Открытая Клетка

Пролог: Три минуты

Я опоздала на три минуты.

Для мира снаружи это было ничто. Статистическая погрешность. Обычное дело.

Для меня это была катастрофа.

Я вбежала в стеклянные двери офисного здания, чувствуя, как ледяная капля пота катится между лопаток. Сердце билось не от бега. Оно билось от страха.

Три минуты — это звонок от Марка ровно в 18:33. "Почему ты опоздала? Автобус? Ты должна была предвидеть". Три минуты — это тяжелый вздох матери по телефону. "Лея, ты опять. Ты же знаешь, как важна пунктуальность. Ты подводишь людей".

Я сжимала лямку сумки так, что костяшки побелели. Я была одета в "безопасный" бежевый цвет. Цвет невидимки. Я выбрала эту блузку не потому, что она мне нравилась, а потому, что она не вызывала вопросов.

Мой мир был построен на том, чтобы не вызывать вопросов.

Эта новая работа была моим побегом. Моим секретным бункером. Восемь часов в день, когда я могла не быть "девушкой Марка" или "дочерью". Восемь часов, когда я могла просто... быть. Единицей в системе.

И я провалила это в первый же день.

Я подбежала к лифту, молясь, чтобы HR-менеджер не смотрела на часы.

"Только не облажайся", — шептала я сама себе, пока цифры на табло сменяли друг друга. — "Будь милой. Будь удобной. Просто будь... тихой".

Двери открылись. Я сделала вдох. И шагнула в коридор, навстречу своей новой, такой же несвободной жизни.

Глава 1: Три стола

Женщина с идеальной укладкой и бейджиком «Элен» улыбнулась мне. Дежурной, но не злой улыбкой.

«Лея? Мы вас ждем».

Она не посмотрела на часы. Я выдохнула.

Мы шли по длинному коридору с серым, безликим ковролином, который заглушал наши шаги. Мой "бункер" оказался в самом конце, в небольшом кабинете, отделенном от остального опен-спейса.

«У нас тут немного тесновато, — сказала Элен, открывая дверь. — Мы посадили вас к аналитикам. Надеюсь, вы не против компании».

Комната была небольшой. В ней было всего три стола, стоящих буквой «П».

За двумя из них уже сидели люди.

Справа сидела девушка. Она была... огнем. Не просто красивой. Она была живой. Яркие рыжие волосы, громкий смех, уверенная поза. Она была тем типом женщин, которые входили в комнату и комната это замечала. Она болтала по телефону, и вся ее фигура излучала энергию.

Слева сидел парень.

Он был ее полной противоположностью. Он был тенью.

Он сидел, сгорбившись, уткнувшись в монитор. Я видела только его спину и темные волосы. Он не отреагировал на то, что мы вошли. Он не существовал. Его молчание было плотным, как вакуум.

«Мира, Илай, — сказала Элен. — Это Лея, ваш новый координатор».

Девушка-Огонь (Мира) тут же положила трубку, ослепительно улыбнулась мне: «Привет! Добро пожаловать в нашу пещеру. Садись, твой трон — посередине!»

Она указала на пустой стол. Между ними.

Парень-Тень (Илай) наконец оторвался от экрана. Он медленно повернул голову.

Наши взгляды встретились.

У него были темные, невыносимо грустные глаза. В них не было интереса. Не было оценки. В них была... глубина. Как в том озере, о котором мне рассказывал отец. Озеро, у которого нет дна.

«Привет, — сказал он. Голос был тихим, почти шепотом. — Рад знакомству».

И тут же отвернулся. Словно эти два слова стоили ему всех сил, что у него были.

Я села за свой стол. Ровно посередине. Между Огнем и Тенью.

Первые часы были туманом. Пароли, инструкции, где брать кофе. Мира была легкой. Она болтала, шутила, помогала. Она была как солнце.

Илай молчал.

Но я чувствовала его. Я чувствовала это плотное, тяжелое молчание слева от себя.

И я видела, как он смотрит на Миру.

Это было в тот момент, когда она громко рассмеялась над шуткой кого-то в общем чате. Я увидела, как Илай замер. Он не повернул головы. Он просто... перестал дышать. А потом медленно, как в замедленной съемке, его взгляд скользнул к ней.

Это был не взгляд коллеги. И не взгляд влюбленного.

Это был взгляд человека, который смотрит на солнце, зная, что ослепнет, но не может отвести глаз. В этом взгляде была такая смесь обожания и невыносимой боли, что мне стало холодно.

А она... она это знала. Она купалась в этом.

Я отвела взгляд, чувствуя себя так, словно подсмотрела что-то запретное.

В моем мире, с Марком, все было ровно. Понятно. Стабильно. У нас не было такого. Наша "любовь" была контрактом. Удобством. А здесь, слева от меня, сидел человек, которого сжигало чувство. И это было одновременно и страшно, и... притягательно.

Рабочий день подходил к концу. Я начала собирать вещи. 18:33.

Телефон в сумке завибрировал. Точно по расписанию. Марк.

«Где ты? Ты должна была быть дома в 18:30».

Паника. Привычная, липкая, холодная. Я начала судорожно запихивать вещи в сумку, торопясь, путаясь в проводах.

«Я... я уже выхожу, Марк, автобус...»

Я так спешила, что смахнула со стола ручку. Она упала и закатилась под его стол. Под стол Илая.

«Черт...» — прошипела я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Слезы злости. Слезы страха. Из-за двух минут. Из-за одной ручки.

«Ты в порядке?»

Голос раздался прямо надо мной.

Я подняла голову. Илай стоял рядом. Он уже надел куртку. Он смотрел на меня, и в его глазах не было насмешки.

Там было беспокойство.

Он наклонился, поднял мою ручку и протянул мне.

«Я... да, я просто... я спешу», — пробормотала я, вытирая вспотевшие ладони о юбку.

Он кивнул. Не поверил, я видела. Но не стал давить.

«Хорошего вечера, Лея. До завтра».

Он ушел.

Я осталась одна в кабинете. Телефон в руке снова завибрировал. «Ты игнорируешь меня?»

Я смотрела на дверь, за которой скрылся Илай.

Марк бы уже кричал. Марк бы сказал: «Ты неуклюжая». Марк бы заставил меня чувствовать себя ничтожеством.

Илай. Парень-Тень. Человек, который сам был на грани, просто поднял мою ручку и спросил, в порядке ли я.

Я вышла из офиса в холодный вечер. Мне предстояла дорога домой, к скандалу, к оправданиям.

Но, садясь в автобус, я думала не о Марке.

Я думала о том, что завтра снова окажусь за своим столом. Между Огнем и Тенью.

И впервые за долгое время, мысль о "Тени" показалась мне... безопасной.

Глава 2: Желтая Ваза

Автобус остановился на моей остановке.

Я вышла в тихий, залитый закатным солнцем пригород. Здесь все было правильно. Одинаковые газоны, подстриженные по линейке. Одинаковые бежевые фасады домов. Воздух был чистым, почти стерильным, и пах свежескошенной травой. Это был мир, который Марк выбрал для нас. Мир, в котором не бывает "неожиданностей".

Я шла домой, и мысль о "Тени" из офиса не отпускала меня.

Мысль о том, как он поднял мою ручку. О беспокойстве в его глазах.

Марк бы не спросил, "в порядке ли я". Он бы сказал: "Лея, ты стала такой неуклюжей. Нам нужно поработать над твоей концентрацией". Он бы предложил "решение". Он бы составил "план".

Илай... он просто увидел.

Я открыла дверь нашей квартиры.

Тишина.

Это была не та плотная, живая тишина, которая была в офисе, когда Илай молчал. Это была тишина вакуума.

Квартира была идеальной. Белые стены, серый диван, стеклянный стол. Ни одной лишней вещи. Ни одной книги, оставленной на столе. Ни одной чашки у раковины. Марк называл это "эффективностью". Я начинала называть это... отсутствием жизни.

Он был дома. Я услышала, как он на кухне наливает воду в стакан.

«Это ты, милая?»

«Да, я», — ответила я, снимая туфли и ставя их ровно на коврик. Не на сантиметр левее.

Он вышел в коридор. Марк был красив той же "правильной" красотой, что и этот пригород. Идеальная рубашка, дорогие часы. Он улыбнулся мне своей "заботливой" улыбкой.

«Ты опоздала на двенадцать минут. Автобус?»

Я кивнула, ожидая упрека.

«Ясно, — сказал он, подходя и целуя меня в лоб. Поцелуй был прохладным. Как мрамор. — Я посмотрел расписание экспресса. Если будешь выходить на семь минут раньше, сможешь на него успевать. Это сэкономит тебе почти пятнадцать минут в день. Более эффективно».

Он не злился. Он оптимизировал. Он управлял моей жизнью, как проектом.

«Спасибо, Марк», — сказала я.

«Ужин почти готов. Лосось по твоему любимому рецепту».

Он знал, что это не мой любимый рецепт. Это был его любимый рецепт, который он когда-то назвал моим, и я не стала спорить.

Телефон на столике в прихожей завибрировал. Я посмотрела на экран. Мама.

Мой желудок сжался. Второй деспот.

Я взяла трубку. «Привет, мам».

«Лея, ты уже дома? — ее голос был бодрым и безапелляционным. — Я звонила тебе полчаса назад, ты не брала. Ты не забыла, что в субботу ужин у нас? Марк будет? Скажи ему, что я приготовлю тот его пирог. И, Лея, надень то синее платье. Оно тебя не полнит так, как это твое... бежевое».

«Я помню, мам. Я скажу Марку. Мне нужно идти».

«Конечно, милая. Не задерживай Марка».

Я положила трубку. Я стояла в идеальном коридоре, между "эффективным" Марком на кухне и "заботливой" матерью на линии. И я чувствовала, как стены сжимаются.

«Все в порядке?» — спросил Марк из кухни.

«Да. Просто... мама».

«Она волнуется о тебе, — сказал он. — Она хочет, чтобы у тебя все было хорошо».

Он всегда так говорил. Они оба "хотели, чтобы у меня все было хорошо". Но их "хорошо" означало "тихо", "удобно" и "предсказуемо".

В тот момент я почувствовала удушье.

Я вспомнила "Огонь" (Миру) и "Тень" (Илая) в офисе. Их хаос. Их боль. Их жизнь.

Мне нужен был воздух.

Я не пошла на кухню. Я повернула в нашу спальню. Открыла свой шкаф.

Там, в самом дальнем углу, под стопкой старых свитеров, которые я не носила (потому что Марк считал их "бесформенными"), лежала она.

Я купила ее две недели назад. Втайне. Сказала Марку, что пошла к зубному, а сама поехала на другой конец города, на блошиный рынок.

Это была ваза.

Она была ярко-желтой. Асимметричной. Нелепой. Сделанной вручную каким-то пьяным мастером. На ее боку был "неправильный" мазок синей краски, похожий на птицу.

Она была живой.

Я купила ее, не зная зачем. Это был минутный, безумный порыв. Я принесла ее домой и тут же спрятала, как контрабанду. Как улику моего преступления против "хорошего вкуса".

Сейчас, после звонка матери, после "эффективности" Марка, после взгляда Илая, — эта ваза была единственным настоящим предметом в моем доме.

Сердце колотилось.

Я достала ее. Она была теплой на ощупь.

Я вышла в гостиную. Наш идеальный, стерильный стеклянный стол. Белый ковер. Серый диван.

Я сделала глубокий вдох и поставила вазу в самый центр стола.

Она смотрелась чудовищно.

Она была как крик в библиотеке. Как клякса на выглаженной рубашке. Она была живой, яркой, неправильной.

Она была прекрасна.

«Лея? Ужин стынет».

Марк вошел в гостиную. Он нес две тарелки. Он увидел вазу и замер. Его лицо на мгновение стало... пустым. Это было хуже, чем гнев. Это было отсутствие.

«Что это?» — спросил он. Голос был ровным. Слишком ровным.

«Это... ваза, — мой голос дрогнул. — Она мне понравилась».

Он поставил тарелки на стол. Очень медленно. «Она желтая», — сказал он.

«Она... живая», — прошептала я.

«Она желтая, — повторил он, и в голосе появился лед. — Она аляповатая, Лея. Она выглядит... дешево. Она нарушает все, что мы строили. Ты пытаешься испортить наш дом?»

«Испортить?» — это слово ударило меня.

«А как еще это назвать? Это безвкусица. Ты же знаешь, я заказал нам комплект из дымчатого стекла. Мы договорились. Или твое мнение снова поменялось? Как тогда, с отпуском?»

Он не кричал. Пока. Он давил. Он делал меня виноватой. Вот оно. «Если у Марка был плохой день — виновата я». Если я купила вазу — виновата я.

«Я... я просто подумала...»

«Ты подумала? — он усмехнулся. Холодно, без веселья. — Милая, когда ты "думаешь" о таких вещах, получается вот это. Ты же знаешь, у тебя с этим не очень. Давай я буду отвечать за гармонию, а ты — за то, чтобы лосось был вкусным. Хорошо?»

Глава 3: Неправильный Кофе

Жизнь разделилась на "До" и "После". "До" было идеальным, стерильным миром Марка. "После" — офисом.

Марк, почувствовав мой секундный бунт с вазой, удвоил "заботу". Он начал готовить мне обеды.

«Так эффективнее, милая, — сказал он тем утром, вручая мне идеальный, герметичный контейнер с "правильной" едой. — Здоровее. И экономит твои деньги. Не нужно тратиться на эти глупые салаты в кафе».

Его "забота" лежала на дне моей сумки, холодная и правильная.

В 12:30 я села за свой стол и открыла ее. Киноа, брокколи, приготовленная на пару куриная грудка. Без соли. Без вкуса. Без жизни.

Я ела и смотрела на экран.

Пинг.

Маленькое синее окно в углу монитора. Илай.

Илай: Выглядит так, будто тебя наказывают.

Я чуть не подавилась. Я посмотрела на него. Он не оборачивался, но я знала, что он улыбается.

Лея: Это "эффективно".

Илай: Похоже на еду для космонавтов. Грустную еду.

Лея: А что у тебя?

Илай: Сэндвич, который я купил вчера и забыл в ящике стола. Наверное, он уже начал строить свою цивилизацию.

Я рассмеялась. По-настоящему. Тихо, чтобы никто не услышал, но я рассмеялась.

Наш чат стал моим главным преступлением. Моей желтой вазой в офисе. Мы сидели в метре друг от друга, но жили в этом тайном, цифровом мире.

Он рассказывал мне о книгах, которые читал, о том, как однажды мечтал писать, но "испугался, что нечего сказать". Я рассказывала ему о своей любви к старым фильмам, которую Марк считал "пустой тратой времени".

Я не рассказывала ему о Марке. Я не рассказывала ему о своей клетке. Я говорила о вещах, которые были моими.

Он не пытался меня "оптимизировать". Он не давал мне "решений". Он просто... слушал.

На следующий день он опрокинул кофе.

Это случилось внезапно. Мира что-то громко сказала ему через весь кабинет, он резко обернулся и его локоть задел чашку. Кипяток залил его стол, бумаги, клавиатуру.

«Черт!» — вырвалось у него.

Мира закатила глаза: «Илай, ты как ребенок, честное слово».

Марк бы сказал: «Ты неуклюжий. Ты не продумал траекторию. Этого можно было избежать».

Я, не думая, схватила пачку салфеток со своего стола и бросилась к нему. Мы вместе пытались спасти бумаги. Его руки дрожали. Мои тоже.

«Катастрофа», — пробормотал он, глядя на испорченный отчет.

А потом он посмотрел на меня. На мои руки в луже кофе. И он рассмеялся.

Тихо, смущенно, но по-настоящему. Он рассмеялся над хаосом.

В моем мире за хаос наказывали. В его — над ним можно было посмеяться.

«Спасибо», — сказал он, когда мы закончили. — «Кажется, я официально убил этот отчет».

«Его можно перепечатать», — сказала я.

«А клавиатуру?»

«Можно высушить. Это не конец света».

«Для тебя, наверное, нет, — сказал он, глядя на меня очень внимательно. — Ты... спокойная. Как вода».

Я не знала, что ответить.

Обед.

Я снова сидела над "правильным" контейнером Марка. Я смотрела на брокколи, и она казалась мне оскорблением.

«Ты серьезно будешь это есть?»

Илай стоял надо мной. Он надел куртку.

«Я... да. Марк приготовил».

«Марк, — кивнул он. — Понятно. Тот, кто ждет тебя дома».

Он помолчал. «Ты когда-нибудь ешь то, что хочешь?»

Этот вопрос был громче, чем крик.

«Я...»

«Пойдем, — сказал он, не приказывая, а приглашая. — Я угощу тебя самым отвратительным, но самым честным кофе в этом городе. И, может быть, хот-догом, который убьет нас обоих».

Паника. Холодная, липкая.

«Я не могу. Марк... у меня контейнер. И... он будет звонить».

«Телефон можно выключить. А контейнер...» — он посмотрел на брокколи, — «...он заслуживает того, чтобы умереть в одиночестве. Пятнадцать минут, Лея. Просто пятнадцать минут хаоса. Разве ты не заслужила?»

Он смотрел на меня. Тот самый парень с мертвыми глазами. Но в них сейчас была... искра. Он звал меня с собой.

Я посмотрела на свой "идеальный" обед.

Я посмотрела на свой телефон, который ждал звонка Марка.

«Хорошо», — прошептала я.

Мы вышли из офиса. Я чувствовала себя преступницей. Я нарушала план.

Мы перебежали дорогу и подошли к маленькому, грязноватому фургончику, из которого валил пар.

«Два капучино, двойной сахар, — сказал Илай продавцу. — И два хот-дога со всем».

Марк привозил мне "идеальный" флэт-уайт по утрам. Без кофеина. На миндальном молоке. В "правильной" термокружке.

Илай протянул мне обжигающий бумажный стаканчик. Слишком горячий. Слишком сладкий. С пеной, которая лезла через край и капала мне на пальто.

Я сделала глоток.

Это был самый вкусный кофе в моей жизни.

Он обжигал, он был приторным, он был неправильным.

Он был моим.

Мы стояли под навесом, потому что снова начал накрапывать дождь. Ели эти ужасные хот-доги. И я смеялась. Я не помнила, когда смеялась в последний раз.

«Так вот, — говорил он, жуя, — я пытаюсь написать рассказ о человеке, который живет на крыше. Но я не могу придумать, почему он там живет».

«Может, он боится земли?» — предположила я.

Он перестал жевать. «Точно. Боится земли. Лея, ты гений».

Телефон в моем кармане завибрировал. Марк. "Контейнер был вкусный?"

Моя улыбка исчезла. Кофе во рту стал горьким.

«Мне пора», — сказала я.

Мы вернулись в офис. Я чувствовала себя так, будто возвращалась с другой планеты.

Шумный, пахнущий хот-догами хаос улицы сменился на гулкую, кондиционированную тишину коридора. Я все еще чувствовала на пальцах липкую сладость от пены капучино. Это было как улика.

Мы вошли в наш кабинет. Мира еще не вернулась с обеда, и тишина в комнате казалась оглушительной. Илай не сел за свой стол. Он молча подошел прямо к окну, словно его притягивала непогода, от которой мы только что сбежали. Я встала рядом с ним.

Дождь усилился. Крупные, тяжелые капли били по стеклу. Город внизу превратился в размытое пятно огней.

Глава 4: Письмо

Следующие несколько дней были как туман.

Моя жизнь превратилась в контрастный душ. Днем — эти тайные, обжигающие пятнадцатиминутные "побеги" с Илаем за "неправильным" кофе. Вечером — возвращение в стерильную, "гармоничную" тишину Марка.

Илай стал моим наркотиком. Моим глотком хаоса.

Мы снова сидели в парке на обеде. Был солнечный, прохладный день. Я съела свой "правильный" контейнер за пять минут, чтобы у меня было время на настоящую еду. Илай принес мне булочку с корицей, которую он купил в той же палатке.

«Ты похожа на человека, которому разрешили десерт», — улыбнулся он.

«Так и есть», — ответила я, не в силах скрыть улыбку.

Рядом с нами, на большой поляне, компания студентов громко смеялась и играла в футбол. Девушка, такая же, как я, в простом свитере и джинсах, ловко вела мяч, ее волосы развевались на ветру.

Я замерла, сжимая в руке булочку.

Звук удара по мячу. Запах травы. Летний зной. Смех.

Я там. Года три назад. Поход с друзьями. Я бегу по полю, счастливая, растрепанная. Я перехватываю мяч, забиваю гол. Я падаю на траву, смеясь, и кто-то кричит: «Лея, ты огонь!»

И тут же — холод. Тень.Он стоит на краю поля. Марк. Он не улыбается. Он просто смотрит. Его руки в карманах. Он ждет.«Ты выглядишь глупо, Лея. Бегаешь тут, потная, как подросток. Это несерьезно. Мы уходим».

«Лея!»

Я вздрогнула. Илай смотрел на меня с настоящим беспокойством. «Ты где была?»

«Просто... вспомнила, как играла в футбол. Давно. Марк... он считает, что это несерьезно».

Илай смотрел на меня долго. «Знаешь, — сказал он наконец, — ты заслуживаешь того, чтобы играть в футбол. Сколько угодно. И выглядеть "глупо". И быть "потной". Это и есть жизнь».

Его слова засели во мне занозой.

Вечером Марк был не таким, как обычно. Он встретил меня с бокалом вина. Заказал ужин из ресторана.

«Милая, — сказал он, обнимая меня за плечи. — Я тут подумал. Ты так устаешь на этой своей работе. Ты стала... дерганой. Рассеянной».

«Я не устаю, Марк, все нормально».

«Нет-нет, я же вижу. Я думаю, тебе нужно отдохнуть. По-настоящему. И я все устроил». Он выложил на стол конверт. «Сюрприз. Я взял нам отпуск. Две недели. На Бали. Вылетаем через два дня».

Я замерла. Бали. Отпуск. Договорился с моим начальством. За меня.

«Марк... ты... ты не спросил меня. Я не могу просто так все бросить». Я попыталась встать из-за стола. Отойти. Мне нужно было пространство.

«Не уходи, когда я делаю тебе подарок», — его голос мгновенно изменился. Он перехватил мою руку. Его пальцы сомкнулись на моем запястье. Жестко. Больно. Как капкан.

«Ай, Марк, мне больно!»

Он не отпустил. Он сжал сильнее, фиксируя меня на месте. «Я стараюсь для нас, Лея. Я планирую, я забочусь, я трачу деньги, чтобы ты была счастлива. А ты ведешь себя как неблагодарный ребенок. Ты поедешь и будешь отдыхать. Ты поняла?»

В его глазах был лед. Я кивнула, глотая слезы. «Да. Я поняла».

Он тут же разжал пальцы, улыбнулся и поцеловал меня в макушку, как ни в чем не бывало. «Вот и умница. Это будет идеально. Только ты и я».

Утром на моем запястье расцвел уродливый синяк. "Подарок" к поездке.

Я пришла на работу, натянув рукав свитера до самых пальцев. Я улыбалась, шутила в чате, пыталась быть "нормальной". Но внутри меня все дрожало.

В обед Илай просто подошел к моему столу.

«Пойдем», — сказал он.

«Куда? Идет дождь».

«Плевать на дождь. Пойдем».

Мы вышли на улицу. Он раскрыл зонт надо мной. Мы шли молча, пока не оказались в маленьком сквере, пустом из-за непогоды.

«Он ударил тебя?» — спросил он. Голос мой звучал спокойно, но я чувствовала, как внутри него все кипит. Он смотрел на мою руку, которую я прятала. Он заметил.

Я вздрогнула и инстинктивно потянула рукав вниз. «Нет... не совсем. Он просто... схватил. Чтобы я не ушла. Это не важно, Илай. Это… это моя жизнь. Я привыкла».

«Ты не должна привыкать к боли, Лея. Это ненормально. Любовь не должна оставлять синяков».

«А что нормально?! — вдруг взорвалась я. Слезы, которые я сдерживала с вечера, брызнули из глаз. — Быть одной? Я не умею быть одна! Я боюсь пустоты! С ним… с ним я хотя бы знаю, что будет завтра. Да, он сложный. Да, он вспыльчивый. Но он мой. Четыре года, Илай! Четыре года нельзя просто взять и вычеркнуть!»

Я плакала. Слезы смешивались с каплями дождя на ее лице.

Илай не выдержал. Он уронил зонт.

Он шагнул ко мне. Взял мое лицо в ладони. «Ты не будешь одна, — сказал он твердо. — Слышишь? Никогда. Пока я жив».

«Илай…»

«Я люблю тебя, Лея».

Слова вырвались сами. Они висели в воздухе между нами, тяжелые, настоящие, необратимые.

Я замерла. Мои глаза расширились от испуга. Он предлагал мне любовь. Настоящую. Без синяков. Но он предлагал мне неизвестность.

А дома меня ждал Марк. С билетами на Бали. С понятным, расписанным будущим. С "золотой клеткой".

Я испугалась свободы больше, чем боли.

«Не надо…» — прошептала я. — «Пожалуйста, скажи, что ты шутишь. Скажи, что это просто… дружеская поддержка. Скажи, что ты не серьезно».

Он смотрел на меня, и в его глазах умирала надежда.

«Я не могу, Илай», — выдохнула я.

Я развернулась и побежала. Прочь от него. Прочь от своего шанса. Обратно в свою уютную, страшную жизнь.

Вечером я собирала чемодан. Марк был доволен. Он не вспоминал о моей руке. Мы летели в рай.

Но перед тем как закрыть ноутбук, я должна была поставить точку.

Я открыла почту.

«Солнышко, привет...»

Я писала письмо Илаю, и слезы капали на клавиатуру.

«Мне трудно принимать это решение, но оно... разумное».

«Да, у меня фобия — я боюсь остаться одна больше всего на свете... и тут появился мир рациональный и стабильный».

«Я идиотка и трусиха, но по-другому нельзя».