Моя работа копирайтера в рекламном агентстве была марафоном по переписыванию одного и того же. Описать зубную щётку как «инновационный ключ к ослепительной улыбке»? Легко! Коллеги называли это творчеством, я — способом не завыть от скуки. Зарплата едва покрывала аренду маленькой квартиры, но я научилась пить офисный кофе без гримасы. На подоконнике стояли три кактуса, которые, несмотря на мой талант забывать их поливать, упорно цеплялись за жизнь.
Два года назад родители погибли в аварии. С тех пор жизнь стала чёрно-белой фотографией: всё на месте, но красок нет. На тумбочке — их фото, мамин фартук с пятном от борща, которое она так и не отстирала, и папин смех, который иногда мерещился, когда сосед сверху ронял штангу.
Единственной отдушиной была готовка. Я открывала мамин блокнот с рецептами и экспериментировала. Брауни с щепоткой чили? Вкусно! Суп с кокосовым молоком и пельменями? Почти шедевр. Пирог с начинкой «что нашлось в холодильнике»? Главное — не повторять.
В тот вечер я брела домой через мост, размышляя, что приготовить. Ризотто? Слишком скучно. Рыба с лимонным соусом? Лимон, надеюсь, ещё жив. Настроение было так себе: начальник выдал правки с пометкой «срочно», а день тянулся, как жвачка. На запястье чуть нагрелся браслет из бирюзовых бусин — подарок родителей. Иногда он становился тёплым, будто живой, но я списывала это на воображение. В последние дни он вёл себя странно: нагревался, когда злилась на свою скучную работу, или слабо мерцал, когда мечтала о чём-то большем.
Я остановилась у перил, достала шоколадку (спасибо акции «2+1») и откусила кусок. Холодный ветер кусал щёки, но мне было всё равно. Работа в офисе, бесконечные отчёты, пустая квартира — жизнь словно высасывала из меня краски. Я теребила браслет на запястье, старый, с потёртыми узорами, похожими на руны. Папа говорил, что он особенный, но я никогда не верила в эти сказки. А сейчас... сейчас мне хотелось, чтобы хоть что-то оказалось правдой. Чтобы жизнь стала другой.
Река внизу лениво блестела, словно намекая: «Опять день сурка?» Браслет снова потеплел, и я подумала: «Ты же мечтала о путешествиях и приключениях, а не о текстах про зубные щётки».
— Эх, — вздохнула я, глядя на воду. — Хочу в отпуск. Море, солнце, немного магии. И никаких отчётов.
За спиной хрустнул гравий. Я обернулась — и чья-то рука толкнула меня в спину.
— Мечты сбываются, — произнёс низкий мужской голос с лёгким, незнакомым акцентом, словно из другого мира.
«Ну хоть злодеи с чувством драмы», — подумала я, падая в воду.
Холодная волна накрыла с головой. Браслет вспыхнул ярким синим светом. «Водонепроницаемый, надо же», — мелькнуло в голове. Вода закружилась воронкой, и меня затянуло вниз. Последняя мысль: «Если это шутка, у судьбы паршивое чувство юмора».
Очнулась я от запаха — тёплого, с нотами мяты и соли.
«Что, я упала в чай с ромашкой?» — подумала я, открывая глаза.
Надо мной раскинулось небо глубокого синего цвета, будто неподвластное фильтрам соцсетей. Рядом шумели волны, весело, словно море напевало мелодию.
— Эй, новенькая! — кто-то ткнул меня в бок.
Я повернулась. Рядом стоял единорог — не слащавый, из детских книжек, а солидный: белая шерсть с розовым отливом, грива в небрежном пучке, рог отполированный до блеска. В копыте он держал коктейль с зонтиком.
— Ты заняла мой шезлонг, — заявил он, поправляя очки.
Я села, сплюнув песок. Он был странно сладковатым. Браслет на руке слабо светился.
— Где я? — спросила я, оглядываясь.
Единорог фыркнул:
— Курорт «Лазурный Залив». Море, солнце, магия. Разве не ты заказывала?
Я встала, отряхнув мокрую кофту с надписью «Не мешай, я и так ничего не делаю». Рядом лежал телефон с нулевым зарядом и грустным смайликом. В голове пульсировало предчувствие, что всё пойдёт наперекосяк.
«Ну что ж, — подумала я. — Похоже, отпуск начался»
Я стояла на пляже, пытаясь понять, не перегрелась ли я на работе настолько, что мозг решил устроить себе отпуск без моего ведома. Песок под ногами был тёплым и розовым, как сахарная вата, только что из машинки. Волны лениво накатывали, а вода переливалась оттенками синего — от бирюзы до глубокого индиго, будто кто-то вылил в море краски и забыл размешать. Я сжала браслет на запястье. Бусины нагрелись, словно живые, и я невольно подумала: «Папа нашёл его на пляже… Но на каком?»
После падения в реку и той ослепительной вспышки я очнулась здесь.
Голос на мосту прошептал: «Мечты сбываются».
Серьёзно? Или это браслет меня сюда закинул? Надо понять, как он работает — и как вернуться домой.
Когда я случайно наступила на раковину, та вспыхнула розовым светом и недовольно пискнула.
— Ой! — я подпрыгнула, схватившись за ногу.
Раковина раскрылась, точно крошечный сундучок, и пропела тоненьким голосом:
«Кто наступит на меня, тот останется у нас!»
— Мило, но я пас, — буркнула я, отшвырнув её в воду. Она улетела, бормоча о «невежливых двуногих».
Мои кроссовки выглядели так, будто их стирали в болоте, а кофта пахла рекой. Желудок заурчал, напоминая, что я не ела с утра.
До меня донёсся шорох и шипение. Я подняла голову и замерла. Под пальмовыми зонтиками возлежали драконицы — настоящие, с чешуёй цвета заката и крыльями, сложенными за спиной, точно шёлковые плащи. Одна, с рожками, украшенными бусинами, лениво пускала дымные кольца, глядя в зеркальце. Она поймала мой взгляд и фыркнула:
— Новенькая. Выглядишь, как промокший гоблин. Без магии и с… этим? — она кивнула на мою кофту, выпустив колечко дыма в форме звезды.
Её подруга, листая свиток с мелькающими письменами, добавила, не поднимая глаз:
— Оставь её, Селеста. Она пахнет рекой. Скоро либо сбежит, либо станет местной.
Я хотела ответить, но желудок заурчал так громко, что драконицы захихикали. Селеста ткнула когтем в сторону лотка:
— Иди к троллю, двуногая. Его мороженое хотя бы заглушит твой голод.
Я обернулась. За прилавком стоял тролль — три метра роста, кожа, точно кора дерева, и фартук с надписью «Мороженое „Лава“». На лотке дымились стаканчики с десертом, который выглядел так, будто его вынули из вулкана.
— Попробуешь? — он ткнул лопаткой в мою сторону. — Пепло-ваниль. Новый вкус.
— Эм… Сколько? — я похлопала по карману. Кредитка на месте, но Visa тут явно не котировалась.
Тролль нахмурился, отчего его лоб потрескался, как глина на солнце.
— Две пряди волос. Из них верёвки вяжут. Для русалочьих сетей.
Я посмотрела на русалку у соседнего лотка — она торговала разноцветными ракушками и бросала на тролля взгляд, полный презрения.
— Моих волос? — уточнила я, отступая.
— А чьих ещё? — он фыркнул, и из ноздрей выпал уголёк. — Ладно, для новенькой — одна прядь. И скажи спасибо, что не прошу зуб.
Желудок заурчал снова. Я вздохнула, взяла ножницы с прилавка и отрезала локон. Тролль ловко скрутил его в жгут, сунул за ухо и гордо заявил:
— Меня, кстати, зовут Гром. Запомни, если вернёшься за добавкой. — Держи, — он протянул стаканчик.
Десерт дымился и пах корицей с чем-то острым. Я лизнула — вкус был как тёплое облако, сладкое и пряное, с лёгкой искрой.
— Это… невероятно, — вырвалось у меня.
— Ещё бы, — Гром надул грудь. — Даже феи плачут от моего рецепта.
Вдруг из десерта выпрыгнул крошечный огненный слизень и шмыгнул в песок.
— Эй! — я отпрянула.
— Саламандра, — пояснил Гром, почесав бороду. — Для аромата. Бесплатно.
Я покачала головой. День первый в этом мире: продала волосы за десерт и чуть не съела саламандру. Но если браслет меня сюда закинул, может, он знает, как вернуться? Я покрутила бусины, но они лишь нагрелись сильнее. Никаких подсказок.
Сунулась к лотку с ракушками, где русалка в переднике нахваливала свой товар.
— Сколько стоит? — спросила я, нащупав в кармане еще и купюру. Вдруг получится?
Однако все было иначе.
— Деньги? ДЕНЬГИ?! — заорала она, размахивая лапами. — Это оскорбление! В Тенебрисе платят товаром или услугами, чужеземка!
Толпа обернулась, кто-то захихикал, а я почувствовала, как щёки горят.
—Ладно, ладно! — пробормотала я, и поспешила скрыться, пока не обрела проблем.
Пошла в сторону города.
Ветер принёс аромат жареных орехов и карамели. За дюнами виднелись крыши городка — остроконечные, яркие, будто их раскрашивал ребёнок с безлимитным запасом красок. Тропинка, усыпанная раковинами, вела туда. Они шептались: «Новенькая!», «Без хвоста!»
Я закатила глаза — местные сплетницы.
В городке кипела жизнь. Вывески гласили: «Зелья для ленивых: усни за миг!» и «Гоблин Джек чинит всё, кроме магии».
У прилавка с мороженным!
Воздух в тюрьме «Чёрный Клык» пропах безнадёжностью с лёгким привкусом серы — словно кто-то пытался замаскировать тоску самым паршивым освежителем. Моя камера — ржавая железная клетка с полом, где дыр было больше, чем металла, — висела над бурлящей лавовой ямой. Раскалённое сияние окрашивало стены в оранжево-красные тона, слишком яркие даже для демонического вкуса. На камнях виднелись надписи от прежних узников: «Барто был здесь — беги!» и «Лава — прелесть, Фрида». Похоже, местные граффитисты черпали вдохновение в хаосе и дурных каламбурах.
Я прислонилась к прутьям, глядя на стражника — тощего тролля с лицом, словно камень, проигравший в кулачном бою.
— Эй, как тут с удобствами? — крикнула я. — Или вы надеетесь, что я спрыгну в лаву, чтобы не воняло?
Тролль даже не поднял глаз, занятый шлифовкой ногтя ржавым напильником.
— Туалет — раз в неделю. Терпи или прыгай.
— Мило расписали, — огрызнулась я. — Что дальше? Понедельник — экскурсия к лаве, среда — похлёбка из пауков, а суббота — прыжки через трещины?
Он зевнул, показав зубы, которые, кажется, мечтали сбежать из его рта.
— Трынди дальше — накину срок за раздражение.
Я сжала прутья. Злость кипела, как лава внизу. Всё началось с дурацкого доброго дела. Я оттащила старушку с пути телеги, а оказалось, что та принадлежала важному гоблину-торговцу. В Тенебрисе «помеха торговле» — преступление, за которое сажают. Мне влепили кучу обвинений — похоже, по году за каждую помятую капусту. Логика? Ноль. Абсурд? Через край. Добро пожаловать в мир, где справедливость гнётся, как крыша из перьев гарпии.
— Я спасла жизнь! — рявкнула я, надеясь, что тролль хоть раз прислушается. — Это что, не в счёт?
Он почесал ухо, высекая искры.
— Жизнь? Ты не гражданка Тенебриса. Чужеземка. Не считается.
Дверь камеры скрипнула, и вошёл другой стражник — повыше, в доспехах с гербом Тенебриса: дракон, жующий луну, словно местные твари сидели на диете.
— Генерал хочет её видеть.
Я вскочила, чуть не угодив ногой в дыру.
— Наконец-то кто-то с мозгами? Или у вас все начальники — огры с громкими званиями?
Стражник хохотнул.
— Генерал тебя на обед слопает.
— Надеюсь, я ему желудок испорчу, — буркнула я, шагая за ним по извилистым коридорам. В голове крутилось: может, получится разговорить генерала или хотя бы выпросить автограф, пока он не вернёт меня к лаве. Но у дверей его кабинета я замерла. Табличка гласила: «Жалобы — вулкану. Предложения — дракону. Нытьё под запретом».
Кабинет генерала выглядел как мечта полководца из модного журнала. Стены увешаны картами, где метки двигались, словно играли в шахматы сами с собой. На огромном дубовом столе, среди бумаг, притаилась фигурка дракончика, сердито пялившаяся на кипу отчётов, будто мечтала их поджечь. В центре всего — он сам: генерал Альтэр Виридис Редмонт, если верить табличке, где еще значилось: «Не кормить, не гладить, не воспевать его скулы».
Он развалился в кресле, не удостоив взглядом, когда меня втолкнули внутрь. Высокий, широкоплечий, с лицом, вырезанным для статуй — острый подбородок, губы сжаты, словно он отточил искусство пугать одним видом. Когда он наконец посмотрел на меня, его ледяные глаза могли бы заморозить лаву. Хорошо, что я не поэтесса, а то уже строчила бы оды его безупречному мундиру.
— Нарушительница, — произнёс он голосом, гладким, как бархат, но тяжёлым, как топор палача. — Тебя обвиняют в срыве торговли.
— Скорее, в срыве вашего дня, и меня зовут Анастасия! Настя, — выпалила я, пока мозг не успел затормозить. — Простите, это комплимент. Вы умеете заставлять людей чувствовать себя снежинками у горна.
Его бровь дрогнула, а перо в руке хрустнуло, предостерегая.
— Закон гласит: торговые телеги — в приоритете. Твоя выходка…
— Приоритет над жизнью? — я шагнула вперёд, поддавшись безрассудной смелости. — Если я уведу ваш кинжал, он тоже будет важнее моей шеи?
Его губы чуть дёрнулись. Он встал, и я поняла: местные мундиры — не одежда, а стиль жизни. Ткань облегала его, будто сшитая магами, ненавидящими лишние нитки.
— Ты не в своём мире, — сказал он, подходя ближе. Его запах — морозное утро, старые книги и что-то до ужаса дорогое — ударил, как заклинание. — Твои подвиги тут не в цене.
Дверь с треском распахнулась, и влетела Марта — та самая старушка, похожая на пекаря, готового воевать мукой. Стражники пытались её остановить, но она протиснулась, шмякнув дымящийся пирог прямо на бумаги с пометкой «Срочно: набеги гоблинов».
— Альтэр, ты ледяной ворчун! — гаркнула она. — Травишь мою спасительницу? Она тебе в пару — упрямая, как твои патлы!
Генерал побледнел, будто его мраморный бюст в углу взял верх. Я же внезапно увлеклась узорами на потолке.
— Марта, — прорычал он, — твои шутки хуже её проступка.
Марта заплясала вокруг нас, не унимаясь.
— Гляньте! Искры летят! Что дальше, Альтэр? Фейерверк? Или твоё сердце наконец оттаивает?
Он глянул на карманные часы, явно прикидывая, сколько законов нарушила Марта. Но когда его взгляд скользнул ко мне, в нём мелькнуло что-то новое — любопытство, словно я была загадкой, которую он не мог разгадать.
Вот так мы оказались в ловушке! Клетка, лава, и надписи на стене)
— Спасибо, — выдохнула я, когда мы вышли из тюрьмы «Чёрный Клык», похожей на старый замок с покосившимися башнями. Солнце слепило, и его тепло после мрака камеры казалось почти чужим. Мы шагали по пыльной тропе, и я то и дело оглядывалась, словно ожидая, что стражники передумают.
— Вы рисковали ради меня, Марта. Почему? Это что, местное хобби — вытаскивать иномирянок из бед?
Марта остановилась, поправила платок, из-под которого выбивался седой локон, и хитро улыбнулась, будто спрятала козырную карту в рукаве.
— Потому что ты, девочка, первая за долгие годы, кто кинулся спасать старую Марту. Другие бы прошли мимо или записали в магический свиток с пометкой «потом разберёмся».
Я смутилась, чувствуя, как щёки горят. Этот странный мир, полный нелепых законов, вдруг подарил мне союзницу — бойкую старушку с талантом к выпечке и авантюрам.
— Но я даже не знаю, кто вы…
— А я тебя приметила, — Марта вытащила из кармана потрёпанный листок, будто его не раз роняли в суп. Это был рецепт, старый, с выцветшими чернилами и подозрительными пятнами. — Видала, как ты спорила с троллем за мороженое. Не каждый отважится торговаться с таким упрямцем. А твоя причёска… скажем, она говорит о смелости. Или о плохих ножницах.
Я коснулась торчащей пряди — да, подстричься ради еды было не лучшей идеей, но голод диктовал свои правила.
— Вы за мной следили? — удивилась я. — Или тут все бабушки — шпионы с пирогами наперевес?
— Назови это чутьём, — Марта сунула мне рецепт с такой решимостью, будто передавала ключ от сокровищницы. — Мой прадед записал это двести лет назад. «Суп для храбрецов». Говорят, он даёт силы даже тем, кто еле дышит. Но никто не берётся готовить — слишком много перца-дракона. И слишком мало тех, кто не боится огня.
Я развернула листок. Список ингредиентов звучал как загадка: «лунный лук, пепел саламандры, щепотка отваги».
— Лунный лук — это который светится? — уточнила я. — А отвагу я, похоже, уже потратила, когда полезла в эту передрягу.
— Вот это мне в тебе нравится! — Марта хлопнула в ладоши. — Моя таверна «Драконий Зев» на ладан дышит. Гости разбежались, как гоблины от налогов. А ты… — она ткнула в рецепт, — у тебя искра в глазах. И руки, готовые за дело взяться.
Я замерла. В голове вихрем пронеслось: «Я в чужом мире. Только что выбралась из тюрьмы. А эта старушка верит, что я сварю суп из пепла и магии. Может, я и правда чокнулась?» Но что-то в её словах зацепило. После камеры и допросов я хотела доказать — себе, Тенебрису, да хоть местным крысам, — что могу быть больше, чем «чужеземкой».
— Вы серьёзно? — спросила я, чувствуя, как листок дрожит в моих руках. — Магия? Я даже не знаю, где искать этот лук. Может, в лавке «Всё для магов-неудачников»?
— На то и приключение! — Марта схватила меня за руку и потащила по узким улочкам, где дома жались друг к другу, будто делились сплетнями. — В подвале таверны у меня припасы — всякое разное. И крыса там живёт, Фелиция. Кусается, если сыра не дать. Любит эльфийский, с плесенью.
Я глянула на рецепт, потом на её лукавую улыбку. Что-то в этом безумии казалось… верным. Словно мир шептал: «Давай, попробуй. Хуже клетки над лавой не будет».
— Ладно, — вздохнула я, уже предвкушая, как влипну в новую авантюру. — Но если суп меня прикончит, похороните с ложкой. И напишите: «Она переперчила свою судьбу».
— Идёт! — Марта расхохоталась так, что с крыши вспорхнула ворона, пробормотав что-то грубое. — А теперь за мной. В таверне ждёт сюрприз.
— Сюрприз? — насторожилась я. — Если это ещё один стражник с ордером, я требую огнеупорный фартук.
— Не-а, — она подмигнула. — Печь, которая иногда искры мечет. Идеально для стряпни… или для отпугивания сборщиков налогов.
Я покачала головой, но губы сами растянулись в улыбке. Тюрьма, генерал, дурацкие законы — всё это отошло на второй план. Впереди ждала таверна, где, судя по всему, даже кастрюли могли взбунтоваться.
Обернувшись, я заметила Альтэра на ступенях тюрьмы. Его силуэт чётко вырисовывался на фоне заката, мундир словно впитал последние лучи. Даже издалека я ощутила его взгляд — холодный, настороженный, с лёгким намёком на интерес. Он чуть наклонил голову, будто запоминая меня.
«Пялься сколько влезет, — подумала я. — У меня теперь есть дела поважнее твоих уставов. Например, крыса с сырными пристрастиями и суп, который, возможно, подожжёт полгорода».
— Не заглядывайся, — хмыкнула Марта, дёрнув меня за рукав. — Он ещё дуется из-за моего пирога.
— А что с ним было? — полюбопытствовала я.
— Щепотка драконьего перца, — хихикнула она. — После нашего ухода он чуток попыхтел дымком. Ну и что? Зато весело, как на ярмарке!
Болтая о перце и магических промахах, мы шагали к «Драконьему Зеву» — таверне с покосившимися стенами, которые будто шептали: «Заходи, если не боишься кулинарных подвигов». В руке я сжимала рецепт, пахнущий тайнами и риском. Новый старт. Или новая беда. Но в Тенебрисе, похоже, всё так и начиналось.
А Марта ничего такая! Шустрая бабуля)