Отец по ошибке

Глава 1

ВЕРА

Я сидела в приемной ни живая, ни мертвая. Сердце в груди колотилось так, словно вот-вот собиралось пулей выскочить и навылет пробить дверь напротив, на которой золотом поблескивала табличка: “Яснокай Ирина Анатольевна. Главный врач”.

В моих руках не останавливаясь вертелся молчаливый телефон, а в голове всего одна мысль — что-то случилось. Что-то очень и очень плохое! Ведь с чего бы меня, рядовую пациентку, срочно вызывать на прием к главврачу такой большой клиники? Тем более, если раньше меня вел другой специалист. Да и из начальства за все время виделась я только с ее замом, в присутствии которого подписывала документы на ЭКО…

Страх такой, а тут еще и Колька, как назло, трубку не брал! Никогда такого не было, чтобы несколько часов подряд не отвечал на мои звонки. Он ведь знает, что я никогда не звоню просто так. Даже если на совещании придется сбросить, то потом обязательно сразу же перезвонит… но почему-то не сегодня.

Дверь в общий коридор с треском распахнулась, едва не сметя меня с кресла ударной волной. Я от неожиданности выронила телефон и подпрыгнула на месте, инстинктивно прикрыв ладонью самое ценное — свой живот. Еще совсем плоский, упругий, но уже хранящий в себе несметное сокровище.

— У себя? — хриплым басом осведомился у застывшей в ужасе секретарши здоровенный мужик в темно-синем костюме и ослепительно белой рубашке, небрежно застегнутой мимо пуговиц.

— Ирина Ан… Анатольевна с пациенткой… — сбивчиво пропищала девушка, словно щитом, прикрываясь от него толстой папкой, торопливо схваченной со стола, — Вам же на послезавтра назначено, Арсений Ви… Викторович…

— Значит подождем. — Белозубо, но совсем недобро улыбнулся ей этот великан и плюхнулся в кресло напротив меня, одной рукой оттянув воротник и, тяжело дыша, махнув секретарше на кулер с водой.

Та, поняв, чего от нее хотят, бросилась наливать гостю прохладной воды, даже не заметив, что выронила свою защитную папку и бумаги из нее, разлетелись по всей приемной.

Я кинулась было помочь, но сама себя остановила, положив руку на живот. Нет, сейчас мне никак нельзя рисковать — нагибаться, приседать и в особенности нервничать! Слишком опасно. Слишком много уже было в моей жизни неудачных попыток, и в этот раз, когда все наконец получилось, я должна была быть максимально осторожной во всем.

Я неловко улыбнулась секретарше, поднимавшей с пола бумаги, вернулась обратно в кресло и тут же замерла, поймав на себе заинтересованный взгляд того самого великана. И меня от этого взгляда, словно льдом сковало. Уж не знаю от страха ли, или от смущения… Ведь было же на самом деле от чего смутиться.

Незнакомец был весь такой небрежно-роскошный… Как олигарх, веселья ради сбежавший с вечеринки на собственной яхте, чтобы посидеть в приемной главврача Сочинской клиники репродуктивного здоровья. Одет, как говорится, с иголочки. Дорого. Со вкусом.

Из-под рукава поблескивали золотом и бриллиантами часы по цене целой новостройки, в которой мы с мужем недавно взяли квартиру в ипотеку. Но при этом рубашка застегнута не на те пуговицы, словно собирался мужчина впопыхах. Высокий, как баскетболист… ох, наверно под два метра ростом… или даже выше? Нам, людям, едва перемахнувшим за метр шестьдесят, все, кто выше ста восьмидесяти, кажутся соизмеримыми Эйфелевой башне.

И все же особое внимание привлекал не его костюм, а смуглая кожа. Как бы это сказать… не по-нашему смуглая. Словно ее обладатель только-только вернулся откуда-то с экватора. Такое замечаешь, если всю жизнь живешь в курортном городе. И еще его темные, чуть вьющиеся волосы, украшавшие голову легким беспорядком. Эх… и мягкие губы, тронутые какой-то мальчишеской, хулиганской улыбкой… Но ярче всего в образе великана были его глаза, которые сейчас не смотрели на меня, а словно на иглы насаживали. Холодные, светло-голубые и будто бы даже светящиеся изнутри. Или так только кажется из-за контраста с загаром?

Вдоволь насладившись моей заячьей беспомощностью перед его гипнотическим взглядом, товарищ удав обворожительно улыбнулся и подмигнул мне, а после перевел взгляд на дверь, из-за которой только что появился. Повелительно прикрикнул:

— Ну, где ты там застряла? Тащи сюда свою задницу!

Я с интересом обернулась, из чистого женского любопытства желая взглянуть на девушку, позволяющую так с собой разговаривать, да еще и при посторонних. Однако увидела не совсем то, чего ожидала.

В приемную она не вступила, а вплыла, точно вышла на подиум. Высокая, от ушей длинноногая брюнетка. Красивая настолько кукольной, ослепительной красотой, что мне аж захотелось зажмуриться и ущипнуть себя. А я еще верила успокоительным журнальным статьям о том, что такая красота рождается даже не под ножом у пластического хирурга, а в фотошопе. Впрочем, если эта девушка и делала что-то с собой, то явно у специалистов экстракласса, потому что выглядела она абсолютно гармонично и естественно.

Спокойной походкой от бедра пройдя приемную, подруга олигарха бросила маленькую брендовую сумочку на соседнее со своим кавалером кресло, и, словно так и надо, уселась упругой попой ему прямо на колени.

Модель сладко улыбнулась мужчине, и ласково скользнув пальчиками от адамова яблока к перепутанным пуговицам на его рубашке, принялась аккуратно приводить своего кавалера в порядок, а я тут же смущенно отвернулась.

“Вот, дает же Бог кому-то и красоту, и достаток… хотя, вон — и у них не все так гладко, раз пришли на прием к Ирине Анатольевне.” — подумала я и тут же себя одернула.

Не хорошо о таком рассуждать даже в мыслях. Да и зависть никому не к лицу. Как говорится, прежде чем судить человека по обложке, попробуй для начала денёк походить в его туфлях… А мне на ее десятисантиметровых шпильках даже стоять было бы некомфортно, не то, что ходить.

Все мои мысли, унесло словно вихрем, когда впереди открылась дверь в кабинет главврача. Я аж подпрыгнула с места от нетерпения, ведь была моя очередь. Но ключевое слово в этом предложении было именно «была». Как есть, в прошедшем времени.

Глава 2

На пороге показалась счастливая пара. Мужчина нежно придержал женщину за руку и, задержавшись на миг, обернулся, громко сказав хозяйке кабинета:

— Еще раз спасибо вам, Ирина Анатольевна, просто от всей души…

Но договорить ему не дали. Невоспитанный богатей, одной рукой оттеснил его за дверь, а другой втянул следом свою подругу.

— Да, да. Все рады за тебя, приятель. Проваливай уже… Ирина Анатольевна, что за дела? Почему мне в разгар дня звонит ваша секретарша и…

… и возмущение того мужчины и мое встретились с непоколебимой беспристрастностью закрытой двери.

Вот ведь козел! Нет, ну до чего отвратительный человек! Пожалуй, все же нет ничего хорошего в больших деньгах. Они развращают и дают ощущение вседозволенности, которое должно быть чуждо любому хорошему, воспитанному человеку!

Но делать нечего. Кипя от злости, я плюхнулись обратно в кресло и снова разблокировала телефон. Надеялась хоть на короткое сообщение от Коли, все же он не отвечал уже больше двух часов.

Сердце заколотилось быстрее — а вдруг с мужем что-то случилось?!

К счастью и новую порцию страхов мне не удалось посмаковать как следует, потому что дверь в кабинет главврача снова открылась, да ещё с таким грохотом и треском, что от неожиданности я выронила телефон. Тот быстро прокатился по натертой до блеска плитке и затормозил у ног невоспитанного великана. Я бросилась было поднимать, но замерла, опаленная волной гнева, расплескавшейся по приемной из кабинета.

Лицо богатого мачо изменилось, став из лощено-модельного, угрожающе-злым. Грубо вытолкнув в приемную растерянную и, едва ли не насмерть перепуганную подругу, он обернулся и грозно прорычал, прежде чем с силой захлопнуть дверь в кабинет главврача:

— Засужу вас нахрен, слышали?! Будете в деревне банки бабкам ставить, а из клиники вашей чебуречную сделаю, а бомжам скидку дам!

И ушел.

Нет, унесся со скоростью урагана, оставляя после себя не меньше разрушений! И первой жертвой на его пути стал мой безжалостно раздавленный телефон.

Все бы ничего, но подскользнувшись на нем, негодяй чертыхнулся, да ещё и пнул его в стену так, что пластик и стекло дождем посыпались в разные стороны. Не знаю, что удержало меня от того, чтобы разреветься. Наверно то, что телефон был старым и я все равно уже определилась с покупкой новой модели.

Эх... но до чего все-таки большие деньги портят людей! Ведь он даже не подумал, что сломал чью-то вещь! Вот, правду говорят, не было их никогда, так нечего и жалеть.

Поняв, что перепуганная секретарша все ещё не в том состоянии чтобы наладить поток пациентов, я выждала пару минут и сама вежливо поскреблась в дверь главврача. Которая, к слову, теперь плотно не закрывалась.

— Да-да. Входите!

Усталый женский голос показался мне знакомым, хоть раньше Ирину Анатольевну Яснокай я и видела только на фото на сайте центра.

— Здравствуйте, я Вербина Вера Егоровна. По записи.

В центре кабинета за массивным столом из красного дерева, на фоне белой стены, плотно увешанной различными дипломами и грамотами, сидела немолодая уже, но ухоженная женщина. Темно-русые волосы уложены в низкий пучок, может и крашеные, но так сразу не поймёшь. Под белым халатом по-деловому стильное красное платье, подчёркивающее прекрасную фигуру. Она как-то слишком уж растерянно подняла глаза, а потом вдруг звонко рассмеялась, вогнав меня в ступор.

— Ох, простите! Простите, ради Бога! — вскочила она из-за стола и, быстро подойдя ко мне, примирительно протянула руку для рукопожатия и кивнула в сторону кресла для посетителей. — День сегодня… скажем так, сложный. Простите, нервы! Я совершенно не хотела вас обидеть. Господи, как неловко… не принимайте только на свой счёт! Хэм… может чаю?

Я совершенно запуталась и не знала, как реагировать на такое приветствие, поэтому просто кивнула. Может и правда нервный срыв у человека. В конце концов тот хам ей только что судом угрожал.

— Зеленый? Хорошо. У меня есть специальный, с минимумом кофеина. А цветочный аромат — просто волшебный!

Поставив передо мной чашку с горячим напитком, она вдруг села не на свое место, а в кресло рядом.

— Вы сегодня одна? Я рассчитывала, что придете с мужем.

Ниточка тревоги вновь натянулась и неприятно завибрировала у меня в груди, готовая вот-вот порваться.

— Что-то случилось, да? Что-то с ребенком? Последние анализы плохие?

Ирина Анатольевна успокоительно улыбнулась и, взяв меня за руки отрицательно замотала головой, но слезы уже набежали мне на глаза.

— Ну, что вы! С вашим малышом все прекрасно! Развивается как по учебнику, анализы у вас как у спортсменки, только без допинга! — хохотнула она, но видя, что ее юмор не к месту, вытащила пару салфеток из дозатора на столе протянула их мне и подвинула ближе чашечку чая.

— Так, успокойтесь, мамочка. Нервы не лечат. Вот, выпейте и сразу отпустит.

От пары глотков и правда полегчало, но теперь мысли так некстати переключились на Колю и то, что он при всем желании не дозвонится на мой разбитый телефон. А вдруг с ним что-то случилось? Я же этого не переживу…

Из пучины тревог вывел по-доброму ласковый голос главврача:

— Лучше бы, конечно, с мужем… с другой стороны формально именно вы наш клиент, так что вам и решать.

— Что? Что решать?

Ирина Анатольевна перестала улыбаться и, будто бы боясь, что нас услышат, подвинулась ко мне ближе. Я вдруг поняла, где слышала ее голос раньше — женщина сама звонила мне, приглашая срочно явиться к ней на прием. От этого осознания страхов стало лишь больше, во рту пересохло и я дрожащими руками схватила со стола кружку, словно пытаясь отгородиться ею от нее. От нее и от новостей, которые она для меня приготовила.

— Скажу вам честно, я даже не знаю с чего начать. Наверно с того, что и вы, и ваш малыш точно полностью здоровы.

Почему-то от ее слов мне стало совсем не легче!

— Мне наверно стоило позвать на эту встречу юриста, но я хочу показать вам, что наша клиника целиком и полностью признает свою вину и ни в коем случае не отказывается от ответственности за свою ошибку. Мы, безусловно, компенсируем все, что положено по страховке и готовы обсудить сумму за нанесенный вам моральный ущерб.

Глава 3

АРСЕНИЙ

— Зай, я что-то не поняла, - проворковала Злата, когда я наконец проорался в трубку, инструктируя адвокатов в каких позах они должны поиметь чертову клинику со всем ее руководством, и сел за руль, — это что… все?

В голове ещё шумело от крови, ударившей в виски, и я слышал ее слова словно через вату, пропускающую звуки, но отсеивающую смысл. Тем не менее одна ее фраза ко мне пробилась — "это… все?"

Да, черт возьми. Это все! Конец! Финита ля трагедия! The End of fucking life!!!

Я изо всех сил сдавил пальцами кожаную оплётку руля, так что та аж затрещала от натуги и, как чертов сумасшедший, стал дубасить кулаком, грудью, башкой по сигнальной панели, пока не вдавил ее лбом до упора, затапливая весь мир вокруг в оглушительном рёве.

—Зай? Хватит, слышишь! Мне страшно! Ты что, долбаный псих?!

Да! И как же ты до сих пор не поняла? Даже не посмотрела на то, с кем связалась, когда пришла предлагать себя во всех позах и в долгосрочную аренду?

Водители из рядом стоящих машин стали высыпать на парковку, размахивать руками, сопровождая неприличные жесты ещё более крепкими словами. Но подходить близко никто не решался. Не та машина чтобы на свой страх и риск пытаться достать из нее поехавшего с катушек водителя.

Я убрал руки с руля, откинулся в кресле, и тихо велел Злате уходить. На объяснение очевидного не было сил, но она буквально заставила меня сделать над собой усилие.

— Слушай, ну и зачем так убиваться? Это же не единственная в мире клиника! Найдем другую. И вообще, надо было сразу в Штаты ехать, я же тебе говорила.

— Да незачем больше искать, куколка ты моя лупоглазая. Ты чем слушала? Сиськами? Они просрали мой материал. В унитаз спустили мое будущее и такие — ой, извините, так получилось! Мы, сука, готовы компенсировать вам ущерб по страховке!

Судя по тому, как округлились у Златы глаза и задрожали губы, до нее всё же дошел смысл услышанного.

— А… контракт? Мы же подписали контракт! Ты же не можешь…

— Так все, зайка. Нету больше нашего контракта. Утратил законную силу ввиду непреодолимых обстоятельств.

— Но деньги… я же уже залог за дом оставила!

— Будем считать, что я добрый, те деньги я тебе дарю.

— Но он же… невозвратный!

— Вон. Воо-оон!!!

Я даже не обернулся к ней. Просто положил руки на руль и закрыл глаза, давая понять, что наш разговор окончен. Навсегда. Да, Златка. Я та еще мразь. Но тебя во мне устраивало даже это, ведь на кону были очень большие деньги, разве нет?

Тихое, полное желчи «козел» и резкий, безжалостный удар пассажирской двери. В машине тут же заметно посвежело — аромат ее приторно-сладкого парфюма хоть еще и витал в воздухе, но стал тише.

Наконец-то… от него так болела голова и тошнило! Хотя, нет… не от него…

И все же, когда я наконец остался в одиночестве, легче не стало. И ведь, подумать только, до чего же жестокая эта сука-жизнь! На тебе, друг Арсений, рак в тридцать шесть. Ах, ты решил перестраховаться и живчиков своих на будущее заморозить? Так на тебе и бесплодие и несчастный случай в клинике — нет больше твоих живчиков. Нечего такой падали как ты размножаться. Хрен тебе, а не ремиссия! Будь мужиком, сдохни уже молча, наконец!

И черт бы с ним… но как же оказалось страшно умирать. Причем не по щелчку, от инфаркта или прилетевшего в морду кирпича, а вот так. Медленно, имея возможность хорошенько подумать о том, что не оставил после себя ничего и никого, а все твои достижения — это пук в пустоту.

Вот, откинешься, закопают тебя, попилят твои денежки и в лучшем случае разок хлопнут по рюмашке не чокаясь. И все. Нет тебя, будто и не было никогда. А ты и сам пожить толком не успел…

До чего же сейчас смешно было вспоминать себя до химиотерапии! Самоуверенный идиот. Думал, что раз врачи прогнозируют 90% успеха, то непременно повезет! А чё, всю жизнь же перло, так чего бы теперь в 90% не попасть? И к предложению на всякий случай заранее подумать о потомстве отнёсся со смехом - у скольки процентов мужчин в моем возрасте после химиотерапии наступает бесплодие? У 20? Ну, это же смешно! Конечно и тут мне повезет! Да и не хочу я детей…

Но как же меняются приоритеты, когда на табло "жизнь" вдруг вспыхивают цифры обратного отсчёта. И, казалось бы, бессмысленные и совершенно лишние вещи вдруг становятся бесценными настолько, что всех денег мира не хватит чтобы их заполучить. Хотя раньше нужно было лишь руку протянуть!

Но как же больно, что понял я все это только тогда, когда повторные анализы, сданные через год после удачной химиотерапии, показали ухудшение результатов. Вот тогда ты, Арсений, и завертелся, как вошь на гребешке, да?

В начале ушел в запой в ожидании результата повторных тестов из ещё трёх клиник. А потом, когда все три судьбоносных конверта положили тебе на стол, вдруг решил срочно действовать?

Жалкий, самоуверенный я ублюдок…

План был прост - от страха смерти может уберечь только вера в будущее. И если у меня самого этого будущего больше нет, значит можно верить в будущее своих детей!

Права на ошибку больше не было, но действовать нужно было быстро. Серьезных отношений у меня никогда не складывалось, да и не верил я в любовь. Ведь что она такое, как не изобретение древних маркетологов для повышения продаж всяких побрякушек, сладостей и букетов?

Потому выбор мамы для будущих наследников был продиктован рациональностью.

Мне нужна была красивая женщина, не состоятельная, чтобы не предъявлять права… в первую очередь моих детей. Не особо умная, чтобы не сильно переживать о том, в какой статус я ее поставлю - фиктивной жены и чисто номинальной, биологической матери. Возможно, для этих целей было бы лучше и вовсе воспользоваться услугами суррогатной матери, но мысль о том, что мои дети будут расти, зная отца только по его надгробному камню, и вообще не имея возможности называть кого бы то ни было своей мамой, вызывала у меня еще большее отторжение.

Глава 4

ВЕРА

Я попросила девушку на ресепшене вызвать мне такси сразу же, как только покинула кабинет. И машина подъехала быстро, но сесть в неё я не смогла.

Едва почувствовала удушливый запах ароматизатора и сигарет, пахнувшие из салона вместе с кондиционерной прохладой, поняла, что задохнусь там, и обязательно потеряю сознание. Потому, лишь виновато улыбнулась водителю и сказала, что передумала ехать, после чего протянула ему чаевые за беспокойство.

Деньги мужчина забрал, но в ответ не проронил ни слова. Вместо этого недовольно хмыкнул, сделал погромче музыку и резко тронулся с места — я едва успела закрыть пассажирскую дверь.

Какие же все вокруг нервные сегодня и злые.

Впрочем, воздуха мне не хватало и на улице. Мысли, тяжелые, как навешанные на ноги и руки гири, тянули меня сесть. Хоть прямо на разгоряченный полуденным солнцем асфальт! Но слава Богу, вокруг клиники был разбит небольшой парк с высокими елями, бросавшими на скамейки густые прохладные тени.

Где-то позади, на парковке, не унимаясь сигналила машина. Не иначе, кто-то неудачно подпер кого-то, а этот кто-то очень сильно торопился. Так, что отрывистые вопли звукового сигнала больше напоминали бранные слова.

Я положила руки на живот и начала делать дыхательную гимнастику. Глубокий вдох через нос, медленный выдох ртом, снова, еще раз и опять… пока хоть немного не отпустит. Пока пульс не придет в норму… чему совсем не способствовали истеричные гудки со стороны парковки.

Наконец, там все успокоилось. И мне тоже как-то сразу полегчало. По крайней мере воздух перестал быть таким густым и вязким, что отказывался наполнять легкие.

— С вами всё в порядке? — Участливо поинтересовалась проходившая мимо девушка.

Я подняла на нее взгляд. В глаза почему-то бросился только ее большой округлый живот, который совсем не скрывало зеленое платье в белый горошек, и маленькая дамская сумочка в форме ромашки. Вязаная, явно самодельная, но от того даже более милая.

Наверно и у меня, когда выйду в декрет, будет время на то, чтобы что-нибудь вязать или вышивать… А ведь, с тех пор как мы с Колей поженились, я ни разу не бралась за свой ящик с рукоделием, который забрала из маминой квартиры. Странно. Почему? Ведь раньше я так любила этим заниматься…

— Если хотите, я могу позвать врача. Тут клиника рядом.

Я запоздало улыбнулась ей и поспешила вежливо отказаться.

— Нет-нет, спасибо, все в порядке. Просто… голова немного закружилась. Со мной такое бывает. Жара же…

Девушка с сомнением прищурилась, но спорить не стала. Вместо этого открыла свою маленькую сумочку-ромашку и достала оттуда детскую бутылочку воды.

— Да, жарко. Вот, возьмите. Она новая, запечатана.

— А как же вы?

Девушка тепло улыбнулась мне, позволив увидеть милые ямочки на ее щеках.

— Я в клинику. Куплю там себе еще в аптеке. Да вы попейте, а то на вас лица нет. Может, все-таки врача? Или позвонить кому-нибудь? Я немного тороплюсь, но мне не кажется, что вас стоит оставлять одну.

— Позвонить… да, если вам не сложно, не могли бы вы дать мне телефон, чтобы позвонить? Я свой разбила. Случайно.

Зачем-то добавила я.

Но добрая незнакомка требовать подробности не стала. Она опустилась рядом на лавочку, и без лишних вопросов протянула мне свой телефон.

Мысль о том, что Николай обнаружил мои пропущенные и, не сумев дозвониться, уже поднял на уши все больницы и полицию города, вновь заставила участиться мой пульс. Мне нужно было скорее связаться с ним, скорее услышать его голос, рассказать… нет. Такое по телефону лучше не рассказывать. Мы должны быть рядом, когда мне придется сделать это, иначе…

Я не знала, что иначе. Или просто не хотела сейчас думать о том, как он может отреагировать на то, что я должна была ему рассказать. К счастью, на том конце линии с небольшой задержкой послышались протяжные гудки, и я прогнала прочь мысли об этом, ожидая что Коля вот-вот возьмет трубку и все у меня наладится.

Один гудок, второй…

— Да? Кто это?

Звук его голоса позволил мне почувствовать облегчение. Вот он, мой муж, с ним все в порядке. Судя по легкому гулу на фоне и тому, что Коля говорил чуть громче обычного, он был за рулем и включил звонок на громкую связь.

— Коля, это я!

— А почему с другого номера? Что-то случилось?

— Да… нет. Со мной все в порядке, я просто разбила телефон, случайно в клинике…

— В клинике?

— Да, но… — с языка чуть не сорвалось «но ничего серьезного», — со мной и ребенком все хорошо, просто почувствовала себя плохо из-за жары. Ты не мог бы забрать меня? Я сейчас в парке рядом с клиникой.

— О, милая… никак. У меня встреча, и я почти добрался до места. Давай я вызову тебе такси?

Я поймала на себе сочувственный взгляд хозяйки телефона. Пожалуй, ей был слышен наш разговор, и она почувствовала мое разочарование.

— Да… да, вызови, пожалуйста.

— Хорошо. Жди на месте, я пришлю сообщение с номером машины.

Я хотела сказать что-то еще, но Коля уже повесил трубку. Наверно и правда очень торопился.

Так что мне осталось только вернуть телефон его доброй хозяйке.

— Сейчас мой муж пришлет сообщение, не могли бы вы…

— Конечно, я подожду.

— Спасибо вам. Вы просто ангел, спасли меня.

— Что вы, все члены клуба молодых мам должны помогать друг-другу.

— Я запомню. Передай другому, да?

— Ага.

Она ободряюще подмигнула мне, а я улыбнулась. Мы с Колей еще никому не рассказывали о том, что у нас будет ребенок, даже Маринке. Решили подождать, пока это не будет очевидно. Все же беременность не далась мне легко, и я боялась любого неосторожного шага — от резких наклонов и приседаний, до сглаза. Хоть и не очень-то верила во все эти волшебные штучки в обычной жизни.

— О, вот и номер вашего такси. Написано, что уже подъезжает к парковке.

На этот раз водитель не только поздоровался со мной, но даже вышел, чтобы открыть мне дверь, хоть это и было совсем не обязательно. А в машине лишь слегка пахло какой-то салонной полиролью, словно она только побывала на мойке.

Глава 5

Моя мама родила меня не от своего мужа и до последнего не знала об этом. Кто-то удивится, скажет «как можно о таком не знать?!». Но жизнь — сложная штука. И после всего, что сегодня произошло, меня точно не нужно убеждать в верности этого афоризма.

Все перепуталось в 1979 году, в начале Афганской войны. Егор Сёмкин, Фёдор Гроздьев и моя мама, Арина, были друзьями с самого детского сада. Потому что город, в котором они родились, был маленьким и жили они в одном доме, а мамы их к тому же были подругами.

Моя мама выросла настоящей красавицей и не было ничего странного в том, что эта дружба в какой-то момент сломалась. Ничего странного, только горькое, ведь Егор и Федор были хорошими друзьями. И после школы, чтобы не расставаться, они вместе поступили на медицинский… Но Мама выбрала Егора, а Федор, не доучившись, ушел на войну и не пожелал продолжать общение.

Мама с Егором планировали пожениться, как только получат дипломы, но в 1981 году ситуация сильно ухудшилась и Егора на фронт забрали прямо с экзаменов.

Все знали, что какое-то время связи с ним не будет. Пока доберется, пока поступит в расположение и устроится на месте. Это сейчас установить местонахождение военнослужащего можно относительно быстро, ведь учет ведется электронно, а тогда нужно было делать запросы на бумаге, которая затем передавалась из рук в руки и время от времени терялась.

Никто больше месяца не мог ничего сказать о местонахождении сержанта медицинской службы Егора Сёмкина, пока в один из дней в дверь к его родителям не постучались двое сотрудников военкомата, с не самыми добрыми новостями. Оказалось, что страшное случилось, едва Егор попал на фронт.

После атаки на полевой госпиталь, куда он был прикомандирован, Егор вместе с другими выжившими эвакуировался на машине, которая позже в пути подорвалась на мине. Егор снова выжил, но горел. Ожогами были покрыты почти 30% его тела, в основном пострадали лицо и руки. В военный госпиталь в Сочи его доставили в состоянии искусственной комы, забинтованным до пояса, но живым. Те, кто эвакуировал его из зоны боевых действий, сказали, что пока Егор был в сознании, он обгоревшими губами снова и снова шептал свое имя, видимо, боясь остаться неопознанным из-за тяжелых увечий.

Парень с обезображенным лицом и руками, находящийся на грани жизни и смерти… в начале никто даже не думал, что маме хватит сил хоть просто посмотреть на него. Но мама пришла к Егору в палату, а потом и осталась там, время от времени сменяя его родителей на дневных вахтах у постели тяжелобольного.

Он выжил и быстро шел на поправку. Когда угроза жизни отступила, Егора вывели из комы, но после этого стало еще тяжелее. Из-за ожогов дыхательных путей и лица он не мог нормально разговаривать, а всех, кто появлялся возле его постели, гнал прочь. Но мама не ушла и тогда. Снова и снова приходила к нему, просто чтобы быть рядом. Рассказывала новости, читала ему книги или сидела молча, если он отказывался слушать.

Потом начались бесконечные операции. Шрамированная огнём кожа не срасталась сама, требовались пересадки. И пересаживали Егору его собственную кожу. Операции, болезненные периоды заживления и снова операции. И каждый раз приходя в сознание он гнал ее прочь, должно быть, понимая, что такой как моя мама рядом с тем, кем он стал, не место.

Но разве это было ему решать?

А потом он снова смог говорить. И это было счастьем для всех, ровно до того момента, пока он не сказал, что его зовут не Егор Сёмкин, а Фёдор Гроздьев.

Не получивший медицинской специальности, Фёдор пошел в армию обычным солдатом. За те два года, что о нем никто не слышал, он успел не только получить звезду героя, но и попасть в плен. Сбежав из него, он оказался в том самом полевом госпитале, в который был прикомандирован его друг. Они встретились там и даже помирились… а потом судьба разлучила их самым суровым образом.

Во время эвакуации Егор сам отдал Фёдору свою форменную рубашку с нашивками, накинул ему ее на плечи и усадил истощенного и израненного друга в машину, после чего бросился обратно за другими оставшимися там пациентами. Больше Фёдор не помнил ничего, кроме того, что оказался уже здесь, в военном госпитале в Сочи, с моей мамой, сидящей у его кровати.

Мама говорила, что это был один из самых сложных моментов в ее жизни. И для Фёдора скорее всего тоже, потому что в один момент из сына и жениха, за которым трепетно ухаживали родные, он превратился в одинокого, никому ненужного калеку.

Мать Фёдора умерла еще до того, как тот окончил десятый класс, а отец, кажется, что всегда был пьяницей — лил за воротник не просыхая. А после смерти жены так и вовсе потерял какую-либо связь с реальностью. О Фёдоре было некому позаботиться.

Родители Егора же поначалу продолжили приходить к нему, но это длилось недолго. Им было очень тяжело видеть Фёдора, знать, что с ним случилось, и при этом не иметь ни малейшей крупицы информации о том, что же стало с их собственным сыном.

А вот моя мама продолжала к нему ходить. Она честно признавалась, что в тот момент окончательно запуталась в чувствах. Нельзя так много времени провести рядом с человеком, отдавая ему каждую свободную секунду, а потом перечеркнуть это всё. Кроме того, Фёдор не был ей чужим человеком и дело тут было может и не в любви, но совершенно точно не в жалости.

Время шло. О Егоре по-прежнему не было известий, а Федор благополучно прошел реабилитацию и выписался из госпиталя. Ему было некуда идти. За без малого четыре года отец-алкоголик окончательно превратил их квартиру в обитель горя и отвращения к себе.

Тогда, стоя на пороге кишащего тараканами помещения, с банкой варенья и коробкой с тортом «Наполеон», который мама сама приготовила для Федора по случаю выписки, она, даже не подумав толком над своими словами, предложила ему переехать к ней в общежитие. И он согласился.

Мама сказала, что была счастлива с ним. Да, в начале они жили вместе как соседи, но это продлилось недолго и очень скоро они стали настоящей парой. Федор восстановился физически и экстерном закончил медицинский. Шрамы на его лице, за исключением яркого рубцового пятна на виске и голого островка кожи на скуле, практически полностью скрылись под густой бородкой, которая ему даже шла… Мама думала, что полюбила его.

Глава 6

АРСЕНИЙ

Пятнадцать миллионов рублей. Только наличными. Пятитысячными купюрами не больше половины от суммы и только бывшие в обращении банкноты.

Мою… шантажисткой ее как-то язык не поворачивался назвать… информаторшу явно кто-то инструктировал. Ну или она сама подготовилась, так сказать, изучив матчасть. Не очень, правда, основательно. На троечку. Иначе просила бы куда больше цены средненькой однушки в центре Сочи. Хотя, может я просто недооцениваю её альтруистического порыва? Ведь для меня это было почти бесплатно.

Ну ладно, не буду врать. Чтобы за пару часов достать пятнадцать лямов именно бывшими в обращении купюрами, только половина из которых пятаки, действительно пришлось приложить некоторые усилия. К счастью, Нарек, мой старый знакомый с Адлерского рынка, помог и быстро обналичить сумму и расфасовать, не задавая вопросов, всего за пять процентов. Предложил даже в нагрузку пару своих товарищей в качестве гарантов безопасности, но я отказался. Не к чему было пугать информаторшу видом на двух рослых армян за моей спиной. А вздумает хвостом вертеть и новые условия выдвигать, вместо того чтобы сразу на месте обменять информацию на деньги, у меня и поколоритнее Нарека знакомые имеются.

Несмотря на то, что мне было велено прийти на встречу одному, информаторша моя прибыла на место с усилением. Но мне даже внимание на этом было акцентировать как-то… стремно?

Как и ожидал, в девять вечера в условленном месте Мацестинского лесопарка меня встретила секретарша главврача той клиники. Я не смог вспомнить имени, которое было написано на ее бэйджике при нашей первой встрече, но это волновало меня даже меньше, чем её «усиление».

Позади секретарши, долговязый и тощий, с максимально серьезной миной на лице, такой, что аж тонкие губы с цыплячьим пушком под носом сжались в куриную жопку, стоял какой-то шкет лет шестнадцати. Родственник, наверно. Вряд ли парень. Информаторша хоть и была меня младше, но не настолько, чтобы заводить роман со школьником.

— Покажи деньги.

Натужно сипло бросил мне шкет, а информаторша, испуганно охнув, схватила его за рукав и пронзила суровым взглядом, поджав губы точь-в-точь.

— Извините, Арсений Викторович. Мы… давайте так.

Она суетно покопалась в перекинутой через плечо сумочке и продемонстрировала мне извлеченный оттуда блокнотный листок, сложенный вдвое.

— Здесь имя, номер телефона и адрес той женщины. Давайте вы отдадите мне деньги, а я вам листок и разойдемся, словно никогда этого не было. Х-хорошо?

Пацан за ее спиной фыркнул, один в один молодой нескладный бычок в загоне, и просипел, то и дело давая голосом петуха:

— Да что ты с ним сюсюкаешь. Пусть бабки покажет! У него же руки пустые, наверняка кинуть нас решил!

Информаторша зажмурилась и затравленно вжала голову в плечи, явно готовясь к моей ответной реакции, а я не смог сдержать улыбки. Ну и дурачьё… Буквально детки на стрелке. Кто он ей? Младший брат, который из-за простуды не пошел в школу и ей пришлось тащить его на встречу с собой, потому что иначе он все рассказал бы маме с папой о ее темных делишках?

— Ладно тебе, боец. Смотри.

Я запустил руку за пазуху, информаторша с облегчением выдохнула, а вот шкет, наоборот, напрягся. Боевиков пересмотрел? Но хоть не спрятался за сестру, а вперед выступил, чтобы прикрыть. Наверняка мой геморой с обналичкой пятнадцати лямов был его гениальной идеей.

Из глубокого кармана своей легкой куртки я вытянул на свет фонаря два свертка, обернутых черными мусорными пакетами. Один толще другого в три раза. Помахал ими, перед напряженными взглядами детишек.

— Что удивленный такой? Никогда пятнадцать миллионов рублей не видел? Думал, я тебе их в двух спортивных сумках принесу? Так надо было червонцами тогда просить.

Шкет подкола не оценил. Покраснел от кончика носа до самых ушей и снова губы в череп втянул.

— На, держи.

Я кинул ему сверток потолще, а пацан так растерялся, что едва не выронил. Развернул, опасливо на меня озираясь, провел пальцем, отгибая край толстой пачки.

— А почему двушками?

— Как заказывали, так и принес. Пятнадцать номиналом в пять, еще пятнадцать по две тысячи. Номинал мелочи вы не уточняли. Все купюры б/у. Номера тоже не по порядку, можешь проверить. — Я демонстративно посмотрел на часы на запястье. — Если справишься за пять минут. Я человек занятой, сам понимаешь. Дела у меня еще, да и вам до отбоя домой попасть нужно. Нечего деткам вроде вас по лесопаркам среди ночи шастать.

Тонкие губы от напряжения окончательно исчезли с лица пацана. Мне даже показалось, что его глаза покраснели от полопавшихся сосудов.

Не сводя с меня взгляда прирожденного убийцы, он достал из кармана джинсов небольшой фонарик и посветил им на банкноты. Ультрафиолетовый свет скользнул по пачке денег, демонстрируя следы жирных пальцев и другой неидентифицируемой грязи от множества рук, через которые прошли эти ценные бумажки.

Точно боевиков пересмотрел. Думал, я меченые принесу? Да оно мне надо, заморачиваться…

— Ну, теперь ваша очередь.

Я протянул к информаторше обе руки. В одной была вторая пачка денег, вторую ладонью кверху и поманил, чтобы поторапливалась. Она резко, нервно сунула мне в руку блокнотный листок и, схватив деньги, быстро отступила, протянув сверток брату для проверки. Детский сад, честное слово…

— Так.

Развернув листок, я в одно мгновение потерял весь благодушный настрой, ведь он был совершенно пуст!

— Это что за шутка юмора такая?

Информаторша, перестав дышать, бросила испуганный взгляд на брата. Тот кивнул, и она снова суматошно полезла в сумочку.

— Сейчас, Арсений Викторович… вы извините… — выудив, наконец, то, что искала, она опасливо приблизилась ко мне и на вытянутой руке протянула мне простую шариковую ручку. — Вот, возьмите. Я продиктую, а вы запишите.

Кажется, теперь я поджал губы так, что они исчезли с лица.

Глава 7

ВЕРА

Я вышла из такси возле своего дома в начале четвертого. Дневной зной пошел на убыль, но еще не спал окончательно. Стоя на тротуаре, я смотрела на свой подъезд и чувствовала какое-то странное оглушение. Звуки детской площадки и соседских машин, маневрирующих в узком пространстве внутреннего двора, доносились до меня сквозь толстую вату моих спутанных мыслей.

Я думала о ребенке, о моем муже… о своем отце. О том, каким холодным и чужим он стал, когда узнал, что я ему не родная. О том, как Коля поднял меня на руки и закружил, когда я показала ему положительный тест на беременность. О том, как сегодня я узнала, что беременна от другого мужчины.

Все эти мысли сменяли в моей голове одна другую, то обдавая жаром, то холодом… таким же липким подъездным холодом, какой ударится о мою кожу, когда я открою эту железную дверь впереди. Такой же оглушенной тишиной…

Мне хотелось с кем-то поговорить. Мне это было нужно. Очень. Но мой телефон был сломан. Да и о своей беременности я ни маме, ни Марине еще не рассказывала. Так как мне вывалить на них это все вот так сразу? Не представляю, как бы выглядел такой разговор.

Я беременна, но не от своего мужа. Нет, я не изменяла Коле. Никогда! Мы же вместе с универа… он мой первый и единственный мужчина. Да, это было ЭКО. Нет, не потому что Коля бесплоден, это вышло случайно. Врачебная ошибка. Что я буду делать дальше? Да откуда мне знать, что люди делают в таких случаях…

Нет. Таких разговоров я не хочу. Не хочу обсуждений, эмоций, поисков решений. Сейчас мне просто хотелось, чтобы кто-то обнял меня, ни о чем не спрашивая, и позволил пережить эти страшные, оглушительные чувства — ужас, разочарование, отчаянье!

Я поспешила утереть выступившие на глазах слезы и достала из сумочки ключи.

Как и ожидала, подъезд нашей многоэтажки встретил меня прохладой… но не тишиной.

Звон разбившегося стекла, приглушенная брань… а потом все резко стихло. Не исчезло, только, словно огонь, потухло, стало тише. Но все еще слышно было, как где-то за дверью, разыгравшийся за ней скандал продолжал тлеть, словно угли. В тревожном ожидании, что кто-то вот-вот подкинет еще дровишек.

Я услышала шаркающие шаги на лестнице и посмотрела вверх. В коридоре у лестничного пролета застыл мальчишка лет одиннадцати. Я не помнила его имени, но видела часто, когда утром уходила на работу и иногда вечером. Мы всегда здоровались, но он никогда не улыбался в ответ.

Позади него, за дверью в одну из квартир, снова что-то разбилось, и он инстинктивно вжал голову в плечи. Я с сомнением посмотрела на лифт. Судя по цифре 12 на табло над ним, ждать его пришлось бы долго… И неторопливо двинулась вперед. Вверх по лестнице. Остановилась, не дойдя одну ступеньку до площадки.

— Привет.

— Здравствуйте.

Мальчишка вежливо поздоровался, но взгляда на меня не поднял. В руках он сжимал старый яблочный плеер с проводными наушниками, одет был совершенно точно не на прогулку — в застиранные шорты, растянутую майку c логотипом группы «Depeche Mode», размера на два больше, чем нужно и огромные отцовские резиновые тапочки.

Замер, не двигаясь. Наверно, ожидая, что я просто пройду мимо. Но я повернулась к нему спиной и села на ступеньку. В высоком окне, занимавшем почти всю стену напротив, было видно акацию, любовно выращенную кем-то в палисаднике напротив подъезда, и кусочек детской площадки с баскетбольным кольцом. По ней с мячом размером со свою голову важно расхаживала девочка годиков двух, а за ней, на всякий случай разведя руки в стороны, ходила ее мама.

Ругань за дверью в квартиру мальчика усилилась. Хоть слова и доносились едва разборчиво, но я услышала: «…к матери своей езжай и ей мозг выноси, сука! И паскудыша своего забери!»

Это было сказано с такой всепоглощающей ненавистью, что даже мне захотелось втянуть голову в плечи. Я услышала, как мальчик шмыгнул носом за моей спиной, а потом сделал несколько несмелых шагов в и опустился на ступеньку рядом.

Я улыбнулась, глядя в окно. Вот и встретились мы, два одиночества. Полезла в сумочку — там у меня всегда была хоть пара конфеток. Сегодня нашлись три арахисовых батончика от всем известной с детства конфетной фабрики. Один протянула своему новому другу.

— Не, спасибо. Я такие не ем.

Грустно сообщил он.

— А пробовал?

Сосед впервые посмотрел мне в глаза. Они у него голубые и казались ярче обычного из-за того, что успели раскраснеться. Он отрицательно помотал головой и все же взял конфету. Захрустела обертка.

— Вкусно…

Удивился он, смотря на полконфеты, оставшиеся в руке.

— Еще бы. Это мои любимые. Столько лет ем, а все не надоедают. Мне их отец с каждой получки домой покупал, целую коробку. Он фельдшером на крупном продуктовом складе работал, водителей в рейс отпускал.

— С получки?

Ну да, ну да… архаизмы прошлой эпохи. Получка, арахисовые батончики, крепкие семьи… Хотя нет. Последние разрушались и тогда.

— С зарплаты.

— А…

Мальчишка запустил в рот остатки конфеты, а я протянула ему еще две. Он задумался на секунду, но взял, и они проворно исчезли где-то в кармане его шорт.

Мальчишка вдруг сказал:

— А мой осветителем на концертах был. Но я его не помню… у меня от него только вещи остались. Диски всякие там, футболки… вот как эта.

Он оттянул край своей футболки, но не с тоской, а даже с гордостью. А потом вдруг посмотрел на меня пристально и, повертев в руках плеер, протянул мне один из наушников.

— Вы музыку любите?

Я улыбнулась в ответ и приняла его приглашение разделить с ним момент. Мгновение спустя мир вокруг нас наполнился знакомой мелодией.

Странно. Я слышала ее много раз. По радио в такси, на улице… может быть даже когда-то включала сама, но это всегда была просто песня. Одна из. А сейчас — нет.

Подъездная прохлада, длинные тени второй половины дня за окном. Впереди едва слышно шумит листьями высокая акация, а позади бранятся незнакомые мне люди. Дети бегают по залитой солнечным светом площадке, а мы сидим тут с этим мальчишкой, каждый со своим камнем в сердце. И из динамика маленьких наушников льется мелодичное и бесконечно красивое: