Отец моего парня. Его одержимость - я

Пролог

«Запретный. Жестокий. Он рушит мой мир, но я сама тянусь к краю»

Шикарная машина, салон обтянутый кожей и пахнущий неприличной роскошью. Будто из другого мира. Из его мира.
Егор за рулём, улыбается. Что-то рассказывает, что-то лёгкое, беззаботное. Смех, слова, шутки. А я? Я киваю. Притворяюсь, что слушаю, хотя всё это — фоном, шумом, которым я пытаюсь заткнуть собственные мысли.

Сама не знаю, зачем согласилась. Кто я? Простая девушка. Детдомовская. Самая обычная. Кто я, чтобы знакомиться с его отцом?

Его отец. Чувствую, как эти два слова становятся кирпичами, наваливаются на плечи.

Мэр города. Человек, который управляет всем. Серьёзный, важный, богатый. Боже, он ведь решает судьбы. А теперь… теперь ему предстоит решить мою.

Вдруг я ему не понравлюсь? Что, если он сразу поймёт, что я не пара для его сына? Что я слишком простая, слишком обычная, слишком… не их уровня? Что он скажет Егору?

Мысли скачут, одна громче другой.

«Дарья, он скажет, что ты глупая. Что ты не подходишь. Что ты недостойна».

Руки начинают потеть. Я незаметно вытираю ладони о джинсы, чувствуя, как начинает колотиться сердце.

— Всё будет хорошо, — вдруг говорит Егор, будто угадывая моё состояние. Улыбается, такой спокойный, уверенный. — Ты ему понравишься, он не кусается.

Не кусается? Хочется засмеяться, но смех застревает в горле.
Конечно. Он не кусается. Только на меня уже давит даже его тень.

Я смотрю в окно. Отражение в стекле: я. Блузка, джинсы, немного макияжа. Вроде всё нормально, но что-то внутри кричит: этого недостаточно. Ты слишком ничтожна.

— Эй, ты чего такая напряжённая? — спрашивает Егор, бросая на меня взгляд.

Мы встречаемся уже больше пяти месяцев. У нас любовь. И мне с ним хорошо, легко. Он никогда не подчеркивает свой статус, да я и не знала кто его отец довольно долгое время. Принц скрывал, что он сын самого настоящего короля этого города.

— Да нет, я в порядке, — выдавливаю из себя. Говорю это даже убедительно, но внутри всё сжимается.

Мы подъезжаем. Я вижу дом. Нет, не дом. Это особняк. Серый, массивный. Крепость, которая стоит, как вызов всему вокруг. Высокие ворота, идеально вычищенная дорожка. Холодный, чужой. Как будто здесь нельзя расслабляться, нельзя даже дышать без разрешения.

— Ну вот, мы приехали, — легко бросает Егор, припарковываясь.

А у меня внутри паника. Только не показывай её. Соберись. Ты справишься.

Когда Егор обходит машину, открывает для меня дверь, я улыбаюсь. Слабенько. Он этого даже не замечает. Ему-то всё просто. А мне? Мне хочется просто развернуться и уйти.

Мне не по себе.

Входим внутрь.

Первое, что я чувствую, — холод. Он везде: в воздухе, в каменных стенах, в полу, который гулко отзывается под нашими шагами.
Здесь тихо. Слишком тихо. От этой тишины хочется закричать, просто чтобы убедиться, что твой голос всё ещё существует, что ты всё ещё существуешь.

Я поднимаю голову. Высокие потолки, такие высокие, что чувствуешь себя крошечной. Человеком, который случайно оказался там, где ему не место. Всё вокруг серое — мрамор, камень, стекло. Лёд. Дом огромный, но какой-то пустой. Холодный, как ледяная крепость.

И запах. Странный запах. Не привычный уютный аромат дома, где готовят кофе или печенье, нет. Здесь пахнет... чем-то другим. Деньгами. Властью. Этот запах обволакивает всё, пробирается внутрь, делает дыхание тяжёлым.

Я оглядываюсь. Всё идеально: каждая деталь интерьера, каждая линия. Это место — как музей. Всё будто создано для того, чтобы восхищать, но не для того, чтобы здесь жили.

— Не бойся, — смеётся Егор. Его голос звучит так неуместно в этой тишине. Он будто разбивает её своими словами, но тишина всё равно поглощает их. — Ты как в музее.

Музей. Да, это похоже на музей. Или на ловушку. На место, которое создано, чтобы показать, как ничтожен ты по сравнению с теми, кто здесь живёт.

Я сжимаю пальцы. Мои ладони холодные и влажные. Мне не по себе. Егор улыбается, как будто ничего особенного, как будто это для него нормально. Это его дом. Но не мой. И вряд ли станет моим.

И тут я его чувствую. Его присутствие. Сначала воздух меняется. Как будто он стал тяжелее. Как будто пространство сжалось вокруг меня.

А потом он появляется.

Артём Северов.

Я слышу его шаги. Медленные, размеренные. Он появляется из коридора. Высокий, широкоплечий. Белая рубашка, идеально выглаженная. Черный пиджак, идеальные стрелки на брюках. Каждая деталь его внешности говорит: «Я контролирую всё».

Его лицо. Чёткие, грубые линии, резкие, словно вырубленные из камня. У него сильная челюсть, прямой нос, скулы, о которые можно порезаться. Мужчина от самой первой до последней буквы. Взрослый, сильный, властный.

И его глаза.

Я смотрю на него, но именно его глаза цепляют меня. Они... тёмные. Чёрные, как бездна, как глубокая пропасть, в которую нельзя смотреть. Но я смотрю. И не могу отвести взгляд.

Эти глаза пронзают. Они, кажется, проникают в меня, видят всё, что я не хочу показывать. Будто он видит меня насквозь. Моё дыхание сбивается.

Он идёт медленно, но каждое его движение звучит как удар. Не физический, но внутренний. Что-то дрожит внутри меня. Я не понимаю, что именно.

Его взгляд цепляется за меня. Не просто смотрит. Хватает. Держит. Я чувствую, как под этим взглядом становлюсь меньше, теряюсь.

Глава 1

20 лет назад.

"Страсть — это огонь, который не согревает, а сжигает. Мы знали, что этот огонь уничтожит нас. Но всё равно шагнули в него, не задумываясь."

Я — Артём Северов. Или просто Север.
Для тех, кто не в курсе, это не про полюс. Это про то, что холоднее и жёстче.

Мне двадцать пять, и к этому возрасту я уже понял одну простую истину: либо ты, либо тебя. Жизнь не даёт шансов, если ты не забираешь их сам. Я знаю, потому что мне никто ничего не дал. НИ-ХУ-Я.

Родился в холодном, сером городе, где детство заканчивается, как только ты выходишь во двор. Мать умерла, когда мне было девять. Отец? Пьяный ублюдок. Так и помер на своей кухне с бутылкой в руке. А я? Я тогда просто молча забрал его деньги с полки, вышел из дома и больше туда не вернулся.

Всё, что у меня есть, я сделал сам. И если кто-то скажет, что мне повезло, я просто засмеюсь ему в лицо. Повезло? Удачи нет. Есть только твои кулаки, твоя голова и твоё умение держаться на плаву, пока тебя пытаются утопить.

Школа?
Бросил. Нахер она мне сдалась, если там учат прогибаться? Я уже с пятнадцати знал, как зарабатывать. Вначале мелочь: тачки на запчасти, перепродажа, мелкие "услуги". Потом пошло крупнее. Люди видели, что я не ссу ни хера. Когда надо, говорю прямо. Когда надо, бью первым.

Сейчас я в ОПГ.
Не мальчик на побегушках, но и не босс. Пока. Пока.
Зовут Север. Почему? Холодный, как снег, и бескомпромиссный. Решаю дела, когда другие начинают сопли разводить. У кого-то проблема — её больше нет. И не надо спрашивать "как". Главное, чтобы всё было тихо и чётко.

Чем занимаемся? Чем придётся. Лес, стройка, грузы. Иногда это "грузы", о которых лучше не знать. Мне плевать, что в коробке, главное, чтобы деньги пришли вовремя. Любые сделки, которые двигают бабки. Лёгких путей тут нет. Хотите в белую? Идите на завод.

Деньги?
Есть. Я не тот, кто швыряется ими, но и на милостыню у метро вы меня не увидите. У меня есть машина, не новенькая, но крепкая. Есть квартира в центре, которую я сам купил. А ещё есть счёт в банке. Не миллиард, но мне хватает, чтобы чувствовать себя своим среди "пиджаков".

Отношения? Любовь? Серьёзно?
Я живу так, как хочу. Женщины? Да, у меня есть женщины. Они приходят, остаются на ночь, потом уходят. Без лишних вопросов. Без херни про чувства. Чувства — это для тех, кто хочет запутаться. Для тех, кто хочет показать, что он слабый. Я не такой.

Я давно понял одну вещь: никому нельзя доверять. Никому. Люди либо предают, либо начинают требовать слишком много. Поэтому держи их на расстоянии.

Чего я хочу?
Власти. Денег. Уважения. Чтобы этот город знал, кто его держит за яйца. И чтобы никто не посмел встать у меня на пути. Не думайте, что меня остановит мораль или закон. У меня свои законы. Они простые. И если кто-то начнёт мне указывать, он исчезнет. Всё.

Меня боятся. И правильно делают. Я человек, который сначала делает, потом думает. Но знаете, что самое главное? Я всегда выигрываю. Всегда.

Меня звали Северов. Зовут Север. И я вам не друг.

***

Тогда я ещё не знал, что это имя станет моим проклятием. Моим грехом. Моей слабостью.

Я просто пришёл пообедать. Дело после дела. Один из тех ресторанов, где всё слишком чисто, слишком вылизано, слишком стерильно. Где блюда подают так, будто это произведение искусства, а не еда. Я ненавижу такие места. Но иногда нужно играть в приличного человека.

Я сидел за столом, листал телефон. Ждал, пока принесут этот сраный салат. Всё обычно. Всё скучно. До тех пор, пока она не появилась.

Она была официанткой. Девушка с подносом в руках. Чёрная юбка чуть выше колена, строгая рубашка, волосы собраны в пучок. Такая правильная. Такая обычная.

Но её глаза.
Серо-зелёные. Нет, ближе к бирюзовым. Холодные, но почему-то такие живые. Она двигалась быстро, ловко, будто всю жизнь работала здесь. Я не смотрел долго. Просто заметил её в зале и снова уткнулся в телефон.

Но потом... потом она вдруг споткнулась.

Звон бокалов, металлический гул подноса. Она что-то роняет. Бокал разбивается. Весь зал поворачивает головы. И я тоже.

Ольга.
Я ещё тогда не знал её имени, но уже чувствовал, что она какая-то… другая.

Она выругалась. Тихо, почти себе под нос, но я услышал. «Чёрт...». Голос — как лёгкий хрип, женственный, но с какой-то странной силой. Она стояла посреди зала, растерянная, с дрожащими руками. Краснеет. Прячет взгляд. Поднос в её руках наклонён, а по полу уже течёт красное вино.

Я встал, сам не понимая, зачем. Подошёл к ней.

— Уронишь ещё что-нибудь. — Это было первое, что я сказал.
Грубовато. Но это я.

Она подняла голову. Посмотрела на меня. Эти глаза.
И вот тогда... тогда меня накрыло. Чёрт. Я не знаю, что это было. Не знаю, почему.
Только что я был абсолютно спокоен. Сидел, ел этот ебучий салат, думал о делах. И вот, пожалуйста. Секунда — и меня всё. Меня разорвало.

Она смотрела на меня.
Сначала растерянно. Потом чуть нахмурилась. Её губы приоткрылись, но она ничего не сказала.

Я поднял поднос. Рука почти задела её пальцы. Тёплые. Хрупкие. От этого случайного прикосновения меня пробил ток. Грёбаный ток, который я не смог игнорировать.

— Спасибо, — выдохнула она. Тихо. Почти неслышно.
Голос — как колючий шёпот. Лёгкий, но пробирает до самых костей.

Она попыталась убрать разбитый бокал, но руки у неё дрожали. Я присел рядом.
— Оставь. Всё равно вынесут.

Глава 2

Двадцать лет назад

Она вошла в комнату, тихо закрыла за собой дверь. Думала, я не замечу, как дрожат её пальцы. Думала, не увижу, как покраснели её глаза.

Чёрт. Она всегда так делала. Пряталась. Уходила в себя. Но от меня-то куда спрячешься? Я знал её. Знал до мелочей. Её привычки, её слабости, её страхи.

— Артём… — её голос был тихий, срывался на полуслове. Она посмотрела на меня так, будто я мог её спасти.

И я сразу понял: что-то случилось. Она подошла ближе.

Пальцы теребили край юбки, ногти уже почти разодрали шов. Она села на диван напротив, уставилась в пол. Не сразу заговорила.

— Он что-то понял, — выдохнула она, глядя куда-то мимо.
Я напрягся.
— Кто?

— Вадим, — Оля подняла на меня взгляд. В её глазах был страх. Настоящий. Чёртов, липкий страх. — Он... Он смотрит на меня так, как будто знает. Как будто видит всё.

Я сжал кулак. Так сильно, что костяшки побелели.

— Что он сделал? — спросил я резко.

— Пока ничего, — она быстро замотала головой. Волосы растрепались, упали ей на лицо. — Но он другой. Слишком тихий. Слишком спокойный. И это... хуже, чем если бы он орал.

Она потёрла виски, как будто это могло снять напряжение. Но я видел: ей страшно. Она боялась его.

Меня это взбесило. Взбесило, что не дает влезть, не дает раздавить этого урода.

Я встал. Дыхание сбивалось. Злость внутри начинала подниматься волной. Этот Вадим. Этот сукин сын. Что он с ней делает?

— Почему ты до сих пор с ним? — бросил я, обернувшись к ней. Голос был резким, отрывистым. — Почему ты ещё не ушла, Оля?

Она подняла на меня глаза. Красные. Уставшие. Чёрт, она выглядела так, будто не спала неделю.

— Артём… — она начала, но я её перебил.

— Нет, Оля, не "Артём"! Ты должна быть со мной. Ты уже давно моя. Давно. Ты знаешь это. Так какого хуя ты всё ещё там?

Я подошёл к ней ближе. Наклонился, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Она отвела взгляд, а я схватил её за подбородок и заставил посмотреть на меня.

— Смотри на меня, — резко сказал я. — Скажи мне, зачем ты это терпишь. Ты боишься его? Ты серьёзно боишься этого ублюдка? Так я все порешаю…только скажи мне «да».

Она оттолкнула мою руку. Впервые. Удивительно, как у неё хватило на это смелости.

— Ты не понимаешь, — выдохнула она. — Ты не понимаешь, Артём. Он может…

— Что? — я перебил её, а потом с сарказмом бросил: — Убить тебя? Да он трусливая мразь!

Оля вздрогнула. Я сразу пожалел о своих словах, но назад их уже не вернуть.

Молчание. Она сжалась. Я видел, как она закрылась. Она сидела, обхватив себя за плечи, будто пыталась защититься от чего-то, чего я не мог видеть.

— Ты не знаешь его, — сказала она наконец, глядя в пол. — Когда он молчит, это хуже, чем крики. Хуже, чем его удары. Он… Он будто копит что-то внутри.

Её голос дрожал. Она начала плакать. Тихо, почти незаметно. Слёзы стекали по её лицу, но она даже не вытирала их.

Я не выдержал. Наклонился к ней, взял её за плечи.

— Хватит, — сказал я. — Хватит. Слышишь? Ты больше не будешь так жить. Всё, Оля. Всё. Ты уходишь от него. Мудак…если он еще и бьет тебя я ему яйца выдеру.

Она посмотрела на меня. В её взгляде было что-то, что я ненавидел. Слабость. Эта чёртова слабость.

— Я не могу, — прошептала она. — Он меня не отпустит.

И вот тогда меня реально накрыло. Я сорвался.

— Не отпустит? — повторил я, уже почти крича. — Да кто он такой, чтобы тебя не отпускать? Ты боишься его? Так бойся! Но больше, чем его, ты должна бояться меня, Оля. Слышишь? Меня. Потому что я заебался это терпеть…думать как он тебя трахает.

Она отшатнулась. Её глаза округлились. Но я не мог остановиться.

— Ты моя. Ты уже давно моя. И ты не останешься с ним. Хватит. Слышишь? Хватит играть в эту хуйню. Ты забираешь свои вещи и уходишь. Всё. Точка.

Оля снова заплакала. Я сжал зубы, развернулся, чтобы не смотреть на неё. Мне надо было выдохнуть. Успокоиться.

Но вместо этого я сказал:
— Я не отдам тебя ему. Даже если мне придётся убить его.

Она замерла. Я слышал, как она встала. Её голос был тихим, но твёрдым.

— Ты не понимаешь, — повторила она. — Это не так просто, как тебе кажется, Артём.

Я обернулся к ней.
- Все…Давай. Вали к нему! Мне надоело! Не приходи больше! Все! Конец! Хватит!

Ушла… А я все руки до мяса о стены разбил, напился в хлам. Лежал и выл на полу.

***

Ночь.
Долбаная ночь. Я уже сидел, уставившись в стену, курил одну сигарету за другой, пока не задохнулся бы в этом смраде. Рабочий день закончился, мысли в голове метались, как крысы в подвале, а меня трясло. Всё из-за неё.

И тут... стук в дверь.

Я открыл и увидел её. Она стояла в темноте, плечи ссутулены, волосы растрепаны. Глаза покрасневшие, как у ребёнка, который захлёбывался в истерике.

— Оля... Нахрена ты пришла?, — сказал я, глядя на неё. Мой голос был холодным. Усталым. Я уже знал, зачем она здесь.

Она не ответила. Только шагнула внутрь, прошла мимо меня. И тогда я заметил, как её руки дрожат. Как она сжимает пальцы, будто пытается удержать себя от того, чтобы не рухнуть прямо на пол.

Дверь захлопнулась.

— Что на этот раз?

Я говорил грубо. Потому что по-другому с ней нельзя было. Не с ней. Не в такие моменты.

— Опять трахаться? — я взял сигарету изо рта, выдохнул дым ей в лицо. — Почему ты снова здесь?

Глава 3

Я закрыл дверь. Щелчок замка отдался в висках, будто выстрел.

Темно. Только слабый свет настольной лампы размывает тени на стенах. Я сделал несколько шагов, опустился в кресло.

Стакан с виски стоял на столе. Налил сам, когда зашёл. Не из-за привычки, а чтобы хоть как-то собраться. Но даже не прикоснулся. Не могу.

В голове — хаос. Туман. Как будто кто-то перевернул всё внутри вверх дном.

Я закрыл глаза. А она снова передо мной.

Дарья. Я провёл рукой по лицу, выдохнул. Тяжело. Медленно. И снова вдохнул, пытаясь вытолкнуть её из головы.

Но она уже там. Проклятая Дарья….Как две капли воды! Как такое может быть? Как? Я не понимаю! У меня голова разрывается мое сердце просто в ошметки все шрамы поразлазились.

Её глаза. Эти глаза. Серо-зелёные, с этой чёртовой бирюзой, которая засела в моём мозгу двадцать лет назад и не выходит. Её взгляд, когда она смотрела на меня в гостиной. Любопытный, осторожный, но цепляющий. Как будто она пыталась понять, кто я. Как будто она видела во мне что-то. Будто заметила как меня накрыло.

Она двигалась так, будто несёт в себе что-то хрупкое, что боится уронить. Но в её взгляде было что-то другое. Такое же как и у Оли…Что-то затягивающее в пропасть.

Чёрт.

Я потерял Олю двадцать лет назад. Я видел, как её тело лежало на этой грёбаной больничной койке. Я помню её последний выдох. Я помню, как её глаза закрылись, и всё вокруг стало таким же пустым, как её лицо.

Но сейчас… эта девчонка. Дарья.
Она не просто похожа.
Она — её отражение. Мои пальцы сжимаются на подлокотнике кресла так сильно, что древесина скрипит. Я смотрю в одну точку на столе, но даже её не вижу.

"Это невозможно. Оля мертва. Я видел это. Я видел её. Это невозможно.Да и…сейчас ей было бы сорок два"

И всё-таки, когда я смотрю на Дарью, внутри меня всё переворачивается. Как будто Оля вернулась. Как будто она стоит передо мной. Снова смотрит этими глазами. Снова пытается что-то сказать.

Но это не Оля.
Это её тень. Её призрак.

И почему-то этот призрак смотрел на меня так, будто уже знает, чем это закончится. Я видел, как она смотрела на Егора. Не так, как на меня. Нет. На него она смотрела мягко, как девчонка, которая впервые влюбилась. Её глаза светились, когда она слышала его голос.

Но когда она посмотрела на меня…

В её взгляде не было ни радости, ни тепла. Там была пустота. Она смотрела на меня так, как будто чувствовала угрозу. Как будто я уже начал её ломать, хотя ни слова ей не сказал.

И эта её слабость… Эта хрупкость…такая до боли знакомая.

Это не любовь. Это не желание. Это грёбаное безумие, которое просыпается в тебе и вытаскивает всё, что ты пытался похоронить. Я встал. Резко. Кресло отъехало назад, стукнувшись о стену.

— Чёрт, — выдохнул я, проводя рукой по лицу.

Мой взгляд упал на стакан виски. Я хотел схватить его, разбить об стену. Но вместо этого я просто стоял. Пустой.

"Нет. Ты не пойдёшь этим путём, Северов."

Я говорил это себе, но голос звучал глухо, как будто это не я, а кто-то другой пытается меня остановить.

"Это девчонка. Она ничего не знает. Она ничего не значит. Забудь."

Но я не мог.
Каждый раз, закрывая глаза, я снова видел её. Её лицо. Её волосы. Её проклятые глаза, которые словно спрашивали: "А что ты теперь сделаешь?"

Чёрт.

— Узнай всё про неё, девчонка Егора — сказал я в трубку. Мой голос звучал тихо, но холодно. Как лёд. — Дарья. Мне нужно всё: документы, прошлое, контакты. Чем живёт, где учится, чем дышит. Всё.

Я повесил трубку и уставился в пустую стену.

"Это не просто девчонка, Северов. Это что-то большее. Что-то, что сломает тебя. Ты знаешь это."

И всё равно я не мог остановиться. Я взял стакан со стола. Сделал глоток. Жидкость обожгла горло, но я этого почти не почувствовал.

Стакан опустел, а внутри меня всё так же горел огонь.

***

— Пап, чего хотел?

Голос Егора резко выдернул меня из мыслей.
Я поднял голову.

Он стоял в дверях, всё тот же. Спокойный, расслабленный. Как будто весь мир у его ног. Таким я его воспитал. Но сейчас он раздражал меня просто своим видом. Его наглая уверенность бесила.

— Садись, — бросил я, чуть кивая на стул напротив.

Егор нахмурился, но всё же подошёл и сел.

— Что за тон? — усмехнулся он. — Ты как будто сейчас судить меня собрался.

— Садись, — повторил я холодно.

Он закатил глаза, но подчинился. Это хорошо.

— Ну, давай. В чём я провинился? — с вызовом спросил он, откинувшись на спинку стула.

Я откинулся на кресло, глядя на него.
— Твоя девушка. Дарья. Расскажи мне о ней.

— Что?

Егор вскинул брови, глядя на меня так, будто я сказал что-то не из этого мира.
— А с чего это вдруг тебя интересует моя девушка?

— Я спросил, — жёстко ответил я. Мой голос был ровным, но в нём чувствовалась сталь. — Кто она? Фамилия? Чем занимается?

Егор усмехнулся.
— Ты серьёзно? Ты меня на допрос вызвал?

— Отвечай, — отрезал я.

Он несколько секунд смотрел на меня, а потом всё же начал говорить.
— Дарья Трофимова. Учится на педагогическом. Работает няней в детском саду. Что ещё ты хочешь знать? Какой цвет её зубной щётки?

Я не реагировал. Просто смотрел на него. Он понял, что я не шучу.

— Мы познакомились случайно, — продолжил он с раздражением. — В универе. Она сидела на ступеньках, читала какую-то книжку. Было холодно, она вся такая... — он замялся, будто подбирал слова, — ...не от мира сего.

Глава 4

Я стою в комнате, и она будто соткана из света. Мягкий, золотистый, почти осязаемый, он струится вокруг, наполняя всё теплом. Я смотрю на свои руки — они будто светятся, как и всё вокруг.

И вдруг она появляется.

Мама.

Я знаю, что это она. Это чувство бьёт в самое сердце, как удар. Лицо её расплывчатое, черты мягкие, едва различимые, но я узнаю её. Узнаю без сомнений. Тёплое, родное присутствие обволакивает меня. Она улыбается. Такая нежная, такая светлая. Улыбка, которую я видела только в детских обрывках воспоминаний. Или воображала? Я не знаю. На ней платье. Свадебное. Лёгкое, как облако, — кружево, тонкие складки ткани, белизна, будто сотканная из снега. Оно переливается в свете, как будто каждое движение ткани живёт своей жизнью. Я замираю. Её образ кажется нереальным. Словно я смотрю на неё сквозь стекло. Она такая красивая. Такая недостижимая. И я не могу вымолвить ни слова.

Она идёт ко мне.

Её шаги почти неслышны, как у призрака.
Мама подходит ближе, её лицо всё ещё расплывчатое, но от неё исходит тепло. Оно обволакивает меня, как плед в зимний холод. Она останавливается передо мной и смотрит так, будто видит меня насквозь. Её улыбка становится чуть грустнее, но глаза... Они наполнены любовью. Такой сильной, что мне хочется плакать. И вдруг она протягивает мне платье. То самое, что на ней. Она держит его бережно, как бесценное сокровище.

— Это твоё, — говорит она.

Её голос тихий, мягкий, как шелест листвы. Но в нём звучит что-то, что заставляет моё сердце дрогнуть. Я смотрю на платье. Оно такое красивое. Такое... чужое.

— Моё? — мой голос срывается, дрожит.

Она кивает. Я тяну руку, чтобы прикоснуться к ткани. Хочу почувствовать её холод или тепло, хочу убедиться, что это не сон. Моё сердце стучит так громко, что кажется, этот звук заполнит всю комнату.

Но всё меняется. Моё пальцы едва касаются платья, когда свет начинает меркнуть.

Комната темнеет. Сначала медленно, потом быстрее. Всё вокруг становится серым, пустым. Тепло исчезает, будто его никогда не было. Мама всё ещё стоит передо мной, но её образ становится расплывчатым, растворяется в воздухе, как дым.

— Мама! — кричу я, но мой голос глухой, как будто его кто-то глушит.

Платье исчезает из её рук, распадается на частицы света, которые тоже исчезают. Комната становится пустой, холодной. Она смотрит на меня в последний раз. И всё. Её больше нет. Её образ ещё передо мной, но он уже уходит, как уходят все сны. Я хватаюсь за это воспоминание, цепляюсь, но оно растворяется, как дым.

Я прикрываю лицо руками.

— Это всего лишь сон, — шепчу себе. — Просто сон.

Но чувство, будто я что-то потеряла, остаётся. Всё исчезло.
Мама, свет, платье — всё, что ещё мгновение назад было таким реальным, испарилось. Теперь вокруг меня только темнота. Она обволакивает, давит, заполняет лёгкие так, что я почти задыхаюсь.

И вдруг он.

Я вижу его.

Артём Северов.

Он стоит прямо передо мной. Высокий, статный. Тёмный костюм подчёркивает его силу, а в его взгляде... Чёрт. В этом взгляде что-то невообразимо тяжёлое. Его глаза — чёрные, как бездна. Они смотрят прямо в меня, глубоко, как будто видят всё.

Я пытаюсь сделать шаг назад, но не могу. Его взгляд держит меня. Как цепи. Как капкан. Я чувствую, как всё вокруг становится ещё темнее, будто мир сужается до одной точки. До него. До того, что он делает со мной одним только своим присутствием.

— Что ты... — мой голос срывается, но я так и не заканчиваю фразу.

Его глаза сковывают меня. Его тишина разрывает. Желание. Моё сердце начинает колотиться. Каждый удар отзывается в ушах, в груди, в животе. Мощный, рваный ритм. Я должна отвернуться. Отвести взгляд. Сделать хоть что-то. Но я не могу. Я стою, как вкопанная. И чем дольше он смотрит на меня, тем сильнее меня разрывает изнутри.

И вдруг я понимаю.

Я хочу его.

Эта мысль бьёт меня, как удар. Я буквально чувствую, как воздух выходит из лёгких. Это желание обжигает. До боли. До безумия. Моё тело дрожит. Я не могу контролировать его. Оно предаёт меня. Каждая клетка жаждет приблизиться к нему, коснуться его. Почувствовать его. Но это не просто желание. Это что-то большее. Что-то дикое. Первобытное. Это чувство захватывает меня полностью, не оставляя ничего от здравого смысла. Его взгляд всё ещё на мне. Он не двигается. Не говорит. Просто смотрит. И этого достаточно, чтобы я чувствовала, как моя душа разрывается. Болит. О, как она болит! Я не знаю, что со мной происходит. Это не похоже на любовь. Это не похоже на страх. Это не похоже ни на что из того, что я знала раньше.

Это боль. Желание. Тоска. Всё вместе. И от этого я хочу кричать.

— Почему? — шепчу я. Сама не знаю, кому задаю этот вопрос — ему или себе.

Он не отвечает. Только смотрит.

Тянусь к нему. Мои руки. Чёрт, я даже не осознаю, как они поднимаются.

Я хочу прикоснуться к нему. Почувствовать его. Убедиться, что он реальный. Что он здесь. Я делаю шаг вперёд. Медленно, будто кто-то управляет моими движениями. Его фигура тянет меня, как магнит. Моя рука поднимается, тянется к его лицу. Я почти чувствую тепло его кожи. Его дыхание.И в этот момент я понимаю, что он смотрит на меня так, будто знает, чего я хочу. Как будто он чувствует то же самое.Но я не успеваю. Всё рушится. Его взгляд, его тёмная фигура, тьма вокруг нас — всё это исчезает за долю секунды.

Я резко сажусь на кровати. Мой взгляд метается по комнате. Сердце бьётся так, что я чувствую его в горле. Дыхание сбивчивое, рваное. Лоб мокрый от пота, руки дрожат.

Глава 5

— Дашка, ты встаёшь или так и останешься в королевской постели? — голос Вики прорывается сквозь шум.

Я сажусь, протираю глаза, спускаю ноги на пол. Линолеум ледяной. Холод кусает кожу.

— У нас звезда среди нас! — вдруг бросает Настя, заправляя кровать. Её голос капает сарказмом, но она улыбается. — Как там твой мажор? Сын самого Северова, да?

Я молчу. Улыбаюсь краешком губ, но внутри начинаю чувствовать знакомую тяжесть.

— Он тебя в кафешке кормит? Или у вас теперь всё — рестораны, устрицы, шампанское? — продолжает Настя, бросая на меня хитрый взгляд.

— А ты видела его машину? — вступает Аня, оборачиваясь от зеркала. — Даш, ну ты, конечно, молодец. Такого парня охомутала! Учись, девочки, как надо жить!

Я поднимаюсь, стараюсь выглядеть спокойной. Иду к умывальнику, чтобы хоть как-то скрыть лицо, но чувствую, как щеки начинают гореть.

— Да ну вас, — бросаю я через плечо. — Мы просто встречаемся.

— Просто встречаетесь? — Настя хихикает, подходя ближе. — Ага, конечно. Просто на его машине ездишь, просто с ним на тусовки ходишь. Ну-ну. И что, ещё замуж за него не собралась?

— Даша, а ты чё, правда с ним не спишь? — вдруг спрашивает Вика, пристально глядя на меня.

Я замираю.
— Что?

— Ну, не обижайся, но ты серьёзно ещё целка? — её голос звенит насмешкой, а Аня фыркает в ответ. — Ты что, до свадьбы решила хранить? Ой, блин, как в девятнадцатом веке.

Настя подхватывает:
— Ну да, всё мхом поросло. Ты как планируешь его до этого времени удержать? Или думаешь, он будет тебя ждать, пока ты решишь?

Комната наполняется смехом. Настя и Вика хихикают, Аня закатывает глаза, но я чувствую, как внутри что-то рвётся.

— Хватит, — говорю я тихо, пытаясь остаться спокойной.

— Да ладно, Даш, мы просто шутим, — улыбается Настя, отмахиваясь. — Но ты уж будь осторожнее, мажоры такие... ну, ты понимаешь. Им быстро надоедают такие как мы.

Я ничего не отвечаю. Просто отворачиваюсь к умывальнику, чтобы они не видели, как сильно мне хочется убежать из этой комнаты. Они шутят. Просто шутят. Но почему каждое слово колет, как игла? Да, я не сплю с ним. И да, я вижу, как он иногда раздражается, когда я отстраняюсь. Но что мне делать? Я не готова. Я не могу. Я не хочу быть для него просто ещё одной девчонкой. Я хочу, чтобы всё было по-другому. Чтобы это было настоящее. Но их слова всё равно застревают в голове. "Целка." "Мхом поросло." "Ты думаешь, он будет тебя ждать?"

А будет ли? И вдруг резкий голос Вики прерывает весь этот привычный шум.

— Эй, народ, гляньте! Какая тачка подъехала!

Она бросает всё, что держала в руках, и несётся к окну.

— Ну-ка, ну-ка, — подхватывает Настя, подлетая к соседке.

Я смотрю на них, лениво, без интереса. Но что-то в их голосах заставляет меня напрячься. Остальные девчонки в комнате тут же бросают свои дела и облепляют окно. Кто-то шёпотом спрашивает:

— Блин, это чья? Охрана какая-то?
— Да ну, это не к нам. Какая ещё охрана? — отвечает другая, но её голос звучит неуверенно.
— Да ладно! Смотри, они сюда идут! — Вика почти визжит, и её слова заставляют мой желудок скрутиться в тугой узел. Я откладываю телефон, медленно подхожу к окну. Девчонки стоят впритык, толкаясь и шепчась. Одна из них поворачивает голову и, увидев меня, зло хмыкает:

— Дашка, иди посмотри. Может, это за тобой?

Я не отвечаю. Просто заглядываю через плечо Насти и... замираю.

Внедорожник. Чёрный. Огромный. Выглядит как нечто из другого мира — идеально чистый, блестящий, такой, что кажется, стоит целое состояние. Он стоит прямо под окнами нашего общежития, выделяясь на фоне потрёпанного асфальта и облезлых стен, как король среди нищих.

Дверь открывается, и я вижу его.

Артём Северов.

Мужчина выходит из машины. Высокий. Широкоплечий. Каждый его шаг будто отмерен линейкой. Его костюм сидит так, словно его шили на бога, а не на человека. Его взгляд... Чёрт. Я сразу узнаю этот взгляд. Он скользит по зданию, задерживаясь на окнах. И на мгновение мне кажется, что он смотрит прямо на меня. Моё сердце падает куда-то вниз, как камень в воду. Я сглатываю. Во рту пересохло, а по телу проходит дрожь. Ладони становятся липкими, а в груди начинается странное, болезненное чувство.

"Что он здесь делает?"

— Это... это к тебе, что ли? Это ж отец твоего Егора?! — спрашивает Настя, и её голос звучит так, будто она сама себе не верит.

— Ты шутишь, — отвечает кто-то из девчонок. — С какого перепуга мэр города будет приезжать в нашу дыру?

— Да ты глянь! Он же сюда идёт!

И в этот момент я замечаю, что Артём действительно направляется к входу. Его движения уверенные, спокойные. За ним идут двое охранников в строгих костюмах, но я не вижу их. Я вижу только его. И мне кажется, что я сейчас потеряю сознание. Девчонки молчат. Они смотрят на меня, потом снова в окно, потом опять на меня. Кто-то шёпотом бросает:
— Это точно к тебе.

Я чувствую, как моё лицо заливается краской, а потом резко бледнеет. Меня начинает трясти.

"Почему он здесь? Чего он хочет? Господи, что мне делать?"

Я беру себя за руки, чтобы хоть немного успокоиться, но дрожь не уходит. Сон. Этот чёртов сон. Он до сих пор стоит перед глазами. Я снова вижу его взгляд, его тёмные глаза, которые смотрели на меня, будто видели все под одеждой, под кожей. Я снова чувствую ту же боль, то же желание, которое разрывало меня изнутри.

И теперь он здесь. Настоящий.
И я не могу сбежать.

Глава 6

Чёрный внедорожник плавно катится по дороге, как корабль в спокойном море. Каждое движение машины мягкое, будто её даже не касается асфальт. Но это не успокаивает. Нет. Машина — огромная, роскошная, будто поглощает меня.

Я сижу на заднем сиденье. Рядом с ним.

Руки лежат на коленях, сжаты в замок. Я стараюсь не двигаться. Не шевелиться. Казаться невидимой. Но это сложно, когда рядом с тобой Северов. Он не смотрит на дорогу — водитель делает это за него. Сидит впереди, молча, как тень. Ничего лишнего, ни одного звука. Даже дыхание водителя кажется приглушённым, несуществующим.

А вот он... он сидит рядом со мной. И всё пространство пропитано его присутствием.

Не смотреть.

Я уставилась в окно. Там мелькают улицы, вывески, серые здания, но ничего из этого я не вижу. Всё расплывается. Моё внимание слишком сосредоточено на нём.

Артём молчит.

Это молчание — самое громкое, что я когда-либо слышала. Оно заполняет машину, давит, будто вытягивает весь кислород. Я чувствую его взгляд. Он не поворачивает голову, не делает резких движений, но я знаю: он смотрит. Это не просто взгляд. Это что-то большее. Давящее, тяжелое. Будто он взял меня под прицел, и вырваться из этого невозможно. Я должна сделать вид, что он не существует. Но это почти невозможно.Я ощущаю его всем телом. Его молчание хуже слов. Я чувствую, как мой пульс начинает учащаться. В груди что-то сжимается.

"Не смотри на него, не смотри," — говорю я себе. Но мои плечи напряжены до боли, а руки слегка дрожат.

Он не двигается. Но его присутствие будто заполняет весь автомобиль. Я не знаю, о чем он думает. И это сводит меня с ума.

"Скажи хоть что-нибудь," — мысленно прошу я.

Но он молчит. Мой взгляд снова падает на мои руки. Я чувствую себя глупо, нелепо. Всё внутри меня напряглось так, что кажется, я вот-вот сломаюсь. Его взгляд физически ощущается на коже. Будто он касается меня без прикосновений. Смотрит так, будто знает обо мне всё.

Моё тело выдаёт меня. По спине пробегают мурашки. Живот сжимается в узел.

Кажется, я даже дышу неправильно. Я прикусываю губу, чтобы вернуть себе хоть какое-то самообладание. Пытаюсь выровнять дыхание.

Но моё сердце предательски бьётся слишком громко. Я чувствую, как кровь пульсирует в висках. Его взгляд прожигает меня насквозь. Он слишком тяжёлый, слишком настойчивый. Я не могу это игнорировать.

Я хочу спросить, куда мы едем. Хочу сделать хоть что-то, чтобы разрядить это напряжение. Но голос застревает в горле.

А он всё так же молчит.

Я украдкой бросаю взгляд на его руки. Спокойно сложенные на коленях. Мощные, уверенные. Каждое движение этого человека всегда рассчитано, точное. Даже его молчание.

Мне хочется сбежать. Но куда? Внедорожник замедляется. Я чувствую, как машина плавно сворачивает с дороги.

Сердце колотится ещё сильнее.

Мы въезжаем в какое-то уединённое место. Это не похоже на центр города. Деревья, небольшой дворик. Мягкий свет из окон уютного, дорогого кафе.

Машина плавно замедляется, будто скользит, и останавливается у небольшого кафе, утопающего в деревьях. Свет из окон мягкий, приглушённый. Лёгкий блеск на стеклянной двери. Всё здесь выглядит идеально, слишком идеально.

Я поднимаю глаза на вывеску. Название «В Тумане мечты». Это место сразу кричит: "Здесь не для тебя."

Мой взгляд падает на куртку, которую я успела накинуть, на свои обычные джинсы и ботинки сто летней давности. Мне кажется, что всё это выглядит ещё хуже на фоне этой машины. На фоне него.

Артём даже не смотрит в мою сторону. Он просто открывает дверь, выходит первым. Ему не нужно оглядываться. Всё его тело говорит, что он знает: я останусь на месте, как послушная школьница.

"Может, так и сделать? Оставайся в машине, Даша. Сиди. Жди."

Но он обходит машину. Его фигура выделяется на фоне тёплого света, струящегося из окон кафе. Высокий. Широкоплечий. И этот шаг — уверенный, почти ленивый, как у человека, который привык, что ему ничего не нужно доказывать. Он открывает мою дверь, будто это его долг. Но не потому, что он галантен. Нет. В этом жесте нет ни намёка на заботу. Это не любезность. Это — его право.

Его взгляд встречает мой. Тяжёлый. Ровный. Он ничего не говорит. Просто стоит, молча, опираясь на дверь, будто его самообладание незыблемо, а моё вот-вот треснет. Я слышу своё дыхание. Чувствую, как жар поднимается по моим щекам. Как кровь стучит в висках.

Я опускаю глаза, делая глубокий вдох, и осторожно выбираюсь из машины. На улице тихо. Воздух свежий, почти звенящий. Деревья стоят, как тени вокруг кафе, скрывая его от лишних глаз.

Но мне не легче. Я краем глаза замечаю своё отражение в окне машины. Старая куртка, чуть вытертые джинсы, волосы, которые я пыталась уложить, но которые всё равно выглядят слишком просто.

"Что я здесь делаю?"

Я сглатываю и делаю шаг. Мой ботинок чуть задевает землю, и звук кажется оглушающим. Артём разворачивается и идёт к двери, не сказав ни слова. Его фигура широкими, уверенными шагами движется к входу.

Он не оглядывается. Не проверяет, иду ли я за ним. Он знает.

И я иду.

Каждый шаг даётся мне с трудом. Словно земля под ногами пытается утянуть меня обратно, в мою жизнь, где всё проще, понятнее.

Но его спина передо мной — это команда. Его фигура, его шаг — это вызов. Он толкает дверь, даже не сбавляя шага. Глухой звук открывающегося стекла отдаётся у меня в груди, как удар.

Мы заходим внутрь.

Глава 7

Он молчит всего пару секунд, но даже это молчание — как удар. Напряжение в комнате нарастает с каждой секундой, будто воздух становится плотнее. Мне уже сложно дышать.

И вдруг он говорит.

— Так ты учишься на педагога, — произносит он спокойно. Его голос ровный, тихий, но в нём есть что-то, что заставляет внутри всё сжиматься.

Я киваю, не зная, что ответить.

— Значит, ты любишь детей? — он продолжает, его тон чуть меняется. В нём появляется лёгкая насмешка.

Мой голос дрожит, но я всё же выдавливаю:
— Да. Люблю.

И сразу чувствую, что ответила как-то неправильно. Слишком просто. Слишком обыденно.

Его взгляд проникает глубже.
— Ну, с ними проще, правда? — он усмехается. — Они хотя бы не врут так изощрённо, как взрослые.

Я замолкаю. Что мне на это ответить? Его слова цепляют меня. Но я не знаю, как реагировать.

— Почему педагогика? — спрашивает он, глядя прямо в глаза.

Его голос всё такой же спокойный. Но я чувствую в этом вопросе скрытую силу. Как будто он уже знает ответ и ждёт, чтобы я выдала себя.

— Это... это важно, — начинаю я, и мой голос чуть дрожит. — Я хочу, чтобы дети верили в себя.

Он чуть прищуривает глаза. В уголках губ мелькает тень улыбки. Но она не добрая.

— Значит, хочешь спасать? — его слова звучат мягко, но от этого мне становится только хуже. — А кто спасал тебя?

Его вопрос обрушивается на меня, как холодный душ. Я резко замолкаю. В горле пересыхает. Моё сердце бьётся так быстро, что мне кажется, он слышит его стук. Я чувствую, как лицо начинает гореть. Щёки пылают, но не от стыда. Не от злости. От чего-то глубже. Намного глубже.

Его голос слишком спокойный. Слишком холодный. В нём нет агрессии, но каждое слово — как удар. Его вопросы проникают в голову, переворачивают мысли, заставляют чувствовать себя уязвимой.

Я пытаюсь сосредоточиться на своих руках. Сжимаю пальцы под столом в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Но это не помогает.

Он говорит, а я чувствую, как под его взглядом я теряю себя. Его глаза.
Они смотрят прямо в меня. Тёмные, глубокие, властные. Я не могу понять, что в них. Насмешка? Испытание? Интерес?

— Что? — тихо бросаю я, но мой голос звучит неуверенно.

— Ты выглядишь... напряжённой, — он говорит это так спокойно, будто комментирует погоду.

— Вы всегда так на людей влияете? — я стараюсь звучать саркастично, но он улыбается ещё шире.

— Иногда, — отвечает он и закуривает сигарету.

Я чувствую, как внутри меня разрастается что-то странное. Наполовину злость, наполовину... нет, я не хочу даже думать о второй половине.

Он выводит меня из себя. Его вопросы ставят меня в тупик. Но в то же время...

Чёрт, мне это нравится.

Эта странная игра. Этот поединок взглядов и слов. Я знаю, что он сильнее. Что он контролирует этот разговор. И это сводит меня с ума.

Моя злость смешивается с желанием. Я не понимаю, что со мной. Его взгляд не отпускает меня. Он будто знает, что происходит у меня внутри. И это знание даёт ему ещё больше власти. Я чувствую, как он играет мной, как проверяет мои границы. Как смотрит, насколько далеко я могу зайти. И я ловлю себя на мысли, что хочу продолжить эту игру.

Его тон, его слова, его насмешка — всё это тянет меня к нему.

Моя кожа горит. В груди тяжесть.

Я ненавижу его.
Я хочу его.

И я не знаю, как совладать с этим.

Официант появляется тихо, будто не хочет нарушить эту напряжённую тишину между нами. На серебряном подносе две чашки, крошечные ложечки, сахар в аккуратной маленькой пиалке. Он ставит всё на стол, делая это максимально осторожно, как будто любая ошибка может стоить ему жизни.

Я едва замечаю его. Все мои мысли сосредоточены на том, чтобы не выдать своё состояние. Дышу ровно, или, по крайней мере, пытаюсь. Мои руки сжаты в замок под столом, чтобы скрыть дрожь.

Артём спокойно берёт свою чашку. Его движения такие уверенные, такие размеренные, что я ощущаю себя рядом с ним ещё более неловко.

И вдруг он протягивает мне мою чашку.

Я вытягиваю руку, чтобы взять её, но наши пальцы соприкасаются.

Мгновение. Полсекунды.

Но меня будто током ударяет. Острый, болезненный разряд проходит через кожу, через пальцы, через всё тело. Я замираю, не в силах пошевелиться. Моё дыхание сбивается, грудь сжимается, будто я забыла, как дышать. Это чувство настолько сильное, настолько яркое, что у меня перехватывает горло. Мои пальцы дрожат, и чашка чуть не выскальзывает. Я быстро хватаюсь за неё, чтобы не уронить, но кофе всё равно слегка выплёскивается на блюдце.

Я поднимаю глаза на него. Его лицо спокойное. Ледяное. Но в уголках губ мелькает едва заметная ухмылка. Он видел мою реакцию. Он её заметил. И ему это, чёрт возьми, нравится. Я отворачиваюсь, утыкаюсь в чашку, чтобы спрятать лицо. Моё сердце колотится так громко, что кажется, весь зал слышит его.

Я пытаюсь сделать глоток кофе, но мои руки до сих пор подрагивают. Тёплая керамика чашки должна успокоить меня, но вместо этого я только сильнее чувствую этот проклятый разряд, который ещё горит на кончиках пальцев.

Я ощущаю его взгляд на себе.

"Соберись, Даша," — твержу я себе. — "Соберись, чёрт возьми."

Но я не могу. Моё тело меня предаёт. Щёки горят. Грудь вздымается от неровного дыхания.

— Вам всегда так сложно держать себя в руках? — его голос разрывает тишину, как хлыст.

Я поднимаю глаза на него, но тут же жалею об этом. Его лицо всё такое же спокойное. Но в глазах — это чёртово понимание. Как будто он знает обо мне всё. И…эта его красота. Холодная, обжигающая. Он настолько харизматичен, что я не в силах противиться этому обаянию.

Глава 8

Артём делает ещё один глоток кофе, как будто полностью поглощён своим напитком. Как будто только он здесь важен, а не я. Но его взгляд по-прежнему направлен прямо на меня.

— Что? — спрашивает он с лёгким сарказмом, поднимая бровь. — Уже обижаетесь?

Я резко поднимаю голову.
— Нет, я не обижаюсь.

Мой голос звучит слишком резко, и я сразу жалею о своих словах. Он ухмыляется, уголки его губ чуть поднимаются, но взгляд остаётся холодным.

— Хорошо. Тогда, может, объясните? — его голос ровный, почти ленивый. — Почему вы так легко теряете самообладание?

Он смотрит на меня, будто я какой-то учебный пример. Как будто меня разбирают на части, изучают.

— Я не теряю самообладания, — бросаю я, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения.

Он ставит чашку на блюдце. Этот звук кажется оглушающим в тишине.

— Правда? — он откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди. — Тогда что это было? Ток? Или просто дрожь?

Его слова режут, как нож. Он знает, что я чувствую. И это сводит с ума.

— Ничего не было, — говорю я твёрже, чем собиралась.

Но он смотрит на меня так, будто знает правду. А я начинаю терять контроль. Чего он хочет? Он заметил? Боже я сейчас сквозь землю провалюсь.

Он продолжает:
— Знаете, мне всегда было интересно. Люди, которые всё держат в себе, — они думают, что это делает их сильнее? Или просто боятся, что кто-то увидит, что они слабее, чем кажутся?

— Это вы сейчас обо мне? — спрашиваю я, и мой голос дрожит от смеси злости и смущения.

— Возможно. — Он наклоняется чуть ближе, и мне кажется, что воздух между нами стал ещё гуще. — Скажите, Дарья, вы вообще когда-нибудь пробовали скрывать свои эмоции?

Его слова обжигают.

Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но замираю. Моё лицо пылает. Мои руки сжимаются в кулаки под столом.

— А вы всегда такой? — вдруг выпаливаю я. — Считаете, что имеете право задавать вопросы, которые никого не касаются?

Его глаза вспыхивают интересом, и я понимаю, что он ждал этого.

— А вы всегда так реагируете на честность? — отвечает он, и его тон становится ещё ниже, ещё опаснее.

— Это не честность, это... — я замолкаю, не найдя подходящего слова.

— Это что? — Он чуть наклоняет голову, будто хочет услышать мой ответ. — Неправильно? Лезу в чужие границы?

Я крепче сжимаю пальцы под столом. Мне хочется выкрикнуть: "Да! Именно так!" Но я не могу. Потому что он прав. И это сводит с ума.

— Вы просто... — я смотрю на свою чашку, пытаясь собраться. — Вы хотите меня спровоцировать.

— Возможно, — отвечает он, и его голос звучит так, будто это самое невинное признание на свете.

— Почему? — спрашиваю я, поднимая на него взгляд.

И в этот момент его глаза цепляют меня так, что я застываю. Тёмные. Глубокие. Будто он знает не только мои мысли, но и мои слабости.

— Потому что это легко.

Его слова — как пощёчина.

"Легко."

Я чувствую, как во мне всё переворачивается. В груди всё горит. Злость, стыд, желание — всё смешивается, сливается во что-то дикое, неконтролируемое.

Мои руки под столом дрожат. Щёки пылают. Грудь вздымается от тяжёлого дыхания.

Но самое страшное — я не могу ненавидеть его за это. Я не могу ненавидеть человека, который ставит меня в тупик. Меня в его присутствии бросает то в жар то в холод. Я никогда раньше так не реагировала на мужчину. Со мной не происходило ничего подобного.

Я смотрю на него. И я не знаю, чего боюсь больше: его или себя.

Он берёт чашку кофе, делает медленный глоток, будто всё происходящее — его привычная игра.

— Вы любите контроль, — вдруг бросаю я, не зная, почему говорю это.

— Разумеется, — отвечает он спокойно, глядя на меня поверх чашки. — А вы его ненавидите.

Его слова сбивают меня с толку.

— Что? — я хмурюсь.

— Потому что вы не умеете держать себя в руках, — добавляет он, отставляя чашку. — Но все же пытаетесь скрыть эмоции.

Я чувствую, как внутри меня всё разрывается. Мы молчим. Он смотрит на меня, и в этом взгляде я читаю всё. Ему нравится ломать мой мир. Нравится видеть, как я смущаюсь.

А я... Я не знаю, что с этим делать. Мои мысли путаются. Моё тело дрожит. Я хочу выскочить отсюда, но чувствую, что не могу уйти.

И самое страшное — мне нравится быть в его власти.

Он смотрит на меня, откинувшись на спинку стула. Его взгляд всё такой же тяжёлый, холодный, словно рентген. Чёрные глаза, из которых невозможно вырваться.

— Скажите, Дарья, — его голос звучит так спокойно, будто мы обсуждаем погоду, — вы правда думаете, что можете быть рядом с моим сыном?

Я чуть не роняю чашку, резко поднимая на него взгляд.
— Что?

— Егор. Мой сын. — Он делает паузу, будто даёт мне время осмыслить каждое слово. — Вы правда считаете, что сможете стать частью его жизни?

Моё дыхание сбивается. Сердце стучит так громко, что я чувствую его в горле.
— А почему нет? — бросаю я резко, даже сама удивляясь своей смелости.

Он улыбается уголками губ. Холодно. Хищно.

— Потому что вы даже сейчас теряете самообладание от одного моего вопроса. — Его голос остаётся спокойным, но от этих слов меня пробирает дрожь.

Я сжимаю кулаки под столом.
— Я не теряю самообладания, — выдавливаю я сквозь зубы.

— Конечно, нет, — сухо отвечает он, делая вид, что верит. — Но вы действительно думаете, что сможете выдержать нашу жизнь наши правила?

Он наклоняется вперёд, и я чувствую, как воздух между нами становится густым, тяжёлым.

Глава 9

Сижу в кабинете. Тишина. Только тиканье часов. В руке — бокал виски. Глоток — обжигающий, горький, правильный. Но тишина вокруг давит сильнее, чем алкоголь.

На столе работа: папки, бумаги, цифры. Всё, что держит мою голову занятый. Но сейчас… сейчас это не помогает. Воспоминания всё равно прорываются.

Я смотрю на фотографию Егора в серебряной рамке. Ему здесь лет восемь. Он смеётся, как-то по-детски счастливо. Тогда он ещё не знал, что мир — это не место для счастья. Тогда он ещё был ребёнком.

И вот откуда-то, из самой тёмной глубины памяти, всплывает это имя.
Алина.

Не хочу думать о ней. Нахер. Но оно всё равно всплывает, как всякая дрянь, которую пытался утопить. И, конечно, за этим именем приходят воспоминания. Я почти слышу её голос. Вижу её лицо. И чувствую, как всё снова внутри сжимается, как раньше.

Я встретил Алину, когда только начал подниматься. Молодой, двадцатидвухлетний, голодный до жизни. Север. Тогда я ещё не был "Севером", но уже шёл к этому.
Она была красива. Молодая, яркая, дерзкая. Девчонка из той породы, которая умеет жить быстро и громко. Она была с меня без ума, как все вокруг, но Алина знала, чего хочет.

Она хотела всего. Меня. Мою жизнь. Моё будущее.

Я не любил её.
Это была страсть. Животная, бесконтрольная. Мы разносили друг друга по углам, трахались до изнеможения, орали друг на друга через день. И это, как ни странно, работало.

Пока не появился Егор.

Она забеременела через два года после того, как мы начали встречаться. Сказала мне об этом с гордостью, будто вручала какой-то чёртов приз.
Теперь ты мой. Навсегда.

Но я не был её. И никогда не собирался быть.

Егор появился на свет, когда мне было двадцать пять. Мелкий, крикливый, но он сразу что-то изменил во мне. Я смотрел на него и понимал: вот оно. Моя кровь. Моё продолжение.

Но жениться? На Алине?

Нет.
Я сказал ей это в лоб.
Я не люблю тебя, Алина. У нас не семья. Егор мой сын, но ты… ты — это просто ты.

Она тогда орала так, что стены дрожали. Грозилась уйти, угрожала, что заберёт Егора. Но я только холодно смотрел на неё.

И что она сделала? Осталась. Конечно, осталась. Она знала, что если уйдёт, всё закончится. И без меня она — никто.

А потом появилась Ольга. И я, как последний мудак, влюбился. Алина почувствовала сразу, что я изменился. Она всегда была, сука, чувствительной, когда дело касалось её места в моей жизни.

Кто она? Ты нашёл себе другую?

Она орала, швыряла посуду, рыдала по ночам. А я молчал. Я не собирался оправдываться. Она была права. У меня была другая. Но дело не только в этом. Ольга была для меня всем.

Я снял себе отдельную хату и встречался с Олей каждый вечер. К ней приходил редко. Смотрел на спящего Егора, но Алину не замечал. Её присутствие стало для меня пустым звуком.

А потом Ольги не стало.

Её забрали прямо из моих рук. Алина не знала, что я был на грани. Что весь мой мир рухнул. Она думала, что победила. Я помню, как она сидела передо мной, улыбающаяся, самодовольная, когда я сказал:
Мы поженимся. Она не понимала. Ей казалось, что это значит "Я выбираю тебя". Но это не было так. Я женился на ней ради Егора. Ради того, чтобы он не остался без семьи. Ради того, чтобы не потерять сына. Я не любил её. Не хотел её. Но я был достаточно сломлен, чтобы думать, что этот брак решит все проблемы.

***

Она снова орала. Опять. Голос рвал воздух в доме, стены дрожали, как будто хотели треснуть.

— Ты никогда меня не любил! — кричала она, и я видел, как её лицо искривлялось от гнева.

Глаза блестели, но не от любви, не от боли, а от злости. Слёзы текли по её щекам, но не вызывали ничего, кроме усталости.

— Ты уничтожил мою жизнь, ты понимаешь?! — послышался звон, когда очередная тарелка разбилась о стену рядом со мной. — Я ради тебя пожертвовала всем! Всем, Артём!

Я стоял, смотрел на неё, молчал.

Она хотела реакции. Хотела, чтобы я сорвался, чтобы кричал в ответ. Чтобы в нашем адском спектакле хотя бы казалось, что я её чувствую. Что я её слышу.

Но я не чувствовал. И не слышал.

Её крики проходили сквозь меня, как шум за окном. Слова не доходили до сознания, они просто касались меня, как мелкий дождь, который не может насквозь промочить пальто.

Она ещё больше злилась.

— Тебе нужен был только ребёнок, да?! — кричала она, срываясь, её голос ломался, хрипел. — Егор! Только ради него ты всё это сделал!

И знаете что?
Она была права. Я смотрел на неё и понимал одну вещь: она ничего не поняла. Ничего. За все эти годы, что мы были вместе, она так и не осознала, что я не могу дать ей того, что она от меня требовала. Любовь. Тёплую, искреннюю, ту самую, о которой пишут в книгах и поют в песнях.

Нет. Я был мёртв внутри. Оля забрала всё, что у меня было. Я снова слышал Алину, её голос дрожал, она будто теряла контроль над собой. Но мои мысли уже блуждали где-то далеко, совсем не здесь.

Что она от меня хочет? Я дал ей всё, что мог. Дом, деньги, статус. И даже больше — сына, которого она превратила в своё оружие. Но я никогда не мог дать ей то, чего у меня больше нет. Она требовала от меня жизни. А у меня её не осталось.

Она говорила, что я её уничтожил. Но правда была в другом. Это она уничтожала всё вокруг нас. Наш дом стал полем боя. Она метала тарелки, рвала мои рубашки, кричала до хрипоты. Но меня это не трогало. Не выводило из себя. Она этого не могла вынести. В тот вечер она дошла до предела.
Собрала чемодан. Театрально громко захлопнула его крышку, чтобы я слышал. Потом подошла ко мне, стоя посреди комнаты, будто ждала, что я что-то скажу. Я молчал.

Глава 10

Заведующая, Гретта Генриховна, бегала по саду, как заведенная. Ее лицо раскраснелось от восторга, как у ребенка, которому подарили долгожданную игрушку. В руках она держала какие-то бумаги и, словно флаг, размахивала ими перед всеми, кто попадался ей на пути.

— Девочки, вы только подумайте! — восклицала она громким, заливистым голосом. — Сам мэр! Артем Владимирович! Перевел нам средства на ремонт! На новое оборудование! На площадку для деток! Боже, ну какой же это человек! Настоящий герой!

Коллеги Гретты, остальные воспитатели и няни, тут же подхватили ее восторг. Одна что-то радостно прошептала другой, и через секунду их смех разлетелся по коридору.

— Вот это да! Такое в нашей жизни редко бывает, — услышала я чей-то голос.
— Еще бы! Видимо, хочет, чтобы его имя золотыми буквами выбили на табличке при входе!

Смех. Радость. Воодушевление.

А я стояла в стороне. Не смеялась, не улыбалась, не радовалась.

Все, что я чувствовала, — это сжимающий грудь холод.

— Дашенька, ты слышала? Сам Северов нам деньги перевел! Вот так подарок, правда?

Я киваю. Механически.
— Да, — отвечаю еле слышно, стараясь выдавить из себя хоть что-то.

— Это такой шанс! Ты только представь, сколько мы сможем сделать для садика! — говорит она, будто мне от этого станет легче.

Но я не отвечаю. Просто отворачиваюсь, стараясь сделать вид, что меня заинтересовал старый коврик на полу или криво висящая доска объявлений.

— Детишки будут счастливы! — раздается где-то за спиной. — А сколько нового оборудования! Площадки! Грета Генриховна обещала, что мы даже получим интерактивные доски для занятий!

Я слушаю, но будто через плотную стену. Слова доходят до меня, но их смысл не имеет значения. Все это кажется мне фальшивым, пустым.

— А, может, мы его пригласим на праздник, когда все закончим? — с энтузиазмом говорит кто-то.
— Ой, да что ты, мэр! Куда уж нам… Но вообще было бы красиво, правда?

"Красиво…" — думаю я с горечью. Все это "великодушие" Северова пахло не добротой, а холодным расчетом. Его образ перед глазами вспыхивает так резко, что я невольно сжимаю кулаки, чтобы хоть как-то удержаться на месте.

Его слова звучат в моей голове с такой ясностью, будто он снова стоит напротив меня. Я вспоминаю, как он смотрел на меня тогда, прямо в глаза, с той своей чертовой насмешкой, от которой хотелось либо закричать, либо разбить что-нибудь о стену.

"Это не благотворительность," — думаю я, чувствуя, как гнев медленно поднимается внутри меня, заполняя все пространство.

"Это контроль. Это власть. Это очередной способ доказать, что он решает все. Что он может одним щелчком пальцев изменить чью-то жизнь, а потом смотреть, как этот человек будет обязан ему."

Я чувствую, как в горле застревает ком, но я его глотаю. Нет. Я не позволю себе сломаться здесь, перед этими людьми, перед Греттой Генриховной, которая все еще сияет, как лампочка. Все, чего мне хочется в этот момент, — просто уйти. Выбежать из этой комнаты, из этого здания, из этого города. Но я остаюсь на месте.

Я чувствую, как мои ногти впиваются в ладони. Как мое сердце бьется слишком громко. Как голова кружится от воспоминаний. Я вижу, как все радуются. Как улыбаются. А у меня внутри все холодно.

"Черт бы тебя побрал, Артем Северов," — думаю я, сдерживая дрожь. — "Твои деньги — не спасение. Это капкан. И ты это прекрасно знаешь."

Грета продолжает говорить, а я больше не слышу. Она машет какими-то бумагами, ее голос льется где-то вдали. Остальные кивают, поддакивают, обсуждают.

А я просто стою.

И в моей голове, как заезженная пластинка, звучат его слова.

"Это не доброта. Это контроль."

И мне от этого только хуже.

Телефон завибрировал в кармане, вырывая меня из мыслей, которые с самого утра путались, как тонкие нити, и обрывались в никуда. Я машинально достала его, взгляд скользнул по экрану.

Егор.

Сердце будто пропустило удар. Я сразу почувствовала, как внутри что-то сжалось. Не страх, нет. Скорее... напряжение.

Сообщение. Простое. Короткое. Но от этого еще больше цепляющее.

«Сегодня вечером встречаемся в ресторане «Магнолия». Я приеду за тобой в восемь вечера. Жду тебя.Соскучился очень сильно…будет сюрприз»

Всего несколько слов, а в них — все, что заставило мой разум тут же начать накручивать себя. Я перечитала сообщение. Раз, другой. Слова мелькали перед глазами, но я не могла собрать их в цельное осознание.

Сюрприз.

Мои пальцы чуть сильнее сжали телефон. Не люблю сюрпризы. Ни хорошие, ни плохие. Не люблю чтоб в моей жизни были загадки. Мы не виделись несколько дней. После того вечера, когда я увидела его отца. После того разговора, который до сих пор отзывается в моей голове ледяным эхом.

И теперь, когда Егор написал, мне. Я чувствую странную, нарастающую тревогу. Я пыталась сосредоточиться на Егоре. На том, что это он хочет увидеть меня. Что он соскучился. Что, может быть, он просто хочет провести со мной вечер. Но каждый раз, когда я пыталась представить Егора, в моем сознании всплывал другой.

Артем Северов.

Его взгляд. Его холодные, жесткие глаза, которые прожигают, будто видят все, что я пытаюсь спрятать.

Его голос. Ледяной, спокойный, но с таким скрытым давлением, что у меня до сих пор по коже пробегают мурашки. Почему я думаю о нем? Почему его тень так тяжело висит надо мной? Его слова, его манера говорить, его присутствие, которое подавляет. Я провожу рукой по лицу, пытаясь выкинуть из головы эти образы, эти эмоции.