- Александр Сергеевич, вызывали? – на пороге стоит помощница финансового аналитика.
Призывно облизывает алые губы. Белая блузка на ней трещит, округлые полушария так и норовят вырваться на волю. Юбка едва прикрывает пятую точку. Завершаю образ высоченные красные шпильки.
- Светлана Валерьевна, вы на трассу работать пришли или в офис? – прохожусь по ней равнодушно-оценивающим взглядом.
Когда устраивалась на работу, скромницей прикидывалась, водолазка под горло, юбка в пол. Опущенный взгляд. Моя руководитель аналитического отдела очень за нее просила, убеждала, что девочка талант. За три месяца ее работы нареканий действительно не было.
- Что? Я? Э…. Александр Сергеевич, простите, - опускает глаза в пол. Изображает раскаяние.
- Рабочий дресс-код существует не для красного словца. Чтобы я больше этой безвкусицы не видел, - чеканю жестко.
- Конечно-конечно, я исправлюсь, обещаю, - усиленно кивает.
- А теперь объясним мне, что это? – кидаю на стол несколько листов ее отчетов.
Она, виляя бедрами идет к столу. Неторопливо наклоняется, спецом демонстрируя мне свои прелести.
- Отчет. Мой. Что-то не так? – взгляд с поволокой.
Она реально думает, со мной такие штучки заканают?
- Ты цифры смотрела? Итоговая сумма?
- Да, я все проверяла несколько раз, - дрожь в голосе, взгляд пугливой лани.
Ее начальница и покровительница только ушла в отпуск и вот начались сюрпризы. Какого она протащила Светлану на должность, я еще выясню.
- Ясно.
И так проблем выше крыши, а еще разбираться с нерадивыми сотрудницами.
- Александр Сергеевич, я могу загладить свою вину. Я буду очень стараться, - обходит стол и приближается к моему креслу. На ходу расстегивает пуговицы на блузе. Губы приоткрыты, в глазах вожделение.
- Уволена, - говорю тихо, но так что она замирает.
- Что? Как? Но я же? Я стараюсь… и буду еще лучше. Я для вас все сделаю, поверьте, я очень способна.
- У тебя десять минут. Дальше охрана тебе проводит, - кивок головы на дверь.
- Корчить из себя неприступного глупо! – топает каблуком. – При вашей-то репутации, - в глазах негодование.
Первая реальная, а не наигранная эмоция.
- На выход, - повторяю.
Не намерен вступать с ней в диалог. Вообще надо больше времени уделять подбору кадров. Но я тогда был в такой запаре. С руководителем аналитического отдела мы давно работаем, решил прислушаться к ее мнению, и тем самым быстрее закрыть вопрос.
В который раз убеждаюсь, все надо самому контролировать.
Про мою репутацию мелет, решила подкатить к боссу и тем самым заработать бонусы к зарплате. Усмехаюсь.
Главное правило – не смешивать постель и бизнес. Офис – неприкосновенная территория. Все зазнобы вне его.
Даю секретарю задание подобрать несколько претендентов на освободившуюся вакансию. Сам лично буду отбирать. Набираю номер главного аналитика.
- Слушаю, Александр Сергеевич.
- Завтра выходишь на работу.
- Но я же в отпуске всего два дня.
- Твои проблемы. Вот тебе урок, что бывает, когда берешь бестолочь на работу.
- Но у нас билеты куплены, Александр Сергеевич…
- У тебя два варианта, или завтра ты выходишь, или у тебя больше нет работы, - отключаю вызов, не дожидаясь ее ответа.
Не успеваю отложить телефон, как он снова звонит в моих руках. Номер незнакомый. А я уже на взводе.
- Да, - рявкаю совсем не приветливо.
- Привет, мой герой, - раздается томное на том конце.
Голос отдаленно знаком, но я не особо заморачиваюсь кто это. Наверняка очередная одноразовая, о которой я и думать забыл.
- Занят, - хочу сбросить вызов.
Но то, что она лопочет на том конце останавливает.
- А я много времени не займу. Предлагаю небольшую сделку. Обмен. Ты мне квартиру, а я тебе дочь, - нахальный женский голос дико бесит, и это ощущение не ново. – Пигалица больше мне не нужна.
Какая еще дочь? Очередной развод? Бабы в погоне за тугим кошельком уже на любые ухищрения готовы. Но нечто паршивое в груди, все же мешает мне завершить этот бесполезный разговор.
- Ты кто?
- Бывшая твоя, Памелла. Ты говорил я богиня, - отвратительный смешок, от которого скулы сводит.
Без единого слова вырубаю звонок. Никогда и никого я богиней ни разу не называл. Много чести. Но имя Памела… в памяти вплывает яркий топ в блестках, алые губы.
Бред. Мало ли девок на своем веку видел.
Хочу заблокировать ее номер. Но она оказывается быстрее. Прилетает фото. Без подписи. На меня смотрит белокурая девочка с двумя косичками. Плохо разбираюсь в возрасте детей, лет шесть, может семь…
И тут я залипаю. Девочка прижимает к себе зайца, и взгляд вселенской грусти, уголки губ опущены. Казалось бы, просто ребенок. Да, так. Но, я тут же вспоминаю старое фото, в альбоме, которые бережно хранит моя мать. Там я, первоклассник, с большой машинкой зажатой в руках. И лицо у меня… один в один с этой девочкой.
Идиотизм!
Быть подобного не может!
Пока размышляю, телефон звонит снова.
И какого я снова принимаю вызов?
- Ну как впечатлился? – насмешливый голос, неприятная, неестественная хрипотца, которая наталкивает на мысль о беспорядочной и разгульной жизни обладательницы.
- Нет.
Вру. Фотка царапнула где-то очень глубоко. Не отпускает.
- Тогда пигалица на днях оправляется в детский дом, - раздражительно. – Она меня достала.
- С чего ты решила, что дочь моя?
- Поверь, знаю. И совсем этому не рада, - из нее вырывается горестный вздох. – Твое отцовство мелкой гадины мне всю малину испоганило, - добавляет злобно.
Из нее сочится яд, не на меня направленный, на ту девочку с фотографии.
- Диктуй адрес, - выпаливаю прежде, чем успеваю все обдумать.
- Поторопись, мое терпение на исходе. Жди смс с геолокацией, - бурчит недовольно и скидывает вызов.
А я так и зависаю с телефоном.
Она мне надо?
Ведь очевидно же развод очередной охотницы за тугим кошельком.
Памела… имя редкое, скорее всего кличка, но все же я его явно где-то слышал раньше. Увижу, вспомню. На месте разберусь.
Чисто теоретически ведь моя разгульная жизнь могла иметь последствия. Даже несмотря на контрацепцию. Семь-восемь лет назад я был тем еще дьяволенком, многое творил. Я и сейчас не паинька, но все же теперь я более разборчив в связях.
На телефон приходит сообщение. Элитный район на окраине города.
Поручаю секретарше изменить мой график. Спешно покидаю офис.
Пока не разберусь, не будет мне покоя.
Еще, как назло, пробки в городе. Ненавижу ждать. Хочу все раз и навсегда прояснить.
Дочь? Моя? Это кажется абсурдным. Не с моим образом жизни. Не сейчас.
Мне тридцать пять. За все прожитые годы ни разу у меня даже мысли не возникло завести семью, не было мечты о детях. Любовь… я уверен, ее придумали для идиотов. Люди пудрят друг другу мозги вместо того, чтобы честно признаться в корыстных целях. Всегда и у всех есть выгода. Не всегда даже материальная. Но она есть. Баба ищет тугой кошелек, защиту, заботу. Мужик, тут у каждого свое, кто-то стабильность, домашнюю стряпню, постоянно теплое тело под рукой.
Семья не полная без детей. Потомство связывает. А потом быт, который убивает все. И уже никто не заикается про любовь, просто тупая обязаловка.
Видел на примерах.
Нее. Такие расклады не про меня.
Возможно, когда стану седым, и мне захочется остепениться, завести себе какую-то бабу под боком. Оставить потомство.
Тогда я все спланирую и выберу максимально подходящую особу на эту роль. Без сопливых историй про чувства, чистый расчет.
Но даже до этого далеко. Ненавижу рамок. Не хочу ограничиваться одной. Не вижу никакого смысла.
И вот я мчусь к кому? К какой-то непонятной Памеле, у которой может быть от меня ребенок?
Маразм.
Но мне надо убедиться, что это не так. И продолжить свою жизнь, без тупых сомнений. И уж я точно заставлю эту Памелу заплатить за свой обман так, что у нее больше не возникнет желания заниматься подобными разводами.
Подъезжаю к кованным, металлическим воротам. Они разъезжаются, пропуская меня внутрь. Двор вылизан идеально. Территория не маленькая.
Выхожу из тачки. Смотрю на трехэтажный особняк. И не понимаю, на кой ей квартира, если она живет в доме, который прилично так стоит.
Не смотря на запах роскоши, я чую гниль. Нечисто это все.
Ко мне семенит девушка в белом переднике.
- Александр Сергеевич?
- Да.
- Пройдемте, Памела Ивановна вас ждет, - смущенно меня разглядывает и щеки мгновенно краснеют.
В глазах загорается хорошо знакомый мне блеск. И эта уже на крючке. Осталось только пальцем поманить, сама на меня запрыгнет.
Только не надо оно мне. Такие вот давно уже ничего кроме скуки не вызывают.
Иду за девахой. Вхожу в дом. В нос ударяет приторно-сладких запах. Осматриваю интерьер, все в бежевых тонах. Дорого. На любителя, но безвкусицей это не назвать.
Девушка проводит меня в гостиную, там на кожаном диване восседает белобрысая особь. В платье, из которого вываливаются ее внушительные прелести, огромные раздутые губы, нос-кнопочка, лисьи глаза, натянуты так, что странно, как кожа еще не лопнула.
Узнаю ли я ее?
Нет. Ничего в голове не всплывает. Реально впервые вижу.
- Александр, как я рада тебя видеть, - указывает рукой с длиннющими ногтями на место рядом с собой на диване. – Я тут для нас стол накрыла.
Действительно стол уставлен разными морскими деликатесами. Тут пахнет баблом и конкретным.
Снова вопрос – так какого ей квартира понадобилась?
- Давай сразу к делу, - игнорирую ее приглашение.
- Какие знакомые слова, - хихикает.
Взмахивает километровыми ресницами. Приоткрывает рот.
- Я вообще тебя не помню. С чего ты взяла, что дочь моя?
- Не ври, - делает глоток из бокала. Качает головой, - Ночь со мной забыть невозможно. Но ты тогда был не слишком… - закатывает глаза, - Перспективен. И я решила, что между нами останется лишь та ночь.
- Когда тогда? Отвечай по существу. Не занимай мое время, - чеканю жестко.
Если сейчас не прояснит ситуацию, я просто свалю. Ясно же, что пудрит мне голову.
Некстати вновь перед глазами возникает фотка девчонки.
Вот какого?
- Бали. Ты приехал с компанией. Вы отмечали какой-то успешный проект. Мы катались на яхте. Мы с девочками скрашивали ваш отдых, - она говорит медленно, словно любуясь сама собой. – Ты сразу запал на меня. Проходу не давал. Все говорил, что мечтаешь, чтобы такая богиня как я обратила на тебя свой взор.
И смотрит на меня, оценивает. Передо мной охотница за баблом, прожженная и опытная. Но у меня все рано ноль узнавания.
Бали помню смутно. Мы тогда реально знатно куролесили. И девки у меня были, очень много. Но вот ее конкретно не помню.
- Не бреши, - резко ее осаживаю. – Такую чушь я не мог сморозить.
- Ну почти так, - ничуть не тушуется.
- Ближе к делу.
- В общем, в тот месяц у меня было две связи ты, и еще один мужчина. Ты был молодой, ветренный, и твои финансовые возможности вызывали у меня много вопросов. Богдан же был старше, опытнее, больше ко мне расположен. И мы с ним провели очень много незабываемых ночей. С тобой только одну. И больше я не подпускала тебя к своему шикарному телу, - выпячивает вперед то, над чем хирурги изрядно потрудились.
- Не льсти себе. Я о тебе забыл мгновенно, - одариваю ее презрительным взглядом. – Если вообще раньше видел.
- Лукавишь, - подмигивает. – Когда я поняла, что забеременела, естественно, я выбрала Богдана. Все было очевидно. Он обрадовался. Принял меня. Я родила дочь. И мы жили душа в душу. Но недавно случилась неприятность, он застал меня за развлечением. Богдан уже не молод, и я позволяла себя некие вольности. Ну он взбесился, его друг посоветовал сделать тест, - скрипит зубами, маска спадает с ее лица, обнажая черную злость. – Оказалось, соплячка не его. А если вас всего было двое, делай выводы, Александр.
- И ты решила просто так избавиться от дочери? – спрашиваю с презрением.
Даже я, который далек от семьи. Никогда не мечтавший остепениться, испытываю отвращение к особи, которая так отзывается о родной дочери.
- Богдан дал мне десять дней, чтобы я съехала из дома. Мы не женаты официально. Я ни на что не могу претендовать. В графе у дочери стоит прочерк… так тогда надо было. А зачем мне прицеп? – пожимает плечами. – Я молодая привлекательная женщина. И можно сказать благосклонна к тебе, даю выбор. Хотя могла просто избавиться от соплячки. И за это, я рассчитываю на твою щедрость. А навела справки ты неплохо так поднялся за эти годы, - в глазах загорается алчный блеск, вызывающий лишь презрение.
- Где девочка? – спрашиваю глухо.
Сдерживаюсь, чтобы не придушить заразу.
- Света покажет, - морщит нос-кнопочку, взмахивает рукой.
Иди за той девушкой, которая меня встретила. Мы проходим по коридору, увешанному портретами этой Памеллы. Она смотрит на меня с фоток, надменная, довольная, сверкающая, галерея самолюбования.
Поднимаемся по мраморным ступеням на третий этаж. Там снова коридор. Снова портреты. Проходим в самый конец коридора. Сворачиваем за угол. А там неприметная деревянная дверь. Девушка ее открывает, и снова лестница. Только уже не пафосная, а обычная, деревянная. Поднимаюсь с ней. И вхожу в настолько маленькое помещение. Что приходиться наклониться. В полный рост не помещаюсь.
В нос ударяет запах плесени. Какие-то коробки, ящики, дырявый матрац на полу. Скошенный потолок. Маленькое окошко, у которого сидит белокурая девочка. Волосики смотрят в разные стороны, давно нечесаные. В мятом сером платьице.
На коленях у нее грязный заяц, стульчик под ней, малюсенький, шатается, ручки она держит на коробке, на которой лежат клочки помятой бумаги, в пальчиках сжимает огрызок карандаша.
Она смотрит на меня большими, округлившимися от страха глазами и шепчет, очень тихо:
- Я была послушной. Я тихо сидела.
Ком застревает в горле. Девочка похожа на ангелочка, только оборванного, запуганного, и при этом ее глаза… я просто не могу отвести взгляд.
- Почему ты тихо сидела?
Теряюсь. Не нахожусь, что спросить.
- Чтобы не мешать маме, - смотрит на меня с удивлением.
Ведь в ее понимании все понятно. А мне нет. Совсем нет.
- Мешать…
Повторяю за ней. Смотрю, как маленькие пальчики сжимаю карандаш. Как второй ручкой она прижимает к себе грязного зайца. Смотрит на меня с интересом и недоверием.
- Мама не любит, когда я мешаю, - она говорит очень тихо. Видно, что привыкла так.
Вот эта гадина, рассевшаяся на роскошном диване внизу, поедающая морские деликатесы в то время, как ее дочь ютится на пыльном чердаке, зовется матерью?
Меня накрывает такая волна ярости, что я едва сдерживаюсь. Сжимаю кулаки в карманах брюк. Стараюсь на показать ребенку, в каком я состоянии, чтобы еще больше не напугать.
- А ты пришел меня забрать в дом, где живут плохие дети? – склоняет голову набок.
И взгляд очень серьезный. Совсем не детский.
- С чего ты вязла?
- Мама сказала. От меня много проблем. Потому я уеду туда, где воспитывают таких плохих детей, как я, - вздыхает, совсем как взрослая. – А я старалась быть хорошей. Честно. Не получилось.
Она приняла судьбу. В ней смирение. Жуткое и пугающее.
- Ты хорошая, - вырывается у меня.
Впервые в жизнь меня скручивает от отчаянного порыва подойти и обнять этого ребенка.
- Нет, - поджимает губки и мотает головой. – Плохая. Я не заслуживаю всего, что дает мне мама.
Она говорит это заученно. Слова от зубов отскакивают.
Она это слышала изо дня в день.
Мне, взрослому мужику страшно, от того, что я вижу и слышу. Во что я окунулся.
- Как тебя зовут? – хочу спросить ласково, но мое состояние не позволяет, получается грубовато.
- Маша.
- Вы не подумайте, у нее есть тут своя комната. Хорошая и просторная, - вмешивается в наш разговор горничная.
- Серьезно? Тогда какого ребенок тут? – приходится приложить максимум усилий, чтобы не заорать.
- Когда Богдан Васильевич приезжает, она всегда в комнате. И фотографий много красивых. Специально фотографы приходили. Да, Маш, - горничная искусственно улыбается.
- Да, - девочка кивает, гладит по голове зайца, который очень и очень давно был белоснежным.
- И часто он приезжает?
- Обычно раза два-три в месяц.
- То есть он тут не живет?
- Нет, этот дом для Памелы Ивановны.
Взъерошиваю волосы. Тяжело дышу.
- Плохие девочки не могут жить в красивой комнате, - снова из уст ребенка заученная фраза.
- Ты не плохая, Маш. Не надо так, - говорю сдавленно.
У меня ноль опыта общения с детьми. А особенно когда ситуация такая. Я в полной растерянности, одолеваемый яростью и желанием прибить нерадивую мамашу.
- Плохая, - отвечает уверенно. – Я хотела обнять маму и испортила ей платье и макияж. И это не все, - понижает голос. – Я столько всего делала, - качает головой, ручкой с зажатым карандашом смахивает слезку со щечки. – Богдан узнал какая я плохая и выгнал маму. Все из-за меня. Я… - отворачивается.
Слышу, как всхлипывает. Очень тоненько. Жалобно. И тихо.
Делаю шаг к ней. Сгибаюсь в три погибели. Неуклюже касаюсь ее запутанных и немытых волос.
- Маш, не плач.
- Я стараюсь, - поднимает на меня испуганный взгляд. – Только плохие девочки плачут и этим злят маму. Снова я обла… - хмурит бровки, не может вспомнить слово. – Подвела ее.
- Все несколько иначе, девочка преувеличивает, - снова открывает рот горничная.
- Ни слова, - говорю тихо, но смотрю на нее так, что она в стену вжимается.
Поворачиваюсь обратно к Маше. Взгляд падает на обрывки листиков. Они все исписаны, неровным детским почерком.
- Что это? – показываю на них.
- Это секрет, - наклоняется к листикам, прижимает голову к плечам, сильнее прижимает к себе кролика.
- Что за секрет? - тоже еще больше наклоняюсь. – Расскажешь?
- Это мои письма облакам, - поднимает взгляд к маленькому окошку и смотрит на небо, в этот момент в ее глазках вспыхивает свет. Едва уловимый, робкий, но он есть.
- И что ты у них просишь?
Она очень бережно откладывает карандаш в сторону. С любовь проводит по листочкам. Разглаживает их маленькой ладошкой.
- Чтобы вернули мне папу.
Резко дергаюсь и ударяюсь башкой о косой потолок.
Эта маленькая девочка выворачивает душу наизнанку.
И как реагировать?
Я всегда понимал, как и что делать. Были четкие цели, и я знал, как их достичь. Как решить проблемы. Сейчас же я теряюсь, под взглядом огромных голубых глаз. Небесные и в них словно реально облака. Воздушные, легкие только на первых взгляд, а на самом деле на них тяжесть. Непосильная для ее возраста.
А этот Богдан? Она считала его отцом? Или нет?
- Я многое у них прошу, - видя мое замешательство продолжает. – Слишком много. Наверное, - вздыхает.
Такое ощущение, что на нее давно никто не обращает внимания, она ничего не слышит, кроме придирок мамаши, и сейчас девочка просто рада общению.
- А Богдан? Он кто? – все же спрашиваю.
Мне важно понять расклады.
- Я сначала думала, что он мой папа. Но мне нельзя было его так называть. А потом, мама сказала, я была плохой, и он отказался быть моим папой. Разозлился на маму. Я сделала маме больно. Она расстроена. Это я виновата, - опускает плечики. Но я поняла! – заговорщически шепчет.
- Что?
- Он не настоящий папа! Папы ведь они другие… наверное… Вот я и прошу облака, чтобы прислали мне настоящего папу.
- Девочка очень много фантазирует и врет, - раздается за моей спиной.
- Я разрешал открывать рот? – оборачиваюсь к ней.
Хочется выразиться иначе, но не при ребенке. Она и так видела и слышала слишком много для своего возраста.
- Ты все равно заберешь меня от мамы? – малышка снова привлекает мое внимание. – Туда, где меня научат, как быть хорошей и не создавать проблем?
- Заберу, - отвечаю твердо.
Решение пришло едва я ее увидел. А сейчас четко сформировалось.
У меня нет уверенности, что это мой ребенок, и мне плевать. Она просто не останется с этой особью, которая калечит дитя. Не позволю.
Я еще слабо представляю, как все будет. Но есть четкая уверенность – Машу надо спасти.
- Но туда, где тебе понравится, - стараюсь говорить мягко.
- Не понравится, - гладит зайца по голове.
- Почему?
- Я переживаю, как мама без меня справится. Ей же будет одиноко. А я, - пожимает маленькими плечиками, - Заслужила быть наказанной.
Несмотря на все паскудства, эта маленькая девочка любит свою мать. Чистой, светлой любовью.
Памела не заслуживает. Не имеет права. Но все равно у нее есть безусловная любовь ее дочери.
- Ты заслужила жить в хорошем доме, с хорошими условиями, Маш, - меня ломает от желания обнять ребенка. Сдерживаюсь. – Соберите девочку, - оборачиваюсь к горничной, - Только самое необходимое.
Я бы ничего отсюда не брал. Но наверняка есть вещи, которые очень дороги малышке. А все остальное куплю сам. У нее будет все новое. Лучшее.
Сейчас во мне горит желание – забрать, защитить, оберегать. Новое и непонятное для меня.
А еще я жажду крови! Ее крови! Что посмела так вести себя с ребенком! Что сама гнида шиковала, а ребенок, жил в жутких условиях!
- Может, не надо? – девочка смотрит на меня с мольбой в глазах.
Вопреки всему, это ее мать, и она не хочет, чтобы ее забирали. Жуткая ситуация.
- Надо, - бросаю коротко.
Сбегаю вниз. Мчу в гостиную к этой особи.
Пролетаю по мраморным лестницам шикарного особняка, влетаю в гостиную. Памела пожирает устрицы, поливая их лимонный соком, о потом прикладывается своими губищами.
- Ну как, похожа на тебя? – бросает лениво, даже не обернувшись.
Моя клемма падает окончательно. Меня накрывает.
Подлетаю сзади. Хватаю ее за патлы и опускаю рожей в тарелку. Еще. Еще. Несколько раз.
Она мерзко пищит. Вырывается.
Ни разу за свою жизнь, я не трогал женщин пальцем. Но сейчас я не могу сдержаться, моя ярость выжигает внутренности.
Останавливает лишь то, если сейчас что-то с ней сделаю, Маша останется одна. Совсем.
И не достойна гадина, чтобы я портил из-за нее свою жизнь. Отпускаю ее патлы. Хватаю со стола графин с темно-бордовым соком и лью ей на голову.
Она отплевывается, вытирается салфетками.
- Мда, вот тебя накрыло, - волосы слиплись, торчат в разные стороны, там застряли креветки, мидии, макияж поплыл. Сейчас она естественна в своем уродстве. – Саш, меня таким не удивить, не обидеть. Если ты платишь, то можем обговорить твои желания, - подмигивает глазам с черными потеками и слипшимися, огромными ресницами.
- Ты думаешь, после того, что я увидел, ты хоть копейку получишь!
- Уверена, - откидывается на диване и самодовольно на меня смотрит.
- Гнилое ты существо! Ты тут сидишь в себя деликатесы пихаешь, а ребенок там на чердаке ютится? – стараюсь выровнять дыхание.
Я реально позволил себе лишнего. С ней надо осторожней. Продуманней. Обычно я всегда сдержан. Но тут крышак сорвало.
Я мужик, никогда бы не посмел с любым ребенком так поступить. А это родная мамаша… В моей голове до сих пор это не укладывается.
- Она не голодает. Одета. В тепле. Многие дети только о таком мечтают. И ты должен быть мне благодарен, что я столько лет своей жизни на твою дочь потратила. С меня хватит, - отбрасывает с волос кусок осьминога.
- В тебе хоть что-то есть, кроме бабок в глазах? Хоть капля теплоты к этому ребенку?
- Если бы она была от Богдана, - морщит нос-кнопку, на ее лошадиной роже он выглядит уродски, - Я бы больше ей симпатизировала. А так, если найду нормального мужика, еще рожу. Разве это проблема? А вот прицеп для такой красотки как я – это многое усложняет. А мне и так сейчас не сладко. Он сказал, что больше копейки мне не даст! Представляешь! – пытается нахмурить брови, но у нее это не выходит. Лицо как маска. Слишком переколото.
Потеря спонсора ее волнует куда больше, чем судьба дочери. Если, когда я ехал к ней, полагал, что она про интернат говорит просто чтобы меня припугнуть, сделать более сговорчивым, а по факту блефует, то, сейчас вижу, нет. Она реально без малейших колебаний отдаст туда дочь.
- Ты ему рога наставила. Чего ожидала?
- Так-то он женат. И верностью от него и не пахло, он не только с женой, но и с другими девками периодически развлекался. Даже мою подружку того… - берет со стола бокал, и жадными глотками пьет, так что жидкость аж льется по подбородку, течет на шею. – И я терпела. А как я захотела молодого тела, так сразу получила. Еще и тест пошел делать, это все его дружок его надоумил! Ну вот столько лет не делал, а тут приспичило! – вытирает свои губы тыльной стороной ладони. – Ему можно, а мне нет!
- Ты это мне сейчас плачешься, чтобы я пожалел? – усмехаюсь.
- Чтобы ты понимал степень моих проблем. У меня десять дней… уже девять. У меня не так много наличных. Есть вещи, подарки, но продавать я их не собираюсь. Мне нужно где-то жить, достойно питаться, салоны, отдых. Саш, я готова немного снизить планку, но не кардинально.
- С кого я тебя содержать должен? – цежу глухо.
А сам в голове уже прикидываю. Ребенок на ней. Даже если вызвать опеку, можно попытаться доказать что-то, лишить ее материнских прав, доказать свое отцовство. Но это все время. Даже если все ускорять деньгами, подключить связи, быстро это не будет.
И что это все время будет с Машей? Мне же ее не отдадут.
Кто я? Никто по документам.
Вопрос отцовства пока тоже под вопросом. Мало ли с кем таскалась эта особь тогда.
Я не могу верить ни единому ее слову. Сейчас для меня не важно, кто биологический отец ребенка. Я просто хочу выдернуть Машу из этого ада. Любыми способами. Я спать не смогу, работать, жить, зная, что ребенок с ней.
Сразу перед глазами возникает хрупкая фигурка на чердаке, сжимающая грязного зайца.
- Как ты понимаешь, все права на девочку у меня. Ты можешь что-то доказывать, но пока ты будешь это делать… мало ли что может приключиться. Саш, у меня все просто, не платишь, ничего не получаешь, - растягивает губы-вареники в подобии улыбки, что выглядит, жутко учитывая ее «макияж» из морепродуктов.
Она говорит о дочери, как о вещи… цинизм особи не имеет границ.
И я мысленно обещаю себе, что она за все заплатит. Не сейчас. Потом.
Но я это так не оставлю.
А сейчас придется договариваться.
- Ты, конечно, можешь пытаться обойти меня, - смотрит самоуверенно, - Но ты сделаешь только хуже малой. А она ведь тебя зацепила. Детьми так и не обзавелся, живешь, для кого, для чего, непонятно. Это твой шанс, Саш. И он у меня в руках, - вертит своими длиннющими ногтями, - Так что ты эти ручки целовать должен.
- Что ты там говорила, квартиру, ты ее получишь. На этом все, - выдавливаю из себя.
Тошно от того, что подобной особи еще придется платить.
- И содержание. Мне же надо за что-то жить, по крайней мере пока не наладится моя личная жизнь.
- Нет, - отрезаю.
- Тогда…
- Тогда, как ты сказала, я жил спокойно до, буду и после этой новости. И да, натравлю на тебя опеку, не пожалею денег на то, что тебя затаскают по инстанциям. Ребенка у тебя точно заберут, можешь не сомневаться. Да, я потеряю время, но и ты ничего не получишь, - смотрю на нее уверенно.
В глазах не должен отразиться мой блеф. Пусть поверит. Пусть клюнет.
Пусть берет, что даю. А потом… потом она получит свою плату за все.
- Ты так не поступишь…
- Ребенку будет лучше без тебя в любом случае. Пусть не со мной, но я смогу обеспечить ей нормальные условия, пока решаю вопросы. Или квартира, сейчас. Только квартира.
Она встает с дивана. Ходит по гостиной, цокает каблуками. Нервничает. Зыркает на меня.
- Саш, а может мы иначе договоримся? – резко ко мне направляется. – Ты тогда был в восторге от меня. А с тех пор я многому научилась. Я знаю, как доставить тебе удовольствие, - тянется ко мне.
Отхожу на два шага в сторону. Противно даже прикасаться к ней.
Чучело с размазанным макияжем, с измазанной рожей и креветками в волосах, но не это страшно, а ее уродливое нутро. Вот оно реально отталкивает.
- Я озвучил условия.
- Твоя взяла, - топает ногой раздосадованно.
- Ребенка я забираю сейчас. Ты пишешь отказ.
- Спиногрызку ты получишь только после того, как мы все закрепим юридически. Я больше мужикам не верю, вы подлые и лицемерные твари!