Отныне

Глава 1. Меня зовут Рипсимэ

«...Душевной болью сотканные нити
Сплетутся в незатейливый узор…
Нетрудно быть поэтом? Извините,
Но Муза бьёт безжалостно, в упор».
Наташа Воронцова

Уходя навсегда к любовнице, приличные мужчины не забирают с собой купленные женой трусы.

Эта внезапная мысль набрасывается на меня в самую неподходящую минуту — когда Аршам тянется длинными пальцами к резинке своих темных боксеров, а я лежу перед ним полностью обнаженная и раздразненная томными голодными поцелуями.

Довольно быстро отгоняю подкравшиеся тоску и отчаяние, отбрасывая настройки привычной пай-девочки и включаясь в роль прожженной стервы. Иначе я не вывезу своих эмоций:
— Пожалуй, у твоей нынешней жены вкус лучше, чем у бывшей, — протягиваю нарочито небрежно с ленивой иронией. — Она выбирает отменное нижнее белье для мужа. Какая умница…

Пространство дорогого кабинета вмиг застывает в преддверии взрыва. Прагматичный и хладнокровный в обычной жизни, сейчас этот мужчина по щелчку заводится не на шутку. Я знаю, как его раздражают такие реплики. Парадокс, но Аршам не обсуждает личную жизнь с любовницей…
…если любовница и есть та самая… бывшая жена.

Насчет остальных его любовниц не могу быть уверенной — может, и обсуждает.

Моя недвусмысленная издевка дает эффект — через мгновение меня резким рывком подминает под себя крупное натренированное тело. Заставляя врезаться в каменную грудь с характерным глухим шлепком от соприкосновения кожи к коже.
Разряд.
Одновременно тянемся друг к другу после выматывающего градусом ярости зрительного контакта и не менее яростно смыкаемся в изуверском поцелуе.
Ненависть.
Чувство, именуемое якобы благородным. На её основе родилась наша связь. Из неё, ненависти, выросло нечто неопознанное, вынуждающее нас совершить это грехопадение. Нас?.. Ха. Нет — только меня. Я стала любовницей женатого мужчины. А он… впрочем, я до сих пор не до конца осознаю его поведение.

Но одно точно — обоих скручивает в неотвратимой воронке. Всегда. С первым же касанием.

Нагие и до предела напряженные, мы и вовсе не стараемся сдержать рвущуюся наружу злость, которая выливается в качественный секс. Из раза в раз схлестываемся в неуступчивости, позволяя себе забыться в стенах этого помещения. У каждого свои мотивы крошечного ада на земле.
Смотрим друг другу в глаза, синхронно дергаясь от каждого толчка. Два врага. Кровных. До победного. Смотрим и не понимаем, почему сценарий повторяется, и апокалипсис между нами никак не находит свою финальную ноту, после которой нас наконец-то отпустит… Развяжет, раскидает подальше, разведет в разные стороны.
Почему?..

Аршам берет меня жёстко. В моей крови капли удовольствия смешиваются с тоннами отвращения к себе. Бьет по нервам контрастом яркий вкус ядовитого порока на кончике языка, который то и дело захватывает в плен его алчный напористый рот.

Даже осознавая, что это чудовищная ловушка и мне никогда — НИКОГДА! — не станет легче, я всё равно не отступаю.
Истлеваю. Вновь. И вновь...

Вперившись в потолок, пытаюсь отдышаться после ослепляющего оргазма на двоих. Пора уходить, сегодня общество бывшего мужа особенно тяготит меня. И чем дальше — тем хуже я переношу урывчатые встречи, боясь себе признаться в очевидных вещах.

— Родительский комитет просил до понедельника дать ответ, кто из семьи поедет на базу отдыха. Сезон, пора выпускных, места ограничены и бронируются за несколько месяцев.

Младший оканчивает девятый, решено всем классом отметить это на полюбившейся детям базе.
Встаю с дивана, кожаная обивка провожает меня скрипучей какофонией. Пока натягиваю одежду, Аршам молча наблюдает за мной. Раньше такое пристальное внимание могло меня взволновать, теперь же я спокойно упиваюсь примитивной властью, которой женщины с красивым телом обладают над мужчинами.

Когда, закончив, оборачиваюсь к нему, коротко и сухо оповещает:
— Я поеду.
— Отлично, — бросаю с безразличием, сгребая пальто и сумочку со стола. — Артем очень обрадуется, что отец почтит своим присутствием значимое для него школьное мероприятие. Редкая щедрость с твоей стороны…
Холод в глубине его глаз становится физически ощутимым после скрытого упрека.
— Сима...
— Меня зовут Рипсимэ, — перебиваю бескомпромиссно.

Мужские губы сжимаются добела в ровную нить.
Он медленно поднимается и хватает упавшие на ковер боксеры. А я вновь против воли смотрю на его нижнее белье и цепенею на миг, отброшенная флешбэками.

Затем резко разворачиваюсь и, стуча тонкими каблуками по дорогой плитке у самой двери, покидаю холеный кабинет ненавистного мне успешного бизнесмена.
Бывшего мужа.
Нынешнего любовника.
Когда-то личного Бога, судьи и палача в одном флаконе.

В висках пульсирует единственная поставленная на репит мысль, активированная нежданным триггером: уходя навсегда к любовнице, приличные мужчины не забирают с собой купленные женой трусы.
Я точно знаю это. Сейчас.
Но не тогда…

Глава 2. Когда меня звали Сима...

«Ниткой грубою перетяну себя, встану в строй.
Завтра не наступит — можно не ждать отбой.
Я свою беду под воду возьму с собой,
Мама, расскажи, как мне теперь одной?..»
Неизвестный автор

Чемодан сиротливо стоял у кровати уже часа полтора, а у меня все никак не поднималась рука открыть и переложить в него собранные на покрывале аккуратными стопками мужские вещи.
Солнце светило в окно, обрамляя эту картину яркими вечерними лучами, в которых цветные ткани подсвечивались особенным блеском.
Отвратительно жизнерадостно.

В приступе раздражения и неприятия я отвернулась и прикрыла глаза.

Внезапно дверь резко отворилась, и в спальню ураганом ворвался восьмилетний разбойник, моментально оценивший обстановку и зацепивший взглядом черный агрегат. Его глаза тут же вспыхнули неукротимым интересом. Но сначала сын подлетел ко мне и обнял с размаху, привычно уткнувшись носом куда-то в бок. Словно щеночек — такой вот умилительный жест с раннего детства.
Я и моргнуть не успела — а мой любознательный ребенок уже вовсю исследовал чемодан, дергая замки и наполняя пространство противным вжиканьем. Совершенно отупевшим взором я целую минуту наблюдала за его действиями, будто забыв, что можно раскрыть рот и попросить прекратить... Молча рассматривала активность Артема, апатично шевеля лишь ресницами.

Движение в дверном проеме привлекло внимание, и я слегка повернулась, обнаружив на пороге старшего сына. Упираясь плечом в косяк, он внимательно изучал выражение моего лица.
И сразу стало как-то слишком не по себе.

Как бы я ни старалась оградить детей от грядущего развода, их все равно накроет цепной волной, когда мы с их отцом объявим, что расходимся. Я хотела сделать это как можно позже, но... и понятия не имела что и как правильно в сложившейся ситуации. Ведь если Тёма ни о чем не догадывался, то Врам, сверливший меня с сосредоточенной серьезностью, уже и без слов всё понял, мазнув нечитаемым взглядом по груде вещей.
Он был мрачен. И нереально прозорлив для своих неполных семнадцати. Что дико смущало меня и отчего я отвела глаза в сторону.

— Я поеду с папой, он даже не заметит, что я влез в его чемодан! — в восторге от собственной креативности объявил Артем и действительно укомплектовался в недрах, проворно закрывая чемодан с собой в нем.
Туловище скрылось за плотной темной тканью, и осталась торчать только симпатичная мальчишеская голова:
— Буду тайным путешественником! — продолжал он задорно с фонтанирующим авантюризмом.
Ребенок думал, что папа улетает в очередную командировку.
И мое сердце болезненно сокращалось, захлебываясь горечью.

Заразительные детские смешки нарастали, а затем сменились возмущенным:
— Покатай меня, ну! — требовательно брату. — Врам!

Мы со старшим еще раз переглянулись. Напряженно и красноречиво.

Врам отделился от косяка и медленно приблизился к Артему. Секунду поколебавшись, нажал на кнопку, выуживая ручку. Стоя на месте, двинул чемодан туда-сюда, примеряясь. И покатил его по комнате.
— Быстрее! — подначивал младший.

Я в абсолютной прострации смотрела на своих мальчиков. Безобидная игра в свете надвигающихся непростых перемен выглядела глупо и нелепо. Но ведь они ни при чем. И именно этого я и хотела — чтобы они оставались беззаботными как можно дольше.

Артем уже смеялся вовсю. Звонко и безудержно. Как только дети и могут. На лице Врама тоже выступила улыбка. Сдержанная, но искренняя.
Они увеличивали скорость, наматывали круги по спальне, открыто балуясь. В какой-то момент колесико наехало на ножку кровати, лихо не вписавшись, и чемодан накренился, а следом грохнулся на пушистый ковер.
Я инстинктивно бросилась к нему, испытав испуг.
Но младший ухахатывался от восторга, пока мы со старшим поднимали его. Так заливисто ухахатывался, что и я не удержалась... начала тихо посмеиваться.

Мы втроем упустили момент, когда в комнату вошел Аршам. Обескураженный и недовольный шалостью. И Врам, успевший возобновить покатушки для брата, резко остановился, перестав улыбаться.

Я стояла на том же месте, чувствуя, как холод дробит позвоночник при появлении мужа. Не слышала входную дверь, мы с детьми увлеклись.

— Папа! — Артем обожал отца.

Атмосфера разом изменилась. В воздухе повисла тяжесть.
Врам помог брату вылезти и молча вышел, не удосужившись поздороваться.
— Привет, — выдавила я тихо и приставила чемодан к кровати.
Младший сын уже висел на Аршаме, горячо приветствуя, они не виделись несколько дней. Тот не ночевал дома после того, как оповестил меня о разводе. У него теперь был другой дом.
— Артем, пойдем ужинать, — избегая смотреть в глаза мужу, я подошла к выходу. — Папе надо собрать вещи, не будем мешать.

Я расставляла тарелки, когда сын влетел в кухню.
— Позови брата, — попросила, и он тут же умчался выполнять.
Очень активный ребенок, непоседливый. Для него движение — всегда в радость.
За бытовой рутиной я стремилась спрятать свою растерянность и пульсирующую в груди панику.
Привычно накладывала еду мальчикам и сжималась в тревоге.

Боже. Мы разводимся. Он забирает вещи. Это окончательно. Это наяву. Это — моя действительность. В которой я неожиданно стала ненужным элементом.

Аршам появился в прихожей через десять минут. Я вся подобралась и вышла к нему, прикрыв за собой дверь, чтобы сыновья нас не слышали.
— Всё как договорились, — обронил бесцветно, обуваясь. Договорились? А мы о чем-то с ним договаривались, черт возьми? Я же до сих пор не понимала, что происходит. — Остальное будем решать по факту.

Глава 3. Меня зовут Рипсимэ

«Если мужчина думает, что он победил женщину,
то он просто дурак и не заметил,
как она обыграла его два хода назад».
Г. Олдмен

Однако за прошедшие семь лет я не только выжила, но и расцвела.

Плавно паркуюсь у швейного цеха, который мы гордо и любовно именуем мастерской. Рядом располагаются различные фабрики по пошиву одежды и обуви. К счастью, с ними дружим и не конкурируем. Как говорит технолог предприятия «Элина», ближайшего нашего соседа по территории, они трудятся, чтобы людей одеть, а мы — раздеть. Потому что мы — это молодой дерзкий бренд женского нижнего белья «Sillage».
Среди гигантов промышленной зоны у нас самое скромное по размерам здание. Всего два этажа. И самое нескромное — по содержанию.
Так любит шутить Наташа, создательница «Sillage» и главная муза. По совместительству — моя подруга детства, а теперь еще и партнер.

Собственно к ней я и направляюсь после короткой летучки, на коих Ната никогда не присутствует, потому как она — творческий сегмент, а я — организационный и финансовый. Мы даже базируемся в разных местах: я львиную долю времени провожу в городе, а мадам дизайнер предпочитает феячить в лоне своего детища на окраине. Для этого у нее имеется просторный личный кабинет.
Поднимаюсь на второй этаж и, лавируя между стройными рядами швейных машинок, издающих задорный рокот, прохожу к двери с красочным знаком «Не влезай! Убьет!». Раскрываю ее, попадая в пестрое логово, и стопорюсь, впечатленная предстающей сценой. Натали задумчиво сидит на полу аки печальный мим, а точнее — на рулонах тканей, и среди них я с беспокойством наблюдаю дорогущий шелк малбери, с которым уж точно не стоит обходиться так небрежно.

Но глотаю готовое вырваться замечание и с тихим цокотом приближаюсь к подруге, опускаясь перед ней на корточки:
— По какому поводу сабантуй?
— По поводу острой проблемы воспроизводства населения в стране, — хмыкает и делает подбородком рваное движение вверх, указывая на свой рабочий стол слева.
Перевожу туда взгляд и... почти падаю, качнувшись вперед, когда вижу беспорядочную кучу разномастных тестов на беременность. Не надо быть провидцем, чтобы понять их результат.
Плюхаюсь рядом с Наташей на многострадальные рулоны.
— И... какой вклад ты решила внести в демографическую картину? Положительный или отрицательный?..

Она тяжело вздыхает. Тянется за пачкой сигарет и зажигалкой, пододвигает к себе пустой узорчатый вазон для растений. Выглядит тот внушительно, но на деле довольно легок — изготовлен из стеклопластика. Закуривает и после нескольких затяжек стряхивает пепел в тару.
Творческие люди умеют жить с размахом... своеобразным. У Наты вот вазон-пепельница. Кто еще таким похвастается?

— Мне сорок два года, Рипс, как-то поздновато вносить положительные изменения в демографическую картину, не находишь?
— Когда я лежала в роддоме с Врамом, у нас в палате была женщина, родившая первенца в пятьдесят шесть. Тебе всего сорок два.
— Это ему будет восемнадцать, а мне — шестьдесят, — будто не слышит меня она. — Если доживу, конечно. Пугающие перспективы.
— Вся Европа так живет, никому эти перспективы пугающими не кажутся. Тебе просто страшно. И это нормально, Нат.
— Я думала, счастье материнства в этой жизни мне не светит. Думала, не вышло — и ладно, смирилась окончательно лет пять назад. Ты же знаешь, что именно из-за этого я развелась с Леней, который мечтал плодиться. А тут спустя столько времени... бамболейло... нежданчиком. У адекватных баб климакс начинается, а я залетела.

Ее второй муж действительно мечтал о детях, но у них не получалось зачать. На этой почве начались проблемы в отношениях, а потом Наташа отпустила благоверного в свободное плавание, устав пытаться и бороться.
Развод переживала болезненно и долго, но ее утешала значительная сумма при разделе имущества. На которую мы и раскрутились до сегодняшних масштабов.

Сидим в тишине пару минут. Она докуривает. Я дышу сизым дымом.

Это такая тема... сложная до чертиков, что не находится подходящих слов поддержки. Не каждая женщина рискнет в таком возрасте впервые стать матерью. Тем более, не будучи в браке и не имея гарантий от отца ребенка.
— Кстати... кто твой осеменитель? — вырывается из меня тихо.
Про срок не спрашиваю. Раз Ната еще мечется, значит, он маленький и позволяет медицинские вмешательства.
Подругу мое определение смешит, и она разражается громким смехом.

Натали у нас приверженец сексуальной толерантности, то есть, мужчину, с которым спит, она еще не считает своим... эм-м... парнем?.. партнером?.. Поэтому может не знакомить его ни с кем и сама отказываться знакомиться с его окружением. Месяцами.

— Осеменитель?.. Бычок один... напористый, — да уж, очень информативно.
— Как он отреагирует на новость?
— Да погоди ты, я еще сама не понимаю, как отреагировала, — тушит окурок. — И вообще… скажу ли ему… и будет ли что сказать…
Я давлю в себе любые реплики. Это не то решение, на которое я имею право влиять, как бы близки мы ни были.

Наташа сверлит стену застывшим взглядом, а я кожей чувствую её смятение.
— Господи, Рипс, я ведь уже слишком стара для таких экспериментов...
Вот теперь моя очередь смеяться. Стара? Она?
— Ты дашь фору любой малолетке, брось, — усмехаюсь, а затем добавляю шепотом:
— Я помогу тебе. Всегда.
Подруга опирается своим плечом о мое, бесцветно шелестя:
— Знаю…
Так тоскливо от её горького тона, что спешу разбавить атмосферу:
— Но мой тебе совет, — хмыкаю мягко, — если что, рожай девочку, с пацанами справиться сложнее, каждый день стабильные потрясения, — цепляю пальцами сигареты и медленно двигаю ближе к себе. — Только за вчерашний вечер пару раз пройдясь мимо комнаты Артема, я пополнила свой словарный запас «спермагеддоном» и «заебомбой», отказываясь думать о контексте. Пощажу тебя и не стану перечислять, сколько раз и по каким причинам с начала этого года я успела побывать в кабинете школьного директора.

Глава 4. Меня зовут Рипсимэ

«Чтобы узнать мужчину по-настоящему,
нужно с ним развестись».
Сари Габор

У меня любезно забирают пальто и провожают к столику.
Чем ближе подхожу — тем сильнее сужает глаза Аршам.
На моих губах играет легкая шаловливая ухмылка, когда устраиваюсь и принимаю поданное официантом меню.

— Я уже собирался уходить. Считаешь уместным это показательное выступление? — переходит к сути, как только остаемся вдвоем после озвученного заказа.
— Твое или мое? — с наигранной задумчивостью выгибаю бровь.
Шахунц смотрит прямо. Колко.
— Я был занят и не смог ответить раньше. Не стоило мелочно мстить.
— Я была занята и не смогла приехать раньше. Не стоит мелочно отчитывать.
— Какое безупречное недоразумение.
— И какое счастье, что мы это выяснили, — с едкой иронией продолжаю словесный пинг-понг. — Было бы жаль, если бы ты меня не дождался. Первый светский ужин наедине за двадцать четыре года. Вау.

Ровно столько лет назад я вышла за него замуж. И да, он ни разу не пригласил меня в ресторан, пока мы были в браке.

Приносят вино, которое степенно разливают по бокалам. Цвет умопомрачительный. Наблюдаю за бликами.

Официант удаляется. Ловлю прицельный взгляд своего визави.
— Повод? — в мужском голосе проскальзывают едва ощутимые нотки раздражения.
Кое-кто совсем не терпит мои замечания в свой адрес. Они всегда звучат бестрепетно и даже издевательски. Камешки в огород нашего совместного прошлого.
Я не спешу раскрывать причину встречи. Вместо этого продолжаю дергать тигра за усы:
— Ну не всё же потрахушки устраивать. У любовников иногда должны быть какие-то культурные мероприятия, нет? Или ты такое не практикуешь?
— Для этого ты меня позвала? Хочешь обговорить культурную программу, Сима?
— Хочу, чтобы ты начал принимать глицин и наконец-то запомнил: меня зовут Рипсимэ.

Прерываемся.
Мимо нас проходит девушка, которую усаживают где-то позади меня. Аршам сопровождает ее ничего не значащим скучающим взглядом, каким мужчины обычно мажут по каждой встречной более-менее презентабельной женщине.
Но потом он задерживается на ней.
Разглядывает поверх моей головы.
А когда в глубине его глаз мелькают пусть и крохотные, но зачатки интереса... у меня в животе образуется тяжелый узел. Я прихожу в растерянность от непоследовательной обиды, такой яркой и такой неожиданной для себя. И, чтобы скрыть свою реакцию, хватаю сумку, копошась в ее недрах.

Так. Ты просто застигнута врасплох, Рипсимэ. Первое «свидание» и первое открытое пренебрежение. Ни один мужчина в твоей компании никогда себе такого не позволял. Но ни один мужчина и не был твоим бывшим мужем, циничным и непристойно бесцеремонным. А у тебя есть эмоциональный интеллект. Пользуй.

Я нахожу пачку сигарет Наташи, дергаю крышку и, обнаружив внутри зажигалку, которую подруга, видимо, механически засунула туда, как-то мигом успокаиваюсь.
В самом деле, чего это я? Ведь знаю, что Шахунц такой. Теперь знаю.
С момента начала нашей порочной связи. Около четырех месяцев назад.
Шлюзы открыты, мы общаемся по-настоящему.
А до этого как-то не доводилось. За семнадцать лет под одной крышей. Ха.

— Хочешь ее? — выуживаю сигарету и медленно подношу к губам, поднимая на него невинно-участливый взгляд. — Могу уступить ей сегодняшний вечер. Ты же забронировал номер в здешнем отеле?

Щелкаю зажигалкой и совершаю поверхностную затяжку. Не умею курить, но во время одной из рекламных съемок, в которой я волею судьбы выступала моделью, подруга научила меня псевдокурению для создания полноценного образа.
Наполняю рот никотином и выпускаю наружу. Дым не попадает ниже глотки. Поэтому щекочет только нёбо, не вызывая кашля.

Аршам застывает на мгновение. Но быстро берет себя в руки. Возвращает всё свое внимание мне и пару-тройку секунд пристально изучает. Удивление сменяется явным раздражением. Ему не нравится, как я себя веду. Это для нас привычное состояние.

— Даже так? — роняет ровно, и понять бы, вопрос адресован моим действиям или же предложению?

Безошибочно чувствую, как в нем закипает злость. В ответ на мою фривольность. Светло-карие глаза напротив вспыхивают предупреждением: не буди лихо.
А я... засматриваюсь. Они похожи на витражное стекло. Завораживают.

Еще одна затяжка. Выпускаю серое облачко, создавая помехи в зрительном контакте.
— А как иначе, — провоцирую, ощущая сладкую дрожь коварного удовлетворения, — не стесняйся своих желаний. Мы же взрослые люди.
— Ты права. Мы взрослые люди и не стесняемся своих желаний, — повторяет степенно, добавляя в голос снисходительной искушенности, мол, что ты можешь об этом знать. — И сегодня я тебя выебу, Сима.
— И-извините, курить в зале запрещено. За это полагается штраф, — никто из нас не заметил подошедшего официанта, а паренек явно был смущен тем, что стал невольным свидетелем интимного разговора.
— Прекрасно. Включите штраф в счет моего спутника, — демонстративно стряхиваю пепел на тарелку и обдаю обоих широченной благодушной улыбкой, — он меня выебет, — напоминаю, дескать, all inclusive. — И сок мужчине принесите. Ананасовый. Спасибо.

Шокированный бедолага исчезает по щелчку.

Мы с Аршамом приступаем ко второму раунду визуального расстрела.
Я разбиваю его ожидания вдребезги. Рву шаблоны своим поведением. И мне... реально весело.
То, что между нами сейчас происходит, вопиюще неприлично. Гадко. Грязно.
Но мы этого заслуживаем — вот в чем соль.

Глава 5. Меня зовут Рипсимэ

«Я грязен, Милена, бесконечно грязен,
оттого и поднимаю такой шум насчёт чистоты».
Франц Кафка «Письма к Милене»

— Вас там спрашивают…
Я не сразу соображаю, что слова адресованы мне. Только спустя несколько секунд, ощущая, как кто-то стоит над душой, вскидываю голову и непонимающе смотрю на нашего продавца-консультанта.
— Там девушка просит Вас позвать, — повторяет девчонка терпеливо.
Удивленно киваю, мол, теперь до меня дошло, спасибо.
Она возвращается обратно в помещение, а я блокирую планшет, на котором заполняла сводные таблицы, и откладываю его на стол. Спешу на выход из подсобки, прерывая очередную пятничную ревизию.
Очень странно. Кому я вдруг могла понадобиться в ТЦ? Это явно не администрация, иначе работница так и сказала бы.

Посреди бутика со скучающим видом, граничащим с презрительностью, стоит Ираида… жена Аршама. Скользит взглядом по нашему белью и в какой-то момент хмурится, вперившись в одну точку. Разглядывает умеренно-эротический комплект. Красивая модель глубокого бордового цвета.
Ну да, ну да.
Никак иначе процесс узнавания?..

— Добрый день, — она оборачивается на мой голос. — Слушаю.

Когда наши глаза встречаются, у меня в груди вспыхивают противоречивые чувства — от настороженности до злости. Будет ложью сказать, что я не испытываю и долю паники в том числе. Первой мыслью проскакивает предположение, что ей известно о нашей с Шахунцем связи, сейчас будет грязный скандал. Что вроде бы плохо… и должно пугать. Но потом я беру себя в руки и наполняюсь равнодушием. Что бы ни было, эта женщина — не тот человек, перед которым мне должно быть неловко, стыдно или же страшно. По части грехов она точно дает мне фору, но что-то смущением и не пахнет.

— Мы можем поговорить наедине? — не трудится отвечать на приветствие, а ее вопрос звучит и вовсе не как вопрос, а как распоряжение.
Что ж, возможно, скандал будет не таким уж и грязным? Занятно.
— Секунду, — забираю телефон из подсобки. — Спустимся в кофейню.
На первом этаже выбираю максимально дорогое заведение с гарантированно минимальным количеством посетителей. Садимся в глубине, и к нам тут же подходит официант с меню. Качаю головой, отказываясь, и сразу заказываю:
— Два черных кофе, два фирменных десерта и бутылку минеральной воды.
Парень удаляется, я перевожу взгляд на брюнетку.

Она беззастенчиво разглядывает меня. Впервые мы заговариваем друг с другом. И впервые смотрим друг другу в глаза. Пожалуй, положение смахивает на моветон: каждая из нас примерила роль и жены, и любовницы одного мужчины, только в разной последовательности.
Ираида медлит.
Красивая, ухоженная, надменная. Тот типаж, что беспроигрышно покоряет любого азартного самца.

— Вам с Аршамом надо развенчаться, — заговаривает, изумляя меня темой. — Я хочу обвенчаться с ним.
— Поздравляю. Почему ты говоришь это мне, а не своему мужу?
— Мне нужно, чтобы инициатива исходила от тебя, — хамски невозмутимое.
— С какой стати? — не скрываю усмешки, погружаясь в этот абсурд.
На холеном лице мелькает растерянность. Наверное, представленный ею сценарий пошел под откос. Я не соответствую маркеру поведения брошенки, по которому безропотно должна согласиться на всё, что скажет нынешняя жена.
На губах собеседницы рождается изгиб недовольства. Ираида вынужденно делится причиной, выцеживая сквозь зубы:
— Аршам несерьезно относится ко всем этим обрядам.
— И?
— Если ты настоишь, он не отвертится.
— Стало быть, если ты сама ему предложишь, отвертится?
— Я же сказала, — вскидывает подбородок, на мгновение поджимая губы, — Аршам не воспринимает церковь всерьез.
— То есть, ты требуешь, чтобы я взяла на себя удар, вдруг ни с того ни с сего спустя семь лет объявив, что хочу развенчаться? А потом ты уже с легкостью воспользуешься ситуацией и поведешь его к алтарю? Недурно.

Я открыто насмехаюсь, потрясенная степенью самоуверенности и наглости.
В воздухе сгущается напряжение. Обмениваемся рикошетными взглядами.
Только я спокойна, а вот Ираида — нет. Закипает.

Откидываюсь на спинку стула, на этот раз сама беззастенчиво рассматривая её.
Прямые длинные черные волосы, миндалевидные голубые глаза, контрастирующие с белой кожей, классические черты, выдающие породу. Не могу утверждать, что присутствуют косметологические вмешательства, но в свои тридцать пять она выглядит где-то на двадцать. Идеальная внешность. С равноценной стройной фигурой, облаченной в стильную одежду.
Весь образ высокомерной красавицы транслирует окружающим: я знаю свою себестоимость.
И это вполне нормально. Выросшая в обеспеченной семье, являющаяся любимицей отца, привыкшая к обожанию, живущая в свое удовольствие. Разве может быть другой подобная девушка?

— Я пережила четыре выкидыша, две замерзшие беременности и длительное лечение после, — звенит нарастающей злобой ее голос, — ни один врач не понимает, почему это происходит при здоровых показателях обоих супругов.
— Раз медицина бессильна, ты ударилась в суеверия и посчитала, что во всём виноваты духовные узы, а в частности — почему-то я? И теперь я обязана тебе помочь?

Господи, это же просто смешно. Сюр. Поверить не могу.

— Так ты поговоришь с ним? — непробиваемая, мать ее, женщина.
Ну это уже ни в какие ворота. Она питчит свою идею с железной непоколебимостью победителя и сюда шла именно с таким настроем — безусловного победителя. Тон, манера, это пренебрежение. Когда как ей необходимо мое участие, а не наоборот. Отличное отношение, ничего не скажешь.
— Нет. Инициатором выступать я не стану. Решайте вопрос с Аршамом. Если понадобится, я подъеду в церковь для совершения церемонии. Это всё, чему готова поспособствовать.

Глава 6. Когда меня звали Сима...

«А мне ничего от тебя не надо —
Ты можешь не прятать пустого взгляда,
Когда вы напротив стоите рядом,
И нежно сжимаешь её ладонь...»
Анна Кулик

Измена.
Что она значит в жизни женщины, отдавшей семнадцать лет браку с мужчиной, которого боготворила?

Я тогда имела лишь абстрактное представление о том, что чувствует обманутая жена, могла говорить об этом отвлеченно и гипотетически в общих разговорах с подругами. Но… спасибо моему мужу. Бывшему. Теперь теория была подкреплена практикой.
Нас развели довольно быстро и без лишней нервотрепки. Аршам благородно оставил мне квартиру, машину, на которой ездила я, и счет в банке, открытый для перечисления официальных алиментов. Ну, как мне… Нашим сыновьям. А я — всего лишь их мать.

Статус брошенки привнес в мою жизнь довольно резкие изменения, особенно — в отношениях с родней. Корившей в случившемся меня.
— Как можно было довести до развода?! — сокрушенно шипела мама, хватаясь за голову, когда узнала и примчалась с наставлениями тут же. — Ты с ума сошла? Кто вот так сразу разрушает семью? Из-за измены! Прости господи!
И перекрестилась набожно, что выглядело до карикатурного неуместно.
Я была так потрясена ее словами, что не сообразила напомнить: не я выгнала Аршама, он сам съехал к… любовнице. И помимо этого… оскорбительный посыл о прощении измены выбил меня из колеи. Я не понимала, как такое может сказать женщина женщине?

А еще… я чувствовала себя униженной тем, что все уже в курсе того, как и почему от меня ушел муж.

Золовка тоже вскоре наведалась «утешить», цокая и очень громко вздыхая из-за случившегося.
— Ну ты хоть как-то бы попыталась его удержать, ну, — прихлебывая кофе и тараща на меня в осуждении глаза, — ну, приоделась бы, стиль сменила, прическу там, маникюрчик, спа, — с открытым скепсисом оглядела мою скрюченную на диване фигуру. — Сим, ну ты что, кто в наше время так зачуханно ходит по дому и одевается по-бабушински при молодом успешном муже, ну? Сколько раз я тебя уговаривала сходить на шопинг, освежить свой гардероб… Женщиной выглядеть, а не замухрышкой, ну… Неудивительно, что Аршам засмотрелся на других…

Это было так больно слышать, что остатки моих сил уходили на глотание кома в горле и сдерживание слез. Отвечать и возражать — ресурсов уже не находилось.
Анжела еще долго журила меня за пассивность в плане поддержания женской энергетики. Я могла лишь молчать с опущенным в пол взглядом. И радоваться, когда в прихожей раздался щелчок двери, Врам вернулся из школы, а это значило, что у меня появилась оправданная причина встать и уйти. Например, подогревать еду сыну. И больше не слушать это долбанное «ну» с непрошенными советами.

Такие доброжелатели часто скапливались у нас в квартире еще и группами, чтобы эффектнее втаптывать в грязь непутевую и глупую Симу, подавая это под соусом «поддержка».
Вообще, забавно, но практически никто не рвался меня утешать, все вокруг считали своим долгом раздавать бесценные советы вдогонку уже свершившегося факта. Ровно месяц до дня расторжения брака прошел именно так: все, кто узнавал, — а сплетни разносились с пугающей быстротой и без моего участия, — то наведывались к нам домой в мнимом участии, ища сладких подробностей, то ловили где-то на улице, вынуждая отвечать на бестактные вопросы, то настойчиво звонили с утра до вечера, требуя утолить их любопытство.
Меня атаковали со всех сторон так, что времени на собственные мысли попросту не предусматривалось. Разве что засыпала и просыпалась я в горьком одиночестве, выпотрошенная в ноль. Лишь в эти часы выплакивая ноющую и нарастающую внутри боль. Умирая не только от предательства Аршама, но и от концентрации неожиданно циничных и злых людей, смакующих детали моего личного горя.

А еще спустя месяц без лишнего пафоса произошло мое погребение заживо.

Свадьба племянницы бывшего мужа обязывала и меня присутствовать вместе с детьми. Отказ не принимался, это же близкая родня, дочь его родного старшего брата. Когда я ехала на торжество, морально готовилась к худшему. И всё было более-менее сносно, я стойко терпела перешептывания и косые взгляды, ожидая подобной реакции на себя.
Но потом приехал Аршам под руку с… женой.
И новость о том, что он успел жениться, ударила меня под дых.
Мы не знали. Ни я, ни его родители, ни другие родственники. Шахунц выбрал «идеальный» момент, чтобы представить всем супругу. Махом отвязался от лишних вопросов, шокировав собравшихся экспромтом.

Их появление произвело фурор.
И заставило гостей бросать в меня теперь не только жалостливые, но и сравнивающие взгляды. И сравнения явно были не в мою пользу. Как предрекали ранее «эксперты».
Ираида за какой-то час завоевала расположение семьи подчистую. Золовка была в восторге и не скрывала этого, радостно обсуждая красоту и образ новой невестки. Платье, сумочку, прическу, доброжелательную улыбку на миллион.
Обрывки обсуждений долетали и до моего слуха: девушка младше меня всего на семь лет, она единственная наследница одного из инвесторов Аршама, они поженились на следующий день после расторжения нашего брака и две недели были в свадебном путешествии.

Невозможно было отделиться от пересудов, я же была в их эпицентре, это наглядное «хлеба и зрелищ» — человеческая натура бессменно тяготит к сплетням, ведь как упустить возможность отвлечься от своих проблем через обгладывание чужих? Причем, таких свежих, ярких и сочных?
Нонсенс! Развелся и сразу женился, причем тайно, да еще и на такой красавице!
Люди в большинстве своем начали понимать поступок Шахунца. Даже те, кто пытался как-то осуждать до этого. Ну а что? Двадцать первый век, живи в свое удовольствие. Не обидел же никого: детей и бывшую обеспечивает, от ответственности не бежит, все блага оставил. Так что, мужчина почти герой при исходных данных, совесть чиста. Кто бы на его месте отказался от сногсшибательной женщины рядом?

Глава 7. Меня зовут Рипсимэ

«Вот камень, выпавший из моего сердца».
Эдвард Мунк, из письма к Эвангелине Маддок

Я иду за Артемом, сопя от гнева, а в голове прокручивая древнейшую фразу: мы такими не были, ну что за поколение!
— Остановись, я сказала! — получается процедить ему в спину вполне приглушенно. — Артем!
Уже почти доходим до нашей многоэтажки, когда сын наконец-то оборачивается, соизволив послушаться.
Вскидывает на меня свой фирменный неуступчивый взгляд и поджимает губы в диком упрямстве.

Видит бог, в жизни я себе такого не позволяла, но этот мальчишка сегодня перешел все границы, поэтому я отчитываю его прямо на улице, не стремясь уединиться подальше от любопытных глаз:
— Вернись и извинись перед Алмарой, пока она не уехала!
— Да щас! — скалится нагло. — Пусть за языком следит...
— Ты ее ударил! — возмущаюсь громко. — Она девочка, Артем! Девочка, а не один из твоих друзей-футболистов, с которыми вы привыкли беситься кулаками!
— Если она девочка, это не значит, что ей всё можно. Сама довела. Заслужила.

Его равнодушный тон заставляет кровь стыть в жилах. Я своих детей такому не учила!

— Так и ответил бы словесно, Артем! Языком! Тоже!
— Эта идиотка человеческий язык не понимает.
От бессилия скрежещу зубами.
Когда он стал таким жестоким и неуправляемым? Где мой сын, любивший утыкаться мне в бок носом?
— Так с сестрой себя не ведут! — кричу в отчаянии.
И получаю лишь провокационно вздернутый подбородок в ответ.
Может, надо было бить его в детстве? Сейчас-то поздно, ну и я в комплекции ему теперь уступаю.

— Да, с сестрами себя надо вести хорошо, — оба поворачиваемся на незнакомый голос. — Особенно с такими...
В меня летит заинтересованный взгляд, лукавый и заискивающий. Молодой мужчина держит на поводке собаку, которая для своих устрашающих габаритов слишком спокойно и добродушно вынюхивает ствол ближайшего дерева.
— Мимо проходи, дядя! — огрызается, набычившись, Артем. — Это мама моя!
Животное тут же реагирует на его тон, навострив уши, и подбегает к хозяину, порыкивая угрожающе.

Я в ужасе инстинктивно заслоняю собой сына, спеша урегулировать назревающий на пустом месте конфликт:
— Извините ради бога, сложный пубертат!
Нервно улыбаюсь незнакомцу, стараясь, чтобы голос звучал мягко. Я умею договариваться с людьми и редко попадаю в подобные ситуации. Но один конкретный подросток позади меня умеючи усложняет мое существование своими выкрутасами:
— С хрена ли ты извиняешься?!
Боже!..
Любимый сыночек еще и рвется вперед, чуть не сшибая меня с ног.

Я глазами умоляю владельца лохматого монстра быть умнее пятнадцатилетнего подростка.
И, о чудо — срабатывает.
— Ко мне, Граф, — командует тот, одаривая нашу с Артемом инсталляцию укоризненным взглядом, и медленно продолжает прогулку.
Мать твою... Граф.
Выдыхаю и разворачиваюсь к своему персональному горю, вопрошая в немом бессилии:
— Ты с ума сошел? — сердце заходится в спазмах, так я испугалась за него, ведь мало ли обидчивых психов с потенциальными собаками-убийцами вокруг. — Что ты собирался делать? Наброситься на человека? Из-за невинной ошибки?
— А что? Понравилось тебе? Хотела продолжить разговор с ним? Сестричка, — выплевывает последнее, повергая меня в еще больший шок.

Пару дней назад один из наших поставщиков подвез меня домой. Мы задержались на складе, знакомясь с новой партией тканей, Наташе в процессе стало плохо от запахов, она уехала раньше, а я осталась оформлять заказ, ну мужчина и предложил подкинуть, раз так вышло. Давно же сотрудничаем, что здесь такого?
Но у Артема были свои соображения на этот счет. Он в окно увидел меня покидающей салон чужого автомобиля и устроил допрос с пристрастием, стоило мне только пересечь порог квартиры.
Это было бы смешно, если бы не выражения, которыми бросался сын. Как сейчас.
Хотела бы я знать причину неадекватной реакции на любого мужчину рядом.

— Ты переходишь границы вот уже в который раз, Артем, — предупреждаю совсем тихо. — Мне это не нравится.
— Мне тоже много чего не нравится, — парирует, колко сужая глаза.
— Хорошо, — киваю сдержанно, хотя внутри ад разворачивается, я никогда на него так не злилась и никогда не имела желания отхлестать чем-то потяжелее. — Давай разговаривать, обсуждать, договариваться.
Он фыркает. Меня трясет от демонстрируемого пренебрежения.
Что-то я уже сомневаюсь, заслуженно ли называла мысленно именно собаку монстром.
Незаметно сжимаю ладони в кулаки, направляя злость в действие.
— Я хочу жить с папой, — мой мир от этой фразы переворачивается. — Достали ваши бабские загоны, и раз эта идиотка тебе дороже, удочери ее и живи с ней. Хватит меня пилить. Я не устраиваю тебя как сын, ты меня — как мать.

Как же я, господи, хочу его ударить в эту секунду. До зуда в пальцах.
И зарыдать. От глухой беспомощности.
Мое полное фиаско как родителя.
Я не понимаю. Честно. Не понимаю, где и когда упустила что-то в воспитании младшего сына. С ним уже давно невозможно выйти на диалог, он закрывается и выставляет иголки. А я обкалываюсь ими. Больно-пребольно.
С губ слетает судорожный вздох. Расслабляю руки и выставляю перед собой в жесте «сдаюсь».
— Я поговорю с твоим отцом, — обещаю устало, отчего лицо Артема из-за неожиданно легкой победы вытягивается в потрясении. — А сейчас иди домой.
С хамским видом, дескать, да и пожалуйста, разворачивается и уходит.

Провожаю его вихрастую макушку с щемящим чувством утраты. Я реально теряю своего сына.

Глава 8. Меня зовут Рипсимэ

«Самооценка — она как чулки: ее нужно
периодически легко и элегантно подтягивать».
Неизвестный автор

Ресторан при отеле просто роскошный. Я разглядываю интерьер, пока мне не приносят заказ. Да и после этого уныло ковыряюсь в еде и больше зеваю по сторонам, чем ем. Аппетита нет, рейс был ночной, въехала я в номер под раннее утро совершенно не спавши. Приняла душ, оделась, навела марафет и спустилась сюда. Хорошо, что они уже открылись, иначе даже не знаю, куда бы подалась в такое время, до назначенной встречи еще два с половиной часа.
Впервые я в рабочей поездке без Наташи, которая сейчас испытывает все радости беременности от токсикоза до полного упадка сил. Я ощущаю легкое волнение, ведь речь идет о нашем расширении, сбыте в столицу и другие города. Спасибо любимому сыну, забитая тревогой о сложных отношениях с ним голова неспособна в данный момент выдать еще больше переживаний, поэтому внешне я вполне собрана и спокойна.

Делаю знак официанту, потерпев фиаско в попытке запихнуть в себя завтрак. Опускаю голову на экран телефона, ожидая счет.
Надо мной повисает тень. Легкий шорох одежды.
И напротив садится… Аршам.
— Доброе утром, Сима, — его обыденный тон в противовес моему шоку.
Сначала я оглядываюсь в поисках хоть кого-нибудь, с кем он может быть здесь. Но не нахожу. А потом резко возвращаю внимание бывшему мужу:
— Ты должен был остаться с Артемом на три дня. Что происходит?
Его густая темная бровь аккуратно бороздит лоб, создавая излом, и следом меня обдают иронией:
— То есть, ты даже не в курсе, где сейчас находится сын?
— Очевидно же, что нет, — не ведусь на провокацию, глядя в свежевыбритое лицо Шахунца и немного завидуя той бодрости, которой оно пышет.
— Ты вообще не слушала меня тогда? — проницательно попадает в яблочко, пока я спешно открываю мессенджер, чтобы написать Артему. — Его вчера из школы забрал Алик.
Откладываю смартфон, передумав общаться с бесценным отпрыском, и тру пальцами виски, по ним внезапно начал долбить нервный тик.

Старший брат Аршама мне всегда нравился, Тёма любит проводить время с его сыновьями, которые чуть старше. Но ведь это не решение проблемы. Зря я думала, что не стоит контролировать ситуацию, раз передала решение отцу ребенка. Понадеявшись на него, я сейчас попала в дурацкое положение.
Ну ладно, еще и по причине того, что действительно не услышала предложение Шахунца, не став переспрашивать.
Понятия не имею, как реагировать на всё это. Но предчувствия у меня нехорошие.
Устало опускаю веки, размышляя над дальнейшим развитием событий. Я хотела, чтобы Аршам побыл с Артемом, поговорил с ним, вложил правильное отношение к сестре и женскому полу в целом. И что теперь? Найти ночлег для сына на эти три дня я бы тоже смогла.
Разочарованно вздыхаю. Значит, мы так и не сдвинулись с мертвой точки.

К столику приближается официант, я быстро расплачиваюсь и встаю:
— Мне пора.
Не дожидаясь ответа, покидаю ресторан, явно озадачивая бывшего мужа скупой встречей. Ради приличия даже не поинтересовалась, что он тут делает. Да разве это важно?..
Кровь потихоньку вскипает. Алику и его жене можно доверить свое чадо, я не сомневаюсь в них в целом и в их теплом отношении к племяннику. Но, черт возьми, я будто навязала сына людям и бесстыдно умотала. Я будто… Я будто поступила, как его отец. Сама того не ведая.
И я была уверена, что вчера Артема забрал Аршам! Меня дико смущает это недоразумение.

Конец марта в столице всё еще зимний. Я одеваюсь теплее и бросаюсь на улицу, хотя не планировала выходить в такой холод. Нужно проветриться и взять себя в руки.
К одиннадцати попадаю в торговый центр и созваниваюсь с владелицей сети магазинов нижнего белья. Мы немного беседуем сначала в бутике, где мне демонстрируют качество выставленного товара, и я восхищаюсь ассортиментом, а потом спускаемся в безлюдную в утреннее время кофейню.
— Вы же понимаете, упор сейчас больше на интернет-продажи, — женщина отпивает кофе, аккуратно отставляя чашку.
— Разумеется, — зеркалю ее действие, мысленно расцеловывая Врама за потрясающий сайт, который он для нас сделал больше пяти лет назад и до сих пор поддерживает его функциональную исправность. — Приоритетность именно на них. Мы представлены не только на различных маркетплейсах, но и во многих местных шопах, а теперь хотим перейти на новый уровень.
Эффектная блондинка примерно моего возраста держится довольно нейтрально, даже холодно. Я знаю, почему она до сих пор сомневается. У нее отменная репутация и контракты только с люксовыми брендами, а мы пока для российского рынка неизвестная единица.
— Нижним бельем ручной работы сегодня никого не удивить, — продолжает Екатерина. — Мне нравится ваша продукция, но гарантий на ее реализацию я не даю. Уместно будет организовать пробный период, после которого и согласовывать детали для дальнейшего сотрудничества. При положительных показателях, естественно.

Это как раз то, на что я рассчитывала, не питая иллюзий. Условия у них немного кусаются. Но мы с Наташей готовы заплатить такую цену на пути к престижу.
Еще около часа выбираем с женщиной модели, обговариваем сроки поставки и остальные мелочи.
Попрощавшись, расходимся в стороны, и я еду на следующую встречу. На три дня у меня их запланировано около семи. Нужно максимально выложиться, раз решили вырваться вперед.
К вечеру у меня кончается энергия, но не энтузиазм.
Подруга хвалит, когда созваниваемся по видеосвязи, и настаивает, чтобы я не только работала, но и праздновала маленькие победы.
— Склей мужика какого-нибудь, — советует, попивая чай вместо обожаемого ею кофе. — Пусть угостит тебя шампанским. Ты у меня секси-бизнесвумен. Оторвись, пока есть такая возможность.
Фыркаю на дурацкое предложение. Кто бы нас слышал. Словно я та еще оторва.
— Хорошо, пошла за самым стойким клеем. Пока.
«Какие-нибудь мужики» только сидят и ждут, пока я их склею. Угу.

Глава 9. Меня зовут Рипсимэ

«Они пишут мне письма о том,
какая я удивительная и странная,
или какая я красивая и талантливая,
или какая я бездарность и пустышка.
Но как объяснить им, что я — это каждый из них.
Я — зеркало».
Неизвестный автор

Спустя два дня вечером я возвращаюсь в пустую квартиру и сортирую вещи, мысленно подводя итоги своей поездки. Один бесячий бывший муж-провокатор — есть: мы с ним еще пару раз всё же пересеклись, соревнуясь в остроумии. Три новых потенциальных заказчика — есть: меньше половины встреч увенчались успехом, но и это для нас победа с долгосрочной перспективой. Скоропостижная кончина части нервных клеток — есть: Тёма практически игнорировал меня.

Не успеваю выйти из ванной, раздается трель звонка. С удивлением ловлю Алмару в объятия, и девочка, прижавшись ко мне, просит:
— Можно мне остаться у вас? Не хочу к бабушке, они все будут сюсюкаться...
Теряюсь на секунду, но спешно киваю:
— Конечно, милая, оставайся...
— Тогда я скажу папе, чтобы уезжал. Он еще внизу.

Так... чем дальше — тем интереснее.
Наблюдаю, как Аля, выглядывая в окно, говорит с отцом по телефону, и вскоре знакомая машина выезжает со двора.

— Что-то случилось? — начинаю осторожно, и без того понимая, что дело плохо пахнет.
Племянница направляет на меня прямой и не по годам осознанный взгляд, спокойно сообщая:
— Родители разводятся, у папы другая женщина. Мама в истерике. Дома невозможно находиться.
Я застываю в оцепенении. Мы какое-то время смотрим друг на друга в молчании.
— А ты? — выходит хрипло. Я переживаю, не хочу как-то задеть ее неправильными словами.
— Я уже достаточно взрослая, чтобы перенести это нормально. Мама сама виновата, но обижается на меня из-за того, что я не злюсь на папу, как она. Я ее тоже понимаю, но мне надоело попадаться под горячую руку со вчерашнего дня.
Боже, ребенок...
— Ясно. Ты голодна? Я вот с дороги, поэтому ужасно хочу есть. Поможешь мне?

Аля благодарно улыбается, и мы приступаем к готовке с особым энтузиазмом, за которым пытаемся скрыть наши истинные чувства.
Меня коробит от знакомой ситуации. Я вспоминаю реакцию Врама на наш с Аршамом развод. В рассудительности они с Алмарой похожи, да и пережили подобное практически в одном возрасте. Но как бы эта девочка ни храбрилась, раскол в семье это всегда больно и страшно.
Я вижу, что она не хочет обсуждать тему, цепляется за любой шанс отвлечься. Поэтому не трогаю, позволяю ей расслабиться и почувствовать себя в безопасности.

Когда после позднего ужина Алмара идет в душ, я закрываю дверь кухни и звоню свекрови, чтобы разведать обстановку.
— Анжела совсем себя потеряла, разнесла дом. Вчера они ругались до самой ночи, Жора ушел и даже вещи не собрал. А сегодня она ему уже не дала такой возможности. Мы стараемся... утихомирить ее, — голос женщины уставший, — хорошо, что Аля сбежала к тебе, бедная, ей тоже досталось.
— Как это сбежала? — вырывается у меня недоумение.
— Так ты не в курсе? — тяжелый вздох. — Мы должны были забрать ее к нам. Алмара в какой-то момент улизнула из квартиры якобы в магазин. А через пять минут позвонила и сказала, что попросила отца отвезти к тебе. Специально вызвала его, он и не отказал.
Я прикладываю ладонь ко лбу. Всё хуже, чем я думала...

И минуты после разговора не проходит, а мне уже звонит мама, с которой я откровенно не имею желания общаться. Но приходится.
— Завтра обязательно сходи поддержать золовку, — приступает к главному после обмена приветствиями, а я не комментирую, ибо легче не спорить, — ты же знаешь, как это тяжело, — напрягаюсь, услышав сравнение. — У Георгия еще и любовница беременна... так говорят...
— Говорить могут разное, — резко пресекаю попытку озвучить сплетни, — не надо разносить грязь. Аля ночует у меня, мама, и давай не будем лишний раз тревожить ее напоминаниями.
— Как это? У тебя?! — мне кажется, я слышу радость в изумленном вскрике. — И что рассказала?
Подавляю всколыхнувшую нутро злость и стараюсь не грубить:
— Ничего. Она в шоке. Мне пора, не хочу оставлять ее одну. Спокойной ночи.
Возмущения тонут где-то на том конце, пока я отключаюсь.

И очень вовремя, потому что входит Алмара в пижамном комплекте, выданном ей мною. Благо, мы почти одной комплекции, разве что я чуть выше.
Теперь понятно, почему девочка была с пустыми руками. И отчего так смущалась, признавшись, что ничего у нее с собой нет.
— Я постелила тебе в гостиной, как обычно, — улыбаюсь ободряюще, когда садится рядом на диванчик кухонного уголка, — но если ты захочешь...
— Риппи, — она называла меня так, еще будучи крохой, и до сих пор не изменяет себе, нам обеим нравится, но сейчас это детское обращение вкупе с грозным тоном звучит даже немного рычаще, — не надо со мной возиться, мне пятнадцать, ты помнишь? — какие мы серьезные и взрослые. — Я буду спать, как и раньше, одна.
— Хорошо, — усмехаюсь оскорбленной насупившейся барышне, — а завтра тогда мы поедем за твоими вещами, и все каникулы ты пробудешь здесь. Хочешь? — через пару дней в школе стартуют весенние каникулы, это удачно совпало.
— Хочу, — моментальный ответ.
— Иди сюда.
Обнимаю и глажу ее по роскошным волосам.
Увы, будет нелегко, но мы попробуем справиться.

* * *

Дверь мне открывает одна из подруг Анжелы. Киваем друг другу, я делаю шаг внутрь. Иду по коридору, не снимая обуви, поскольку вокруг не просто беспорядок, но еще и грязно. Видимо, поток «гостей» наследил. Уж я-то знаю, как много их было здесь за пару дней. Группа поддержки не дремлет.
— Как она? К ней можно? В спальне?
— Анж спит. Мы ей успокоительные дали пару часов назад.
— Я хотела сначала поговорить, но раз так, пойду собирать вещи Алмары.
Болтать с присутствующими нет намерения. Они кофейничают в гостиной, мимо которой я прохожу, вновь беззвучно кивая. Разодетые и разукрашенные, ни на секунду не смыкающие рты. Есть ли среди них настоящие друзья? Не знаю. Они все так похожи на саму Анжелу, что в искренности их сочувствия возникают сомнения.

Глава 10. Когда меня звали Сима...

«Муки, сражающие человека, приходят не извне, нет,
сам человек — свой собственный охотник и убийца,
жрец и жертвенный нож».
Карл Юнг «Символы трансформации»

Многим позже я узнала, что давно выведена классическая схема поведения брошенок. Это не считалось константой, но однозначно было моим случаем. Я прошла все стадии, будто по инструкции.
Начальной стадией, разумеется, была депрессия.

До злополучной свадьбы, на которой я впервые увидела новую жену Аршама, депрессия протекала умеренно-страдательно. То есть, ночами я рыдала в подушку, направляя поисковые запросы Наверх: почему? что я сделала не так? чего ему не хватало? А днем в состоянии отрихтованного зомби прилежно исполняла роль матери, заботясь о сыновьях.

При виде Ираиды риторические вопросы резко потеряли актуальность. Всё было более чем ясно. А закрепил инсайт… Артем. Тем же вечером, когда мы попали домой раньше предполагаемого, мой ребенок практически с порога выдал претензию:
— Папа теперь никогда не вернется! — хотя мы с ним говорили на эту тему, он, видимо, до нынешнего момента не до конца осознавал неотвратимость ситуации. — Это ты виновата! Ты не могла не быть скучной?! Почему ты скучная?! Почему папа ушел из-за тебя?!
Прямо посреди коридора я стояла и смотрела, как его выразительные темные глаза наливаются слезами, а нижняя губа дрожит от обиды. Как велико детское разочарование. Как много отчаянного неприятия в невинном взгляде.
Восьмилетний малыш, чьи ожидания были преданы.
Я. Та, кого он искренне считал этому причиной.
И, впрочем, был прав.
Стояла и безвольно опускала руки с каждым его словом, пока они не легли ровно по боковым швам платья. Такого же скучного, как и я сама. Мой образ на торжестве был более чем скромным. Безликим и посредственным. А вот Ираида была яркой, манкой и эффектной картинкой. Потому что нас учили разному: меня — не выделяться, ее — всегда быть королевой.

— Артем! — Врам возмутился и сделал грозный шаг к брату.
— Не надо, — попросила, хватая его за плечо и глядя на то, как младший насупился.
Потом развернулся и убежал в комнату, на ходу стягивая пиджак костюма. Еще днем, одевая Тёму, не могла налюбоваться, такой он был классный и красивый в обновках. А теперь…
— Он злится и глупо повторяет сплетни, которые услышал там, — Врам обернулся ко мне, — это не его мнение. И тем более — не его вывод, мама.
— Я знаю, родной. Всё в порядке.
— Пойду поговорю с ним.
— Только, Врам, я тебя очень прошу… не дави и не будь строгим. Он еще маленький…

Путь в собственную спальню мне показался настолько тяжелым, словно к щиколоткам были привязаны габаритные булыжники.
Села на кровать. Осторожно. Медленно.
Боясь рассыпать рваное крошево, что позвякивало в груди.
И поняла, что у меня серьезные проблемы с восприятием, потому что реальность вокруг стала чудиться чьей-то тупой и безжалостной шуткой.

С этого дня эмоциональный кризис набирал обороты, перейдя в острую фазу.
Мне было плохо не только морально, но и физически. Тело одеревенело, лицо оцепенело и превратилось в бездвижную маску. Реакции приглушились. А действительность скатывалась всё глубже в пропасть.
Наши отношения с Артемом так и не восстановились. К сожалению, грубая небрежность, с которой люди на свадьбе обсуждали меня и Аршама, ранила сына в самое сердце. Детский ум и тонкая душевная организация несоразмерно слабы перед циничным миром взрослых. Тёма впечатлился пролитой грязью, а я не опровергла обвинения, вот он и укрепился в том… что отец ушел к другой, потому что она интереснее.
Что я могла сказать в противовес?
Ничего.
Правда, вообще, по сути своей — прозаична и лаконична.

Иногда я незаметно щипала себя за руку, чтобы поверить, что происходящее не сон. Старалась жить по выверенным алгоритмам, но система давала сбой.
Потому что в ней теперь отсутствовал базовый элемент.

Я скучала. Выла. Умирала.
Корила себя за то, что тогда выбросила все вещи Шахунца.
Я искала по квартире его запах, любой отпечаток былого присутствия.
И не находила.
Тлела в своей глухой беспомощности.
Самое гадкое — это безволие, усиливающееся день ото дня. Неиссякаемая нужда в бывшем муже. Я не умела жить без него. Я не знала, как жить без него. И… как и Артем, будто никак не хотела принимать новый расклад.

Заботы о детях не отвлекали. Визиты сочувствующих — добивали.

— Хорошая супруга должна пытаться спасти свой брак! А ты, Сима… прости господи! — причитала мама, не забывая перекрещиваться.
— А хороший супруг? Может, пытаться не рушить этот самый брак? — искренне недоумевала я от очередного плевка в свою сторону.
— Брак держится на женщине! — безапелляционное. — Надо было стараться!

И я затыкалась, не имея ресурсов спорить.
Я, в принципе, терялась от таких разговоров, которые усиливали мою веру в собственную никчемность.

— У Аршама сейчас такой этап жизни, на котором… — Анжела снова и снова скептически разглядывала мой понурый вид, примчав в гости с привычной просьбой посидеть с дочерью, уже играющей в комнате с Тёмой. — На котором ему нужна жена, а не домработница и просто мать детей. Чтобы внешне соответствовала ему. Энергией, харизмой, статью.

Вот так изящно мне указали мое место в этой иерархии — домработница.

— Уверена, ты со мной согласна, Сим, — как ни в чем не бывало продолжала золовка, не обращая ровным счетом никакого внимания на болезненную тоску в моих глазах, — умная жена способна совмещать все сферы. Вот Ирка выглядит потрясно всегда. А почему? Потому что, как сама говорит, в состоянии нанять обслуживающий персонал, а не быть им.

Глава 11. Меня зовут Рипсимэ

«Меня не волновало, сможет ли он меня полюбить.
Меня волновало, сможет ли он во мне нуждаться».
Джонатан Сафран Фоер «Жутко громко и запредельно близко»

— У тебя снова новые цвет и стрижка! — мы обмениваемся бесконтактным поцелуем с женой старшего деверя, чтобы не испортить друг другу макияж. — Класс!
— Да, несколько раз в год стабильно обновляюсь, — искренне улыбаюсь ей и прохожу дальше, здороваясь по очереди со всеми, кто попадается на пути.
Еще вчера я была брюнеткой с ровной копной волос по лопатки, сегодня — шатенка с плавным каскадом вкусного карамельного оттенка.

Закончив с приветствиями, выбираюсь в сад, где установлен арочный шатер для празднования семидесятилетия бывшего свекра.
— Пойдем, милая, пора рассаживаться, — свекровь легонько похлопывает меня по плечу, приглашая за стол, к которому направляются приглашенные.
В воздухе витает аппетитный аромат мяса и овощей на гриле, работники кейтеринга разносят угощения, в чем им исправно мешают попадающиеся под ноги дети, увлеченные своими играми. Внутри красивый декор из искусственных свечей и цветочных композиций. Работают газовые обогреватели, что меня радует, я ведь одета не совсем тепло, а вечер обещает быть прохладным.

Врам Сократович, свекор, человек скромный, поэтому категорически отказался от вычурных торжеств в ресторане. Но его сыновья решили организовать образцовый юбилей во дворе дома по принципу: если гора не идет к Магомету, то Магомет сам пойдет к горе.
По этому случаю из Бельгии прилетел и младший сын с семьей, мне повезло сесть рядом с его женой, очень интересным и экстравагантным педагогом по вокалу, чьи истории слушать одно удовольствие. Пока некоторые с порицанием рассматривают её бритые виски и волнистые розовые пряди, я увлеченно беседую с ней на отвлеченные темы.

Вечер протекает по протоколу: отменная еда, нескончаемые тосты, гомон детишек, живая музыка задним фоном. Друзья, коллеги и четверо отпрысков поддерживают нужную атмосферу, и я вижу, сколько счастья в глазах юбиляра, несмотря на его ворчание из-за сюрприза.
Наслаждаюсь праздником, откинув ненужные мысли. И даже не трогает присутствие Ираиды, сидящей рядом с Анжелой практически напротив меня. Впервые мы собираемся вместе на одном мероприятии спустя семь лет. И если тогда на свадьбе мне было больно и неприятно ловить на себе говорящие взгляды гостей, то сейчас… никакого дискомфорта я не испытываю. Хотя эти самые взгляды и сегодня имеют место быть, только под иным градусом — любопытствующим.

Индифферентно.

Просто я выросла из прошлой себя. Выросла из этого окружения. Из людей, маскирующих под сочувствие скрытое наслаждение чужими бедами. Из друзей, присутствующих в моей жизни в минуты, когда я им нужна, а не наоборот. Из родственников, лучше меня знающих, как жить и как поступать. Выросла из ожиданий, проекций, экспертных мнений. Из тех, кто выдает свои слабости за достоинства, высмеивая чужие пороки.
Отныне мне доступна роскошь вычленять лишнее и фокусироваться на истинно важном. На себе. Своих ощущениях. И общаться с теми, кто действительно нравится.

Золовка выглядит подавленно. То и дело оборачивается на дом в надежде, что приедет муж. Она очень эффектна и явно старалась сегодня ради встречи с Жорой. Но его нет, что наглядно демонстрирует нежелание мужчины усугублять ситуацию. Думаю, Анжела этого понимать не хочет и еще надеется спасти брак, готовая простить измену. Может, это правильно? Не знаю.
Взглядом нахожу Артема и Алмару в компании других подростков. У брата с сестрой устоялось негласное перемирие, пока девочка жила у нас на каникулах. Прежней теплоты между ними не вижу, но ругаться они перестали. И при мысли, что этому способствовало аналогичное событие в семьях, становится не по себе. Есть подозрение, что мой сын перестал лезть к ней, будучи отлично знакомым с чувствами, которые Аля сейчас испытывает из-за развода родителей.

В какой-то момент замечаю, как Ираида приближается к свекру и свекрови. Что-то говорит им и спешно покидает мероприятие. А я продолжаю смотреть на мужа и жену, уже спустя пару секунд смеющихся над чьей-то шуткой.
И вот ведь парадокс. Они замечательные, на протяжении пятидесяти лет служат своим детям примером: уважают друг друга, ценят, доверяют. Верны, дружелюбны, гармоничны. Но единственный ребенок, перенявший эту модель поведения, — младший сын. Старший, Алик, прекрасный человек, но в качестве супруга далеко не идеален. Средний, Аршам, по-моему, считает верность и другие ценности рудиментами. Дочь же… всегда требовала непомерно больше, чем давала Жоре. Почему всё так?

Пока я предаюсь философии, гости высыпаются из шатра на улицу, чтобы посмотреть на салют. Нам обещают целое шоу.
Запоздало примыкаю ко всем, устроившись чуть поодаль в темноте у вишневого деревца, одетого в белое. Провожу пальцами по цветочкам, чуть погодя раздается шум первого залпа. И тогда вскидываю голову, наблюдая за неоновыми огоньками, окрашивающими ночное небо.

Спустя минуту понимаю, что не одна. Делаю шаг назад.
Моей щеки касается мужское дыхание.
Аршам ничего не делает. Молча обозначает свое присутствие. В течение двух часов за столом мы стойко игнорировали существование друг друга. А теперь, когда нас никто не видит, притянулись.
Завожу правую руку назад и веду по его бедру. Губы чуть подрагивают, так и не растянувшись в улыбке, когда чувствую, как бывший муж напрягается.
Невозмутимо продолжаю следить за пестрым шоу.
А потом добираюсь до паха и накрываю ширинку ладонью.
В ответ на провокацию Шахунц подается вперед и льнет ко мне всем телом. Я сжимаю пальцы. Твердый и горячий.
Мы рискуем. Мы подходим к черте. И…
…никто из нас не прекращает этого сумасшествия.
Как искусно мы научились играть на нервах друг друга, перетягивая ниточки.
На мгновение позволяю себе лечь макушкой ему на плечо, подразнивая, и тут же резко покидаю укромное местечко, теряясь в толпе.

Глава 12. Меня зовут Рипсимэ

«Начинать нужно с того, что сеет сомнение».
Братья Стругацкие «Попытка к бегству»

Мы с Наташей мрачно разглядываем последствия пожара, который успели потушить до нашего приезда. Запах гари раздражает рецепторы, подруга вообще зеленеет от него и спешно выбирается на улицу. А я остаюсь и с глухой тоской впиваюсь в почерневшие стены.
Огонь на второй этаж не добрался, но лестница немного пострадала. На первом же — царила плачевная обстановка. Часть оборудования сгорела вместе с материалами и мебелью.
Прикидывая ущерб, прихожу к выводу, что мы выплывем, но придется отложить открытие бутика в центре, к которому мы шли два года. Я буквально выбила помещение по идеальной цене, а теперь надо будет разрывать договор об аренде и платить неустойку.

Поднимаюсь в кабинет Наты и забираю нужную документацию, ее внизу уже ждут. У нас всё законно, однако меня потряхивает, когда передаю их специалистам.
Вокруг суета, представители служб смешались между собой, мы с Наташей единственные женщины.

— А этот что здесь делает? — откровенно недружелюбно кивает подруга в сторону Аршама, который переговаривается с сотрудниками ЧОП-а, своевременно сообщившими о пожаре.
Рассеянно скольжу по нашивкам на темной униформе охранника, следом — по идеальному графитовому костюму Шахунца.
— Не знаю, просто приехал со мной с праздника, — апатично пожимаю плечами, ну не выпихивать же мне было его из такси на глазах всей родни, когда внезапно приземлился рядом на сиденье, да и мои мысли были заняты другим на тот момент, — Наташ, езжай домой, ты и так перенервничала. Здесь тебе делать нечего, я разберусь с остальным.
— Ага, щас, — фыркает упрямо, заглядывая в мою переписку на экране, где я печатаю в чат нашим девочкам, чтобы утром не приходили. — Меня бесит твой бывший, чего он тут трется по-свойски? Вынюхивает?
Вскидываю голову и с удивлением наблюдаю за Аршамом теперь в еще большей компании мужчин. Пожарники, охрана, ППС.
Действительно. Какого черта он ведет себя так по-хозяйски? Словно уже обо всем договорился и разрулил.

Стремительно приближаюсь к образовавшейся группе и вопросительно оглядываю Шахунца. Он слегка склоняет голову, будто благодаря присутствующих, затем идет ко мне и, беря за локоть, отводит подальше.
Я возмущенно дергаюсь и оборачиваюсь лицом к нему.
— Старший начальник сказал, что они заканчивают, дальше будут действовать по протоколу. Начнется расследование дознавателем МЧС.
— Есть вероятность поджога? — настораживаюсь.
— Расследование проводится по всем случаям, — поправляет со знанием.
— Но версия с поджогом не исключается, да? Камеры что-то зафиксировали? — холодею, догадавшись.
— Наверняка проводка, она частая причина возгораний.
Аршам говорит это слишком спокойно. Слишком степенно. Не отвечая на вопрос прямо.
Отмахиваясь?..

Поджимаю губы и шагаю обратно, чтобы самой разведать обстановку, но он вдруг хватает меня за запястье.
— В чем дело? — интересуюсь сердито.
— Тебе туда не надо, лишний раз услышишь то же самое от них, — и при этом бросает арктический взгляд на одного из мужчин, который беспрепятственно смотрит на меня всё это время. ППС-ник сухопарого телосложения с ястребиными чертами и пронзительными глазами.
Не по себе от липкого внимания брюнета. Понимаю, что выгляжу беспардонно нелепо в вечернем платье и накидке, цокающая шпильками по асфальту на месте происшествия. Как пир во время чумы. Привлекаю любопытные взоры. Но так явно и пристально только этот неприятный тип и следит.
Общаться с ним не хочется. Поэтому передумываю сопротивляться.

— У вас, скорее всего, какие-то нарушения по пожарной безопасности, — Шахунц встает так, чтобы загородить меня собой, за что я ему благодарна. — Позже ознакомишься с результатами проверки.
— Да что ты? — с едкой иронией парирую и подаюсь вперед. — У нас нет нарушений. И с проводкой всё в порядке. Больно настойчиво ты пытаешься убедить меня в обратном.
— Страховка у ателье есть?
— У швейного цеха, — цежу, исправляя пренебрежительное «ателье», и раздражаюсь сильнее от того, что Шахунц увиливает. — Страховка есть.
— Это главное. Расходы покроет. Хотя бы часть.
— Зачем ты со мной приехал, Аршам? — моя очередь переводить тему. Скрещиваю руки на груди и щурюсь на него. — М-м? И ведешь себя так странно?
— Пытаюсь помочь, Сима. Всего лишь.
— Помочь — кому? Своей жене? Признайся. Тоже подозреваешь, что она замешана?
Аршам вонзает глаза в мое лицо. С осуждением. И предостережением.
— Не сходи с ума.
— Она приезжала ко мне месяца полтора назад. Требовала, чтобы мы развенчались. Знаешь, что самое примечательное в этой истории? Ираида была в курсе, где я нахожусь. С точностью до минут.

Меня еще тогда дико изумил данный факт. Откуда ей известно, что в определенный день недели я бываю в том ТЦ на ревизии? Мысль тревожила, но оснований переживать не было. Вроде. Возможно, если бы сегодня жена Шахунца не ушла с праздника так рано, и это не совпало бы с пожаром, я бы и не вспомнила о нашей недавней встрече.
Но еще одна случайность?.. Так ли это?

— Скажи правду, — во мне клокочет гнев, — у тебя есть какая-то информация, я чувствую, что ты скрываешь что-то.
— Сима, у тебя паранойя, — осаждает саркастически, но я не верю ему, — по поводу ее визита поговорю с ней, чтобы не беспокоила впредь. Заниматься ерундой и ходить по церквям я не собираюсь, эта идея у Иры появилась недавно.
— Аршам, она узнала тот комплект белья, — ухмыляюсь многозначительно, унося нас на мгновение в начало этой порочной связи. — Уверяю тебя, твоя жена установила слежку. А слать мне «пламенные приветы» ей ничего не мешает. С таким-то влиятельным отцом. Она же способна на подобное, не так ли?
— Прекращай свои глупости…
Он грубит и даже не допускает, что я могу быть права. Настолько уверен в ней?

Глава 13. Меня зовут Рипсимэ

«…а когда у тебя останешься только ТЫ —
позвони мне из этой дьявольской пустоты.
Но не надо искать слова, подбирать ключи…
чтобы снова не лгать — набери меня и молчи…»
Мила Позняковская

Я готовлю ужин для сына, который должен скоро вернуться после тренировки. Действия немного вялые, координация подводит. Уже несколько ночей подряд не могу сомкнуть глаз, думая о том, что произошло.
Мне ведь даже не с кем поделиться подозрениями. Наташе категорически говорить нельзя. Дело не только в беременности. Я испытываю мучительный стыд перед ней за то, что по моей вине какая-то сумасшедшая нанесла весомый урон общему бизнесу.
А еще… подруга не знает о нас с Аршамом.
Догадывается — возможно. Но не озвучивает.

Телефон в кармане вибрирует. Задумчиво и расслабленно достаю его. А потом разом вся в лед превращаюсь, стоит только мазнуть по экрану.
— Да? — холода в этих двух буквах больше, чем в самых морозных уголках земного шара.
— Спустись вниз.
— Что тебе нужно?
— Сима. Спустись вниз! — голос Аршама звенит нетерпением и злостью.
Я сама вмиг заражаюсь этими эмоциями.
Скрипя зубами, выключаю плиту и тяжелыми стремительными шагами оказываюсь в коридоре. Обуваю кроссовки, накидываю куртку поверх домашнего платья-рубашки и, закрыв дверь, быстро передвигаюсь по лестнице.

На улице после дождя прохладно, голая кожа ног покрывается кусачими мурашками от порыва ветра.
Приближаюсь к машине и упрямо останавливаюсь у передней пассажирской двери, скрещивая руки на груди. Ему надо — пусть выходит и рассказывает, зачем приехал.
Окно плавно съезжает, и мне летит раздраженное:
— Сядь.
Еще пять минут назад я была не в силах сконцентрироваться, настолько размазанно себя чувствовала. А теперь в крови шпарит адреналин, заставляя дрожать от ярости.
— Сбавь свой тон, Аршам, — предупреждаю тихо, — и говори так.
— Сима… блядь! — он вздыхает с шумом и рвано прикладывает пальцы к переносице, смолкая на пару секунд, затем выдает спокойное:
— Сядь, я тебя прошу.
Поколебавшись, всё же выполняю. Что-то в этой надломленной просьбе сдерживает меня от дальнейших пререканий.

Как только устраиваюсь на сиденье, автомобиль резко трогается с места.
Возмущенно оборачиваюсь к Шахунцу, но тот лишь невозмутимо бросает:
— Пристегнись.
Приходится. Потому что он несется по дороге с запрещенной скоростью. Будто спешим куда-то.
В животе виснет тревожный узел. Понятия не имею, что творится с бывшим мужем. За семь лет мы с ним никуда не ездили вдвоем. Я уже и забыла, как Аршам выглядит за рулем. Забыла, как уверенно управляет.

Отворачиваюсь к окну, осознав, что бессмысленно задавать вопросы. Скоро и так узнаю, куда направляемся и с какой целью.
Но чем больше мы колесим по городу, тем сложнее удержать хоть какую-то здравую нить в мыслях. У меня складывается впечатление, что катаемся. Вот так по-дурацки просто. Катаемся, черт возьми. Это обескураживает дико.
Властное молчание Шахунца темное и густое. Не нарушаю его. Окутывает апатичностью.
А потом меня гасит. Размеренностью движения, мелодией капель вновь начавшегося дождя. Всё из-за непомерной усталости и психической истощенности.

Когда очухиваюсь, мы стоим. Чуть поодаль от городской смотровой площадки. Из-за непогоды она сейчас пуста. И это выглядит тоскливо.
Сама машина надежно скрыта земельным пологом в кармашке на краю обрыва. Я сразу узнаю′ это место, мы еще школьниками любили таскаться сюда и пугать друг друга, изображая прыжок. С тех пор здесь изменилось одно — администрация озаботилась металлическим парапетом во имя безопасности. Территорию не трогали из-за редких деревьев, которые запрещено спиливать. Я даже не представляла, что в этот узенький проход возможно вместить добротный седан.

Поворачиваю голову. Проморгавшись, ловлю в фокус профиль Аршама. Он неподвижно смотрит перед собой. Пугает его напряженная глубокая сосредоточенность.
Безотчетливо кладу руку ему на локоть:
— Эй… — хриплю спросонья.
Шахунц не реагирует.
Становится жутко. Я никогда в жизни не видела его таким… угрюмым и подавленным.
— Не хочешь объясниться?..
И внезапно он накрывает мою ладонь своей. Сплетает наши пальцы. Сжимает.
Меня этот жест лишает дара речи.

В нем нужда. В нем — нежность. В нем — отчаяние.

Грешным делом, прихожу к выводу, что мне это всё привиделось.
Жмурюсь. Распахиваю веки.
Картина та же.
Я выдергиваю свою ладонь и отшатываюсь, словно ошпаренная.
Даже в браке не было между нами подобной близости.

Аршам слегка меняет позу, и теперь мы сидим лицом к лицу. Скудного уличного освещения достаточно, чтобы разглядеть в чертах бывшего мужа беспокойство и досаду от моей реакции.
В горле неприятно колет, а вдоль позвоночника скребет коготками паника.
— Зачем я здесь с тобой? — нервы щекочет нетерпением.
Шахунц внимательно всматривается в меня и не спешит отвечать.
А я ощущаю загнанность и безысходность.

Мельком прохожусь по приборной панели, часы показывают половину десятого. Я была в отключке около сорока минут.
Это всё так странно.
Артем наверняка не удивился моему отсутствию, раз не позвонил. Надеюсь, хоть поел.

— Сима, возможно… ты была права с версией поджога.
Резко втягиваю в себя воздух. Выдыхаю. Ищу успокоения в простых действиях. Потому что это заявление пенит меня моментально. Завожусь.
— Сначала твоя жена устраивает поджог, потом выкупает помещение в центре вместо нас, демонстративно щелкая по носу. А ты устраиваешь мне покатушки и бросаешься своим «возможно»? Издеваешься?
Я ожидаю чего угодно… но не полных недоумения глаз в ответ.
Замолкаю на полуслове. Рикошетим друг друга взглядами. Проверяем на правдивость. И я не могу поверить в очевидное…
Что, собственно, и озвучиваю:
— Поверить не могу! Какая удобная позиция!.. — шлепаю ладонью по лбу и качаю головой, — так… Хорошо. Говори. Говори, что хотел мне сказать изначально, — беру себя в руки, силясь не увязнуть в происходящем еще глубже.
— Теперь ты меня запутала, — тянет задумчиво. — Ты не допускаешь, что это совпадение?
— Как и пожар? — скалюсь.
— Сима…
— Рипсимэ! — рявкаю и корпусом подаюсь вперед. — Ты так сильно не хочешь признавать свою жену сумасшедшей? Да, Аршам?
— Я сказал «возможно». Не всё так просто… — отбивает, тоже со своей стороны сокращая между нами расстояние.
— Всё. Просто. Кристально, черт возьми, просто! Она больная! Безнаказанная и больная! — Шахунц мрачнеет. — Если бы я была наивной дурой и полагалась на справедливость, давно поделилась бы своими мыслями со следователем!
— Это ничего не даст без доказательств.
— Я знаю! Знаю! Как и то, что любое пятно на ее репутации тут же испарится! Вы будете затыкать чиновников, пихать им в рот свои деньги… а эта полоумная — и дальше творить дичь! Что в следующий раз? Ради прикола взорвет мою машину?
— Угомонись! Я не говорил, что это сделала она… но я всё равно готов возместить вам ущерб.

Глава 14. Когда меня звали Сима...

«Мне нужно сделать что-то такое,
чего я больше всего боюсь».
Чак Паланик «Колыбельная»

Когда мы с Наташей столкнулись у стойки администратора, я испытала шок такой силы, что он покрыл все остальные мои переживания. Я не видела ее больше пятнадцати лет. И встретила вдруг в самый бездарный отрезок своей жизни, будучи раздавленной и обесточенной.
Закон подлости.
Мы тогда секунд десять смотрели друг на друга не мигая. В упор.
Пока девушка за стойкой не подала голос:
— К сожалению, мы не можем вернуть всю сумму абонемента. Вы приобретали его по спецпредложению. Но я смотрю по базе, он куплен всего несколько дней назад... Вы не посещали занятия, верно? И всё равно хотите оформить возврат средств? У нас отличный инструктор по пол-дэнсу, у нее квалификация...
Она продолжала зазывающую рекламу, но я ее не слушала.

Всё внимание было приковано к глазам Наташи. Которые в этот момент прожигали мой пустой безымянный палец.
И я, черт возьми, механически спрятала его под ладонь второй руки.
Торопливо. Трусливо. Красноречиво.
На ее лице отразилось безошибочное понимание ситуации.
— А я и думаю... что ты здесь потеряла, Святая Рипсимэ[1]? — Наташа тряхнула головой, словно стремясь сбросить какую-то нелепицу, застрявшую в блондинистых волосах.
Иначе я сюда не пришла бы, это правда. Не пришла бы, будучи замужем. Обе это знали.
Бывшая подруга напоследок проехалась по мне сканирующим цепким взглядом туда-сюда. Затем с безразличием мазнула по злополучному абонементу, зажатому в ладони, и... отвернулась, дефилируя к залу.

Я сначала выдохнула, а потом поймала неприятную мысль: она же щелкнула меня по носу. Дескать, ты на такое не способна.
Не думала, что в тридцать пять настолько нерационально пойду на поводу собственного упрямства.
Провокация ударила в самое сердце. Опять. Будто там еще было, куда бить.
И через день я уже стояла в спортивном топе и эластичных шортиках на первом занятии.
Это был стресс. Добротный выход из зоны комфорта и полное непонимание, что будет дальше.

Четыре месяца я ходила на танцы, держась всё на том же упрямстве. Четыре месяца мы с Наташей не сказали друг другу ни слова. И заговорили в один прекрасный день, когда я по неосторожности грохнулась с пилона и растянула лодыжку. Тренер спросила, есть ли кто-то, кто сможет за мной приехать, чтобы помочь дойти домой, потому что на поврежденную ногу лучше не ступать, я разом побледнела. Не могла представить, что кто-то из родных узнает, чем я занимаюсь.
— Я помогу, — совершенно неожиданно вызвалась Наташа.
Чем окончательно вогнала меня в ступор.
Я вызвала такси, мы доехали смешное расстояние за две минуты, и она помогла мне подняться и войти в квартиру. Как нормальный человек я пригласила ее на кофе-чай, но услышала отказ. И еще больше изумилась, ведь казалось, что это отличный шанс поговорить и, быть может, помириться…

Но перемирие случилось аж спустя три месяца.
Натали просто подошла ко мне в раздевалке после тренировки и предложила:
— Пойдем выпьем, — на что я округлила глаза, — а… Ой… ты же не пьешь, — сделала вывод, усмехнувшись мне в лицо. — Сорри-сорри.
— Пошли, — выпалила я спешно, боясь, что она уйдет вот так. Плевать было на алкоголь, я действительно хотела с ней пообщаться.

Где-то через полчаса мы зашли в ночной клуб с пафосным названием «Парадокс». И сразу устроились за баром. Наташа заказала какие-то коктейли, свой выпила практически залпом и жестом потребовала у бармена повторить. Снисходительно уставилась на меня, успевшую сделать крохотный глоток и нацелившуюся цедить напиток минимум час.
Ага.
За час я выпила четыре порции. Под бдящим руководством Натали. И как ни старалась выглядеть достойно, меня тянуло на похихикать и на поспать одновременно.

— А вот вы как считаете, девчонки, — появился в какой-то момент рядом с нами мужик не первой трезвости, — мы с другом никак не сойдемся во мнении. По новостям передали, что девушка умерла из-за травмы после секса, а причиной назвали большой член партнера. Так вот, вы согласны, что такую смерть можно назвать кошерной?.. Или это наказание за блядство?
Образовалась пауза. Не очень длительная.
Поддатая Наташа с абсолютно серьезным видом, будто обсуждался вопрос мировой геополитики, выдала:
— Английский писатель Джонатан Свифт предлагал решить проблему бедности Ирландии через поедание младенцев, — мы с мужиком, с губ которого медленно стекла ухмылка, дружно захлопали ресницами в ее сторону. — Это кошерная смерть или каннибализм?
Я прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться от дикого замешательства, охватившего неюного пикапера. Все мыслительные процессы четко отражались на его отекшем лице.
— Так, дядя, — милостиво махнула на него изящной ладошкой Ната, будто даря вольную, — в номинации «творец охуительных историй» тебе не подфартило, как видишь. Бывай.
И что странно, поверженный собеседник молча ушел. Бр-р-р. Наверное, загрузился поеданием младенцев.

А я с восхищением уставилась на невозмутимую блондинку. Свободную, открытую, не отягощенную комплексами. Мне так захотелось обнять ее. Затуманенный мозг выдал целые серии кинолент из нашей совместной прошлой жизни, стало так тоскливо, что я потеряла подругу по своей же дурости…
И в этот сентиментальный миг, когда я силилась незаметно сглотнуть подступившие слезы, ударившись в губительную ностальгию, уха коснулся шаловливый шепот:
— Давай сбежим и не заплатим. Слабо?
Невероятное предложение на пике моего эмоционального раздрая.
И еще более невероятно то, что я… твердо кивнула. Соглашаясь…