Отдам папу в хорошие руки

ГЛАВА 1.

Лиза

В сотый раз смотрю на часы. Девять вечера. Девять!

Пустая группа. Игрушки уже расставлены по полкам, конструктор убран в ящик, на ковре нет ни единой бумажки. Все дети давно разошлись по домам, и только одну девочку до сих пор не забрали.

Варя сидит на низком стульчике, ковыряет глаз у пластмассового пупсика и выглядит такой крошечной, такой потерянной, что у меня сердце сжимается.

Белокурые кудряшки выбились из косички, косичка криво болтается, и от этого она еще больше похожа на заблудившегося ангела.

Почему ее до сих пор не забрали?

Я хватаю телефон и набираю номер отца девочки.

— Ну же, давайте, возьмите трубку, — бормочу я, слушая монотонные гудки, а потом звонок обрывается.

Не берет. Маме девочки вообще бесполезно звонить, она недоступна.

Как так можно? Как можно оставить ребенка вот так?

Варя поднимает на меня грустные голубые глаза.

— Папа не плисёл?

— Еще не пришел, Варенька, — улыбаюсь я, как могу, хотя внутри все сжимается. — Задержался на работе.

Но я-то понимаю: задержка задержкой, а ребенок сидит один. Маленький, усталый и голодный.

— Он целовеков спасает, — устало тянет малышка и трет глазик.

И в этот момент в группу заглядывает охранница.

— Лиза, а ты чего еще тут? — тетя Валя подозрительно прищуривается. — Я вот решила проверить все ли сдали ключи на вахте, а твоего нет.

— У меня ребенка не забрали, — выдыхаю я, кивая на Варю.

По инструкции я должна сдать ее в комнату полиции и иди домой. Вот так просто и легко. Только вот смотрю я на Варю, на ее тонкие плечики, на пальчики, сжимающие пупсика, и понимаю: не могу.

Сдать ее? Как вещь? Пусть сидит в чужом кабинете, пока отец соизволит появиться?

Нет. У меня рука не поднимется.

Я нервно кусаю губу. Внутри две Лизы спорят между собой.

Одна говорит: «Так положено. Ты ничего не нарушаешь».

Другая кричит: «Ты сама-то хотела бы оказаться в чужом кабинете, оставленная родителями?».

Охранница внимательно осматривает Варю, девочка опустила глаза и крутит в руках куклу.

— Так забери ее тогда к себе, — спокойно отвечает тетя Валя.

— Так нельзя! — возмущенно произношу я, удивленно глядя на женщину.

— Это же Юшкова?

— Да.

— Лена ее всегда по-тихому забирала, — заговорщицки говорит тетя Валя, как будто нас могут подслушать. — Отец у малышки в МЧС работает, часто задерживается. О матери давно ничего не слышно. Вот Лена и брала девчушку к себе домой. Какие у них там договоренности, я уж не знаю.

Лена – тоже воспитательница в нашем детском саду. Вот только сейчас она кайфует в отпуске, а ее группа благополучно перешла ко мне на время. И вот прям в понедельник мне прилетел такой сюрприз.

Набираю Лену, один гудок, второй, третий. Ответа нет. Конечно, у человека отпуск. Хоть бы предупредила, что в ее группу ходит вот такой вот «проблемный экземплярчик». И теперь это моя ответственность.

Бросаю на зевающую малышку беспокойный взгляд.

А вдруг отец будет против? Я ж не знаю, что за отношения у них с Леной. А вдруг меня завтра уволят за самоуправство? А вдруг вообще обвинят в похищении?

Но ёлки-палки, как можно оставить ребенка тут или сдать в полицию?

Я снова смотрю на Варю. На ее тонкие ножки, болтающиеся над полом, на кривую косичку. На то, как она сжимает губы, стараясь не расплакаться.

Нет. Все. Решено.

— Варя, солнышко, — присаживаюсь рядом, — давай-ка мы тебя переоденем, а потом поедем ко мне в гости?!

— К тебе в гости? — глаза у нее сразу становятся круглыми.

— Да. Переночуешь у меня, а завтра папа придет и тебя заберет.

Она кивает и мгновенно спрыгивает со стульчика.

— Я сама умею пелеодеваца!

Девчушка с серьезным видом направляется к шкафчикам, рассматривает наклейки, а потом останавливается напротив грибочка. Я внимательно слежу за ней. И правда, Варя старательно снимает шортики, запутывается, но упорно тянет их вниз.

Я все же помогаю и тихонько смеюсь:

— Ну да, почти сама. Еще чуть-чуть, и ты будешь меня учить.

Варя улыбается, и у меня от этого теплеет внутри так, что даже тревога чуть отпускает.

Мы выходим в коридор, я держу ее за крошечную ручку. Пупсик обязательно с нами.

Тетя Валя восседает на своем рабочем месте, я сдаю ключ от группы.

— Лиза, — говорит она, — если отец заявится сначала сюда, я ему дам твой адрес и телефон.

— Конечно давайте, — киваю я и сжимаю Варину ладошку крепче. — Пусть попробует только не явиться.

И мы выходим в темный летний вечер: я и маленькая девочка, которую я еще утром совсем не знала.

ГЛАВА 2.

Лиза

Варя идет рядом и крепко держит мою руку. На удивление она не вырывается, не устраивает истерику, а доверительно шагает за мной.

Я украдкой смотрю на нее и думаю: ну и как я умудрилась вписаться в эту авантюру? Одно дело – остаться с девочкой в саду, совсем другое – везти ее к себе. В мою однушку, где нет никаких домашних животных и даже цветы на выживают.

Да, я могла бы остаться с девочкой в саду и дожидаться ее отца в группе. Но Варя устала, она сто процентов голодная и хочет домой, а ждать неизвестно сколько времени – не вариант.

— А у тебя есть мультики? — вдруг спрашивает Варя.

— Есть, — киваю я, хотя на самом деле не уверена, что старенький ноутбук потянет что-то кроме «Ну, погоди!».

— А куклы?

— Эм-м-м, — я кашляю. — С этим сложнее. Но у тебя же есть твой пупсик.

— Пупсику нузна мама, — серьезно отвечает она.

Я хмыкаю. Похоже, мама нужна тут не только пупсику.

Пока мы медленно шагаем к моему дому, мой мозг работает активно. Чем кормить ребенка? Вчера я приготовила куриный суп. Захочет ли его кушать Варя? О, стоп! Хлеб закончился, вот без него никуда.

Мы заходим в небольшой магазин, расположенный на первом этаже моего дома. Полки почти пустые, только одинокий батон остался. Что ж, вертеть носом не будем.

Подхожу к кассе, Варя крутится рядом, но я замечаю, как ее усталые глазки стреляют в сторону конфет.

— Здрасьте, теть Кать, — улыбаюсь продавщице, которая работает тут уже сто лет.

— Здрасьте, здрасьте. Ой, а кто это у нас тут такой красивый? — женщина приторно умиляется, глядя на Варю через прилавок. — Лиз, откуда такой ангелок?

— Подруга попросила присмотреть, — вру и даже не краснею.

— А-а-а-а, я уж было подумала, что твоя младшая подкинула свою дочку. А то вы прям похожи, обе такие светленькие и носики курносые.

— И мармеладки вот эти дайте, — натянуто улыбаюсь я, пытаясь увести тему в другое русло.

Дома нас встречает тишина и полумрак. Варя сразу снимает сандалики и аккуратно ставит их у двери. Мы дружно моем руки, даже пупсику.

После чего я иду на кухню, а девчушка топает за мной следом.

На полке холодильника сиротливо стоит кастрюля с супом, на двери катается пара яиц и полпачки масла. Все.

— Итак, Варь, у меня есть куриный суп, — достаю кастрюлю.

— Я люблю супь, — девочка осторожно забирается на стул.

— Вот и прекрасно.

— Папа валит супь со звездосками. Вкусный.

Капитан МЧС и суп со звездочками… звучит интересно. Но еще интереснее узнать где же ее мама? Но у Вари спрашивать я не буду, мне еще предстоит серьезный разговор с ее отцом.

Пока я разогреваю суп, Варя сидит на стуле, болтает ногами и рассказывает, как в садике мальчик Сережа пытался съесть пластилин. И вместе с ее смехом в моей кухне становится уютнее.

Только вот меня не отпускает тревога: где же ее отец? Надеюсь, что он только задержался на работе. А то сразу же плохие мысли в голову лезут.

Ставлю перед Варей тарелку, даю ложку.

— Плиятного аппетита, — девочка начинает охотно кушать.

— Приятного, — улыбаюсь я и набираю номер охраны садика.

— Да? — раздается настороженный женский голос.

— Теть, Валь, это я, Лиза Фирсова. А Юшков не появлялся?

— Нет, Лиз, не появлялся.

— Понятно, спасибо.

Отключаю звонок и сажусь напротив Вари, которая без устали орудует ложкой. С жалостью смотрю на девчушку. И сколько раз вот так ее забирала Лена?

— Мозьно есё? — Варя берет своими крошечными ручками свою тарелку и демонстрирует мне ее пустоту.

Так, с аппетитом у нас все в порядке.

— Конечно.

После нашего позднего ужина, я включаю мультики на своем ноутбуке, усаживаю Варю на диване. Экран мерцает, малышка смеется и все бодро комментирует:

— Он сяс упадет! Ой, смоти, собаська!

А потом ее голос становится тише, длинные ресницы постепенно смыкаются, и девочка клюет носом.

Я осторожно укладываю ее на подушку, накрываю легким пледом. Неторопливо стягиваю тонкую резинку, белокурые кудряшки рассыпались по подушке, щечки розовые. Маленький комочек доверия.

В груди щемит. Как можно бросить такое чудо?

На носочках ныряю в кухню, стараюсь тихо помыть посуду, чтобы не разбудить малышку. И в этот момент раздается резкий и настойчивый звонок в домофон. Я вздрагиваю и сразу же с мокрыми руками бросаюсь в прихожую.

— Кто? — спрашиваю взволнованно, заглядывая в комнату.

Варя все так же спит.

— Папа Вари, — в трубке домофона раздается строгий бас.

Жму на кнопку, а у самой сердце начинает биться быстрее. Пока есть свободная минутка, смотрю на себя в зеркало, стираю осыпавшуюся тушь под глазами.

А потом я подхожу к двери, смотрю в глазок. На лестничной клетке появляется мужчина в форме. Высокий, широкоплечий, и надвигается на мою квартиру, будто несокрушимая стена.

Он тихо стучит в дверь, я резко выдыхаю и открываю ее. Носом чуть не утыкаюсь в широкую грудь.

Высокий мужчина, суровое лицо с густой щетиной, смуглая кожа, резкие скулы, яркие голубые глаза, в которых нет ни капли тепла. Темные волосы чуть растрепаны.

Совершенно никакого сходства с белокурой Варей.

И только именная нашивка на груди «Юшков Д.А.» подтверждает, кто он такой.

ГЛАВА 3.

Лиза

Мужчина на моем пороге не улыбается и даже не моргает. Просто смотрит на меня так, что я чувствую себя провинившейся школьницей на ковре у директора.

— Добрый вечер, — глухо произносит он.

Хотя нет, сходство с Варей все же есть. Голубые бездонные глаза.

— Не совсем он и добрый, — тихо отвечаю я, преграждая вход в квартиру своим хрупким тельцем.

— Варя где?

И вот тут во мне просыпается не только воспитатель, но и паранойя.

— Удостоверение покажите.

На мое удивление мужчина не возмущается, а четкими движениями достает кожаное портмоне и открывает на нужной странице.

«Юшков Дмитрий Анатольевич».

Фотография, печати. Все как положено.

— Довольны? — спрашивает он с усталостью в голосе.

Но внешне он достойно держится, будто его дежурство еще длится, и он обязан стоять до конца.

Я отхожу в сторону.

— Проходите.

Мужчина переступает порог, и в прихожей мгновенно становится тесно, словно моя квартира уменьшилась вдвое.

Я закрываю дверь и не выдерживаю:

— Дмитрий Анатольевич, как можно забыть о собственной дочери? — шиплю я, стараясь не разбудить Варю.

— Я не забыл, — он хмурится. — Елена меня не предупредила, что у Вари сменился воспитатель.

— А меня Лена тоже не предупредила о ваших с ней «договоренностях», — тараторю я, не в силах остановиться. — Я вообще узнала обо всем от охраны. Вы понимаете, как это выглядело? В саду уже поздний вечер, ребенок один! Вы хоть представляете, что она чувствовала?

Он сжимает челюсти так, что на щеках выступают желваки. И все же он молчит пару секунд, словно считает до десяти.

— Вы правы, — наконец говорит Дмитрий. — Но я не мог оставить работу. И не мог знать, что Лены не будет рядом.

Сдержанный, ровный, по-военному четкий. А я закипаю, потому что неподалеку на диване спит маленький ребенок, которому пришлось ждать папу до ночи.

И вот в этой тишине между нами натягивается невидимая струна: я готова сорваться, он – стиснуть зубы еще сильнее. Чтоб оглушить меня своим скрежетом.

Я еще понижаю голос, почти шепчу, но темп опять ускоряю, как пулемет:

— До вашей жены вообще нельзя дозвониться, вы трубку не берете. Если честно, я впервые с таким сталкиваюсь. А работаю я уже давно, и такого, вот честно, у меня еще не было!

— Высказались? — холодно спрашивает Дмитрий, не сводя с меня взгляда.

— Что простите? — моргаю озадаченно.

— Все сказали? — уточняет он без тени улыбки. — Тогда будьте любезны показать, где моя дочь.

Я скрещиваю руки на груди.

— Вы думаете, что раз вы в форме и со своими звездочками на погонах, то вам можно вот так заявиться и…

— А вы думаете, что раз вы воспитательница, то имеете право меня отчитывать? — перебивает он.

— Я не отчитываю! Я констатирую факт! — вскидываюсь я. — Маленький ребенок один в саду – это нормально по-вашему?

— У вас свои дети есть? — резко бросает он.

— Нет.

— Вот будут – поймете, — произносит он таким тоном, будто ставит точку.

— А вы сами понимаете? — не удерживаюсь я. Никаких точек! Пока многоточие. — Быть отцом – это не только плести косички и колготки покупать, это еще и вовремя забирать ребенка!

Дмитрий тяжело вздыхает и трет переносицу.

— Где Варя? — повторяет он низким голосом.

— Там, где ей сейчас спокойно. Ваша дочь спит, — я делаю паузу. — И, кстати, не благодаря вам.

И в этот момент в комнате слышится топот маленьких босых ножек. Варя, растрепанная и сонная, но с сияющими глазами, вылетает в прихожую.

— Папуя!!! — визжит она и кидается к нему.

Я едва успеваю отступить в сторону. Мужчина ловко подхватывает дочь на руки, прижимает к груди. Его лицо смягчается, становится почти неузнаваемым.

— Привет, Варварёнок, — он гладит ее по спинке.

— Пливет, — она так нежно гладит ладошкой по его щетине, что я вмиг забываю про свое недовольство.

А потом Варя утыкается носом в основание его шеи, ее веки снова смыкаются. Она почти засыпает прямо у него на руках.

Я застываю, чувствуя себя лишней в этой картине. И только когда Дмитрий поднимает на меня взгляд, мы вместе возвращаемся в реальность.

— Спасибо, что забрали Варю из садика, — произносит он почти официально. — В следующий раз я заранее вас предупрежу.

— Ч-что? — у меня глаза становятся шире. — Простите, вы о чем?

— О том, что Лена раньше всегда забирала мою дочь, если я задерживался, — сухо поясняет он. — Теперь это, видимо, ваша обязанность.

У меня отвисает челюсть.

— Вы хотите, чтобы я выполняла все обязанности Лены?

— Все не нужно, — отвечает он так же ровно.

— Это приказ?

— Пожелание, — отрезает он, поправляя Варю на руках.

Я делаю шаг ближе, понижая голос, чтобы не разбудить девочку:

— Понимаете, у меня нет в должностной инструкции пункта «быть няней круглосуточно».

— Понимаю, но ребенку от этого легче не станет.

Я сжимаю губы. Его спокойствие бесит больше, чем если бы он повысил голос.

— Нет, вы совершенно не понимаете.

— До свидания, — с нажимом произносит Дмитрий.

Варя сладко зевает, уткнувшись ему в плечо, и вдруг сонным голосом бормочет:

— До сидания, Елизета Говна…

В прихожей повисает тишина. Я застываю, ощущая, как заливаюсь краской от макушки до кончиков пальцев.

Мужчина медленно возвращает на меня взгляд. Его уголки губ чуть дергаются, но глаза остаются серьезными.

— Она сказала Елизавета Олеговна, — тихо и четко произношу я, специально для него.

— Я так и понял, — отвечает он невозмутимо. — Варя именно так и сказала.

Он разворачивается и, бережно удерживая дочь на руках, выходит из моей квартиры. А я остаюсь в прихожей, глядя на закрытую дверь и не зная, то ли смеяться, то ли рвать волосы на голове.

ГЛАВА 4.

Дима

Меня как будто кто-то толкает в грудь. Я резко подрываюсь на кровати, смотрю на часы.

Твою мать!

Проспал. Ну, прям закон подлости. Будильник звонил, я в этом уверен. Видимо отключил его на автопилоте, организм расслабился, сегодня выходной.

Сейчас уже почти восемь, натягиваю спортивки и лечу в комнату дочери. Малышка сладко спит, подперев щечку рукой.

— Варварёнок, просыпайся, — провожу пальцами по ее личику, дочка отмахивается рукой, перекатывается на спину.

Лечу в ванную, дверь за собой не закрываю.

— Варя, вставай! — с зубной щеткой во рту прикрикиваю я.

Умывшись холодной водой, возвращаюсь к дочери. Она сидит на кровати в своей пижаме с зайцами, нос сморщен, глаза трет кулачками.

— Варь, одевайся, — тороплю ее, натягивая футболку.

— Не хотюююю, — тянет малышка и хнычет.

— А надо, Варь, надо.

— Пупсика моего неть, — она разводит ручками.

Я оборачиваюсь, хаотично пробегаюсь глазами по детской. Точно. Вчера мы так и оставили его у воспитательницы. А вместе с ним еще и сандалики Вари.

— Черт, — шепчу себе под нос. — Вот только этого нам не хватало.

— Эх, чёлт, — повторяет дочка и грустно вздыхает.

На службе все просто: есть вызов – едешь. Не существует отмазок «устал», «ребенок ждет», «домой хочу». Счет всегда идет на минуты. И вчерашний вечер показал это в полный рост.

ДТП, водителя зажало. Машина сложилась гармошкой, будто ее в кулаке сжали. Мы сразу поняли, что без гидравлики нам не обойтись. Пока одни перекрывали движение и тянули шланги, я вместе с ребятами резал металл, как консервную банку. Искры, грохот, дым. Несмотря на защиту, руки ноют и глаза режет. Но все это отходит на второй план, когда видишь, что у человека в глазах плещутся вперемешку страх и надежда.

Минут сорок мы дрались с железом. И когда наконец-то вытащили дышащего парня, у меня внутри отпустило. Вот ради этих секунд мы и пашем.

Варя все так же сидит на месте, как памятник.

— Варь, серьезно, нам надо торопиться. Надо хотя бы на завтрак успеть.

Она мотает головой.

— Без пупсика не хотю.

Я закатываю глаза и присаживаюсь на корточки перед дочкой. Смотрю прямо в ее упрямые голубые глазки.

— Слушай, командир, пупсик уже в садике ждет тебя. Давай поедем к нему, а?

Она морщит лобик.

— А если он пласет?

— Значит, мы его спасем, — я протягиваю раскрытую ладонь. — Только нужно выдвигаться прямо сейчас.

Варя колеблется, но пальчики все же цепляются за мою руку.

Я вздыхаю с облегчением, поднимаюсь, уже на бегу ищу ее одежду. Джинсовый сарафан, белая футболка, резинка для волос. Она ерзает, крутится и вообще пытается убежать.

— Варь! Если мы не поторопимся, Елизавета Гаргоновна опять будет ругаться!

Быстро упаковываю дочь в одежду. Помогаю ей засунуть ножки в запасные кеды, которые чудом так быстро откопал в шкафу.

Косичку делать некогда. Просто собираю воздушные белокурые волосы в хвост, кое-как завязываю. Варя смотрится в зеркало и улыбается:

— Папуя, у меня смесная баска.

— Нормальная у тебя башка. Поехали.

Я хватаю ее рюкзачок, мы вылетаем в подъезд, дверь за спиной захлопывается с грохотом. И вот пока мы мчимся вниз по лестнице, я думаю, что все это похоже не на утро, а на учения: сирена, паника, сбор за три минуты. Только вот тут у меня напарник – это упрямый четырехлетний ангел в кедах.

Я заношу Варю на руках прямо в раздевалку. Она сонно щурится, но терпеливо ждет, пока я помогаю снять ее кеды. Открываю шкафчик. Опа. А вот и сандалики, что мы вчера оставили у воспитательницы.

— Доброе утро! — над головой проплывает знакомый голос.

Варя сразу вытягивает шею, но молчит, губы надуты, брови нахмурены. Елизавета Гаргоновна стоит в проеме с той самой милой улыбкой, от которой растает самый обиженный ребенок в мире.

— Варя, смотри, кого я тебе принесла.

Из-за спины она показывает пупсика. Варя едва не выпрыгивает из моих рук. Она с визгом хватает игрушку и прижимает ее к себе.

— Пупсик! — дочка вся сияет, глаза блестят.

Что еще для счастья надо?

Малышка кружит вокруг воспитательницы, и вот мрачное утро превращается в праздник.

— Сегодня опять задержитесь?

— Нет, — отвечаю я и кладу рюкзачок дочки в ее шкафчик. — Заберу Варю вовремя.

Елизавета оценивающе осматривает меня.

— Вас без формы прям и не узнать.

— А вас – с улыбкой на лице, — медленно произношу я.

Она озадаченно моргает, а потом переводит взгляд на Варю.

— Варюш, беги к деткам. Сначала я тебя нормально заплету, а потом мы все дружно пойдем на завтрак.

— Ее прическа – это дизайнерский замысел, — парирую я.

Мой Варварёнок в этот момент чмокает пупсика в лоб, а потом оборачивается к Елизавете и выдает:

— Холосо, мамуя!

И гордо чеканя шаг, уходит в группу.

Мы с Елизаветой сразу же сцепливаемся взглядами. Я стою со сдержанным лицом, воспитательница – с приоткрытым ртом.

— Я ее этому не учил.

— Не сомневаюсь.

ГЛАВА 5.

Лиза

Сегодня у нас «творческий день». Звучит красиво, а на деле все выглядит не так радужно: клей на полу, пластилин на футболках и тридцать маленьких голосов, каждый из которых требует внимания прямо сейчас.

— Лиза Олева, у меня синяя тлава! — Саша машет в воздухе фломастером, будто жезлом регулировщика.

Я аккуратно ловлю его ручку, пока он не выколол глаз соседке. Смотрю на синюю кляксу на белом листе.

— Так она же волшебная, — подыгрываю я. — Днем она синяя, а ночью становится зеленой. Ты у нас теперь волшебник.

Мальчишка улыбается и возвращается к рисунку.

С другой стороны слышится жалобное:

— Я потеляла бусину! — Катя сжимает в кулаке нитку, а бусина покатилась под стол.

Я опускаюсь на корточки:

— Катюш, давай вместе посмотрим. Вот она, твоя бусинка, нашлась! — поднимаю маленький пластиковый шарик. — А теперь крепко держи ниточку, я помогу продеть.

Катя старательно замирает, а я поглаживаю ее по темноволосой макушке и не спеша иду вдоль детских столиков.

А в это время Варя аккуратно катает пластилиновые «пирожки» и шепчет своему пупсику:

— Кусай, мама испекла.

Я помогаю другому малышу – Леше. Тот весь в клею, будто сам решил стать аппликацией.

— Леша, давай так: клей у нас для бумаги, а не для ушей, — осторожно вытираю ему щеку влажной салфеткой. — Уши у тебя и так красивые.

Дети смеются, Лешка морщится, но терпеливо ждет, пока я его вытираю.

Спустя час у кого-то уже получается коллаж из цветной бумаги, кто-то мастерит корону, кто-то просто размазывает клей. Я хожу от одного ребенка к другому, помогаю, поправляю. Я обожаю свою работу. Здесь шумно и беспорядочно, зато так честно и искренне.

— Елизета Говна, а вы нас любите? — вдруг спрашивает Варя, моргая своими небесно-голубыми глазами.

Надо не забыть научить ее правильно выговаривать мое отчество.

— Очень, — отвечаю я без раздумий. — Вы же мои лучшие художники.

И в этот момент они все разом начинают наперебой хвастаться: кто нарисовал котика, кто сделал корону, кто придумал ракету. Маленькие ладошки тянутся ко мне с поделками, а у меня щемит сердце. Потому что именно ради этого «очень» они стараются.

Я улыбаюсь каждому. Пусть у кого-то рисунок больше похож на пятно, чем на солнце, а у кого-то клей больше на руках, чем на бумаге. Для меня они все – самые лучшие.

Да, быть воспитателем тяжело, но именно вот в такие моменты я понимаю, что не зря выбрала эту профессию.

После обеда в группе тихо. В соседней комнате дети сопят на своих кроватках, а я пользуюсь случаем и составляю план на текущий месяц. Краем глаза замечаю, как приоткрывается дверь и в группу входит Варя, прижимая к себе своего пупсика.

— Варенька, — шепчу я, вставая со стула, — ты почему не спишь? Что случилось?

Девочка молча топает ко мне босыми ножками и тянется на ручки. Я подхватываю ее, усаживаю на колени.

— Не хотю, — бормочет она и утыкается носиком мне в шею.

— Ну ладно, не хочешь, не заставляю, — я глажу ее по спинке. — Давай тогда пойдем и просто полежим с закрытыми глазками? Глазкам ведь нужно отдыхать.

— Пупсик пласет, — Варя поднимает на меня серьезные глаза.

Я чуть улыбаюсь.

— Тогда давай его покачаем.

Сажусь удобнее, начинаю слегка покачивать коленями. Пупсик в ее руках убаюкивается, а вместе с ним постепенно расслабляется и сама Варя. Голова ее тяжелеет у меня на плече.

— А что ты его все «пупсик да пупсик» зовешь? — тихо спрашиваю я. — Давай придумаем ему имя?!

Она задумывается, морщит лобик и вдруг выдает:

— Дима.

— Хорошее имя, — я киваю.

— Так зовут моево папую.

— Да, верно. А маму твою как зовут?

Тут малышка напрягается, молчит.

— Не знаешь? — осторожно уточняю я, заглядывая в ее хмурое личико.

— Знаю, — шепчет.

— И как же?

Она поднимает на меня свои бездонные голубые глаза.

— Юя.

— Юля? — мягко переспрашиваю я. — Хорошо.

— Только мы зивем без мамы, — вдруг добавляет Варя.

У меня в груди екает.

— Почему?

— Я плоснулась, а ее узе не было, — она теребит ручку своего пупсика.

— А что папа твой сказал? Куда мама ушла?

Варя задумывается, а потом строго произносит:

— Чёлт.

Я невольно сжимаю губы. Очень интересно и очень грустно.

Вечером мы всей группой вываливаемся на площадку: качели, песочница, горка, и еще десяток визжащих малышей, которые носятся так, будто у них запустили режим «турбо».

Я держу ухо востро, но тут в кармане вибрирует телефон.

Звонит Лена. Наконец-то, объявилась.

— Алло.

— Лиз, привет! — весело произносит коллега.

Я отхожу в сторону, подальше от гудящих малышей, прикрываю рот рукой.

— Лена, привет. Слушай, а почему ты мне ничего не сказала про Юшкову Варю? — прижимаюсь плечом к кирпичной колонне забора. — Оказывается, ее не всегда вовремя забирают.

— Ой, Лиза, прости. Я не стала говорить, потому что Дмитрий уверял меня, что в этом месяце у него не будет задержек.

— Ну как видишь, вчера он ее не забрал. Более того, он предупредил меня, чтобы я была готова в следующий раз забрать Варю к себе!

В трубке раздается короткий, но нервный смешок:

— Прям так и сказал?

— Да, представляешь! — я уже почти шиплю. — Лена, я не знаю, какие у вас там договоренности, но…

— Елизавета Олеговна! — перебивает меня чужой голос.

Я оборачиваюсь: к забору подбегает воспитательница из соседней группы, глаза круглые, на лбу пульсирует вена.

— Девочка из вашей группы укусила мальчика!

****

Дорогие читатели!

Приглашаю в книгу нашего литмоба "Ищу жену или Мама, ты в розыске!"

https://litnet.com/shrt/tXSn

ГЛАВА 6.

Лиза

Я мгновенно забываю про разговор с Леной и быстро бегу на истеричный детский плач.

На площадке толпа: дети притихли, родители сбились в кучку, а в центре этой сцены стоит мальчик пяти лет с красным и таким смачным следом от зубов на руке. Слезы рекой бегут по пухлым щекам, он так громко орет, что я невольно начинаю переживать за его горло.

Черт! Это же сын Поляковых. Варя, милая, не могла ты укусить кого-нибудь… менее влиятельного?

Замечаю Варю, она стоит недалеко от площадки, хмурая, губы поджаты, плечи упрямо вздернуты. Ее уже отчитывает воспитательница из соседней группы Татьяна Сергеевна:

— Варь, ну как же так! Ты же большая девочка!

— Стоп, — я вскидываю руку и подхожу ближе. — Татьяна Сергеевна, давайте разберемся. Варя не будет просто так кого-то кусать. Что здесь произошло?

Кто-то из родителей откликается сразу:

— Этот мальчишка кидался песком, а потом ударил ее по голове лопаткой!

Я перевожу взгляд на хмыкающего мальчишку. Ага, в руке все еще зажата та самая пластиковая лопатка.

— Дети, — говорю я вслух, стараясь улыбнуться и не выдать того, что внутри все клокочет. — Это же дети. Они и ссорятся, и мирятся быстро.

— Елизавета Олеговна, — вмешивается Татьяна Сергеевна, — но это так оставаться не может. Родители Артурчика обязательно захотят разобраться.

Я в ответ беру Варю за маленькую ладошку и тяну ее к себе.

— Вот вы им и скажите, что их сын бросался песком, а потом ударил девочку лопаткой. По голове, между прочим.

Татьяна Сергеевна недовольно морщится, словно лимон съела.

— Елизавета Олеговна, — строго говорит она, делая акцент на моем имени и отчестве, — вы обязаны провести беседу с родителями девочки!

— Я обязательно поговорю с ее отцом, — обещаю я и увожу Варю в сторону от толпы.

Присаживаюсь на корточки, осторожно раздвигаю ее светлые волосы. Осматриваю голову. Ну, слава богу, синяка или шишки не видно. Лоб чистый, кожа чуть красная, но не критично.

— Варенька, все в порядке. Больно было? — шепчу я, держа ее за маленькие плечики.

— Дя, — бормочет она и надувает губки.

— Ты у меня храбрая девочка, — улыбаюсь я и отряхиваю мелкие крупинки песка с ее щечек. — Но кусаться все равно нельзя. Договорились?

Она упорно молчит, щеки надуты, как у маленького хомячка.

— Варя, — я беру ее ладошку в свою, — знаешь, если что-то случается, лучше сказать об этом взрослым. Я всегда за тебя заступлюсь. Всегда.

Малышка исподлобья смотрит на меня, но что-то внутри нее явно смягчается. Она прижимается плечиком ко мне и вздыхает.

Детей постепенно начинают забирать родители. Площадка пустеет, солнце клонится к закату. Я как раз поправляю Варе волосы, когда замечаю в воротах садика Юшкова.

Высокий, широкие плечи, прямая спина. Даже в джинсах и светло-серой футболке у него военная выправка. И все равно я невольно дорисовываю к этой картине форму, тогда он выглядит еще внушительнее.

Он идет ровным шагом, оглядывает территорию, ищет взглядом своего Варварёнка. И тут наши глаза встречаются. Меня будто стрелой пробивает от его серьезного взгляда.

— Варя, смотри, за тобой папа пришел, — говорю я тихо.

Девочка вскидывается и сразу же бросается к нему.

— Папуя! — ее радостный визг разносится по двору.

Я выпрямляюсь и чуть прикрываю глаза рукой от заходящего солнца. Смотрю, как он легко подхватывает ее на руки и улыбается уголком губ.

Но мне некогда любоваться семейной идиллией, мне надо поговорить с Дмитрием. Пока не явились Поляковы с криками и угрозами, пока ситуация еще под контролем.

Я подхожу ближе.

— Добрый вечер, — коротко здоровается Дмитрий.

— Ага, — я киваю. — Мне нужно серьезно с вами поговорить.

Он удивленно приподнимает бровь.

— Мне нужно вам кое-что сказать, — начинаю я, стараясь держаться спокойно. — Сегодня Варя укусила мальчика.

Дмитрий тяжело вздыхает, потом смотрит на дочку, поправляет ее кудряшки и говорит:

— Варь, иди покатайся на качелях. Я сейчас поговорю с Елизаветой Олеговной, и мы поедем домой.

Он аккуратно опускает малышку на землю, и та послушно бежит к качелям.

— Это же дети, — спокойно произносит Дмитрий. — Будете меня снова отчитывать? А вы хоть разобрались, почему моя дочь кого-то укусила?

Я сразу выпрямляюсь, подбородок поднимается.

— Вообще-то, я первым делом именно этим и занялась, — твердо говорю я, е надо мне тут усомнятся в моих способностях. — И, если честно, Варя сделала это по делу.

Боже, что я творю? Так нельзя говорить, но слова вырвались сами собой. Прямо из глубины души.

— По делу? — он хмурит брови.

— Да. Мальчик бросался песком, а потом ударил ее по голове лопаткой.

Дмитрий замирает, я вижу, как в его глазах мелькает холодное раздражение, но он держит себя в руках.

— Но есть один нюанс, — добавляю я, наклоняясь чуть ближе, будто делюсь с ним страшной тайной. — Варя укусила сына Владимира Полякова.

Дмитрий задумывается.

— Это который сеть пекарен держит?

— Он самый, — шепчу я, еще делая шаг ближе так, что между нами остается едва полметра. — И мамаша мальчика…как бы вам это сказать….

— Елизавета, — он смотрит прямо мне в глаза, — говорите как есть. Я должен знать весь масштаб катастрофы.

— С прибабахом, — отвечаю честно. — Вечно у нее куча претензий ко всем и вся.

Дмитрий хмурится еще сильнее.

— Значит, сыночка-корзиночка, — произносит он сухо.

Я закатываю глаза и шепчу, не удержавшись:

— Чуть ли не в попку зацелованный.

Пару секунд он смотрит на меня так, будто решает: смеяться или продолжать хмуриться. Но уголок его губ все же дергается.

— Так что готовьтесь, Дмитрий Анатольевич, — добавляю я с нажимом. — Родители захотят разобраться.

***

Приглашаю вас в историю нашего литмоба "Папа для мамонтенка"

ГЛАВА 7.

Лиза

Я только открываю рот, чтобы сказать, что связываться с семьей Поляковых себе дороже, как со стороны ворот слышится характерный топот каблуков и звонкий голос:

— Где мой мальчик?!

О, нет. Только не сейчас.

Во двор детского сада влетает мама Артура Полякова. Вся в белом: брюки, блузка, сумочка, только нимба не хватает. Сразу замечаю, что настроение у нее боевое, лицо перекошено, глаза сверкают.

— Артурчик! — она бросается к своему сыну, тот, кстати, уже перестал реветь и с интересом ковыряется в песке. Но женщина хватает его за руку и демонстративно поднимает ее, будто трофей. — Кто посмел обидеть моего ребенка?!

Я краем глаза смотрю на Дмитрия, он чуть напрягает плечи.

— Елизавета Олеговна, присмотрите за Варей.

И, не дождавшись моей реакции, он уверенно идет в сторону Поляковой.

— Здравствуйте, я отец Варвары Юшковой, девочки, которая укусила вашего сына. Вижу, что он в порядке.

— В порядке?! — она чуть не захлебывается возмущением. — Вы посмотрите! Его укусили! Это же дикость, это... это уголовщина!

Варя вздрагивает рядом со мной, я сразу беру ее за руку и прижимаю к себе. Дмитрий бросает быстрый взгляд в нашу сторону. Я увожу Варю к дальней качели, но со слухом у меня все в порядке.

— Никто не спорит, что поступок неправильный, — продолжает Дмитрий тем же сдержанным тоном. — Но, может, вы поинтересуетесь, что стало причиной?

— Причиной?! — Полякова повышает голос, ну и неприятная же эта мамаша. — А какая может быть причина, чтобы кусать моего сына?!

— Например, то, что ваш сын бросался песком и ударил девочку лопаткой по голове, — спокойно сообщает Дмитрий.

— Вранье! — выпаливает Полякова. — Мой мальчик никогда такого не сделал бы!

Я закатываю глаза. Ну конечно, сыночка-корзиночка, чуть ли не святой младенец. Варя качает своего пупсика по имени Дима на качели, ей не до взрослых разборок.

— Я слышал от родителей детей, что именно так и было.

Полякова уже готова взорваться. Лицо краснеет, губы поджаты.

— Вы хотите обвинить моего сына?! — почти кричит она. — Да вы знаете, кто его отец?!

— Знаю, — спокойно отвечает Дмитрий. — Но давайте оставим статусы в стороне. Мы обсуждаем конфликт между детьми.

Я едва не аплодирую ему. Вот так надо разговаривать с такими дамочками: без хамства, но твердо, каждое слово как гвоздь вбивает.

— Я буду жаловаться заведующей! — визжит Полякова, уже таща своего Артура к выходу. — Пусть разбираются, куда смотрят ваши воспитатели, и каких детей сюда водят!

— Разбирайтесь, — коротко кивает Дмитрий. — Только не забудьте упомянуть, с чего началась ссора.

Она разворачивается и уносится вихрем, оставляя после себя запах дорогих духов и атмосферу скандала.

Я выдыхаю и украдкой смотрю на Дмитрия. Он разворачивается и идет к нам, ни одни мускул на его лице не дергается.

Да, вот бы мне иметь такой иммунитет против людей.

— Спасибо, — тихо говорит он мне, подходя ближе. — За то, что отвели Варю в сторону.

— Всегда пожалуйста.

Мне становится очень приятно быть его союзником в этой войне.

— До сидания! — Варя машет мне своей маленькой ладошкой, а другой она крепко держится за папину руку.

— До свидания, — я улыбаюсь и машу ей в ответ.

Вот бы и мне так легко отпускать проблемы.

Всех моих детей забирают, я спешу в здание садика. По пути в кармане брюк начинает вибрировать телефон. На экране высвечивается «Мама».

Блин, совсем забыла.

— Мам, привет, — стараюсь говорить бодро.

— Доченька, а ты где? — в ее голосе слышу тревогу.

— Я еще на работе.

— Как на работе?! — возмущается мама. — Ты что, забыла про ужин?

Вот он, момент истины.

— Нет, мам, я не забыла, — нервно массирую висок. — Скоро буду.

В голове сразу вспыхивает картинка: длинный стол, во главе – папа с серьезным лицом, сестра с ребенком, ее ехидные шуточки про то, что я «все еще без кольца», и неугомонная мамина энергия. А я после рабочего дня с тридцатью четырехлетками должна выдержать еще ужин с семьей.

Господи, дай мне сил.

Я лечу по тротуару, ноги сами знают маршрут, еще три квартала, поворот и появится многоэтажка родителей.

И тут мимо меня пролетает машина. Согретая солнцем вода из лужи окатывает меня, на рубашке мгновенно разрастаются пятна, брюки все в грязных брызгах.

— Да чтоб тебя! — вырывается из меня.

Осматриваю себя, не веря собственному «счастью»: это что за редиска так мастерски целится в пешеходов?

Машина резко тормозит, загораются стопы, водитель сдает назад. Сердце замирает в груди, сейчас кто-то выйдет и устроит мне разнос.

Но как только автомобиль останавливается рядом, у меня чуть челюсть на асфальт не падает.

В салоне сидит семейство Юшковых. Дмитрий – за рулем, а Варя восседает в детском кресле рядом с папой.

— Да вы издеваетесь? — шиплю я.

Дмитрий опускает окно и осматривает меня с головы до ног.

— Извините, я не думал, что лужа окажется такой глубокой.

Я хочу выть от того, как все ужасно складывается в этот сумбурный вечер. Хоть плачь, хоть смейся.

— Вы могли бы не останавливаться и ехать дальше! — я пытаюсь осторожно стряхнуть с блузки грязь.

— Не мог. Давайте мы вас подвезем.

***

Еще одна история нашего литмоба: "Ляля ищет маму"

https://litnet.com/shrt/3j-P

ГЛАВА 8.

Лиза

— Не мог. Давайте мы вас подвезем.

— Нет, спасибо. Мне тут недалеко, сама дойду.

Дмитрий чуть хмурится, но не спорит, только прищуривается.

— Вы ведь живете в другом районе.

— Да, — коротко киваю я. — Но сегодня я иду в гости.

В своем кресле оживляется Варя.

— В гости? — глаза у нее становятся круглыми, она тянется ручкой к папиной руке. — Папуя, я тозе хотю в гости!

Я невольно улыбаюсь. Ну конечно. Какая девочка не хочет «в гости», особенно если там, по ее представлениям, горы печенья и плюшевые единороги?!

— К кому? — спокойно спрашивает Дмитрий, переводя взгляд на меня.

— А это, Дмитрий Анатольевич, не ваше дело.

Это что еще за допрос?

— До свидания, — добавляю я, стараясь сохранить хотя бы остатки достоинства, и разворачиваюсь, чувствуя, как блузка липнет к животу.

Иду по тротуару быстрым шагом, а за спиной слышится низкий рокот мотора. Машина плавно обходит меня, не обдавая новой волной брызг. Видимо, у Дмитрия все же есть чувство такта.

Я только собираюсь облегченно выдохнуть, как вижу, что черный седан поворачивает именно в сторону дома моих родителей. Что ж, там стоит целый ряд многоэтажек, не факт, что семейство Юшковых живет рядом с моими.

Вхожу в квартиру родителей, сразу ощущаю ароматный запах запеченного мяса, духов Ксюхи и тот самый уют, который невозможно спутать ни с чем.

Разуваюсь и машинально ставлю свои туфли на обувницу. Взгляд падает на две пары чужой обуви у стены.

Женская – туфли на низком квадратном каблуке, с заломами на сгибах, явно не мамины. И мужские… грязные. Причем не просто пыльные, а прям с ошметками земли, будто владелец лично месил ногами болото.

Я невольно морщусь. Асфальт же сухой, где можно было найти столько грязи?

Теперь мама будет ворчать, что у нее прихожая «вся в песке».

— Лиза! — из комнаты доносится знакомый голос.

Через пару секунд появляется Ксюша, моя младшая сестра, вечный ураган в человеческом обличье.

— Ого, — она округляет глаза, — что с тобой случилось? Ты где лужу нашла? Дождь был два дня назад.

— Как это где? Та самая лужа на Чехова, — бурчу я, глядя на ее сияющую физиономию. — Когда-нибудь там сделают нормальный асфальт? Чтобы вода не скапливалась у бордюра? Сколько лет…

Я тихо возмущаюсь, а потом указываю ладонью на чужую обувь.

— Ксюх, это чьи?

— Сейчас сама все увидишь, — произносит она с загадочной интонацией.

— Прекрасно, — вздыхаю я. — Только сначала я переоденусь. Надеюсь, мама не выкинула мои старые вещи?

Не успеваю сделать и шаг, как в прихожую влетает маленький вихрь по имени Настя. Светловолосый, звонкий и весь в розовом. Племяшка с разбега врезается мне в ноги, обнимает за колени.

— Настюшка моя! — я сразу присаживаюсь и аккуратно прижимаю малышку к себе.

От нее пахнет детским шампунем.

— Ну-ка, покажи, как ты выросла, — целую ее в макушку. — О, да ты скоро нас с мамой перегонишь.

Настя хихикает и кладет ладошки мне на щеки. Я их надуваю, маленькие ладошки шлепают меня, и весь воздух смешно вырывается из моего рта. Малышка смеется, и в этот момент из кухни появляется мама.

— Господи, Лиза! — она останавливается в дверях, глаза округляются. — Что с тобой?

— Мам, все нормально, — я цокаю и киваю в сторону комнаты. — Я сейчас переоденусь.

— Только не оставляй следов в коридоре! — тут же восклицает мама, но я уже направляюсь к нашей старой комнате.

Пока иду, не дает покоя мысль: кто это у нас в гостях? Мама сказала, что будет обычный семейный ужин. Но сердце чует неладное.

На самой верхней полке шкафа нахожу кофту. Потом достаю джинсы с потертостями, в которых я когда-то ходила на педпрактику и чувствовала себя свободным человеком, еще не обремененным ипотекой, взрослыми проблемами и родительскими ужинами по расписанию.

Смотрю в зеркало на дверце шкафа. Нормально. Можно идти в бой.

Из кухни доносится мамин смех, Ксюша что-то рассказывает, и я машинально втягиваю плечи. Пересекаю порог и сразу замираю.

За столом, как на семейном совете, сидят папа, мама, тетя Зоя и… Кажется, мужчину зовут Федор?!

— Лизочка! — мама широко улыбается и стучит ладонью по соседнему стулу. — Иди к нам! Узнаешь? Это же Федя, сын Зои!

Федя поднимает голову и вежливо улыбается. И все бы ничего, если бы не его усы…

Боже.

Усы.

Такие… гусарские. Густые под носом, аккуратно подстриженные, но с закрученными концами. Как будто он каждое утро их укладывает, глядя в зеркало и напевая: «Эх, яблочко, да на тарелочке…».

Я не могу отвести взгляд, усы живут своей жизнью. Кажется, если он моргнет, они поведут хоровод.

— Здравствуйте, — я стараюсь казаться спокойной.

Федя поднимается.

— Очень приятно познакомиться с вами лично, Елизавета, — говорит он с серьезностью человека, подающего рапорт.

Он протягивает руку, и я, конечно же, жму ее, потому что мама смотрит так, будто если я этого не сделаю, она тут же начнет читать молитву за мое женское счастье.

— Взаимно, — выдавливаю я, бросая взгляд на маму.

Она сияет. Тетя Зоя тоже улыбается, и обе явно ждут, что сейчас мы с Федей начнем смеяться, находить общие интересы и влюбляться до конца вечера.

Ага, держите карман шире.

Я сажусь, осматриваю блюда на столе, но взгляд снова цепляется за эти проклятые усы.

Кажется, я слышу, как мама мысленно шепчет: «Лиза, только не порть все своим сарказмом!».

Но, клянусь, это сложно.

Особенно, когда мужчина напротив так гордо закручивает концы своих усов, будто готов вызвать кого-то на дуэль за мою честь.

***

Очередная история нашего литмоба: "Ищу жену. Срочно!"

https://litnet.com/shrt/1Ahi

ГЛАВА 9.

Лиза

Семейный ужин ужасен. Только то, что мама приготовила мой любимый салат оливье, спасает всю патовую ситуацию.

Мама с тетей Зоей обсуждают погоду и у кого что крутит на магнитные бури, папа то и дело недоверчиво косится на Федю. А тот в свою очередь еще немного и у меня на лбу дырку прожжет. Я иногда поднимаю на него робкий взгляд, улыбаюсь, но дольше пары секунд смотреть на мужчину не могу.

Пытаюсь наколоть горошек на вилку, как Ксюша, хитро щурясь, облокачивается на стол и спрашивает:

— Федор, а вы кем работаете?

Он кладет нож с вилкой на тарелку, выпрямляется и спокойно отвечает:

— Я барбер.

Мама кивает, делая вид, что поняла профессию Феди. А вот папа…

— Кто? — он морщит лоб. — Это кто такой?

Я сжимаю губы, чтобы не улыбнуться. Ксюша уже тихо хихикает, пиная ногой меня под столом.

Федор не теряется, отвечает серьезно и почти торжественно:

— Я стригу, брею и ухаживаю за бородами.

Папа смотрит на него подозрительно.

— Так ты парикмахер?

— Мужской мастер, — уточняет Федя с достоинством, поправляя усы (вот честно, кажется, они сейчас взлетят!). — Я работаю в собственной студии.

— А-а-а-а, — протягивает папа, но по его лицу видно, что он все еще не понял, зачем для этого дела слово иностранное придумывать.

Мы с Ксюхой переглядываемся. Она закатывает глаза и чуть прикусывает губу, чтобы не расхохотаться.

А я мысленно аплодирую Феде, он держится молодцом. Любой другой уже бы вспотел под прицелом взгляда моего отца.

Я пытаюсь сосредоточиться на разговоре, мама уже с восторгом обсуждает цены на торты с тетей Зоей, папа рассуждает, что «барбершопы» - это заграница какая-то. Я киваю, доедаю свой салат и считаю секунды до побега.

И вдруг я ощущаю, как кто-то мягко касается моей ноги под столом. Я вздрагиваю и бросаю быстрый взгляд на Ксюху. Сестра спокойно жует бутерброд с красной рыбой, даже бровью не ведет.

Ладно, может, случайно задела…

Но тут Ксюха встает, тянется к пиале с оливками, а поглаживания никуда не исчезают. У меня по спине ползут мурашки. Медленно поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Федором. Он загадочно улыбается.

Он что, серьезно?!

Я судорожно придвигаю ногу под стул, стараюсь сделать это максимально незаметно.

Папа как раз рассуждает про молодежь:

— У нас раньше мужчины сами брились дома. А сейчас – барберы! Тьфу ты…

Федор спокойно кивает папе, делает вид, что слушает. А у меня в голове только одно: если он еще раз двинется в мою сторону, я воткну вилку в его модные усы.

Но я держусь. Потому что приличные девушки не устраивают истерику за ужином. Даже если какой-то барбер решил, что у него под столом «все включено».

— Так! Пора пить чай, — бодро говорит мама. — Лиза помоги мне достать сервиз в зале.

Я с облегчением встаю.

— Я с вами, — вскакивает сестра и берет меня под руку, мы следуем за мамой в зал.

Мама открывает стеклянный шкаф, в котором стоит тот самый «особенный сервиз» из серии «для гостей, которые достойны фарфора».

Ксюша помогает подавать блюдца, мама встает ко мне вплотную и шепчет:

— Лиза, ну что? Как тебе Федя?

Я только приоткрываю рот, чтобы ответить, но мама идет в наступление.

— Хороший парень, воспитанный, с чувством юмора. Свой бизнес! Не сидит без дела.

Ксюха, конечно, не упускает шанс вставить реплику:

— Главное, аккуратный! Как защекочет тебя своими усищами, — она смешно двигает губами.

Я тихо-тихо смеюсь, чтобы не спалиться.

— Ксюх, ты ненормальная, — шепчу сестре, пока она хихикает мне в плечо.

— Ну а что? Усы с характером, не мужчина, а тараканище.

Мы обе прыскаем со смеха, а мама толкает нас ладонями, изображая строгость:

— Девочки, как не стыдно!

Я выдыхаю и вдруг сама становлюсь серьезной.

— А тебе, мама, не стыдно заниматься сводничеством?

Мама чуть округляет глаза:

— Я? Занимаюсь сводничеством? Лиза, ты что такое говоришь! Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

— Мне не нужны сейчас отношения, — отвечаю я тихо. — Да и ты видела его усы? Он ими будет заниматься, а не нашими детьми. Все будут бегать обкаканные, зато папа с усами.

Ксюха скрывает смех в моем плече.

— Ничего подобного, — шипит мама. — Это все после него, да?

Воздух мгновенно густеет. Ксюша замолкает, виновато косится на меня.

А мама добавляет уже мягче:

— Он не стоил тебя, доченька. И ты сама это знаешь.

Я киваю. Знаю. Только это знание не облегчает, а наоборот, как будто в груди шрам снова саднит.

— Лиза, уже прошло полгода. Пора двигаться дальше. Годы ведь идут…

— А ты не молодеешь…, — с сарказмом тянет сестра.

— Иди ты лучше за Настей присмотри, — недовольно произношу я, глядя на сестру.

Она делает смешную гримасу, фыркает и уходит в спальню, а я остаюсь с мамой. Та тяжело вздыхает, поправляет прядь у виска.

— Лизонька, я просто не хочу, чтобы ты все время была одна.

— Мам, я не одна. У меня есть работа, дети, ты, папа, Ксюха, Настя.

— Это все не то, — вздыхает она и уходит обратно на кухню.

Пару секунд я просто стою у стеклянного шкафа, смотрю на свое отражение. Одиночество – сложная штука. Сначала ты его боишься, а потом привыкаешь. Я вот уже начинаю ценить время в своей одинокой квартирке больше, чем с семьей.

Слышу шорох за спиной и оборачиваюсь. На пороге стоит Федя, опирается плечом о косяк.

— Я, кстати, слышал, что вы не любите усы, — спокойно говорит он.

Упс, неловко вышло.

Он делает пару шагов ко мне.

— Не переживайте, Елизавета, — добавляет он тихо. — Я их, если надо, сбрить могу.

Я моргаю, не зная, что ответить. То ли он подслушал весь наш разговор, то ли он просто гений интуиции.

— Дадите свой номер телефона?

В этот момент в прихожей громко хлопает дверь, а из коридора доносится папин голос:

ГЛАВА 10.

Лиза

— Лиза, ты чего застыла? — удивляется папа, без стеснения поправляя свои домашние треники.

Брови Дмитрия Анатольевича стремительно подлетают на лоб. Он удивлен не меньше моего. Меня настораживает его пронзительный взгляд, которым он по мне проходится.

Я моргаю, пытаясь сложить картинку в голове.

Сосед. Он теперь живет на одной лестничной клетке с моими родителями? Или в одном доме? Или в одном дворе? Мне срочно нужно знать степень такого соседства.

Я открываю рот, чтобы поздороваться, но не успеваю, потому что позади раздается тихое движение. Я ощущаю, как Федя встает за моей спиной слишком близко. Я прям чувствую своей пятой точкой его тело.

Да кто ему дал право так нагло врываться в мое личное пространство?

— Еще раз здравствуйте, Елизавета Олеговна, — тихо произносит Дмитрий, его взгляд падает на Федю.

И тут, как по заказу, из-за Юшкова вылетает Варя. Прямо в сандаликах она бежит ко мне.

— Елизета Говна!

Я широко улыбаюсь. Ну вот, все на месте.

— Здравствуй, Варя, — спокойно говорю я, подхватывая малышку на руки.

— Вы знакомы? — папа переводит взгляд с Вари на меня.

— Да, — киваю. — Варя ходит в группу, которую я веду сейчас вместо Лены.

Федя за моей спиной чуть шевелится. Мама уже выходит из кухни, за ней ковыляет тетя Зоя, обе с чашками и с настороженными лицами. Из комнаты высовывается Ксюха с Настей. И вот уже вся семья в сборе, как в сериале, где герои случайно пересекаются в одном кадре.

— Дмитрий, заходите к нам на чай.

Юшков выдыхает, проводит рукой по шее, потом смотрит на папу.

— Олег Борисович, спасибо за приглашение, но нам с Варей, пожалуй, пора. Я только зашел, чтобы сказать, что заказал коробку на ваш «Форд».

— Как это «пора»? — папа округляет глаза и буквально грудью перекрывает дверь. — Ну, уж нет! Соседа просто так не отпускаем. Тем более помог сегодня, как родной. Люда, это тот парень, о котором я тебе сегодня рассказывал.

Папа с улыбкой смотрит на маму, Дмитрий собирается возразить, а Варя быстро слезает с моих рук и смело подходит к моей племяннице.

— Я – Вая, а ты?

— Доченька, скажи Варе, как тебя зовут, — склоняется к малышке Ксюха.

— Натя.

Все взгляды поворачиваются к девочкам.

— Настюш, покажи Варе свои игрушки.

Настя радостно машет ручкой, Варя ловит ее пухлую ладошку, и малышки быстро улепетывают в комнату, пока Юшков не передумал и не забрал свою дочь.

— Видите? — довольно заявляет папа, хлопая Юшкова по плечу. — Все решено. Детям – игрушки, взрослым – чай. А можно и не чай, а по пять капелек. У меня, кстати, есть домашняя настойка. Вкуснаяяяя, — тянет папа и осторожно подталкивает Дмитрия в сторону кухни.

Дмитрий чуть сжимает губы, бросает на меня короткий взгляд. В нем плещется то ли смущение, то ли тревога.

— Хорошо, — наконец соглашается он. — На пять минут. И только чай, без настоек.

— Чай, так чай! — торжествует папа. — Проходите, проходите!

Через минуту мы снова сидим за столом.

Ну и ситуация, скажу я вам.

Мама, мягко говоря, не в восторге, это заметно по тому, как она шумно перекладывает ложки и зачем-то трет стол салфеткой, хотя он и так блестит.

Тетя Зоя оживленно шепчется с мамой, бросая на Дмитрия то изучающие, то явно недовольные взгляды.

Федя… ну конечно, Федя тоже никуда не делся. Сидит по диагонали от меня, тихий, но внимательный, как притаившийся хищник.

А папа как будто нарочно игнорирует напряжение. Он доволен, сидит во главе стола и сияет.

— Так ты, говоришь, запчасть заказал?

— Да, — спокойно кивает Дмитрий. — У меня знакомый за границей себе заказывал на свою машину, я через него и пробил. Со скидкой в 30% будет.

— Вот это по-нашему! — радуется папа. — А то в магазине заломили цену, будто из золота деталь!

— Сейчас все так, — пожимает плечами Дмитрий. — Людей дурят на ровном месте.

Я слушаю их разговор, наблюдаю за всеми со стороны. Все вроде бы нормально: чай, разговоры, мама с пирогом, Варя смеется где-то в комнате с Настей. Но внутри я ощущаю себя странно.

Неправильно все это.

Федя поглядывает на меня из-под ресниц. Дмитрий тоже стреляет взглядом, только украдкой.

А я сижу с чашкой в руках, и не понимаю, как так получилось, что мы все вдруг собрались за родительским старым кухонным столом с кружевной скатертью.

Папа смеется над очередной шуткой Дмитрия, мама демонстративно молчит, а у меня в голове крутится только одно: интересно, судьба просто издевается или у нее все-таки есть план?

***

Приглашаю в историю нашего литмоба "Притворись ее мамой"

https://litnet.com/shrt/T2I_

ГЛАВА 11.

Дима

Ну надо же так влипнуть.

Днем я просто увидел мужика во дворе, он возился с машиной, ругался над капотом тихо, но с забористыми смачными словами. Я не смог пройти мимо и решил ему помочь.

И вот теперь я сижу у него на кухне, ем пирог и пью чай из фарфоровой чашки, в ручку которой даже не пролезает мой палец.

И этот мужчина оказался кем? Правильно! Папа нашей строгой и до мозга костей правильной воспитательницы.

Отец Елизаветы Гаргоновны мужик хороший, с ним легко. Он простой и добрый. Из тех, кто и в дом позовет, и ключи от машины отдаст, если попросишь.

Вот уж точно, не скажешь, что у него дочь такая… колючая.

Мама построже, взглядом прибивает, если что не по ее. Но при этом видно, они любят свою Лизу. Так, как умеют только родители: с тревогой и со своими представлениями о счастье.

Воспитательница наша сидит напротив без строгой прически и без белой блузки. Сейчас она в потертых джинсах и с распущенными волосами, спадающими на лицо.

И выглядит она не как воспитательница, а как студентка, которая забежала домой между парами. Развязная, живая, домашняя. И немного растерянная.

Я встаю со стула, говорю решительно, иначе не отпустят:

— Спасибо вам большое, все было очень вкусно. Нам с Варей пора, завтра в садик. А то у нас воспитательница строгая, будет ругаться, если мы опоздаем.

Олег Борисович встает следом и хлопает меня по плечу, как старого друга:

— Заходи еще, сосед!

Вот уж точно судьба решила надо мной подшутить.

— Мне тоже пора домой, — быстро тараторит Елизавета.

И тут этот парень по имени Федор сразу подается вперед:

— Я подвезу тебя, если хочешь.

Она замирает, а потом бросает короткий взгляд на меня. Такой немой, но предельно ясный. В нем нет ни просьбы, ни кокетства, а простое: спасите!

Прежде чем успеваю сообразить, что делаю, уже слышу свой голос:

— Мы можем довезти Елизавету. Нам все равно по пути.

Лиза мгновенно расцветает, разворачивается к парню и широко улыбается.

— Спасибо, Федя, но мне с Юшковыми по пути.

Федор моргает, затем рвано кивает, но по его глазам видно, что он недоволен.

А я про себя думаю: по какому такому пути-то? Ну и ляпнули вы, товарищ капитан! Но я уже не отступаю, раз ввязался помочь девушке.

Тепло попрощавшись в родителями Елизаветы, мы втроем спускаемся во двор. Варя упорно отказывается садиться в детское кресло.

— Я хотю сидеть зади! — заявляет моя упрямая дочь и мгновенно карабкается Лизе на колени.

— Варварёнок, — устало говорю я, — надо сидеть в кресле, ты же знаешь.

— Не хотю, — шепчет уже сонно, утыкаясь носом в плечо воспитательницы. — Я буду сидеть туть.

Елизавета чуть растерянно улыбается и придерживает ее за спинку, чтобы малышка не упала.

— Пусть посидит, так быстрее успокоится, — тихо говорит она.

Я киваю, прыгаю за руль и завожу мотор. Машина плавно выезжает со двора. В салоне пахнет домашним пирогом, что мама Лизы сунула мне «на дорогу».

Пару минут царит тишина. Я наблюдаю в зеркало заднего вида, как Варя обнимает Елизавету за шею и уже клюет носом. Ее маленькие пальчики накручивают прядь светлых женских волос.

У меня в груди все сжимается. Привычка дочери осталась еще с детства, когда мама была рядом, и можно было убаюкаться, ковыряясь в ее волосах. Сейчас Варе этого не хватает.

А Лиза, не отрывая взгляда от окна, спрашивает:

— А как это вы оказались соседями с моими родителями?

— Да так, — пожимаю плечами. — Купил квартиру в соседнем подъезде.

— Уже переехали?

— Нет, еще делаю ремонт.

И тут она поворачивается ко мне. Даже в тусклом свете уличных фонарей я вижу, как она прищуривается.

— Делаете ремонт? — переспрашивает она с недоверием. — И при этом приводите туда ребенка?

Я бросаю короткий взгляд в зеркало заднего вида.

— Ну да. Мы же не живем там, сегодня я заехал на квартиру, чтобы проверить, как работают плиточники.

— Как работают плиточники, — повторяет она, и в каждом ее слове чувствуется ледяное неодобрение. — В квартире, где пыль, инструменты, провода, гвозди и, я уверена, куча опасностей?

— Елизавета Олеговна, я капитан МЧС, — не удерживаюсь и говорю чуть жестче. — Поверьте, я знаю, что такое «опасность».

Она приподнимает подбородок:

— Да, но вы, похоже, забыли, что дети все видят иначе. Варя могла споткнуться, порезаться, сунуть пальцы куда не надо.

— Ничего бы с ней не случилось, я рядом был.

— Этого мало, — отрезает она. — Ребенок не игрушка.

Во мне все сжимается, каждое ее слово, как удар под дых. Хочется возразить, объяснить, что я просто хотел показать Варе «новый дом», где скоро будет ее комната с принцессами, которых она так любит. Что там уже все почти готово, просто обои не поклеены.

Но я молчу, потому что спорить с этой девушкой бесполезно. Она не из тех, кто отступает. Она, наверное, и грозу остановит, если решит, что ее подопечные промокнут.

— Думаю, что вы иногда слишком уверены в себе. А с детьми так нельзя.

Я смотрю на нее через зеркало.

— А у вас, — произношу спокойно, но сжимая руль до побелевших костяшек, — слишком большое чувство гиперответственности. Так же и сойти с ума можно.

Она чуть моргает, будто не ожидала такого поворота.

— Это не гиперответственность, — тихо отвечает Елизавета. — Это забота.

— Забота, — повторяю я. — А где тогда граница? Когда забота превращается в контроль?

Она не отвечает, только отворачивается к окну. Варя, прижавшись к ней, посапывает. Маленькая ладошка лежит у Лизы на груди.

Молчим. Едем дальше, разговора походу у нас так и не сложится. Но на очередном светофоре я все же не выдерживаю:

— А как Федор отреагирует на то, что вы согласились ехать со мной?

— Федор? — она хмурится. — А ему какая разница?

— Ну, он же ваш парень, вроде?

ГЛАВА 12.

Лиза

Утро сегодня какое-то недоброе. Чуть не проспала, машинально отключив будильник, каша подгорела, волосы в фен засосало. А потому что нечего делать пятьсот дел одновременно.

Когда я захожу в детский сад, в коридоре уже стоит наша заведующая Лариса Михайловна.

Она серьезная, как всегда ее волосы с проседью собраны в аккуратный пучок, строгая юбка, папка под мышкой. Только на этот раз женщина не улыбается.

— Елизавета, зайди ко мне.

Спорить не тянет, хотя меня уже ждут мои дети, и я покорно плетусь за строгой заведующей.

Я захожу в ее кабинет, на столе разложены распечатки, журнал, стоит кружка с остывшим чаем. Лариса Михайловна садится в свое черное кожаное кресло и снимает очки.

И вот тут я понимаю: сейчас будет что-то нехорошее.

— Ситуация серьезная, — произносит она, не поднимая глаз.

— Какая ситуация?

Мои ноги становятся ватными, я присаживаюсь на край стула.

— Варвара Юшкова, девочка из твоей группы вчера укусила мальчика из старшей группы.

— Ааа, вы про это, — я моргаю. — Так я уже поговорила и с ней и с ее отцом.

— Не перебивай, — мягко, но строго говорит Лариса Михайловна. — Ты ведь знаешь чей это сын. Ты, наверное, слышала про Поляковых?

— Слышала, — обреченно выдыхаю я.

У этой семейки связи, деньги и вечное чувство, что мир вращается вокруг их чада.

— Мама мальчика подала жалобу, — продолжает заведующая. — Пишет, что ты не уследила за детьми, что ребенок получил травму, стресс и теперь боится ходить в сад.

— Подождите, — я подаюсь вперед. — Это был несчастный случай! Варя просто защищалась, мальчик первый начал.

— Я это понимаю, — кивает Лариса Михайловна. — И даже верю тебе. Но у Поляковой есть влиятельные знакомые, она требует, чтобы я тебя уволила.

— Что??? — я не сдерживаюсь и вскакиваю со стула. — Уволить? Меня?

— Лиза, — устало говорит женщина, — я не хочу этого делать. Ты отличный педагог. За все время, что ты у нас, мне не поступало ни одной жалобы. Дети тебя любят, родители довольны. Но ты понимаешь, в каком мире мы живем.

Я чувствую, как внутри все сжимается в комок.

Неужели вот так просто, одно «требую», и моя работа пойдет под откос?

— Я не могла быть в двух местах сразу, — шепчу я. — Это же дети. Они ссорятся, дерутся, мирятся. Это жизнь.

— А жизнь, — тихо добавляет заведующая, — не всегда справедлива.

Я опускаюсь обратно на стул, взволнованно сжимаю пальцы.

— Что теперь? — спрашиваю с пересохшим горлом.

— Сегодня придет комиссия из управления. Придется дать объяснение, а прежде встретиться с родителями мальчика.

— С Поляковой? — горько уточняю.

— Да. И необходимо вызвать кого-то из родителей Юшковой.

— Думаю, что отец сможет приехать.

— Хорошо, ему нужно быть здесь. Это важно.

Я киваю и чувствую себя, как на пороховой бочке. Я прекрасно представляю, каково будет Дмитрию услышать, что его дочь «опасный ребенок».

А я не знаю, как выдержу этот день, потому что мысли об увольнении не дают мне покоя.

Когда дверь в кабинет открывается, я уже с трудом дышу.

Сижу прямо, руки сложены на коленях, пытаюсь выглядеть спокойно, но ладони влажные, а сердце быстро бьется в груди.

Первой заходит Полякова. Высокие шпильки громко цокают, дорогой костюм сидит идеально, и она смотрит на нас, как на грязь.

Вслед за ней входит Дмитрий. Высокий, в форме, без нарочитой строгости. Он подтянутый, собранный и спокойный.

Юшков здоровается с заведующей, кивает мне и садится рядом.

Контраст между ними сильный, даже запахи сталкиваются в воздухе. От Поляковой пахнет острым парфюмом и раздражением, от Дмитрия чем-то чистым и свежим.

— Ну что ж, — начинает Лариса Михайловна, — спасибо, что нашли время. Мы сегодня здесь, чтобы обсудить ситуацию между Варварой Юшковой и Артуром Поляковым.

— Ситуацию? — перебивает Полякова. — Это не ситуация, а вопиющее безобразие! Моего ребенка покусали в детском саду! В учреждении, где, между прочим, должна быть дисциплина!

— Варя не кусала без причины, — тихо говорю я. — Артур ее первый ударил.

— Да что вы говорите? — вскидывается Полякова. — Вы хотите сказать, мой сын виноват?!

— Я ничего не «хочу сказать», я просто рассказываю, как все было, — стараюсь говорить ровно, но голос все равно дрожит.

Полякова презрительно хмыкает и переводит взгляд на заведующую:

— Вы сами все слышите. Вот так у вас в садике работают воспитатели. Обвиняют детей, лишь бы прикрыть собственную халатность.

Я вжимаюсь в стул, и в этот момент говорит Дмитрий:

— Простите, но я все же уточню.

Все оборачиваются к нему.

— Варя действительно укусила мальчика. Это факт. Но, насколько я понимаю, конфликт начался не с этого, — он смотрит прямо на Полякову. — Дети бывают импульсивными, они толкаются, ссорятся. Главное, как взрослые решают такие ситуации.

— Мой сын…, — начинает она, но Дмитрий поднимает руку, вежливо, но уверенно.

— Ваш сын тоже ребенок. И, поверьте, если бы Варя кого-то просто так укусила, я был бы первым, кто с ней поговорил. Но обвинять воспитателя, который и так за всех отвечает, это нечестно.

В кабинете наступает тишина.

Лариса Михайловна бросает на Дмитрия благодарный, но осторожный взгляд. Полякова сжимает сумку, как оружие.

— То есть вы считаете, что все в порядке? Что у нас теперь норма: дети кусают друг друга, а воспитатели ничего не видят?

Дмитрий встает.

— Я считаю, что вы сейчас ищете виноватого, а не решение.

Полякова поджимает губы и резко поднимается.

— Мы требуем увольнения воспитательницы, вот наше решение. И если вы, Лариса Михайловна, найдете способ ее оставить, — ехидно шипит Полякова, — то к делу подключится мой муж. Надеюсь, я ясно выразилась?

Лариса Михайловна растерянно поправляет очки, а Полякова резко хватает свою сумку и выходит из кабинета. Так еще и хлопает дверью так, что стены дрожат.

ГЛАВА 13.

Дима

Елизавета только быстро кивает головой, как болванчик. А потом, стараясь скрыть слезы, вылетает из кабинета заведующей со скоростью света.

Сколько я видел таких сцен в жизни: кто громче всех кричит, тот чаще всего не прав.

Когда воспитательница уходит, хлопнув дверью, я поворачиваюсь к заведующей.

— Лариса Михайловна, давайте сделаем по-другому.

Она настороженно приподнимает бровь.

— Я напишу заявление.

— Какое заявление?

— От родителя пострадавшего ребенка. Что у меня нет претензий к воспитателю.

— Дмитрий Анатольевич, но это не обязательно…

— Обязательно, — говорю спокойно. — Если вы уволите человека из-за крика богатой мамочки, я потом дочери что скажу? Что быть честным невыгодно?

Женщина долго на меня смотрит, а потом кладет на стол бумагу и ручку.

— Лишним не будет. Я приложу ваше заявление к материалам.

Беру ручку, быстро и размашисто пишу:

«…Жалоб и претензий не имею. Прошу рассматривать произошедшее, как детский конфликт».

Дата, подпись, расшифровка.

После садика я долго не уезжаю. Сижу в машине, барабаню пальцами по рулю. Вроде все решилось, заявление написал, должно помочь, но внутри все равно зудит.

Несправедливость, даже мимолетная, не отпускает.

Через двадцать минут торможу у пекарни «Поле». Полякова знаю в лицо, он не раз сам мелькал на рекламном баннере с надписью «Свежий хлеб из наших рук».

У входа как раз стоит он, разговаривает по телефону и активно жестикулирует рукой. Руководит, ворчит, но все держит под контролем. Мужик не глупый, видно сразу. Только привык, что его слово – закон.

Вылезаю из машины и спокойно подхожу к нему, он как раз заканчивает свой разговор.

— Добрый день. Я – Дмитрий Юшков.

— Юшков? — он осматривает меня, я ж по форме.

У меня уже рабочий день в разгаре, а я все никак до части не доеду.

— Юшков, отец девочки, что укусила вашего сына.

Он чуть усмехается.

— Зачем пожаловали?

— Пришел поговорить.

Поляков кивает куда-то в сторону, мы отходим под навес, где пахнет мукой и свежим хлебом.

— Слушаю.

— Я понимаю, что у вашей жены эмоции. Но, откровенно говоря, увольнение воспитательницы, это перебор.

Он прищуривается:

— Этот педагог обвиняет нашего сына.

— Никто его не обвинял, — спокойно говорю я. — Дети поссорились, бывает. Моя Варя решила ответить на грубость вашего сына.

— Конечно, — нервно усмехается он. — У всех дети «хорошие», только у других виноваты.

— Я не оправдываю поступок дочери, но вы же взрослый человек.

— И что?

— А то, что вы знаете: в этой истории нет злого умысла. Зато есть мама, которая решила устроить показательную порку.

Поляков молчит, потом холодно бросает:

— А вы, выходит, святой?

— Нет, — пожимаю плечами. — Я просто привык решать вопросы по-мужски, без шантажа.

Он приподнимает бровь, уже внимательнее смотрит на меня.

— Без шантажа?

— А как еще назвать требование уволить женщину только потому, что у кого-то связи?

— Вы не понимаете, — раздраженно цокает он. — У меня репутация, у жены – свои люди. Если я скажу, что ничего не буду делать, она решит, что я слабак.

Я говорю тише, но твердо:

— У вас много влиятельных знакомых, у меня тоже такие есть.

Его взгляд падает на мои погоны.

— Только я ими не прикрываюсь, потому что уважаю чужую работу.

Он отводит взгляд, смотрит на улицу, где машины проезжают по дороге. А потом он тяжело вздыхает.

— Вы, капитан, все правильно говорите. Только с такими женщинами, как моя, логика плохо работает.

— Значит, объясните ей не логикой. Просто скажите, что конфликт улажен.

— Думаете, поможет?

— Поможет. Если это скажете вы, а не я.

— Вам надо было в политику идти, переговоры вести вы умеете.

— Мне хватает моей работы, — говорю с усмешкой. — Там, по крайней мере, все честнее.

Поляков молчит, потом кивает:

— Ладно, я поговорю с женой. Скажу, что воспитательница ни при чем. Пусть забудет эту историю.

— Спасибо.

— Но я сделаю это не ради вас или вашей воспиталки, — бурчит он. — А ради своего пацана. Не хочу, чтобы он рос заносчивым.

Мы пожимаем руки.

После разговора с Поляковым вроде бы стало легче, но на душе все равно осадок. Не люблю, когда приходится вмешиваться в такие дела, особенно когда виноватых по сути нет.

На работу опаздываю, что для меня редкость.

Стоянка у части полная, дежурка кипит, ребята уже на посту. Вхожу в кабинет, и тут же появляется Гриша.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — протягивает он. — Где пропадал, герой?

— Пробки, — бурчу я, хотя сам понимаю, что оправдание слабое.

Гриша садится напротив и качает головой.

— Пробки, говоришь? А я вот слышал, что пробки бывают только у тех, кто слишком долго прощается у ворот детского сада.

Я поднимаю на него хмурый взгляд.

— Откуда ты вообще это берешь?

— Оттуда, где новости разлетаются быстрее интернета, — ухмыляется друг. — Секретарша Олеся с утречка сказала, что видела, как ты входил в администрацию садика.

— А это запрещено?

Гриша, конечно, не унимается.

— Конечно нет. А ты кого там искал? Гаргоновну?

— Слушай, Гриша, — я захожу за шкаф и включаю чайник. — Я с тобой поделился на эмоциях, но не надо теперь меня лицом тыкать в эту Елизавету.

— А чего ты завелся-то? — он подходит ко мне, ставит на стол две чашки. — Нормальная вроде женщина. Строгая, правда.

— Строгая – не то слово, — бурчу я. — Варя укусила пацана. Сегодня разбирались.

— Ага, теперь ясно, почему ты с утра такой мрачный. Что, на ковер вызвали?

— Хотели уволить воспитательницу.

— Серьезно? — Гриша присвистывает. — А ты что?

— Разрулил.

— Разрулил, — повторяет он с ухмылкой. — Ну конечно. Это в твоем стиле: спасать всех подряд.

ГЛАВА 14.

Лиза

Дети сегодня особенно шумные.

Гуашь на столах еще не высохла, а на полу уже валяются три пластилиновых куска неизвестного происхождения.

Типичный день в садике.

— Ребята, через пять минут обед! — объявляю я, хлопая в ладоши. — Собираем игрушки, моем руки и строимся!

Кто-то проносится мимо меня в сторону туалетов, кто-то смеется, кто-то делает вид, что не слышит. Все как всегда. И только Варя сидит в уголке у окна, листает книжку, но как-то вяло. Не в своем обычном темпе.

Я подхожу к ней, присаживаюсь на корточки.

— Ва-а-а-арь, ты чего такая грустная?

Девочка поднимает на меня глаза.

— Не глусная.

Я касаюсь ее лба ладонью. Теплый, но не горячий. Температуры вроде нет.

— Варюш, у тебя что-то болит?

— Неть, — произносит малышка, чуть шмыгнув носом.

Ее хвостики, сделанные большой отцовской рукой, уже полностью развалились. Один держится на честном слове и на тонкой резинке, другой и вовсе превратился в нечто, напоминающее одуванчик после урагана.

— А давай я тебе красивые косички заплету? — предлагаю я с доброй улыбкой.

На этот раз глаза девочки оживают.

— Давай!

И уже через секунду Варя, как маленький ураганчик, несется к своему шкафчику. Она быстро достает из рюкзачка крошечную розовую расческу и игрушечное зеркало в форме сердечка.

— Воть! — почти вприпрыжку возвращается ко мне.

— Ну все, садись, красавица. Сейчас сделаем из тебя настоящую принцессу.

Варя послушно садится на стульчик. Ее светлые волосы мягкие и тонкие, как пух, рассыпаются между пальцев.

— А кто тебе утром хвостики делал? — спрашиваю я, осторожно разбирая запутавшийся узелок.

— Папуя, — гордо отвечает она. — Он сталался и лугался!

— Верю, — хмыкаю я.

Варя звонко смеется, как будто у нее в груди прячется маленький колокольчик. А я не могу не улыбаться, чувствую внутри тепло.

— А есё папуя сказал, сто я самая класивая.

— И папа прав, — киваю я. — Только вот с косичками я помогу, ладно?

Она серьезно кивает и следит за мной через свое игрушечное зеркальце, будто контролирует процесс.

— А твой папуя где? — вдруг спрашивает она.

— Наверное, дома, — пожимаю плечами, стараясь удержать тонкие прядки. — Или чинит во дворе свою ласточку.

— Ластоську! — смеется Варя.

— Сиди ровно, не вертись, — приговариваю я и беру резинку. — Сейчас одну косичку доделаем, потом вторую, и будешь у нас самая красивая девочка на свете.

— Дя, — шепчет Варя.

И тут я замечаю на шее, чуть за ухом, маленькое красное пятнышко.

Странное. Тянусь чуть дальше, еще одно, но уже под волосами. И под воротничком футболки на шее виден крошечный пузырек.

Сердце неприятно ёкает.

— Варюш, у тебя шейка не чешется? — спрашиваю осторожно.

— Неть.

Я аккуратно отодвигаю прядь волос, рассматриваю. Похоже… да ну, не может быть!

Ветрянка? Только не сейчас. Только не перед проверкой и не перед всеми этими натравленными на нас комиссиями.

— Варюш, — говорю я как можно бодрее, — а давай сходим к тете доктору?

— Засем? — она хмурится.

— Она посмотрит, какие у тебя красивые косички получились, — улыбаюсь я.

Варя оживляется.

— Посли, только Димую возьмем.

Одной рукой она берет своего пупсика, другой берет меня за руку, прыгает по коридору, пока мы идем в медблок.

По пути я стараюсь не думать о слове карантин. Но, конечно, именно оно вертится в голове, набирает силу, как снежный ком.

Врач тетя Рая, женщина суровая, с вечно прищуренными глазами и чистыми, до скрипа вымытыми руками, встречает нас у двери.

— Что у нас случилось? — спрашивает женщина, уже доставая градусник из кармана.

— Пятнышки, — показываю я на Варю. — Вот тут, и тут.

Тетя Рая молча осматривает девочку.

— Ага, — говорит она через пару секунд, — вот и пришла. Ветряночка.

Я чувствую, как у меня опускаются плечи.

— Точно?

— Сто процентов. Свежие элементы, недавно высыпало. Температура будет к вечеру.

— Ну, еще карантина нам не хватало, — шепчу я себе под нос.

Тетя Рая кивает, как будто подтверждает мои мысли.

— Группу закрывать, детей разобщать. У кого не болел, тех срочно домой и наблюдать.

Я смотрю на Варю. Та, довольная, сидит на кушетке и с гордостью показывает врачу косички.

Я присаживаюсь рядом, глажу малышку по плечу. А в голове уже крутится список: обзвонить родителей, заполнить журнал, предупредить заведующую…

— Ну что ж. Значит, лечимся.

Пока Варя развлекает тетю Раю, показывая ей, как надо правильно пеленать пупсиков, я выхожу в коридор и набираю номер Дмитрия.

Ничего страшного. Просто сообщить. Ничего личного.

Хотя сердце стучит так, будто я собираюсь признаться в убийстве.

Он берет трубку почти сразу:

— Да.

Голос у него низкий, спокойный и немного хрипловатый. От такого почему-то хочется стоять по стойке «смирно».

— Дмитрий Анатольевич, здравствуйте. Это Елизавета Олеговна, воспитательница Вари.

— Слушаю вас, Елизавета Олеговна. Что-то случилось?

***

Приглашаю вас в историю нашего литмоба

"Вакансия: Мама для Ягодки"

https://litnet.com/shrt/TWWV

ГЛАВА 15.

Лиза

— В общем, у нас тут… У Вари высыпание, врач сказала, что это, скорее всего, ветрянка.

В трубке повисает небольшая пауза, только где-то на фоне слышны мужские голоса и гул мотора.

— Ветрянка, — спокойно повторяет Юшков. — Понятно.

Я почему-то ждала хоть какой-то реакции: удивления, раздражения, волнения. А он говорит ровно и почти буднично.

— Я должен ее сейчас забрать, да? Но я сейчас на выезде, смогу приехать только через часа четыре.

— Мы закрываем группу на карантин, — объясняю я. — Детей сейчас начнут забирать.

Дмитрий тихо вздыхает, и я представляю, как он смотрит куда-то в сторону, прикидывает, что делать.

— Елизавета Олеговна, заберите Варю пока к себе, пожалуйста.

— К себе? — я чуть не перехожу на фальцет. — Опять?

— Если не сложно.

Да мне и не сложно, просто это уже входит в привычку, а я не хочу привязываться к малышке.

— Хорошо, я заберу Варю к себе. Только, пожалуйста, не задерживайтесь.

— Спасибо, — говорит он коротко. — Я сразу приеду, как только вырвусь с работы.

В группе начинается привычный сумбур: мамы, папы, дети, кто-то плачет, кто-то смеется. Лариса Михайловна уже обходит двери, строгим тоном объявляя карантин:

— До особого распоряжения.

Когда последние малыши уходят, в группе становится тихо. Только Варя сидит у окна, с зеркальцем в руках, и смотрит на свои косички.

— Варюш, поехали ко мне домой, а папа тебя вечером заберет.

Девчушка кивает, будто это абсолютно нормальный план. Я собираю ее рюкзачок, пока Варя сосредоточенно и старательно переодевается.

Везти ребенка с высыпанием в автобусе или в такси – сомнительная идея. Поэтому я позвонила папе, и на мое счастье он уже отремонтировал машину.

Через двадцать минут знакомая машина останавливается у ворот сада. Папа выходит, хлопает дверцей и осматривает нас с Варей, как будто мы две подозрительные героини криминальной хроники.

— Ну, здравствуйте, заразные, — хмыкает он и упирает руки в бока.

— Я не залазная! — возмущается Варя, крепко держа меня за руку. — Я – Ва-я!

Папа смеется:

— Теперь ясно, кто у нас главный в экипаже.

Мы садимся в машину. Варя с удовольствием занимает заднее сиденье, болтает ногами и пристально смотрит в окошко.

По дороге она болтает без умолку и все норовит пролезть между передними сиденьями, чтобы было лучше видно водителя. Она рассказывает, как ее любимый «папуя» давал один раз ей порулить и она «змакала» на гудок, а потом она совершенно спокойно поделилась с моим папой историей, как она укусила мальчика «немнозько, но не больно».

Папа слушает, кивает и, конечно, не удерживается:

— Ну, ты молодец, Лиз, — говорит он, глядя на меня в зеркало. — Уже и за дочкой Дмитрия приглядываешь? Нашла подход к суровому мужчине, да?

— Пап, ну прекрати, — стону я. — Это все совпадение.

— Ага, — тянет он с довольным видом. — Совпадение. И с каждым разом все чаще, да?

— Пап! — возмущаюсь я, а Варя радостно смеется, словно понимает намеки моего папы.

— Хотю на учки, — она залезает ко мне на колени, прижимается ко мне.

Я ощущаю, как у ребенка появляется температура, а Варя в этот момент шепчет:

— Будес моей мамуей?

Папа довольно посмеивается себе под нос.

— Поиграем сегодня в дочки матери? — улыбаюсь я, поглаживая ее по голове. — Поиграем.

А внутри все сжимается.

Дома все идет своим чередом, как будто я давно привыкла принимать у себя больных детей. Хотя на самом деле я просто пытаюсь не растеряться.

— Варюш, давай снимем твое красивое платьице, — говорю я, помогая расстегнуть верхнюю пуговку. — Я тебя сейчас разукрашу.

— Засем? — хмурится она, и маленькая ручка уже тянется к шее, чтобы почесаться.

— Чтобы твои пятнышки не чесались, — я ловко перехватываю ее ладошку.

— А они все лавно чесуться!

— Я сейчас помажу их кремом, и они не будут чесаться, — отвечаю я с педагогическим спокойствием.

Она послушно поднимает ручки, и я стягиваю полосатое платье. Затем внимательно рассматриваю высыпания, их уже больше, чем было утром.

В аптеке я выбрала не зеленку, а белый специальный крем. Ну не могу я раскрашивать девочку, как елочную игрушку.

Варя стоит на табуретке, трогает волосы, поглядывает в зеркало и выдыхает:

— Я – бозья коловка!

— Точно, — посмеиваюсь я и осторожно смазываю спинку и плечики.

Потом мы завариваем чай с медом и сидим на кухне. «Божья коровка» уплетает печенье и важно сообщает:

— Никада такого вкуснава не ела.

— На здоровье.

После чая я выполняю все предписания врача. Варя сидит на диване и смотрит мультики. Когда за окном уже темнеет, звонит домофон.

— Кто там? — слышу голос Вари.

— Папа твой приехал.

Малышка каким-то чудным образом оживляется, сразу же вбегает в прихожую и смотрит на дверь.

Как только я открываю, она срывается с места и падает в объятия папы.

— Папуя!

— Привет, мой Варварёнок. Ну как ты?

— Лиза вкючила мне мутики.

— Лиза? — взгляд Юшкова падает на меня.

— Я пыталась научить ее выговаривать мое отчество, но пока безуспешно. Пусть я лучше буду Лизой.

Дмитрий улыбается, но выглядит уставшим, а еще от него пахнет гарью.

— Пройдемте ко мне на кухню, я отдам вам все лекарства и расскажу когда и что надо давать Варе.

Юшков ставит дочку на пол, бросает рядом с обувницей свою спортивную черную сумку и идет за мной.

— А почему Варя белая? Зеленки не было в аптеке?

— Я не стала мазать ее зеленкой. Сейчас есть много альтернативных мазей, и ничуть не хуже. Зато они быстро смываются.

Я слышу недоверчивый хмык за спиной, резко останавливаюсь и оборачиваюсь. Дмитрий чуть не влетает в меня, но с реакцией у него все хорошо. Он придерживает меня за талию, чтобы я не свалилась назад.

ГЛАВА 16.

Лиза

В руках Варя держит самый настоящий… ох…даже говорить об этом стыдно!

Она держит фаллоимитатор, выполненный в самом натуралистичном виде мужского полового органа!

Я стою, хватая ртом воздух, возмущение распирает меня изнутри, а слова так и не появляются.

Откуда она его взяла? У меня никогда не было таких игрушек.

Дмитрий делает шаг ко мне, чуть наклоняется и с наслаждением шепчет над моим ухом:

— Не краснейте, Елизавета Олеговна, мы оба взрослые люди. Я понимаю, что вам нужно сбрасывать напряжение. Работа ответственная и все такое…

Я резко поворачиваюсь к нему и смотрю хмуро. А Юшков не может сдержать широкой улыбки, думает, что поймал меня с поличным?

— Это не мое! — возмущаюсь я.

— А чье же еще? — в его голосе ни капли доверия.

Да, я понимаю, как все это выглядит со стороны. Я бы тоже так подумала. Но это не мое, честное слово!

— Варю-ю-юш, а ты где это взяла?

— Это папина пуфка! Пиу-пиу! Вы алестованы.

И теперь наступает черед Дмитрия краснеть.

— И где ты взяла папину пушку? — я прикусываю язык, чтобы не расхохотаться.

И смех, и грех.

— Там, — Варя указывает маленьким пальчиком в сторону прихожей, — в папиной сумке.

А потом малышка убегает. Дмитрий тут же срывается с места и летит за дочерью, я следую за ним.

— Дмитрий Анатольевич, не краснейте…

Но я не успеваю договорить, Юшков поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.

— Не смешно.

— Ах так? — недовольно произношу я. — Только вам можно шутить шутки ниже пояса?

— Туть, — Варя наклоняется к черной спортивной сумке.

— Понятно, — недовольно шипит мужчина. — Варя, отдай мне эту пушку.

— Но вы алестованы!

— Да, мы с Лизой арестованы. Поиграли и хватит, собирайся домой.

Я внутренне ликую, а Юшков прячет «агрегат» обратно в сумку и выпрямляется.

— Я его придушу, — цедит он сквозь стиснутые зубы.

— Кого? — тихо посмеиваюсь я.

— Я все объясню.

— Не сомневаюсь.

— Не перебивайте меня, пожалуйста. Сегодня был крупный пожар в секс-шопе. Мы выпиливали дверь, ее заклинило. Пожарные в это время тушили огонь. А «это», — Дмитрий кивает на свою сумку, — мне подсунул мой товарищ по службе Гриша. Такой вот у него юмор. Понятно?

— Я поняла, — киваю.

На ходу выдав все инструкции Дмитрию, я прощаюсь с Варей и выпроваживаю семейство Юшковых из своей квартиры.

Наконец-то. Ну и денек!

Спустя час звонит Ксюха.

— Лиз, привет. Папа сказал, что у вас в группе девочка ветрянкой заболела. Слушай, а можно я приведу к тебе Настюшку, и ты пригласишь эту девочку к себе? Я не хочу, чтобы у мелкой потом была вся эта история в школе. Лучше пусть переболеет сейчас, один раз и все.

Слова сестры выстреливают прямо в лоб. Я иногда удивляюсь ее простоте, и почему я не такая? Я лишний раз боюсь напрячь человека, даже родного.

— Ксюх, ну ты серьезно? — говорю медленно. — Как ты себе это представляешь?

Она тут же начинает канючить, специально жалостно тянет:

— Ну, Лиз, ну пожалуйста.

— А потом кто будет сидеть с Настей, когда она заболеет? — спрашиваю я твердо. — Я не смогу.

— Папу с мамой попрошу, — быстро отвечает сестра. — Они-то уж справятся.

«Папа с мамой» - повторяю про себя.

Наш папа, конечно, вытащит из любой передряги, но он уже не молодой и у него не вечный резерв. Маме все сложнее становится присматривать за шумной и юркой Настей. А тут болеющая малышка будет капризничать без повода.

Дмитрий пальцем у виска покрутит, когда услышит мою просьбу.

— Я ничего не обещаю, мне надо сначала с папой Вари поговорить, — вздыхаю я.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — тараторит сестра в трубку, я аж убираю ее от уха.

Тихий вечер в квартире проходит как обычно. Я смотрю телевизор, бесцельно клацаю каналы. Время позднее, пора бы ложиться.

Но тут на мобильный падает сообщение. Стреляю глазами в его сторону и сразу вижу отправителя: «Юшков Дмитрий Анатольевич».

***

Еще одна история нашего литмоба "Ну, здравствуй, папочка!"

https://litnet.com/shrt/zzV9

ГЛАВА 17.

Лиза

Сижу, как статуя, и стреляю глазами на уже потухший экран телефона.

И вот что мне теперь делать? Прочитать сообщение или уже дождаться утра? Но сердце разрывается в груди от мысли, что с Варей может что-нибудь случиться. Вдруг малышка плохо себя чувствует или Дмитрию нужна какая-либо помощь? Я не могу проигнорировать его сообщение.

Хватаю мобильный и читаю сообщение прямо с экрана, не открывая мессенджер.

«Спите?».

И все. Никакой важной информации, и вот тут неясно ему скучно или Варя себя плохо чувствует.

Все же открываю его сообщение, пишу ответ.

«Нет».

Оно сразу становится прочитанным, и через секунду телефон вибрирует от входящего звонка. Поднимаю трубку.

— Елизавета, извините, что беспокою вас так поздно, но, — раздается взволнованный голос Дмитрия.

А на заднем плане слышен плач. Нет, не просто плач, а рыдания, целая детская истерика.

Я подскакиваю с дивана, словно меня в спину кто-то толкнул.

— Что случилось?!

— У Вари высокая температура, — четко и понятно отчитывается капитан МЧС. Отчитывается передо мной, перед простой воспитательницей. — Я вызывал скорую, им удалось немного сбить температуру.

На фоне отчетливо прорывается голос Вари: «Лиза! Лиииза! На учки!».

Мое бедное сердце проваливается куда-то вниз. Варя зовет меня. Малышка, больная, плачущая, горлышко надрывает свое.

— Господи, — выдыхаю я, прижимая ладонь к груди. — Она никак не успокаивается?

— Да, — тихо отвечает Дмитрий. — Я боюсь, что она сейчас накричится и опять температура подскочит. Моя дочь требует вас.

Слышу, как он пытается ей что-то сказать, но Варя только сильнее захлебывается в плаче. Ее всхлипы, сиплое дыхание, обрывки слов, все режет меня изнутри.

Мне хочется оказаться рядом, прижать малышку, укачать, прошептать, что все хорошо. Но я понимаю, что уже ночь, поздно, и ехать к ним – это неправильно.

— Елизавета, я не знаю, как ее еще успокоить. Если вы могли бы приехать…

Я замираю посреди комнаты с телефоном у уха.

— Приехать? — повторяю я, будто ослышалась. — Сейчас? Ночью?

— Да. Я вызову вам такси, — в голосе Дмитрия слышится отчаяние. — Просто она не может заснуть, зовет вас без остановки.

Я открываю рот, чтобы сказать нет, но в груди щемит, и отрицательный ответ застревает в горле. Варя плачет. Он беспомощен. А я не могу сидеть и слушать это.

И если я сейчас откажусь, я же вовсе не усну!

— Хорошо.

— Спасибо, — отвечает Дмитрий и облегченно вздыхает. — Я сейчас же закажу вам такси.

Звонок обрывается, тут же приходит сообщение.

«Такси будет через десять минут».

И я уже ныряю в джинсы, натягиваю кеды, сверху – первую попавшуюся толстовку. Даже не гляжу на себя в зеркало, какой там макияж? Хвост завязываю на бегу, спускаясь по лестнице.

Такси уже ждет у подъезда, я быстро сажусь назад, и машина мчит меня в неизвестном направлении.

Дверь квартиры открывается сразу, как только я вбегаю в тамбур. Кажется, что Дмитрий стоял за ней, прислушиваясь к шагам в подъезде. Он выглядит усталым, щетина чуть темнее обычного, глаза красные, голос осипший:

— Проходите. Спасибо, что приехали.

Вижу, как он переживает за своего Варварёнка. В таких случаях хочется самому болеть, а не ребенку.

Я едва успеваю переступить порог, как из комнаты раздается жалобное:

— Лииизааа, — и в прихожей появляется Варя.

Она вся заплаканная, взъерошенная, с мокрыми щеками, в розовой пижамке с плюшевыми медвежатами.

Малышка сразу бросается ко мне, я присаживаюсь на корточки, обнимаю ее, глажу по спинке.

— Ну что случилось, моя хорошая? Почему сопли пузырем? — шепчу я, укачивая ее.

Малышка судорожно вздыхает, бормочет что-то нечленораздельное, а я осторожно вытираю пальцами ее слезки.

— Ох уж эти слезы крокодильи.

Дмитрий стоит рядом. На нем домашняя футболка и спортивные штаны, ноги босые. Непривычно видеть его таким «домашним».

— Пойдемте в комнату Вари.

Я киваю, поднимаюсь вместе с малышкой на руках и следую за Юшковым.

Переступаю порог комнаты и на секунду замираю.

Спальня Вари как из детской сказки: на стенах обои с принцессами, облаками и замками, на комоде сидят мягкие игрушки, а в углу стоит белая кроватка с кружевным балдахином.

Ночник под потолком мягко переливается звездочками, отбрасывая на стены теплое мерцание.

— Ей просто нужна мама, — тихо говорит Дмитрий, будто оправдываясь. — Папа в таких случаях не котируется.

Я смотрю на Варю, ее длинные ресницы слиплись от слез, губы подрагивают. Усаживаюсь с ней на край кровати, как бы мне ее не развалить, но конструкция кажется крепкой.

— Даже принцессам бывает страшно, — шепчу я, удобно укладывая Варю в своих руках.

Малышка уже не плачет, только прижимается ко мне, все еще всхлипывая, и крошечными пальчиками начинает накручивать мои волосы.

А я сижу, гладя ее по спинке, и чувствую, как напряжение в маленьком тельце потихоньку спадает.

Дмитрий стоит у двери, наблюдая за нами, и в его взгляде читается такая усталость, что мне хочется сказать хоть что-то, чтобы ему стало легче. Но я молчу.

В комнате тихо, свет от ночника плывет по стенам. Я даже немного припеваю мотивы колыбельной себе под нос.

И мир принцессы снова становится спокойным.

***

Следующая история нашего литмоба "Научу быть папой"

https://litnet.com/shrt/xdJT

ГЛАВА 18.

Лиза

Варя уже спит, а крошечные пальчики по инерции крутят прядь моих волос. Я сижу на краю кровати, поддерживаю малышку одной рукой, второй медленно глажу по спинке.

Дмитрий не спеша подходит и присаживается передо мной на корточки, смотрит на Варю. И в его взгляде столько любви и нежности, что у меня перехватывает дыхание.

Я видела много пап, но Юшков смотрит на дочь, как на чудо.

— Елизавета Олеговна, — шепчет он, чтобы не разбудить малышку, — вы наша спасительница.

Я смущенно улыбаюсь.

— Да ну, какая я спасительница? — выдыхаю я и встречаюсь с его темным взглядом.

Между нами всего несколько сантиметров, и вдруг я осознаю, насколько мы близко.

— Кажется, что Варю уже можно положить на кровать, — шепчу я и ловлю его взгляд на своих губах.

Меня бросает в жар.

— Давайте я помогу, — шепчет он, протягивая руки к дочке.

Дмитрий подается ближе, и наши руки встречаются. Это ведь простое касание, но такое горячее и ощутимое, что у меня по телу пробегает дрожь.

Длинные мужские пальцы чуть задевают мою ладонь, скользят по запястью. Он легко и уверенно забирает Варю к себе. А я на секунду теряю равновесие, и его плечо почти касается моего.

Встаю и делаю шаг назад, освобождая место. И еще мне нужно срочно отойти, пока дыхание не выдает, что я слишком взволнованна. Юшков бережно укладывает дочь в кровать, поправляет простынку, наклоняется, чтобы поцеловать ее в макушку.

Мы бесшумно выходим из комнаты. Я выдыхаю, будто только сейчас позволяю себе снова дышать.

Дмитрий идет следом, и мы останавливаемся в прихожей.

— Спасибо, — тихо произносит он. — Я даже не знаю, как бы справился без вас.

— Главное, что Варя успокоилась и уснула. Вы только не забывайте про таблетки и про мазь.

Он кивает, а я подхожу к своим стареньким кедам.

— Уже поздно, мне надо домой. Такси я вызову сама.

— Подождите, — Дмитрий чуть подается вперед, перехватывает мою руку, которая уже тянется к обуви. — Лиза, а если Варя проснется и снова заплачет?

Я застываю.

Он сказал «Лиза»?! Без отчества и без формальностей.

— Дмитрий Анатольевич…

— Елизавета, — он перебивает мягко, — после того, как мы пережили «тот случай» у вас в квартире, может, перейдем на «ты»?

Я смотрю на него и не знаю, смеяться или смущаться.

Юшков стоит рядом такой высокий, в домашней футболке, босиком, глаза усталые, но смотрит он серьезно и без тени флирта.

— Хорошо, — выдыхаю я. — Пожалуй, да, давай на «ты».

— Лиза, прошу, останься, — его пальцы сжимают мое запястье. — У Вари в комнате раскладывается диван. Если надо, я дам тебе свою футболку и шорты, чтобы переодеться.

— Что? — я даже не сразу понимаю смысл его слов. — Нет, Дмитрий, я так не могу. Это неправильно.

— Почему? — он делает шаг ближе. — Я уйду в свою спальню, не потревожу тебя, если моя помощь с Варей не понадобится. Вся квартира в твоем распоряжении.

Я опускаю глаза. Все вроде бы логично, даже заботливо, но есть огромное «но».

— Я не уверена, что это хорошая идея, — говорю я тихо.

Он не отступает.

— Лиза, прошу.

Я поднимаю взгляд, и встречаюсь с его глазами.

Если я останусь, то переступлю границу. Ту, где заканчивается воспитательница Вари и начинается женщина, которая слишком ясно чувствует, как бьется сердце рядом с этим мужчиной.

— Ладно, — выдыхаю я, сдаюсь самой себе. — Но только прошу вас… тебя никому об этом не рассказывать.

Он отпускает мою руку и едва заметно кивает.

— Подожди, я сейчас.

Дмитрий скрывается за соседней дверью, а я тихо и медленно выдыхаю.

Лиза, что ты делаешь? Совсем с ума сошла.

Юшков быстро возвращается, протягивает мне свежее полотенце и стопку своих вещей.

— Спасибо, но мне хватит полотенца.

— Ванная прямо по коридору.

Я без промедления шагаю туда. Захожу, сразу же закрываю за собой дверь. В зеркале отражается усталое лицо, чуть взъерошенные волосы, покрасневшие глаза.

Я открываю кран, умываюсь прохладной водой, прижимаю полотенце к лицу.

Становится немного легче, но все равно как-то странно, мне жутко неловко оставаться ночевать в квартире Юшкова.

Когда я осторожно выхожу в коридор, в квартире стоит тишина. Дмитрия нигде нет. На носочках я быстро иду к спальне Вари и осторожно заглядываю.

Диван у стены уже разложен и аккуратно застелен свежим постельным бельем. Наволочки пахнут стиральным порошком.

Я сажусь на край дивана, провожу рукой по прохладной ткани.

Странное ощущение оставаться на ночь у незнакомого мужчины.

Нет, все же зря я согласилась на эту авантюру. Но спокойно спящая Варя сглаживает мое волнение.

В конце концов, я убираю одну сторону простыни, чтобы не мять все целиком, ложусь прямо в одежде и замираю, глядя в сторону кроватки.

Я слушаю ее размеренное дыхание, и невольно улыбаюсь. Маленький ураган наконец-то стих.

Тепло от пледа и слабое мерцание ночника убаюкивают. Веки тяжелеют, мысли путаются.

И вдруг я слышу тихие шаги. Шлеп-шлеп по полу.

Я открываю глаза, и вижу, как Варя, пошатываясь, идет ко мне.

— Мамуя, — шепчет она сипло, — я хотю к тебе.

Малышка сразу залезает ко мне, устраивается рядом, я ее обнимаю.

— Засыпай, Варюш, все хорошо, — шепчу я, укрывая ее простынкой.

Трогаю лоб, температуры нет.

— А папую к нам позовем? — сонно спрашивает Варя.

***

Еще одна история нашего литмоба от Ирмы Шер и Дины Лазаревой

"Папа поневоле"

https://litnet.com/shrt/qXiQ

ГЛАВА 19.

Дима

В шесть утра я осторожно заглядываю в комнату Вари. Лиза спит на самом краю дивана, а Варя устроилась у нее под боком, маленькая ручка перекинута через Лизу.

Девчонки спят так сладко, что мне не хочется даже дышать, чтобы не потревожить их хрупкий мир.

Стою, как вкопанный, и смотрю на Варварёнка. Папа для нее все же не мама. Я стараюсь справиться со всем, но вот с этим теплым чувством, которое малышка ждет от мамы, нет. И ты хоть лбом стену пробей, а дочери нужна мама.

Сейчас Лиза рядом, как будто сама судьба подсунула мне правильное решение. Надолго ли?

Я тихо прикрываю дверь и иду на кухню. Включаю плиту, наливаю молоко в кастрюлю, собираюсь варить кашу. Слышу щелчок выключателя в коридоре, а затем звук дверного замка.

Итак, вопрос этого утра: овсянка или манка?

— Доброе утро, — слышится сбоку, и я поворачиваюсь.

Лиза стоит на пороге, она мнется на месте, стесняется. Даже не представляю чего ей стоило согласиться остаться здесь на ночь.

— Доброе утро, — отвечаю я. — Удалось поспать?

— Да, — она тихо кивает. — Варя еще спит.

И тут Лиза быстрым шагом направляется к плите.

— Оно сейчас сбежит!

Я успеваю прикрутить газ, молоко еле успевает закипеть. Лиза смотрит на меня с видом всезнающего специалиста:

— Чтобы молоко не сбегало, можно поставить деревянную лопатку в кастрюлю.

— Серьезно? — я поднимаю бровь, пытаюсь скрыть улыбку.

— Да, небольшой лайфхак, — гордо сообщает она.

Я качаю головой, смеюсь тихо про себя. Воспитательница Лиза и ее маленькие хитрости.

— Я могу помочь.

— Раз уж ты такая опытная, то тебе и варить кашу, — вручаю ей ложку. — А я сделаю нам кофе.

— А где взять сахар? — слышу за спиной голос Лизы.

Я подхожу к ней сзади. Лиза как раз стоит напротив нужного навесного шкафчика, следит за молоком. Тяну руку к дверце и сразу чувствую легкий запах духов. Тесно, волнительно, все тело быстро реагирует на нее. Я аккуратно открываю дверцу.

— Сахар я убрал на верхнюю полку, — тихо говорю прямо ей в макушку. — А то маленькая сладкоежка втихаря подъедает сахар.

Лиза тихо смеется, а потом неожиданно поворачивается ко мне. Оказывается, у нее красивые голубые глаза. Такие яркие и в зрачках видны прожилки.

На секунду хочется просто коснуться ее щеки, провести пальцем по выбившейся пряди. А потом наклониться и поцеловать пухлые губы, почувствовать тепло ее дыхания.

Но мне надо срочно брать себя в руки. Нет, нельзя, ситуация… ответственность… Варя.

Впихиваю сахарницу в руки Лизе и отхожу назад.

Это же Елизавета Гаргоновна, она вечно лезет со своими советами, спорит, подсказывает, пытается контролировать все вокруг. Меня это бесит, и одновременно привлекает.

Она возвращается к каше, стоит, чуть наклоняясь к кастрюле, губы шевелятся, и каждая их линия как магнит.

Ох, черт! Ее губы не дают мне покоя. А я же не железный.

Я сжимаю кулаки и вообще отхожу к окну, как будто дистанция может спасти меня от того, что я сам себе не разрешаю. Внутри разгорается желание быть ближе, касаться, дотрагиваться, но я сдерживаюсь.

Вот тебе и «просто воспитательница».

Лиза вдруг замирает, словно вспомнила, что ее время ограничено.

— Мне пора домой, — выдыхает она, немного теряясь.

Она быстро идет в прихожую, я за ней. Она обувает кеды, волосы падают ей на лицо, и она поправляет хвост.

— Подожди, я вызову тебе такси.

Лиза резко оборачивается, глаза светятся решимостью:

— Не надо, Дмитрий, я сама справлюсь.

И, не дожидаясь моего ответа, она вылетает из квартиры со скоростью света.

***

Следующая история нашего литмоба от Алисы Марсо

"Папа: миссия (не)выполнима"

https://litnet.com/shrt/0Bki

ГЛАВА 20.

Дима

Сижу в кабинете, передо мной кипа бумаг и протоколы по прошедшим ЧП. Пытаюсь сосредоточиться на работе, но мысли все время утекают.

Вспоминаю, как Лиза стояла утром на кухне в моей квартире, будто всегда там и жила. Вспоминаю, как пахла ее кожа.

Черт.

Я же взрослый мужик, у меня служба, подчиненные, ребенок. А в голове крутится одна женщина, которая даже не смотрит в мою сторону как на мужчину.

Отрываю взгляд от бумаг, делаю пару заметок в отчете. И тут раздается стук в дверь.

— Войдите.

Дверь приоткрывается, в кабинет просовывается ухмыляющаяся физиономия Гриши.

— Товарищ капитан, разрешите войти?

Я откидываюсь в кресле.

— Пошел вон.

Несмотря на мое возражение, Гриша уверенно входит, плюхается в кресло напротив и ухмыляется еще шире.

— Слушай, ну не дуйся ты. Я ж пошутил.

— Пошутил? — переспрашиваю я, глядя поверх бумаг. — Ты серьезно называешь это шуткой?

Гриша пожимает плечами, а я медленно поднимаюсь с кресла, открываю ящик стола и достаю злосчастный фаллоимитатор, аккуратно завернутый в пакет. Кладу его на стол между нами.

— Это, между прочим, нашла моя дочь, — произношу я холодно.

Гриша моментально становится серьезным, выпрямляется и кладет ладони на стол.

— Да ладно?!

— Да. Варя вытащила его из моей сумки и гордо пришла к нам с Лизой показывать «пушку». С криками пиу-пиу, вы арестованы.

Друг давится смехом.

— Господи, Димон, да это ж, — он зажимает рот рукой, — извини, я не могу.

— Гриша, — говорю спокойно, но с такой интонацией, что он сразу замолкает, — ты идиот.

— Ну прости, ну ты же знаешь, я хотел разрядить обстановку после пожара.

— Разрядил, — я беру игрушку и швыряю в друга.

Но у него все отлично с реакцией. Гриша мгновенно уворачивается, а силиконовая штуковина с характерным «чпок» прилипает на присоске к двери.

Мы оба на секунду застываем, потом я не выдерживаю и провожу рукой по лицу.

— Идиот, — повторяю уже устало.

Гриша ржет в голос.

— Зато теперь у тебя дверь с охраной.

— Сядь на место, клоун.

— Все, все, я понял, извини, Дим. Не думал, что Варя в твоей сумке покопается.

— Гриш, — выдыхаю протяжно, — я с ребенком один. Мне не до твоих приколов.

— Да понял я, понял, — он машет руками. — Больше никаких «сюрпризов».

Друг поднимается, с силой очпокивает игрушку с двери и осторожно держит ее двумя пальцами.

— Я это утилизирую в секретной обстановке.

— Обязательно утилизируй, — бурчу я.

Гриша кладет игрушку в пакет, отряхивает ладони и садится обратно в кресло.

— Кстати, ты назвал Гаргоновну Лизой? Вот так просто «Лиза»?

— После случая с Варей и «пушкой» мы решили перейти на «ты».

— И сейчас Варя с Гаргоновной?

— Да. Но не надо ее так называть, — говорю я спокойно, но достаточно твердо.

Он мгновенно считывает тон, но, конечно, ухмыляться не перестает.

— Ладно, без Гаргоновны. Так что, она теперь твоя личная няня?

— Она сама позвонила, сказала, что хочет, чтобы ее племянница переболела ветрянкой вместе с Варей.

Гриша делает большие глаза.

— А тебе не кажется, что это подозрительно удобно? — он наклоняется вперед. — Может, воспитательница ищет повод, чтобы тебя еще раз увидеть?

Я сдержанно выдыхаю.

— Глупости.

Друг замирает, внимательно глядя на меня, и я понимаю, что дал слишком сильную реакцию.

— Ага, — тянет он. — Значит, тебе не все равно на воспитательницу.

— Григорий, хватит, — я обрываю разговор, беру папку, делаю вид, что читаю документы. — У нас много бумажной работы, если ты не забыл.

— Забыл-то не забыл, но я теперь точно знаю, что у тебя есть жизнь вне дежурств, — подмигивает он. — И, если хочешь мой дружеский совет, Дим, пора бы уже перестать жить только ради службы и ребенка.

Я молчу, а друг встает и направляется к двери, но перед самым выходом оборачивается.

— Знаешь, мы все видим, как ты тянешь лямку, держишься, как можешь. Но Варе нужен не просто отец, ей нужен пример того, что счастье – это не только долги и ответственность. Подумай об этом.

Дверь закрывается, и я остаюсь в тишине, перевожу взгляд на окно. Уже поздний вечер и как-то сразу появляется желание обнять Варварёнка, поэтому я гоню все мысли прочь и погружаюсь в работу.

Я дописываю последний пункт графика дежурств, расправляю плечи и понимаю, что больше не чувствую спины.

Никаких вызовов за день – редкая удача, но бумажная волокита тоже выматывает. Закрываю ноутбук, беру ключи и покидаю кабинет.

Сажусь в машину и устало выдыхаю. Хочется просто тишины. Хотя бы пару часов без разговоров, без людей и без чужих просьб.

Завожу двигатель, и в тот же миг загорается экран телефона. Звонит «Елизавета Олеговна».

— Алло? — говорю, нажимая на громкую связь.

На том конце слышится паника.

— Дима! Дима, приезжай скорее!

Голос у Лизы высокий, сбивчивый, будто она пытается говорить и дышать одновременно.

— Что случилось? — напрягаюсь сразу, мотор глохнет, я вырубаю зажигание. — Лиза, спокойно, скажи, что случилось?

— Варя, — глоток воздуха, и дальше что-то непонятное, — она…она… я не знаю, что делать!

***

Следующая история нашего литмоба "Внимание! Мы ищем маму".

https://litnet.com/shrt/wOXt

ГЛАВА 21.

Дима

Дверь распахивается еще до того, как я показываюсь на лестничной площадке. На пороге стоит бледная Лиза. У нее огромные глаза и дышит она так, будто пробежала марафон.

— Дима, пойдем скорее.

Она хватает меня за рукав и тянет внутрь, я даже разуться не успеваю. Мы влетаем в комнату. Варя и Настя сидят на диване рядышком, прямые как солдаты, руки на коленях, глаза круглые, губы поджаты.

Варя сразу протягивает ко мне ручки, я подхожу к дочери.

— Она… стерку… в нос…, — выдыхает Лиза, хватаясь за голову. — Они рисовали, я отошла на пять минут… максимум пять… Я не знаю, как…

Ее дыхание начинает сбиваться, и мне нужно всего одно мгновение, чтобы понять: если я сейчас не возьму все под контроль, спасать придется уже и нашу воспитательницу.

— Лиза, — произношу спокойно и убеждающее, — все нормально. Сейчас разберемся.

Берусь за Варю, поднимаю ее и ставлю на край дивана ближе к люстре. Уверенными движениями задираю ей голову, аккуратно поддерживаю за затылок.

И да, вот она. Красная стерка торчит глубоко.

— Больно? — тихо спрашиваю у Вари.

Она качает головой, а глаза озорные, как у щенка, который решил попробовать свой хвост на вкус.

— Молодец, — хвалю. — Сейчас все вытащим.

Лиза рядом уже на грани. Голос тонкий, руки дрожат.

— Надо скорую вызывать? Я подумала, что… тебе…лучше сначала… ты…

Я поворачиваюсь к ней и кладу ладони ей на плечи.

— Ты все правильно сделала. Скорая не нужна, — спокойно добавляю я. — Сейчас мы достанем стерку.

Возвращаюсь к дочери и зажимаю Варе одну ноздрю.

— Варя, — строго произношу я, — сморкайся.

Она слегка дует, но ничего не происходит.

— Сильнее, — повторяю уже громче.

Опять чуть-чуть.

Я наклоняюсь ближе, смотрю ей в глаза.

— Дуй, как богатырь. Поняла? Прям сильно-сильно.

Малышка кивает, а потом набирает полные щеки воздуха.

Замирает.

И каааааак дуууунет!

Стерка мгновенно вылетает из носа и шлепается на пол. Варя удивленно моргает, а затем радостно выкрикивает:

— Я богатыль!

Я облегченно выдыхаю, Лиза пытается держать лицо, но ее эмоции все еще скачут, и я вижу, что она на грани того, чтобы заплакать уже просто от облегчения.

— Все хорошо, — мягко произношу я. — Ты молодец, и ты правильно сделала, что сначала позвонила мне.

Она поднимает голову, мы встречаемся взглядами.

— Я думала, у меня сердце остановится.

— У меня тоже когда-то останавливалось, — усмехаюсь я. — Первый раз, когда Варя засунула фасолину в ухо.

Лиза моргает.

— Что?!

— Это дети, Лиза. Они или едят, или вставляют что-то в отверстия, которые для этого не предназначены.

Она сдавленно смеется сквозь слезы. Настя хихикает, Варя гордо вытирает нос рукавом.

Лиза подходит к дивану и хватает Варю за ладошки.

— Варенька, ну как же так? Как ты вообще додумалась до такого?

Моя дочь сияет, как будто ей медаль вручили.

— Мы плевались стелкой, — гордо сообщает малышка, — а потом я захотела плюнуть носом.

Я невольно усмехаюсь. Ну да. Детская логика железобетонная.

— Варь, ты как? — спрашиваю я, наклоняясь.

— Момально, — уверенно сообщает дочь и шмыгает носом.

Я перевожу взгляд на Настю:

— Настюх, а ты как?

— Мально, — такая же серьезная.

— Отлично, — киваю. — Можете и дальше рисовать, только со стеркой больше не балуемся. Договорились?

Две головы синхронно кивают, и девочки тут же бегут к столу. Я осторожно подхватываю Лизу под локоть и веду на кухню.

Ее губы все еще дрожат.

— Прости, Дим, прости, — выдыхает она шумно. — Я… я правда…, — она глотает ком, — я всего на пять минут…

— Лиза, — спокойно перебиваю ее, — уже все хорошо.

— Я… думала, что… Я вообще так растерялась!

— У тебя успокоительное есть?

Она быстро кивает:

— В холодильнике на дверце.

Достаю, наливаю воду, капаю нужное количество. Все автоматически отработанно.

Всовываю стакан Лизе в руки, они дрожат, но она послушно выпивает всю воду. И пока она ставит пустой стакан на стол, я не отхожу от нее.

И в следующую секунду я делаю то, что способно успокоить ее быстрее, я обнимаю ее. Она сначала застывает, а потом обнимает меня в ответ, впиваясь пальцами в мою спину, вжимаясь в меня, как в спасательный круг.

Я утыкаюсь носом в ее мягкие волосы, легкие непроизвольно раскрываются на максимум, поглощая цитрусовый аромат шампуня. Начинаю медленно поглаживать ее по спине.

Мой слух ловит смех девчонок, у них точно все в порядке.

Чувствую, как напряжение уходит из тела Лизы, потом она осторожно поднимает голову, смотрит на меня.

Ресницы влажные, а глаза у нее уставшие и невероятно настоящие.

Я машинально провожу пальцами по ее щеке, большой палец скользит вдоль скулы. У нее нежная кожа, бледность постепенно сменяется румянцем. И от этого простого прикосновения в груди что-то опасно щелкает.

Лиза не отстраняется, наоборот, сама тянется чуть ближе.

Мой взгляд падает на ее губы, и меня накрывает необъяснимая, острая и совершенно лишняя мысль: хочу.

Хочу почувствовать, как они двинутся навстречу.

Хочу узнать, какая она будет: осторожная? Требовательная? Растерянная?

Она тоже смотрит на мои губы, едва заметно сглатывает, но я все замечаю. И между нами будто воздух становится гуще, одно короткое движение, один миллиметр, и все изменится.

Мы оба тянемся друг к другу не спеша, но уже неизбежно.

И в тот момент, когда расстояние становится опасно маленьким, раздается резкий звонок в домофон.

***

Дорогие читатели! И заключительная история нашего литмоба от Алёны Амурской "Батя одного хулигана"

https://litnet.com/shrt/BKD1

ГЛАВА 22.

Дима

Лиза почти подпрыгивает на месте и быстро исчезает в коридоре. Я остаюсь в кухне пару секунд, а потом потираю шею и иду в комнату.

Варя сидит на ковре и что-то увлеченно рисует, язычок торчит от концентрации, как у маленького профессора. Настя рядом сопит, перебирает карандаши в поисках нужного цвета.

— Ну что, художницы, — говорю тихо, — что рисуем?

— Мы лисуем насих мам, — объявляет Варя, не поднимая головы.

Бросаю взгляд на рисунок Вари, корявое лицо, желтые волосы, голубые глаза.

И тут из коридора доносится знакомый женский голос. Настя тут же срывается с места и с криком «мама!» бежит в коридор.

Пришла сестра Лизы, я выхожу в коридор.

Лиза стоит у двери, щеки еще залиты румянцем. С Настей в обнимку стоит Ксения, и когда она замечает меня, буквально замирает на секунду. А потом загадочно улыбается. Так, как умеют только близкие люди: многозначительно, с подтекстом, как будто уже все поняла и даже придумала финал.

— Здрасьте, — протягивает она и стреляет взглядом на сестру. — Ладно, не будем вам мешать.

— Добрый вечер, — слегка киваю я.

— И до свидания, — кидает Ксения, целует Лизу в щеку и буквально выпархивает из квартиры вместе с дочкой. — Лиз, я тебе позже позвоню.

Дверь закрывается, а я на автомате кидаю взгляд через плечо. Варя сидит в комнате абсолютно счастливая и увлеченная рисованием. Для счастья ей больше ничего и не надо. Хорошо.

Мы остаемся вдвоем с Лизой в прихожей. Тесное пространство, из трех лампочек горит только одна.

Лиза заметно волнуется. Стоит, чуть прижимая ладони к бедрам, не знает, куда их деть.

— Я ведь так и не поблагодарила тебя, — она делает глубокий вдох и наконец-то решается посмотреть на меня. — За то, что ты решил вопрос с родителями Полякова. Лариса Михайловна сказала, что комиссия в последний момент отказалась приезжать, и мы отделались только устным предупреждением. И что меня не уволят. Спасибо.

— Не за что, — спокойно отвечаю я. — Я сделал то, что должен был.

И это правда. Но она сейчас смотрит на меня, словно я не просто помог ей, а спас ее маленький мир.

Лиза чуть отводит взгляд, потом снова возвращает его ко мне. Я чувствую, как нас снова тянет друг к другу. Кажется, поцелуй неизбежен.

Она прикусывает губу, и я мгновенно думаю, что пора, но вдруг…

Топ-топ-топ!

— Целуйтесь! — раздается веселый смех Вари, которая вылетает из комнаты, размахивая руками. — Я не смотю!

Она торжественно закрывает лицо ладошками. Но пальчики раскрыты веером, подглядывает, конечно. Думает, что это незаметно и сияет.

Лиза прикрывает рот ладонью, чтобы не рассмеяться вслух. Я тоже отворачиваюсь, иначе сорвусь.

— Варя, — говорю я, сдерживая смех, — обувайся, шпион. Домой пора.

— Холосо, — она подходит к своим сандаликам.

Лиза смотрит в пол, но улыбку не может скрыть. Ей эта сцена понравилась, мне тоже.

Но тут она неожиданно тихо говорит:

— Оставайтесь на ужин.

Я озадаченно смотрю на нее.

— Я плов приготовила, — добавляет она. — Вы любите плов?

Прежде чем я успеваю ответить, моя дочь берет все в свои руки.

— Обозяю плов! Лазувайся, папуя! — командует она и спокойно топает в сторону кухни, как будто она у себя дома.

Я невольно улыбаюсь. Лиза чуть прикрывает лицо, видимо, ей неловко за Варину непосредственность, но глаза у нее смеются.

Лиза накрывает на стол, двигается быстрыми и экономными движениями. Варя уже сидит на стуле, болтает ногами, глядя на плов как на волшебство.

Я сажусь, Лиза напротив. Варя между нами, как мост.

— Спасибо за ужин, — говорю я. — А то я ничего не успел дома приготовить.

— Не за что, — тихо отвечает Лиза и утыкается в свою тарелку.

Варя уже уплетает плов за обе щеки, довольно улыбается и произносит с набитым ртом:

— Мамуя, вкуснаааа!

Лиза замирает на секунду, но быстро берет себя в руки и нежно гладит Варю по голове:

— На здоровье, Варюш.

Слово «мамуя» повисает в воздухе. Я смотрю на девчонок и чувствую, как внутри теплеет. Я уже и не помню, когда в последний раз чувствовал себя так прекрасно.

Идиллия, которой мы с Варей однажды лишились. А мне так и не удалось ее восстановить. И мне вдруг сложно вспомнить, чем же я собирался заняться дома в пустой квартире.

Но все же после вкусного ужина мы возвращаемся домой.

— Варварёнок, пора спать, — трогаю лоб дочки. — Уже поздно.

— Не хотю, — Варя хмурит брови, упрямо плюхается на свою кровать. — Хотю к Лизе.

Я присаживаюсь перед ней на корточки, стараюсь говорить мягче:

— Сегодня мы уже были у Лизы.

Она мотает головой, слезы собираются в уголках глаз.

— Но я хотю сясь.

Дочка шмыгает носом. Я беру ее на руки, усаживаю себе на колени, включаю ночник со звездами.

— Варварёнок — тихо начинаю я, подбирая слова, будто иду по минному полю, — Лиза не твоя мама. У нее своя работа и свои дела.

— Она моя мамуя, — детская логика простая. — Давай забелем ее к себе?

— Лиза не будет жить с нами.

Варя поднимает на меня взгляд, глаза огромные и круглые.

— Но я ее люблю.

Это больно. По-настоящему больно. Я с трудом сглатываю и глажу ее по волосам.

— Любить можно, но привыкать к ней не надо. Хорошо? Лиза уже взрослая, у нее своя жизнь.

Варя тяжело вздыхает и шепчет:

— Лизу хотю…

Я наклоняюсь и целую ее в кончик носика. Дочка закрывает глаза, через несколько минут ее дыхание становится ровным.

А я сижу на краю кровати и смотрю на Варварёнка. Смешная и упрямая.

Если бы все было так просто и у взрослых.

Надо держать дистанцию.

Для нее.

Для себя.

Иначе все превратится не в сказку, а в еще одну потерю.

Но стоит мне закрыть глаза, я снова вижу голубые глаза Лизы, слышу ее шепот: «спасибо», и чувствую, как она дрожала в моих руках на кухне.

ГЛАВА 23.

Лиза

Рабочий день в садике заканчивается, дети расходятся, одна пара ботиночек за другой исчезает за дверью. Большая половина моей группы на карантине, но все же малая часть переболевших детей исправно ходит в садик.

Я раскладываю карандаши по коробкам, протираю столы. Руки работают автоматически, а голова нет. Голова живет своей жизнью.

Уже прошла неделя, Дмитрий больше не звонил, не просил посидеть с Варей.

И никому я, конечно же, не признаюсь, что каждый вечер прислушиваюсь: вдруг телефон вибрирует? Или кто-то стучит в дверь?

А еще я устала отвечать на провокационные вопросы Ксюхи, которая сует ко мне свой любопытный нос. Она настаивает на том, чтобы я сама позвонила Дмитрию, как раз узнала бы, как там Варварёнок борется с ветрянкой.

Но звонить первой я не хочу, я не люблю навязываться людям. Если Юшков больше не просит о помощи, значит, справляется сам.

Все, Лиза, не усложняй.

Смешно. Не усложнять – это про кого угодно, только не про меня.

Улыбаюсь, вспомнив ту злосчастную стерку. Как Варя гордо заявила: «Я богатырь!». И как потом закрывала ладошками глаза, советовала нам с Димой поцеловаться.

Боже, она такая чудесная.

Я скучаю. Честно скучаю.

И, конечно, совсем не из-за ее папы. Конечно нет.

Грустно вздохнув, я окидываю пустую группу взглядом, везде порядок.

Вспоминаю волнительный момент на кухне: его руки на моих плечах, его приятный запах. Он высокий, и рядом с ним я чувствую себя маленькой, но почему-то защищенной.

Мы почти…ох, да. Почти. И мне очень хотелось это сделать. Эта опасная секунда, когда время замерло, а я подумала: если сейчас…

Но звонок в дверь все разрушил.

Ну и правильно. Лучший способ не сделать глупость – это чтобы мир вмешался. Мир вообще любит спасать меня от самой себя.

Я выключаю свет в группе, беру сумку и уже в коридоре вспоминаю то, о чем пыталась не думать всю неделю.

Варя спрятала в моей комнате свой рисунок. Он был криво сложен и лежал под диванной подушкой. Нарисовано коряво, как только четырехлетки умеют. Палочки-ножки, круглые глаза, волосы черточками.

Я тогда замерла и не знала что делать, плакать или смеяться?!

Понятно, что дети часто рисуют кого-то и называют мамой. Иногда воспитателя, иногда соседку, иногда принцессу из мультика. Но внутри меня все болезненно сжалось.

Я НЕ ВАРИНА МАМА.

И не должна ею быть. Я не имею права так привязываться к малышке. Я – просто Лиза.

— До свидания, теть Валь, — прощаюсь с охранницей и сдаю ключи.

— До понедельника, Лиза.

Выхожу на улицу и делаю глубокий вдох.

Я слишком легко привязываюсь ко всем маленьким человечкам. Это из-за характера или из-за профессии?

Пора домой.

Хорошо, что Дмитрий не звонил эту неделю. Нам надо держать дистанцию. Скоро Лена вернется из отпуска, и ее группа вернется к ней. К ней вернется и Варя.

Забиваю голову только в магазине, покупки отвлекают, надо ничего не забыть. Пакеты тянут руки вниз, как будто я не продукты домой несу, а кирпичи.

К черту экономия, в следующий раз возьму такси. И тренажерный зал мне точно не нужен, жизнь сама качает.

Я подхожу к подъезду, и замечаю высокого мужчину и знакомую машину. Черные кроссовки, темно-синие джинсы и черная толстовка.

— Добрый вечер, — с улыбкой произносит Дима.

Я автоматически сжимаю ручки пакетов сильнее.

— Дима? — вырывается у меня с удивлением. — Что-то случилось? Что-то с Варей?

Он спокойно приближается и забирает пакеты из моих рук. Так уверенно и естественно, что я даже не протестую.

— Не волнуйся, с Варей все хорошо. Ветрянка отступает, пятнышки уже сходят.

— А с кем же она сейчас?

— С моим братом.

Мы идем к подъезду, мои руки теперь свободны, я спокойно достаю ключи из сумки.

— Лиза, я к тебе с мировой просьбой.

Я внимательно смотрю на Дмитрия.

— Мне нужно будет в воскресенье ремонтом заняться в новой квартире, — произносит он. — Сможешь забрать на весь день Варю? Пожалуйста.

— В воскресенье? — мозг активно пытается найти отмазку, а внутренний голос кричит, чтобы я быстро соглашалась. — Да, конечно.

— Отплачу ужином, — слегка улыбается он.

Мы входим в подъезд и поднимаемся по ступенькам.

— Домашним ужином, — уточняет Дмитрий, следуя за мной. — Я очень вкусно готовлю.

Вдруг я спотыкаюсь о ступеньку и лечу вперед, уже готовлюсь грохнуться. Но Дима быстро реагирует и ловит меня рукой за талию, обвивая меня, как змей. Даже два тяжеленных пакета не мешают ему удержать меня от стыдливого падения.

— Осторожнее, — шепчет он мне в затылок и отпускает только после того, как я уверенно встаю на обе ноги.

— Спасибо.

Мы заходим в подъезд, и я мысленно чертыхаюсь про себя. Неужели так трудно было поднять ногу выше? Сейчас бы свалилась всем на смех.

— Так что насчет ужина?

— Убеди меня, что ты не идеальный, — говорю я с усмешкой. — Ну же, Дима, есть хоть что-то, что ты не умеешь?

Он улыбается и задумывается, а я жму на кнопку лифта. Створки раскрываются, и мы входим в кабину.

— Признаюсь в своих недостатках на ужине, — загадочно произносит Дима.

Лифт быстро поднимает нас на мой этаж, и вот мы уже у моей двери. Я открываю, он заносит пакеты и ставит их в прихожей.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Проверю насколько вкусно ты готовишь.

Он делает шаг ближе, я сглатываю. Пальцами он касается моей щеки, а затем целует.

Нежно и аккуратно. Я замираю. Его губы такие мягкие и теплые, а щетина совсем не колется.

Я не думаю о том, что мы творим, я просто отвечаю на его поцелуй.

И это так неправильно. И так чертовски правильно!

В груди появляется трепет, пока Дмитрий целует меня только губами, не позволяя себе лишнего. Он будто проверяет границы дозволенного, не торопится и не давит.

ГЛАВА 24.

Лиза

Первая половина воскресенья пахнет ванилью.

Я стою на кухне, руки в муке, и смотрю, как Варя с серьезным лицом выкладывает на противень «селдечки-мамочки», так она назвала их форму. Хотя я десять раз повторила: это просто сердечки.

На ней мой фартук, он ей как платье. Поэтому малышка не забывает пару раз покрутиться на месте, фантазируя, что она в роскошном платье принцессы.

— Варя, аккуратно, не упади, — мягко говорю я.

Она поджимает губы, а потом ловко взбирается на стул:

— Я папуина помосьница. Я все могу.

Я осторожно касаюсь пальцем ее курносого носика, оставляя на кончике муку.

— Теперь ты чумазик.

Варя начинает заливисто хохотать, с размаха плюхается ладошками в горку муки и тянет их ко мне. Я уворачиваюсь, но малышка все же ловит мое лицо и обхватывает его ладошками.

Мука кружится в воздухе, а нам весело.

— Ты тозе чумазик.

Печенье отправляется в духовку, мы приводим себя в порядок и сидим на ковре в комнате, пока оно печется. На экране моего старого ноутбука крутится мультфильм про принцессу, которая отчаянно спасает королевство. Варя сопереживает вслух, размахивает руками, выдает бесценные комментарии:

— А у нее мама есть?

— Посему злодей такой злой?

— А ты мне колону сделаешь?

— Конечно сделаю, — с улыбкой произношу я.

Иногда мне кажется, что от нее исходит собственный яркий свет. Ты просто находишься рядом, и все. Не нужно напрягаться, подбирать слова, быть кем-то. Варя принимает мир так честно, что рядом с ней хочется тоже быть честной.

Мы достаем печенье. Пока оно горячее и хрупкое, я посыпаю его сахарной пудрой. Варе не терпится попробовать наш «шедевр», поэтому она дует, берет одно сердечко, обжигается, но хохочет. Крошки на столе, на полу и на моей кофте.

Потом у нас важная миссия: обновить пятнышки божьей коровки. Варя сидит на табурете, спина прямая, вздрагивает, когда я осторожно касаюсь ее пальцем.

— Секотно.

— Потерпи.

Я рисую маленькую корявую точку там, где еще видно пятнышко, Варя терпит.

Она – боец, следов от высыпаний не останется.

После обеда стандартный ритуал – дневной сон. Но, конечно, он проваливается через минуту.

— Я не хотю спать. Спать скуусьно, давай иглать.

Я смотрю на часы, время полтретьего. Я еще утром приготовилась к «детскому марафону по выгоранию», но усталости нет.

— Хорошо, моя маленькая принцесса. Кто я?

— Ты доблая волсебница.

— Хорошо.

И теперь я добрая волшебница с бумажной палочкой, короной из фольги и пластмассовым кольцом-«магией». Мы спасаем плюшевого дракона, строим замок из подушек, и в какой-то момент Варя падает мне на колени, прижимается щекой к груди.

— Ты холосая, Лиза, — тихо говорит она.

У меня к горлу ком подкатывает, хочется плакать, но я держусь.

— Спасибо, Варюш.

Она не засыпает, но замирает у меня на руках. Минута покоя, и я даже перестаю дышать, чтобы не нарушить нашу идиллию.

Как легко к ней привязаться, как быстро ты наполняешься теплом и светом, когда она рядом. И как быстро это может закончиться.

Но пока Варя болтает ручками, изображая «волшебные искры», и пытается назвать меня «мама». Смущается, сразу поправляет себя и хихикает.

Я позволяю себе забыть про завтра, хотя бы на чуть-чуть. Сегодня мы живем в волшебном королевстве.

Дима сказал, что будет дома к пяти. Я проверяю часы каждые пять минут, будто стрелки обязаны ускориться, если смотреть на них по сто раз.

Ужин назначен на семь вечера, но я не могу сидеть на месте. Мне хочется поскорее его увидеть, хочется застать его в домашней обстановке, может быть, у него через плечо будет перекинуто полотенце. Мне хочется видеть, как мужчина ловко управляется с мясом, как он умело готовит ужин. Поэтому я срываюсь пораньше.

Собираю игрушки вместе с Варей, протираю стол, осторожно укладываю печенье в пакет. Варя приносит свой рюкзак в виде плюшевого мишки, мы вместе кладем туда печенье.

Как же «папую» не угостить-то?!

Чувствую себя девчонкой, которая с нетерпением ждет встречи с тем самым, от которого бабочки в животе. Наряжаюсь, но совсем чуть-чуть. Кардиган цвета сливочного крема, легкий макияж, волосы завязываю в низкий хвост, чтобы выглядеть обычной. Но, может, на пару градусов нежнее обычного.

Главное соблюсти тонкую грань: чтобы ему было приятно, и себе не признаться, зачем я стараюсь.

Варя подпрыгивает возле двери в крошечных кроссовках, уже готова вручать свое печенье целому миру.

— Так, Варюш, устроим твоему папе сюрприз, — хватаю ключи с тумбочки.

— Я люблю сюлпизы! — она подпрыгивает еще раз, явно тревожа покой моих соседей снизу.

Я вызываю такси, в пути Варя болтает без остановки: про принцессу, про дракона, про печенье, и как оно вкусно пахнет и хочет, чтобы она его съела. Но делать она этого не будет, потому что она везет его папуле.

Водитель поглядывает на нас в зеркало заднего вида и добродушно улыбается.

Притормозив возле подъезда, я вытаскиваю Варю из детского кресла.

— До сидания! — малышка машет водителю, тот прощается с ней в ответ.

Перед дверью я беру ее на руки, Варя с деловым видом жмет на кнопку вызова. И как только на том конце снимают трубку, мы хором кричим:

— Это мы-ы-ы-ы!

Домофон пищит, я открываю дверь, и Варя шустро прошмыгивает внутрь первая.

Мы поднимаемся. Я приглаживаю волосы, поправляю кардиган.

Звоню в дверь, начинаю нервничать, почему-то предательски потеют ладошки. А Варя стоит со счастливым лицом и смотрит на дверь.

Звоню еще раз, раздается щелчок замка.

— Папу-у-у…, — Варя тянется вперед, но резко тормозит. — Ты не папуя!

На пороге стоит далеко не Дмитрий.

Сначала я вижу ноги. Длинные, загорелые, блестящие, как будто их только что намазали дорогим маслом. На пальцах сияют салатовые ноготки.