Отец подруги. Опасное влечение

Глава 1

Я мрачно вглядывалась в облезлую многоэтажку с перекошенной крышей и двором, пропитанным безысходностью. Меж поломанных качелей и ржавых труб слонялись сомнительные типы, будто сама грязь города нашла здесь пристанище. Возвращаться туда не хотелось. Опять этот хаос в квартире, чужие лица за нашим столом и бессмысленный бред матери, что всё так же не выпускала из рук бутылку. Судьба, похоже, решила поиздеваться надо мной.

— Ты уверена, что хочешь перевестись? — не сдавалась Иритель, сдувая надоедливую светлую чёлку, которая постоянно подала на её голубые глаза, и глуша двигатель магбиля.

— Уверена, — отрезала я. — Я устала от этой вони и бесконечных пьянок. Каждый день одно и то же: мутные мужики в коридоре, крики, скандалы и запах дешёвого спирта. Мне больше нечего там ловить. Я даже не в состоянии сберечь свои накопления, она их везде находит и тратит на очередную выпивку! — в конце я на эмоция ударила себя по колену и с ненавистью уставилась в окно, а после недовольно цыкнула.

Мне всегда было неловко вываливать на подругу собственные проблемы. Ещё противнее то, что Ири слишком хорошо знала, в каких условиях я живу. Но странным образом это никогда не становилось помехой нашей дружбе. Мы держались вместе, словно сёстры, и понимали друг друга без слов. Меня лишь смущало одно —разница в нашем положении. Та, кого все считали холодной и высокомерной аристократкой, рядом со мной превращалась в удивительно мягкого человека, готового в нужный момент найти правильные слова и успокоить.

— Но ведь для этого не обязательно переводиться в другой город и искать новую академию, — тихо возразила Ири, положив ладонь на моё запястье и мягко вынудив взглянуть на неё. — Я уже столько раз предлагала тебе переехать ко мне. Я живу одна, и для тебя всегда найдётся отдельная комната.

— Это предложение звучит хорошо, но оно ставит меня в неловкое положение, — покачала я головой. — Ты же понимаешь, я так не могу. К тому же, мать найдёт способ дотянуться до меня, где бы я ни пряталась. Она не постесняется заявиться прямо к академии, поджидать у входа и выставить меня на посмешище. А ещё твой отец…

— Причём здесь отец? — Ири нахмурилась, но в её голосе слышалась не злость или раздражение, а скорее лёгкая, почти детская обида. — Он никогда не вмешивается в мою жизнь. Почти всё время проводит в столице или уезжает на месяцы в соседнее королевство. Да и какое ему дело, с кем я дружу? Он давно перестал интересоваться моими делами, даже учёбой, хотя раньше сам твердил, что пора взяться за ум.

Я криво усмехнулась. Легко ей так говорить, когда за спиной фамилия, которая сама по себе закрывает рты самым ядовитым языкам. Когда деньги и статус мгновенно гасят любой слух. В моём мире всё иначе: одна ошибка, одна сплетня — и тебя топят с головой, без права всплыть. Я слишком хорошо знала, как смотрят на таких, как я. Достаточно мимолётного намёка — и шёпот расползётся по коридорам быстрее яда. Ири жила в другой реальности и, как ни странно, искренне верила, что понимает меня. Но я-то помнила, как когда-то именно она невольно сломала жизнь одной из таких, как я.

Как бы ни хотелось это отрицать, разница в положении всегда решала всё. Одним мир открывал двери сам, а другим приходилось прожигать годы в нищете, выцарапывая жалкие шансы хоть немного подняться над грязью. Одни спокойно идут дальше, а другим приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы добиться хоть чего-то достойного.

Ещё недавно я жила иначе. Всего два года назад рядом был отец — единственный человек, на кого я могла положиться и кого безмерно любила. Его смерть стала для меня приговором: нелепая авария, слишком много крови, слишком мало времени… и его не стало.

Мать не справилась. Поначалу пыталась удержаться на плаву, но горе прогрызло в ней дыру, куда провалилось всё: работа, здоровье, воля и даже совесть. Несколько безуспешных попыток найти приличное место обернулись капитуляцией. Она продала дом, последний наш оплот, и на эти деньги купила жалкую квартиру в самом злополучном районе города. С тех пор каждый её день проходит в компании бутылки и сомнительных «знакомых», от одного взгляда на которых по коже бегут мурашки. Иногда кажется, что даже стены нашей квартиры пропитаны их смрадом и чужой безнадёжностью.

— Поверь, твой отец будет против, — покачала я головой, снова уткнув взгляд в серое здание. — Ты же сама рассказывала, как он относится к твоему окружению. А я ещё и из низов. У меня нет ни связей, ни положения, даже нормальной семьи, которой можно гордиться. Так что…

— Это просто отговорки, — перебила меня Ири и тяжело вздохнула. — Я знаю, какая ты на самом деле. Я дружу с тобой именно потому, что ты никогда не пыталась подлизаться, не искала выгоды и не мечтала пробиться за мой счёт в верхушку, устроив себе парочку знакомств. Ты — единственная, кто смог разглядеть во мне человека. И мой отец, если только захочет, а я постараюсь открыть ему глаза, увидит то же самое. Так что хватит, собирай вещи и переезжай. Возражения не принимаются. К тому же переводиться в середине семестра без единой подстраховки — это чистое безрассудство!

— Ты думаешь, всё так просто, Ири? — я упрямо поджала губы, чувствуя, как где-то внутри нарастает злость, перемешанная с усталостью. — Для тебя это просто переезд подруги. Для меня — очередное клеймо. Ты можешь не замечать, но я слишком хорошо знаю, как на меня смотрят. Достаточно одного слова — и половина академии будет шептаться, что я примазалась к тебе. А я не собираюсь становиться поводом для очередных пересудов.

Я резко расстегнула ремень, не давая ей возразить, и открыла дверь. В лицо ударил холодный воздух, пахнущий сыростью и пылью старого двора. Ступив на потрескавшийся асфальт, от которого осталось одно название, я ощутила, как напряжение в груди чуть отпустило. Но лишь на миг.

— Спасибо за заботу, правда, — бросила я, опираясь рукой о дверцу. — Но мне нужно решить всё самой.

Ответа Иритель уже не услышала. Захлопнув дверь, я поплелась к дому, стараясь обходить стороной тех сомнительных личностей, что вились возле подъезда. Вечером здесь всегда хватало подобного сброда, а через час двор и вовсе утонет в пьяных криках, хриплом смехе, ругани и вульгарных стонах, природу которых никто не пытался скрывать.

1.2

Недовольно поджав губы, я отступила в коридор и направилась в свою комнату — жалкую коморку, больше похожую на приют для ненужных вещей, чем на место для жизни. Здесь каким-то чудом уместились кровать, маленький письменный стол и узкий шкаф для одежды. Пространства оставалось настолько мало, что во время учёбы казалось, что стены давят на меня, выталкивая наружу.

С общежитием я пролетела. Не успела подать документы вовремя, и снова не без помощи матери, которая в приступе очередного «просветления» порвала нужную бумагу. Будь я умнее, разобралась бы сразу и избавила себя от проблемы. Но в тот день решила заскочить домой за заначкой, которой, как назло, не оказалось на месте по понятным причинам. И теперь расплачиваюсь.

Я корю себя за ту недальновидность до сих пор. Всё было слишком очевидно, но я недооценила изворотливость женщины, подарившей мне жизнь. За два года алкоголь превратил её в чужую: она смотрела на меня не как на дочь, а как на надоедливую служанку… или, хуже того, как на падшую женщину, которой не было места рядом с ней. Горечь поднялась к горлу, и на глаза навернулись слёзы. Я быстро вытерла их рукавом старого свитера и шагнула в комнату.

Я наклонилась за своей дородной сумкой и торопливо начала запихивать внутрь всё, что попадалось под руку: пару тетрадей, смену белья, старый учебник по артефактам, одежду на первое время и несколько необходимых мелочей. В голове стоял звон, и казалось, что каждый шорох в квартире звучит в сотни раз громче чем храп всех здесь собравшихся. Я сосредоточилась только на одном — как можно быстрее собраться и уйти.

Вдруг в затылок будто дохнуло чужим дыханием. В следующее мгновение чья-то мерзкая ладонь скользнула по груди и сдавила её так, что я едва не вскрикнула от боли. К заднице прижалось что-то твёрдое и упругое, от чего по коже побежали мурашки. В нос ударил тяжёлый перегар, и мир качнулся.

Я застыла, не веря, что это происходит на самом деле. Раньше ведь до такого никогда не доходило, и моя персона никого из «гостей» матери не интересовала. Разве что бросали на меня похотливые взгляды, но обходили стороной. Тем временем горячий язык прошёлся по мочке уха, вызвав только судорожный спазм и рвотный ком.

— Попалась, маленькая продажная сучка, — прохрипел подонок, усмехаясь прямо мне в ухо. Его пальцы сдавили сосок, причиняя острую боль, другая рука уже скользила ниже, к бёдрам. — Я тебя тут давно жду.

Мир сузился до мерзких прикосновений, тяжёлого перегара и липкой тьмы, навалившейся сзади. Я рванулась вперёд, но он грубо перехватил меня, скрутил руки и с силой прижал к стене. Брезгливость и страх сдавили горло так, что я едва могла дышать.

— Убери руки, мерзкий ублюдок! — сорвалось с губ.

— Дрянь! — прошипел он в ответ и я получила резкий удар по лицу.

Вспышка боли, и голова откинулась назад, во рту тут же вспыхнул металлический привкус крови, в глазах посыпались искры. Слёзы боли выступили сами собой, но вместо слабости во мне рванулось что-то другое — ярость. Сжав зубы, я резко ударила коленом вперёд. Мужчина всхрипнул, согнулся, но почти сразу с руганью врезал кулаком в живот. Воздух вышибло, я согнулась, хватая ртом пустоту, а он схватил меня за волосы, дёрнул на себя и тут же отвесил ещё одну звонкую пощёчину.

Перед глазами потемнело, дыхание сбилось в отчаянные хрипы. Я судорожно пыталась найти хоть какой-то способ вырваться, пока паника и боль грозили полностью парализовать тело. Очередной мамин знакомый был намерен идти до конца и взять меня силой, наплевав на все моральные принципы и нормы. Хотя какие могут быть вообще принципы у столь мерзкого типа?

Я рванулась ударить его кулаком, но что-то хрустнуло в запястье, и острая боль вырвала из меня вскрик, больше напоминающий всхлип. В тот же миг пальцы сами вспыхнули искрами — магия отозвалась на животный ужас, вырываясь наружу без всякого контроля. Разряд сорвался с ладони, ослепительно озарив комнату, и мужчину отбросило к стене с глухим ударом.

Этого мгновения оказалось достаточно. Я вырвалась и, даже не оглянувшись, судорожно схватила сумку на бегу. Шум, крики, грохот — всё слилось в один хаотичный фон, но мать даже не пошевелилась, продолжая храпеть в своей комнате, будто ничего не происходило.

Я вылетела в коридор, захлопнув дверь, хотя не стоило на это тратить время. Лестничные пролёты промелькнули перед глазами, сливаясь в одно бесконечное падение вниз. Сердце грохотало, дыхание рвалось клочками, а ноги едва успевали цепляться за ступени. Мне казалось, ещё чуть-чуть — и я потеряю равновесие, рухну, и он догонит.

Буквально влетела в магбиль, захлопнув за собой дверцу так, что металл дрогнул. Казалось, только этот звук способен отгородить меня от кошмара, что остался снаружи. Иритель, ошарашенная моим появлением, распахнула глаза и уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но я успела заметить, как из подъезда вывалился тот самый мужчина. Сердце ухнуло в пятки.

— Едь! — мой голос сорвался, хриплый, сдавленный страхом. — Прошу тебя, Ири, быстрее!

Я вцепилась в её руку, до боли, словно от этого зависела моя жизнь.

Ири на секунду оцепенела, но, тоже заметив, как из подъезда вывалился мужчина, тут же резко дёрнула рычаг. Магбиль взревел, колёса рванулись с места, и мы сорвались прочь от этого проклятого дома. Воздух в салоне был густым от моего тяжелого дыхания, я чувствовала, как всё тело сотрясает мелкая дрожь, а каждый вдох отдаётся болью в груди и животе.

— Мы едем ко мне, — твёрдо сказала Ири, не отрывая взгляда от дороги. — И не смей возражать. Мне плевать на твои страхи и отговорки, ты в таком состоянии не останешься одна.

Я только закрыла глаза и слегка кивнула. Спорить сил не было. Боль скручивала тело, каждый удар сердца отзывался тупой тяжестью, и всё, на что я была способна, — это бессильно уткнуться лбом в холодное стекло.

Ири пыталась меня отвлечь. Спрашивала, кто этот человек, как он оказался в квартире, не трогала ли меня мать. Её голос звучал всё настойчивее, но я отвечала вяло, односложно, и больше молчала, чем говорила, стараясь удержать сознание в реальности. Подруга тяжело вздыхала, но больше не давила, лишь крепче сжимала руль.