МАША
— Ты родишь этого ребенка, ясно? — Я тону в синеве его глаз. Сильная ладонь обхватывает горло, лишая меня кислорода. Испуганно попятившись, упираюсь лопатками в холодный камень стены. Быстро киваю и удостаиваюсь презрительной усмешки. — Ты не стоила и мизинца моего сына, запомни это. А сейчас будешь просто инкубатором для наследника.
Чудовище, скрывающееся под личиной человека. Как он может произносить такие слова? Слезы щиплют глаза, и я часто моргаю.
Мой жених изменил мне прямо перед свадьбой, а пару недель спустя я узнала, что беременна. Однако судьба загнала меня в ловушку позже, когда отец бывшего парня стал требовать появления ребенка на свет. Вот только я не уверена, что ношу под сердцем его кровного наследника.

МЕСЯЦ НАЗАД
Провожу рукой по белоснежной ткани и самозабвенно улыбаюсь. Нежный атлас холодит ладонь. В комнате царит полумрак, пахнет чем-то свежим. Я не могу отвести глаз от платья, бережно повешенного на дверцу старого платяного шкафа.
«Уже через два дня», — проносится в мыслях.
Я, как и любая девочка, мечтаю о пышном торжестве. Хочется почувствовать себя настоящей принцессой и переступить порог новой жизни. Все должно пройти идеально. Уверена, так и будет.
Я подхожу к зеркалу. Провожу рукой по волосам. Секущиеся концы, темные круги под глазами, коротко стриженые ногти — одним словом, удручающее зрелище. Расстроенно отворачиваюсь, но стараюсь успокоить себя мыслью, что визажист обязательно постарается и сделает из меня конфетку в такой важный день. Я не имею права выглядеть плохо.
Оглядываю выцветшие, отклеившиеся по углам обои и старую мебель. Неужели все это наконец-то останется в прошлом?
Естественно, после свадьбы я перееду к Денису. Может, эту комнату удастся сдать в аренду? Лишняя копейка никогда не помешает. Не съезжаться до брака было нашим обоюдным решением, но теперь я не могу дождаться, когда покину стены этой ужасной коммунальной квартиры.
Я ложусь на кровать, раскидываю руки в стороны, смотрю в потолок и улыбаюсь. Как же мне могло так повезти? Я изо всех сил зажмуриваю глаза и прищелкиваю языком от удовольствия.
Денис… он идеальный: красивый, уверенный в себе и с просто потрясающей улыбкой. Я поняла, что влюбилась в первый же день нашего знакомства. Могла ли я рассчитывать, что мои чувства будут взаимны? Конечно же, нет! Разве могла ожидать чего-то подобного девочка из деревни, не имеющая за душой ничего, кроме старенькой комнаты на окраине столицы? Да и та досталась мне по счастливой случайности.
Как-то раз, возвращаясь с работы, я помогла донести пакеты одной милой старушке. По пути мы разговорились. Я как раз искала жилье, а она предложила пожить у нее за символическую плату. Я много ей помогала, поскольку знала, что больше некому. А год назад она умерла. Для меня стало настоящим открытием, что за неимением родственников она великодушно решила завещать эту комнату мне.
Вздыхаю. Разве я пара для сына одного из самых богатых людей Москвы?
Все эти дорогие машины, квартиры, роскошные особняки… я видела такое только в кино, и вот теперь это и моя жизнь тоже. Вернее, скоро станет. Обязательно станет.
Нет, я не меркантильная. Мои чувства к Денису не изменились бы, будь он даже бедным студентом. Но кто отказался бы вырваться из нищеты? Жить как в сказке и ни в чем не нуждаться?
Я скрещиваю пальчики на удачу и глупо хихикаю.
Внезапно старенький смартфон издает сигнал входящего звонка, вырывая меня из приятных мыслей.
— Машка, слушай, у меня тут планы на вечер изменились, так что я могу к тебе сегодня приехать и подшить платье, — взбудораженно тараторит в трубку подруга.
— Та-а-ань… — вымученно стону я, — сегодня никак. Для примерки же нужны туфли, а они у Дениса.
— Как это? — удивленно переспрашивает она, и я прямо вижу, как Таня хлопает глазами. А потому прыскаю со смеха.
— Ну так, — пожимаю плечами. — Я их разнашивала.
— Это плохая примета! — В ее голосе звучит неподдельное возмущение. — Жених не должен видеть их до свадьбы!
— Платье, а не туфли, — сама не замечаю, как начинаю оправдываться. — Просто они мне жмут. Ну я и надела их на одно из свиданий. Так ноги натерла, что пришлось бросить их в квартире Дэна. Да и не верю я в эти суеверия, — смущенно смеюсь я.
— Ну… все равно…
— Типун тебе на язык! — восклицаю я возмущенно. — Все будет хорошо!
— Ладно, но все-таки придется тебе за ними съездить, — быстро переводит тему подруга. — Завтра я точно буду занята. Так что либо приводим платье в порядок сегодня, либо тебе придется идти в салон.
Я уныло поджимаю губы.
— Ла-адно. — Подшивать платье в салоне мне сейчас просто-напросто не по карману, а просить денег у Дениса я не собираюсь. Так что бросаю мимолетный взгляд на часы и тут же встаю с кровати. — Не раньше девяти, окей?
— Хорошо, буду, — бросает Таня и вешает трубку.
Черт, тащиться в центр города на квартиру Дениса слишком долго, но выхода нет.
Я набираю жениха, чтобы предупредить о своем визите, но он не берет трубку. Странно. Обычно он все время на связи. Пожав плечами, я на свой страх и риск выдвигаюсь к метро. Надеюсь, он дома. Просто спит, например.
«Черт! Нужно было заняться платьем раньше, а не откладывать все на последний день, — мысленно корю себя. — А еще лучше сразу купить модель под свой рост».
Только вот это был лучший вариант из доступных мне, пусть и длиннее, чем нужно, сантиметров на двадцать. Ну ничего, это мы с Танькой сегодня решим.
Два часа спустя я несмело стучу в дверь будущего мужа, но никто и не думает мне открывать. Тогда я достаю телефон и набираю номер Дениса еще раз. В ответ тишина. Поскольку другого выхода не остается, я вытаскиваю из сумки запасные ключи от его квартиры. Мы договорились, что использовать их можно только в крайнем случае. Сейчас, по-моему, именно такой, иначе утопать мне на собственной свадьбе в длиннющем платье, постоянно наступая на подол. Да и потом, уже через несколько дней я сюда перееду. В ванной уже прочно обосновалась моя оранжевая зубная щетка, а в шкафу висит халат. Так что это почти и мой дом тоже. Уверена, Денис не рассердится.
МАША
Я ошарашенно оглядываюсь по сторонам, спешно пытаясь сообразить, как лучше поступить.
«Может, Денис позволил воспользоваться своей квартирой кому-то из друзей? Да, точно! Он часто так делает. У него постоянно собираются какие-то тусовки».
От сердца на миг отлегло, потому что в голову уже полезли самые дурные догадки.
С губ срывается нервный смешок. Денис не может мне изменять. Мы любим друг друга. Он стал моим первым мужчиной. Я дорога ему. В конце концов, он не сделал бы мне предложение, если бы не ценил.
Рука, вцепившаяся в дверную ручку, уже побелела в районе костяшек.
«Возьми себя в руки, — тряхнув головой, приказываю себе. — Поезжай домой. Денис позвонит тебе, как только освободится, и обязательно все объяснит».
Киваю, словно соглашаюсь с собственными мыслями, но тут раздается еще более громкий стон. Похоже, те, кто находятся в спальне, перешли к интенсивной фазе занятий.
Уже в следующий миг я делаю то, чего сама от себя ожидала меньше всего: бросаю пакет с туфлями прямо на пол и, широко шагая, направляюсь к источнику звуков. Пока я метр за метром продвигаюсь по узкому темному коридору, который ведет к двери спальни, внутри все сжимается. Руки дрожат все сильнее, а к горлу подкатывает ком.
Убеждаю себя, что плакать еще рано. Да и как я буду выглядеть, если застукаю там кого-то из друзей Дениса с какой-нибудь красоткой в позе наездницы? Как бешеная, ревнивая женушка. От такой любой жених не испытает восторга.
«Плевать!» — решаю я в последнюю секунду и распахиваю дверь спальни.
— Черт, Маша! — ошарашенный голос жениха слышу как будто из-под воды.
Абсолютно голый, он вскакивает с кровати, тряся своими причиндалами — на обозрение мне и на радость девушке, внутри которой только что находился.
Я не в состоянии даже моргнуть. Дыхание перехватывает, и легкие сжимаются от отсутствия кислорода. Весь организм словно забывает, как функционировать. И я просто застываю в ступоре.
Между тем фигуристая брюнетка, вальяжно развалившаяся на кровати, даже не думает прикрыться. Мой взгляд, как завороженный, прилипает к ее упругому загорелому бюсту. Подняв глаза чуть выше, я тут же наталкиваюсь на презрительную усмешку и высокомерное выражение лица, с которым она рассматривает меня с ног до головы.
— Прикройся! — зло рявкает Денис, проследив за моим взглядом, и грубо швыряет девушке покрывало.
Та лишь лениво усмехается и нехотя закрывает стратегические места от посторонних глаз.
Все происходит словно в замедленной съемке. Я стою тут от силы секунд пять, а такое впечатление, будто прошли часы.
Денис в панике натягивает джинсы прямо на голое тело и, подскочив ко мне, хватает за локоть.
— Маш, это не то, что ты думаешь.
С силой сжав руку, он выводит меня из комнаты и захлопывает за нами дверь, оставив свою новую подругу в гордом одиночестве. До сих пор не оправившись от ошеломления, я шагаю за ним по квартире и послушно сажусь на дорогой дизайнерский табурет за барной стойкой.
— Маш… — Денис явно понятия не имеет, что следует говорить в таких случаях, и просто переминается с ноги на ногу. А я не могу поверить в только что увиденное собственными глазами. — Маш, это так… ничего серьезного… Ты же понимаешь?
Его виноватое лицо и заискивающий взгляд совершенно меня не задевают.
— Почему? Почему ты так поступил? — почти шепотом спрашиваю я и смотрю ему прямо в глаза.
Кажется, вот-вот по щекам хлынут слезы, но я быстро моргаю, прогоняя их. Не буду плакать при нем. Не хочу.
— Ну брось, Маш, снимай уже свои розовые очки! — Денис внезапно меняет тон. — Что ты как ребенок? Все друг другу изменяют. Это совершенно нормально.
Он тянется к моей ладони, но я быстро отдергиваю руку.
— Но я тебе не изменяю, — спокойно произношу я, не разрывая зрительного контакта.
— Ну… — тянет он и после секундной паузы продолжает: — Значит, со мной тебе всего хватало. А мне с тобой — нет.
Неприятная правда выливается на меня ушатом ледяной воды. Грязной воды.
— Чего тебе не хватало?
— Ты пойми, — тяжело вздыхает он и садится напротив, потупив глаза, — как жена ты идеальная, да и папа давно требует свадьбу и внуков, но во всем остальном…
И пусть меня душит обида, но ни один мускул на моем лице не дергается.
— Что во всем остальном? — холодно уточняю я.
— Не очень, — нехотя отзывается он, продолжая смотреть в пол.
— Вот значит как? — Я гордо вздергиваю подбородок и встаю со стула. — Не знала.
— Брось… — умоляюще тянет он, все еще старательно изучая узор на пушистом ковре.
— Бросаю. Тебя, — сухо отрезаю я и шагаю прочь. Обратно в свою старую жизнь.
МАША
— Как будто у меня из-под ног ушла земля, — утирая слезы, жалуюсь я Таньке двумя часами позже. — Кажется, я до сих пор не верю в случившееся.
Подруга с кислым видом качает головой, безмолвно осуждая всех мужиков на планете.
— Он и вправду так сказал? Что это совершенно нормально? — ошарашенно переспрашивает она уже в сотый раз.
Делаю два больших глотка дешевого красного вина и киваю. Сегодня вечером я упиваюсь своей горечью. Умываюсь слезами и пытаюсь примириться с новой реальностью.
Телефон вновь разрывается мелодией входящего вызова.
— Позвонит и успокоится, — с видом знатока комментирует подруга. — Не стоит его прощать. Если он поступил так один раз, он обязательно поступит снова.
Поднимаю голову и сквозь пелену слез всматриваюсь в ее лицо. Танька искренне сочувствует мне, и от этого почему-то становится еще хуже.
— Хочу напиться, — решительно говорю я, и она кивает.
— Там еще три бутылки. Пьем, сколько влезет.
Пару бокала спустя поднимаю голову к потолку и истерично хохочу.
— Чертов козел! — выкрикиваю я в пустоту. — Я ведь ему верила!
Слезы опять подкатывают к горлу, и я прочищаю его алкоголем. Снова и снова.
Уязвленная гордость требует веселья, а скребущие на душе кошки — забытья. Подхожу к старому шкафу и снимаю чехол с белоснежного платья.
— Подшивать будем? — оборачиваюсь к подруге.
Но та лишь виновато смотрит на меня. А я смеюсь. Смеюсь в голос и уже через секунду сбрасываю бежевую хлопковую футболку и натягиваю платье.
— Маш, не горячись. Наверняка платье можно сдать обратно. Деньги для тебя лишними не будут.
— Не-е-ет, — уверенно тяну я, — это мое платье. Я о нем мечтала, черт побери! Я его заслужила!
Танька замолкает, а я, изворачиваясь, застегиваю корсет на спине и начинаю кружиться по комнате, снова мурлыча вальс Мендельсона.
— Готовы ли вы, Мария, взять в мужья Дениса, и быть с ним в горе и в радости, пока смерть не разлучит вас? — с издевкой повторяю я заученные наизусть слова с репетиции свадьбы.
Подхватываю недопитый бокал с вином и хохочу.
— Нет! — отвечаю сама себе. — Нет! Не готова! Потому что он — лживый ублюдок!
Я делаю глоток за глотком, и на душе становится все легче. В голове немного плывет, и предметы, до этого неподвижные, начинают кружиться вместе со мной.
— Маш, испортишь платье! — пытается докричаться до меня Танька, но тщетно.
Я хохочу и даже не думаю останавливаться.
В конечном итоге ноги окончательно перестают слушаться. Перед глазами все двоится, а к горлу подступает тошнота. Не удержав равновесие, я падаю прямо на старенький затертый ковер посреди комнаты. Красные пятна от вина расплываются по белоснежной ткани, а я, сидя на полу, просто наблюдаю за этим. Плакать больше не хочется. Хочется только смотреть, как портится что-то столь же идеальное, как это платье, впитывающее вино, которое не отстирается никогда в жизни.
Уныло вздыхаю и жму плечами.
— Поехали в клуб, а? — предлагаю я, устремив на подругу стеклянный взгляд.
— Только если ты переоденешься, — смеется она.
— А что, — я всплескиваю руками в притворном возмущении, — так я недостаточно хороша для тебя?
И мы обе хохочем, не стесняясь спящих за стенкой соседей.
Сегодня мне плевать. На все. И на всех.
Уже через час душное помещение клуба встречает нас яркими софитами и оглушающей музыкой, бьющей прямо по мозгам. Устроившись за одним из столиков возле танцпола, мы с Таней уныло оглядываем толпу.
Впервые в жизни я осознаю, что у каждого человека вокруг меня есть своя история. Вдруг вот та виляющая бедрами девушка в серебристом платье сегодня разрушила чью-то семью? А вот той скромняге, которая несмело косилась на парня за соседним столом, сегодня тоже изменили? Что кроется за их улыбками?
Отмахнувшись от этих бесполезных мыслей, я заказываю бутылку коньяка.
— Маш, может, не будем мешать алкоголь? — хмурится Таня.
— Будем! — уверенно заявляю я. — Сегодня мы будем делать все. Все, что только захочется. Все, что запрещено. Все!
Таня смеется и согласно кивает.
— Что дальше, Маш? — Она внимательно вглядывается в мои глаза.
— А что дальше? — Я безразлично пожимаю плечами. — Буду жить. Вернусь обратно на работу.
— В магазин? — с сочувствием уточняет она.
— Да-а-а, поспешила я с увольнением, — протягиваю я с горькой улыбкой. — Но Денис настоял. Не по статусу невесте столичного мажора работать обычным продавцом.
Таня мягко улыбается и накрывает мою руку своей.
— Все будет хорошо.
— Как-нибудь будет. Хорошо или плохо — уже плевать. Главное, что просто будет. — Я смеюсь, но в глазах снова блестят предательские слезы.
Бутылка почти пуста, а мы крутим бедрами прямо возле столика, собирая на себе похотливые взгляды.
Один из парней — высокий, в расстегнутой черной рубашке — пристраивается рядом и начинает двигаться в унисон со мной. Его руки ложатся на мою талию, и я улыбаюсь. Его лицо немного двоится, но яркие зеленые глаза я вижу отчетливо. Провожу рукой по его небрежной щетине и кокетливо извиваюсь в его руках.
— Пойдем покурим? — шепчет он мне на ухо.
— Я не курю! — отвечаю я, но тут же хватаю его за руку и тащу к туалетным кабинкам.
Ноги на каблуках заплетаются, пару раз я чуть не падаю, но он ловко подхватывает меня и крепко прижимает к себе.
Скрывшись в темном коридоре, мы тут же льнем друг к другу и сливаемся в жарком поцелуе. Все внутри будто отключается. Рамки и страхи стираются. Он шепчет, что хочет меня. Я закидываю ногу ему на бедро, открываясь для ласк. Крепко обняв, он поднимает меня, и вскоре мы оказываемся один на один в душной и грязной кабинке.
Он быстро задирает мое платье. Я извиваюсь в его руках, пока он пальцами жадно исследует мои грудь и бедра. Несколько раз в дверь кто-то ломится, но мы не обращаем внимания. Я боюсь поднять веки, потому что знаю: если открою глаза — моментально протрезвею.
МАША
ПОЛТОРА МЕСЯЦА СПУСТЯ
— Евгений Сергеевич… — от неожиданности телефон выпадает у меня из рук и с треском ударяется о кафельный пол в магазине, — что вы здесь делаете?
От одного только взгляда на этого человека тело покрывается холодным потом.
Передо мной стоит отец Дениса.
Что он забыл в магазине, где я работаю? Это не какой-нибудь продуктовый премиум-класса, а захудалый круглосуточный супермаркет в соседнем с моим домом дворе. Он сюда явно не за хлебом пришел.
Боясь даже моргнуть, я просто таращусь на него во все глаза. Евгению Сергеевичу лет сорок. Он среднего роста, в стильных строгих очках и черном классическом пальто. На руках — черные кожаные перчатки. Весь его вид буквально кричит о состоятельности.
С высокомерным выражением лица оглянувшись по сторонам, он наконец-то останавливает внимание на мне.
— Здравствуй, Маша.
От его ледяного тона меня пробирает до мурашек. Холодные глаза буквально пронизывают, заглядывают прямо в душу. Мне моментально хочется спрятаться под прилавок.
В мыслях тут же проносится наша первая встреча несколько месяцев назад, когда Денис повез меня знакомить с отцом. Помню, как сильно я волновалась. И не зря. На ужине оказалось достаточно пары минут в обществе Евгения Сергеевича, чтобы уяснить: он никогда меня не примет. Не ровня я таким, как они.
«Какой же глупой я была! — проносится в голове. — А ведь тогда я свято верила, что жених любит меня, а все остальное не имеет значения».
Тем временем несостоявшийся свекор продолжает сканирующе рассматривать меня.
— Я… я могу вам чем-то помочь? — Голос дрожит, делая тщетными все мои попытки не выдать волнение.
На губах, обрамленных седоватой щетиной, проскальзывает высокомерная, хищная усмешка.
— Можешь, — сухо бросает он и вальяжно облокачивается на одну из стеклянных витрин, вгоняя меня в еще больший ступор.
Он что, собирается вести милую беседу и для этого удобно расположился?
Покосившись на вход в магазин, я обнаруживаю, что он полностью перекрыт двухметровым амбалом, который стоит, скрестив руки на груди.
Я нервно сглатываю. Что все это значит? Что ему от меня нужно? О чем нам с ним вообще разговаривать?
— Я слушаю вас, — тихо, почти шепотом произношу я.
Боюсь опустить глаза. Каждой клеточкой кожи чувствую опасность, исходящую от этого мужчины.
Он еще с минуту молча изучает меня, и от волнения я уже готова упасть в обморок.
— Когда собралась на аборт? Завтра, если я не ошибаюсь?
Такое впечатление, будто его спокойный вопрос бьет меня прямо под дых. Я широко распахиваю глаза и машинально кладу руку на живот. В магазине тепло, но кожа все равно покрывается мурашками. Паника накрывает с головой.
— Как?.. Откуда?.. — Губы пересохли, горло перехватило.
Евгений Сергеевич не отводит от меня колючего презрительного взгляда. Как будто я не больше, чем грязь под его ногами. Как будто не достойна даже секунды его времени.
— Я знаю про тебя все, — произносит он почти по слогам, и мое сердце уходит в пятки.
«Что ему нужно?».
На секунду я прикрываю веки, и в памяти вспыхивают картинки недельной давности, когда я проснулась ранним утром от резкого приступа тошноты и едва добежала до туалета, прежде чем меня вырвало. Естественно, после я сломя голову понеслась в аптеку.
События в клубе до сих пор как ожог. Незащищенный секс с абсолютно незнакомым мужчиной — разве можно такое забыть? Как я могла поступить так глупо? Мне оставалось лишь молиться, чтобы я не подхватила что-нибудь венерическое.
К счастью, заболеваний не обнаружилось. А вот две ярко-красные полоски на тесте повергли меня в шок. Врач подтвердил: срок — пять недель. Как раз столько времени прошло с той роковой ночи. Только вот и близость с Денисом у нас произошла двумя днями ранее. А это значит, что отцом мог быть любой из этих двоих.
После нашего расставания Денис звонил еще несколько дней, а потом прекратил. Видимо, устал от моего молчания, и теперь между нами точно все кончено.
Крепко поразмыслив, я поняла, что в одиночку не справлюсь. Смирилась с этой мыслью и записалась на аборт.
И вот теперь передо мной стоит отец Дениса и утверждает, будто знает о моем состоянии. Очевидно, он уверен, что ребенок от его сына.
Собравшись с мыслями, я делаю глубокий вдох.
— Евгений Сергеевич, вы все неправильно поняли. — Руки дрожат, и я хватаюсь за прилавок, чтобы скрыть данный факт. — Вас, наверное, Денис попросил? Передайте ему, пожалуйста, что между нами все кончено. Раз и навсегда. И я имею полное право решать, сохранять ребенка или нет. Это мое тело, в конце концов… — последние слова буквально выдавливаю из себя, предчувствуя нечто ужасное.
Его взгляд буквально прожигает меня насквозь, превращая в пепел остатки самообладания.
— Дениса больше нет. А ты, — он делает паузу, давая мне вдохнуть, — будешь рожать.
Голова кружится. Реальность плывет. Перед глазами все превращается в серую мутную кашу. Я прикладываю пальцы к вискам и тру их изо всех сил.
«Это бред».
Еще раз смотрю на несостоявшегося свекра и только теперь замечаю тени под его глазами и черную одежду.
С губ срывается нервный смешок.
— Как это — нет?.. Евгений Сергеевич, вы что несете? — Мой голос срывается.
Он молчит.
— Вы хотите сказать, что он… — я качаю головой, отказываясь верить, — он… умер?
На лицо Евгения Сергеевича наползает тень. Видно, как это слово его ранит.
— Месяц назад Денис разбился на машине.
Вот и все. Такое чувство, словно небо обрушивается на мою голову. Я стою в центре этого хаоса и не могу сдвинуться с места.
Месяц? Силюсь вспомнить, когда он звонил в последний раз. Открываю рот и тут же зажимаю его ладонью. Ровно месяц назад был его последний звонок.
Я помню тот вечер. Я рыдала, мучилась, но все равно нажала «отклонить». Заблокировала навсегда.
МАША
Перед глазами, словно кадры из фильма, всплывают моменты. Вот он галантно подает мне руку, помогая выйти из машины. А вот лежит рядом на кровати и нежно гладит меня по волосам. Улыбается.
Слезы непрерывным потоком бегут по щекам, и я изо всех сил зажимаю уши ладонями.
— Я больше ничего не хочу слышать! Ничего! — кричу я, неистово качая головой. — Это неправда!
Сильный удар по прилавку заставляет меня вздрогнуть и прийти в себя. Резко распахиваю глаза и испуганно таращусь на мужчину.
— Подождите, вы не поняли, — причитаю я, глотая слезы. — Вы все неправильно поняли! Этот ребенок… — от шока мысли путаются, и я не в силах подобрать слова.
— Слушай сюда! — Одним резким движением Евгений Сергеевич сносит хлипкую дощечку прилавка и оказывается лицом к лицу со мной. Его голос по-прежнему убийственно спокойный, и от этого становится еще страшнее. Лучше бы кричал. — То, что ты предала его, останется на твоей совести.
— Я? Пре… предала? — заикаюсь я, шокированно моргая. Кажется, сердце вот-вот остановится.
— Думала, я не знаю? Денис рассказал, почему сорвалась ваша свадьба, — ухмыляется он. — Прикидывалась невинной овечкой, а сама скакала по левым мужикам?
Я задыхаюсь от испуга и возмущения. Что за бред? Хочется крепко зажмуриться и проснуться. Это же сон?
— Нет! — выдавливаю я не своим голосом. Ужас лишает меня остатков самообладания. — Нет, — выдыхаю я почти в лицо этому страшному человеку.
Мне хочется немедленно объяснить все. Рассказать правду. Ведь я не предавала Дениса. Все наоборот. Но страх настолько сковал разум, что изо рта доносятся лишь бессвязные звуки.
Евгений Сергеевич теряет терпение.
— Я тебе тут сопли утирать не собираюсь, — жестко говорит он. — Либо рожаешь, либо последнее, что ты увидишь — это ближайшая помойка. Там же и похороню.
Я хватаю ртом воздух, но вдохнуть не могу.
— Нет!!! — кричу я. Хочу добавить, что сейчас все расскажу, и он оставит меня в покое, но Евгений Сергеевич, похоже, уже сделал выводы.
— Ты не поняла, либо ребенок, либо прощайся с жизнью, — чеканит он по слогам и сильной ладонью обхватывает мое горло.
Попятившись назад, я упираюсь лопатками в холодный камень стены. А, быстро закивав, удостаиваюсь презрительной усмешки.
— Ты родишь его, ясно? — Синева его глаз топит меня, лишая кислорода. — Запомни, ты не стоила и мизинца моего сына, а сейчас будешь служить просто инкубатором для его наследника.
Монстр, скрывающийся в образе человека, как у него язык поворачивался произносить такие слова?
Слезы щиплют глаза, и я часто моргаю.
«Ловушка, — проносится в мыслях. — Это моя ловушка, и теперь мне не выбраться».
— Я… я… хорошо… — шепчу я, задыхаясь. Мои руки трясутся, а по щекам тянутся мокрые дорожки. — Что… что мне надо делать?
Стальная хватка на горле немного слабеет, и делаю спасительный глоток воздуха. Закашлявшись, сгибаюсь пополам.
— Во-первых, больше никогда не будешь со мной спорить. — После моей капитуляции его тон становится еще холоднее. Хотя, казалось, куда уж дальше. — Я могу ненароком не рассчитать силу, а ребенку вредить не хочется.
Я с готовностью киваю. Инстинкт самосохранения велит соглашаться с агрессором. Холодный рассудок возвращается так же резко, как до этого накрыла паника. И сейчас он подсказывает не сообщать, что ребенок, возможно, не от Дениса, иначе Евгений Сергеевич убьет меня прямо здесь. Данный факт только подтвердит ложь его сына и окончательно убедит в том, что я гулящая. Сейчас ребенок — моя единственная защита. Единственная гарантия того, что мне сохранят жизнь.
— Собирайся. Мы уезжаем, — бросает Евгений Сергеевич и направляется к выходу.
— Куда? — растерянно спрашиваю я.
— Ты будешь жить у меня.
Я ошарашено поднимаю брови.
— Подождите, Евгений Сергеевич. — Я стараюсь говорить как можно спокойнее и покорнее. — Я вас услышала. Я рожу ребенка. Но у меня работа, и я не могу вот так все бросить. Меня уволят.
Он насмешливо оглядывает помещение.
— Вот это работа? — В его голосе лишь презрение. — Уволят и правильно сделают. Через пять минут жду в машине. Попробуешь сбежать — найду.
Он разворачивается и уходит прочь из магазина.
Я верю ему. Найдет.
И убьет.
Тяжело дыша, я затравленно озираюсь по сторонам. Руки трясутся все сильнее.
В голове лихорадочно просчитываю: «С собой только телефон, в кошельке тысяча, в кассе еще тысяч десять. Это немного».
Поворачиваюсь, и взгляд падает на дверь, которая ведет к черному выходу.
Магазин расположен на первом этаже жилой многоэтажки. Вход здесь со стороны дороги, но есть еще один — через подъезд, где ходят жильцы.
Меня снова накрывает паника, и слезы льются с новой силой.
Как я умудрилась так влипнуть? Что мне делать? Где гарантия, что меня не уберут сразу после родов? Где-то внутри звучит только одна мысль: это мой последний шанс.
На секунду закрываю глаза и вспоминаю отца.
«Ты останешься совсем одна, Машенька», — как-то сказал он со слезами в глазах. Мне едва исполнилось десять, когда его забрала страшная болезнь.
Больше у меня никого не было. Мама умерла раньше — от алкоголя. Мы жили в глухой деревне за сотни километров от Москвы. После того, как я окончательно осиротела, соседка, баба Зина, подкармливала меня и присматривала за мной. Я мыла полы в деревенском магазине, боялась, что придут из опеки. Но никто так и не приехал. Никому не было до меня дела. Папа оказался прав: я осталась одна. Так и жила восемь лет.
Школу кое-как закончила. Дальше учиться не пошла — не было денег. В восемнадцать собрала сумку и уехала в столицу.
«Будь сильной, девочка моя. Люди будут жестоки, но ты не теряй свет в душе. Договорились?»
— Договорились, — шепчу я в пустоту магазина.
Выдыхаю. Руки перестают дрожать.
Мне нужно принять решение. От него, возможно, зависит моя жизнь.
МАША
— Извините, можно мне бутылку молока по шестьдесят девять?
От неожиданности я вздрагиваю и оборачиваюсь. Милая девушка в зеленой куртке вопросительно смотрит на меня.
«Они ее впустили? Значит, не хотят привлекать внимания? Значит, сидят в машине? Или нет?».
Вопросы носятся в мыслях, словно необузданные жеребцы.
Во все глаза смотрю на покупательницу, пытаясь найти верное решение.
— Девушкаа, — нетерпеливо тянет она.
— Да! Секунду! — спохватываюсь я и несусь к холодильнику.
Хватаю прохладную бутылку и ставлю на прилавок. Беру деньги.
— Девушка, — несмело произношу я, глядя в глаза покупательницы, и она вопросительно смотрит на меня, — вы могли бы постоять тут… пять минут?
Она хмурится.
— Понимаете, мне нужно в туалет, а закрыть магазин я не могу. Постойте, пожалуйста, а я вам скидку на покупки буду делать.
Я выдавливаю дружелюбную улыбку, хотя сердце колотится, как бешеное. По венам вместо крови течет адреналин.
— Ну хорошо, — неуверенно соглашается она, прижимая бутылку к груди. — Только пять минут, ладно?
— Да! Обещаю! — взвизгиваю я и выдергиваю всю наличку из кассы. Тут как раз столько, сколько я успела заработать с момента возвращения.
Я бросаюсь к двери черного входа, рассчитывая, что пока покупательница в магазине, они не заподозрят подвох.
Двигаясь по узкому проходу, ведущему в подъезд, судорожно глотаю воздух.
«Только бы получилось. Только бы получилось. Только бы получилось, — бьется в висках. — Пожалуйста, пусть получится».
Открываю тяжелую железную дверь и щурюсь от света. А после затаив дыхание, направляюсь к выходу. Осторожно высовываю голову на улицу и оглядываюсь.
Обычные прохожие спешат по своим делам. Значит, я была права: машина стоит у парадного — с другой стороны.
Сколько прошло? Минута? Значит, у меня в запасе еще четыре, чтобы пересечь открытый двор и затеряться среди многоэтажек.
Я медленно выдыхаю, считаю до трех и перехожу на бег.
Легкие мгновенно начинают гореть. Люди смотрят вслед, но я их не вижу. Потому что бегу. Так быстро, как еще никогда в жизни. Обернуться мне попросту страшно.
А вдруг они уже сзади? Просто наблюдают?
Хватаю кислород большими глотками. Еще секунда, и я скрываюсь в тени арки.
Вылетаю на оживленную улицу и тут же замечаю машину с желтыми шашечками. Как раз то, что нужно. Не раздумывая ни секунды, я юркаю внутрь.
— До вокзала довезете? — шепчу я, задыхаясь.
Водитель бросает хмурый взгляд в зеркало и сухо выдает:
— Триста.
Я киваю.
— Поехали.
Умоляющий тон срабатывает, и машина трогается.
— Без паспорта не продаем, — чеканит женщина за кассой. Лет пятьдесят, строгая, в очках.
Я опускаю голову и отхожу.
Однако сдаваться не собираюсь.
Стиснув зубы, направляюсь прямо к платформе.
Минут пятнадцать слежу за людьми, рассаживающимися по вагонам, а после подхожу к молодой девушке с аккуратным черным чемоданом.
— Здравствуйте.
Она смотрит и улыбается.
— Здравствуйте. Мы знакомы?
— Нет, — выдыхаю я. — Но у меня просьба. Можно купить ваш билет?
Ее лицо вытягивается. Она осматривает меня с ног до головы.
— От этого зависит моя жизнь, — тихо говорю я.
— Но вас не пустят. Проводница проверяет паспорт.
Я киваю.
— Вы можете пройти, показать паспорт и потом выйти?
В ее глазах паника. Я бы и сама испугалась.
— Пожалуйста… — прошу я, втянув голову в плечи.
— Хорошо, — неожиданно отвечает она и сжимает мою руку.
Сердце трепещет от надежды, когда девушка идет к проводнице и протягивает ей документы. Та проверяет и кивает.
Проходит пять минут, я уже почти не надеюсь, но вдруг вижу ее. Девушка направляется ко мне, снимая с себя серую куртку.
— Надень, — тихо велит она. — Так проводница не заподозрит.
— Спасибо, — шепчу я и надеваю куртку, явно не по размеру.
А, взяв билет, не удерживаюсь и обнимаю ее.
— Спасибо.
Быстро иду к вагону.
— Я попрощаться выходила, — бросаю на ходу и мелькаю билетом.
Внутри быстро нахожу место и буквально прилипаю к стеклу. Моя спасительница стоит на перроне, все еще с чемоданом. Встретившись со мной глазами, кивает и уходит.
«Не теряй свет в душе», — вспоминаю слова отца и откидываюсь на сиденье.
До родного села несколько часов. Мне повезло, что поезд следует именно туда и именно сейчас. Вряд ли отец Дениса в курсе, откуда я. А если и знает, поедет ли? Остается надеяться, что нет, поскольку больше прятаться мне негде. Конечно, мелькает мысль поехать к Тане, но мне не хочется подвергать ее опасности.
Я даже не представляю, что делать дальше. Но знаю одно: от этого человека нужно держаться подальше.
Телефон в кармане вибрирует. Входящий вызов. Незнакомый номер.
Сердце пропускает удар. Это он?
Боясь поднять трубку, я снимаю заднюю крышку смартфона и вытаскиваю батарейку. Жалобно пискнув, телефон отключается.
МАША
— В Терехово едешь, лапочка? — доброжелательно глядя на меня, интересуется устроившаяся напротив пожилая женщина.
Почему-то она очень напоминает мне бабу Зину, нашу соседку в деревне. И это становится спусковым крючком. Я обессилено роняю голову на колени, уже не в силах сдержать слезы.
«Что происходит? За что мне все это? Что я сделала?».
Бабуля подсаживается ближе и принимается аккуратно гладить меня по голове.
— Ну-ну, внученька, — тихо приговаривает она. — Помни: все, что ни делается, все к лучшему.
Я поднимаю голову и смотрю на нее сквозь слезы.
— Даже если сейчас так не кажется. — Она улыбается и ласково треплет меня по щеке. — Пирожок будешь?
Достав из сумки, она с неожиданной силой вручает мне ароматную выпечку и дожидается, пока я укушу. Поезд все еще стоит, но внутри уже теплее.
— А вы из Терехова? — прожевав, спрашиваю я. — Я вас не знаю.
Старушка звонко смеется.
— А я год назад там дачу купила. Глухомань же, дома продают за копейки.
Неудивительно, что я ее не знаю. В деревню я приезжала два года назад.
— Поезд отправляется через пять минут. Просим провожающих покинуть вагоны, — доносится голос из динамика.
— Ну что, успокоилась?
Я киваю.
Сердце отсчитывает секунды. Только бы добраться, а там решу, как быть.
Такое ощущение, будто пять минут тянутся целую вечность. Но вот поезд, наконец, трогается.
Монотонный гул колес убаюкивает, и я слегка прикрываю веки.
За окном все быстрее мелькают осенние пейзажи, окраины, вокзал. Мы почти покидаем город. Я с облегчением выдыхаю. Я свободна.
Расслабившись, позволяю себе задремать.
Просыпаюсь от толчка и чуть не вылетаю из кресла.
— Остановка? — обеспокоено спрашиваю у попутчицы.
Та пожимает плечами.
— Не должно быть. Следующая только через час.
Я бросаюсь к окну.
Вокруг лес, а у головы состава два черных внедорожника.
Он нашел меня.
Сердце уходит в пятки. Отвожу взгляд, сглатываю и со всех ног бросаюсь к выходу из вагона.
Меня замечают сразу, стоит только покинуть вагон. Попытка скрыться в лесу проваливается, поскольку догоняют меня почти сразу.
— Нет!!! — ору я и брыкаюсь. — Нет! Отпустите!
Амбал подхватывает меня под ребра и несет к машине. Активно
мотая головой, я стараюсь укусить его за руку.
Краем глаза замечаю в окне поезда старушку. Со слезами она крестит меня и прикрывает веки.
«Как же так? Все видят, как меня уносят силой и ничего не предпринимают?».
— Помогите! — кричу я, но рот тут же накрывает огромная ладонь.
Неужели никто не поможет?
Надежда умирает, когда меня вталкивают в черный внедорожник. Бороться больше не остается сил. Я просто падаю на кожаное сиденье.
В салоне пахнет новой кожей и… его парфюмом. Еще тогда, в магазине, я почувствовала этот тяжелый аромат с нотками табака.
С трудом поднимаю голову.
— Далеко убежала? — сухо интересуется сидящий рядом отец Дениса.
На нем все то же черное пальто и те же перчатки. Все та же маска безразличия на лице.
Он бросает на меня взгляд, а после отворачивается к окну.
А я смотрю на него. Седоватые волосы. Щетина. Статный профиль, прямой нос, четкий подбородок. Если бы не одежда, я бы приняла его за профессора. Но это всего лишь клише, никак не связанное с действительностью. Настоящие воротилы криминального мира выглядят не как киношные качки. Те — лишь шестерки таких, как Варламов.
Денис в самом начале наших отношений обмолвился о криминальных делах отца. Тогда он был зол. Рассказывал, как тот убивал людей в девяностые, как водил дружбу с авторитетами. Закон для него — лишь пустой звук. И за похищение такой, как я, ему не будет ничего.
— Что вы со мной сделаете? — спрашиваю я, с трудом набравшись смелости.
Он нехотя поворачивается ко мне.
— Ты ведь не глупая, Маш? — Евгений Сергеевич усмехается, и его белые зубы сверкают в полумраке. — Не глупая, раз без паспорта в поезд забралась.
Я замираю.
— Мне нужен этот ребенок. Он — все, что осталось от сына. — В его голосе на секунду мелькает что-то живое. — Но если и дальше будешь бегать, ребенка ты не выносишь.
Я слушаю, затаив дыхание.
— Заключим сделку? — Его ровный тон почти успокаивает, и я киваю. — Всю беременность ты живешь у меня. Ни в чем не нуждаешься. Еда, одежда, лучшие врачи. Все. — Он говорит так, будто зачитывает договор. Слова холодные, как лед. — Рожаешь. Я даю тебе денег. Столько, сколько попросишь. Обеспечу тебя на всю жизнь. Но в жизни ребенка тебя больше не будет.
— У меня есть… еще варианты? — Мой голос дрожит, горло пересохло.
Он уже собирается отвернуться, но вновь смотрит на меня.
— Поверь, это лучший для тебя вариант. Единственный, при котором ты останешься жива.
Обреченность — вот что я чувствую. Мою судьбу только что решил человек, с которым я даже толком не знакома.
В салоне повисает молчание. Он ждет ответа. Ответа, который ничего не решает. Потому что права выбора меня попросту лишили. Теперь я — лишь безвольная марионетка в руках жестокого монстра, которому плевать на чужие чувства.
В голове словно на повторе крутится вопрос: «Что я буду делать, если ребенок окажется не от Дениса?». Мозг отказывается трезво соображать. Я больше не могу ни о чем думать. Я перепугана. Я устала. За один день я выплакала годовой запас слез. Токсикоз все еще дает о себе знать и то и дело подбирается к горлу острыми приступами.
Мысли исчезают, превращаясь в кромешную тьму.
Вот она — новая жизнь, о которой я мечтала.
«Будь осторожна со своими желаниями, они имеют свойство сбываться», — все время повторяла мне баба Зина. Теперь я понимаю, что значат эти слова.
— Я согласна, — коротко бросаю я и закрываю глаза.
МАША
— Давай, вставай.
Чувствую, как тяжелая ладонь треплет меня по плечу и нехотя разлепляю веки.
«Это был не сон», — с разочарованием проносится в мыслях.
Я все еще на заднем сиденье внедорожника. В салоне витает запах новой кожи и опасности. Как я умудрилась уснуть в такой обстановке? Трясу головой, а амбал терпеливо ждет, пока я приду в себя.
Евгения Сергеевича уже нет в машине. Видимо, вышел.
Автомобиль стоит у высокого железного забора. Сколько мы ехали? Местность незнакомая. Вдалеке виднеется еще пара домов за такими же ограждениями.
Я бросаю испуганный взгляд на охранника и несмело выхожу. Забор такой высокий, что видно только крышу дома. Зачем людям такие? Поднимаю голову — по периметру колючая проволока.
«Добро пожаловать в тюрьму», — обреченно думаю я, передергивая плечами.
Прошагав метров двадцать, мы приближаемся к замаскированному входу. Если бы не легкие толчки амбала в спину, я бы ни за что не догадалась, где дверь. Это просто железная плита без ручки, окрашенная в цвет ограды.
Такую крепость штурмовать только на танке.
Я медленно вдыхаю и переступаю через порог, а после иду по выложенной камнями дорожке.
Внутри двор выглядит не так устрашающе. В центре расположен белый трехэтажный особняк. Вокруг него небольшие постройки: гаражи, возможно, гостевой дом. Палисадник с одной стороны, парк — с другой. Вид портят только несколько мужчин в черном, которые расставлены по периметру, как оловянные солдатики.
Возле входа в особняк нас встречают.
— Здравствуйте. Ваша комната готова. Евгений Сергеевич еще вчера предупредил о вашем прибытии. Я — Виолетта Эдуардовна, экономка, — представляется приятная женщина лет сорока на вид. Ухоженная, высокая и худощавая.
— Еще вчера? — переспрашиваю я, пока она ведет меня в дом.
— Да, — спокойно кивает она. — Верхнюю одежду и обувь снимете у себя в комнате, — добавляет экономка, заметив, что я начала стаскивать куртку.
Я лишь киваю в ответ.
— Пройдемте.
Она разворачивается и устремляется к лестнице. Мне остается только поспешить за ней.
Такие дома я видела только в фильмах. Высокие потолки, хрустальные люстры, просторный холл с пианино. Хотя сложно представить, что здесь кто-то играет на музыкальных инструментах. В этом доме как в музее. Даже экономка ходит бесшумно. Одна я топаю как слон. Спохватившись, я стараюсь ступать тише.
Широкая лестница кажется бесконечной, но вскоре мы выходим в тусклый коридор с красной ковровой дорожкой и белыми стенами, на которых висят картины в золотых рамах. Роскошь давит.
— Вот ваша комната, Мария, — сообщает экономка, распахивая одну из дверей. — Если что-то понадобится, я внизу. Ужин в семь.
В голове роится миллион вопросов, но я чувствую, что она не ответит ни на один. Поэтому просто киваю и захожу.
Дверь захлопывается за спиной, и я вздрагиваю. Обнимаю себя руками и осматриваю комнату.
Белый пушистый ковер, балдахин, огромное окно, трюмо и зеркало. Косметика. Вот только она мне без надобности. Я не крашусь. Не умею. И не люблю.
Я сажусь на бархатную тахту.
Пусть на тюрьму здешние хоромы не похожи, но почему-то мне хочется оказаться в своей обшарпанной комнате в коммуналке со шкафом, у которого не закрывается одна дверца.
Заметив еще одну дверь, направляюсь к ней.
— У меня есть личная ванная? — удивленно шепчу я в пустоту.
На секунду в груди вспыхивает искра радости. Когда ты делишь туалет с пятью соседями, личный санузел — это действительно повод радоваться.
В животе урчит. Я не ела с утра, но теперь придется подождать до семи часов. А пока я скидываю джинсы и свитер и с наслаждением встаю под теплый душ.
Хорошенько вымывшись, нахожу пушистый халат. Он великоват, но мне плевать. Красоваться не перед кем.
Но тут я застываю и медленно поворачиваю голову.
— Что вам здесь надо? — Голос срывается от паники, и крика не получается.
МАША
В дверях Евгений Сергеевич собственной персоной. Стоит, облокотившись на косяк, и скользит презрительным взглядом по моему укутанному в халат телу.
«Как давно он тут стоит? Господи, он видел меня голой?».
Стыд приливает к щекам, окрашивая их в пунцовый цвет.
— Что мне надо в своем доме? — Он складывает руки на груди. Тон убийственно спокойный.
— Ваша экономка сказала, что это моя комната. — Мой голос снова охрип от волнения.
— Это не отменяет того факта, что комната находится в моем доме.
Медленно вдыхаю и выдыхаю, пытаясь успокоить грохочущее сердце.
Неужели для него это в порядке вещей, вот так запросто войти в ванную к почти незнакомой девушке?
— Послушайте, — я усилием воли беру себя в руки, — не знаю, что вы там себе надумали, но я согласилась только на то, чтобы выносить ребенка. Это не дает вам права вторгаться в мое личное пространство и… и…
— Ты очень худая, — жестко перебивает Варламов, а я готова закрыть лицо руками от стыда. Как он посмел рассматривать меня? — С этого дня питаешься пять раз в день. Спишь не меньше восьми часов. Гуляешь не меньше часа. Поняла?
Я хлопаю глазами.
— Мне можно гулять?
— По территории возле дома — да. — Он ухмыляется. — Отсюда тебе не сбежать. Если попытаешься, больше из комнаты не выйдешь.
Я киваю. Уверена, на моем лице все еще написан смертельный испуг, и Варламова это явно забавляет.
— Завтра едем в больницу.
Не дожидаясь ответа, он резко разворачивается и шагает к выходу. Уже у самого порога небрежно бросает:
— Замок на двери сейчас же снимут. Я буду приходить тогда, когда посчитаю нужным. — Я нервно сглатываю. — В целях безопасности, — добавляет он и скрывается из вида.
Я остаюсь стоять посреди ванны. Боюсь шелохнуться.
Как я смогу заснуть, зная, что он может войти в любой момент? Как принимать душ? Как ходить в туалет? Защелку на двери тоже снимут?
«Черт. Почему я не додумалась ее закрыть?» — мысленно ругаю себя, поспешно переодеваясь обратно в джинсы и свитер.
И как я тут вообще буду жить, если у меня нет даже сменного белья.
Чуть не плача, я выхожу в комнату и в попытке отвлечься осматриваю интерьер. Рядом с кроватью обнаруживаю дверь, замаскированную под зеркало. Наверное, поэтому я не сразу ее заметила.
Дернув за ручку, я ахаю от удивления. Еще бы! Маленькое помещение полностью заставлено полками и вешалками. Очевидно, это гардеробная. Но больше всего поражает то, что она не пуста. На каждой полке — одежда. Платья на вешалках, брюки, футболки, свитеры, юбки, шарфики, сумки. Несколько пар обуви.
«Здесь кто-то жил до меня?» — проносится в голове.
Я прохожу внутрь и вижу, что на всех вещах бирки. И все они строго моего размера. Слева разложена одежда для беременных, которая пока мне велика, но через пару месяцев будет как раз в пору.
Беру кожаные балетки. Тридцать седьмой. Мой.
«Неужели все это для меня?».
До меня наконец-то доходит: к моему приезду основательно подготовились. И пусть экономка упоминала, что получила распоряжение только вчера, но подобрать одежду — дело не пары часов. От открывшейся истины я поджимаю губы. Выходит, он и не сомневался, что я соглашусь? Или просто был уверен, что не оставит мне выбора?
Отчаяние вновь подступает к горлу.
Меня не радует ни ванная, ни одежда. Все это бессмысленно, когда ты лишена свободы. Когда хозяином твоей жизни становится человек, который считает тебя грязью. Варламов считает, что я предала его сына. Убежден в моей неверности Денису. И не будь я беременна, вряд ли он оставил бы меня в живых. Хотя не будь беременна, возможно, я и вовсе не понадобилась бы ему.
Кладу ладонь на живот.
— Во что же ты превратил мою жизнь, малыш? — сдавленно шепчу я и утираю глаза рукавом.
Чувствую себя птицей в золотой клетке. Вокруг роскошь, а внутри — страх.
Какое-то время спустя в дверь негромко стучат, и в комнату заглядывает экономка.
— Вам необходимо спуститься вниз. Ужин будет подан через пять минут.
Ну хоть она не врывается без предупреждения.
Обернувшись, наталкиваюсь на ее строгий взгляд.
— Я бы посоветовала вам переодеться. Вы видели одежду в гардеробной?
Я киваю.
— Мне удобнее в моей. Спасибо.
Виолетта Эдуардовна, поджав губы, что-то обдумывает.
— Евгению Сергеевичу не понравится, если вы спуститесь на ужин в таком виде, — тихо замечает она, будто боится, что кто-то подслушает. А потом предостерегающе смотрит на меня и исчезает за дверью.
Я вздыхаю и принимаюсь изучать комнату, давая себе пару секунд на раздумья.
«Я ему что, кукла, которую Варламов собирается наряжать?».
Краем глаза я ловлю отражение в зеркале и поправляю короткие волосы. Еще недавно у меня была коса до пояса, но после расставания с Денисом я взяла ножницы и отрезала ее. Как будто винила волосы в его предательстве. Теперь они такие короткие, что даже в хвост не собрать.
Натягиваю свитер пониже и медленно покидаю комнату. Снаружи оглядываюсь по сторонам, но, никого не обнаружив, ступаю на лестницу.
В холле пусто. Гостиная расположена слева.
Мне жутко не хочется идти туда. Видеть его — еще меньше. Хотя засыпать голодной — тоже мало приятного.
В гостиной царит мрачная атмосфера. Шторы задернуты. Светильники в углах отбрасывают тени. По центру расположен длинный стол, рядом с которым два резных стула.
Я невольно усмехаюсь. Интерьер напоминает «Красавицу и Чудовище». Только я вовсе не красавица, а мой пленитель не сказочное чудовище, а вполне реальное.
Встретив его мрачный взгляд, я прячу усмешку и сажусь. К счастью, расстояние между нами метра четыре. Мне становится интересно, как он общается с гостями. По громкой связи?
В полном молчании берусь за вилку и без капли стеснения принимаюсь за стейк. Пусть видит, кого привез. Грубую голодранку.
Экономка приносит графины. Мы встречаемся взглядом, и я молча протягиваю стакан.
МАША
Кожу обжигает то на виске, то на скуле. Я чувствую его пристальное внимание и как можно ниже опускаю голову. Разделавшись со стейком, делаю пару больших глотков кислого клюквенного морса и все так же, не поднимая головы, с шумом отодвигаю стул. А что? Я поела. Уверена, мое «спасибо» тут никому не нужно.
— Сядь, — тихо приказывает Евгений Сергеевич.
Я впервые за вечер со злостью осматриваю его. Темное поло, те же строгие очки, узкие губы, обрамленные седоватой щетиной, прямой взгляд из-под бликующих стекол.
Поджимаю губы и падаю обратно на стул. Складываю руки на груди.
— В этом доме есть правила, и ты будешь их соблюдать, — спокойно припечатывает он.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Ему мало требований?
— Во-первых, вот это. — Он с омерзением косится на мой свитер. Честное слово, как будто это не предмет одежды, а тряпка с помойки, которую я по ошибке натянула на себя. — Снимай.
— Прямо сейчас? — Я иронично приподнимаю бровь.
Как бы я его ни опасалась, мой свободолюбивый характер рвется наружу, выплескиваясь едкими фразами. Опомнившись, я прикусываю язык. Но, к счастью, Варламов пропускает мимо ушей мой вопрос и бесстрастно продолжает:
— Твою одежду заберут сегодня же. Не хочешь носить новую, будешь ходить вообще без одежды.
Я нервно сглатываю. Подобная перспектива меня не радует. Не удивлюсь, если он действительно заставит меня щеголять по дому в чем мать родила. Черт, да я вообще не имею понятия, что у него на уме!
— Я могу есть у себя в комнате? — интересуюсь я, заранее догадываясь, что ответа не получу. Но попытка не пытка.
Евгений Сергеевич вообще не реагирует. Может, у него проблемы со слухом? Возраст все-таки.
Я открываю рот, чтобы повторить, но он опережает меня:
— Во-вторых, у тебя теперь есть личный охранник. Его зовут Костя. И ты не имеешь права переступить порог этого дома, если рядом не будет его. Завтра утром ты едешь с ним в клинику.
«Это стандартный осмотр или...». Чувствую, как учащенно забилось мое сердце.
— Мне, наверное, нельзя есть перед сдачей анализов, да? — Голос предательски дрожит. — Или это будет просто осмотр? — стараюсь я выяснить хоть что-то.
Вдруг он хочет сделать тест ДНК? Возможно ли это уже сейчас? Или только после рождения? Хотя, наверное, с его деньгами возможно все.
Мысли мечутся как сумасшедшие, но Варламов лишь ухмыляется. Как будто читает их. Я начинаю ерзать на стуле, словно сижу на гвоздях.
— Обычный осмотр, — наконец отвечает он.
Я с шумом выдыхаю, испытав огромное облегчение. До того, как правда всплывет, мне нужно придумать план. Найти доказательства измен Дениса. Или самой все рассказать. Может, так будет лучше?
— Испугалась, что повезу тебя делать тест ДНК? — прерывает мои размышления хозяин дома. Мои руки леденеют. Я широко распахиваю глаза, боясь отвести взгляд. — Мы его сделаем, — обещает он, и внутри все обрывается. — Через месяц. — Кажется, в его голосе мелькает досада. — Такие тесты делают только с девятой недели. И я тебе очень советую молиться каждый день, чтобы ребенок оказался от Дениса, а не от одного из тех, с кем ты кувыркалась за его спиной.
Грудную клетку давит спазм. Я смотрю куда угодно, но только не на него. Старинные подсвечники. Камень камина.
Он встает и уходит. Конечно, мне-то не позволено покидать его общество первой.
В комнату иду как в бреду. Мысли путаются.
«Значит, у меня месяц. Что будет, если ребенок не от Дениса? Убьет? Отпустит? Заставит рожать и заберет?».
Внезапно душу наполняет злость на Дениса. Как он мог так подло поступить? Изменить мне и наврать отцу? Господи, почему я раньше не заметила его гнилую суть? А ведь правду говорят — влюбленные носят розовые очки. И как же больно, когда они разбиваются стеклами внутрь.
Я хватаюсь за ручку и вздрагиваю, оказавшись лицом к лицу с амбалом в черном костюме. Ойкаю и отскакиваю. Он бросает на меня короткий взгляд и продолжает ковыряться в замке.
— Здравствуйте, — несмело здороваюсь я.
— Я защелку сейчас сниму и уйду. — У него на удивление высокий тембр. Только после этого я замечаю в руках мужчины отвертку, которой он выкручивает маленькие шурупы. Мою последнюю надежду на неприкосновенность. — Кстати, я Костя.
Я киваю в ответ и обнимаю себя руками. Значит, это и есть мой личный охранник. Украдкой изучаю внешность амбала. Уродливый шрам рассекает лицо от виска до уголка губ. Маленькие глазки с нависшими веками, узкие губы, большие щеки. Честно признаться, вид у него устрашающий. А еще он точно не один из тех, кто вез меня в особняк. Хотя по комплекции очень похож. Однако нет сомнений, что его не видела, поскольку у меня идеальная память на лица.
Да и в принципе с детства очень хорошая память. Помню, как мы с папой мечтали, что я поступлю в институт и окончу его с красным дипломом. «С твоими мозгами и фотографической памятью — это раз плюнуть, Машка», — весело говорил отец, заражая меня своей уверенностью.
«Всему этому так и не суждено было сбыться», — с грустью думаю я, по-прежнему уставясь на амбала. Похоже, он это замечает и смущенно отводит глаза, чем повергает меня в шок. Честно, смущение на лице такого бугая — зрелище для меня непривычное. Но Костя быстро берет себя в руки и кивает на дверь.
— Готово, — сообщает он, изобразив даже что-то наподобие улыбки.
Наверное, он ожидал слов благодарности, но я лишь сухо киваю и прохожу в спальню. Спохватившись в последний момент, окликаю охранника:
— Костя!
Бугай оборачивается и вопросительно смотрит на меня.
— Евгений Сергеевич ничего не говорил, мне вернут мобильник?
МАША
Амбал указывает подбородком на кровать позади меня. Проследив за его жестом, я обнаруживаю маленький бумажный пакет с логотипом известного бренда техники.
— Твой разбился по дороге, — сухо бросает Костя.
— Это мне? — Моя бровь удивленно ползет вверх.
Я кидаюсь к неожиданному подарку и заглядываю внутрь. Новенький смартфон последней модели. Я непонимающе оборачиваюсь к охраннику.
— Мне можно им пользоваться? А моя сим-карта? Мне можно звонить? Вы уверены?
Костя раздраженно вздыхает и одаривает меня строгим взглядом.
— Маша, давай сразу все проясним. — Вся превратившись в слух, я с широко распахнутыми глазами смотрю на него и не верю своему счастью. Неужели я действительно смогу позвонить? Может быть… Тане? Вдруг с ее помощью мне как-то удастся выбраться отсюда? — Твоя симка внутри. Тебе можно звонить. Но даже не думай вызывать ментов или что-то подобное. Мы договорились?
Я лишь растерянно моргаю, не в силах вымолвить ни слова.
— Никто тебе не поможет: ни менты, ни подруги, ни знакомые. Против Варламова в этом городе никто не пойдет. Уясни это, — и, подумав секунду, Костя добавил вежливое: — Пожалуйста.
— Я поняла, — скомкано отозвалась я и проводила его взглядом.
Значит, даже если вызвать полицию, все равно нет надежды выбраться отсюда? Неужели они просто закроют глаза на то, что меня похитили средь бела дня?
Включаю смартфон, который тут же загорается приветственной надписью. Листаю пальцем по экрану. Открываю галерею. Захожу в телефонную книгу. Все данные со старого мобильника уже здесь, ни один контакт не потерялся, даже номер Дениса. Палец замирает над знакомыми цифрами.
Спустя несколько мгновений раздаются сигналы входящих сообщений. Это оповещения о том, что два раза звонила Таня, с которой мы сегодня собирались встретиться. И… все. Даже с работы не позвонили ни разу. Больше и ждать некого. Моей пропажи, кроме Таньки и начальника, в принципе никто не мог заметить. Соседи по коммуналке — алкаши и еще один старый дед. Мы лишь сухо киваем друг другу при встрече. Вряд ли кому-то из них придет в голову написать в полицию заявление о моей пропаже.
Набираю номер подруги, и сердце сжимается от долгих гудков.
— Алло, — взбудораженно произносит Таня. — Ты куда пропала? Батарейка что ли села? Битый час до тебя пытаюсь дозвониться! Сегодня все в силе? Мне приезжать?
С шумом выдыхаю воздух из легких. На какое-то время я теряюсь. Шквал вопросов накрывает меня с головой. Таня будто из прошлой жизни. Такой обычный тон, она и не подозревает, насколько изменилась моя жизнь.
— Привет, — выдавливаю я из себя. Голос подруги заставил сердце жалобно сжаться. Уже через секунду слезы вырываются наружу. — Таня-я-я… — рыдаю я в трубку, пока она ошарашенно вслушивается в каждое мое слово, и шумно шмыгаю носом, — я не знаю, что мне делать. Я просто работала, а он… отец Дениса… он знает про ребенка. И я не сделаю аборт! Господи, Таня, Дениса больше нет!
Слова путаются под стать мыслям.
— Охренеть, — выдыхает Таня на том конце провода, и я киваю, словно подтверждая ее слова. — Я сейчас приеду.
От этих слов слезы начинают литься еще сильнее.
— Не-ет, — жалобно тяну я в трубку, — я у него! Он забрал меня, и теперь я буду жить тут, пока не рожу.
На минуту повисает молчание и, кажется, что-то падает. Во всяком случае, звук очень похож.
— Он забрал тебя против воли, Маш? Я вызову полицию. Сейчас же! — восклицает Таня, и я зажмуриваюсь.
Как бы я хотела, чтобы сюда ворвались полицейские, спасли меня из лап этого чудовища и вернули в мою привычную жизнь.
— Меня предупредили, — сдавленно отвечаю я, — что… в общем, лучше не стоит…
— Чееерт… это же Варламов. Любой мент будет на его стороне, — обескураженно бормочет Таня и замолкает. — Но он разрешил тебе звонить? А он знает… Черт!
По всей видимости, до нее только сейчас дошло, что ребенок может и не быть внуком Варламова. Конечно же, Таня, как лучшая подруга, в курсе, что я и сама не знаю, от кого залетела.
Я ложусь на кровати, сворачиваюсь в клубок и плотнее прижимаю мокрый от слез телефон к уху. Поскольку рыдания не унимаются, я наспех прощаюсь с ошарашенной подругой, пообещав ей оставаться на связи, и вешаю трубку. Накрываюсь с головой плотным пушистым пледом, уверенная, что сон ко мне придет еще не скоро. Но уже через минуту проваливаюсь в темноту забытья.
МАША
Мы едем из больницы. Евгений Сергеевич говорил правду — это был обычный плановый осмотр. Меня поставили на учет и взяли необходимые анализы. Единственное замечание, которое сделал доктор — относительно моего веса. По его словам, я слишком худая, нужно лучше питаться.
Набравшись смелости, я смотрю в зеркало заднего вида и ловлю взгляд Кости.
— Почему ты работаешь на… такого человека?
Я знаю, что сильно рискую, задавая провокационные вопросы, но охранник видится мне единственным нормальным мужчиной из всех, кого я встретила в этом доме. Невзирая на внешность, чувствуется в нем что-то… человеческое. Мы даже перешли на «ты», а это ведь что-то значит? Да? Как минимум, определенную степень доверия между людьми, а не просто вежливое общение.
Поймав себя на таких рассуждениях, я мысленно усмехаюсь собственной наивности. Незачем тешить себя бессмысленными надеждами. Конечно же, это ничего не значит.
Костя щурится, сосредоточившись на дороге.
— Не задавай лишних вопросов, Маш, — сухо обрубает он. А после, подумав пару мгновений, добавляет: — Что бы ты о нем ни думала, но Варламов — хороший человек.
Я широко распахиваю глаза от удивления и ощущаю, как в душе поднимается волна протеста.
— Ты же знаешь, что он против воли держит меня в своем доме! — взбудораженно восклицаю я.
В этот момент мне хочется перебраться на переднее сиденье внедорожника и потрясти охранника за плечи. Крикнуть ему прямо в лицо: «Открой глаза! Варламов похитил меня! Как у тебя язык поворачивается называть его хорошим человеком?».
Но Костя лишь усмехается в ответ на мой вопрос.
— Тебя кто-то насиловал? Морил голодом? Заставлял заниматься рабским трудом? — Его голос буквально пропитан иронией.
— Нет, но… — цежу я сквозь зубы.
Как можно быть таким черствым? Неужели он не понимает элементарных вещей?
— Вот именно, нет, — торжествующим тоном подтверждает он. — Тебя одели в дорогие шмотки, подарили дорогущий телефон, предоставили апартаменты со всеми удобствами и личную охрану, — поймав мой ошарашенный взгляд в зеркале, Костя с гордостью улыбнулся, — кормят, выгуливают.
— Выгуливают? — От возмущения мой голос взлетает на пару октав. — Я что, собачонка какая-то? И заметь, все это делают со мной против моей воли!
Я складываю руки на груди и отворачиваюсь к окну. Хочется кричать от бессилия, но криком здесь не поможешь, и я это прекрасно понимаю.
— Дура ты, конечно, Маша, — припечатывает Костя, заставив меня уронить челюсть. — Но красивая дура, — смеется он, и я не нахожусь с ответом. — Так будет лучше и для тебя, и для ребенка. А Варламов, он…
Костя запнулся на полуслове и замолчал. Как будто побоялся сболтнуть лишнего.
— Что он?
— Не такой, как ты думаешь. У него сын погиб. Единственный ребенок. И боссу сейчас хреново, даже если он этого не показывает, — сухо пояснил он.
В салоне автомобиля на несколько минут повисло молчание. Я не стала выспрашивать, но буквально кожей чувствовала, что Костя порывается сказать что-то еще, но никак не решается. Словно раздумывает, стоит ли мне это слышать.
— Когда моя жена заболела, Евгений Сергеевич отвез ее в лучшую клинику в Германии. Оплатил все лечение. А я работал у него без году неделя. Он до сих пор ни копейки с меня не потребовал.
Я скептически поджимаю губы. «Грехи он свои замаливал добрыми делами», — пронеслось в голове, но озвучивать свои догадки я не стала.
— Ты женат?
Не уверена, что мне это интересно, но как-то прервать молчание надо, а восхищаться поступком отца Дениса мне совсем не хочется.
— Был, — коротко отзывается Костя. — Она умерла. Даже лучшие врачи — не боги.
Я тяжело вздыхаю и тихо говорю:
— Мне жаль.
А после впервые вижу улыбку на лице своего личного охранника.
До конца поездки мы больше не произносим ни слова.
После возвращения я выбираю из гардероба самую простую рубашку из дорогой ткани и классические брюки и переодеваюсь. Мой свитер и джинсы действительно забрали. Зато сегодня, пока я находилась в больнице, экономка принесла два огромных бумажных пакета. Обнаружив их на кровати, я не удерживаюсь и заглядываю внутрь. Оба пакета наполнены брендовым бельем. Черт, тут одни трусы стоят, как моя зарплата. Я бы ни за что не смогла себе такое позволить.
На секунду в душу закрадываются сомнения. Может, Костя прав и Варламов не такой уж и монстр, каким хочет казаться? Я каждый день получаю отнюдь не дешевые подарки. За моим питанием и самочувствием тщательно следят. Даже не вспомню, чтобы за последние несколько лет кто-то беспокоился о том, поела я или нет.
Закусив губу, подхожу к трюмо и вглядываюсь в свое отражение. Нет, не стоит поддаваться таким мыслям. Варламов не может покупать людей и заставлять их делать что-то против воли просто потому, что ему так захотелось. Я не продамся за дорогие шмотки.
Провожу руками по волосам и на автомате убираю их за ухо. Вся эта одежда мне не идет. Я не создана для такого. Да у меня на лице написано, что я простая девчонка, которая не разбирается в брендах или люксовой косметике. Мое тело совсем не для дорогих тканей. Оно для обычных свитеров с рынка. Мои руки не для маникюра, а лицо не для макияжа. Я столько времени мечтала вкусить блага богатой жизни, а когда получилось, внутри осталось стойкое ощущение — не мое.
Тяжело вздохнув, я решаю спуститься вниз, на кухню, потому что живот опять сводит от голода, а обед только через час. Мне же сказали питаться как можно чаще? Буду выполнять.
Погрузившись в свои мысли, я бреду мимо гостиной и не сразу понимаю, что там кто-то есть.
— Надо бы решить этот вопрос. Он, по ходу, совсем попутал берега. Нет человека, нет проблемы, как говорится. Как ты счита?.. — доносится низкий хрипловатый голос.
Я застываю на месте и медленно поворачиваю голову. С вельветовых диванов на меня таращатся четыре человека. Очевидно, я стала невольным слушателем разговора, который не предназначался для моих ушей. Я втягиваю голову в плечи и виновато отвожу глаза, кожей чувствуя прожигающие взгляды незнакомых мужчин. Такое ощущение, будто я стою перед ними голая. Желание сорваться с места и, не сказав ни слова, удрать к себе в комнату, постепенно нарастает. И плевать, что выглядеть это будет очень глупо.
МАША
Еще с порога завидев Варламова, женщина в годах расплывается в радушной улыбке.
— Ооо, какие люди! Рада тебя видеть. — Обнимает его и оставляет легкий поцелуй на щетинистой щеке. — Ты по делу?
По всей видимости, они старые друзья, раз она позволяет себе так фамильярничать с Варламовым. Я нерешительно стою в сторонке и просто наблюдаю за разворачивающимся действом, во время которого на лице Евгения Сергеевича не дрогнул ни единый мускул. Похоже, он не любитель выражать эмоции, настоящий сухарь. Причем черствый.
— Приведи девочку в порядок, — кивает он на меня. Женщина удивленно приподнимает брови, но не спорит. — Заеду через два часа, — холодно продолжает Евгений Сергеевич.
— Нуууу… тут потребуется больше времени, — протягивает женщина, скользя изучающим взглядом от моих волос к рукам и обратно.
Не выдержав, я закатываю глаза.
Никак не отреагировав на ее комментарий, Варламов уходит, а меня подхватывают под руки девушки в черных стильных фартуках и ведут к креслу.
От запаха краски в салоне меня слегка мутит, и я, поморщившись, обреченно прикрываю веки. Вот за что мне это все?
На секунду мелькает надежда поспать, чтобы скоротать время, пока из меня делают кого-то угодного для Варламова, но волосы беспощадно дергают со всех сторон, и я раздраженно моргаю. От скуки начинаю рассматривать зал.
Сотрудницы, как рабочие пчелки, носятся из угла в угол с бесконечными баночками и бутылочками в руках, подбегая то к одной, то к другой клиентке. Богатые дамы расслабленно отдыхают в креслах, полностью доверяя свой внешний вид профессионалам.
И вдруг мой пульс почти обрывается. Внимание приковано к креслу недалеко от меня, где сидит девушка. Та самая, которую я застала в постели своего бывшего жениха. Я вижу ее лицо в отражении зеркала. Она читает какой-то журнал, небрежно забросив ногу на ногу. Я несколько раз моргаю, на случай, если мне почудилось. Но нет, память меня еще ни разу не подводила. Я верчу головой и натыкаюсь на тяжелый взгляд парикмахера, которая в этот момент пытается привести мои волосы в божеский вид, щедро поливая их какими-то сыворотками.
Черт! И как поступить? Если бы Варламов только узнал, что Денис изменял мне, его отношение изменилось бы, я уверена. Только вот моим словам он вряд ли поверит. А что, если ему об этом скажет посторонняя девушка? Нет, это мой шанс, я не могу его упустить. Наплевав на остатки гордости, я собираю волю в кулак и решительно встаю с кресла. Но меня тут же усаживают обратно, надавив на плечи.
На миг вообще позабыв, зачем здесь нахожусь, я смотрю на сотрудницу.
— Там моя знакомая. Мне нужно с ней поговорить.
— Вам придется немного подождать, пока я закончу, — дружелюбно отзывается девушка и продолжает свою работу.
Вскоре к нам подходят еще две сотрудницы. Изменив положение кресла, они заставляют меня почти лечь. Руки и ноги берут в заложники мастера ногтевого сервиса.
Я мысленно чертыхаюсь и обреченно вздыхаю, не спуская глаз с девушки. Надеюсь, со мной закончат раньше, чем она уйдет отсюда.
Два бесконечных часа спустя я наконец-то освобождаюсь из цепких лап мастеров красоты. Лишь на минуту позволяю себе оторваться от любовницы Дениса, потому что не верю своему отражению в зеркале. В этом салоне, несомненно, работают профессионалы, потому что если бы мне кто-то сказал, что я могу выглядеть так, ни за что не поверила бы. Из зеркала на меня смотрит ухоженная блондинка со стильной стрижкой чуть выше плеч. Волосы лежат так, будто я только что сошла с обложки модного журнала. Желание заправлять прядки за уши как рукой сняло. После многочисленных масок и кремов кожа лица просто светится изнутри. Мне почти не наносили макияж, но привели в порядок брови и слегка окрасили ресницы, из-за чего цвет глаз стал в разы ярче. Как это вообще возможно? Никаких кардинальных изменений, но будто другой человек. Неужели все эти мелкие детали играют настолько весомую роль?
Я восхищенно благодарю мастериц, явно довольных своей работой, и делаю пару шагов в сторону любовницы Дениса. Сердце отчаянно колотится.
«А если она не вспомнит меня? Поднимет шум, решив, что я сумасшедшая? Наплевать».
— Привет, — произношу я внезапно охрипшим голосом. Девушка отрывается от журнала и вопросительно смотрит на меня. — Ты меня помнишь?
Она прищуривается, и на секунду в ее глазах мелькает узнавание. Помнит.
— Что тебе нужно?
Ее высокомерие не прибавляет мне уверенности. В памяти всплывают картины ее голого тела в постели моего жениха, и я, не сдержавшись, веду плечами от мерзкого ощущения.
— Нужно поговорить, — взяв себя в руки, как можно более твердым тоном сообщаю я.
— Говори, — безразлично бросает брюнетка и снова утыкается в журнал.
Я делаю пару глубоких вдохов. Мне хочется закричать на нее. Неужели она не понимает, что дело серьезное? Можно подумать, я подошла поинтересоваться, каково ей было трахать моего парня.
— Слушай, ты должна мне помочь. — Я сжимаю руки в кулаки, твердо решив стоять на своем до последнего. Она обязана согласиться. — Денис изменял мне. С тобой.
— Слушай, Дениса больше нет, нам нечего делить, — холодно перебивает она и переворачивает страницу журнала. Это прозвучало так равнодушно, будто она обсуждала погоду, а не смерть человека.
Я сглатываю возникший в горле ком.
— Дело в его отце. — Девушка вновь поднимает голову от журнала и напряженно смотрит прямо перед собой. — Ты должна рассказать ему, что спала с Денисом.
Ее брови стремительно ползут вверх.
— Все очень сложно, и у меня нет ни времени, ни желания объяснять. Просто поверь, это важно. Он скоро приедет сюда, просто скажи ему, что тебя с его сыном связывали близкие отношения. Помоги мне. Это, можно сказать, вопрос жизни и смерти…
МАША
Не успеваю закончить, потому что входная дверь хлопает, и я чувствую на затылке прожигающий взгляд — безошибочный признак появления моего личного Чудовища. Закусываю губу и поворачиваюсь.
Варламов скользит глазами по мне. На миг каменное выражение лица меняется на обычное, человеческое. Он заинтересованно изучает меня пару секунд, и только потом обращает внимание на сидящую за моей спиной девушку. Вновь натянув маску невозмутимости, он быстро шагает к нам.
Сейчас. Пан или пропал. В висках бьет единственный вопрос: «Поверит ли?».
Умоляюще оглядываюсь на девушку, пока она встает с кресла, не сводя глаз с Варламова.
— А ты что тут делаешь? — поравнявшись с нами, спрашивает он.
«Они знакомы? — Сердце уходит в пятки. — Спокойно, так даже лучше. Своей знакомой он наверняка поверит больше, чем девушке, которую в первый раз видит».
— Глупый вопрос, милый, — ехидно улыбается брюнетка и, сделав шаг к Варламову, обвивает его шею руками. — Конечно, поддерживаю свою красоту.
Я открываю рот от изумления.
Уже в следующую секунду брюнетка слегка касается его губ своими, даря невесомый поцелуй, и отходит в сторону, откинув волнистые волосы за спину.
Потеряв дар речи, я с недоумением таращусь на брюнетку, а она вопросительно вскидывает брови.
«Какого черта? Эта стерва спала одновременно и с отцом, и с сыном? А Варламов в курсе? Господи, ну конечно же нет!».
Хочется закричать и немедленно ему все рассказать, но я останавливаю себя. Кому он поверит охотнее: девчонке с улицы, которую ненавидит, или своей любовнице?
— Иди в машину. Я сейчас, — велит Варламов, пока я растерянно озираюсь по сторонам.
— В машину? Вы… Это ты ее сюда привез? — Настает очередь брюнетки непонимающе уставиться на него.
— Да, — спокойно отвечает Варламов и переводит на меня раздраженный взгляд. Видимо злится, что я все еще тут.
— Ааа… эммм… Прости? — растерянно тянет она. Наверное, хочет пояснений, но напрямую выдвигать претензии не решается.
— Инга, поговорим позже, — холодно перебивает Варламов, и ее лицо тут же меняется на ласково-податливое. Похоже, никто не имеет привычки возражать этому Чудовищу.
Никто, кроме меня.
— Чуть больше месяца назад я застала эту девушку в постели с вашим сыном. И мы расстались именно из-за этого. А то, что он говорил вам про меня — ложь! — почти выкрикиваю от волнения я прямо в лицо Варламову.
Посетители и сотрудницы салона начинают удивленно на нас коситься.
Я буквально перестаю дышать, а он резко меняется в лице и бросает на меня удивленный взгляд. Но молчит.
— Бред, — спокойно заявляет Инга и складывает руки на груди. — Мы с Денисом были просто близкими друзьями.
— Куда уж ближе! — с сарказмом замечаю я, не сводя глаз с Варламова.
Тяжелая пауза, повисшая между нами, зарождает в душе сомнения. Евгений Сергеевич продолжает сканировать меня глазами, видимо, обдумывая, насколько правдиво мое обвинение. Господи, конечно же он мне не поверит! Особенно если через месяц тест подтвердит, что ребенок не от Дениса.
— Иди в машину. Мы обсудим это позже, — наконец-то решает он, и в голосе вновь скользят ледяные нотки.
Варламов поворачивает голову к Инге, и на миг я улавливаю испуг на ее лице. Без сомнений, она не догадывается, что от ее слов зависит моя жизнь. А даже если и догадывается, то такие хитрые щучки в первую очередь трясутся только за свой зад.
Резко разворачиваюсь и выхожу из салона, оставив их наедине. Я рассказала правду, добавить мне нечего. И доказательств тоже нет. Черт! Вероятность, что Варламов поверит, стремится к нулю.
На сердце поселяется тяжесть, а к глазам подступают слезы. Я быстро забираюсь на заднее сиденье внедорожника и отворачиваюсь к окну.
— Ого, классно выглядишь! — делает комплимент Костя, разворачиваясь ко мне всем телом, и улыбается.
Я отвечаю ему обреченным взглядом. Вижу, что он старается поддержать меня. Пожалуй, ему и в самом деле не плевать. И смотрит он все время как-то… с жалостью что ли.
От этой мысли сердце начинает щемить еще сильнее, и слезы, которые я сдерживала из последних сил, прочерчивают дорожки на щеках. Я быстро закрываю лицо ладонями и всхлипываю. Собственная беспомощность лежит тяжелым грузом на душе.
— Ну чего ты… — растерянно тянет Костя.
— Я просто хочу жить нормально, как раньше, как все, — выдавливаю я сквозь рыдания. Ладони уже через секунду становятся мокрыми от слез. — Я не изменяла Денису, но никто мне теперь не поверит!
Эмоции бьют через край, и я не могу их остановить.
Только спустя минут пять, выплакав месячный запас слез, я кое-как успокаиваюсь и съеживаюсь на сиденье.
Внезапно хлопает дверь, и рядом со мной устраивается Варламов. Я не смотрю на него. Машина стартует с места, и я представляю, как залезу под горячий душ, смывая с себя все переживания.
В салоне сгущается напряжение, я буквально чувствую его кожей.
«Хоть бы музыку что ли включил», — мысленно прошу я Костю, но, к сожалению, он не обладает экстрасенсорными способностями и продолжает внимательно следить за дорогой.
Машина выезжает на загородную трассу и постепенно разгоняется, а я уныло изучаю лесные пейзажи за окном, обняв себя руками. Тело начинает потряхивать. Видимо, сказывается нервозность последних дней.
Через две минуты раздается громкий хлопок, и я вздрагиваю. По салону проходит слабая вибрация, словно с обочины с бешеной силой запустили в машину маленьким камешком.
Время как будто останавливается. Я не успеваю сообразить, что происходит. Визг тормозов — реакция Кости. А еще через миг он вдавливает педаль газа в пол, и машина набирает бешеную скорость, не идущую ни в какое сравнение с той, что была прежде.
Сердце начинает бешено колотиться, предчувствуя опасность.
Слышатся хлопки, и окна машины разлетаются вдребезги. Стекло со звоном летит прямо в салон.