и снова апгрейд. Привезли, а не привели на моих двоих, как в прошлый раз, когда-то. Еще один апгрейд: окромя как сюда, идти мне некуда. И дело даже не в посеянных ключах от моей собственной квартиры.

Дело в том, что тут дома. Рик так сказал.

Я даже чувствую, что тут дома.

Я чувствую, хоть и не помню, как вошла сюда – следовательно, где это, не помню тоже. Потому что я не вошла – меня внесли на руках. Чего я, впрочем, тоже не помню. И дело тут не в моей дурацкой амнезичности – спала просто.

Я чувствую, что дома, потому что пришла в себя у него на руках. Было сумрачно, но я увидела его глаза, поблескивавшие в полумраке прихожей. И то было первое, что я увидела.

- Разбудил? – тихо спрашивает он, не спеша ставить меня на пол.

- Как обещал, - отвечаю шепотом, тоже не спеша никуда от него рыпаться. – Так че, наказывать будешь?

- Успею. В ванну хочешь?

- Давай.

Неужели тут у тебя даже ванная есть... – да нет. Подавляю в себе этот вопрос-подкол.

И вместе с тем чувствую, что – нет, не только апгрейд – тотальное обновление того, что было у нас почти три года назад. Вот клянусь – что-то такое витает в воздухе этой не грязной, фактически пустой и предусмотрительно проветренной квартиры. От этого витания вопрос про наличие ванной кажется столь же несвоевременным и неуместным, сколь могло бы показаться мне, например, мое собственное недовольство маленькими детьми, прояви я его реально в самолете.

И еще кое-что: соображаю, что началось это обновление не сейчас и не намедни – началось оно еще весной, в день турбулентности и моего отлета. С того самого момента, в какой почувствовала ту траекторию, которую он тогда наметил. Соображаю, что все, что было после того, отчасти потому явилось мне таким болючим, что либо не вписалось в ту траекторию, либо же попросту заставило думать, что траектории на самом деле не было. Что я жестоко ошиблась насчет траектории.

Но я ведь не ошиблась – теперь вижу и чувствую это. Даже на запах чувствую – он, запах, такой приятный. Тут так приятно пахнет, хоть почти ничем не пахнет. И я невольно и неподавляемо радуюсь.

- Да я сама дойду, - закусываю губы от смеха. – Тяжело ж тебе.

- Пока нет, - не дают рассмеяться мне и сказать больше тоже ничего не дают – просто несут в эту самую громогласно возвещенную ванную, целуя по дороге.

Идти оказывается недолго – сама квартира небольшая и – нет, я настаиваю: тут прямо-таки чисто.

И тут дома – подразумевается, что и для меня тоже. И я только что поняла, что мне приятно от моих же мыслей, как если бы при мне похвалили кого-нибудь из моих близких. Вернее, не «как если бы», а так и есть...

- Хочешь сама, может, или...

Вопрос столь неожидан, что даже удивительно, насколько вовремя я нахожусь, что ответить:

- С тобой, конечно!

И вызываю у него на губах невероятно нежную, усталую улыбку, будто это у него сейчас мог бы быть джет лэг.

И, скорее, сама соскочив с его рук, чем дав поставить себя на место, принимаюсь с нежной улыбкой раздевать его, будто это ему, а не мне сейчас нужно освежиться.