Отпускай

После праздника

Холодный ветер гонял по асфальту конфетти. Город пустовал, редкие люди цепляли их ногами, и раздраженно проходили мимо. Только вчера здесь был праздник. Вчера тут толпились горожане, громыхали хлопушки, а теперь пустота. Пасмурный свет лился сквозь высокие облака, но никто не мерз. Дождя не собиралось. Термометр замер на отметке в двадцать четыре градуса по Цельсию.

Однако, она чуть ежилась, пока шла вдоль тротуара. Не из-за холода, скорее, рефлекторно. Завидев впереди лавочку, облегченно улыбнулась, и попыталась прибавить шаг. Можно присесть, и отдохнуть.

Короткое белое платье коснулось холодной деревянной лавки, и девушка села. По дороге домой она помнила каждую лавочку. Каждый выступ, каждые порожки. И даже считала шаги от одного места отдыха, до другого. Серые, русые волосы выгорели на весеннем солнце, и теперь с копной мешались белесые пряди. Серо-голубые глаза безучастно скользили по пустому асфальту, все еще никого. Она любила гулять. Настолько, что всякий раз игнорировала состояние здоровья, чтобы пройтись. Однако, после таких прогулок даже становилось легче. На какое-то время.

- Мисс Фастер! – Вдруг послышалось сзади. – Вы, сколько дней я вас тут не видела! Ну, как вы? Как ваше здоровье?! – Откуда не возьмись, к лавке вышла улыбчивая, румяная женщина в одноразовых целлофановых перчатках, и в белом фартучке. Тотчас в воздухе запахло сахаром, булочками, но этот запах сразу развеял откуда-то налетевший сквозняк.

- Миссис Хорнсби... – Девушка улыбнулась в ответ. – Я думала зайти к вам в пекарню, но каждый раз забываю. Извините. – Взгляд скользнул куда-то в сторону. Судя по всему, пекарня находилась в паре шагов, и продавщица просто вышла проветриться.

- Да уж месяц как забываешь! Ладно. Как сама? Как твои ножки?

- Нормально, в общем. – Фастер поежилась и потупила глаза. – Сойдет. Хуже не становится.

- Все время забываю, что у тебя с ними. – Лицо женщины становилось неловким. Она явно не хотела задавать этот вопрос, но любопытство оказалось сильнее такта. – Прости, вопрос неприятный, наверно…

- Нет, ничего, все это спрашивают. – Девушка пожала плечами. – Мышечная дистрофия Беккера. Руки еще ничего, нормально, а ходить тяжеловато бывает. Но я привыкла, правда. – На губах мелькнула мягкая усмешка. – Только не жалейте, прошу вас. В такие моменты хочется провалиться сквозь землю.

- И не думала! – Миссис Хорнсби похлопала длинными, тяжело накрашенными ресницами. – Я бы не хотела, чтобы меня в таком положении жалели, и сама не буду. А как… жених твой? – Взгляд становился хитрым. – Тоже давно его не видела. Раньше ходили вдвоем, а тут ни тебя, ни его…

- Он очень много работает. – Фастер поджала подол льняного платья. – Дома в последнее время его практически нет. Много заказов.

- Заказов? А кем он у тебя работает? Выглядел как уважаемый человек… Родители, наверно, с достатком, да?

- Да как вам сказать. – Девушка вновь поежилась. – Мы с ним из детского дома. Из одного детского дома, так что… нет. Он все сам. Инженер-проектировщик. Два года назад открыл свою фирму, и дела в гору пошли.

- Обалдеть! – Женщина широко раскрыла глаза и ресницы, казалось, прилипли к верхним векам. – Вы с ним погодки, получается?! Такой молодой, и уже своя фирма?!

- Нет, не погодки. Мне двадцать два, ему двадцать восемь. – Фастер выдохнула, и посмотрела на светлое, белое небо. – Он очень обо мне заботился, когда мы были детьми. Защищал меня от нападок. Помогал. А когда ему исполнилось восемнадцать, и он поступил в университет… все равно приходил. Каждую неделю. Сладости приносил, подарки, одежду. Каждую неделю, все время был рядом. – Губы исказились в мягкой, благодарной улыбке. – Не знаю, как бы я без него. Сам жил на стипендию в общежитии, ночами работал, и приходил ко мне. Приносил столько всего… пока я не выросла. А затем мы стали жить вместе. Как-то… вот так.

- Вот это романтика!! – Миссис Хорнсби мечтательно прикрыла глаза. – А вы, выходит, женаты? Или еще нет?

- Нет, не женаты. – Девушка сильнее сжала подол платья. – Детский дом дал мне крохотную квартирку на окраине города, но я… её продала. Мы решили построить вместе дом. Нейтан сам его спроектировал… закупал материалы, сам строил. На наши совместные деньги от двух проданных квартир. Он все делал, а я ему помогала. По мере сил… иногда мы даже спали на этой стройке. Летом, чтобы не тратить деньги на общежитие. Но сейчас… сейчас все изменилось. У него своя фирма. Представляете, на него работают пол сотни человек. Инженеры-строители, дизайнеры, другие проектировщики. Бухгалтеры. Он делал развязку на восьмой улице у нас в городе… заказы из мэрии приходят практически каждый месяц. Мы… больше не бедные люди, так-то. – Фастер не знала, зачем сейчас рассказывала все это обыкновенной продавщице из пекарни. Однако эта продавщица, судя по всему, считала ее подругой, и совсем не удивлялась излиянию души хромой девушки.

- Так почему не женитесь до сих пор?! – Хорнсби недоуменно подняла брови.

- Ну. – Фастер потупила глаза. – На самом деле я не знаю. Он все время говорит «позже». Говорит, что сейчас не до этого. Нет времени готовить торжество, слишком много работы. Да и в браке… он не был особо заинтересован, не знаю, почему. Не хочет детей, но оно и понятно. Отмахивается, когда я говорю про брак.

- И тебя это не настораживает? – Женщина от удивления едва не открыла рот. – Ничего… не смущает?

Болезнь слепой веры

Ей никогда не давали двадцать два. Обычно пятнадцать, или шестнадцать, а когда узнавали об её настоящем возрасте, долго смеялись. Со своей дистрофией Эмма сама походила на куклу, одежду для которых шила. Довольно хрупкая, бледная. С вечно болезненными, красными губами от постоянных закусываний, словно у нее температура, и сизыми синяками под глазами. Длинные, черные ресницы казались приклеенными, даже когда Фастер была ребенком. Однако, её внешностью отнюдь не восхищались.

От нее шарахались. Все время уточняли: «девушка, вам плохо? У вас упало давление? Вы чем-то болеете?». Она совсем не производила впечатление роковой красотки. А еще не производила впечатление здоровой, спортивной леди. Скорее уж... она походила на кого-то, кого заперли в подвале со старыми платьями лет на десять. И мало того, что она побледнела сама, так еще и впитала образ этих платьев. Человека, которого снесет ветром при любом сквозняке.

А еще школьницы, которая бесстыже прогуливала уроки. Возраст выдавала лишь морщинка меж бровями, и кривая, ироничная усмешка на подобные замечания.

Нейтан только смеялся, и говорил: «не обращай внимания». Однако, не отрицал посыла этих замечаний. Как-то странно пожимал плечами, а иногда даже шептал: «что есть – то есть».

Эмма никогда не спрашивала, нравилось ли это ему. Потому что чужая хрупкость, особенно нарочитая нравилась далеко не всем. Как и далеко не всем нравились девушки, лицом и фигурой напоминающие восьмиклассниц. А в тусклом освящении – кукол. Фарфоровых, словно из прошло века. Спрашивать такое… ей было просто страшно. Вдруг Нейт скажет то, что ей не хотелось бы слышать? Вдруг что-то вроде: «я принимаю тебя такой, какая ты есть».

Ведь слово «принимаю» очень далеко от слова «люблю». На самом деле.

На самом деле болезненная восьмиклассница рядом с высоким, спортивным, красивым… импозантным мужчиной смотрелась так себе, Фастер и сама это понимала. Но он был её. А она – его. Такая, какая есть. Его, и больше ничья. Только ему посвящались все мечты. Ему принадлежало маленькое, клокочущее сердце. Ради него она могла бы попытаться примерить какой угодно стиль. Выглядеть так, как он бы просил. Только… он не просил. Никогда.

Дни безответно, молчаливо сменяли друг друга, один за другим. Казалось, безо всяких изменений.

Белое небо стало привычным для этих краев. Как и периодические теплые дожди, которые ливнем опускались на город. Иногда. Чаще здесь просто было тепло и светло, правда без солнца. Эмме нравилась такая погода. Или же… она к ней привыкла. Сложно сказать.

Ноги подгибались без, хотя бы, небольшого отдыха, но она продолжала идти. Уже второй день по городу носило остатки конфетти, хотя теперь их стало заметно меньше. Многие втоптали в асфальт безжалостные ботинки. Затем… их сметали метла дворников, и из милых цветных бумажек они быстро превращались в дорожную грязь.

Когда кто-то кого-то топчет, оно быстро превращается в грязь.

Когда Фастер отходила от своего привычного маршрута, то делала это на свой страх и риск. Вдруг присесть будет негде? Постоянно она пыталась дойти до работы Нейта, и никогда не получалось. Не потому, что она была далеко, нет. Близко. Просто по дороге туда не было ни одной лавки. И вот, стиснув зубы, Эмма вновь попыталась попробовать дойти. Несмотря на боль в мышцах ног. Она раз за разом испытывала боль, и раз за разом надеялась на другой результат.

Вдруг однажды у нее получился.

Вдруг однажды, после многих попыток краха она, наконец, станет достаточно сильной, чтобы дойти. Нейт называл это самообманом. А она – упорством.

Сегодня зашла как никогда далеко. И сердце сжималось от радости. Даже если не будет сил идти назад, сядет у клумбы, и будет его ждать. С лучистым, победным лицом скажет, что у нее получилось. И получится снова, потому что она редко сдавалась.

Однако, подняв глаза, девушка резко остановилась. Встала как вкопанная посреди тротуара, сузила глаза, и нервно сглотнула.

Его не нужно будет ждать. Мужчина стоял у входа в светлое, четырехэтажное здание, в котором работал, прямо у белесых раздвижных дверей. Очевидно, улыбался. Что-то говорил девушке с короткой аккуратной стрижкой на каштановых волосах. Протянул ей кофе. Кофе? Должно быть, это было оно.

Эмма почувствовала, как тяжелый, внезапный страх сковывал все внутри. По спине поползли мурашки, а внутренние органы словно внезапно упали вниз, и в одночасье перестали функционировать. На лбу появился пот, а на губах нервная улыбка. Просто коллега, мало ли. Просто заказчица, беспокоиться не о чем.

Ко входу подъехало такси. Посинело в глазах, когда Нейт наклонился над лицом незнакомки, и… поцеловал её? Да? Нет? Показалось? Из-за машины почти ничего не видно. Только, как мужчина её приобнял. Открыл перед ней дверь, а следом сел сам. Фастер чувствовала, как дрожали губы. Тряслись, и становились влажными ресницы. Скорее всего, она что-то не так поняла. Быть может, это двоюродная сестра, которая нашлась, после стольких лет, и он поцеловал её в щеку. А, может, вообще не целовал, и ей просто показалось.

Когда такси проезжало мимо, Эмма тут же отвернулась и склонила голову, затем проводила мертвым взглядом удаляющийся автомобиль. Люди в салоне смотрели друг на друга. Не на тротуар.

Ноги подкосились. Предчувствуя беду, Фастер села на бордюр клумбы. Колени дрожали, и были не в состоянии больше её держать. Она тяжело выдохнула, стала бледной рукой вытирать глаза. Быть того не может, это же Нейтан. Её Нейтан. Он никогда не подорвет её доверие, никогда не сделает что-то, что причинит ей боль. Может… сейчас, на входе, это был вообще не он? Обозналась? Мало ли. Однако, руки все равно тряслись, словно тело ударило током. Все будет хорошо. Он придет вечером с работы, и все ей объяснит. Еще посмеются вдвоем над разными неказистыми домыслами…

Клином свет

Он со вздохом поднимался наверх. Там, на кухне… ей нужно побыть одной. Смириться. Принять. Осознать реальность, в которой она теперь находится. Вытереть слезы, и подумать. Подумать о том, что они никогда не были парой. Лишь названными братом и сестрой.

Однако, что-то в душе свербело. Оставался чудовищный, мерзкий осадок. Все же… больная, итак обиженная судьбой девочка не заслуживала того, чтобы с ней это происходило. Не заслуживала внезапного краха, и таких страданий, Нейт прекрасно это понимал. Однако, ничего не мог сделать. Её чувства принять он не мог, и не собирался себя насиловать. Ради чего? Жизнь, все же, одна. Рано или поздно, Эмма смирится. Рано или поздно ей станет легче, и она его морально отпустит. Может даже простит. А пока… пока нужно планомерно делать то, что он хотел делать. Строить свою жизнь, даже если так внезапно.

Ведь так внезапно девушка, которая была очень симпатична два месяца… вызывала интерес, порождала разного рода низменные фантазии… оказалась без жилья. Внезапно оказалась не против провести день в отеле со своим внимательным шефом, который рад был помочь. И даже согласилась… принять его помощь и пожить с ним. Согласилась на отношения после первой ночи. Могло бы так повести, если бы он просто помог с жильем? Согласилась ли она быть рядом, если бы не экстренная ситуация? Нейт не был уверен. Поэтому сцепил зубы, и очень успешно торговался с совестью. Жизнь одна, и нужно использовать такие шансы. Бороться за свое счастье, которого у него итак никогда не было.

От мысли о полугоде ухаживаний сводило зубы. Слишком долго. А тут… тут быстро.

Он устал чего-то ждать.

Чего-то…

Тьма второго этажа. На двух черных чемоданах, запыхавшись, сидела девушка с короткой стрижкой и очень светлыми, золотисто-оранжевыми, солнечными глазами. Вытирала со лба потинки рукавом элегантного, серого пиджака. Штайнер резко остановился, и брови медленно поплыли вверх:

- Как ты дотащила их сама?! И почему, зачем? Могла бы оставить снизу, я бы поднял. Или, хотя бы, попросить о помощи.

- Ну, у меня со здоровьем все в порядке. – Она доброжелательно, легко улыбнулась. – Спасибо.

- В порядке или нет, женский позвоночник не предусмотрен для поднятия таких тяжестей. – Нейт вздохнул. – Идем со мной.

Он взял её за хрупкую руку, затем зашел в спальню, и тут же начал снимать постельное белье, на котором несколько часов назад спала его «сестра». Его, теперь уже бывшая девушка.

- Балдахин. – Обескураженно прошептала Белита. – Ничего себе. Да, здесь действительно шикарно. Удобно, наверно, когда хочется света, но не хочется, чтобы слепило. Удобно, и красиво.

- В каком-то роде. – Штайнер недоуменно пожал плечами. На самом деле балдахин хотела Эмма, а он просто согласился и кивнул. Но своей дорогой гостье он в любом случае об этом не скажет.

- Ты ей все сказал, да? – Тихо спросила та, глядя куда-то в сторону. – И что она сказала? Как долго… будет здесь?

- Ничего, толком, не сказала. А что она в такой ситуации может сказать? – Мужчина вздохнул, и покачал головой. – Мне жаль её. Но у меня нет двух жизней, чтобы одну из них полностью посвятить ей. Она должна это понять. Как долго, я не могу сказать. Буду искать ей достойное жилье неподалеку от моей работы, буду смотреть. Как только что-нибудь появится, сниму ей квартиру.

- А зачем такие узкие рамки? – Белита непонимающе подняла брови. – В городе куча квартир, можно просто снять, ну, приемлемую. Где будет, там и снять. Откуда такие сложности?

- Послушай. – Нейтан выдохнул и сжал зубы. – В любом случае, даже когда она съедет, продукты мне ей носить. И все… прочее, сама она не дотащит даже буханку хлеба и палку колбасы. И мне будет удобно ехать не на другой конец города, чтобы привести ей эту колбасу, а зайти с работы.

- Ну, на это же есть социальные службы. – Девушка потупила глаза. – Ты сам сказал, она не маленькая…

- Послушай. – Молодой человек сильнее стиснул челюсти. – Я говорил тебе ранее, и скажу еще раз десять, если будет нужно. Она мне как сестра. Как родная сестра. Родную сестру я не брошу на попечение государства, даже если сам буду голодать. Не поднимай больше эту тему, пожалуйста. Просто представь, что у меня есть сестра, которая пока живет здесь, и закроем это.

- Я поняла. – Белита вздохнула. – Мне тут разобрать вещи?

- Тут мы будем спать, это спальня. – Штайнер улыбнулся. – Твоя комната напротив. Моя – в конце коридора. А левее, за стеной живет Эмма. Там её вещи, швейная машинка, и все прочее. Я думал постелить ей в гостевой, но, наверно, она захочет остаться у себя.

- Да уж, ситуация. – Девушка села на кровать, и все еще рассматривала балдахин. – Вообще шикарно тут. А детскую планировал где-нибудь?

- Если честно, я в ближайшее время не хотел заводить детей. – Улыбка становилась пластмассовой. – У меня еще жены, толком, не было. Отношений для себя, а не для кого-то еще. Если однажды я решу завести ребенка, можно будет переоборудовать одну из гостевых. Но этого точно будет не раньше следующих двух-четырех лет.

- Как прямолинейно. – Кин ответила ему взаимной улыбкой. – Ну что ж, ладно, я тоже никуда не тороплюсь. Просто… всякое может случиться. Мало ли. Беременность не спрашивает, хочешь ты заводить детей, или нет. Она просто случается, и все.

Фарш эмоциональной мясорубки

Когда она вновь смогла разлепить глаза, за окном клубилась непроглядная тьма. В ночи вырисовывались очертания знакомого, привычного шкафа, письменного столика. Высоких, кукольных манекенов, и швейной машинки. На лбу тут же проступала испарина. Приснилось?!

Эмма вскочила с узкого дивана, и осмотрелась. Никого. Однако, рука в локте была наспех перехвачена эластичным бинтом. Ей делали укол? Несколько… уколов?

Не помня себя, девушка выскочила в коридор. Сердце билось где-то в глотке, и мешало дышать. Оказавшись в коридоре, Фастер тут же столкнулась взглядом с молодой особой в белом, махровом халате, которая придерживала на голове полотенце.

- Здравствуйте. – Тихо произнесла она. – Меня зовут Белита Кин. Вы меня помните? – Взгляд становился испытывающим.

- Помню. – Одними губами ответила Эмма, и отшатнулась. Вновь мир рядом потрескался, словно старая, неказистая фреска и рухнул, не оставив надежд на иллюзию. На плохой сон.

- Вы упали в обморок утром. – Девушка едва заметно закатила глаза. – И тяжело приходили в себя. Сейчас вам лучше?

- В обморок. – Словно зачарованная, повторила Фастер. – Вы, вы…

- Я девушка вашего… бывшего. – Ей явно не нравилось это говорить, и Бел чуть ли не выдавливала из себя слова. – Вы расстались, вы помните?

- Д-да. – Ком в горле разрастался.

- Так вот, давайте мы с вами сразу все проясним. Я – теперь его новая, полноправная девушка. Прошу вас, не вешайтесь на Нейта, и не устраивайте истерик, как сегодня. Ни ему, ни мне это не будет приятно, так скажем. – Вздох. – Я понимаю, вам плохо, и все прочее. Но не пытайтесь больше к нему подмазываться, лезть обниматься, или вроде того. Он дал вам понять, что никогда не был в вас влюблен. Помните это, пожалуйста, когда будете говорить с ним. Помните, и стройте свое поведение сходя из этого. Нейт помогает вам… по доброте душевной. Будьте благодарны ему за эту доброту, и не ломайте ему его новую жизнь своим вниманием. Мы с вами взрослые люди, так ведь? Да, вас бросили, но ведите себя достойно. А то… я видела, на что вы горазды. Рыдали на весь дом, как маленькая девочка. Никто на такие провокации вестись не будет.

- Я. – Эмма снова чувствовала, как снова намокали глаза, но сжала зубы, и, через силу, проглотила ком. Только не здесь, не при ней. – Я не так уж и часто плачу. – Ладони сжались в кулаки. – Сегодня у меня были причины рыдать.

- Я надеюсь, что не часто, иначе дом превратится в цирк печального клоуна. – Кин сузила глаза. Казалось, несмотря на все, что было сделано или сказано, она все равно воспринимала хромую девушку как соперницу. Все равно.

- Не превратится. – Тихо ответила Фастер. – Не смейте так со мной говорить. Нравится вам это или нет, я здесь живу. – Голос едва не срывался.

- Это пока. – Белита продолжала прищуриваться, пока веки не сомкнулись. – Спокойной ночи, мисс Фастер.

Она прошла вдоль по тусклому коридору. Только сейчас Эмма смогла её по-настоящему рассмотреть, и глаза вновь заволакивала прозрачная пелена. Красивая, иначе и быть не могло. Блестящие, ухоженные волосы, которые двумя прядями выбивались из-под полотенца. Мягкая кожа, маленький, чуть вдернутый, женственный носик. Пухлые губы, солнечные глаза. Ну не картинка ли? Фигуристая, спортивная, грациозная. Её рука со сдержанным маникюром осторожно коснулась спальни, где еще ночь назад спала Фастер, и красавица тут же скрылась в комнате. Отдаленно послышался тихий мужской голос.

Вот какие женщины на самом деле нравились Нейту. Не восьмиклассницы.

Фастер всхлипнула. Отчего-то в этот раз она держалась, чтобы не разрыдаться снова. Медленно вернулась к себе во мрачную комнату с узким, коротким диваном, и обреченно на него прилегла. Затем стала заворачиваться в колючий, белый, но за то теплый плед. Почему-то в голове сейчас не было ни одной мысли. Словно девушку вырвали из реальности, в одночасье разрушили все прошлые уверения и догмы. Разрушили планы, мечты. Желания и стремления. Больше ничего не было, пустота. Пустота, которая играючи танцевала на нервах, и заставляла сердце биться в ритме тахикардии.

Пустота. Что теперь будет? Он сказал, снимет квартиру. Значит, она будет жить одна. Сама как-то готовить себе еду, перестилать постель. Сама как-то… за собой ухаживать. Однако, почему-то, все это не пугало. Ничего страшного, можно заваривать лапшу. Есть сырые овощи, колбасу. Еду для микроволновки. Ничего страшного, она справится. Да и постель… потихоньку можно заправить. Если одеяло будет маленьким, приноровиться не так уж и сложно. А с подушками она справится на раз-два.

Это не пугало. Пугал тот факт, что он будет приносить ей еду. Смотреть в глаза. Платить коммунальные услуги, и все прочее. А она… будет видеть его лицо. То, которое любила больше всего, и до которого больше никогда не сможет дотянуться. Лицо самого лучшего на свете человека, холодное и пустое. Равнодушное и отчужденное.

Казалось, если она не будет видеть его совсем, будет адски больно. Но видеть таким… тоже. Не лучше и не хуже. Все больно. Настолько, что хотелось сломать то, на чем стоял свет. В одночасье забыться. Исчезнуть.

В следующую секунду Фастер вздрогнула, и широко раскрыла глаза. Казалось, за стеной послышала тяжелый, женский стон. По телу тут же поползли мурашки, а влага из без того мокрых глаз полилась на плед. Еще стон. Опять. Эмма схватилась за лицо и, все-таки, тихо разрыдалась. Тихо, чтобы никто не слышал. Чтобы её не посчитали печальным клоуном.

Лезвия сломленных чувств

- Скажи, ты теперь нарочно будешь создавать мне проблемы, да? – Нейт раздраженно развязывал галстук у крупного зеркала в коридоре. – Вечер, а тебя нет. Я хотел идти искать, даже не стал раздеваться. Думал, не случилось ли чего. Нельзя было оставить записку? Или зарядить вовремя телефон, чтобы он не садился в неподходящий момент? – Рычал мужчина, таращась в темноте на бледный худой силуэт. – Ты обедала? Ужинала? Твою мать, я готовлю еду, чтобы выбрасывать, или что? Имей уважение её съедать, раз я взялся тебе готовить.

- Не готовь в ближайшее время. У меня нет аппетита. А если, вдруг, появится, я сделаю себе бутерброд, или куплю булочку с мясом. – Эмма сдвинула брови, и отступила на шаг назад. Снова этот тон, который она не узнавала. Тон человека… который не любил её даже близко. Просто теперь ему не было смысла скрывать это.

- Хочешь посадить себе желудок? – Нейт хотел съязвить, но взял себя в руки.

- Ты итак хотел снять мне квартиру. Значит, я в любом случае буду есть там, что придется. Зачем тогда сейчас ныть об этом? – Фастер сжала кулаки и опустила голову. – Или ты намерен варить супы, и таскать мне их туда?

- Может быть. – Процедил Штайнер. – Ты еще не на съемной квартире. Будь добра уважать мой труд, раз я взялся что-то для тебя делать.

- Так не берись. – Тихо ответила Эмма. – Мне ничего не нужно.

- Так. – Молодой человек стиснул зубы, и со злобой сорвал с шеи галстук. – Хватит строить из себя неизвестно кого. Еще успеешь пожить одна и посидеть на бутербродах, не волнуйся. А пока – уважай мой гребаный труд. Ничего не можешь сама – уважай чужой. А если так уж хочется истерить, то как-нибудь по-другому, чтобы я не переводил продукты. – Он резко повернулся, схватил сожительницу за талию, и потащил к лестнице.

- Нейт, ты совсем съехал?! Пусти!! – Эмма схватилась ладонями за прохладную, стальную руку, и попыталась её от себя отодрать. Снова начинали намокать ресницы. – Что хоть ты делаешь?!

- Поднимаю тебя наверх. – Сквозь зубы прошипел тот. – Или что, будешь спать внизу?

- Я не собиралась сейчас идти наверх!! – Закричала Фастер, и мужчина тут же её отпустил. На ватных ногах девушка зашаталась, и чуть было не упала на колени, однако тот схватил её за сарафан и удержал стоя. Послышался звук рвущейся ткани.

- Я не буду вечность тут стоять, и ждать, пока ты созреешь подняться. – Со злобой продолжал шептать он.

- Не надо надо мной стоять. – Голос дрожал. Она попятилась. – Не надо. Не надо меня хватать. Иди, куда тебе нужно. – Эмма изо всех сил сжала зубы, чтобы не разрыдаться, но слезы все равно капали с ресниц. Ей казалось, в темноте их нет было видно.

- Ладно. – Штайнер выдохнул. – Надумаешь подняться – позвони.

Он медленно развернулся, и пошел наверх. Как только его темный силуэт скрылся из виду, Фастер схватилась за лицо и, все же, разрыдалась. Снова. Она не позвонит ему. Не позвонит, даже если придется ночевать на узком диване в гостиной без постельного белья и ночной сорочки. Не позвонит ни при каких обстоятельствах. Ни за что.

Даже если бы вместо дивана там был бетонный пол.

Ни за что.

Нейт тяжело дышал. Сжимал ладони в кулаки, и с досадой смотрел в пол. А куда пропала… с утра, и до самого вечера, так и не сказала. Ладно. Итак, очевидно, перегнул. Почему? Разве вообще стоило с ней… так?

Он рывком открыл дверь, и зашел в спальню. От неожиданности Белита вздрогнула, выронила пилочку для ногтей, затем медленно подняла брови.

- Ну и что там? Нашлась?

- Нашлась. – Сухо ответил Штайнер. – Не знаю, где она была, разговор у нас не задался.

- Ну… – Как только мужчина сел на постель, девушка потянулась, подалась ближе, и в одно мгновение оказалась рядом с ним. – Не задался и не задался, не трать нервы. Пусть где хочет, там и гуляет. Пришла сама? Вот и прекрасно. Если что-то пойдет не так, позвонит…

- У нее телефон сел. – Нейт выдохнул. – Раздражает такая неопрятность. Такой… пофигизм. Можно же было просто провод в розетку воткнуть, чтоб за тебя не волновались. В конце концов не здорова…

- Ну безответственная она, что теперь. – Тонкая рука скользнула по спине мужчины, и спустилась вниз. – Теперь ты не один с ней. И теперь тебе есть с кем… снимать напряжение. У тебя появился личный антидепрессант. – Кин игриво склонила голову. – Все хорошо, что хорошо кончается. Хочешь… расслабиться?

- На самом деле хочу. – Молодой человек сузил глаза и усмехнулся. – Хочу.

* * *

На улице завывал ветер, хотя дождя не наблюдалось. Отрывал листья от черных крон, и уносил их в ночь. Гонял по летним улицам, где теперь ничего не осталось от праздника. Словно праздника… вообще не было. Словно никогда не предполагалось.

Мерно звякали стрелки настенных часов. Обычно их не было слышно, но, когда комнату охватывала тишина, они начинали издавать звуки. Голос часов раздается только в тот момент, пока молчат все остальные. Раздается в самую последнюю очередь. Оттого он ассоциировался с тяжелым ожиданием. Чем-то мерзким, тягучим. С минутами, когда сказать больше нечего, а сказать что-то надо. Хотелось.

- Не звонит. – Тихо сказал Нейтан, глядя на телефон, что лежал на прикроватной тумбе. Он сидел на постели, и с каким-то странным выражением гипнотизировал мобильник, словно тот должен был с ним поздороваться, и пожелать спокойной ночи. – Я… наверно сам спущусь.

- Раз так, она хочет побыть одна. – Белита закатила глаза. – Хватит об этом думать, в конце концов… надо будет – позвонит.

- Мне кажется, я ей платье порвал. – Штайнер печально опустил взгляд. – Не знаю, что на меня нашло.

- Боже, ну порвал и порвал, у нее этих платьев целый шкаф, и все покупал ты. – Девушка нахмурилась. – Ты сам сказал, она падала. Лучше было дать ей упасть?

- Она падала, потому что я поволок её к лестнице. – Мужчина нахмурился. – Сперва пропала куда-то, ни сказав ни слова, выключила телефон. Теперь отказывается от еды, и на работе… сама знаешь, что на работе. У меня сдали нервы. Но спускать все раздражение на Эмму было низко.

Лихо

- …и чтобы я могла пойти со всеми, он таскал меня на спине. – Эмма попыталась улыбнуться, однако, уголки губ дрожали. – Как-то так было. А потом… потом он привел домой её. Сказал, что я ему как сестра. Что Бел он любит, а меня… ну… - Она опустила влажные глаза вниз. – Обо мне просто заботится. Меня ему… не знаю, жалко, наверно. Он хочет снять мне квартиру, и жить с ней. Но пока мы живем в одном доме. Я, он, и она. Не знаю, зачем я родилась. – Девушка горько усмехнулась. – Столько лет… вранья. Столько лет фальшивых улыбок. Не могу. – Она нервно сглотнула, и все еще продолжала улыбаться.

- Ни хрена себе. – Доктор Даглас сидел на скамье для жима, и круглыми, ошарашенными глазами смотрел на свою пациентку. Он явно хотел материться, но посматривал по сторонам, и держал себя в руках, со своей фирменной, нейтральной улыбкой. – То есть он ни слова не сказал, и привел домой любовницу? Любовницу, по сути, кто-то вообще называет сожительство гражданским браком.

- Вроде того. – Фастер зажмурилась, чтобы не разрыдаться. – Сказал, что у неё внезапные проблемы с жильем, и он не может оставить её на улице.

- Как интересно. – Врач склонил голову. – А тебя бросить с пустого места и оттеснить в соседнюю комнату, значит, может, да? – Он тут же спохватился и поправил очки. – Простите. Не хотел нарушать субординацию, просто вырвалось. Хотя, если хотите, можем продолжать на «ты». Что скажете? Это не критично.

- Можно и на «ты». – Эмма рассеяно пожала плечами. – Не нужно извиняться, мне нормально.

- Мужчина мечты, да уж. – Даглас закатил глаза. – Заботливый, ты говоришь? Внимательный? А что, по-твоему, хуже: такой «заботливый», но который тебя не любит, или невнимательный, но любящий? Мне просто любопытно.

- Мне не нравится этот вопрос. – Фастер подняла брови. – Разве если человек любит, он не становится внимательным? И наоборот…

- Ну, как видишь, нет. Любопытный фрукт, ничего не скажешь. – Врач резко выдохнул. – Как, ты сказала, его зовут?

- Я не говорила. – Девушка сдвинула брови. – Не думаю, что это важно.

- Ты права. – Майрон прикрыл глаза. – Просто мне… было бы безумно интересно посмотреть, как выглядит этот герой. Должно быть, презентабельно, если после предложения «пожить с моей бывшей в одном доме» не получил от своей леди пощечину. У тебя теперь забавная сожительница. Какая женщина в здравом уме пойдет на это? Что, интересно, он ей сказал? «Слушай, тут такое дело, у меня есть девушка. Гражданская жена. Но сейчас мы придем, я её быстренько брошу, и будем вместе жить». И что она ему на это ответила? «Конечно, милый, я пока в коридоре постою»?

- Понятия не имею, что он ей сказал. – Эмма сжала в руках подол сарафана. – Он… даже не знаю. Очень высокий. Аккуратный. У него высокий лоб, и прямой нос. Длинные… волосы, очень ухоженные. Лиловые глаза. Очень светлая кожа. Ходит, обычно, в рубашках или костюмах.

- Красивый, в общем. – Даглас усмехнулся. – Презентабельный. Ты не сказала, как его зовут, но так точно описала его портрет, что спутать с кем-то, если я его увижу, будет просто невозможно. – Он вздохнул. – Ты его сильно любила, да? Привязанность… к своему первому мужчине обычно довольно прочная, особенно в таком случае. Сильно, не отвечай, я вижу. – Врач как-то странно улыбнулся, затем вновь прикрыл глаза. – Вряд ли ты нуждаешься в чьих-то советах сейчас, но я скажу. Отпусти его. Он сказал, что относился к тебе, как к сестре? Тогда дай ему то, что он хочет. Относись к нему, как к брату. Всякий раз, когда его видишь, повторяй себе, что он – твой брат. А любить брата как мужчину нельзя. Ему можно пожелать счастья с другой женщиной.

- С другой? – Эмма чувствовала, как перед глазами все плыло, а в грудь словно всадили гигантское копье. Пожелать Ему счастья, пожелать любви, когда все в душе трескается и рвется. От боли, ревности, обиды. Мысль о том, как Нейт прижимает к себе другую, как смотрит на нее и говорит, что хочет, прожигала насквозь. Одна только мысль, хотелось рыдать. Фастер всеми силами избегала представлять это, а прямо сейчас перед глазами встала картина. Пуговицы с рубашки летели в сторону, он… держит её за ягодицы, притягивает к себе.

А она стонет под ним. И как именно, Эмма знала. Прямо сейчас, находясь в спортивном зале, ей хотелось заткнуть уши и закричать. Её Нейт любил только её, но «её Нейт», и Нейт настоящий – разные люди. «Её Нейт» жил только у Фастер в голове. Настоящий же снисходительно помогал подруге из детского дома, и так же снисходительно называл сестрой.

- Плохо себя чувствуешь? – С грустью спросил Даглас. – Не жди от себя… слишком много. Жизнь поступила с тобой очень жестоко, но со временем станет легче. Станет, я обещаю.

- Жизнь? – Девушка наклонилась, и вытерла слезы тыльной стороной ладони.

- Хотя бы с той позиции, что ты не можешь просто так уйти. Но твоя слабость… мы её подлечим. Из дома «брата» ты уйдешь на каблуках. И ни разу не обернешься. – Мужчина положил пациентке руку на спину, и та вздрогнула от этого прикосновения. – Ну что, начнем? Пусти свою боль во благо. Вставай и иди, а я… буду тебя поддерживать. До тех пор, пока ты сможешь идти рядом и без моей помощи. – Доктор лучисто улыбнулся, и тряхнул головой. – Ну что, начнем?

Эмма уверенно, утвердительно кивнула. Нейтан её не любит. Но неужели это означает, что без него она должна погибнуть? Как придаток-неразлучник. Зачахнуть и скорчится, словно хрупкий цветок. Кактусы… не умирают так просто. Они долго могут жить без воды, и накапливать влагу в себе, потому такие пухлые и несуразные. Но у них есть свои плюсы. Например, стойкость. Расти в тех условиях, где никакой другой цветок не выжил бы. У всех… есть свои плюсы.