Отец (не) моей дочери

Глава 1.

Этери.

Мечусь по комнате, пихая в рюкзак все, что вижу – детские маечки, платья, полотенца, игрушки… Вот зачем мне это нужно? Руки трясутся, а предметы расплываются, превращаясь в уродливого монстра… Диван, шкаф и телевизор – все смешивается, перепутывается, походя в этот момент на мою жизнь – потерянную и никчемную. Сглатываю горький ком в горле и хватаю на руки дочурку… Я даже на оглашение приговора суда не осталась – и так все понятно. Но я хитрее этого… Самойлова. 

– Сейчас мама все соберет, и мы уедем. Да, солнышко? Мамина радость… Мамина родная… Дариночка моя… Никому тебя не отдам. 

– Мама, – дочка обнимает в ответ и пытается поцеловать, впечатав влажные губки в мою соленую от слез щеку. 

– Давай-ка поторопимся, Дарина? А то придет злой дядя и тебя заберет. 

– Гуять, – лепечет она довольно. Подбирает с пола ушастого зайку и деловито несет в прихожую.

– Да. Мы поедем далеко-далеко… Жаль, что у мамы нет машины, но мы сядем в автобус. 

Кровь ревет в висках, пальцы подрагивают от чудовищной порции адреналина, выплеснувшегося в кровь. Я точно ничего не забыла? Документы в сумке, пакет мусора стоит у входной двери, вещи на первое время в рюкзаке… Вроде бы все… Остается одеться и выбежать из квартиры в неизвестность… А там… Пусть весь мир взорвется! Плевать на вердикт суда! Плевать на влияние и власть Самойлова! Дарину я не отдам. И на дурацкие тесты ДНК тоже плевать… 

– Давай мама тебя оденет, моя куколка. Иди сюда, – присаживаюсь возле дочери на корточки и тотчас падаю от оглушительного удара в дверь. 

– Мама, – Даринка испуганно льнет ко мне и дрожит. 

Я знаю, кто за ней… Лев Борисович оказался умнее, чем я предполагала. Быстро сообразил и предвидел мой побег. 

– Этери Валентиновна, откройте дверь, – гремит за стеной чужой голос.

Вот, значит, как он все вывернул? С подмогой пришел.

– Я… Я сейчас полицию вызову, – хриплю чуть слышно. 

– Открывай! Немедленно! Или я разнесу дверь и не оставлю щепки!

А вот это уже голос Льва Самойлова. А следом за ним – оглушительные удары. Он прав – еще немного, и дверь слетит с петель…

– Мама… 

Даринка прижимается ко мне, а я, наконец, отпускаю себя… Приваливаюсь к стене и начинаю рыдать. Капли пота, ползущие по спине, кажутся ледяными… Из меня словно вытекает тепло. Жизнь улетучивается… С каждым проклятым ударом в двери я будто умираю. Даже дочурка в моих руках холодеет, превращаясь во что-то чужое, призрачное… Сейчас ее отнимут и меня не станет… 

– Открывай! – гремит Самойлов.

– Этери Валентиновна, я вызываю бричеров, – услужливо сообщает другой голос.

Медленно поднимаюсь, придерживая побледневшую малышку, и отпираю дверь. Она жалобно скрипит и тотчас отворяется, являя взору Льва Самойлова. Возле высокого, темноволосого человека я кажусь себе букашкой. Той самой, которую можно прихлопнуть и брезгливо смахнуть со стекла… Что он и делает… Уничтожает, наплевав на мои чувства и планы…Жизнь, ничего для него не стоящую…

– Я пришел за дочерью. Она моя, а вы… Надо было дослушать приговор суда. Давайте ребенка, я ее забираю.

– Мама, – Даринка прижимается ко мне и хнычет.

– Дариночка, мама тебя не отдаст, – глажу ее по спинке, смеривая Самойлова ненавидящим взглядом.

– Ее будут звать по-другому, – гремит Лев. – Я ее родной отец, а вы… Отдайте ребенка по-хорошему или я засажу вас, обвинив в похищении! Я не шучу. 

Цепляюсь за кричащую малышку, чувствуя рев крови в висках… Я даже окружающие звуки слышу плохо, а уж соображаю… Валюсь на пол, слыша крики дочери в подъезде и удаляющиеся шаги. Вот и все, Этери… Какой же ты была наивной дурочкой, если верила, что все получится. Ничего у тебя не вышло. Ты неудачница, вот ты кто… Заглушаю проклятый внутренний голос, пытаясь вернуть самообладание. Погружаюсь в ступор или дремоту. Сижу на полу, не чувствуя ничего, кроме смертельного холода… Сначала я стараюсь подняться, цепляясь напряженными пальцами за края мебели и стены, а потом смиряюсь, позволяя верховодить собственному телу… Не знаю, сколько я так сижу. Кажется, целую вечность. Темнота затапливает прихожую, а вместе с ней и холод… Я уже не ощущаю ничего – пальцы словно деревенеют, а голос садится от рыданий. 

Вздрагиваю от скипа входной двери и тотчас зажмуриваюсь от вспышки света. Вот и муженек пожаловал со своей… Янулей.

– А что это ты расселась? – гремит Вася, нахмурившись и склонившись надо мной. – Я же сказал тебе съехать. Почему ты еще здесь? 

Яночка многозначительно поджимает губки и тянет большущий чемодан, цокая каблучками по полу прихожей. 

– Вась, он забрал ее… Он забрал нашу девочку, – хриплю, интенсивно растирая пальцы. Сейчас бы в горячую ванну… 

– Мне плевать на тебя и нагулянного ребенка, – брезгливо морщится он. – Разбирайся сама со своим хахалем. Я дал тебе достаточно времени, чтобы свалить отсюда.

– Васятка, так мне куда идти? – протягивает маленькая дрянь, переминаясь на входе. 

– Входи, Яночка. Этери уходит, – деловито произносит муж, выхватывая ручку чемодана из ее рук. – Где твои вещи? – а это бросает мне. 

– У меня… Я не успела собрать. Только в рюкзаке.

– Проваливай. Яна все завтра соберет и отправит тебе по новому адресу. 

Придерживаясь за дверки шкафа, поднимаюсь с пола и сую ноги в ботинки. Они не слушаются… Тело не слушается меня, скрипит как ржавое корыто или мертвое дерево. Наверное, так и есть? Я хожу по земле, дышу, ем и пью, смотрю на яркие звезды, что вселенная рассыпает для меня на небе, но не чувствую себя живой. 

– Забирай свой рюкзак, – шипит блондинистая стерва и швыряет его в подъезд. 

Двери квартиры закрываются и запираются изнутри. Вот и все… У меня теперь нет дома. Наверное, суд принял правильное решение, лишив меня материнских прав. Самойлов конечно постарался, но и факты из моей биографии никуда не денешь! Такая, как есть – Этери Журавлева – бывшая жена, а теперь и бывшая мама. Бывший благополучный человек. 

Глава 2.

Этери.

– Какое время? Уточните, пожалуйста? – дрожащим шепотом произношу в динамик. Тебе не отвертеться от меня, Самойлов! Не хочешь поговорить по-хорошему, я добьюсь встречи другим способом.

– В одиннадцать двадцать вас устроит? – певуче проговаривает регистратор на том конце провода.

– Да, мне походит.

– Назовите свою фамилию и контактные данные.

«Черт… Если назовусь Журавлевой, Лев отменит прием и сбежит».

– Бегашвили Лали Отаровна, – называюсь именем матери.

– Отлично, записала. Ждем вас, Лали Отаровна, – милая девушка завершает звонок.

Мне бы никогда и в голову не пришло записаться в клинику «Лев»! У меня и денег столько нет… Спасибо Нике – управляющий рестораном, она эту идею придумала. Мне же остается внедрить ее в жизнь…

– Так и будешь сидеть, как сыч? И в подсобке жить, – со вздохом произносит она, бросая в меня испепеляющий взгляд. – Черная полоса скоро закончится, Тери. Вот увидишь!

– Да уж… – спускаю ноги с топчана и потираю онемевшую поясницу. – Хорошо, что ты вчера меня поддержала. Спасибо тебе, Ник… Я в таком раздрае приехала, не поверишь…

– Еще как поверю. Все СМИ вчера, как с ума сошли. Самойлов то, Самойлов это… Кстати, он такой красавчик. Настоящий Лев – высоченный, темноволосый, а этот взгляд… Просто супер, а не… – она накручивает на палец длинную кудрявую прядь.

– Ты сейчас серьезно? – вздыхаю устало.

– Абсолютно. Предложи ему себя.

– Что ты сказала? – хмурюсь в ответ.

– Ты же говорила, что на все пойдешь ради дочери? – Ника прищуривает зеленые глаза и наклоняется ко мне.

– На все…

– Думай, Тери. Завтра в одиннадцать явишься к нему королевой. Белье есть красивое? – вытягивает пухлые губы Ника.

– Ты удивишься, но есть… Я вчера в рюкзак запихивала все, что попадалось под руку. Я согласна… На все… Ты меня осуждаешь?

– С ума сошла? – Ника поднимается с места и включает чайник. – Я бы порвала за своего малыша. Иди и делай все. Ты красивая женщина, Тери. Самойлов не сможет устоять…

Надо ли говорить, что я не сплю всю ночь? Думаю о завтрашнем визите в дорогую клинику, репетирую слова, что скажу ему… Что он, интересно, сделает? Накричит на меня при всех, утопив репутацию? Или тихонько свернет шею и выбросит через черный вход в мусорку? Боже, Этери, ты сходишь от волнения с ума… Вася даже не позвонил, чтобы узнать, где я ночую? Я никому не нужна… Никому, кроме дочери… засыпаю с мыслями о Дарине. Как она, интересно провела ночь? Самойлову удалось ее накормить?

Меня будит звонок будильника и топот сотрудников ресторана по коридору. Ника закрыла глаза на мое пребывание в подсобке, но вечно это не может продолжаться. Я сегодня же найду квартиру. Позже – после визита к грозному Льву…

– Ты проснулась, подруга? – вздрагиваю от голоса ворвавшейся в комнатку Ники. – Надо же… Маникюр хотя бы. Да и лужайку подстричь не мешало.

– Ника! Все у меня в порядке с лужайкой. Кому не нравится, так и пусть… Катится на все четыре стороны, – обиженно поджимаю губы.

Ничка права – если уж и предлагать Самойлову себя, то в подобающем виде. Принимаю душ и, спешно вливая в себя порцию кофе, бегу в салон по соседству. Слава богу, у меня есть некоторые накопления – хватит и на квартиру, и на маникюр… Все еще сомневаясь в успехе компании, выбираю красный лак из палитры, предложенной мастером. Ерзаю на месте, сгорая от волнения и нетерпения…

– На свидание собрались? – улыбается мастер, смазывая мою кутикулу маслом.

– Вроде того, – бесцветно шевелю губами.

Я намеренно немного опаздываю. Хладнокровно заполняю согласия на медицинское вмешательство и использование наркоза, предложенные регистратором. Клиника платная, потому у меня не требуют паспорта… Непринужденно диктую свои контакнтные данные, заменив имя и фамилию, и следую в кабинет номер семь…

Ноги подкашиваются, а дыхание покидает легкие, когда я опускаю пальцы на прохладную металлическую ручку… Делаю глубокий вдох и произношу проиоткрыв дверь:

– Можно войти?

– Входите, – еще не видя меня, отвечает Самойлов. Ему идет медицинская пижама… И роскошный стоматологический кабинет с современным оборудованием тоже идет.

Пока он застилает рабочее место одноразовой пеленкой, я осторожно запираю дверь изнутри.

– Лев… Борисович, – произношу, обращая его внимание на себя.

– О боже! Кто вас сюда впустил? Выйдите немедленно или я вызову охрану. Сейчас сюда придет пациент, – шипит Самойлов, подходя ближе.

– Этот пациент я, – отвечаю дрожащим шепотом. – У меня к вам предложение. Я… Я готова на все, чтобы увидеть дочь. Я…

– Убирайтесь отсюда, как вас там… Этери.

Самойлов опускает ладони в карманы медицинских брюк и прищуривается. Кажется, его взгляд выжигает меня изнутри – в горле становится сухо, ладошки, напротив, увлажняются. Вскидываю руки, не отрывая от мужчины взгляда, и начинаю расстегивать пуговицы блузки.

– Что вы делаете? – косясь на дверь, произносит он. – Прекратите немедленно. Это… Суд так решил, я ни при чем. Вы нерадивая мать, Этери. И не имеете права воспитывать детей.

– Пожалуйста…

Расстегиваю блузку и распахиваю ее полы, демонстрируя Льву себя. Кружевное белье идеально подчеркивает мои прелести. Да, я пополнела после родов. Возможно, мне не мешает сбросить килограммов пять или семь, но… Черт возьми, Ника была права, когда говорила, что я привлекательна. В глазах Льва вспыхивает что-то большее, чем равнодушие… Я медленно опускаю чашки бюстгальтера, наблюдая за его взглядом. О чем я только думала? Вот же дура… Неужели, он клюнет на меня и воспользуется предложением прямо здесь, в кабинете?

– Вы что о себе думаете? – кривится Лев, приходя в себя. Отходит к окну, отвернувшись от меня. – Вы себя в зеркало видели? Вы… Посмешище, а не женщина. Я никогда, слышите, никогда не позарюсь на такую, как вы! Даже если на всей планете не останется ни одной женщины! – он тычет пальцем в воздух, расхаживая по кабинету. – Вон отсюда или я вызову охрану!

Глава 3.

Лев.

– Ловко вы ее, Лев Борисович, – хмыкает адвокат.

Нанятый для устрашения Журавлевой спецназовец согласно кивает, ловко перекидывая дубинку из одной руки в другую.

– Хм… – только и могу выдавить я. Девчонка истошно орет и требует маму. Бьет кулачками по моей спине и визжит на ухо.

– Она так и будет…

– Да заткнитесь вы все! – рычу я, не понимая, что делать с девочкой. – Как ее успокоить?

– Это теперь ваши проблемы, Лев Борисович, – елейно проговаривает адвокат. – Вы хотели найти и вернуть ребенка – так получите и распишитесь!

– Мама! Мамуя! Де моя мама?

Господи, это когда-то кончится? Кажется, у малышки синеет кожа вокруг рта. Черт, что это значит у детей?

– Ладно… Можете быть свободны. Я поеду.

– Няню наймите, она ее успокоит, – советует спецназовец, кивая на прощание.

Самойлов, ты нашел дочь! Нашел девочку, которую по ошибке отдали другой женщине – неблагополучной истеричке, работающей в кабаке! Подумать только, где она росла – моя Василиса. Я выброшу ее документы к чертям и назову дочь именем, что мы с женой придумали для нее.

– Не плачь, малышка, я твой папа.

– Мама! Де моя мамуя? – кричит она, кидая в меня испуганный, почти ненавидящий взгляд.

Мамуля, мамуля… Нет у тебя больше никого – только папа. Жена умерла полгода назад от разрыва аневризмы. Сам не знаю, почему так произошло? И как я, опытный врач, ничего не заметил? До сих пор виню себя в ее смерти… И до сих пор не понимаю, что тогда случилось. Евгения родила здоровую девочку, но через час нам объявили, что ребенок умер. Выдали труп малышки и выписали домой. Вот и вся история… Если бы не Женя, я никогда не догадался проверить факты… Копал, копал, опрашивал свидетелей, адвокатишку этого нанял – Степана Кошкина. Да, светило, но наглый – мама не горюй! Два года я метался от роддома к зданию суда… Туда и обратно, а потом сначала.

– Дямой хосю. Де моя мама? – скулит кроха, вырываясь из ремней детского кресла. Новехонького – купленного специально для нее…

– Мы сейчас к бабушке поедем. У тебя же нет бабушки?

Черт, ну что я ее спрашиваю? Надо сделать все, чтобы дочка скорее забыла… ту женщину. И мне ее ни капли не жаль… Кошкин говорил, что она разводится с мужем и не имеет собственного жилья. Разве я в этом виноват? Она получила по справедливости. И совершенно точно не может воспитывать мою дочь. Суд вынес правильный приговор, лишив ее родительских прав – я лишь немного помог судье мыслить в правильном направлении…

– Мам, – стараясь перекричать детский плач, произношу в динамик. – Я могу приехать с дочерью? Я ее забрал.

– Господи, сынок, ну, конечно, – тараторит мать в ответ. – Это она так плачет? Левушка, а как та женщина отнеслась ко всему этому?

– Плохо, мам. А как ты бы отнеслась? – отвечаю сухо, нервно покручивая кнопку радио. Может, есть какие-то детские радиостанции? Как-то же можно успокоить ребенка?

– Я бы не отдала ее… Ни за что. Два года она считала ее своей дочерью. Может, умерший малыш, которого вам отдали ее?

– Нет, мам. Экспертиза опровергла родство. Умершая малышка не принадлежит этой женщине. Мам, не засоряй голову. Может, она вообще не рожала? А украла ребенка из роддома и просто присвоила? Она может… Ты бы ее видела… Терминатор в юбке.

– Приезжайте, Лева. Я котлет нажарила. Василисе понравятся. Ты ее так называешь?

– Пока нет… Она все время плачет, мам. Не знаю, как успокаивать детей, – скашиваю взгляд на хнычущую девочку. Как же она похожа на Женьку… Темные волосики, карие глаза, нос кнопочкой… С чего эта белобрысая Этери взяла, что моя кроха ее?

Лев.

От долгого плача малышка засыпает… Уменьшаю звук радио до минимума, чтобы слышать ее дыхание. Сопит… Всхлипывает во сне и часто-часто дышит, пристроившись в кресле. Мама живет на окраине города, в уютном спальном районе. По дороге снег усиливается. Сыплет на крыши домов и машин тонны ледяной колкой крупы. Словно стирает следы на земле… Стирает прошлое, от которого хочется избавиться. Выруливаю с проспекта на объездную, ведущую к дому матери, гадая, кто останется с дочкой завтра? Работу-то никто не отменял. Хотя… Может, взять выходной?

– Аня, сколько у меня завтра пациентов? – звоню личному секретарю. – Можно их перенести?

– Лев Борисович, вы что такое говорите? Помните Синичкина? Скандалиста?

– Конечно, – отвечаю со вздохом. – Записался опять?

– Да, теперь на ультразвуковую чистку. И хочет, чтобы ее делали только вы.

– Господи, дожил на старости лет! Я хирург, а не… Чистку может сделать новенькая.

– Кристина Сергеевна. Но она просит всех называть ее Тина.

– Ладно, приеду. Мне срочно нужна няня. Есть идеи?

– Поздравляю, Лев Борисович, – с придыханием отвечает Анна. – Я слышала о результатах судебного заседания по телевизору. Вы теперь местная знаменитость, не меньше… У меня нет знакомых нянь.

– Да ладно тебе. Хорошо, приеду. Попробуй отменить кого-то… Перенеси прием на послезавтра.

– Постараюсь, – услужливо произносит Аня.

Мама встречает нас настороженно. Девочка все время плачет и требует маму, а я все глубже погружаюсь в бессилие. Пью его большими глотками, не понимая, что делать…

– Проходите, дорогие, – рассеянно шепчет мама, забирая малышку из моих рук. – Как тебя зовут? И почему ты плачешь?

– Далина… Я к маме хосю. Мама-а-а…

В доме пахнет домашней едой и корвалолом. Ловлю себя на мысли, что давно не был в гостях у мамы… Работал как проклятый, чтобы заработать на услуги Кошкина, и бегал по коридорам следственного комитета. И в результате получил кричащего испуганного ребенка. А что ты, Лева, хотел? Надеялся, что малышка, больше двух лет проживающая с чужой женщиной примет тебя с распростертыми объятиями?

– Лева, может, ты позвонишь… той женщине? – мама спускает дочурку с рук. – У деточки может нарушиться психика от такого плача, а ты…

– Исключено. Решением суда она лишена родительских прав, мам. Судья посчитал, что она не может должным образом уделять внимание дочери, – вешаю куртку на крючок и снимаю обувь.

Глава 4.

Этери.

Директор ресторана понимающе кивает, слушая мою тираду про расчетный счет. Если он сейчас откажет, я просто умру от отчаяния…

– Ну что же вы молчите, Дмитрий Степанович! – вмешивается Ника. – Вам что, трудно?

– Не трудно, девчонки. Идите к бухгалтеру, она даст реквизиты. Что-нибудь придумаем… Оформим деньги, как пожертвования организации, а там… Найдем способ вытащить.

– Ура! Бежим, Тери! У нас эфир через два часа, надо еще тебя накрасить и причесать, – тараторит Ника, стуча каблуками по полу коридора.

– А это еще зачем? Может, напротив, не стоит вмешиваться в мою природную… хм… красоту? Я должна выглядеть жалкой и несчастной, а не ухоженной и шикарной.

– Ты права. Маникюр у тебя имеется, а волосы… Твоим шикарным кудрям не нужна никакая укладка. Мы просто распустим их и нанесем немного тона на лицо. Ох, Тери… Как я волнуюсь, ты не представляешь. В разговоре с директором телеканала я так его накрутила. Они настроены решительно! Я почти уверена, что программа вызовет общественный резонанс. Доложат прокурору и начальнику следственного комитета! Бери выше – первому лицу области!

– Тише, тише, подруга, – успокаиваю ее я. – Им проще меня уничтожить, чем разбираться.

– Не-ет. Тебе нужно будет посмотреть в камеру и сказать, что ты не боишься никого. И всю эту лабуду, которую говорят в кино: если со мной что-то случится, прошу винить в этом Льва Самойлова!

– Прямо так? Вот так сказать?

– Да, и от тотчас прибежит к тебе сам, вот увидишь.

Я наношу немного макияжа и распускаю волосы. Для участия в программе выбираю брючный темно-синий костюм. Я должна выглядеть строго и достойно, но не жалко…

Ника вызывается подвезти меня до студии. Воодушевленная возможным успехом мероприятия, я бойко плюхаюсь на переднее сиденье ее машины и включаю клубную музыку – самое то для поднятия боевого настроя!

– Мы им дадим! Мы их всех порвем, – произносит Ничка, когда мы подъезжаем к зданию телестудии.

Улыбчивая телеведущая прикрепляет к воротнику моего пиджака микрофон и указывает на кресло гостя. В зале толпятся какие-то люди – эксперты, адвокаты, представители общественных организаций, журналисты, блогеры… Ника постаралась на славу…

– Вы готовы, Этери Валентиновна? – ведущая в белоснежном костюме растягивает красные губы в широкую улыбку.

– Да, готова. Только вы не сказали, какие будут вопросы?

– Не волнуйтесь, ничего провокационного не будет. Все будет хорошо, вот увидите.

– А… А Лев Самойлов не придет на эфир?

– Мы его не позвали намеренно. Это ваша минута славы, Этери.

Операторы объявляют минутную готовность, в зале гаснет свет, а я… Я, напротив, оказываюсь окутанной ярким светом прожекторов. Права ведущая – это моя минута славы, только моя… Приосаниваюсь и складываю пальцы в замок, ожидая вопросов ведущей.

– Я приветствую вас в программе «Острый вопрос», – начинает ведущая, смотря в камеру. – Верите ли вы, что в современном мире можно перепутать детей?

Зал начинает гудеть, как по команде. Люди бросают возмущенные реплики и перешептываются. Воздух тяжелеет, наполняясь эмоциями и моим волнением…

– Это возможно. Два года назад героиня нашей программы Этери Журавлева родила дочь. Она и ее супруг с нетерпением ждали рождения малыша. Этери Валентиновна наблюдалась в женской консультации и родила здоровую девочку. Но… – ведущая манерно замолкает, а потом громко добавляет: – Но полгода назад в жизнь Этери ворвался посторонний человек – известный в области хирург-стоматолог и владелец сети стоматологических клиник «Лев». Он потребовал вернуть дочь, которую родила женщина. Объявил ребенка своим и… Внимание, дорогие гости, он отобрал у Этери ребенка. Да-да, Лев Самойлов доказал, что девочка его кровная дочь. Детей перепутали в роддоме, но малышка Этери до сих пор не найдена. Следствие прекратилось, а мать… У нее забрали ребенка и лишили надежды обрести счастье.

Браво. Я бы не смогла так… Вот честно… Слезливые нотки в голосе ведущей приносят добрый плод – по залу прокатываются всхлипы и вздохи, шепот и возмущённые реплики.

– Лев Самойлов добился того, чтобы меня лишили материнских прав, – прочистив горло, произношу я. – Он забрал девочку и запретил мне с ней общаться. Вы считаете это нормальным? Я кормила малышку грудью до полутора лет, воспитывала ее… Разве так можно?

– Нет! Конечно, нет! – кричат из зала.

– Мерзавец! Самодур! Почему следствие прекратили? Главного врача роддома должны посадить! – выкрикивают гости.

– А давайте спросим героиню, как ей помочь? Может, у вас есть идеи? Есть в зале адвокаты? – а это уже Ника. Она поднимается с места и бесцеремонно забирает микрофон из рук важного гостя в первом ряду.

– Муж обвинил меня в измене и подал на развод, – сглатывая ком в горле, произношу в микрофон. – У меня сейчас нет жилья. И денег на адвоката нет… Я истратила накопления в долгой тяжбе с Самойловым. Следствие не отыскало преступника, укравшего мою девочку. Она жива… Точно жива – я это знаю. Следователь проверил всех рожденных в тот день малышей, но среди них не оказалось моей дочери. Такова правда. Чтобы продолжить поиски, мне нужны деньги на услуги частного детектива.

– А кого отдали Самойлову? Вернее, его жене? Какого ребенка предъявили им? – кричит какой-то мужчина из зала.

– Мертвую девочку, – отвечаю я. – Анализ ДНК доказал, что малышка не моя дочь. И не дочь Самойлова. Значит, мой ребенок воспитывается в семье вора. Выходит, так?

– Скажите, у вас есть счет или фонд? Куда я могу перевести деньги? Я понимаю ваше горе, как женщина… И хочу внести небольшую лепту. Пусть средства пойдут на услуги частного детектива.

Ничка делает вид, что она приглашенный гость. Провоцирует общественность последовать ее примеру.

– Да, и мы поможем!

– Друзья, сейчас на экране появятся реквизиты организации, где работает наша героиня. Вы можете переводить средства, указав в назначении платежа – благотворительное пожертвование Этери Журавлевой. Я тоже внесу некую сумму, – произносит ведущая, смахивая экран смартфона. Демонстрирует гостям, что мое горе затронуло струны и ее души…

Глава 5.

Этери.

Ерзаю на месте, не в силах подавить волнение… Скорее бы программа закончилась. Ведущая рассказывает о прорехах в законодательстве, применяя слезливый тон, а я слушаю вполуха, думая только об этом Аверине… Неужели, поможет? Боюсь представить, сколько это стоит! Интересно, как люди откликнутся на мою просьбу помочь? Адам не похож на человека, который дешево стоит – дорогой клетчатый пиджак, белоснежная сорочка, поблескивающие на запястье часы…

Я точно провалюсь под землю, если он назовет неподъемную сумму… Да еще и столько планов впереди… Снять жилье на несколько месяцев, купить новую одежду… Старую я оставила в квартире Васи, а его новая пассия не торопится ее возвращать.

– Вы согласны, Этери Валентиновна? – вздрагиваю от голоса ведущей.

– Я… Эм… Я подавлена происходящим. Простите, вы не могли бы повторить вопрос? – надломлено проговариваю я.

– Вы согласны бороться за ребенка, которого считаете своим? Нам ждать апелляции?

– Конечно, – уверенно отвечаю я. – Я буду тянуть время, насколько это возможно. И восстановлю свои права.

– Что вы намерены делать с жильем? По сведениям, полученным нами из материалов дела, у вас нет собственной квартиры? – сухо произносит ведущая.

– Так и есть. Жилья у меня нет. Квартира моего мужа приобретена им до нашего брака. Но у меня есть работа. Есть здоровье и нет вредных привычек.

Зал взрывается аплодисментами. Наконец, все подходит к концу. Я сдергиваю микрофон с воротника и ищу взглядом Адама… Прощаюсь с ведущей, сердечно поблагодарив ее за помощь, и срываюсь с места в толпу, где недавно его видела.

– Этери? – слышу мужской голос за спиной. – Вы ищете меня?

– Да. Слава богу. Я уж думала, вы ушли, – тараторю сбивчиво. – Где мы можем поговорить? Боюсь, вы неправильно оценили мои возможности. Мое материальное положение таково, что…

– Я хочу вам помочь не из-за денег. Есть личный интерес, – отрезает он.

– И какой?

– Не скажу. Это… это личное. Может быть, потом? Вы располагаете временем? Сможем проехать до моего офиса?

Краем глаза замечаю Ничку. Взмахиваю ладонью, подзывая ее к нам. Не знаю, почему, но я до сих пор не верю в происходящее… Может, все это подстава Самойлова? И Аверин хочет уговорить меня отказаться от поисков?

– Здрасте! – шумно здоровается Ника. – Ну что, едем? Я с вами.

– Если только Этери не против, – бормочет Аверин и называет адрес.

Ничка запускает двигатель и включает обогрев на полную мощность. Зябко ежусь, неотрывно думая о тайне Адама… Почему он решил помочь? Что такого случилось в его прошлом?

– Ника, он даже не озвучил цену, представляешь? – протягиваю я, когда мы отъезжаем с парковки. – Говорит, что имеет личный интерес.

– Ну-ка, Тери, забей в поисковике что-то про него и его семью. Там наверняка будет написано.

– Не хочу… Пусть он скажет сам. Но любопытство меня уже терзает.

Телефон грозно вибрирует в тот момент, когда машина останавливается на парковке возле офиса Аверина. Ника была права – Самойлов найдет меня сам… Из-под земли достанет…

– Да, слушаю вас, – отвечаю абоненту с незнакомым голосом, почти не сомневаясь, что звонит он.

– Что вы о себе возомнили? – рычит он в динамик. – Журналисты и следственный комитет оборвали мне телефон!

– Вы сами виноваты, Лев Борисович, – нарочито спокойно отвечаю я. – Я просила малого – все лишь общаться с Дариной, а вы…

– Вас лишили материнских прав. А после вашей вчерашней выходки, мне понятно почему?

Не вижу его, но почти уверена, что Лев сейчас расхаживает по шикарному кабинету и крушит все, что попадает под руку.

– Какой выходки? – уточняю я, прикидываясь глупой.

– Вы готовы были предложить себя мне, вот какой! Какая нормальная женщина опустится до такого? Вы… Вы… Вы нерадивая мать.

– Я запомнила, как вы меня назвали: недоразумение, а не женщина. Посмешище, уродина… Что там еще? Может, я такая, как вы сказали… Не спорю, вам виднее. Но мать я отличная, потому что пойду на все унижения в мире ради дочери. Вы об этом хотели поговорить или… Так вот: я подала на апелляцию. Моим делом будет заниматься один из известнейших адвокатов в области, а поисками моего ребенка займется знаменитый частный детектив. Вам не удастся удочерить Дарину. Я буду тянуть время и…

– Стерва! Мне плевать, что вы там надумали. Я увезу дочь подальше отсюда, и делайте, что хотите.

Самойлов сбрасывает звонок, а я даю волю скопившимся эмоциям: приваливаюсь к окну и начинаю рыдать. Захлебываюсь слезами и обидой… Мерзавец… Какой же он бесчувственный урод…

– Тери, хорошая моя, успокойся… Моя ты родная, ну, пожалуйста. Он козел, вот и все. Ты из-за вчерашнего так плачешь? Из-за того, что отверг тебя, да?

– Из-за этого тоже. Знаешь, как это обидно, Ник? О тебя словно вытирают ноги. А еще взгляд… Пренебрежительный, брезгливый – он до сих пор стоит перед глазами. На меня никто так не смотрел… Даже Васина кукла. А этот Самойлов – он смотрел на меня, как на букашку. Жалкую и вонючую…

– Пошел он, куда подальше! Смотри, что я накопала, пока ты с ним болтала. Ника разворачивает экран, демонстрируя мне занятную статью:

«Адама Аверина перепутали в родильном доме. Всю жизнь он воспитывался чужими людьми, гадая, как попал в эту семью? Сплетники утверждают, что мальчик был похищен намерено. Сведений о его настоящей семье нет».

– Ну и дела, – протягиваю я, всхлипнув и вытирая кулаком слезы с лица. – Идем, Ник?

– А ты не боишься, что Самойлов к тебе явится? – с опаской произносит подруга.

– Нет. У него кишка тонка. Он не станет угрожать мне и портить репутацию. Ему нужна хорошая характеристика для органов опеки.

– И жена, – добавляет Ника.

– Что-что?

– Ему нужна жена. Органы опеки вряд ли разрешат холостому мужчине удочерить девочку.

– А мне нужен муж в таком случае.

– Возможно… Сейчас спросим у Адама.

Глава 6.

Этери.

Волнение то и дело поднимает голову… Заставляю себя глубоко дышать и поднимаюсь в офис Адама. Ничка семенит следом, не отрывая взгляда от экрана смартфона.

– Споткнешься, дуреха, – бросаю я, поддерживая ее за локоть.

– Тери… ты не представляешь, что случилось! – почти визжит подруга, застывая на месте. – Теперь нам точно хватит оплатить услуги частного детектива! И адвоката, и…

– Да что случилось-то?

– Глянь-ка, Этери, сколько денег поступило на счет от неравнодушной общественности. Ты только посмотри!

В глазах рябит от количества нулей… Это не сон? Может, черная полоса закончилась, и в моей жизни появился проблеск?

– Поверить не могу, Ника…

– Видишь, как Вселенная тебе помогает? Она открыла свой поток, и…

– Фу, Ничка. Прекрати, пожалуйста, говорить, как модная инстателочка. И ничего еще не получилось… Идем в кабинет Аверина? Кажется, он заждался.

Стучусь в дверь и, получив приглашение, вхожу. Взгляду открывается уютная просторная комната в стиле минимализма. Посередине стоит длинный черный стол с ярко-красными стульями, вдоль стен высятся каталожные шкафы с различной документацией.

– Садитесь, девушки, – улыбается Аверин. Не могу не заметить, что он симпатичный: высокий блондин со слегка вьющимися волосами, зеленоглазый и широкоплечий. Такой наверняка нравится женщинам, и я не исключение. Это вам не самодовольный козел Самойлов!

– Деньги у Тери есть, – опережает меня Ника. Шумно отодвигает стул и садится, деловито сложив пальцы в замок.

– Я пока ничего не говорил про деньги, – улыбается Адам. – Я просто… Я иногда и бесплатно работаю, если хочу помочь человеку. Или идея меня будоражит.

Адам одаривает нас многозначительным взглядом и вздыхает:

– Я сам ребенок, которого перепутали в роддоме. Мои родители до сих меня не нашли. А я их… Я хочу вам помочь, Этери. Раньше я трудился в следственном комитете, имею юридическое образование. Могу выступать в суде, если потребуется. И у меня есть надежная команда помощников. Они рыщут по городу и вынюхивают все, что требуется. Мы работаем быстро и качественно.

– И при этом так и не смогли найти своих родителей? Ох… Простите, – тушуюсь я.

– Ничего. Времени прошло слишком много. Давайте попробуем восстановить цепочку событий, происшедших в роддоме. Вспомните по минутам, что случилось, когда девочка появилась на свет?

Проваливаюсь в прошлое, в миллионный раз вспоминая роды…

– Врачи говорили, что у малышки высокий риск развития резус и группового конфликта, – со вздохом отвечаю я. – Я почти всю беременность лежала на сохранении. Уровень антител был…

– То есть теоретически девочку могли поместить после родов в реанимацию? – уточняет Адам, постукивая кончиком ручки по столу.

– Конечно! И мое состояние было не лучшим. Помню, как услышала ее крик, а потом… Простите, – судорожно вздыхаю и тянусь в сумочку за платком. – Если я услышу крик своего ребёнка, то узнаю его… Не понимаю, кому это было нужно?

– Наташа! – зовёт Аверин помощницу. – Завари нам чаю с жасмином. Продолжайте, Этери Валентиновна, – возвращает внимание ко мне. – У вас есть враги? Кому нужно было вам вредить? Ребёнка могли похитрить из мести. Я много раз разбирал случаи, когда таким способом наказывали неблагонадёжных должников или…

– Я никогда не брала кредитов. И ничего не занимала у посторонних людей. У мамы иногда перехватываю, если не хватает до зарплаты. Или у Нички.

– Я все равно хотел бы исследовать ваше окружение. С кем вы общались? Кто знал, что вы собирались рожать именно в том роддоме?

– Адам, – бесцеремонно вмешивается в разговор Ника. – А не проще допросить сотрудников роддома? Они тоже в деле, я уверена.

– Ника, перестань, – шиплю я. – Адам лучше нас знает, как работать. Не нам его учить.

– Почему же, Ника права. Я этим тоже займусь, но планирую действовать деликатно. Этери, это не у вас гудит телефон?

Боже мой… При виде номера абонента по спине проносится толпа ледяных мурашек. Что ему от меня нужно? Унизить ещё раз?

– С вашего позволения я отойду, – дрожащим, как шелест голосом произношу я.

Выхожу в лифтовый холл и поношу телефон к уху:

– Слушаю.

– Этери Валентиновна, это я.

– Кто я? – нарочито удивлённо спрашиваю я.

– Лев Самойлов. Сохраните мой контакт, пожалуйста. Я хочу поговорить с вами, – вымученно вздыхает он.

– Что-то с Дариной? Не молчите! Она заболела? Она… Я придушу вас собственными руками, если…

– Я пришлю вам адрес в сообщении, – холодно отвечает он.

– Во сколько мне быть у вас?

– В семь.

Лев.

– Левушка, я не могу тебе помочь, – разводит руками Тина.

Зачем только я ее выдернул? Вот же дурак… Молодая девчонка, неопытная… Чем она может помочь мне с дочерью? Бессилие связывает по рукам и ногам, но к нему примешивается чудовищная злость на эту… белобрысую выскочку. Она оказалась сильнее, чем я думал… Адвокат убеждал, что с ней не будет никаких проблем… Я не воспринимал ее серьезно. Думал, заберу малышку и дело с концом… Но Дарина второй день ничего не ест… Все время плачет и кричит во сне.

– Лева, может, вызвать врача? Или… няню? – повторяет Тина, вырывая меня из задумчивости. – Я так хочу подружиться с девочкой, но она без умолку зовет эту… женщину.

– Мама… Хосю к маме… Мамуя… – стонет малышка, а до меня наконец доходит, что она горит.

– Левушка, господи…

– Не называй меня так, я же просил, – отрезаю я и беру Дарину на руки. – Доченька, ну чего ты грустишь? Может, книжку почитаем? Тебе какую сказку бабуля читала?

– Мама… А где моя мамуя… Посему ее неть? Она меня блосила?

– Левуш… Лев Борисович, может, вы позовёте ту женщину? Пока малышке не потребовалась психиатрическая помощь? – осторожно произносит Тина, заламывая руки и хлопая длинными наращенным ресницами. – Я не нянька, а…

– А ты думала, кто ты? Я никогда не скрывал, что борюсь за дочь. Тина, ты хотела быть в стороне? – не знаю, какого жду ответа. Наверное, я ее здорово напугал? Окунул в реальность, где нет цветов и ресторанов, но есть плачущая горячая девочка…

Глава 7.

Лев.

Ошеломленно замолкаю и взмахиваю рукой в сторону ванной. Не понял… Это меня сейчас так отбрили? Поставили на место или… Хотя да – поставили на место. Я дал правильную формулировку поступку Этери. Я ее обидел тогда, не спорю… Оскорбил, обесценив женские достоинства, выгнал из кабинета, да и смотрел презрительно… Наверное, ни одна женщина не стерпела бы такого отношения.

– Мама… Мамоська, – малышка тянет ручонки и беспокойно ерзает, сидя на моих руках.

– Тише, солнышко, сейчас… мама придет.

Этери возвращается быстро. На меня и не смотрит – бросается к Дарине и почти выдергивает девчушку из моих рук.

– Доченька моя… Солнце… Я так по тебе скучала, я тебя люблю. Очень люблю… Маленькая моя…

Этери сникает. Ее плечи подрагивают, грудь тяжело вздымается, а по щекам текут слезы. Тишину гостиной нарушают всхлипывания – женские и… детские. Слова нежности, вздохи, шорохи… Кажется, они обращаются во что-то осязаемое – острое и холодное. И все это режет меня на части, заставляя отвернуться.

Этери садится на корточки, не в силах стоять, а уж тем более держать малышку на руках. Тоска словно высосала из нее все силы. Еще миг, и она свалится навзничь или потеряет сознание… Только этого мне не хватает для полного счастья – ее обморока.

– Этери… Валентиновна, поднимайтесь, – сухо произношу я и тяну Дарину за ручку.

– Нет! – вырывается она. – Мама… Моя мама. Мамуя, ты не уйдес?

– Нет, доченька, я не уйду, – Этери стыдливо вскидывает на меня взгляд. Неужели, ждет разрешения остаться? Или что тогда?

– Давайте пройдем на кухню? – предлагаю я. – Дарина, иди ко мне на ручки, мама никуда не уйдет. Пока…

– Лев Борисович, ну вы и… сухарь, – вздыхает Этери. – Можно было не уточнять. Дарина давно ела?

– Идемте на кухню, – со вздохом предлагаю я.

Этери шлепает по полу этими своими… ножками в розовых носочках, раздражая меня до предела. Бесцеремонно открывает крышку кастрюли и морщит нос при виде макарон.

– Другой еды нет? – презрительно произносит она.

– А что не так с макаронами? Я их только сварил. И вообще, Этери Валентиновна…

– Я кормлю дочь свежими овощами и фруктами в каждый прием пищи. Ну… кроме основных блюд. А суп есть?

– Нет. Она отказывалась от еды. Честное слово, моя мама не смогла впихнуть в Дарину больше, чем ложку каши и…

– Вы непроходимый эгоист, Лев Борисович, – пылко бросает она. – Вам плевать на ребенка, ее здоровье и психическое состояние. Вы… Вам бы только исполнить свои хотелки и…

– Перестаньте так говорить, Этери. Я действую исключительно в интересах ребенка и…

– Хосю сюп, – певуче произносит кроха, благоговейно взирая на мать.

Видели бы вы наши лица: почти одновременно мы с Этери замолкаем, а потом облегченно вздыхаем.

– У вас есть мясо? Овощи, зелень? – тараторит она. – Я приготовлю маленькую кастрюльку, если вы не против.

– Есть домашняя курица. И овощи есть. Сейчас достану.

Дарина не отлипает от Этери. Обнимает за ноги, гладит и просит не бросать ее, пока та умело шинкует овощи. Смотрю на эту картину, чувствуя себя идиотом… Я ведь Этери для серьезного разговора позвал.

– Мойте руки и помогайте накрывать на стол, – командует эта мелкая… выскочка, орудуя ножом. Режет хлеб и выкладывает его на блюдце, одиноко стоящее возле раковины. – Я могу заглянуть в шкаф с посудой? – запоздало спрашивает разрешение.

Ты уже влезла… везде. Наследила маленьким ножками и пропитала воздух моего дома своим запахом. Что там? Лесная земляника, яблоко, немного ландыша… Носится по дому, как будто всегда здесь была и варит суп моей дочери…

– Можно. Но вы учтите, что я терплю ваше присутствие только ради дочери.

– Понимаю и… Спасибо вам за ваше терпение, Лев Борисович. Я покормлю Дарину, искупаю ее и уеду домой.

– Вы не оставите нас в покое, ведь так? – спрашиваю тихонько, чтобы дочь не услышала.

Дарина впервые за день отвлекается на груду раскрасок, что купила для нее моя мама.

– Не оставлю, уж извините. Я кормила ее, понимаете? Она мой ребенок, мой малыш… Я не стану мешать вашей жизни. Просто позвольте мне изредка ее видеть. Выделите несколько дней в неделю, чтобы я…

Голос подводит Этери. Она глубоко вздыхает и втягивает голову в плечи. Отворачивается к кипящей кастрюле и помешивает суп. Кухню наполняет аромат домашней еды, свежей зелени и хлеба.

– Давайте ужинать. Вы голодны? – спрашивает она.

– Д-да… Пахнет неплохо.

Дарина съедает тарелку супа с хлебом и запивает чаем с молоком. Соглашается, чтобы мама ее искупала и рассказала сказку перед сном.

– Мама не уйдет? – поворачивается ко мне.

– Нет, – лгу я. Пальцы чешутся поскорее войти в приложение и вызвать этой захватчице такси.

– Я ее быстро помою, расскажу сказку и уеду. Не волнуйтесь, – шепчет Этери, наклонившись к моему уху. – Поговорим…в другой раз, да.

– Да, – отвечаю я.

Завариваю кофе и сажусь в кресло, наслаждаясь воцарившейся в кухне тишиной. Из ванной доносится довольный детский визг и милое женское щебетание. Она не оставит меня в покое… С этим придется смириться. Будет навещать мою дочь и жить своей жизнью. А я своей... Потягиваю горячий напиток, листая новостные ленты. Везде Этери и ее душещипательная история… Надо бы усмирить ее пыл, заставить отказаться от дальнейших интервью, а если не захочет – пригрозить… Слушаю тишину и женское пение. А потом и оно смолкает. Похоже, Дарина заснула. Ну все… Пора и честь знать. Ступаю в детскую комнату, чтобы позвать Этери и выдворить ее из своего дома.

– Заснула? – шепчу в полумрак ночника.

Этери крепко обнимает мою дочь и спит…

Этери.

Вздрагиваю среди ночи, разбуженная всхлипыванием Дарины. Черт возьми, где я? Оглядываюсь, пытаясь разложить по полочкам события прошедшего дня. Вот он Самойлов… Высокий и одетый по-домашнему… А еще, на удивление сдержанный. Не кричит и не угрожает – разговаривает, просит, приглашает к столу… Даринка зарывается носом в мою шею и тихонько сопит, как крохотный котенок. Выходит, я уснула? А Лев сжалился надо мной и не разбудил. Надо не забыть поблагодарить его утром. Дочка спит, а я наслаждаюсь моментом близости. Перебираю ее шелковистые волосы, глажу нежные щеки… Завтра я уеду домой – в подсобку ночного клуба. Самойлов ведь может сменить милость на гнев? Поддаться советам адвоката или… мамы? Он вправе запретить мне сюда являться. По праву, которого меня лишили, признав несостоятельной матерью… С его подачи, между прочим. Глаза вмиг заполняют жгучие слезы… Дариночка моя, девочка… Что мне нужно сделать, чтобы видеться с тобой? Не хочу, чтобы ты меня забывала… И свою дочурку хочу найти. Ночь ворует покой, пробуждая самые болезненные чувства моей души. Боль хлещет по щекам, как кнут. Выпускает на волю обиды, даже самые затаенные… Я все вспоминаю – изменщика-мужа, его важную красавицу-любовницу, все-все… Даже одноклассника, ударившего меня мячом в девятом классе. Реву, как белуга от нахлынувших эмоций, позволяя себе быть слабой… Даринка шевелится во сне, а тихонько поднимаюсь и бреду в кухню. Поплачу там… Самойлов крепко спит – у него-то все хорошо в жизни. Включаю светильник над плитой и наливаю в стакан воду из кулера. Хорошо у него дома, уютно… Я и мечтать не могу о такой кухне – просторной, светлой и стильной, напичканной модной техникой. Все у Самойлова сверкает, прямо как его зубы – даром, что стоматолог. Присаживаюсь за стол, оглядывая жилище моей дочери… Я уйду в свой параллельный мир, а она останется, потому что она его по праву… А я так... Кормилица и воспитательница, растившая девочку до двух лет.

Глава 8.

Этери.

– Открываю, – шепчу дрожащим шепотом и торопливо приглаживаю разметавшиеся волосы. Они у меня красивые, что бы там Самойлов ни говорил… Волнистые, густые и светлые, как топленое молоко. Это для него я посмешище, а не женщина, а для других мужчин – объект вожделения и несбыточных мечтаний. За мной давно волочатся парни из клуба – Михаил и Виталий. Ну да ладно… Посмотрим, что там за Тина.

– Здравствуйте, – сдерживая восхищение, бормочу я. Дамочка встряхивает длинными, уложенными волосами и расстегивает пуговицы пальто. Окидывает меня коротким, нечитаемым взглядом и произносит:

– Доброе утро, вы кто? Новый персонал? Давно пора… Левушка сам не в состоянии справиться с домом. Как вкусно пахне-ет… Он еще спит? – воркует, сбрасывая модные сапожки на высоких каблуках.

– Д-да… Еще спит.

– И девочка тоже?

– Тоже, – на меня, как по волшебству нападает ступор. – Вас угостить кофе? Или… Может, желаете позавтракать?

Тина права – дому требуется женская рука. Так, почему я не могу помогать Самойлову? Эта наманикюренная кукла вряд ли держала в руках что-то тяжелее ложки. Она не будет мыть лестницы и убирать санузлы… А я смогла бы… Готовить, мыть, ухаживать за садом… Только бы видеть дочь.

– Сейчас Левушка проснется и вместе позавтракаем, – воркует она, прохаживаясь по дому.

Сейчас он проснется и попросит меня уйти… Как же хочется, чтобы утро не наступало – минутки замерзли, а часы остановились, продлевая мое пребывание здесь. Но этого не случится…

– Доброе утро, – звучит голос Самойлова за спиной.

– Ой… Доброе, – я так увлеклась мытьем посуды, что не сразу заметила его появление.

Лощеный, свежий, подтянутый… Все это он. Ловлю восхищенный взгляд на него Тины и отворачиваюсь. Может, молодые люди привыкли завтракать не кофе? А чем-то погорячее? А тут я… Со своими вареными яйцами и кашей. Тьфу…

– Лев Борисович, садитесь завтракать, – собрав волю в кулак, произношу я. – Спасибо вам за понимание… И за ночной разговор тоже. Мне нечем вас отблагодарить, поэтому я… Вот, – взмахиваю ладонью в сторону накрытого стола.

– Спасибо вам, Этери Валентиновна, – учтиво отвлечёт он. – Не стоило беспокоиться, но мне приятно. Признаться честно, давно я не завтракал домашней едой. Каша есть?

Мне кажется, или он бросает осуждающий взгляд на Тину?

– Да, конечно! Садитесь, пожалуйста. Тина, вы тоже, – кручусь возле них, как будто от этих людей зависит моя судьба. А она и так зависит!

– Лева, так эта женщина не домработница? – подает голос красотка.

– Нет, это мама… Это женщина, у которой жила моя дочь, – поправляется Лев.

Мда… Я растила малютку, кормила ее грудью почти до полутора лет, не спала ночами, а он… Женщина, представляете? Я просто какая-то женщина…

– А почему ты ее сюда пустил? – ее настроение резко меняется. – Ее лишили родительских прав. Она не должна здесь находиться. Такие люди, они…

– Прекрати, – отрезает Лев, бросая на Тину уничтожающий взгляд. – Я сам разберусь со своими проблемами. Ты чего пришла так рано?

– Как? Ты же сам вчера просил? Сказал, что девочке нужно приготовить завтрак.

– Дарина. Так ее зовут, – хрипло бормочу я. – Не девочка.

– Да, кстати. Ее так зовут, – неожиданно поддерживает меня Лев. – И не ты ли, моя дорогая, предлагала обратиться к детскому психологу или вызвать маму Дарины? Я это и сделал.

– Да, но… – ковыряется в тарелке Тина.

– Лев Борисович, можно поговорить с вами? – выпаливаю я. Потом разберётся со своей зазнобой…

– Это терпит пять минут? Я хотел бы закончить завтрак.

– Конечно.

Дарина с первых дней плохо спала по ночам. Крепко засыпала под утро и просыпалась поздно. Неудивительно, что дочурка до сих пор видит сны, давая мне возможность подольше здесь побыть.

– Можем пройти в кабинет, – предлагает Лев.

Вытираю мокрые руки кухонным полотенцем и семеню следом за Львом.

Кабинет, как и весь интерьер дома выдержан в светлых тонах. Самойлов любит минимализм – никаких штучек для уюта, картинок и ковриков – только необходимые вещи. Посередине комнаты громоздится широкий стол, возле него кожаное кресло, а вдоль стены – строгий бархатный диван.

– Присаживайтесь, – сухо бросает Лев, устраиваясь в кресле.

– Лев Борисович, – начинаю я.

– А что с вашими волосами, – хмурится он, испепеляя меня взглядом.

– А что с ними? – касаюсь копны руками и пропускаю пряди между пальцев.

– Они… кудрявые. Вы их накрутили? Простите, я мелю чушь… Просто только сейчас обратил на это внимание.

– Ах, вот вы о чем, – улыбаюсь я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Я забыла расческу для волос. Просто не успела сделать укладку. Лев Борисович, я… Я предлагаю вам свои услуги. Речь идет…

– Вы решились снова предложить мне себя? – с ноткой брезгливости в голосе произносит он. Самойлов крутится в кресле, а воздух наполняет противный скрип. – Не интересно, уж простите...

– Я не меняю своих решений, – отрезаю я. – По-моему, мы закрыли эту тему, Лев Борисович? Вы не интересуете меня как мужчина. Вы…

– Я слышал вчера, можете не повторять. Тогда о чем речь?

– Я предлагаю вам услуги домработницы. Ради моей Дарины я готова на все, а вашему дому требуется уход. Я могла бы бесплатно убирать, готовить и следить за садом. Я прошу вас, подумайте над моим предложением?

– Вы же работаете в этом… дешевом ночном клубе?

– Ну и что. Я работаю посменно. В свободные дни могу приезжать к вам. Вы меня извините, но Тина непохожа на девушку, способную заниматься чем-то, кроме…

– Это не ваше дело, Этери. Я скоро женюсь на ней. И она станет вашей хозяйкой тоже. Вы к этому готовы?

– Так вы меня берете?!